Пока сыпется багровый песок

      22.11.1933. Где-то в округе Нового Орлеана.       — Эй, Алистер… Погоди, не так быстро.       — Топай скорее, котенок. Необходимо избавиться от трупа, пока погода позволяет.       Хаск посмотрел на хрупкую фигурку ведущего, спешно семенящую впереди, после чего прислушался к песне, которую Алистер вновь завел, явно находясь в приподнятом настроении. Почему? Причина сейчас находилась на плече Скотта. Изувеченный в извращенных играх труп офицера Блэквинга, до которого, наконец, удалось безопасно подобраться, да и подошел к разгадке легавый крайне близко, за что, собственно, и поплатился в ходе очередной грандиозной охоты Демона Нового Орлеана с горой нюансов и условностей.       Признаться честно, Харпер даже начал испытывать жалость к жертве, поскольку за семь лет они неплохо сблизились. Блеквинг даже заскакивал время от времени к нему в бар, чтобы промочить горло, особенно, когда начался ужасный финансовый кризис. Вся страна погрязла в нищете, беззаконии и протестах, однако, Алистера и его приближенных это, казалось, совершенно не задело. Радиоведущий, сотрудники и постояльцы отеля, да и сам бармен не ощущали какой-то особо острой нужды или нехватки. В прочем, пояса немного подзатянуть всё равно пришлось даже им.       А что на личном фронте? К сожалению Хаска, всё оказалось не столь радужно. Хоть, казалось, и минуло уже почти семь лет, позабылись старые обиды, однако, дружеской близости или доверия в их преступном дуэте не наступило. Астори, помня глупое непреднамеренное предательство, довольно сильно охладел и отстранился, даже, можно сказать, потерял всякий интерес к своей игрушке, хоть и продолжал делать вид, словно это совершенно не так. Возможно, причиной столь резких перемен стало ещё и странное происшествие, свершившееся примерно в то же время.        Харпер отчетливо помнил, как после посещения пустыря он вернулся домой и завалился спать с гостем в обнимку, потому что темнота и тишина, от чего-то, угнетали в этот вечер особенно сильно. Возможно, из-за отсутствия какого-либо света и непривычки жить самостоятельно. Ничто тогда не предвещало беды. Ночь текла тихо, ведущий расслабленно тихо сопел, видимо, согревшись и успокоившись после крупной, как выяснилось немного позже, истерики. Но мирный сон внезапно растаял, словно дымка. Алистер дернулся, ударил и отпихнул от себя подчиненного, и болезненно закричал. Его руки, живот и ноги объял потусторонний огонь, который обугливал и сжигал плоть, однако, совершенно не причинял вреда окружающему пространству. Пламя исчезло также быстро и внезапно, как и появилось, оставив после себя глубокие тяжело и долго заживавшие раны, оставившие, по итогу, на руках, груди, животе и ногах обширные, довольно уродливые шрамы, которых ведущий, видимо, сильно стеснялся, пытаясь спрятать дефекты под одеждой, даже будучи наедине с теми, кому мог доверить тайны, не беспокоясь, что те выйдут в свет.       Что же стало причиной того спонтанного самовозгорания? Бомба, заложенная в дом ведущего неизвестным, на которой подорвалось вернувшееся теневое существо, недооценив серьезность ситуации и неверно растолковав расплывчатые противоречащие друг другу писки слуг. Однако, как бы они не старались в последствии, злоумышленника найти так и не смогли, а вот сам Астори оказался втянут в очень серьезные и опасные для репутации и тайны слухи и разбирательства. При этом ведущий был вынужден скрывать повреждения и терпеть ужасную боль.       Всё это окончательно разрушило и без того небольшое доверие к людям, а также значительно ожесточило Алистера. Больше не было относительно милосердных смертей для женщин и снисхождения к детям в виде быстрой и почти безболезненной смерти. Да и самому Хаску в «личных встречах» стало доставаться гораздо больше. Побои, унижения, издевательства. Казалось, ничто не могло потушить ярко полыхавшее пламя обиды и ярости. Рассудок Скотта держала наплаву лишь работа в отеле, начавшаяся казаться раем, а также завязавшиеся теплые отношения с Дастом, хоть Харпер и продолжал держать расстояние, чтобы вдруг тому не навредили из прихоти. Правда, через пару лет после этого, в один из вечеров Энджела обнаружили мертвым в его же номере. Передозировка наркотиками.             — Эй, котик, копай под тем деревом. Мне нравится это место. — внезапно вырвал мужчину из воспоминаний тихий ледяной смешок.       — Ты нарочно выбирал место, где будет больше всего корней?       — Заткнись, пока я не сломал тебе ещё несколько костей, и начинай копать. А мы пока пойдем проверим, чтобы в округе не было назойливых охотничков. Нам ведь не нужны лишние свидетели, не так ли? — Астори обернулся и кокетливо улыбнулся, невинно строя глазки.       — Заканчивай уже этот цирк. Делай, что знаешь… Я займусь остальным.       — Хм… Какой послушный ты стал. Знаешь, завести и выдрессировать питомца и в самом деле оказалось неплохой идеей.       — Только счастливее от этого ты так и не стал.       — Не мели чепухи. Ну всё, меньше слов — больше дела.       — Знаешь, ты бы мог сказать хоть раз, что дорожишь мной, или что тебя тревожит на самом деле…       — М? Я ведь говорил.       — Когда?       — Твои проблемы, что не слышал. — весело рассмеялся Алистер, после чего игриво подмигнул, словно дразнясь, и упорхнул, скрывшись в кустах.       Скотт лишь тяжело вздохнул в ответ, скинул с плеча уже остывшее тело и принялся копать яму лопатой, которую всё это время нес в свободной руке. Правда, процесс превратился в самую настоящую пытку, поскольку кореньев в земле было столько, что не удавалось даже нормально вогнать инструмент, но указ есть указ, и злить Астори не особо хотелось, особенно сегодня, когда ведущий из-за некоторых конфликтов на работе и новых грязных слухов был на взводе больше обычного.       Харпер не знал точно, сколько именно провозился с ямой, однако, зарывшись в землю по пояс, он внезапно ощутил странную тревогу, будто бы предчувствие предупреждало о чем-то. Возможно, всё было из-за того, что в лесу внезапно стало как-то слишком тихо. Не каркали вороны, не шуршали звери в кустах и даже ветер не шелестел кронами деревьев. И эту тишину внезапно разорвал лай собак, загоняющих дичь где-то не слишком далеко. И всё бы ничего, можно было бы проигнорировать, быстро спрятать труп и уйти, однако, шум донесся со стороны, куда ушел Алистер, а потом гавканье внезапно сменилось громким скулежом, будто бы на свору кто-то напал. Предчувствуя самый нехороший исход, мужчина встревоженно выскочил из ямы, бросил лопату и помчался в сторону, откуда слышал шум.       Звук выстрела заставил в груди Хаска что-то захолодеть от ужаса. Второй выстрел ускорил сердцебиение, а третий вогнал разум в беспамятство, заставляя мчаться на всех парах к месту охоты. «Матерь божья! Это не олень!»,— внезапно донесся чей-то испуганный крик, заставляя Скотта на мгновение затормозить в попытке осознать услышанное, однако, чужой вопль боли вновь заставил мужчину сорваться с места.       — Алистер! — невольно сорвался с его губ отчаянный крик. Скотт выскочил из кустов на какую-то поляну и опешил, увидев сперва как тень в ярости терзала на куски какого-то незадачливого охотника, затем взгляд упал на убитых и разорванных собак, разбросанных по поляне, а уже после и окровавленного ведущего, тяжело дышащего и тихо болезненно хрипевшего на земле. На ватных ногах мужчина подошел к раненому и рухнул на колени, осторожно переворачивая спутника с живота на спину и взволнованно осматривая.       — Х…Хаск… — тихо прохрипел Астори, и закашлялся, едва ли не захлебываясь кровью.       — Тише… Я здесь. — дрожащим голосом едва слышно проговорил Харпер, бережно поднимая товарища на руки и прижимая к себе. Он спешно одной рукой расстегнул чужую куртку, жилет и рубашку, перепачканные обильно бегущей кровью, после чего окинул ранения взглядом. Одна пуля пробила плечо, одна грудь и одна живот. И если ранение легкого ещё можно было расценить, как серьезное, но пока жизни не угрожающее, то пуля поразившая печень была смертельна. Скотт дрожащей ладонью зажал рану на животе, заставив Алистера дернуться и болезненно вскрикнуть.       — Э…Эй... — тихо сдавленно прошипел мужчина, сжав своей, изодранной собаками, рукой чужую ладонь. — Мне б…больно…       — Тише… Побереги силы. — Скотт склонился и нежно коснулся губами макушки, ощущая, как бешено бьется сердце, а щеки обжигают горячие слезы. — Не бойся, я рядом. Сейчас остановим кровь и вернемся в город. Врачи помогут…       — Не глупи… Мы оба знаем, что одна из этих ран смертельна. Я не доживу, даже если ты полетишь на всех парах прямо сейчас.       — Не сдавайся раньше времени! Ты не можешь сдохнуть вот так!       — Ты прав… Эй… А помнишь, как я убил твою семью? Как зарезал жену… Как заставил убить собственными руками дочь? Как истязал тебя все эти годы? Как насильно пихал в тебя мерзкие, не годящиеся для нашего употребления души?       — Это убийство было почти восемь лет назад! Слишком много воды утекло. Да и на остальное я не так и зол. У тебя были причины так поступать. К чему ты это вообще вспомнил?       — Пора свершить свою месть, глупый котик. Это твой последний шанс. Лучше возможности уже не будет.       — Не говори ерунды!       — Прошу…       — Ты не умрешь! Слышишь меня?       — Решайся скорее. У тебя заканчивается время.       — Я… не смогу… — Харпер крепче прижал к себе ведущего, тихо плача. — Не уходи, Ал… Борись… Используй какую-нибудь странную вуду-штуку, чтобы подлатать себя. Ты ведь можешь…       — Я не способен на это… Рана слишком глубока и серьезна. Прошу… Сделай это, если в тебе осталась хоть толика былой жалости, о которой ты когда-то говорил. Мне… так больно…       — Тише… Тебе скоро станет легче. Побереги силы.       — Сделай это… Прошу… Я не хочу умирать от рук какого-то полоумного слепого охотника, который даже не может отличить оленя от человека… Закончи эти мучения… Или… Ты всё-таки ненавидишь меня настолько, что хочешь, чтобы я умирал как можно дольше и болезненнее в стыде и позоре?       — Конечно я этого не хочу!       — Тогда сделай. Помнишь, я подарил тебе пистолет на пять лет нашего партнерства? Он при тебе?       — Разумеется.       — Тогда чего ты ждешь? Действуй. Сегодня, наконец, настал день, когда ты отомстишь за все и станешь свободен. Разве не чудесно?       —Хорошо… Я… Сделаю, как ты хочешь. — с трудом выдавил из себя Хаск, мягко прижимая к себе и поглаживая собеседника, словно пытаясь того согреть или успокоить. Скотт осторожно уложил на землю ведущего, видя, что тот уже начинал понемногу затормаживаться и отключаться от слишком большой потери крови. Достав из потаенного кармана куртки выглядящий новым черный кольт, мужчина зарядил оружие и поднялся, наводя дуло пистолета на чужую голову и попутно пытаясь унять сильную дрожь в руках.       — Прощай… котенок… Время… проведенное с тобой… было… веселым.       — Жаль, что не могу сказать того же тебе…       — Ха-ха-ха… Как жестоко. — сквозь боль страдальчески усмехнулся Астори и прикрыл глаза, пряча под длинными густыми ресницами взгляд, полный отчаяния и страха. — Погоди… Прежде чем… выстрелишь… Позволь сказать ещё кое-что…       — Не порти момент всякими несуразными шуточками, как ты любишь это делать.       — Мне... жаль… — тихо прошептал Алистер, виновато улыбнувшись, только вот, его едва слышимые слова заглушил громкий выстрел, обрывая тоненькую ниточку жизни, гася крохотный тлеющий огонек. Всё закончилось. Скотт неверяще выронил оружие, глядя на остекленевший взгляд и вымученную горькую улыбку. Мужчина рухнул на колени, ощущая себя до ужаса странно. Непривычная легкость от освобождения граничила с болью утраты. Дрожащая ладонь едва ощутимо легла на чужие веки и легким движением закрыла те.       — Всё закончилось… -неверяще пробормотал Скотт, глядя на чужое лицо. Его пальцы мягко скользнули под веками, смахивая поблескивающую влагу, затем по нежной теплой скуле, а после мягко стерли с губ свежую кровь. — Кто бы мог подумать, что сам Алистер, Демон Нового Орлеана, погибнет так глупо и бесславно? Настолько нелепо, что даже тошно. Прости, что так и не смог достучаться до твоего сердца и не смог спасти из той ледяной тьмы. Взрощенный в чужой ненависти и презрении, напуганный чужой жестокостью, ты так и не смог никому открыться, так и не ощутил тепло настоящей любви. Прости, что не заметил твои попытки сблизиться, что так глупо предал твое доверие, не понимая, как сложно тебе было на это решиться. Прости, что причинял боль, вновь и вновь заставляя почувствовать себя неважным и ненужным. Прости, что постарался все исправить, когда было уже слишком поздно. В прочем, нельзя построить дружбу, основываясь на чувстве обиды и жажде мести. В конце концов, ты убил мою семью и причинял боль мне. Ты получил по заслугам, маленькое чудовище. Моё давнее желание, наконец, сбылось.       Внезапно внимание Харпера привлек крохотный бесформенный с рваными потрепанными краями огонек с тусклыми неровными следами, похожими на шрамы или неровно склеенные трещины, который мягко взмыл из тела и плавно опустился на когтистую темную ладонь. Существо с ледяной усмешкой проглотило последний фрагмент. Появившийся кислотно-зеленый шипастый энергетический ошейник с тихим хлопком и звоном разлетелся на части и исчез, унося с собой и теневую завесу, открывая взору такой знакомый, но такой чужой демонический облик Аластора. Существо усмехнулось шире, глядя на труп, после чего подошло ближе.       — Вот и всё, мой дорогой друг. На этом наша веселая игра завершена. Так жаль… Ты был такой великолепной куколкой... — когтистая ладонь мягко прошлась по спутанным волосам, поправляя и приглаживая. — Я бы поиграл ещё.       — Ты нарочно подставил его под первый выстрел?       — Увы, но это была лишь случайность. Я не собирался избавляться от него сегодня. И не думал осуществлять подобное таким страшным способом. Всё-таки он был моим дорогим другом.       — И что теперь будет с его душой?       — Что? Хм-м-м… Дай-ка подумать… -Аластор раскрыл ладонь, на которой возник огонек, сшитый воедино из красных и черных потрепанных лоскутов полупрозрачной салатовой нитью. — Наверное, получит по заслугам и растворится в вечных муках. Очаровательная, правда? Такая истерзанная и одинокая… Никем не оскверненная, не знавшая ни настоящего тепла, ни любви, ни ласки, дрожащая в страхе, изнывающая от одиночества, мерзнущая в отчаянии и несмолкаемо болящая. Прекрасна, верно? Что это за испуганный взгляд? Разве ты его не ненавидишь? Разве тебе не всё равно, что с ним будет теперь? Разве ты не хотел отомстить ему все эти годы? Не хотел освободиться от гнета? О! Придумал! Давай заключим сделку, котенок?       — Сделку?       — Сыграем в одну игру. Если победишь, я отдам его душу тебе, и ты сможешь сделать с ней всё, что только захочешь. Отыграешься по полной программе за все те годы, что он издевался над тобой, или просто съешь, чтобы стать сильнее.       — А если выиграешь ты?       — То тогда твоя душа станет моей.       — Убьешь меня и поглотишь?       — Что? Нет-нет-нет. Это ведь так скучно. Станешь моим ручным зверенышем, когда помрешь сам.       — Когда… умру сам?       — Уж больно твои страдания в теле смертного занятные. Хочу насладиться ими сполна. Ну так что, по рукам? — Аластор протянул свободную ладонь, загоревшуюся тем же самым пресловутым зеленым светом, от которого Хаска уже начинало тошнить, но, при этом, каждый раз вгоняя душу в странный трепет и тревогу. Скотт первое время сомневался, поскольку помнил предостережение Алистера, брошенное вскользь однажды. Однако, соблазн от азартной игры со ставками, а также ценный приз оказались сильнее здравого смысла.       — Идет. — мужчина уверенно пожал руку, заключая сделку. — И во что играем?       — Можешь предложить, что угодно.       — Совсем что угодно?       — Да.       — Может, тогда покер?       — Хорошо. — существо усмехнулось и щелкнуло пальцами. Мир вокруг внезапно преобразился, и лесная картина сменилась на пустую комнату, затянутую полумраком и табачным дымом, посреди которой находился покерный стол и горела одна единственная тусклая лампа. — У каждого будет по сто фишек. Мои красные, твои синие. Выиграет тот, кто сможет заполучить все фишки, и свои, и противника. Вопросы?       — В какой вариации играем?       — Классика. Но, если хочешь, можем выбрать что-то посложнее и интереснее.       — Классика подойдет. — Скотт сел на свое место и принялся тасовать карты, глядя на демона, удобно расположившегося напротив.       Началась игра. Несколько пробных ставок и ходов, чтобы проверить соперника, обмен фишками, и вот Харпер ощутил, что может справиться. Постепенно борьба набрала обороты. Немного удачи тут, немного мухлежа там, и вот спокойно улыбающийся Аластор уже лишился половины всех своих фишек. Скотт невольно отметил, что всё идет как-то слишком легко и складывается слишком хорошо, ведь раньше Астори его практически постоянно обыгрывал. Правда, свои проигрыши мужчина тогда спихнул на то, что просто не знал и не понимал эмоций Алистера и его мышление. И тут до него дошло, что перед ним сейчас сидит не его бывший босс, а некто очень напоминающий его.       Словно учуяв чужое смятение, Аластор недобро усмехнулся, и игра внезапно переменила ход. Казавшийся проигрывающим демон внезапно вырвался на лидирующие позиции, занимая доминантное положение и не оставляя своему противнику ни единого шанса. Сначала восстановился баланс фишек у играющих, вновь уравнивая шансы, а потом синяя горка начала стремительно таять, пополняя счет оппонента всё новыми и новыми трофеями.       — Вот и всё, котенок. Это конец. — злорадно рассмеялось существо, вскрыв самую сильную комбинацию и забирая на свою сторону последние фишки.       — Как же так?.. — растерянно пробормотал Скотт, неверяще глядя на горку на чужой стороне. Внезапно он ощутил на шее сильное жжение, а потом кожу сковал полупрозрачный шипастый ошейник ядовитого зеленого цвета.       — Уговор есть уговор. Радуйся своей никчемной жизни, пока колотится твоё жалкое сердечко. — хохотнул Демон. Внезапно иллюзия рассеялась, и Хаск обнаружил, что они вновь стоят в лесу, на том же самом месте, и время, казалось, было то же самое, что и до игры. —Приберись здесь. У тебя в этом лесу ещё полным-полно тел, которые нужно спрятать. И ты ведь ещё помнишь, куда нужно отнести нашу прелестную сломавшуюся куколку?       — Д…Да…       — Прекрасно. Что ж… На этом мы пока с тобой простимся.       — П…Погоди…       — В чем дело? Я сейчас не намерен давать тебе шанс отыграться.       — Нет… Просто скажи, что теперь будет с его душой? Его и в самом деле теперь ждут лишь страшные муки?             — Что? Хм-м-м… Он всегда думал, что я стану терзать его, также, как некоторые другие души, до скончания времен. — Аластор хищно усмехнулся и сжал комок, выдавливая из повреждений и стыков нечто похожее на кровь и слизнул, после чего на второй руке проявил недавно заполученный кусочек, не добавленный к остальным. — Но правда в том, что я не хочу этого делать. Мы с моим дорогим другом всегда будем вместе, и я его никому не отдам. Но понадобится время, чтобы очистить последний фрагмент и воссоединить с остальными. Я избавлю его от боли, с которой он жил все эти годы, сделаю, наконец, счастливым, как он этого и заслуживал. Правда есть один нюанс. Когда он вернется, то уже не вспомнит ни каким был я, ни тебя, ни даже того, кто он сам такой. Забудет всю свою прошлую жизнь. В прочем, это уже незначительные мелочи. Чао, глупый котеночек. Сожалей о своём поступке и утратах. Навестим тебя как-нибудь потом.       С этими словами демон исчез, словно растворившись в воздухе. Харпер достал из портсигара одну «особую» и закурил, осознавая, что очень сильно облажался вновь. Он присел и мягко погладил мертвого спутника, ощущая, как к горлу подкатывает ком, а сердце сжимается от тоски. За годы, проведенные вместе, он сильно привязался к Астори и слишком привык к его компании и делам, что они проворачивали вместе. А теперь всё закончилось, и Скотту все не удавалось это осознать. Он не понимал, что ему делать со всей этой вернувшейся на некоторое время свободой.       Немного приведя эмоции в порядок, Хаск отправился заниматься делами. Сначала он вернулся и закопал тело Блэквинга. Останки охотника и собак он решил бросить на поляне, ведь было похоже на то, будто их всех задрал разъяренный гризли. Преобразившись, Хаск хвостом обхватил лопату и бережно поднял на руки заметно похолодевшее тело Астори, двинувшись к поляне, показанной когда-то давно. Он зачарованно смотрел на чужое спокойное лицо, то и дело ловя себя на мысли, что ведущий просто спит или находится без сознания. Только вот, с его приоткрытых губ больше не доносилось тихого дыхания, под пальцами в грудной клетке не трепетало сердце, а кожу больше не грело тепло жизни.       Путь до нужного места показался целой вечностью. Скотт устало присел под сплетенными деревьями и бережно прижал к себе ношу, словно пытаясь отогреть выглядящего спящим глубоким сном ведущего. Харпер всё не мог отделаться от мысли, что сейчас Астори легким элегантным движением смахнет с себя кровь, а потом легко и заливисто рассмеется, сказав, что просто пошутил, после чего усмехнется в своей фирменной манере, приведет себя в порядок и прикажет возвращаться домой.       — Эй, Алистер, смотри… Снег пошел… — тихо прошептал мужчина, подняв голову к небу и глядя, как крупные белоснежные хлопья в медленном вальсе опускаются на землю. — А помнишь утро перед твоим похищением мафией из Лас-Вегаса? Ты тогда так чудесно смеялся и танцевал… Был похож на диковинную куклу неземной красоты. Тогда я понял, что больше не хочу вредить тебе, что хочу защитить этого тебя и твою настоящую, чистую улыбку, полную неподдельной радости. Вот только поводов для улыбок я тебе так и не подарил. Ты дал мне всего один шанс, всего раз опустил защиту и потянулся к свету, а я упустил этот момент и не спас тебя. Как и все, я причинил тебе лишь боль, и ты уже более не позволил мне исправить эту оплошность. Ты замкнулся в себе, отрекся от своих чувств и желаний, смирился с мыслью, что никому не нужен. Как же мне хотелось развеять это заблуждение и подарить тебе хотя бы день, полный нежности, тепла, ласки, заботы. Но ты не смог. Не успел достучаться до тебя вновь. И даже на краю жизни я причинил тебе лишь боль. Прости, мне не следовало врать, что я не был счастлив знакомству с тобой. Должно быть, я ударил по слишком больной ране, слишком привыкнув язвить в ответ. Стыдно осознавать, что в самые последние мгновения ты ощутил лишь боль от отречения и горечь. Ты даже заплакал от обиды... А ведь когда-то давно я мечтал, что вгоню твою душу в агонию и заставлю жалеть о нашей встрече. Только тогда я не знал, как много и какую сильную боль ты уже прятал в себе и как сильно от неё страдал, не зная покоя. Но чем больше я тебя узнавал, тем меньше во мне оставалось обиды или ярости. Теперь, правда, слишком поздно жалеть обо всем содеянном. Ты больше никогда не проснешься, ведь так? Я больше никогда не увижу твое милое личико, твои чудесные глаза, твою обворожительную улыбку… Твой чудесный голос больше не пожелает миру доброго утра, не споет замечательных песен… Ты больше не засмеёшься, не прошепчешь какие-нибудь игривые глупости … А я больше никогда не смогу тебя обнять, не смогу прижать к себе это истерзанное хрупкое тельце, долгие-долгие годы не знавшее защиты, тепла и ласки… Прости, что не смог подарить тебе счастья, которого ты отчаянно жаждал в глубине души на протяжении многих-многих лет. Прости, что не смог спасти от тьмы, овладевшей тобой, от безумия, сломавшего тебя. Я знаю, это конец, но я не хочу говорить «прощай»… Не хочу отпускать тебя. Но, полагаю, пора уже приняться за дело и со всем покончить, да? Не стоит тебя вынуждать начать считать… Ты всегда был ужасно нетерпелив.       Харпер нежно провел ладонью по холодной щеке, смахивая снежинки, попавшие на лицо, горько усмехнулся и мягко уложил тело. Взяв лопату, он выбрал под нужным деревом местечко получше и принялся копать могилу, ловя себя на мысли, что он не скорбел о потере семьи так, как сейчас горюет из-за утраты одного психопатичного убийцы. Вырыв яму поглубже, Скотт устлал дно помятыми еловыми ветками, чтобы было мягче, после чего бережно спустил и уложил труп, ощущая очередной невыносимо болящий укол. Хаск горько усмехнулся, утирая слезы рукавом, после чего выбрался на поверхность и принялся закапывать. С каждой новой лопатой в его душе что-то тихо билось и разлеталось миллионами острейших осколков, раня душу и вонзаясь в старые раны, будя новые волны боли. И эти осколки выходили наружу, таяли и превращались в скупые горькие слезы.       И вот, наконец, дело было завершено. Мужчина утомленно присел рядом, достал флягу и опустошил залпом, пытаясь залить дыру, образовавшуюся в груди. Он мягко похлопал свежий холмик и закурил, надеясь, что хоть с дымом через его легкие выйдет эта острая боль и отчаяние. Но ничего не помогало, и слезы новым и новым потоком рвались наружу, травя и без того больную душу, вызывая всё новые волны стыда за столь болезненное прощание. Хаск и сам не понимал, почему внезапно поступил столь жестоко, зная, что Астори остро среагирует на подобное. Жажда мести? Сомнительно, ведь обиды за смерть жены и дочери давно скрылись где-то в глубине души, перестав о себе напоминать. Ненависть из-за жестокого отношения? Тоже мимо. На самом деле, Харпер был готов признать, что к нему Алистер был чрезвычайно мягок и милосерден, учитывая, как время от времени тот издевался над своими жертвами и трупами, да и без причины Алистер никогда не трогал своих подчиненных.        Просидев, вспоминая прошлое, ещё несколько часов, пока не стемнело, Скотт, наконец, поднялся, тихо буркнул сухое прощание, после чего взлетел и покинул злополучный лес, мысленно отмечая, что будет нужно будет облагородить свежую могилку и поставить хоть безымянное надгробие, а также принести цветы, ведь кроме него больше никто никогда не придет навестить усопшего. В прочем, он понимал, что там осталось лишь тело, в то время как душа Астори оказалась в руках демона. Оставалось лишь как-то безопасно для себя и их дела сообщить всем, что Алистер мертв, а также пережить очередные разборки полиции, ведь те наверняка так просто всё не оставят, особенно, когда исчез один из их лучших офицеров. Правда, обо всем этом Харпер думать уже не хотел и решил, что будет решать вопросы и проблемы уже по мере поступления, пустив жизнь по течению. В конце-концов, он не знал, сколько ещё протянет и что его ждет впереди, а вот моральных сил для борьбы не осталось и вовсе. И пусть перспектива загробного рабства, с одной стороны, пугала, но, с другой, ему жутко не терпелось вновь увидеть ставшее столь родным и знакомым демоническое лицо, а также, возможно, каких-то своих близких знакомых. Но это всё ждало где-то там, впереди. До того момента ещё нужно было как-то протянуть. А сейчас, в ближайшем будущем, была в перспективе лишь огромная головная боль и трепка нервов.