мальчик хочет в тамбов

Конечно, в «Айсберг» Катя надевать платье не стала. Запрятала его куда подальше. Возможно, зря: знакомые модельки Малиновского, которые тут же обнаружились в ресторане в количестве трёх штук, косились на Пушкарёву с явным непониманием. А когда Роман представил Катю, как свою девушку — ушли, покрутив пальцем у виска. Вот тогда-то и проснулся азарт — захотелось показать этим легкомысленным рыбкам, кто чего стоит. Чего-то же она всё-таки стоит!.. Тем более, что платье лежало в сумке — только достань. Но в итоге Катя сдержалась от секундного порыва — гораздо приятнее было смотреть на то, как Роман динамит симпатичных девчонок в угоду ей, дурнушке Пушкарёвой. Страшно представить, какой кризис личности Малиновский переживал в этот момент! За время, что он провёл с Катей, мог бы уже переспать с двумя по очереди. Всё это ужасно веселило. Катя Пушкарёва — та ещё лгунья и кукловод. А в необычном, соответствующем названию, интерьере ресторана, посреди сияющих голубых стен и свисающих с потолка имитаций огромных сосуль, она, пожалуй, смотрелась даже уместно. Как затерявшийся пингвин, но только в очках. Нет, местечко определённо было неплохим — странным, но не отдавало душным пафосом, как тот же «Ришелье». Роман, судя по всему, знал толк. Держался он хорошо, как и обычно: шутил, хватал за руки — ничем бедственности своего положения не выдал. Клялся в сильных чувствах. Ещё не в любви, нет — для такого признания, скорее всего, планировался особый, торжественный вечер. Но, похоже, Малиновский решил тщательнее отработать тему недопонятого и необласканного: весил Кате на уши тонны «Роллтона» о том, что она одна — такая вот. Что все женщины как женщины, а она не женщина — она чистый эксклюзив. Что тепло в своей жизни он получал только от батареи, а теперь к батарее присоединилась ещё и Катенька. И, наконец, что все в нём видят беззаботного поверхностного балагура, а он может быть очень и очень, между прочим, глубоким. «Ага, как колодец в деревне у бабки, — думала Катя. — Не дай бог быть ведром, которое в него полетит! Об воду шмякнешься — мало не покажется». Пряча лицо за коктейлем всех цветов радуги, Пушкарёва вновь едва сдерживала смех от такой откровенной лжи. С другой стороны, она уже начала к этой лжи привыкать — точнее, потихоньку училась лавировать среди вранья. Если б Катя не знала о плане Романа и Андрея, то она, конечно бы, поверила. А, вооружённая знаниями, она могла улавливать нюансы: например, если Малиновский движется, жестикулирует, склоняет голову на бок — значит, говорит о том, что ему на самом деле интересно. А если его поза остаётся статичной, зажатой — значит, что-то начал выдумывать. Если шею трогает — то вообще звездец! Да-да, Катя читала «Язык телодвижений». Не думала, что когда-либо пригодится, но в общении с Малиновским всё прочитанное начало всплывать в памяти само собой. Поэтому, отвечая на показную пылкость Ромы, она старалась держать ладони открытыми — это считалось признаком искренности. Нет, ну вдруг Малиновский тоже читал. Хотя вряд ли, конечно. Ну а когда Рома снова начал целовать Катю в машине, возле её подъезда, мысли о всех нужных и ненужных телодвижениях испарились сами собой. Тело отвечало так, как ему надо: трепетало и тянулось навстречу. И плевать было этому чёртовому телу, кто там поблизости — друг или враг, любимый или нет. Влажность и сладкая мягкость чужих губ, теснота машины и тихие выдохи «Катя… Катя…» делали своё дело. А когда Малиновский легонько провёл подушечками пальцев за её ухом, придерживая за горло — она вообще чуть с ума не сошла. Интересно, это у всех женщин так?.. Выйдя из Вольво, очень хотелось нырнуть в сугроб. Приходилось признать, растирая ярко-алые щёки — алкоголь здесь ни при чём. И это пугало ничуть не меньше, чем открытие с платьем. Легко было любить Андрея Палыча издалека, имея право только на крохотное фото в ящике стола. Ходила себе тенью по офису, мечтала о чём-то. В робких фантазиях представляла, как получит удовольствие только от него одного. А в итоге что получилось? Первый попавшийся мужчина (да ещё и самый ужасный из всех возможных) всего лишь поцеловал её — и всё, поплыла. Получается, не такая её любовь и самоотверженная? Не такая уж и чистая? Как это можно — любить одного и при этом реагировать на поцелуи другого?.. А, может, всё дело в обиде на Андрея? Это ведь не рядовое «наорал» или «забыл в кабинете». Тут всё гораздо серьёзнее. Есть ли ещё то ощущение трепета, которое она испытывала при первой встрече с ним? Самоанализ давался сложно, поэтому, чтобы отвлечься, Катя исполнила свою недавнюю задумку — привела окончательно проспавшегося и посвежевшего Зорькина в «Зималетто». Коля с новой причёской, в новом костюме и новых очках выглядел практически сногсшибательно. С Катей из лифта они вышли под ручку, довольные и счастливые. Причём Зорькин теперь был полноценной Эсмеральдой, а Пушкарёва так и оставалась Квазимодой. — Доброе утро, — вежливо поздоровался Коля с Машей, подходя к девушке и целуя ей руку. — Меня зовут Николай Зорькин. Катя, наверное, уже рассказывала обо мне… От восторга дыхательный центр Маши дал сбой. — Да! — почти завопила она, прерывисто вдыхая. — Да, рассказывала! Ох, боже… Вы Катин жених, да? Боже! Доброе, очень доброе утро! — И, набрав в лёгкие побольше воздуха, заорала что есть мочи: — Дамочки!!! Быстро все сюда! Тут такое… такое! Дамочки, которые ещё толком не успели разбрестись по рабочим местам, тут же скучковались обратно, с энтузиазмом облепив несчастного Зорькина. — Пушкарёва, — тихо, не переставая улыбаться, пропел Коля, — я тебе что такого сделал? Ты за что меня так ненавидишь? — Коля, не преувеличивай, — так же улыбаясь, ответила Катя. — Поверь, один день не сравнится с тем, что я испытываю здесь постоянно. — Ах вот как. Типа страдаю я, значит, и ты страдай? — А ты что, не друг мне, что ли? Улыбайся, Зорькин, улыбайся… Девочки, воззрившись на Зорькина, как на восьмое чудо света, заговорили наперебой: — Катя столько про вас рассказывала! — радостно пролепетала Шура. — Да она всё время только о вас и говорит! — не упустила случая приврать Таня. — Правда, что ли? — едва сдерживаясь от издевательской усмешки, спросил Коля. — Ещё какая правда, милый, — застыв в улыбчивой гримасе, ответила Катя. — Мы считаем, что Кате с вами очень повезло, — дружелюбно сказала Света. — Хорошего, верного мужчину — днём с огнём не сыщешь. — Просто несказанно повезло, — присоединилась Амура, пряча в своём голосе огромную иронию. — А уж в верности Николая сомневаться не приходится. — Амурчик, ты уже карты, что ли, раскинула? — хохотнула Тропинкина. — Типа того, — ухмыльнулась Буйо. Они с Катей обменялись понимающими взглядами. Ощущение общей тайны, в самом деле, веселило. И никто не понял, почему Амура сегодня выпрямила волосы и надела облегающую белую рубашку. Все подумали — решила сменить имидж. Катя и сама бы так подумала, если б до этого не успела пообщаться с Амурой ближе. Её редкие, но красноречивые взгляды на Зорькина говорили сами за себя. Только Коля, дуб дубом, ничего не замечал, с нетерпением ожидая того момента, когда он предстанет перед Клочковой. Выйдет из пены морской — и бросится к её ногам. Хоровод вокруг новогодней ёлки, которыми на данный момент являлись сцепившиеся намертво Катя и Зорькин, нарушил шум открывающихся дверей лифта. Из лифта вышел Малиновский, собственной персоной. Мгновенно оценил обстановку и придирчиво спросил: — А что здесь происходит? — Да вот, — почему-то со злорадством ответила Маша. — Жених Катин к нам пожаловал, Роман Дмитрич. Знакомимся, стало быть. — Ах, Николай, — мило улыбнулся Роман, присоединившись к женскому хороводу и пожав Зорькину руку. — Рад, рад видеть вас, мой юный друг. Как себя чувствуете после знаменательного вечера? Надеюсь, уже лучше? — Спасибо, гораздо лучше, — смутился Коля. — Вы уж извините, что так… вышло. — Да ладно, ладно, с кем не бывает! Все мы иногда не рассчитываем с дозой. — Не поняла, — встряла Шурочка, обратившись к своему шефу: — Вы что, уже знакомы с Николаем? Как?.. Пока очень хитро улыбающийся Роман не ответил что-нибудь в рифму, вмешалась Катя: — Девочки, это долгая история. Я вам за обедом расскажу. Девочки тут же загалдели: — А Николай с нами на обед пойдёт? — Мы же хотели пообщаться, узнать вас получше! — Увидеть, наконец, что за счастье нашей Катюхе перепало! — Милые девушки, спасибо, конечно, но пообедать я собирался до… — договорить бедный Зорькин не успел, потому что Катя тут же наступила ему на ногу. — Конечно, пойдёт, девчат! — широко улыбнулась она. Зачем ей это было нужно, она до сих пор не знала. Наверное, интрига ради интриги. Амура едва заметно посмеивалась, Коля не мог скрыть тяжёлые вздохи, девочки пребывали в священном экстазе, Малиновский неоднозначно щурился и крутил в мозгу что-то своё. Предновогодняя вакханалия!.. Почему бы и нет? — Катенька, — Рома задержал взгляд на до сих пор сцепленных руках Пушкарёвой и Зорькина, — а не могли бы вы пройти ко мне в кабинет? — Зачем, Роман Дмитрич? — полюбопытствовала Катя, чувствуя себя хорошо как никогда. — Да всё тех же польских поставщиков дообсудить, — хмыкнул Малиновский, — будь они неладны. — Что-то слишком часто вы в последнее время поставщиков обсуждаете. — Маша Тропинкина стала ещё более ехидной. — Николай, а вы Катю не ревнуете? — К кому? — совершенно не вдуплил Николай. — Ну как. К Роману Дмитричу. Он её, — мстительно сказала Маша, — даже на обед как-то приглашал. Катя едва сдержалась от того, чтобы закатить глаза. Хороша подружка, сдавать со всеми потрохами! С такими подругами — и врагов не надо. Неужели до сих пор ревнует Малиновского? Ну, это надо умудриться — ревновать того, кто никогда тебе не принадлежал. Ох, Маша-Маша, знала бы ты… — Да? — заторможенно переспросил Коля, а затем неожиданно усмехнулся: — Ничего, дома разберёмся! — Это как же мы разбираться будем, женишок? — развеселилась Катя. — Пожалуюсь на тебя твоему папе. Он тебя быстро научит тому, что нельзя общаться с посторонними мужчинами наедине. И ужина лишит, да. Девочки озадаченно смолкли, явно удивляясь такому странному общению между женихом и невестой; Пушкарёва, продолжая смеяться, наконец, отсоединилась от Николая и подошла к Малиновскому. — Ладно, Роман Дмитрич. Пойдёмте, обсудим всё. Хоть мне и придётся лишиться из-за вас ужина, но что поделать? Поставщики важнее. — Не бойтесь, Катюш, — залихватски ответил Рома, — я вам закажу доставку если что. — Учтите, вы пообещали, — хмыкнула Катя. — Амур, возьмёшь пока Колю на себя? Проведёшь по нашим пенатам? — Да без проблем, — Буйо подошла к Коле, слегка поправляя причёску. — Ну что, господин Зорькин? Пойдёмте навстречу приключениям? Обещаю, одно из них будет очень познавательным… — Пойдёмте, конечно! Коля, по непонятным для остальных девочек причинам, обрадовался. Наконец он увидит свою вожделенную нимфу! Хотя бы краем глаза. В итоге две парочки гордо удалились, оставив остальных в совершенных непонятках. В кабинете Рома не стал терять времени и, прижав Катю к стене, поцеловал. Поцелуй получился медленным, размеренным и так некстати выбивающим почву из-под ног. Не прильнуть к горячей груди не вышло. Одышка и тахикардия в двадцать три — это, конечно, серьёзно. — Катя, — протянул Малиновский, как и вчера, лаская её большим пальцем за ухом, — я так соскучился. — Я тоже соскучилась, Ром, — прошептала Пушкарёва, с запретным наслаждением запрокидывая голову, — очень. — Ты Зорькина своего привела, чтобы я совсем с ума сошёл? — Ревнуешь, что ли? — хитро улыбнулась Катя. — Ты, кажется, разрешил мне оставить его номер в памяти телефона. — Я вообще-то сказал, что подумаю! — Роман в шутку нахмурился. — И думаю, между прочим, до сих пор. Вы так крепко держались за руки… Со стороны и не скажешь, что просто друзья. — Мужчина снова мимолётно прижался своими губами к её губам. — Я ж не железный, Катюш!.. — Ром, — Катя нашла в себе силы мягко отодвинуть его и сесть в кресло, — ну девочки же до сих пор думают, что он мой жених. — Ну так и пусть думают дальше! Обниматься же с ним для этого необязательно. — Да ладно тебе, — легко ответила Пушкарёва, — мы же не целуемся, в конце концов! Но Коля — мой лучший друг, для нас в порядке вещей приобнять друг друга или подержаться за руки. Да, между мужчиной и женщиной может быть такой тесный контакт — и это вовсе не значит, что между ними что-то есть. — Как строго ты это говоришь! — улыбнулся Рома, тоже садясь на своё место. — Как будто рассказываешь очень важную тему на уроке. — А это действительно очень важная тема, — Катя кинула на Малиновского очень лукавый взгляд, — дружба между мужчиной и женщиной. Почти как бог — люди до сих пор спорят, существует она или нет. — Не знаю, Кать, — пожал Роман плечами, — лично я в это верю слабо. — Ну в тебе я и не сомневалась, — издала смешок Пушкарёва. — Неужели ты ни с одной женщиной не дружил? — О чём ты! У меня и среди мужчин-то друзей не так много — а близкий так вообще только Палыч. — Ну тогда постарайся понять, что для меня Зорькин то же самое, что для тебя — Андрей Палыч. Это же очень просто. — Ох, Кать, — прищурился Рома, — ты не женщина, ты лиса Алиса! Чтобы тебя постигнуть, нужна вся жизнь. И той не хватит. Пушкарёва рассмеялась, легко запрокинув голову. — Я начну копить твои прозвища. Ящик Пандоры, чистый эксклюзив, лиса Алиса — и самое главное, что не женщина. — Конечно, я не то хотел сказать, — весело ответил Роман, — таких женщин, как ты, ещё поискать. А если говорить о дружбе между мужчиной и женщиной, я убеждён, что она может просуществовать ровно до того момента, пока кто-то один из них не поймёт, что с другим можно переспать. А такие моменты — они всегда, рано или поздно, наступают. — Пошляк! — Катя потянулась через стол и хлопнула Рому по руке. — Не переживай, нам с Колей это не грозит. Я с тобой, он сохнет по Клочковой. Шансов никаких. — Ты ему вообще сказала, что мы встречаемся? Девушка тут же сделалась виноватой: — Ещё нет. — Почему? — Ну… это слишком серьёзная новость. Её просто так не расскажешь. — Но вы же лучшие друзья, — напомнил Рома, — неужели ты Коле не доверяешь? — Доверяю, — кивнула Катя. — Очень доверяю! Но, Ром, я же никогда ни с кем не встречалась. Ты первый — и Коля на правах друга будет очень переживать. — Что, неужели я такой страшный и ужасный? — Малиновский усмехнулся. — Да не в этом дело. Он в любом случае будет за меня переживать — пусть хоть Бред Питт начнёт за мной ухлёстывать. Хотя… — Катя мечтательно закатила глаза, — это я, конечно, замахнулась. Какой ещё Бред Питт? Бред какой-то! Малиновский тут же, не думая о грязных ботинках, уселся верхом на край стола, подкатил Катино кресло к себе и наклонился к девушке. — Вот именно, Катюш, что бред, — сказал он ей прямо в губы. — Надеюсь, его номер ты не раздобудешь. А не то я тебя знаю, ты могла бы. — Я скажу о нас Коле, — улыбнулась Катя, — обязательно скажу. Но сначала подготовлю его. — Посмотри, какая забота о чувствах! — недоверчиво ответил Рома. — Ох, Катя, Катя… Он оставил лёгкий поцелуй за треклятым ухом, которое лучше бы, наверное, отвалилось, и мучительно прошёлся по линии подбородка. Насколько же было проще, когда он срастался с Катиной рукой. С рукой хотя бы всё было целомудренно! — Ром, — тихо сказала Пушкарёва, игнорируя свою дрожь, — Ром! Мне идти надо. Рабочий день уже начался. Ты же знаешь Андрея Палыча — орать будет. — Да, — Малиновский с неохотой отстранился, — кто ж, как не я, знает Жданова. Придётся тебя выпустить из заточения, хотя я с радостью оставил бы тебя себе. — Кстати, — в Катином взгляде появилось предвкушение, — там же Коля по идее должен с Викой знакомиться! Такое шоу нельзя пропустить. — Чёрт, да я и сам бы на это посмотрел! — зелёные глаза Малиновского загорелись интересом. — Пошли скорее! Когда они оказались в коридоре и прошли мимо удивлённой Шуры, Пушкарёва, потирая руки, сказала: — Кстати, я должна быть тебе благодарна. — Это ещё за что? — удивлённо спросил Роман. — За то, что твоё существование поможет мне свести Колю и Амуру. — Это как? — рассмеялся Малиновский. — Ты всё-таки надумала воспользоваться моим предложением и устроить им свидание на крыше? — Нет, это ещё рано, — отмахнулась Катя. — Я про то, что Вика была от тебя якобы беременна. — А это здесь каким боком? — Заработались вы, Роман Дмитрич, — Пушкарёва таинственно ухмыльнулась. — Не слышали последних сплетен! — Лишён такой чести, Катенька. У меня, знаешь ли, нет доступа в «Ромашку» и женский туалет. — И очень жаль. Иначе бы ты знал, что Клочкова восприняла эту схему, как рабочую. Теперь она ежедневно вызванивает своего бывшего мужа. — Зачем? — остолбенел Рома. — Чтобы случайно уложить его в постель, а потом снова притвориться беременной. А, может быть, реально забеременеть. — Нда-а! Дела. Господи, мне Викусю даже жалко. От нашей разведки в лице Женсовета даже на том свете не скрыться. Катя, усмехнувшись, покачала головой: — Это они подслушали её разговор с Кирой Юрьевной. Кажется, стены в «Зималетто» очень тонкие. Малиновский, впрочем, намёка не понял. И слава богу. — Что ж, если Коля с Амурой реально когда-то сойдутся, с тебя подарок! — радостно сказал он. — И, поверь, я попрошу не конфеты с открытками. Вика действительно болтала по телефону с бывшим мужем — забыв даже про вечный пасьянс и покраску ногтей. — Да, котик, — ласково щебетала она. — Почему я не могу тебя так называть? Милый, неужели ты не помнишь, как я шептала тебе это на ухо? Ну, ладно, не хочешь быть котиком, можешь быть тигром! Тигр даже лучше — он опасный и сильный, совсем как ты. Тигрёнок мой, я так соскучилась… Я такой дурой была! Что значит ты занят?! Зорькин стоял чуть поодаль — взирал на свою богиню с неизбывной печалью. Сожалел, что ему никогда не быть тем самым котиком и тигром. Рядом с ним стояла Амура, которая глядела на Колю с не меньшим сожалением. — Ну, как он? — спросила Катя Амуру. — Ранен или убит? — Пока непонятно. — Амура пощёлкала пальцами перед самым Колиным носом: — Эй! Алло! Коля не отреагировал. — Видите. Случай безнадёжный. — А пойдёмте-ка присядем на диванчик, — включился Малиновский, — приведём юношу в чувство. Рядом с белым диванчиком стоял большой фикус в горшке; казалось, что даже тот — живее Зорькина. Кате на секунду стало стыдно: она с вероятностью девяносто процентов знала, что будет ожидать её лучшего друга этим утром. И тем не менее — это было нужно. Пусть расстаётся с бесплодными надеждами. Потом ещё «спасибо» скажет. — Вика… — как заведённый повторял Зорькин, — Вика… — Что ж тебя так заело, — посетовал Роман, — знал бы ещё, из-за кого страдаешь! Эй, ну оглянись вокруг. По Москве ходит столько прекрасных женщин — а некоторые прям совсем рядом, в шаговой доступности. Глупо переживать из-за одной. — Да, — живо продолжила Катя, — вон, в том же «Зималетто»! Целый цветник. Выбирай не хочу. — И кого ты мне посоветуешь? — голосом робота спросил Коля, глядя в одну точку. — Подруг своих, что ли? — А почему бы и нет, — снова встрял Малиновский, — у нас девушки, между прочим, все как на подбор! От любой можно голову потерять. Амура посмотрела на мужчину с огромным скепсисом; видимо, хотела сказать, что Роман Дмитрич в этой области — явный спец. Каждый день терял голову от совершенно разных девушек. — Вот, например, Женсовет, — подобралась совсем близко к нужной теме Пушкарёва. — Ага, — грустно хмыкнул Коля. — Пушкарёва, я знал, конечно, что ты меня терпеть не можешь, но не настолько же. — Ну чем плоха, например, Маша? Роман издал короткий хохоток. — Плохой пример, Катюш. — Наткнувшись на возмущённый Амурин взгляд, он тут же выставил руки вперёд: — Ничего личного. — Слишком вульгарна, — безжизненно ответил Коля. — Ценитель хренов, — тихо процедила Амура. — Шура? — без эмоций продолжила Катя. — Очень шумная. И очень высокая. — Света? — Слишком строгая. — А ты не охренел случаем?! — не выдержала Буйо, но Катя быстро успокоила её, взяв за руки. — Ладно, про Таню не спрашиваю, — вздохнула Катя. — А Амура? Подвоха Коля не заметил — слишком был погружён в свои переживания. — Амура неплохая. Но я влюблён в другую, если вы не поняли. — Так, — нервно сказала Амура, высвобождаясь из Катиных рук и поднимаясь с дивана. — Квартет у нас сложился хороший, но я, пожалуй, пойду поработаю. — Что я слышу, Амур! — восхитился Малиновский. — Вы — и поработать! — К вашему сведению, Роман Дмитрич, — Буйо осклабилась, — с Кирой Юрьевной сильно не забалуешь. А вам, — понизила она голос, — рекомендую не таскать Катю в свой кабинет у всех на глазах. У женского коллектива, знаете ли, слишком большие глаза и уши. Рома остался расслабленным. — Да нас с Екатериной Валерьевной вроде бы не в чем подозревать. — Кому-нибудь другому это расскажите, — ответила Буйо со снисхождением. — Хорошего дня. Малиновский посмотрел на Катю, сидящую от него через убитого Колю, и спросил одними губами: — Она что-то знает? — Гадалка, — пожала плечами Катя. — Её не проведёшь. Коля на внешние раздражители по-прежнему не реагировал. И даже появившийся внезапно свирепый Жданов не возымел на него никакого действия. — Друзья мои дорогие! — рявкнул Андрей, огромным, грозным столбом вырастая перед компанией на диванчике. — Я сегодня дождусь кого-нибудь на рабочих местах, а?! Или у нас какой-нибудь внеплановый праздник? Может быть, День взятия Бастилии, чёрт его дери? — Здравствуйте, Андрей Палыч, — улыбнулась Катя. — День взятия Бастилии у нас четырнадцатого июля. — Рад вашим познаниям, Катя. Жаль, что они не идут бонусом к пунктуальности! — Палыч, не ругайся ты, — миролюбиво сказал Рома. — Я Катю вызывал к себе по поводу поставщиков. Она помогала мне разбираться. А теперь, — он кивнул на Зорькина, — у нас тут ЧП. Пытаемся привести Николая в чувство. Немного поостыв, Жданов хмуро поприветствовал гостя: — Доброе утро, Николай. Наконец-то мы с вами познакомимся поближе. Малиновский прыснул: — Палыч, поверь, со стороны это звучит так себе. — Шёл бы ты, звуковик! — гаркнул Жданов. — Работать! Коля всё ещё оставался скорее мёртвым, чем живым. А Катя думала о том, что скоро, возможно, наступит момент истины. Может, оно и к лучшему?