Кошки-мышки

…а что, если бы Кристофер изначально был посмелее и увереннее в себе и в том, что он делает?..

Выбора особого не было — и шансы пятьдесят на пятьдесят. Либо получится — либо нет. Тянуть нельзя — нужно действовать: здесь и прямо сейчас, без промедлений. Кристофер и без того слишком долго подбирался ближе. Сегодня все шло к тому, что он сможет если не поймать гада за метафорический хвост, то хотя бы приблизиться к нему вплотную, и — возможно — даже прижать его к стенке. Кристоферу все играло на руку: в баре, в котором собирались все уличные, этой ночью проходила грандиозная тусовка, народу была — тьма; никто и не заметил полицейского, проникшего в их империю, чтобы разрушить ее изнутри. Да и формы на Кристофере не виднелось — только белая майка и джинсы. Он очень хорошо походил на свояка, хотя некоторые собравшиеся здесь изредка косо на него поглядывали, словно пытались вспомнить, замечали ли его раньше или нет. Единственное, что могло выдать Кристофера — то, что он держался особняком и ни с кем не контактировал. Но в таком бешеном потоке… было ли кому дело до парня, пьющего пиво в сторонке? Навряд ли. Барби здесь, как понимал Кристофер, яркая — и главная звездочка. Краем уха он уцепил чей-то разговор, в котором две порядочно выпившие барышни, воздыхая, любовно трещали о Барби. Кристофер поморщился от этих диалогов, но отсаживаться не стал — все же, кое-что важное он услышал: Барби приедет ближе к двенадцати вечера. Наручные часы показывали без пятнадцати минут. Оставалось всего ничего. Так же — оставалась и одна маленькая проблемка: Кристофер понятия не имел, знал ли Барби его в лицо или нет. Так что — со всей аккуратностью — Кристофер, засев в углу за одной шумной компанией, скрывал лицо за бокалом пива, которое потягивал уже почти полчаса, и неотрывно смотрел в сторону дверей. Но выслеживать так дотошно сейчас было не обязательно — как только Барби показался на пороге, все присутствующие очень громко и бурно на него отреагировали, словно в бар зашел не какой-то стритрейсер, а Райан Гослинг в роли водителя из «Драйва», не меньше. Теперь оставалось только выждать подходящего момента — и не важно, сколько времени бы это заняло. У Кристофера, как только он заметил Барби в радиусе пары метров, все нутро перевернулось — от предвкушения. Даже если бы не получилось поймать его с поличным сегодня, не получилось бы вывести на чистую воду… Кристофер — по крайней мере — смог бы показаться и дать понять, что он очень плотно присел к нему на метафорический хвост и слезать с него явно не планировал. Кристофер — наконец — начал верить в себя и в свои возможности. Потому что эта игра в «кошки-мышки» не могла продолжаться вечно. Барби нужно было поймать — и чтобы ему воздалось по всем его заслугам. Кристофер намеревался стать его личным палачом. Он бы смог вывести эту суку — нужно было лишь рискнуть. Конечно же, ни капитан Джексон, ни Чанбин ничего об этом не знали — и Кристофер действовал так, как сам считал нужным. Чанбин предупреждал: это уличные, а у уличных — дохера своих связей, и как бы повыше от кого Кристоферу не перепало… Но Кристофер был порядочным, добросовестным полицейским, и его долг — вытравливать эту гниль. Он не мог поступить по-другому. Иначе какой он полицейский?.. Но чем дольше Кристофер видел Барби, окруженного поклонниками, тем больше он ощущал, как внутри все начинало вскипать. Эту суку не оставляли без внимания — ни на секунду; рядом с Барби постоянно кто-то крутился, и незаметно украсть его было невозможно. Если бы Кристофер, которого Барби, скорее всего, все-таки знал, подошел бы и под ручку отвел в сторону — шум бы поднялся знатный, и вся операция пошла бы коту под хвост. Господи, как же иронично… Нужно было посидеть еще, выжидать дальше… может, Барби бы вышел покурить? Но на улице тоже могли быть люди — хотя вне бара шансов втихую оттащить Барби в сторонку было побольше. Кристофер нервно тарабанил пальцами по столу. Терпение его было на исходе — потому что в мыслях Кристофер уже давно во всех красках представил, как приложит эту суку рожей к стене и устроит Барби допрос с пристрастием. Но Кристофер не учел одного — просто потому что не знал об этом: у Барби, как у истинного кошака, был отменный нюх, и даже такой неприметный и сидящий в скромном уголке, он не остался незамеченным им. Игра в «кошки-мышки» продолжалась. Хенджину никто не слил информацию о том, что сегодня ночью в баре объявится офицер Бан. Даже Чанбин — и этому было одно разумное объяснение: Чанбин просто не знал. Значит, офицер Бан действовал самостоятельно. Только как тот пронюхал, что именно этой ночью в баре соберутся все уличные и, что самое главное, появится Хенджин? Неужели среди них была крыса?.. Но, несмотря на такую неожиданность, Хенджин очень умело и искусно себя не выдавал — и профессионально делал вид, что не заметил присутствие полицая среди толпы. Даже в сторону его не смотрел — и по тому, как жгло затылок, понимал, что офицер не сводил с него своего пристального взгляда. Разумных путей отступления не было, только один вариант — ужасно рискованный: смыться в кабинет к Шейну и покинуть бар через черный выход. Но тут была своя опасность: Хенджин не знал, осмелится ли полицай последовать за ним, потому что, если осмелится, Хенджин натравит его на своего непосредственного начальника, а если накроют Шейна — накроют всех. Так поступать было нельзя — даже если с Шейном у Хенджина были свои непростые отношения. Нужно было срочно выдумать что-то другое… но Хенджин был вмазанным — потому быстро сообразил, как свалить отсюда, попутно не зацепив никого из причастных. Одна наидебильнейшая идея довольно скоро посетила его светлую голову — и Хенджин, сам себе улыбнувшись, резко повернулся в сторону сидевшего в углу полицая, вперевшись в него взглядом. Офицер Бан сразу же его поймал. Теперь Кристофер все понял: Барби прекрасно знал и понимал, с кем он имел дело. Он наверняка сразу же заметил его — и очень хорошо все это время не давал и намека на то, что чувствовал чужака на своей территории. И то, что Барби сейчас повернулся в его сторону, хитро глядя ему прямо в глаза своими чернющими и поплывшими, означало только одно: у Барби была какая-то многоходовочка. А у Кристофера не было выбора — но был шанс переиграть Барби в его же игру. Нужно было действовать. Потому, как только Барби отошел в уборную, Кристофер подскочил следом. Хенджин знал — и даже не дернулся, когда спустя всего ничего дверь в уборную захлопнулась. Он только расстегнул свою кожанку, надетую на голое тело, и аккуратно подтер помаду, немного смазавшуюся под нижней губой, выдохнул — будто уставше: — Нечего так дверьми греметь. И — момент — ощутил, как чужие пальцы сдавили челюсть. Офицер Бан приложил его затылком к стене: — Не рыпайся, — прошипел он, не расслабляя хватку. — Иначе челюсть сломаю. Хенджин на это ничего не ответил — и все недоумение, смешанное со злостью и желанием вмазать в ответ, образно засунул себе в задницу. Вместо этого — наигранно удивился, заморгал часто, словно не понимал, за что его так, и тихонько, почти заискивающе, спросил: — Что не так?.. Кристофер, смотря на эту рожу, хотел было высказать, что не так — но настолько Барби выбесил его своим поведением, что вместо ответа он решил еще раз приложить его затылком об стену. Тот шикнул: — Можно и понежнее быть… — Или всё-таки челюсть тебе сломать, чтобы не пиздел ничего, — Кристофер надавил пальцами сильнее, держа Барби плотно прижатым к стене и не позволяя тому шевельнуться. — Я про тебя все знаю. — Что — знаешь? — Барби все еще косил под дурачка — а у Кристофера внутри жглось, как хотелось этой наглой мордой по всем поверхностям провести. Он себя сдерживал — не мог перегибать палку. — Ты понимаешь, о чем я. — Красноречиво… — и все же хватало этой суке смелости пиздеть. Кристофер закипал пуще прежнего. — Я говорю, а ты — внимательно слушаешь, сука. Хенджин, сморщившись от усиливающейся боли, все же дерзнул: — Я не сука. — Ты даже не представляешь, какая ты сука, — хмыкнул офицер Бан, нависнув над его лицом. — Все нервы мне измотал — и я намерен отплатить тебе тем же. — Можно просто натурой, — Хенджин с трудом отцепил от своего лица чужую руку и отвел ее в сторону, со всей силы сжав запястье офицера. — Не боись, никто и не узнает об этом маленьком недоразумении… Кристофер упёрся свободной рукой в стену, прижав Барби к ней всем своим телом — и возможности вырваться у того не оставалось. Барби смотрел на него через легкую муть — Кристофер хорошо это понимал: — Все я знаю — и про гоночки ваши, и про то, что ты наркоту толкаешь. Барыжки помельче тебя сдали. — А доказательства будут?.. — Молчать, я сказал, — Кристофер ударил кулаком в стену — аккурат около чужого уха. Барби действительно затих — смотрел только внимательно, даже дышал через раз. — Доказать это — никакого труда не составит. Просто теперь ты будешь знать: я за тобой слежу. Я — у тебя на хвосте. И я не собираюсь с него слезать. Я тебя, сука, вытравлю — и осталось тебе совсем немного. Знай, тебе — пиздец. Хенджин с таким утверждением согласен не был от слова совсем: — Может, мы как-нибудь сможем исправить то недоразумение, которое возникло между нами?.. — но Хенджин не пылил и не лез на рожон — он продолжал прикидываться дурачком, юлить и вместе с этим бесить офицера, что буквально читалось в чужом выражении. — Как насчет того, чтобы… Хенджин не договорил — вместо этого он, рискнув в который раз, повел ладонями по чужой груди — и задержал их на поясе джинсов, подцепив ремень пальцами. Офицер Бан явно не ожидал подобного — потому и не сразу перехватил запястья Хенджина, не позволяя тому расстегнуть ремень: — Руки, — прошипел он, — иначе я тебе реально челюсть сломаю. — А как мне со сломанной челюстью тебе отсасывать? Это неудобно. — Хенджин нагло ухмыльнулся — и повел кончиком языка по верхней губе. Выражение офицера не поменялось — осталось таким же агрессивным. Пальцы снова до боли сжали Хенджину запястья — предупредительно. — Да ладно тебе, — Хенджин аккуратно приблизился к его лицу — не так близко, чтобы схлопотать в ебало, но уже почти на грани. — Разве я не привлекателен?.. Хенджин все о своей привлекательности и красоте прекрасно знал — и планировал бессовестно этим воспользоваться. Как и всегда. — Заткнись. — Так ты меня и заткни, — Хенджин сцепил пальцами край чужой майки, потянув его на себя. — Просто, понимаешь… смотрю на тебя, такого злого, и коленочки сами в разные стороны и разъезжаются…такой ты горячий. И пользовался Хенджин своим природным обаянием и красноречием без зазрения совести. Потому что оно не раз и не два спасало ему если не жизнь, то хотя бы лицо. — Не интересует, — тихо прошипел офицер Бан и отпустил Хенджина. Сделал шаг назад — на безопасное расстояние. И попытался поставить точку их разговору: — Прикидывайся сколько влезет — я все равно все про тебя знаю, Барби, и я клянусь: осталось совсем немного — и я возьму тебя с поличным. — А чего ждать? — Хенджин также сделал шаг — и снова оказался вплотную к офицеру. Оглядел его с ног до головы — изучающе, пристально, проскользил внимательно от пояса по торсу до лица — и с легким придыханием: — Возьми меня прямо сейчас. Вот он я — перед тобой. Нечего больше медлить. Кристофер все еще держал в уме то, что все происходящее — очень странная, но наверняка вполне разумная многоходовочка Барби. Кристофер не должен был терять бдительность: — Кататься будешь — почаще смотри в зеркало заднего вида. С этими словами он намеревался покинуть туалет бара, но… — М-м, — Барби наигранно скуксился и головой отрицательно мотнул. — Правда думаешь, что ты сможешь поймать меня еще раз?.. Такой наивный… Но, впрочем, — он опять потянул к Кристоферу свои руки, приложив ладони к его груди, мягко помял. — Мое дело — предложить… только дважды я не предлагаю, ты подумай хорошенько. План, созревший у Хенджина в голове, был прост как дважды-два: заманить, соблазнить, вывести из себя и вынудить потерять бдительность… и самому немного поразвлечься, а-то — кто знал, чего этот офицеришка так к нему прицепился? Может, нравился Хенджин ему, вот и не мог отстать?.. Да и влюбить в себя кого-то Хенджину не составило бы особого труда. Слишком он был хорош — и знал об этом. Особенно с полуобнаженным торсом. На него офицер порядочно не смотрел. — Я сейчас хорошенько тебе вмажу, — пообещал офицер — и хотел было продолжить, но запнулся на полуслове, когда Хенджин, не переставая нагло ухмыляться, глядя ему в глаза, стек одной ладонью по груди вниз — и теперь не оттягивал пальцами ремень, а сжимал ими чужой член через джинсы. Кристофер долбанул Барби по рукам — но отойти не смог; сжимали его крепко, нагло, плотно, даже болезненно отчасти. Только мгновение спустя Кристофер осознал: из-за злости и адреналина, накатившего из-за всей этой ситуации, собственный организм сделал ему подлянку — и Барби, почувствовавший это, с оскалом улыбнулся: — И нужно было строить из себя?.. Кристофер собрался с мыслями — стараясь игнорировать чужие касания: — Для чего тебе это? — он на самом деле потерял суть всех событий: Барби заманил его, играл с ним — но для чего? Кристофер же ясно дал понять, напугал его, что все — хана котенку. Барби нужно было ходить и оборачиваться на каждом шагу. По какой причине тот вытворял все это… действительно как-то самоутвердиться — или ввести в заблуждение, что он не боялся быть пойманным? — Ой… кажется, что-то пошло не по твоему плану? — Хенджин к его груди своей обнаженной — и почти что коснулся губами чужой щеки, приблизился ближе к уху — выдохнул горячо, шепотом: — Мне нечего бояться. Я ничего плохого не делал. И то, что я сейчас трогаю тебя… это только потому, что ты меня возбудил. И я просто хочу отсосать тебе. В словах Хенджина была доля правды — вся эта обстановка и вправду не оставляла его равнодушным, а секс с сильной эмоцией ему нравился так же сильно, как и гонки. Но суть его действий заключалась в том, чтобы обмануть, заставить поверить, что он действительно ни к чему такому непричастен — иначе стал бы он своими же руками… Приблизиться вплотную — во всех смыслах — и запудрить мозги, надурить, что он хороший, просто с некоторой ебанцой. — Расслабься, — Хенджин повел языком по мочке уха — и тихо причмокнул. — Я все сделаю сам… не ломайся. Чувствую же, что ты тоже хочешь. Кристофер ни о чем таком даже не думал — и уж точно не хотел. Головой, в плане… а вот ее уменьшительно-ласкательным… Это абсолютно нормальная реакция здорового, половозрелого парня — но как же она не вовремя. — Давай я все-таки расстегну твой ремень, — разрешения Барби не дождался — и самовольно сделал так, как захотел. — И спущусь ниже… как тебе идея? — Охуенная, — с сарказмом, естестественно, однако голосок все равно дернулся — как только Барби уперся коленями в пол и посмотрел снизу-вверх. Ресничками захлопал — кокетливо. Его грудь часто вздымалась. — Если что — меня можно крепко держать и тянуть за волосы. Мне такое очень нравится. Кристофер неоднозначно хмыкнул — все еще не до конца осознавая, к чему все это вело. Может, у Барби и не было никакого плана… стал бы он так унижаться? К Кристоферу в голову вообще ничего путного не лезло — только херня всякая, мешавшая здраво оценивать действительность. Хенджин знал, что ему следовало поднажать еще немного — и офицер окончательно сдаст позиции. Тот уже не особо сопротивлялся — и не пытался перехватить его руки, пока с него стягивали джинсы вместе с бельем, только рожа сомневающейся выглядела, губы он все свои кусал. А корчил из себя… Хенджин этому улыбнулся — азарт опасности увеличивал уровень адреналина в крови; привычки трахаться с кем попало и отсасывать кому попало в туалетах бара у Хенджина не было — но тут сам загорелся, правда — возбудился из-за того, что смог обвести вокруг пальца офицера, гнавшегося за ним уже сколько времени… В этом было что-то такое — неправильное, может, но жутко будоражащее. — Только в рот мне не кончай, — Барби обхватил его ладонью и коснулся головки, повел ею по своим накрашенным губам. Слащаво причмокнул. — И на лицо не надо. Румяна смажешь. Кристофер положил ладонь на чужую макушку — и стянул на ней волосы. Не сильно — пока только на пробу: — Сам решу, — неожиданно для себя грубо ответил он. — И все-таки… Хенджин обхватил его губами, медленно заводя член за щеку, и переложил ладони на бедра офицера — на случай, если тот решит трахнуть его в рот. Хенджин такого не любил — и предпочитал держать контроль в своих руках. Опять же — во всех смыслах. Кристофер глядел на него сверху-вниз — но по какой-то причине чувствовал себя так, словно это его опустили на колени. Потому что Барби выглядел как самый настоящий нахал: с упоением отсасывал и одновременно с этим умудрялся смотреть ему в глаза с ангельской невинностью. Кристофер ощущал одновременно и злость, и недоумение, и желание — вытрахать дурь из него. Но Барби держал его крепко — откуда только столько силы у такой тощей суки… Да и по-хорошему — Кристоферу следовало взять его за патлы и оторвать от себя, потому что все это заходило куда-то не туда… даже пальцы сжались, рука — почти — дернулась, но в итоге почему-то вместо этого Кристофер надавил ему на затылок, машинально двинув бедрами. Барби выглядел довольным — донельзя, потому что на лице у Кристофера наверняка читалось то, что он не мог этому противиться. Потому что у Барби — охрененные тепло-карамельные губы, которые растягивались вокруг члена, охрененный язык, скользивший вокруг сжатой головки — и совершенно бессовестное выражение, которое также бессовестно заставляло что-то внутри Кристофера потихоньку рушиться. Мало-мальски в сознании держали — и в прямом, и в переносном смысле — пальцы Барби, крепко схватившие его за бедра; грубо и больно. Он не позволял Кристоферу двинуться — и делал это своей головой, медленно, но вбирая глубже с каждым разом. Это можно было считать за поражение — и чтобы хоть чуть-чуть оправдаться перед самим собой, Кристоферу нужно было закрыть глаза и представить на месте Барби кого-то другого. Но сомкнуть веки до конца он не смог — чужая челка щекотила кожу, и звуки, которые издавал Барби, вообще не способствовали тому, чтобы Кристофер не глазел на него больше. Он знал, что он хорош — и пользовался этим. Только на пару секунд Кристоферу хватило сил на то, чтобы зажмуриться. — Так не пойдет… — донеслось снизу. — Либо смотришь — либо сам себе передрочишь. Одновременно с этими словами Кристофер почувствовал, как одна ладонь Барби стекла по его бедру вниз и легла на член, пальцы перехватили у основания. — Посмотри на меня. — Заткнись, — процедил Кристофер, показательно отводя взгляд в сторону. В отражении зеркала над раковиной он увидел свое лицо — и покраснел еще сильнее, прямо до кончиков ушей. Барби хмыкнул: — Так не пойдет… Собственная бесхребетность, заставившая принципы и порядочность отойти на сто десятый план, Кристофера невероятно злила — и он, действуя импульсивно, сам направил член в чужой рот, проталкивая его между накрашенных губ. Барби послушно взял — почти до конца, но головой больше не двигал и языком — тоже. Только смотрел, словно удивленный, и шкрябал ногтями по бедру Кристофера. — Все еще много пиздишь, — со всем недовольством произнес Кристофер, оттянув Барби за волосы. Хенджин с трудом отстранился, откинув голову назад, облизал губы, сглотнул — и охрипшим голосом сказал — совершенно спокойно: — Если тебе хочется большего — попроси… Но смотреть ты должен только на меня. Офицер Бан уже открыл рот, чтобы высказать все, что он о нем думал, но быстро передумал — стоило Хенджину безжалостно сжать его член и дразняще провести лишь кончиком языка по длине, на секунду задержавшись на головке. Кристоферу все же стоило изначально вмазать Барби — или сломать ему челюсть. Потому что и то, и это — жутко не профессионально. Но испытывать возбуждение и желание от человека, которого он давно хотел прижучить — это вообще край. Кристофер не думал, что он мог поддаться и переступить черту — однако он уже. Хенджину все происходящее нравилось — и то, что офицер Бан заметно подрагивал на каждое касание языка, и то, что тот очевидно боролся сам с собой. Какое же человек примитивное создание — и похотливое. Хенджин знал это по себе. — Продолжай, — в итоге выдохнул офицер, уперевшись ладонью в стену позади Хенджина — и-таки посмотрел ему в глаза. Больше ничего не сказал — потому что его на это не хватило. Хенджин неспешно двигал головой — и брал мало, меньше половины; задерживался на головке, обводя ее языком, и не переставал сжимать у основания. По-садистски — офицер Бан предпринял попытку надавить ему на затылок, заставляя взять глубже, но Хенджин, уперевшись одной рукой в его бедро, снова отстранился: — Невтерпеж кончить? Так быстро?.. — Да замолчи ты ради бога… — Не поминай всуе. Офицер Бан выглядел совсем уж отчаявшимся — и Хенджин, воспользовавшись моментом, напоследок чмокнул губами его член и быстро поднялся с колен. А дальше припечатать офицера к раковине лицом к зеркалу труда не заставило — тот, почувствовав прижавшегося к заднице Хенджина, даже не пискнул, только руками уперся, чтобы не потерять равновесие, и сам — неосознанно — прижался в ответ, смотря на Хенджина через отражение. Хенджин улыбнулся: — Из бойкого — в ласкового, — мягко произнес он, касаясь губами чужого уха. — А теперь — попроси меня, чтобы я помог тебе кончить. Офицер сжал губы. — Хочу, чтобы ты умолял. Хенджин размашисто повел языком по шее офицера, сжал между губ кожу на загривке — и обхватил его ладонью, сделав несколько резких движений вверх-вниз. Свободной рукой он расстегнул свои джинсы — и прижал член между чужих ягодиц, притерся, заговорчески спрашивая: — Может, трахнуть тебя — прямо здесь и сейчас?.. Что думаешь? Кристофера повело — и он уже ни о чем не думал. Как почувствовал разгоряченность чужого тела — сразу последние остатки мозгов вышибло; тело само поддавалось — и старалось притереться еще. Барби без стыда и совести дразнил его, держа в сжатом кулаке набухшую головку. Но просить Кристофер не стал — просто потому что не смог бы сказать что-то внятное; когда Барби надавил членом между ягодиц и двинул бедрами, Кристофер только охнул, вцепившись пальцами в раковину. Ему хотелось кончить еще тогда, когда Барби стоял перед ним на коленях — а теперь он не знал, как скоро сможет сделать это. Барби почти не двигал ладонью, только дразнил — и сам все плотнее и быстрее скользил своим членом, изредка вдавливал головку. Ощущалось это все как пытка — не меньше. Хенджин сам чувствовал, что ходил по краю — но старался держать все под контролем. Ему бы на самом деле хотелось трахнуть офицера Бана — и услышать от него просьбы и мольбы. Это бы не только физически — но и морально компенсировало все затраты Хенджина на него. И чтобы офицер заплакал — просто потому что не смог бы иначе. Чтобы ему так сильно хотелось, что он не смог бы себя сдерживать. И чтобы весь бар услышал, как тот кричит и стонет. Такие фиктивно неприступные всегда хорошо стонали, Хенджин знал. Всего-ничего — и Кристофер в действительности бы завыл. Барби плотным кольцом пальцев пережимал основание его члена, не двигал рукой — но терся о чувствительную кожу сам. Он словно правда трахал его, хотя кроме как легкого давления большего себе не позволял. Кристофер хотел простого человеческого кончить — в низу живота жглось. Дыхание на каждое движение Барби сбивалось — до того, что вдохнуть становилось тяжело. Кристофер видел свое отражение — и то, каким жалким он был сейчас, реально вынуждало его почти что плакать; щеки покраснели в тон помады Барби. А ведь как начиналось… будь Кристофер чуть настойчивее — не пришлось бы сейчас стыдиться своей натуры. Позорище. — Попроси меня, — и Барби херачил в костер керосином — медленно терся, не отпускал его член и горячо прерывисто дышал в затылок, касаясь губами загривка. — Я обещаю — я все сделаю, только скажи мне об этом. Хенджин нагло врал — он бы не перестал дразнить и издеваться после одной только просьбы. Вот если бы он увидел в глазах офицера слезы — и услышал, что тот застонал на грани скулежа, вот тогда — быть может! — он бы и смиловался. Но не сейчас — такое бы его морально не удовлетворило. Офицеришка должен был ответить за все. Хенджин заставит его это сделать. Кристоферу постепенно становилось совсем плохо — из-за того, насколько противоречиво все это ощущалось: неприязнь и желание, стыд и возбуждение, разгоряченность чужого тела — и холод металлической раковины, которую Кристофер мог бы смять пальцами, если Барби продолжит в том же духе… Барби продолжал — и доводил Кристофера до неразборчивого хныканья, заставлял подаваться бедрами назад в надежде облегчить страдания, но пальцы Барби ни на сантиметр не сдвигались — и так крепко сдавливали, что еще чуть-чуть, и у Кристофера поплыло бы перед глазами. Чтобы позорно не заскулить — Кристофер закусил губу, веки зажмурил, лишь бы не видеть своего лица и отражения Барби в зеркале; и чтобы морально не давило то, что все это с ним делал человек, которого Кристофер — по-хорошему — терпеть не мог и должен был прикончить. Хенджин не сдавался — не мог; сам себя на слабо брал — и постепенно, но очень нервно подводил офицера Бана к краю: — Тебе нравится, когда тебя сдерживают — и не дают кончить, да?.. Но ты только на секунду представь, как охуенно тебе будет — и попроси меня помочь. Ну же, чего ты?.. Но офицер даже сейчас, будучи в таком уязвимом состоянии, находил в себе силы на то, чтобы противиться — и, с трудом разжав пальцы и отпустив несчастную раковину, схватил Хенджина за запястье, пытаясь сдвинуть его руку хотя бы на пару сантиметров вверх-вниз. У Хенджина сил было побольше: — Попроси, — напомнил он, оставив легкий поцелуй за ухом и отпечаток своих тепло-карамельных губ. Кристофер отрицательно мотнул головой — и попытался оттолкнуть руку мучителя. Снова — безуспешно. — Я обещаю: никто не узнает. Одно «пожалуйста», и я позволю тебе кончить. Одно «пожалуйста» — и Хенджин доведет его. Одно «пожалуйста» — и Хенджин будет почти что удовлетворен. Одно «пожалуйста» — и Хенджин, не чувствуя вины и мук совести, — и ничего попутного лишнего! — поставит жирную точку. Одно только «пожалуйста»… — Пожалуйста, — с мокрыми глазами, трясущейся нижней губой — и порозовевшим лицом, покрытом испариной. — Блять, пожалуйста, — еще отчаяннее, чем до этого — и еще позорнее. И — совсем тихо — чуть ли не скуля: — Пожалуйста… Да, именно так: теперь — достаточно для того, чтобы Хенджин, прикусив губами кожу на его загривке, выжал из офицера Бана все — метафорические — соки. Достаточно для того, чтобы Хенджин, совершенно не заботясь о чужом возбуждении, подавался бедрами вперед, скользя истекающим членом между его ягодиц. И достаточно для того, чтобы Хенджин почувствовал удовлетворение, — моральное — пока офицер, которого он прижимал к раковине, изводился и громко хныкал, царапая ногтями по его запястью. Но недостаточно для Кристофера — которому в момент, прямо на грани, стало холодно. Недостаточно для Кристофера, которому заложило уши от своего же сбитого дыхания. И недостаточно для Кристофера, который, обернувшись через плечо на Барби, получил звонкий шлепок по заднице — и услышал громкий хлопок дверью. Но — закономерно: облом во время кульминации представления. Кристофер не сразу заметил, как след Барби простыл. То, что его обдурили, он понял тогда, когда запыхавшийся и с задернутой на пояснице майкой выбежал на улицу. Он понял это, когда розовая леджера, припаркованная около бара, засветила задними фарами. И окончательно понимание пришло к нему тогда, когда Барби, высунувшись в окно, кокетливо отправил на прощание воздушный поцелуй — и дал по газам, показав напоследок средний палец.

И съебался в закат.