Она ангел ада, а он демон небес

Деревня Оматикайя, обычно полная шума и движения, окутана тишиной, непривычной для такого места. Вместо привычного стрекота насекомых и криков птиц, слышится лишь легкий шелест ветра в исполинских листьях и потрескивание костров. Оматикайя готовятся к чему-то особенному. Для На’ви это не Новый год в человеческом понимании, но это время, когда они отдают дань уважения Эйве, благодарят за прошедший год и готовятся к новому циклу жизни. В центре деревни, на большой поляне, горит огромный костер. Его пламя отбрасывает причудливые тени на стволы деревьев и лица собравшихся. На’ви одеты в свои лучшие наряды — украшенные перьями, бусами и узорами из натуральных красок. Они исполняют ритуальные танцы, их движения плавные и грациозные, как течение реки. На Пандоре наступил особенный вечер. Небо над головой окрасилось в глубокий фиолетовый цвет, усыпанный мириадами мерцающих звезд, которые кажутся ближе, чем когда-либо. Луна, огромная и полная, освещает деревню Оматикайя серебристым светом, превращая обычные вещи в причудливые тени, играющие на стволах исполинских деревьев. Светлячки, словно крошечные звезды, танцуют в воздухе, создавая волшебные узоры, а светящиеся цветы раскрывают свои лепестки, источая нежный аромат, смешанный с запахом влажной земли и дыма от костров. Вдали слышны тихие молитвенные песнопения На’ви, их голоса звучат как мелодия ветра, наполняя воздух спокойствием и умиротворением. Это не просто ночь, это целая симфония ощущений, которая проникает в каждую клеточку тела, создавая ощущение, будто ты стал частью чего-то большего, чем просто наблюдатель. В тени леса, отряд Куоритча, как всегда, остается верен своему стилю — боевая готовность, но с добавлением щепотки «новогоднего» хаоса. Экипировка все та же, но теперь на ней красуются украшения из диковинных растений. Лайл, как всегда, сдержан и пунктуален, тщательно проверяет свой автомат, но его взгляд то и дело блуждает по светящимся цветам, обрамляющим деревню, и на секунду его лицо смягчается. — Полковник, — говорит он, протирая прицел, — я все еще не понимаю, что мы тут забыли. Просто наблюдаем за их танцульками, как какие-то зеваки? — Лайл, контроль ситуации, — отрезает Куоритч, но его глаза вновь ищут Селену, чей силуэт виднеется в нескольких шагах от них. — И без соплей, а то распустил тут нюни. Файк, в своем духе, пытается закрепить на шлеме светящееся растение, которое выглядит как что-то среднее между рождественской звездой и инопланетным кактусом. — Эй, парни, зацените, — кричит он, с гордостью показывая свой шлем, — я теперь как новогодняя елка, блядь! — Файк, убери эту хрень, пока она не начала вонять, — ворчит Прагер, копаясь в своем рюкзаке, — на кой хер мы вообще это делаем? Лучше бы я в казарме сидел, жрал сухпай и хуй не парился. Манск молча сидит в стороне, наблюдая за всеми этими попытками создать подобие праздника. Он оглядывает лес, светящиеся деревья, словно оценивает обстановку, и в его взгляде проскальзывает какое-то спокойствие. Лопес, ворча и ругаясь, пытается сплести из веток гирлянду, которая никак не хочет принимать нужную форму. — Да еб твою, — бормочет он, — ну почему эти ветки такие корявые? Как член у слона, блядь, не согнуть никак! Уолкер и Жница, как обычно, добавляют немного порядка и красоты в этот хаос. Они помогают Лопесу, украшая гирлянду цветами и листьями, и от их усилий она начинает напоминать что-то праздничное. — Ладно, хватит дурью маяться, — рявкает Куоритч, и в его голосе проскальзывает усмешка. — Собрались, будем «праздновать», как мужики, а не как обезьяны, ебаные. Селена стоит в стороне, как тень, но её присутствие ощущается каждым членом отряда. Она смотрит на них, и её глаза наполнены противоречивыми чувствами. Ей одновременно любопытно и раздражающе наблюдать за их хаотичной попыткой празднования. Она не понимает их ритуалов, но в то же время её притягивает их энергия и неуклюжая, человеческая искренность. — Вы, люди, такие странные, — говорит она, и её голос пропитан сарказмом, но в нем также есть нотки интереса. — Что это за фигню вы на себя нацепили? — Праздничные украшения, ёб твою мать, — отвечает Файк, пытаясь выглядеть довольным, — мы тоже можем праздновать, как умеем. — У вас ничего своего нет, — бросает Селена, ее глаза останавливаются на Куоритче, и в ее взгляде чувствуется какая-то тоска, — вы все чужое, вы все украли. — Не все, — отвечает Куоритч, его голос становится мягче, — мы тоже что-то создаем, даже если это не всегда получается, как надо. Куоритч, как полковник, решает провести подобие новогоднего ужина, и они разводят небольшой костер. Достают свои сухпайки, консервы и по маленькой фляжке «праздничной жижи» от Файка. — Ну что, выпьем за наш Новый год, — говорит Файк, тряся фляжкой. — За здоровье, за удачу, и чтобы эти твари нас не сожрали. — Файк, ты это где, блядь, нашел? — спрашивает Прагер, морщась от запаха. — Это, блядь, «самогоночка на травах», — отвечает Файк, — я все подготовил. Они делают по глотку, каждый кривится от отвратительного вкуса, но все же поднимают тост. — За победу, за дом, и чтобы эти приматы не доставали, — говорит Лопес, поднимая свой пластиковый стакан. — За ёбаную Пандору, — добавляет Уолкер, и отряд, дружно чокаясь стаканами, выпивает. Напряжение между Куоритчем и Селеной ощущается в каждом их взгляде, в каждом слове. Они не сводят друг с друга глаз, и их взгляды наполнены невысказанными чувствами. Остальные члены отряда с интересом наблюдают за ними, перемигиваясь и подшучивая. — Полковник уже на нее запал, что ли? — шепчет Файк Лайлу. — Заткнись, — шипит на него Лайл, — не лезь не в свое дело, а то получишь в табло. — Неужели у нашего полковника крыша едет? — говорит Уолкер Жнице. — Да нет, это просто гормоны, — отвечает Жница, — у всех мужиков так бывает, особенно когда они давно не видели женщин нормальных. — Ты сейчас обо мне? — засветился Лайл, выпячивая грудь, как у девушки. — А это, — Жница без лишних прелюдий взяла его достоинство, — что тогда? Хуй на ножках? — Отпусти блядь нахуй! Сука! Пожалуйста! — чуть ли не плакал и пищал. — Ну да, — самодовольно улыбнулась военная. — ты еще та баба, что так ноешь в соплях.

***

Вечер подходит к концу, костры медленно угасают, и тишина вновь окутывает Пандору. Отряд Куоритча готовится к ночному дежурству, а Селена, кивнув им, скрывается в лесной чаще. — Завтра я покажу вам еще кое-что, — говорит она перед уходом, и в её голосе слышится обещание и вызов одновременно. — Если, конечно, не сдохните. Их взгляды встречаются в последний раз, полные невысказанных слов, и в этот момент каждый чувствует, что эта ночь на Пандоре — это только начало чего-то большего и важного. После праздничного ужина и прочих новогодних приготовлений, Куоритч не мог найти себе места. Он чувствовал какое-то странное, непонятное ему беспокойство. Он ходил из стороны в сторону, раздумывая, как бы еще «отметить» этот ебаный Новый год на этой ебаной планете. И тут его осенило. Он вспомнил про тот самый «новогодний комплект», который был припасен на всякий случай в одном из контейнеров. Он решил тайно разложить эти подарки по палаткам своих бойцов, как какой-то… чертов Дед Мороз. Нелепость в Броне Куоритч вернулся к своим и, не говоря ни слова, открыл контейнер. К всеобщему удивлению, оттуда он достал, слегка потрепанный, но вполне узнаваемый, костюм Деда Мороза. Красный кафтан, борода, шапка с помпоном — все было на месте. Отряд, мягко говоря, выпал в осадок. — Полковник, вы что, ебнулись? — пробормотал Файк, глядя на него с выпученными глазами. — Тихо, боец! — рявкнул Куоритч, натягивая красный кафтан поверх бронежилета. — Это, блядь, праздничное настроение. — Праздничное настроение, — передразнил его Прагер. — Да вы сейчас на посмешище будете похожи, как клоун на арене. Куоритч напялил шапку Деда Мороза, она едва поместилась на шлеме, и закончил образ, приклеив искусственную бороду поверх маски. Он оглядел себя в зеркальце, и на его лице промелькнула легкая усмешка. — Ладно, — сказал он, — не нойте. Я, блядь, сейчас покажу вам, как надо «отмечать» Новый год. Так, слушай сюда, — начал Куоритч, выпрямившись во весь рост и оглядывая свой отряд. — Я сейчас иду по лагерю, и раздаю подарки, как и положено Деду Морозу, только без блядских оленей. А вы за мной, как ебаные охранники. Никаких вопросов, понятно? Хотя нет, вы будете оленями у меня, вам не привыкать. Отряд переглянулся и, подавив смешки, кивнул. Уолкер и Жница с трудом сдерживали смех, а Лопес просто смотрел на происходящее, не веря своим глазам. — Ладно, хуй с вами, — продолжил Куоритч, — Я, конечно, понимаю, что я сейчас похож на ебаного шута, но, блядь, мы тут все вместе, и этот Новый год мы должны отметить по-своему. А я, как ваш полковник, блядь, позабочусь о том, чтобы вы почувствовали себя на празднике. Он вздохнул, и его взгляд стал серьезнее. — Мы здесь не просто так, — продолжил он, — мы здесь, чтобы выполнять свою миссию. Но даже в этом ебаном месте мы можем найти время для того, чтобы просто отдохнуть и почувствовать себя людьми, а не ебаными солдатами. Он похлопал себя по бронежилету. — Я не знаю, что мы тут все делаем, — сказал он с усмешкой, — но я точно знаю, что мы должны держаться вместе. И этот дурацкий костюм, это всего лишь символ, блядь, символ того, что мы есть команда, и что мы можем вынести все, что на нас тут навалится. Куоритч, теперь полностью в образе «новогоднего деда», развернулся и, как ни в чем не бывало, отправился в сторону лагеря. Отряд, поначалу ошарашенный, последовал за ним, стараясь не выдать своего веселья. Куоритч ходил между палатками, раздавая подарки, в которых были маленькие фонарики, брелоки, и даже несколько плиток шоколада, которые удалось откопать в закромах. Он делал это с серьезным выражением лица, стараясь казаться настоящим Дедом Морозом, но его глаза, в которых проскальзывала ухмылка, выдавали его истинные чувства. — С Новым Годом, боец, — говорил он, вручая солдату подарок. — Не расслабляйся, но и попизди. После пятнадцати минут блуждания, олени Куоритча отцепились и пошли по своим палаткам. Селена, наблюдая за этой картиной из леса, не могла сдержать улыбки. Она видела, как Куоритч разгуливает в своем дурацком костюме, и в её душе происходила странная борьба: она не могла не ненавидеть его, но одновременно с этим ей было смешно и забавно. Она наблюдала за ним, за его отрядом, за их неуклюжими попытками «праздновать» Новый год, и в её сердце зародилось какое-то новое, непонятное ей чувство. Она чувствовала, что этот мир, который так сильно отличается от её собственного, притягивает её, заставляя её думать и чувствовать по-новому. А после раздумий о Куоритче, пошла спать. Куоритч, как тень, скользнул между палатками, стараясь не шуметь. Он аккуратно закладывал подарки: маленькие фонарики, брелоки с символикой отряда, ручки с лазерными указками. Он чувствовал себя идиотом, но странное чувство удовлетворения поселилось в его душе. Закончив с палатками своих бойцов, Куоритч вспомнил о Селене. Она ведь тоже была своего рода частью отряда, хоть и неприятельской. Он решил сделать исключение и для нее. Он тихо направился в сторону леса, где, как он предполагал, находилось ее жилище. Селена, свернувшись калачиком в своём гамаке, притворяется спящей. Она прислушивается к каждому звуку, пытаясь уловить малейшее движение, но её глаза остаются закрытыми. Она чувствует, как ее сердце бьется в унисон с ритмом ночи. Шум приближающихся шагов, хруст сломанных веток, выдает присутствие незваного гостя. Она напрягается, как натянутая струна, ее тело замирает в ожидании, но глаза она не открывает. Она знает, что кто-то подходит к ее гамаку, она чувствует его дыхание, и её сердце пропускает удар. Куоритч, в своем дурацком костюме «новогоднего деда мороза», крался по лесу, словно дикий зверь. Он был уверен в своей скрытности, но его тяжелая поступь нарушала тишину ночи. Он добрался до жилища Селены и, стараясь не шуметь, тихо пробрался внутрь. Он оставил под её гамаком небольшую коробочку с подарком, и затем его взгляд упал на спящую Селену. Она была прекрасна, даже когда спала. Её лицо казалось умиротворенным, а длинные ресницы трепетали во сне. Куоритч наклонился ближе, его ноздри жаждали почувствовать ее запах, но его любопытство прервал сильный удар. Его нос взорвался от боли, кровь хлынула из ноздрей, а из рук выпал мешок с подарками. — Блядь! За что?! — прорычал Куоритч, отшатнувшись назад и прижав ладонь к кровоточащему носу. — Вы?! Какого черта вы у меня?! — прошипела Селена, вскакивая с гамака и сверля его взглядом. Её глаза горели яростью, но увидев полковника в этом нелепом костюме, уголки её рта дрогнули. Она еле сдерживалась от смеха. — Что смеешься?! — Куоритч закатил глаза, присаживаясь на ближайший стул. — Лучше бы кровь помогла остановить! — Одну минуту… — пробормотала Селена, стараясь скрыть улыбку, и пошла к дальней стене за марлей. Она рылась в своих припасах, а в голове её проносились мысли об абсурдности происходящего. «Дед Мороз» с разбитым носом в её жилище — это было так нелепо, что хотелось смеяться и плакать одновременно. — Боже… — вздохнул Куоритч, наблюдая за её движениями, — ещё ты и мой проводник… Он смотрел, как она подходит ближе, и его тело начинало дрожать. Он хотел, чтобы её пальцы коснулись его щеки, чтобы её прикосновения продлились дольше, чем требуется для оказания первой помощи. — Вы, оказывается, не такой уж и зверь, — произнесла Селена, еле сдерживая смех и заталкивая вату в его ноздрю. — Дед Мороз вы наш. В её словах звучала насмешка, но в её взгляде было что-то еще. Он чувствовал, что под этой жесткой маской скрывается нечто более мягкое и ранимое. — Ты хуйли не спишь? — спросил Куоритч, стараясь не обращать внимания на то, как её прикосновения обжигают его кожу. — Ночь же. — Нет, я всегда должна за вами наблюдать, — ответила Селена, и в её голосе сквозила грусть. — Вы со своим отрядом у меня на чеку. — Я, сука, заметил, — хмыкнул он, и его рука невольно потянулась к её щеке, — особенно, как ты мне нос сломала. Селена отшатнулась, и на её лице промелькнуло удивление, словно она действительно не понимала, что сделала. Она пыталась ненавидеть его, но любовь, которую она испытывала к нему, была сильнее этого чувства. — Новогодний дух? — произнесла она, закончив обрабатывать его нос и хлопнув в ладоши, словно отгоняя невидимую муху. — Вы думаете, что с подарками можно купить нашу любовь? — Может и не купить, — ответил Куоритч, его глаза опасно блеснули, — но я могу заставить тебя почувствовать. Спасибо, что, блядь, помогла с носом. Он приблизился к ней, шаг за шагом, и Селена почувствовала, как всё её тело тянется к нему. Она хотела оттолкнуть его, но её ноги, словно магнитом, притянуло его к себе. — Я знаю, что ты презираешь меня, — сказал Куоритч, его голос стал хриплым и напряженным, — но я вижу в твоих глазах что-то другое. Он схватил её руку, и от его прикосновения её кожа покрылась мурашками. Она чувствовала, как рушится её защита, как её сердце ускоряет ритм. — Вы… не понимаете, — прошептала Селена, и её голос дрогнул от боли, — вы не понимаете, как сильно я ненавижу вас! — Но ты же меня и любишь, — ответил Куоритч, и в его глазах горела невысказанная страсть. Этот поцелуй был другим, более жестоким, более отчаянным. Это был поцелуй двух врагов, которые знали, что не должны любить друг друга, но не могли противиться своим чувствам. Селена отвечала на его поцелуй со всей страстью и ненавистью, которая раздирала её душу. Она хотела уничтожить его, поглотить его, но одновременно хотела быть его. В этом поцелуе была боль и наслаждение, любовь и ненависть, страх и отвага, все эти противоречивые чувства сплелись воедино. Когда они отстранились друг от друга, Селена сделала резкий шаг назад, словно отдергивая руку от огня. Она смотрела на Куоритча, и в её глазах горела смесь боли, любви, и ненависти. Она прижала руку ко рту, словно пытаясь удержать свои чувства, и ее грудь тяжело вздымалась. — Ты… — прошептала она, и её голос дрожал, как натянутая струна, — ты не должен был этого делать. Ты не должен был пробуждать во мне это… эту… войну! Она провела рукой по губам, словно пытаясь стереть его прикосновение, но одновременно она чувствовала, как по ее коже бегут мурашки. — Я знаю, — ответил он, его голос был хриплым и полным напряжения, — но я не могу это контролировать. Как и ты, Селена. Сделай вид, что это твой новогодний подарок от меня. Он смотрел ей прямо в глаза, и она видела в его взгляде ту же бурю, которая бушевала внутри нее. Селена усмехнулась, и в её глазах появился отблеск вызова. Она провела пальцем по его щеке, легонько царапнув его. — Ага. А твой нос — тогда мой подарок для тебя, — прошептала она с усмешкой, которая была больше похожа на оскал. В её действиях проскользнула дерзость, игра, вызов, всё то, что делало её такой притягательной для Куоритча. — Ах, так? — пробормотал Куоритч, его глаза загорелись, а уголки губ изогнулись в усмешке. Он схватил её за талию, притягивая к себе, так, что она почувствовала жесткость его бронежилета, но также и силу его рук. Он прижал ее к себе, не давая ей отступить, и впился в её губы с еще большей силой и страстью. Это был уже не просто поцелуй, это было сражение, это было состязание в силе и желании. Его губы терзали её губы, его руки держали её крепко, и Селена отвечала ему с той же страстью и отчаянием. Она прижималась к нему, словно утопающий цепляется за спасительный круг, и ее руки впивались в его плечи, как когти хищника. Их тела были прижаты друг к другу, их дыхание сбилось, и казалось, что они готовы поглотить друг друга в этом безумии страсти. Это был поцелуй силы, поцелуй врагов, которых притягивало друг к другу с неистовой силой. Их поцелуй был долгим, яростным, и когда они наконец-то отстранились, они оба тяжело дышали, и их глаза горели от разгорающейся страсти и ненависти. В их взглядах читалось обещание новых встреч, новых конфликтов и новых страстей. Селена понимала, что она попала в ловушку своих чувств. Она любит врага, и эта любовь разрывает её на части. Она знала, что ей придётся бороться с этим чувством, но она также знала, что не сможет от него убежать. Новогодняя ночь на Пандоре оставила её в плену своей любви и своей ненависти, и она не знала, что принесет ей завтрашний день. После бурного поцелуя, воздух между Селеной и Куоритчем был наэлектризован. Их тела всё ещё помнили жар прикосновений, и между ними ощущалось сильное притяжение. Селена, отступив на шаг, скрестила руки на груди, стараясь вернуть себе самообладание. Её взгляд был вызывающим, но в её глазах читалось явное смущение. Она чувствовала, как её щеки слегка покраснели, а сердце бьется быстрее. — И что же это за «новогодний подарок» такой таинственный? — спросила она, и в её голосе слышалась легкая насмешка, но также и неподдельный интерес. Она наклонила голову набок, пристально глядя на Куоритча, словно пытаясь разгадать его мысли. Куоритч усмехнулся, и в его глазах блеснул огонёк. Он сделал лёгкий кивок в сторону небольшой коробки, упавшей на пол. — Это… — начал он, и в его голосе прозвучало напускное безразличие, — мой скромный сюрприз для тебя. Не жди ничего фееричного, я не разбираюсь в ваших пандорских причудах. Селена медленно подошла к коробке, её движения были плавными и осторожными, как у хищницы, подкрадывающейся к добыче. Она взяла её в руки, и лёгкий шорох бумаги заставил её сердцебиение участиться. Она присела на краешек гамака, медленно развязывая ленточку, предвкушая содержимое. Они стояли посреди жилища, и в воздухе витало напряжение, смешанное с легкой неловкостью. Селена снова опустила взгляд на коробку в своих руках, её пальцы медленно скользили по ленточке. — И что же там внутри? — прошептала она, медленно приподнимая крышку. Куоритч с трудом подавил ухмылку и подошел к ней, его глаза горели от желания увидеть её реакцию. Внутри коробки лежал небольшой браслет, созданный из нежных, переливающихся всеми цветами радуги цветов Пандоры. К нему была прикреплена маленькая записка, написанная корявым почерком на английском: «С Новым Годом». — Красиво… — тихо сказала Селена, её глаза засияли от восхищения, и она надела браслет на запястье. Куоритч, словно забыв о всех правилах приличия и опасности, повернулся спиной к проёму, служившему дверью в жилище Селены. Он с каким-то странным выражением лица смотрел на неё, желая запечатлеть в памяти каждую черточку её лица, каждый отблеск её глаз. Он пятился назад, его взгляд был прикован к Селене, и в этот момент он стал жертвой собственной неуклюжести. В следующий миг тишину нарушил громкий крик, а потом треск ломающихся веток. Куоритч исчез в проёме, его тело беспорядочно болталось в воздухе, словно кукла-марионетка. Его ноги, обтянутые красными штанами «Деда Мороза», смешно задрыгались в воздухе, а сам он с грохотом приземлился на густые ветви деревьев. Шапка с помпоном слетела с его головы и повисла на одной из веток, как нелепое новогоднее украшение. — Блядь! Ёб твою мать! — взревел Куоритч, вцепившись в какую-то толстую ветку, словно в спасательный круг. Его дыхание сбилось, а лицо покраснело от гнева и смущения. Он чувствовал себя полным идиотом, и в этот момент ему казалось, что вся Пандора смотрит на него и насмехается. Селена вскрикнула от испуга, её сердце подпрыгнуло к горлу. Она отбросила коробку, словно она обожгла ей руки, и подскочила к проёму. Она заглянула вниз, и в первые секунды её глаза были полны ужаса. Но потом, увидев Куоритча, болтающегося на ветке в своем нелепом костюме, она не смогла сдержать смех. Её плечи затряслись, а тело содрогнулось от хохота. Она схватилась руками за живот, её глаза наполнились слезами, и она еле могла дышать. Это было так нелепо, так абсурдно, что удержаться было невозможно. — Майлз! Ты там жив вообще?! — закричала она, едва сдерживаясь, чтобы не задохнуться от смеха. Куоритч, всё ещё болтающийся на ветке, посмотрел на неё злобным взглядом, и в его глазах читалось раздражение и смущение. — Ага, блядь, как огурчик! — прорычал он, с трудом удерживая себя на ветке. — Лучше бы, идиотка, помогла слезть отсюда! Селена, наконец-то успокоившись, подошла к проёму, её глаза всё ещё лукаво блестели. Она протянула ему руку, и в её улыбке сквозило озорство. — Давай, Дед Мороз, — проговорила она, и в её голосе чувствовалась поддразнивающая интонация, — я тебе помогу. Куоритч, с трудом, вцепился в её руку, и Селена, напрягая все свои силы, вытянула его наверх. Его тело, мокрое и помятое, приземлилось на пол с глухим стуком. — Ты, блядь, это вообще видела?! — прорычал он, отряхиваясь от листьев и веток. Его лицо было перепачкано землей, а на губах дрожала легкая ухмылка. — Конечно, видела, — ответила Селена, и её улыбка стала ещё шире. — Это был самый забавный новогодний подарок. Он всё еще пытался прийти в себя после падения, и его тело болело, но он не мог сдержать улыбки. — Блядь… — выдохнул он, его голос прозвучал хрипло и устало. — С Новым Годом нахуй…