Оставили небеса? Добро пожаловать в ад!

Люцифер подавился вдохом то ли от ощущений, то ли от взбрыкнувшей наглости первого человека. В его глазах разгоралось жгучее пламя, и Адаму пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы не спугнуть настрой падшего тупой фразой. Не хотелось портить такой сладкий момент и лишаться удовольствия видеть падшего в восхитительно несдержанном состоянии. Живого, настоящего и чертовски горячего. В последний раз столь же горячий взгляд Люцифер обращал на него во время их битвы. Тогда он тоже уложил первого человека, жаль, не в том смысле, в котором следовало. Но уж сейчас они своего не упустят. И вообще, секс и сражение имеют под собой общую суть и накал чувств. Только в первом случае хочется партнера сделать безраздельно своим, а во втором — безнадежно мертвым. Хотя, теоретически, от секса ведь можно помереть… Это же не может оказаться коварным планом Люцифера от него избавиться? Дёрнув головой, прогоняя нахуй ненужные мысли, Адам вновь наткнулся на пламя в глубине чужих зрачков и вопреки невозможности утонуть в огне сделал именно это. В животе завязался тугой узел, почти до боли стянув внутренние органы и желая… всего. Всего и сразу. Хотелось получить Люцифера полностью, чтобы больше не смог никуда не деться, чтобы после нынешней ночи насквозь пропитался Адамом. Хотелось увидеть падшего во всей красе, без ограничений и искусственных рамок, в которые он себя загоняет. Со всеми хорошими и не очень сторонами. Как тогда на поле битвы. Адреналин растёкся по телу вместе с кровью и, ударив в голову, вынудил первого человека идти на поводу желаний. В конце концов, он в аду и должен потакать каждому, даже самому грешному желанию. До чего он сумеет довести Люцифера? Где проходит грань его самообладания? И что произойдёт, если, перешагнув её, нырнуть прямо в бездну? Кто-то может сказать, что это на хрен ненужный риск, но этот кто-то явно не видел Люцифера с алыми от эмоций глазами, полуприкрытыми ресницами, обнажённого, с растрёпанными волосами. Короче, ни хрена хорошего в жизни этот кто-то не видел и не имеет права указывать Адаму. Руки падшего упирались в постель над его плечами, удерживая его на весу, чем и воспользовался Адам. Склонив голову набок, он оставил короткий поцелуй на запястье, прежде чем прикусить кожу клычками. Над головой послышалось шипение, и он может второй раз душу продать, но оно содержало что угодно, кроме недовольства. Секунда, падший наклоняется и загнанно дышит в ухо: — Ты хоть знаешь смысл слова «умеренность»? — Люцифер, мы с тобой вокруг да около с самого Эдема ходим. Ты серьёзно рассчитываешь, что, потратив столько тысячелетий впустую, я сейчас сдерживаться буду? Ни хуя подобного. Адам обернулся, заглядывая в бесконечные рубиновые провалы чужого взгляда, затягивающего лучше любой чёрной дыры. И выдохнул в призывно приоткрытые губы: — Я возьму от нынешней ночи всё с процентами. Стоит первому человеку уничтожить последние миллиметры, разделяющие их губы, как окружающее пространство исчезает. Пусть хоть всемирный потоп, за жаром чужих губ он не заметит ничего. Сердце заходилось в бешеном темпе, будто он дремучий девственник и сейчас ему в первый раз обломится самой шикарной женщиной планеты, но, стоит признать, Люцифер вариант ещё более крышесносный. Его хотелось поцеловать, обнять, ощутить настолько близко, чтобы атомы их тел переплетались, спаивая их в одно единое существо, хотелось не выходить из спален неделю и днями напролёт не отводить глаз от сияющей изнутри фигуры, и всё это одновременно. Адам плавился изнутри от невозможности провернуть всё прямо сейчас. Люцифер отстранился. Но лишь затем, чтобы, оставив губы в покое, перейти ниже, покрывая поцелуями, легкими укусами и влажными прикосновениями языка сантиметр за сантиметром. Спускаясь всё ниже. Когда губы и влажный горячий язык прочертили чувствительную ключицу, играя с выступающими косточками, Адам не сдержал рваного выдоха. А стоило бледным и ни хрена не холодным рукам покружить над грудными мышцами и замереть над возбуждёнными сосками, так и вовсе чуть не взвыл. Доведённые до предела чувствительности комочки плоти скорее стали комками нервов. И именно их сейчас мягко теребили подушечками пальцев, крутили из стороны в сторону, заставляя Адама дугой выгибаться. Крылья, которые он так и не сумел спрятать, беспорядочно бились по постели и трепетали от каждого импульса, вызванного прикосновением. Дыхание сбилось, и первый человек не то чтобы пожалел об играх с падшим, но ощутил появление опасений. — Ты не один томился ожиданием, знаешь ли. Я сегодня тоже получу всё. И сбежать у тебя не выйдет, — хрипло произнёс Люцифер. Соски оставили в покое. Люцифер расслабил ладони, мягко поглаживая грудь, и пальцами проводил по рёбрам, наглаживая каждое, словно оно самое ценное сокровище на белом свете, да и весь первый человек бесценный антиквариат, наконец угодивший в руки коллекционера. Контраст был разительным. Будто Адама после кипятка окатили тёплой водой, приносящей расслабление. Которое не могло продлиться долго, ведь рядом с ним был самый горячий ангел мироздания. После самого Адама, конечно. Первый человек едва напополам не сложился, когда чувствительную плоть накрыл горячий рот. Раздвоенный язык мягко подразнивал и щекотал плоть, пока Адам глушил стоны рукой, потому что он не слабак, который вот-вот кончит от стимуляции сосков и охренительно громким стоном уведомит об этом весь ад. Напоследок прикусив сосок и вызвав у первого человека непередаваемо красноречивое шипение, объединяющее все ругательства мира воедино. Падший перешёл ниже по прессу, опускаясь к самому главному. Сказать, что Адам охуел — значит ничего не сказать. Первый человек замер напряжённой струной, понимая, что ему сейчас отсосет грёбаный владыка ада. За такой манёвр ему обязаны выдать премию что-то вроде Оскара с надписью «Получившему фантастический отсос». Адам приподнялся на локтях, потому что не собирался пропускать такое зрелище. Зря. Ведь Люцифер, коварно усмехнувшись, обхватил член у основания рукой и, не разрывая зрительного контакта, провёл от самых поджались от полного сюрреализма ситуации яичек к головке, сосредоточив на ней все внимание юркого языка. С полуприкрытыми глазами, выражавшими лукавство и полноценный кайф от ситуации, Люцифер выглядел так откровенно, что даже суккубы из стриптиз-клубов на его фоне монашками казались. Адам даже комментировать это никак не мог. Воздуха не хватало, потому как вдохнуть хоть немного между непрерывными стонами становилось миссией с ебучей звёздочкой. Член, и без того стоявший по стойке смирно, дёрнулся в аристократичной ладони и выдавил прозрачную каплю смазки, которую Люцифер незамедлительно размазал по головке языком, кружа по чувствительной плоти. Стоило ему чуть отстраниться, как вязкая жидкость потянулась связующей нитью между кончиком языка и членом. Выглядело так, будто Адам реально-реально начал думать не головой, а головкой, и она решительно не хотела лишать себя общества языка Люцифера. Адам, в общем-то, был солидарен с этой мыслью. А потом Люцифер обхватил головку губами, и первый человек окончательно потерял возможность мыслить. Горячее нутро обхватывало плоть настолько идеально и правильно, что Адам понятия не имел, как он до этого умудрялся перебиваться быстрым перепихоном с дамочками. Ну небо и земля. Мгновенная смерть от переизбытка возбуждения нависла над ним, и только мантра «сдохну — не увижу, чем всё кончится, и не кончу» оставляла его в списках живых. И чтобы дальше оставаться в нём, он решил отвлечься на то, в чём всегда был мастером. Адам чуть прокашлялся, дабы вернуть голос к нормальному состоянию и не хрипеть, и принялся заниматься своим коронным мастерством. Пиздеть начал, короче. — Где это король ада научился минеты делать? Еще одно ловкое движение, и Люцифер заглатывает ровно наполовину до предела возбуждённый орган. Конец упирается в нёбо, а язык, достаточно длинный для этого, обвивается вокруг члена, сжимая и двигаясь куда лучше пальцев. Адам запрокинул голову на подушки, отдалённо краем разума слушая приглушённые хлопки — его крылья жили своей жизнью и, похоже, бились в истерике. Он готов был кончить. Одно грёбаное движение, и он мог прийти к финишной черте, получая ни с чем несравнимое облегчение и дивную пустоту в голове. Но Люцифер кольцом пальцев обхватил член у основания, сжал до лёгкого дискомфорта и с хлюпающим звуком выпустил член наружу. — Похвально, что ты уже планируешь записаться на уроки. Не терпится меня порадовать? Адам прикрыл глаза. Член болезненно тянуло, а покрасневшая от трения головка уже истекала смазкой, не в силах выплеснуть накопившееся. Адам попытался сосчитать до десяти, чтобы успокоиться. В итоге сбился ещё на тройке, потому что спизженного самым наглым образом оргазма перед глазами мелькали разноцветные мушки, а в голове вместо цифр без перебоя звучали на повторе только маты. — Вот теперь я понял истинную причину вашего с Лилит развода. Люцифер от неожиданности темы вскинул бровь. Даже победная усмешка с лица сползла. — Она просто поняла, что ты даже большая сука, чем она. Коленом Адам попытался отпихнуть падшего, но тот издевательски медленно двинул ладонь вверх, а вторую ладонь расположил прямо на головке и стал тереть круговыми движениями. — Блять, да ты реально охуел, — только и сумел прошипеть первый человек, прежде чем прогнулся дугой от прошившей вспышки удовольствия на тонкой грани с болью. Это было даже хуже удара током. У Адама в глазах помутилось, будто его выстрелом пробило насквозь и он вот-вот скреит крылья уже окончательно. Еще немного, и перегруженные нервные окончания откажут нахуй. А Люцифер до ублюдочного ласковым голосом спросил: — Может, все-таки записать на уроки? Или хочешь, как естествоиспытатель, сам все разведать? Готов помочь с материалом для практики, — почти мурлыкал падший, наблюдая, как изгибается ангел на постели, сбивая на пол подушки и покрывала мельтешением подрагивающих крыльев. Стимулировать головку Люцифер перестал, и теперь его ладонь двигалась дразняще медленно от основания к головке и обратно, распределяя по всей длине влагу выступившего предэякулята, от которой уже весь член блестел. Не нарушая размеренного и чертовски медленного темпа. Хотелось быстрее, грубее, больше, но Люцифер мастерски продолжал измываться над Адамом, провоцируя его на решительные действия. Хотелось дернуть бедрами вверх и самому задавать ритм, но тогда с шестикрылого уебка станется и вовсе руку убрать. Думать в таких условиях было нереально трудно, но Адам старался. Рвано выдыхая сквозь сжатые зубы, он выдавил: — Обойдешься, а сунешься и останешься без своего практического материала. Вот если дашь себя нагнуть, обещаю подумать о презентации своих наипиздатейших оральных навыков. — Вряд ли выйдет, — мягко, но оттого не менее возб… то есть угрожающе протянул Люцифер. Прорезающаяся в горле то и дело мурлыкающая хрипотца делала его тембр по-настоящему искушающим, не улучшая состояние Адама, а будто сбрасывая его окончательно в пропасть. Но это не могло заткнуть Адама. — Боишься навечно прописаться в нижней позиции? — Боюсь, что когда я закончу, ты даже встать не сможешь, не то что вставить. Это угроза. Точно угроза прямая и неприкрытая. Но почему тогда вместо гнева и неприятия разум заволокло предвкушение, а тело покрылось мурашками, причем по ощущениям как снаружи, так и внутри? Мышцы скрутились между собой узлами, и распутать их может только один конкретный шестикрылый кретин, если наконец перестанет дразнить и закончит начатое. — Блять, как же ты меня заебал… — Ещё даже не начинал, любовь моя.