Трое в лодке, нищета и без собаки

Жгучий свет, противно режущий по глазам и оставляющий шрамы в виде белесых мушек, стены, цвета чуть нежнее, чем трупные пятна, и мельтешащие из палаты к палате врачеватели. Атмосфера малоприятная. А для Роджерса и вовсе отвратительная. По многим причинам. Но стабильно раз в год, седьмого сентября он продолжал приезжать сюда, и, раз за разом наблюдая одно и то же, пытался припарковаться на вечно забитой стоянке, перездороваться со всеми знакомыми и незнакомыми медсестрами, обходя каждую в толпе, добраться до лифта и нажать кнопку «3». И сейчас, сидя перед реанимационным отделом, он все никак не мог угомонить потряхивающуюся ногу и колотящееся сердце. Какая-то медсестра, виляя коротким высоким блондинистым хвостиком, прошла по коридору и притормозила где-то как раз около места дислокации Тоби. Она была ему не знакома, а поэтому он в недоверии скрестил руки. — Тобиас Эрин Роджерс? — Она слегка приблизила планшетку, которую держала в руках, чтобы четче рассмотреть коряво выведенное имя, а после повернула голову к сидящему и прелестно улыбнулась. — Да-да, собственной персоной — Тоби натянуто улыбнулся в ответ. Свое полное имя он откровенно не любил. На это не было ни одной логической причины, но подсознание каждый раз возмущалось. Благо все врачи на этом этаже настолько привыкли к парню, что позволяли себе маленькую фривольность звать Тоби просто «Тоби». Поэтому опять натыкаться на полновесное имя из паспортных бумажек было как-то не по себе. — Вы можете проходить — девушка вновь лучезарно улыбнулась и указала на путь вперед по коридору. — Триста пят.. — но Роджерс нетерпеливо продолжил за нее. — Триста пятьдесят восьмая, я помню, спасибо. — А после встал и двинулся к палате. «Улыбается как старательно. Хотя по глазам все равно видно, что заебалась уже так нормально» пронеслось в голове у Тоби. «Новенькая походу. Все тут меня чуть ли не как облупленного знают, а тут…».  Пока он шел, эти мысли вертелись у него в голове, и плавно перетекли в более насущную, когда он сровнялся с дверью в палату. Тоби замер. Голова начала стенать с новой силой, а руки продолжали трястись чуть ли не в конвульсиях. Главное, чтобы к ним не подключилось все остальное. Все так обыденно, что Роджерс уже должен был привыкнуть. Однако каждый раз, оказываясь у этой двери, сталкивался с одним и тем же чувством смеси еле-еле проклюнувшейся надежды, которое тут же пожирало и топило бесконечное море отчаяния. Он еще какое-то время пялился в прострацию, пытаясь привести свое тело и мысли в ровное состояние, а после резко толкнул входную. — Хей, сестренка! Запах гадкого лекарства, приглушенный свет и полнейшая тишина, прерываемая разве что размеренным пикающим звуком. На Роджерса опять напало отвращение, подкрепленное паникой. Но ему нельзя это было показывать, не сегодня точно. Посреди всего этого «праздника жизни» расположилась койка. — Я заскочил буквально на две минутки, так что не парься. — Тоби очень быстро громкими шагами преодолел расстояние от двери. Говорил он так же громко, как и топал, и при том старался звучать весело и легко. Он плюхнулся на стул с колесиками, как делал обычно, покрутился вокруг оси, а после обратил внимание на пустующую тумбочку и, не смотря перед собой, продолжил: — Ма походу еще не приезжала? Ну и ладно, значит сегодня я первый. Все равно у меня подарок круче. Роджерс суетливо зашебуршил в кармане куртки и выудил какой-то маленький бархатный пакетик. — Я бы попросил тебя закрыть глаза и не подглядывать, но, думаю, ты и так мало что увидишь. Так что тоже считается. — Тоби тихо усмехнулся в надежде, что его собеседница покажет хоть какую-то реакцию. Может тоже усмехнется или что-то скажет. Но она ничего не говорила. Просто не могла сказать. Вот уже как почти с десяток лет точно. Роджерс раскрыл мешочек, и оттуда прямо на его ладонь звякнула милая аккуратная цепочка, золотого отлива, с персиковым сердечком, расположившемся примерно на середине украшения. Он привстал и наклонился к койке. Теперь, пусть и до этого оттягивал момент, он полноценно смотрел на лежащую, мертвенно бледную и, кажется уже растворившуюся в пелене покрывал койки свою старшую сестру. Дыхание было стабильно, хоть и почти не прослушивалось, глаза прикрыты, рот тоже. Блондинистые, когда-то кудрявые волосы сейчас запутались до непотребного состояния и буквально захватили подушку свалявшимися прядями. Тоби нервно сглотнул и, стараясь лишний раз не касаться тела, потянулся надеть цепочку, обходя тонкую шею и выпирающие ключицы. Правда, это было невероятно сложно, учитывая, что его пальцы продолжали отбивать чечетку. Когда все было готово, Роджерс взглянул на поблескивающий золотом кулончик на груди и горько улыбнулся. — С юбилеем Ло. Ты сегодня большая девочка, тебе уже тридцать. Жаль, что не получилось отметить его в Диснейленде. Ну ничего, тебе еще сороковник стукнет, вот тогда и оторемся. — Роджерс негромко тараторил поздравление, его речь без должного контроля стала прерываться на запинки, а руки продолжали плясать в адской тряске. — Но я постарался исполнить хотя бы что-то. Помнишь ты как-то увидела в том маркете со всяким барахлом эту прелесть, —Тоби указал на украшение, — Ну так вот, я ее нашел представляешь! На вторичке, конечно, тяжко было поймать, но надеюсь, что тебе нравиться. А Тоби правда надеялся. Хотя это было очень трудно, учитывая, что даже у Конни опустились руки, что уж говорить о врачах. А мамы обычно за своих детей мечутся до последнего. «Прогнозы не внушают, конечно. Кома это вещь такая, а у нее она, как видите, затяжная. Овощ - и это в лучшем случае, а так отключение уже на ваше усмотрение». Лаура молчала. Молчала и не просыпалась. Чуда не случалось, а спасительная вера вовсе не была спасительной. Отвратный пикающий звук и лекарства лишь отталкивали неизбежное. Однако Тоби просто не мог допустить этого самого неизбежного. Не сейчас. Вина за произошедшее, вот уже который год медленно жравшая его изнутри, в одночасье проглотила бы со всеми потрохами. Поэтому он держался за Лору из-за всех сил почти смертельной хваткой. Но раз за разом, возвращаясь в эту палату, хватка ослаблялась, а осознание, что так больше не может продолжаться все сильнее обуревало голову Роджерса. И теперь оно кольнуло слишком глубоко. Нестерпимая гнилая тошнота в области грудной клетки с лихвой компенсировала нечувствительность к физической боли. Перед глазами пролетали знакомые картинки из не таких уж и далеких времен. И каждый раз Тоби хотел, чтобы картинки были другими. Хотел предупредить девушку за рулем, или хотя бы не отвлекать ее, может тогда все бы обошлось. Ни сияющих осколков стекла в глаза, ни режущего уши высокого крика, ни изломанных костей, ни бурых луж вязкой крови. Сейчас они бы вдоволь накатавшись на аттракционах, делили одно яблоко в карамели и ржали до колик в животе со слишком странных рож, которые получились на фотках со скрытых камер американских горок. Картинки оставались такими же. Они не менялись.   Роджерс взял холодную руку сестры, мягкая, бледная, но почти неживая плоть. Рука не сжалась в ответ. Тоби всхлипнул. Тихо и жалобно. Щеку мазнула одинокая слеза. *** Телефон внезапно подал голос и вывел из прострации. Руки не слушались, из пальцев связали тугой узел, но даже с такими макаронинами зеленая кнопка ответа благополучно была нажата. —Хейо, Тимми, как дела идут? — Тоби попытался отлипнуть от руля на котором покоилась его голова. —Дела пойдут намного лучше, если расскажешь, куда это ты так резво удрал, забрав машину. — Голос на другом конце был несколько раздраженным, но тем лучше, он оказался таким же отрезвляющим, как ушат ледяной воды спозаранку. Роджерс провел пальцами от глаз к переносице, поправил очки, откинулся на спинку сидения. Влага с глаз так и не ушла, но благо звонок был не по видеосвязи. Местом дислокации младшего вот уже как с полчаса точно служила именно машина на парковке прямо перед больницей. Как иронично, что отмазку нужно придумать как раз про нее. Мозг буквально отказывал крутить шестерни. Их залепили склизкой густой субстанцией темного отлива. — Да тут знаешь, надо было съездить в магазин, а потом я встретил кое-кого, ты ее не знаешь. Мы отлично поболтали, о том, о сем, как-нибудь я вас познакомлю. — Тоби старался звучать настолько сухо и пресно, насколько мог, представляя, будто в глотку он сыпанул приличную горку песка, но в голосе клевалось отчаяние. Он и сам это прекрасно понимал, однако у него вообще не получилось переключиться на «классического взбалмошного ебанашку». Посвящать и Райта и Томаса в свои настолько личные проблемы Роджерс не спешил. А даже если спешил, то явно не здесь и не сейчас. Оставалось просто надеяться, что Райту будет плевать, что с ним и где он, или что он оглох хотя бы на одно ухо. Ответом ему стало недолгое молчание в трубке, за время которого младший успел помолиться, не зная ни одну из существующих молитв. — Роджерс, ты меня пугаешь. Тебя силком в магазин не заставишь съездить, а тут.— Тим либо ничего не понял (что маловероятно, надо признать), либо понял все, но не хотел затрагивать эту тему для разговора. В любом случае Тоби был ему благодарен. — Как закончишь, где бы ты там не был, и с кем, можешь подъехать к театру, а то нам с Брайаном совершенно не хочется тащиться в такую погоду. Тоби хлопнул пару раз глазами, и поднял голову к стеклу. На улице уже явно не день, а в довесок набежали кучерявые темно-синие тучи, и проклевывалась морось. — Да, конечно, я примчу, как только смогу.— Роджерс на выдохе тяжело пробубнил в трубку и почти на автомате потянулся одной трясущейся рукой к ключам, чтобы завести машину. — И Тоби, бога ради, будь поаккуратнее. Не заставляй нас переживать еще больше. Совершенно простая фраза Тима так неожиданно и так легко коснулась где-то в области висков, зацветая нежным теплом. Липкое отчаяние, заполнившее почти все, немного отползло в страхе, давая голове долгожданного отдыха от гнета. И меж тем теперь свободные от груза участки порождали что-то похожее на ростки надежды, грея изнутри. Уголки рта Роджерса невольно потянулись вверх. — Обязательно, папа Тимми.