Поймать Фантома

Боль — это боль, как её ты не назови

Это страх. Там, где страх, места нет любви

Я сказал: "Успокойся и рот закрой"

Вот и всё, до свидания, чёрт с тобой

Я на тебе, как на войне

А на войне, как на тебе

Но я устал, окончен бой

Беру портвейн, иду домой

Окончен бой, зачах огонь

И не осталось ничего

А мы живём, а нам с тобою

Повезло — назло

      Это конец.        Существуют ли специальные справочники на тему «Что делать, если твой бойфренд оказался убийцей-психом»? Наверно, в таких случаях стоит почитать книги психологов, психиатров или каких-нибудь профайлеров, только вот вряд ли это поможет. Возникает следующий вопрос — а есть ли между ними вообще отношения? Наверно, Антон и правда мудак, если раньше не замечал такое. Только сейчас к нему в голову начинают заползать, словно скользкие и мерзкие змеи, мысли. Воспоминания. Правду говоря — хер он клал на Олежу в принципе. На его эмоции. Олежа умён. Расстроен чем-то? Ну, обниму его, говорят, что помогает. С Олежей не скучно. Лёг в больницу? Он же сказал, что профосмотр, зачем лишний раз бегать туда-сюда. Олежа всегда приходит на помощь. Решил съездить в родительский дом в родном городе? Пожалуйста, Антону всё равно.       В этом и проблема. Ему всегда было на самом деле всё равно. Такое ощущение, что те маломальские ухаживания и прогулки были не больше, чем обычная любезность. Нет, Олежа ему дорог, правда, просто до мозга Звёздочкина как-то не доходило, что нужно интересоваться состоянием близкого человека, но вообще он рассчитывал на то, что при появлении проблемы её сразу же можно и озвучить. Сам Антон всегда так делал. Почти.       В принципе, ему не раз говорили, что он полный «ноль» в отношениях и понимании человека. До этого момента парень думал, что такими заморочками занимаются только девушки с их-то нестабильной психикой.        Это конец. И это первый раз, когда все без исключения считают абсолютно так же. Всё. Точка невозврата, отсчёт окончен, а бомба взорвалась, уничтожив всё живое в спектре её действия.       Они сидят в комнате допросов, и разговор ведётся, видимо, с самим Господом, Вселенной или судьбой, как вам угодно. Антон скрючился на стуле, подставив под удар свою всегда прямую осанку, положив локти на стол и скрепив ладони в замок, уткнулся в них лбом. Селезнёвы же сидят напротив, и пока полковник с кем-то яростно переписывается, иногда посматривая на Антона, Женя невозмутимо перелистывает какие-то бумажки с отчётами. В их неназванном клубе «АА» не хватает только Рыси, но та беспечно спит в своей мягкой кровати и видит радужные сны про будущее нашей страны. А что ещё делать в три часа ночи.       — Это… — Антон резко выпрямляется и взмахивает руками, но слов договорить не находит. При всём его развитом словарном запасе в голову лезет сплошной мат.       — Не утруждайся, я договорю: это пиздец, — Женя, хмыкая, кидает папку на стол и всем корпусом на девяносто градусов поворачивается к отцу. — Что делать будем.        Тот одаривает его укоризненным взглядом и мотает головой влево-вправо. Телефон откладывается на стол, предварительно потухнув.       — Что за слова? Всё чаще и чаще слышу от тебя подобное.       И это не ложь. Женя, насколько помнит Антон, раньше старался по минимуму использовать непристойные выражения, и те говорил себе под нос. Невольно вспоминается Олежа: тот, наоборот, при удобном неприятном случае мог наорать на кого угодно, да так, чтобы словарь сквернословия невольного собеседника мог пополниться на десяток слов.       Женя же отличается, или по крайней мере отличался, своим умением молчать. За ним не наблюдалось импульсивности, он всегда оставался спокойным и просто молча выполнял отданные ему приказы. Попросили — сделал. И никаких проблем.        Невооруженным взглядом видно, как сильно поменялся характер Селезнёва.       — А как тут без такого, папуль? Или ты за собой такого не замечал?       А ещё тот тихий паренёк из полицейской академии никогда не ехидничал и не использовал сарказм. Только с улыбкой на лице помогал людям.       Валерий Валерьевич морщит нос, недовольно вздыхает, но ничего не говорит. Оно и к лучшему. Сейчас Женя явно не побоится ругани с кем-либо.       — Люди из отдела спят, но уже есть наводки по машине, на которой подвозили Олежу и того парня, — полковник складывает руки в замок и сканирующе оглядывает молодых людей. — С большой вероятностью на завтра у нас будет его место жительства, а возможно и ордер.       — А сейчас? — сиплым голосом спрашивает Звёздочкин.       — А сейчас по домам. И больше не суёмся в это дело. Мы достаточно дров наломали.       В воздухе повисает недосказанное женино «ты наломал дров, а не мы», но парень решает просто с противным скрипом старого офисного стула подняться и молча выйти из помещения.       Их ждут явно не самые радужные перемены.

———

      Протяжный болезненный сон буквально разрывает образовавшуюся тишину. Пробуждение ото сна из-за ноющей боли буквально во всём теле, согласитесь, нельзя назвать самым лучшим. Зато Олежа отмечает наконец-то ясную погоду за окном. Если прислушаться, то можно расслышать щебетание птиц на дереве рядом с домом.        В комнате сильно душно. Дышать невозможно. Поэтому, несмотря на шаткие и дрожащие конечности, Олежа со слипшимися после сна глазами поднимается на ноги, и, придерживаясь за тумбочку, а после и за шкаф, подходит к окну. Полминуты борется с неподатливой ручкой, и, Аллилуйя, свежий воздух буквально залетает потоком ветра в помещение. Душнов делает несколько резких вдохов, и сразу же чувствует лёгкое головокружение от переизбытка кислорода в крови. С трудом, у него получается разлепить глаза и протереть их пальцами, отделяя друг от друга слипшиеся ресницы. Это действие сопровождается ещё одним стоном, потому что какого чёрта у него так болит лицо? Саднящее и довольно-таки неприятное ощущение буквально покрывает всю поверхность его кожи. Но всё это перестаёт быть важным, когда до парня доходит, что комната не его.       Олежа пару раз моргает и с вылупленными глазами осматривает помещение. Вещи его, комната нет.       — Же-ень? — его голос охрип, и Душнов прокашливается, произнося чуть громче: — Женя?       И плевать, что Женя, возможно, на работе. Почему Олежа не в их квартире?        Преодолевая свою дезориентацию, мигом вылетая из спальни и спотыкаясь о порог, он оказывается в совершенно незнакомом коридоре. На крючках висят его куртки, обувь у входа тоже его, но чёрт возьми, квартира не его! Паника в геометрической прогрессии начинает нарастать, и Олежа непроизвольно начинает делать множество прерывистых вдохов и задыхаться. Виски начинает сдавливать притупление и неприятная боль, от которой в глазах появляются ослепляющие искры. Душнов жмурится и прижимает к голове указательные пальцы. Прямо посередине коридора садится на корточки.       — Так, стоп, — неожиданно сам себе под нос выдыхает он. — Возьми себя в руки… Телефон… Нужно найти телефон…       Кажется, минутами ранее он видел его на полу возле кровати.        Обнимая самого себя, он принимает довольно успешную попытку разогнуться в коленях и подняться обратно на ноги. Боль и паника всё ещё сопровождают его действия, но теперь у Олежи есть цель, и он концентрируется на ней. Комната. Нужно найти то, откуда он пришёл сюда. Это не оказывается сложным делом, и Душнов делает шаг в нужном направлении. Как он и думал: телефон на полу вместе с подушкой и половиной одеяла. Но это уже Олежу не волнует. Зеркало шкафа-купе, которое непонятно как не было замечено ранее, должно изображать его отражение.        — Какого чёрта… — Душнов пятится, запутывается правой ногой в куске одеяла и падает на кровать, оказываясь в сидячем положении.       Но зеркало отражает какую-то чертовщину.       — Нет-нет-нет, быть не может… — переводя взгляд с отражения на себя, на кровать и снова обратно всматривается в зеркало, в панике он осознаёт, как все его надежды с крахом рушатся.       Очнувшись, он не заметил кое-что. Точнее очень многое. Например, что на руках его перчатки, спал он в уличных штанах, водолазке и, прости Господи, в плаще. В плаще, которого у него в помине не было. В плаще, который носит тот убийца-маньяк из телевизора, на которого Олежа старался не обращать своё внимание. Парень сдёргивает с себя перчатки, откидывая их подальше в сторону коридора, и проводит руками сначала по волосам, что оказываются непривычно жёсткими и грязными, а после и по лицу. В отражении он видит, как смазываются пальцами непонятные синие пятна на скуле и лбу. И это не сон. На коже руки они также остаются. Оглядываясь, он замечает, что на белой простыне в месте, где предположительно находилась его голова, тоже остались синие мазки.        — Твою мать…       Он возвращается к реальности и бегает взглядом по комнате. Снова найдя свой телефон, Олежа бросается к нему, падая на колени и вздыхая от ещё одной дозы боли. В глазах плывёт, но Душнов трясущимися руками хватает гаджет и пытается его включить.        Есть две проблемы: это не его телефон и он не включается!        — Ну нет, нет, пожалуйста, нет-нет-нет… — лепеча себе под нос просьбы, парень крутит вещь в руках, зажимая все кнопки, и когда у него ничего не получается, просто сжимает телефон в руке и в бессилии опускает голову.       Часто дыша, он даже не старается успокоиться. Он чувствует, как каждая мышца, ткань и клетка организма просто сгорает от боли, но даже никак не реагирует на это.        — Это конец… — одними губами произносит Олежа с выдохом.       — Это будет концом, если ты не возьмёшь себя в руки, — на его плечо ложится чья-та рука, и это действие буквально обжигает всё олежино тело, заставляя парня дёрнуться и подскочить на ноги.        Перед ним стоит его отражение. Только в более надлежащем виде: одежда не грязная, плащ не помят, синяя маска не стёрта, а волосы заложены назад. Синие глаза прищурены, а рот искажён в слабой ухмылке. Но Олежа не узнаёт в этом существе себя. Да, черты лица похожие, но это не он! И глаза блестят холодным синевом, волосы у него не такой длины, улыбка не его. Всё не его!        — Ты..!       Чужая ухмылка становится шире, и человек тыкает Олеже в грудь указательным пальцем в перчатке.       — Ты.       Душнов истуканом пялится на протянутую руку, расширяя в шоке свои светлые, голубые глаза и отмирает только тогда, когда до его ушей доносится чужой смешок.       — Только посмотри докуда ты докатился. А всё потому, что ты сказал мне уйти.       — Ты… — в горле пересохло и говорить стало за гранью реальностью. Сглатывая неприятный ком и накопившуюся слюну, Олежа пробует снова: — Ты о чём?       — Ах да, как я мог забыть, что твой маленький глупенький мозг, — он тыкает пальцем Олежа по лбу, из-за чего тот по инерции делает шаг назад, — имеет свойство стирать травмирующие события. Не знаю даже, идёт ли кому-то на пользу такая амнезия, но тебе точно нет.       — Нет… — Олежа жмурится и оседает на корточки, хватаясь за голову и зарываясь пальцами в волосы, вскрикивает: — Это бред какой-то!       — Ты ж мой сладенький. Давай-ка я тебе постараюсь напомнить, — Олежа не видит, но всем телом ощущает, как нечто садится напротив него. — Отец-тиран. Всегда издевался над семьёй, и в тебе копилась злоба. Что она породила? Желание убить. Кто убил твоего отца, Олеж? — перед глазами проносятся картинки, но Душнов только в отчаянии качает головой из стороны в сторону, желая остановить всё это. — А кто всю жизнь считал, что с коррупцией надо бороться? И кто в итоге стал действовать? — парень изо всех сил старается выровнять дыхание и концентрировать своё внимание на любых звуках, кроме этого голоса, но всё тщетно. Ни уличного шума, ни приборов в помещении не было слышно. Всё затихло как по щелчку пальцев. — Конечно, ты бы не справился один. Слишком у тебя принципы правильные. И тогда пришлось прийти на помощь мне.       Ноги затекают, и Олежа начинает чувствовать нестерпимую тянущую боль, что заставляет его качнуться и осесть пятой точкой на пол, оставляя руки в том же положении.       — А потом ты сказал мне уйти, — обиженно мычит тот. — Сказал отвалить и выстрелил мне прямо в бошку. Всё это, конечно, метафорически, я всего лишь плод твоего сознания, помнишь? Ты просто решил поставить точку, думая, что сможешь отгородить себя от проблем, и куда всё это привело? Посмотри на себя! Ты жалок и слаб, но когда я был рядом с тобой, такого не было, разве нет?       Голова взрывается резкими вспышками боли, и Олежа выдыхает воздух через нос, стараясь не задохнуться соплями и слюнями. Он поднимает глаза, лицо кривится в жалкой улыбке, и Душнов смеётся чёрт знает чему.       — Это ведь ложь, да? Или сон? Воспоминания… Это мне всё снилось. Признавайся, тебя кто-то подослал подшутить надо мной? Я не пью, но в списке моих желаний было сходить на вечеринку и напиться. И кто-то решил посмеяться, да? Это была Оля? — его бессвязный лепет останавливается звонкой пощёчиной по лицу, и Олежа моментально прижимает руку к горящей щеке.        Чужие руки берут его лицо за подбородок и заставляют посмотреть Олежу прямо в синие глаза.       — Смотри. Я тебя ударил. Причём сильно и ты почувствовал это. А теперь ударь ты меня.       Олежа сначала мнётся, но всё же поднимает руку и замахивается. Удара не происходит. Ладонь проходит насквозь щеки, и Душнов даже не чувствует ничего материального. Чужое тело начинает растворяться в воздухе, превращаясь в тёмную гущу, что расходится по всей комнате, окутывая Олежу, который уже горбясь без сил опускает свою голову, осознавая.       Осознавая, что это не сон.       Очертания комнаты исчезают, и всё становится тёмным. В очередной раз Олежа не видит это, а ощущает всеми клетками своего беспомощного тела, как тьма поглощает его.       — И что мы будем делать? — хрипло спрашивает он.       — Пойдём в «ФармМета».       — Компания отца? И как нам это поможет?       — У нас есть достаточно доказательств против полиции. Мы просто запустим прямой эфир и выставим тебя жертвой обстоятельств.       — Ты хочешь их подставить?       — Это они тебя подставили.       Минуту парень ничего не говорил, сидя с низко опущенной головой. Только после того, как мысли и воспоминания постепенно встали на свои законные места в головном отделе, он поднимает голову, прозрачным взглядом упираясь вникуда, и безжизненным, словно робот, голосом спрашивает:        — И где мы возьмём доказательства? Все отчёты в полицейском участке.       — А вот тут нам поможет твоя сестра. Ты правильно сделал, что поговорил с ней.        Олежа почти невидимо кивает и начинает вставать на ноги. Поднимает голову, глаза его становятся синего цвета, но на лице играет всё то же печальное выражение.       Это точно конец. 

———

      Насколько же удивительна погода. Столько дней подряд был ливень, а сейчас ясно, аж глаза слепит. Олежа посильнее натягивает капюшон на лицо, наплевав на все правила приличия нахождения в помещении. В окне открывается потрясающая весенняя картина: яркое солнышко, отражающееся от стёкол зданий, почти высохшие лужи и выплывший из своих тёплых сухих нор народ. Парень заглядывается на каждого проходящего мимо кафешки, развлекаясь с помощью только придуманной игры «угадай судьбу». В голову помимо банальных «спешит на работу», «идёт на свидание» и «бедный студент готовится к сессии» ничегошеньки не лезет, и Олежа бросает это дело, всматриваясь в экран своего побитого телефона. Водит по стеклу, царапая кожу большого пальца об осколок. Хмыкает от досады. Свои гаджеты он всегда хранил в целости и сохранности, а появись хоть один скол — сразу менял защитное. Здесь уже нет ни времени, ни сил. Когда он вообще умудрился его разбить..?       Прогноз погоды показывает облачность после шести вечера, благо, без каких-либо осадков. Хотя, зная синоптиков, сегодня ночью может обрушиться шторм. От скуки, Душнов кликает на иконку социальной сети и принимается листать новостную ленту. У очередной знаменитости родился ребёнок, «Marvel» возвращает актёров, лайфхаки, животные… Всё это перестало быть интересным лет так пять назад. Но вот пост какого-то информационного паблика Москвы цепляет внимание парня.       «Дипломатора давно не видно. И даже несмотря на то, что некоторые очевидцы замечают «героя» на улицах, на митинги он не выходит.        Напоминаем, что последний раз его видели в драке с Фантомом позавчерашним вечером. Данный инцидент разрешила прибывшая на звонки жителей полиция».       И куча комментариев различного характера, которые Олежа решает не читать. Вместо этого в мозг врезается вспомнившийся яростный взгляд янтарных глаз.       Антон…       Сколько лет восхищения. И всё впустую.       Нет, серьёзно. Антон был примером для Олежи. Душнов даже и не рассчитывал никогда, что их общение через знакомство перейдут в более близкие отношения. Олежа до сих пор пребывает в культурном шоке, несмотря на то, что сам хотел этого. Хотя, чему тут удивляться. Душнов никогда не ощущал себя ни геем, ни гетеро. Если честно, он ощущал себя никем. Его никогда ничего не привлекало, кроме ума. А Антон был умным. По крайней мере, казался таковым.        А может, на Олеже попросту сказался недостаток отцовской любви. В любом случае, привязанность была, и когда точки соприкосновения становились всё ближе и ближе, а недостатки прямо-таки бросались в глаза — Олежа просто прикрывал веки. Он тоже хотел быть счастливым.       А в итоге счастливы все, кроме него. 

«Ты сам                                «Ты прекрасно 

разрушил это».                   знаешь, кто тебе

                                                разрушил

жизнь».

      Кажется, двоякое мнение, как и раздвоение личности, будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Хотя, какую жизнь? Он давно уже не живёт, как нормальный человек. 5 апреля, 9:31 От кого: неизвестный номер «подхожу»       Пришедшее уведомление в сопровождении тихой вибрации заставляет выкинуть мысли из головы и вздохнуть.       Не проходит и двух минут, как над дверью раздаётся звон колокольчика, оповещая о новом госте. Никто не замечает этого звука, но Олеже настолько режет по ушам, что желание закрыть их ладонями близится к отметке «сто из ста».       — Конспирация — твоё второе имя, — подойдя к столику, хмыкает девушка.       Душнов пожимает плечами, отводя взгляд за окно.       — Как могу.       — Вам что-нибудь подсказать? — притворно гостеприимным голоском спрашивает официантка, что подлетела к ним, как только Оля сняла своё пальто и уселась на мягкую подушечку стула.       — Ты что-нибудь будешь? — она закусывает губу, решая всё же не называть имя, но настойчиво пытается словить олежин взгляд.       — Я уже взял себе.       — Воду? — Оля показушно берёт в руки его стакан, покручивая в руках, и с громким стуком ставит обратно на стол. — Чайник молочного улуна, пожалуйста.       — Хорошо, — девушка сверкает своей улыбкой и ретируется отдавать заказ в бар       — Ты ничего не скажешь?        От этих слов по всему телу пробегает стадо мурашек, заставляя парня дёрнуться и повернуть голову к сестре. Находит, за что зацепиться, и оценивающе окидывает взглядом.       — Худи и штаны? А где твои излюбленные короткие юбчонки?       — Серьёзно? Хочешь обсудить мой внешний вид? — недовольным тоном произносит Оля, скрещивая руки на груди. Олежа одёргивает себя от очередного пожима плечами и взгляда в окно, лишь поджимает потрескавшуюся губу, но заглядывает в сестринские глаза. — Ты сказал мне, что это важная и срочная встреча. Даже не объяснил ничего.       — Я… — в горле пересохло. Ощущение такое, будто он молчал веками. — Я не знаю, как сказать.       — Как есть, — он смотрит на неё печальными глазами, когда она всего лишь качает головой. — Может, говорили бы мы всегда как есть, наша жизнь давно стала бы легче.       Олежа шмыгает носом и, возведя взгляд к небу, будто обращаясь к всевышним силам, прикрывает лицо ладонями.       — Я устал.       Ему не отвечают. Он даже раздвигает чуть-чуть свои длинные бледные пальцы, чтобы сквозь щелку взглянуть на сестру, но та сидит и молчит, даже не приоткрыв рот.        — Я устал от всего: от полиции, от этих побегов, таблеток… Я устал быть марионеткой в чужих руках. Знаешь, чего мне хочется? Уехать обратно в Питер. Бросить всё и рвануть устраивать свою жизнь там. Только уже без всего этого дерьма, что происходит с нами. Со мной. Я-я, — от накатывающих слёз и соплей язык путается. Олежа ненавидит заикаться, ненавидит казаться застенчивым с дефектом речи, поэтому он только делает глубокий вдох, наполняя лёгкие непривычно огромным объёмом кислорода, от чего мир вокруг немного начинает плыть, и глаза приходится прикрыть. От бурного потока эмоций и слов, пальцы сами соприкасаются в таком привычном, но забытом жесте. От этого действия ком подходит близко к горлу, но парню остаётся только остановить резкий порыв тошноты и сложить руки в замок на столе. — Я хочу быть свободным. Не привязанным ни к чему и… Ты была права. Не стоило идти на поводу у желания отомстить.       С завершением его монолога официантка ставит на столешницу чайник с зеленоватой жидкостью и плавающими в ней цветками. Мило улыбается, прищуривая свои глаза. Накрашенные ресницы подрагивают.       — Пожалуйста, — и вслед за чайником с подноса переставляет две белые, отмытые до блеска, чашки.       Они Олеже не нравятся. Как и девушка. Да и в принципе место. Раньше эта кафешка была в списке его любимых и имела значительный приоритет среди других. А сейчас здесь всё казалось настолько притворным и неискренним, что тошнило до желания наклониться и запачкать такой же чистый, неестественно голубоватого оттенка ковёр.        Оля благодарно кивает официантке, когда Олежа удосуживает её только пронзительным и агрессивным взглядом, и сестра тихо шикает на него. Он реально сошёл с ума, если готов кидаться на незнакомых людей, когда они не подходят под его стандарты.       — Ты же знаешь, я готова тебе помогать в любой ситуации, но… Я не представляю… Мне кажется, здесь помогу точно не я, а…       — Можно задать вопрос? — беспризорно перебивает сестру, за что получает недовольный зырк, но его хотя бы слушают. — Почему ты не сдала меня в прошлый раз?       Оля поджимает губы, но не единого слова не произносит. Однако, она остаётся в покое. В то время как Олежа на грани паники: руки его подрагивают, и он даже не справляется с чайником, с неприятным звоном ставя его обратно на подставку. Хотя, честно, пить его и не хочется. Его голова занята совершенно другим вопросом:       А если вдруг сдала?       И пока эта мысль громким голосом нарастает, становится всё отчетливее и ярче, заставляя до слезинок зажмуриться, Оля тихо прерывает её, кончая со всеми тревогами.       — Я не доверяю им. Никому, кроме тебя, — шепчет на грани слышимости.       Они продолжают сидеть в тишине, сопровождаемой фоновым шумом заведения и посёрбыванием Оли из чашки. Олежа даёт ей время на размышления, сам вперевшись взглядом в стену напротив. Побеленную стену без обоев, зато с искусственными лианами и лампочками.       — У тебя есть план? — резкий вопрос пугает и заставляет дёрнутся, но помогает прийти в себя и вспомнить о целях их сегодняшнего «свидания».       — Компания отца. Если там выбросили не всё, то и файлы остались. Там и будет наше доказательство. Только мне нужна твоя помощь…

———

      Входная дверь противно скрипит и громко захлопывается, оповещая о посетителе. Дежурный поднимает свою макушку, глядя с подозрением. Удивительно: обычно в полицейский участок люди не заходят с таким настойчивым взглядом и слабой улыбкой. Сюда в принципе приходят по трём не самым радостным причинам: работа, преступники и жертвы. И у всех обычно либо злая, либо кислая, как лимон, морда. Что-то зачастили сюда заходить счастливые гости.       — Здрасте, — Оля спешно взмахивает ладонью, в которой держит паспорт, и сразу же протягивает открытый документ. — Я к Селезнёву. Ольга Душнова. Вас должны были предупредить.        Дежурный лениво хватает протянутую вещь и досконально рассматривает, сверяясь с какой-то бумажкой на столе. Поднимает глаза и тяжело вздыхает.       — Проходите.        Оля хмыкает, воздерживаясь от саркастичного «мерси», и, забирая документы под суровый взгляд местного сторожевого пса, проходит через противно пищащий турникет. Это место всегда раздражало её, в особенности люди. Была бы её воля — ни разу в жизни она не зашла бы за порог этого или подобного здания.        Но жизнь несправедлива, особенно по отношению к желаниям всех «игроков», поэтому девушка без стука заходит в кабинет, натыкаясь на давно изученную обстановку: весь стол в бумажках, все полки в бумажках и даже чёртова доска расследований вся в чёртовых бумажках.       — Привет, Женька, — чёрная макушка поднимается, открывая лицо хозяина с недоуменно-злым выражением. — Как дела? Как папа? Давно не виделись.       — Что случилось? Он вышел с тобой на связь?       Вот так всегда. С корабля на бал. Оля кривит губы и морщит нос, присаживаясь на единственный свободный от бумажек и папок стол. Боже, здесь в принципе убираются хоть убираются хоть когда-нибудь? Едва ли.       — С чего ты решил?       — Ты вчера написала, что есть важное дело, но приехать сможешь только сегодня, — захлопывая очередной, такой же как все остальные, документ, Селезнёв начинает медленно приближаться к девушке. — Сказала, что нужно будет обсудить что-то с отцом. Оль, он тебя запугивал?       Злость на всех этих людей медленно накрывает с головой, и Душнова, пересиливая своё желание убиться об стенку, закрывает глаза и считает до трёх.       Сумасшедший дом.              — Жень, ты дебил?       Синие глаза округляются, а ресницы хлопают.       — Чего?       — Если бы он вышел со мной на связь, я бы первым делом позвонила бы не тебе, и даже не твоему отцу, а в дурку. Но нет, я по другому делу. Где полковник?        Тишина накрывает помещение на добрые пару минут, пока Женя с подозрением косится, теребя уголок папки, а Оля, устав от томительного ожидания ответа, скрещивает руки на груди, выставляя одну ногу в сторону в недовольной позе, и внимательно наблюдает за этой немой сценой. Аж слышен скрип шестерней внутри черепа парня. В какой-то момент это надоедает, да и времени у них немного на игру в молчанку, и Оля, даже не удосуживаясь подняться с места, пару раз щёлкает пальцами в направлении Селезнёва.       — Приём, Земля вызывает Женю.       — Он приедет с вызова через час, — тихо начинает тот. — Не понимаю, что тебе тогда нужно? Помочь с расследованием? Спасибо, у нас таких уникумов достаточно, иди к экзаменам лучше готовься.       Под своё бурчание Женя возвращается к бестолковому пролистыванию одной и той же информации, однако громкий хлопок его останавливает.       — Алло, Жень, какое расследование? — ударяя по столу, Оля чуть ли не подскакивает и подходит ближе. — Ты меня дослушать не хочешь?       А вот это уже вводит в ступор.       — Ты не хочешь помочь? — он вновь поднимает удивлённый взгляд, приподнимая одну тёмную бровь.       — Да мне ваша расследовательская белиберда не сдалась! Я хочу три вещи: найдите и вылечите мне брата.       — А третья?       — Помогите с университетом.       Стоп, что?       Признаться, Женя снова страдает от недосыпа, хотя Оля наверно итак это заметила. Ещё бы, его синяки вполне можно начинать сравнивать с Марианской впадиной, да и заторможенность в его действиях сама говорит за себя.        — Боюсь спросить: а мы тут причём?       Желание разбиться об стенку растёт с геометрической прогрессией, но Оля ограничивает себя только проведением рукой по лицу до покраснения кожи и протиранием висков.        — Жень, выглядишь хреново, давай присядешь?       Не дожидаясь ответа, она выхватывает совершенно никому не нужную папку и не глядя кидает её куда-то в сторону стола, не гарантируя стопроцентное попадание. Хватает парня за руку и насильно пихает его в сторону стула, заставляя приземлиться с глухим стуком.       — Ты вообще спишь когда-нибудь?        — Нет, ты меня извини, но я правда не понимаю, — Женя принимает попытку подняться обратно на свои две, но хватка на плече останавливает его, пусть и чужая ладонь кажется невесомой.       — Мне нужно дело Олежи.       Это становится ещё более абсурдным, чем было.       — На кой?       — Он единственный мой родственник и считается моим представителем, а в базе он не пробит как без вести пропавший и психически больной. Короче, у моих воспитателей недостаточно полномочий на одобрение заявки на целевое обучение. Я ходила в больницу, но там меня послали к тебе, потому что вы заключали какой-то договор.       — О неразглашении…       — Ну да.       — Ты же понимаешь, что по этой же причине я не могу отдать тебе дело? Это строго конфеденци…       — Да Господи! — Оля пихает своей ладонью женино плечо и прикрывает глаза. Досчитать до трёх. — Мне нужны только справки и какие-то бумажки. Уже давно нихера не конфиденциально, на столбах даже листовки с его лицом висят, и приписка капсом «Найдёте — позвоните!».       После этих слов Женя в очередной раз зависает, и смотря вникуда, размышляет, пока девушка облокачивается поясницей о стол, рассматривая доску с бумажками и двумя одиноко висящими нитками.       — У меня все записи на Олежу дома хранятся. Но вроде отец что-то сюда переносил. Электронная справка подойдёт?        — Наверно, да.       — Секунду.       Со скрипом бедного старого стула Женя наконец поднимается на ноги и уходит к другой части стола, где стоит компьютер. Оставляя мягкое кресло без внимания, он наклоняется и щёлкает пару раз мышкой, начиная рыться среди очередных папок, только теперь электронных.       — Флешка есть? Я тебе отдельно справки файлом скину.       — Была где-то, сейчас посмотрю.       Не зря взяла всё же.        Одна проблема: ей нужны не только справки. Нужно что-нибудь придумать и как-то отвлечь Женю…       Пока в своей сумке среди документов, ключей и наушников она ищет нужный носитель, телефон в её кармане резко начинает трезвонить, вынуждая вздрогнуть и уронить всё из своих рук.       — Да твою мать… — Оля моментально присаживается на корточки, поднимая выпавшие вещи, параллельно пытаясь достать телефон из кармана джинс. — Дима, блин! — и пару раз проводит по экрану, пытаясь принять вызов. — Алло! Я же сказала, подожди!       Под хмыкание Жени она сбрасывает звонок, и протягивает ему же найденную в затёмках женской сумочки флешку. Парень явно намеревается что-то сказать, но его не начатые слова прерываются громким открытием двери.       — А я обед принесла!       Оба косятся на нарушителя их идиллии, и если Женя сразу же выдыхает и возвращается к монитору, поправив свои очки, то Оля моментально напрягается.       Давайте будем говорить откровенно: эта особа мягко говоря неприятна девушке ещё с тех времён, когда отец приводил Настю и её папашу для сватовства. Вот смотришь на эти яркие рыжие волосы, на горящие зелёные глаза, а главное на эту широчайшую улыбку с ровным строем белых зубов, и невольно хочется скривиться от всего этого притворства. Оля, естественно, не показывает своих настоящих эмоций и с каменным лицом отворачивается обратно к экрану. Как эта девушка её раздражает… Сколько страданий она принесла ей и её брату, и как бы Душнова не хотела, чтобы эта рыжая просто распалась на жиры, белки и углеводы в этот самый момент, всё же самым главным остаётся завершение её «миссии».       Женя, однако, не разделяет мыслей Оли.       — Привет, Насть! — до жути весёлый уж голос. — Проходи, мы щас закончим.       — Ой, а что вы тут делаете?       — Какая разница? — не присуще Оле раздражение слишком тяжело сейчас скрыть.       — Это касается Фан… — подскакивает ближе к ним Настя, но обрывает фразу, с опаской поглядывая на Селезнёва, что в недовольстве смыкает свои губы в тонкую полоску.       Мозг Оли прибывает в «загрузке» около тридцати секунд, пока смысл чужих слов не становится обработанным.       — Она знает?! — кричит в сторону сгорбившегося над экраном Жени, что старательно делает вид, что он тут не причём.       — Оль, потише, пожалуйста.       — Ну, класс! Журналистка знает. А кто ещё? Может вообще каждому встречному расскажем эту потрясающую историю?!       Ярости не было предела. Это же надо было..! И Оля непременно бы высказалась, если бы её не прервала открывающаяся дверь.       — Селезнёв, может хватит баб сюда водить?! — дежурный, что несколько минут со всей внимательностью вчитывался в документы Душновой, бегло оглядывает их, останавливаясь на полицейском. — Иди внеси эту рыжую в базу. А то прискакала тут, видите ли «она предупреждала», а в списках её нет. Развели тут беспорядок!       — Максим Тимофеевич, я…       — Да мне твои мяукания и оправдательный лепет уже по горло! — с криком, явно надрываясь, произносит он, резко хватая себя за горло. — Устроились по блату, а отдуваться кому? Правильно, Максиму Тимофеевичу, которому отпуск два года дать не могут! Чё встал? Марш ко мне!       И с ещё парочкой нелестных бурчаний под нос он выходит, не забывая с силой захлопнуть дверь с такой силой, что Оля единственным живым родственником может поклясться, с потолка точно посыпалась штукатурка.       — Ничего страшного, я подож… — на этих её словах телефон снова зазвонил, а на экране высвечивается имя её молодого человека.       Женя с усталой улыбкой качает головой, нажимает на пару кнопок раздолбавшейся клавиатуры, и вставая со стула, начинает подходить к выходу.       — Ладно, я в принципе почти перекинул тебе всё, дождись только загрузки, а то компьютер тупит в последнее время. Если сильно спешишь, можешь просто проверить и уходить, а я пока пойду с этой разберусь. Ты хоть паспорт-то взяла? — последнюю реплику он произносит уже Насте, открывая бедную деревянную дверь.       Провожая их взглядом, Оля сначала натыкается на то, как Селезнёв взял девушку за руку, и уже не сдерживает гримасы, а после на взгляд зелёных глаз, что упирается, заглядывая в самую душу, от чего по спине начинают ползти мурашки. Парочка выходит, и Душнова одёргивает себя и, вспоминая про до сих пор вибрирующий телефон, мельком сбрасывает входящий, присаживаясь за стол.       Женя явно недооценил скорость рабочего компьютера, потому что файл уже скачался, а значит, было время быстро найти нужные данные.       Это явно удача, иначе Оля не может объяснить, как ей мог выпасть такой шанс. Боже, она так испугалась! Женя ведь реально только единственную справку о пропаже загрузил, а про запасной план она даже и не думала. Всё так совпало: уставший Селезнёв, Настя, будь она не ладна, охранник и звонок Димы. Последнему она точно должна сказать спасибо, пусть он даже и не поймёт ничего.       Пару кликов, и всё файлы уже передаются на её флешку, только загрузка сейчас подводит. Пятьдесят процентов, а прошло уже около пяти минут. Это будет провал, если скачивание не закончится до прихода этих двоих.       Шестьдесят процентов.       За стеной слышится ещё один недовольный крик дежурного, из-за чего Оля испуганно вздрагивает, а после медленно стекает чуть ниже вдоль спинки стула, пытаясь избавиться от резко появившейся тахикардии.       Восемьдесят процентов. Девяносто. Девяносто девять и… Ползунок замирает. По ту сторону баррикады слышаться шаги и голос полицейского.       Дверь распахивается, и Оля резко выдёргивает флешку из порта и закрывает вкладки. За секунду «до» зелёный ползунок достиг отметки «ста».       — Боже, Жень, у тебя реально комп медленный, на девяносто девяти завис и я так минут десять просидела, — спешно проговаривает она, кидая носитель в сумку. — Почистите его от мусора что-ли. Ладно, я побежала, меня там Дима задрал уже. Свидимся.       Под одно единственное мужское «пока», она взмахивает рукой и с выдохом покидает кабинет. Идя по длинному коридору, который кажется ей бесконечным, Оля понимает, что голова начинает кружится, подступающая тошнота только усиливается, а в глазах всё плывёт. Этот коридор всегда был настолько длинным? Она уже решает остановиться на несколько секунд у стенки перевести дух, как за плечо её кто-то начинает придерживать.       — Всё хорошо?        Ну нет, нет, не-е-ет! Оля явно не собирается сейчас обсуждать что-либо с тем человеком, которого минутами ранее в голове осуждала.       — Да, — с придыханием произносит она, чуть отступая в сторону, скидывая чужую ладонь со своей руки.       — Выглядишь херово, честно говоря, — не решая принимать ещё каких-либо попыток физического взаимодействия, Настя складывает руки на груди и сканирует девушку взглядом.       — Да просто устала, не обращай внимания. Волнуюсь из-за экзаменов, и так далее, — возвращая к себе свой твёрдый тон, быстро проговаривает Душнова. Резко она снова будто оказывается на иголках, поэтому ей необходимо сейчас же ретироваться из этого места, что, собственно, она и начинает делать, возвращая шаги в сторону выхода.       — Ой-ли, — саркастичный голосок заставляет Олю замереть и медленно повернуть голову назад.       — Прости?       — Я к тому, — Рысь пристально глядит прямо в серые глаза, не разрывая контакта, — что точно дело в экзаменах? Университете? Может, тут кроется нечто другое?        Не сдерживая смешок, Оля всем корпусом разворачивается к Насте, в точности повторяя её позу, и так же не спешит отводить взгляд. Кажется, ещё несколько секунд, и между ними будут искрить молнии, а там и до войны недалеко.       — Я не понимаю, ты сейчас просишь, чтобы я оправдывалась перед тобой?       В ответ только насмешливое хмыкание.       — Нет, что ты. Просто зачем тебе справка о родственнике, если на момент поступления ты будешь уже совершеннолетней?       — Если тебе так интересно, то я стремлюсь на получение целевого. Может ты не в курсе, но для подписания договора нужна подпись опекуна, а у меня с этой историей есть небольшие проблемы.       Аргумент явно не убедителен, поэтому Настя только вопросительно выгибает рыжие брови.       — Так ты же детдомовская.              — Спасибо что напомнила, я про это тебе только что и сказала, — терпение начинает кончатся, и Оля последнюю фразу уже чуть ли не выплёвывает в лицо наглой журналистке.       — Зачем тебе целевое? У тебя же льготы.       Душнова прикусывает свою нижнюю подкрашенную чёрной помадой губу, и всё прекращает их импровизированную игру в гляделки, прикрывая глаза. Может, Настя тут уже начинает считать себя победителем, но Оля сдаваться точно не собирается. Она поправляет лямку своей сумки, и следующей фразой вываливает всю кучу информации:       — Я честно не понимаю, что тебе нужно от меня, но чтобы ты успокоилась, я проясню тебе несколько моментов, — Рысь уже начинает вставлять свои пять копеек, как её прерывает вздёрнутая вверх рука. — Нет, помолчи. Во-первых, ты правильно подметила: я детдомовская, но эта была вынужденная мера из-за учёбы моего брата, который для меня сейчас является единственным родственником, а значит, законным представителем. Во-вторых, я тебе напомню, он пропал, и соответственно, это поднимает кучу проблем с юристами, моими воспитателями и поступлением. Кстати, насчет универа: я хочу устроить себе нормальную жизнь, отучится и зарабатывать хорошие деньги. Но, увы и ах, — Оля театрально разводит руки, — в хороших ВУЗах мало бюджетных мест, а льготное место в паршивом месте мне не сдалось. На правах наследства я имею долю в компании отца, и новый владелец уже согласился подписать со мной договор на обучение вне зависимости от моего количества баллов. Тут-то мне и нужно разрешение от опекуна, соответсвенно и справка о пропаже Олежи. Всё! Конец истории!        В попытках отдышаться после длинного монолога, девушка несколько раз прикрывает глаза и снова их открывает, наблюдая за реакцией Насти, что смотрела в стену взглядом, который вполне можно было бы назвать опешившим.        — Я просто не понимаю, — шёпотом начинает Рысь, но её фраза остаётся недосказанной из-за Олиного нетерпения.       — Да что тут непонятного?! Я просто хочу нормальной жизни! Да что опять?! — на эмоциях Оля рывком достаёт из сумки уже надоевший звонивший телефон, на пятках разворачиваясь спиной к Насте. — Ты можешь не названивать мне каждые пять минут?!       Она так и оставляет журналистку стоять в коридоре, и даже не прощаясь, уходит прочь, совершенно позабыв о недавней панике. Взор зелёных глаз провожает удаляющийся силуэт, и тишину прерывает хмыкание.       Оля явно что-то недоговаривает.

———

      Слишком много вопросов, а догадок у них ещё меньше.       Она же журналистка! На каждую тайну она должна найти достойную разгадку, но чем дальше ты заходишь с размышлениями, тем запутаннее становится путь до ответа.       Например, что заставляет её из раза в раз возвращаться в кабинет, где работает Женя? Казалось, всё, что ей нужно было знать, у неё на руках, и распространять это она не собирается чисто из солидарности. Эту тему итак уже исследовал каждый, кому не лень. Да, услышала бы подобное преподовательница в вузе — со смеху бы пала.       Но что-то есть такое, что не даёт Насте просто так сдаться. Незаконченность дела? Действие Дипломатора? Женя..?       Её уже начинает раздражать, что, несмотря на достаток деталей, пазл всё равно не складывается в общую картинку, будто они что-то упускают. И даже не «что», а «кого».       — Оля, — внезапно, разрезая полнейшую тишину, она выдыхает это имя.       — Что? — Женя, который с огромными мешками под глазами, с непрекращающимся тремором и неврозом от недосыпа, допечатывает последние отчёты, в надежде дождаться отца и уйти сегодня раньше. И явно не рад такому резкому умозаключению.       — Оля и есть то самое звено, которому мы не уделяем внимание. Серьёзно, тебе не показалось её поведение странным? За всё время — молчок, а сейчас в универ справка ей какая-то нужна, ну не бред ли? Она ещё такой дерганой была… Ты можешь как-то посмотреть что она скачала? Или вдруг…       — Так, стоп, — Женя прерывает её словесный поток, жмуря глаза от переизбытка информации. — Притормози. Что ты хочешь сказать?       — Женя, алло! — она пару раз прямо перед его глазами щёлкает пальцами, заставляя парня дёрнуться и раздражённо нахмуриться. — Она же может помогать Олеже!        — С чего ты взяла?       — Да с того, — Настя не находит места своим эмоциям и решает подняться с насиженного места, начиная ходить кругами, — что я много лет этих двоих знаю. И несмотря на то, что Олю так много раздражает в брате, они оба всегда друг за друга горой. Они ни в одной трудной ситуации не бросали друг друга, защищали и не раскрывали тайны. Олеже ложь не нравилась, но ты бы знал Олю! О-о-о, она ещё та тёмная лошадка.       Смотря на этот монолог с высоко поднятой бровью, выражая сарказм и непонимание, Женя не молвит ни слова до тех пор, пока Рысь не останавливается и не оборачивается на него, в ожидании ответной реакции, и парень наконец-то вздыхает.       — Насть, Оле незачем помогать Олеже сейчас. Ты может и знаешь их дольше, но я был рядом, пока эти двое переживали худшие дни своей жизни, и прекрасно знаю, что девочка как никто другой хочет, чтобы это всё прекратилось, а Олежа вылечил голову.       — Ты мыслишь поверхностно! Ты хоть проверял её телефон?       — Не поверишь, проверял! — неожиданная агрессия заставляет Женю злобно подскочить со стула, но Настя даже бровью не шевелит, только складывает руки на груди. После быстрой переглядам, успокоившись после секундой слабости, Селезнёв опускается обратно, снимая очки и потирая и так покрасневшие веки. — Может ты не знала, но подобные мелочи все на мне, и как же я устал вписывать в отчёты всё происходящее, но да! Да, я проверяю все звонки и переписки, включаю Олиных. И нет, последние сообщения от Олежи были за пару дней до того, как он сбежал, а больше ничего подозрительного там нет. Там в принципе сплошной её Дима! «Оля, пойдем выпьем», — передразнивая, кривляется он. — «Оля, я снова разбил телефон», «Оля, давай встретимся в нашей кофейне на углу», «Оля, жду тебя». Поверь, там больше ничегошеньки нет! — в этот момент он надевает обратно очки, удобнее располагая их на носу, и возвращает свой взгляд на девушку.       Настя не долгое время просто в упор рассматривает Женю, а после, прикусывая нижнюю губу, резко отворачивается к окну.       — Мне кажется, что тебе просто всё равно, и ты недостаточно уделяешь этому внимания.       — О-о, поверь, я никто другой, как уделяю этому больше всего внимания. И знаешь что? Я устал! Я хочу поскорее с этим закончить и уволиться уже наконец!       — Так может, для более эффективной работы, стоит рассказать твоему папочке о твоих желаниях, — скрипя зубами, она по слогам и на пониженных тонах произносит эти слова, заставляя кабинет погрузиться в тишину.       В тишину, которую тянущийся прерывает скрип стула, на котором сидит парень, и упавшая папка, которую он зацепил локтём и даже не собирается исправлять это. Женя медленно подходит к девушке, и она медленно оборачивается на него, вздёргивая нос.       — Я думаю, что ты действительно не должна здесь находиться. Тебе стоит уйти.        — Серьёзно? Тебя так просто задеть?       — Дело даже не в этом, а в том, что вы все, непричастные к этому делу, пытаетесь построить из себя гениальных детективов и указывать, что нам делать. Хотя, журналистке, сующей нос куда не попадя, этого не понять.       Настя моментально напрягается, и готовится уже взорваться и закатить истерику, но… Мгновенно угасает. Куча слов, так и оставшиеся только в мыслях, уже не имеют смысла. Точка невозврата пройдена, и Насте не остаётся ничего более, как обижено фыркнуть и уйти прочь, находу захватывая свои вещи и хлопая дверью.       Она возвращается домой в крайне подавленном состоянии. Даже длившаяся несколько дней на удивление хорошая погода не приносит никакой радости, а ярко-палящее солнце даже раздражает по пути сюда. Настя слышит с кухни мамино «привет, доча!», но не обращая на это внимания, кидает сумку в угол своей комнаты, а тело — на кровать. Прямо в уличной одежде на чистое постельное. Она никогда не думала, что отношения, почти ставшие доверительными, так просто можно было разрушить. Правильными были её мысли: все парни — эмоционально не развитые козлы, и все встреченные после убийства отца особи мужского пола каждый раз подтверждали это. Видимо, это их заводская настройка.       Наверно, за всё время, в плане выражения и понимания чувств и эмоций, нормальным оказывается только Олежа, который не стеснялся высказывать своё мнение, и даже если ему что-то не нравилось, а не нравилось ему многое, мог понять человека. В принципе, он всегда отличался своей правильностью и перфекционизмом. Конечно, он же гей! Или бисексуал? В любом случае, в итоге самый понимающий всё равно оказался психом.        И всё же… Как вообще Олежа и Антон смогли начать общение? Они же совершенно разные, а последний так вообще сплошной триггер для Душнова с его-то принципами. Неужто он-то со своей бдительность за всем этим фэншуем не смог разглядеть истинную сущность и понять их значительную различность в характерах? То ли дело его сестричка. Бунтарка нашла себе тусовщика. Ничего удивительного, обычный сценарий жизни, даже удивительно, что, если верить словам Жени, Дима водит её по кофейням.       Стоп.       Кофейня на углу?       Настя резко принимает сидячее состояние, сдувая со своего лица свои же волосы. Такое ощущение, что Настя не раз слышала это словосочетание. Да, подобных мест в Москве конечно было пруд пруди, но среди всех её немалочисленных знакомых, излюбленной эта кофейня была только у…       О боже мой.       Она хочет схватить телефон, но ни на кровати, ни в карманах его не оказалось. В сумке, к сожалению тоже. В участке Рысь его оставить не могла, ведь такси же она как-то вызвала, значит куртка. Куртка так куртка. Ничего сложного нет в том, чтобы выйти в коридор и вернуться обратно, но на пороге её комнаты, с чашкой какого-то горячего напитка, стоит её мама.       — Милая, всё хорошо?       — Не сейчас, мам! — стараясь не выглядеть слишком раздражённой, поумерившая свой пыл и резкость, она аккуратно проходит мимо.        — Это связано как-то с универом? Или твоим папой?       — Нет, ма. Всё в порядке, мне просто надо написать кое-кому.       — Мальчик? Или тебя кто-то обижает.       — Мама! — с рывком доставая куртку из шкафа, Настя чуть не рвёт её и добирается наконец до заветного кармана, а там уже и за телефоном. — Я же сказала: всё хорошо! Не нагнетай и не трогай меня, пожалуйста!       Она небрежно закидывает одежду обратно, игнорируя недовольный чужой взгляд, и направляется обратно, пока слова женщины её не останавливают:       — Прости, моя дорогая, я просто стараюсь помочь. Я знаю, что тебе тяжело, но… Я не могу оставить свою маленькую девочку одну, даже когда самой нелегко.       Настя вздыхает и поворачивается обратно к маме, желая её обнять, но та делает только шажочек назад и с улыбкой протягивает чашку.       — Аккуратно, у меня горячий чай. Тебе заварила, твой любимый.       Рысь-младшая принимает напиток и слегка улыбается в ответ.       — Спасибо, мам. И прости. Я обещаю с тобой поговорить, когда всё решится.       — Конечно, милая.       Последний раз бросая взгляд на лицо матери и улыбаясь ей, она закрывает дверь в комнату и сразу ставит чашку на стол, бросая на неё тяжёлый взгляд. Вместо того, чтобы сесть и выпить чая, она резко опускается на огромное кресло на колёсиках, чуть откатившись по инерции в стенку и открывает переписку.

16:03 

Вы:

«Слова «наша кофейня» тебе о чём-нибудь говорят?»

      Ответ не заставляет себя долго ждать, будто получатель сидел и ждал этого сообщения. 16:04 От кого: Неизвестный номер «Привет. Эта та, которая на углу?»

«Жду тебя там, как можно раньше. Напиши, как приедешь.»

———

      Путь до кофейни оказывается немного более длительным, чем обещало приложение такси, но девушкам же позволено опаздывать? И то, что её знакомый вынужден был час прождать на месте — точно не её вина. Зайдя в помещение, Настя даже не ищет знакомые лица, а просто направляется к дальнему столику у окна.       — Ну привет, — с хмурым взглядом приветствует её Антон, ставя пустой стаканчик с кофе на столешницу.       Настя лишь разводит руками.       — Московские пробки. Такси по воздуху пока ещё не летают.       Эти слова заставляют Звёздочкина хмыкнуть и облокотиться на подставленную руку, наблюдая за тем, как девушка снимает верхнюю одежду.       — Как дела? — дожидаясь, пока Настя сядет, он снова заводит диалог. — Как Женя?       — Ты серьёзно хочешь обсудить это? — Рысь чуть кривится и морщит свой нос.       — Ну а зачем ты меня позвала? За светской беседой чай выпить?       — Ты не думаешь, что я позвала тебя в это место не просто так.       — Я думаю, что Олежа заставлял сюда приходить каждого нового знакомого, потому что только здесь делают его любимый улун хорошо.       — Ты слишком плохо его знаешь. Он разделяет это место только с избранными. И чай его делают хорошо ещё и в других местах, но здесь, во-первых, он стоит не дорого, во-вторых не выгоняют за учёбу, а в-третьих…       Выражение лица Антона с каждым словом сереет, и он уже не выдерживает.       — Я понял, не продолжай. Ты хотела поговорить об Олеже?       — Практически. Насколько я знаю, они с Олей сюда частенько ходили, а её паренёк не выглядит любящим подобные места.       — К чему ты клонишь?       — Женя сегодня обмолвился, что Дима приглашал Олю в, цитирую, «нашу кофейню на углу». По переписке. Но, как я уже сказала, Дима вряд ли любит такое, да и Оля не стала бы его сюда тащить. Всё же, это нечто личное, связанное только с Олежей.       Пару секунд Антон смотрит в одну точку за спиной девушки, а после выпрямляется, складывая руки на столешнице в «замочек».       — Хочешь сказать, Олежа использует Диму, чтобы встретиться с Олей?       — Что? — от такого недоумения Настя на миг замирает, а после издаёт смешок. — Нет. Теоретически, это может быть правдой, но нет. Мне кажется, что сообщения всё же поступают с неизвестного номера, а Женя просто пропустил это мимо глаз.       — Даже если это так… Почему ты не обсудишь это с самим Женей?       — Да потому что! — от этих слов на теле мгновенной всё волосы становятся дыбом, а уровень агрессии в крови подскакивает, но Насте удаётся прийти в себя. — Потому что он свято верит, что Оля — невинная овечка. Он отказался меня слушать и выгнал.       — Женя? — Антон насмешливо поднимает брови. Будто издевается. — Тебя?        — Это не так важно сейчас, Антон! Отнесись к делу серьёзно!       — Хорошо-о, — он закатывает глаза и отводит взгляд в сторону. — Но я не понимаю, как ты к этому пришла.       — Да, прошу прощения, — поудобнее устраиваясь на мягкой обивке стула, она продолжает. — Оля сегодня приходила и просила взять какие-то документы или справки про Олежу для университета.       — Зачем?       — Вот и я о том же! Сказала, что для подписания договора, но она так испуганно и неуверенно выглядела, когда уходила. Я уверена, что здесь что-то не так. И я уверена, что Олежа с ней виделся в этом кафе. Женя мог просто упустить то, что писали Оле с другого телефона и не разглашали опасной информации.       Антон выглядит задумчиво. Или хотя бы притворяется, но взгляд в упор в одну точку и почёсывание подбородка внушает присутствие мозговой активности.       — Это имело бы смысл, будь у Олежи старый телефон. Он разве не сменил мобильник, когда сбежал?       — Не смеши меня. Он знает наизусть номера всех важных для него людей.       — Серьёзно? — парень удивлённо выпучивает глаза, смотря теперь на Настю.       — Лет восемь назад мы уезжали нашими семьями загород, и когда пошли одни гулять, очень сильно потерялись, так ещё и телефоны разрядились. Ну он и попросил у прохожего телефон и обзвонил каждого, пока ему не ответила моя мама.       — Удивительно. Я помню только номер своего отца, и то, всегда путаюсь в последних двух цифрах.        — Удивительно, что Олежа с тобой связался с твоей-то сущностью.       Лицо его опять тускнеет и он бросает на Настю недобрый взгляд.       — Ладно, извини, я сегодня нервная. Мы не выяснять отношения приехали.       Антон вздыхает, и взгляд его смягчается, но остаётся настороженным.        — Что ты предлагаешь?       — Прошу прощения, только заметила, что вы пришли, — внезапно появившаяся официантка прерывает желание Рыси начать говорить и обращается к ней же. — Вы что-нибудь будете заказывать?       — Нет, спасибо. Я бы хотела увидеть вашего директора или менеджера.       Взгляд бедной девушки с поддельно-дружелюбного меняется на настоящий испуганный.       — Вам что-то не понравилось?       — Нет, всё прекрасно, у нас просто дело немного иного характера.       Официантка сначала теряется, но после убирает записную книжку в надгрудный карман и удаляется в каморку для персонала, напоследок кивнув и бросив тихое «хорошо, подождите пару минут».       — Что ты запланировала? — провожая девушку взглядом, полу-шёпотом спрашивает Антон.       — Нам нужны записи с камер. Тогда мы сможем доказать Жене, что Оля тут замешана.       — А если они сюда не приходили?       — Это уже другой разговор. Как минимум, я поверю, что Дима водит её в культурные заведения.       — Добрый вечер, меня зовут Анна, я менеджер этого заведения, у вас возник вопрос ко мне? — высокого роста девушка с тёмными прямыми подстриженными по плечи волосами и тёмными аккурат накрашенными стрелками с подозрением оглядывает этих двоих по очереди, несмотря на мягкие нотки в голосе.       — Да, здравствуйте, мы участвуем в следствии и хотели бы взглянуть на записи с камер за последние недели, — Настя хватает подготовленный заранее студенческий билет за неимением другого документа, быстро открывает его и также быстро закрывает и кладёт в карман, в надежде, что такой способ прокатит.       В фильмах прокатывало. Но реальность явно далека от картинки на экране.       — Вы же популярная интернет-журналистка, — Анна, абсолютно точно не поверив гостье, с подозрением щурит глаза. — Это явно не официальное расследование, я права?       — Если я журналистка, то не могу участвовать в следствии? Если вы меня смотрите, то должны были заметить, что в последнее время мой блог пустует. Это из-за конфиденциальности.       Но менеджер только качает головой на её слова.       — Простите, но без представителя полиции я не могу предоставить вам записи с камер. А вы, я так понимаю, не из полиции, — она косится в сторону Антона, чуть поднимая уголки губ.       — Послушайте, вы же знаете ситуацию в городе. Это связано с Фантомом.       — И как это связано с нашей кофейней?       — Есть вероятность, что Фантом… Точнее подозреваемый, который не выходит с полицией на связь и считается пропавшим, был в недавнее время здесь.       Но её слова не убеждают Анну, и та только снова качает головой, прикрывая свои глаза и поправляя прядь волос.       — Ещё раз извиняюсь, но мы не можем предоставить вам доступ без реального удостоверения. К тому же, в нашу политику входит следить за всеми событиями города, а наша охрана работает сейчас хорошо, так что мы бы первые узнали, окажись здесь описанный вами человек, и сразу же обратились бы в полицию.       Настя чуть стискивает челюсти, глине подаёт виду, а только взаимно улыбается менеджеру.       — Хорошо, я передам ваши слова полиции. Простите за беспокойство.       — Хорошего вечера.       Антон ничего не говорит, только кивает в знак прощания, а Настя и вовсе утыкается взглядом в стенку и размышляет так сильно, что слышно её крутящиеся шестерёнки в голове. И как только парень хочет спросить её, Рысь поворачивается обратно с прищуром и немного маниакальной улыбкой на лице.       — Есть ещё один, но более опасный вариант. Раз полиция бездействует, то пришло время брать всё на себя. Насколько быстро ты сможешь подготовиться к митингу?

———

      — Олеж, всё хорошо? — Оля смотрела на брата, который, сидя на ступеньках в его подъезде, молчаливо завис, смотря в одну точку на старых почтовых ящиках. Он был укутан в синюю куртку на несколько размеров больше и серую толстовку с натянутым по брови капюшоном. Лицо его ничегошеньки не выражало, кроме вселенской усталости, несправедливо спустившейся на юношеские плечи.       — Олеж?       — Тебе опасно здесь находиться, надо расходиться, — одними губами произнёс он, а после медленно перевёл уставший взгляд на сестру. — Так что ты скачала на флешку?       — Ты издеваешься? Я тебе только что рассказала. Всё я скачала. Всё твоё чёртово дело! — она знала, что повышать тон нельзя, но под конец фразы её голос сменяется на нервозно-истерический с таким же смешком и подрагиванием левого глаза.       Он смотрел на неё потерянно. Нижняя губа была закусана верхним рядом зубов, что даже капля крови уже поступила, которую Олежа поспешил слизнуть языком и отвернулся к старой стене с отваливающейся штукатуркой.       — Прости, я… Мне кажется, я нахожусь в прострации.       Оля медленно выдохнула и подрагивающими накрашенными чёрным губами чуть улыбнулась.       — От всей этой ситуации есть только единственный плюс: ты перестал скрывать свои проблемы.       Он улавливал её настроение, но только теперь его начала заглатывать печаль. Наклонив голову вниз носом и позволив прядям закрыть его глаза, Душнов тихо шмыгнул и стал потирать покрасневшие пальцы, особенно проходясь по костяшкам.       Смотрев на такую картину, Оля невольно задумывалась, какие эмоции боролись в его голове за пульт. Печаль? Страх? Тревожность?       Фантом.       Этот ответ пришёл сам без всяких подсказок, лишь мрачный образ сам выстроился в голове, как психообразный тёмный комок растолкнул всех разноцветных и улыбнулся своей сумасшедшей улыбкой. Оля вздрогнула от собственного воображения и вернулась в реальность, старавшись откинуть это неприятное наваждение.       — Олеж, ты уверен?       — Я уже ни в чём не уверен, — всё так же тихо произнёс он и поднял голову кверху, принявшись рассматривать такой же старый, как и всё в этом подъезде, потолок. Капюшон теперь немного спал, раскрыв полностью парня, оставляя того безоружным и беззащитным. Всё его мешки, синяки, покраснения и шрамы уже не скрывались, а лежали перед зрителем, будто на выставке. — Это неприятно, но знаешь… Мною будто командуют, а когда я остаюсь, знаешь, ну… Один, то начинаю осознавать весь происходящий ужас вокруг.       — Так может стоит… Ну его?       — Предлагаешь сдаться в руки полиции?       — Олеж, ты ведь знаешь, они тебя не оставят, а помогут.       — Запихнуть в психушку. Но это не поможет. Он… Он не уходит. Ничего не помогает, как я ни стараюсь.       Оля перестала рассматривать брата и села ровно, принявшись смотреть на входную дверь, да только ответов она не дала.       — Туннель с двумя выходами.       — Да только оба ведут в тупик.       — И что ты хочешь? Пойдешь на поводу своего или чужого сознания?       Олежа не ответил сразу. Прошло пару минут в полной тишине, прерываемой только завыванием ветра, прежде чем он подал голос.       — Я бы смог… Если я вдруг возьму контроль, может я бы смог сделать по своему, ну или на крайний случай договориться. Может, мы бы могли забрать документы, записать всё, что нужно на камеру, может, как бы опасно это не звучало, украсть деньги, акции или что там ещё, и просто… Сбежать?       — Предлагаешь сдаться? — передразнила его Оля.       — Это не должно быть боем, чтобы сдаваться, но может, если я ему угожу, он оставит меня в покое и мы будем жить в каком-нибудь домике вдалеке, может даже в другой стране, и жить спокойно. Подделать документы не тяжело ведь, как оказалось.       — Олеж, я тебя не узнаю, — он только хмыкнул в ответ. — Украсть? Подделать? Ау, вызывает Земля. Это же не ты. В крайнем случае, у тебя отец был богачом.       — Я не могу снять деньги со счёта.       — Меня попроси, забирай деньги и беги куда хочешь! Зачем подвергать себя опасности.       Его глаза в момент широко открылись, слёзы скопились в уголках, а губы начали подрагивать снова. Так же резко Олежа сделал рваный вдох и наклонился чуть ли не пополам, обняв себя руками. Оля не на шутку перепугалась от такого резкого изменения в состоянии Душнова, и даже чуть отпрянула в сторону, но после до неё стало доходить.       — Он тебе не даёт противиться. Ему нужно, чтобы ты пошёл, иначе он не отстанет.       — Меня сейчас стошнит.       — Ты что, восьмиклассница на первой тусовке, чтобы тебя тошнило?       Да, Оля знала, что это неуместная шутка. Нет, она бы не забрала свои слова обратно.       И это ли не прелесть, раз уж Олежа рассмеялся? Да, возможно это был немного нервный смех, но рассмеялся. Смеющегося брата Оля не видела очень давно.       — Тебе пора уходить, — он медленно, оперевшись аллеями о колени, поднялся и подал даме руку.       — Только если ты обещаешь, что тебя не вырвет, — со смешком и прищуром она приняла приглашение о помощи и встала вслед на ноги.       — Обещаю. Я же не восьмиклассница на первой тусовке.       Оля широко улыбнулась и направилась к выходу, но остановилась, когда перестала слышать шаги за собой.       — Олеж?       — Тебе не кажется странным? Меня постоянно окружает число двести тринадцать. Я вижу его повсюду. Даже сейчас я живу прямо под квартирой с этим номером, и такое ощущение, будто каждый день там живут разные люди, а все они — психи, грозящие убить соседей. Это какой-то знак?       — Перестань говорить странности, иначе я самолично сдам тебя в психушку.       Вспоминая этот позавчерашний диалог, Оля думает, что лучше бы сдала брата в психолечебницу.       Сегодня день «X», и её сердце чует, буквально орёт во все рупоры, что всё это добрым не кончится, что надо заканчивать, но… Она не сумела остановить брата. Да, она виделась с ним около трёх часов назад, вынудила встретиться, поговорить, успокоить своё бьющееся на скорости двести миль в час сердце, но всё напрасно.       Единственное, за что зацепился Олежа, были слова о Дипломаторе.       — Новости читал? Дипломатор резко объявил о митинге. Ну если верить блогерам.       Парень приложил палец к потрескавшейся губе, постучав по ней пару раз, и хмыкнул.       — Отлично, может, Антон отвлечет всю толпу на себя.       За мыслями о том, что перед ней стоял тогда не брат, а враг, Оля даже не сразу заметила имя «Антон», а теперь пребывает в прострации, даже не зная, как уже реагировать на всё это.       Нет, знает.       Господи, что же она наделала?       Ей хочется схватиться за голову и осесть на колени прямо посреди улицы, но она упрямо продолжает идти. Сама не понимает зачем, следуя зову сердца и своих ног, она ходит по центру, несмотря на сообщение Жени «надеюсь, ты сегодня не гуляешь нигде» и на то, что у неё около десяти пропущенных звонков от воспитательницы.       И она возможно совершает огромную ошибку, когда заворачивает прямиком на Болотную площадь, где на самом-то деле из-за огромной толпы почти не пройти. Но Оля всё равно протискивается сквозь весь этот сброд, стараясь подобраться ближе к импровизированной сцене, огражденной каким-то заборчиком, который непонятно как ещё не снесли.       Событие даже ещё не началось, но полиция уже здесь, пытаясь сделать вид контроля ситуации, а толпа уже бушует, крича, толкаясь, пытаясь поднять плакаты с различными лозунгами как можно выше.       Какого было Олино удивление, когда на середине «сцены», подходя с микрофоном к огромным двум колонкам, появляется Настя.       — Если вы не замолкните, то не услышите не единого слова, что вы так хотите услышать, — резко начинает Настя и оглядывает собравшихся, добрая половина которых и правда затихает, значительно уменьшая окружающий шум. — Спасибо. Да, знаю, вы не ожидали увидеть меня, а часть вообще не знает, кто я такая. Но прежде чем вы снова загалдите, давайте познакомимся. Меня зовут Настя Рысь — дочь небезызвестного Владислава Рысь, ныне онлайн-журналистка. И когда я писала пост в своих социальных сетях, я вам наврала. Я пришла сюда не снимать, брать интервью и раскрывать дела. Я пришла помочь своим друзьям. Один из них сейчас стоит за сценой, а другой запутался в себе и, к сожалению, находится в розыске. Как вы понимаете, речь пойдёт о Фантоме.       Оля несколько раз моргает и медленно размыкает губы. Это не должно было произойти. Но увы, она находится здесь, прямо у сцены, воочию наблюдая за происходящей картиной.       Какой-то мужик отталкивает её и, схватившись за перила забора, выкрикивает:       — Хватит тянуть!       За своим ошеломлением Оля даже не заметила, как снова поднялся шум и недовольный рёв людей, который не затихает даже тогда, когда парень в плаще и с красной маской выходит и становиться рядом с Настей.       — Вы хотите узнать правду? Вы узнаете! Разве не для этого я здесь стою? — внимание Душновой теперь полностью сосредотачивается на Дипломаторе. Ранее толкнувший её мужчина сдвинулся в сторону, и теперь девушка снова может занять своё место, схватываясь за металлический прутья у её талии, сжимая их с такой силой, что руки перестают чувствовать холод. — Но Настя верно подметила: мы хотим помочь, а не просто натравить толпу на одного человека. И если вы подумали, что за последнее время я переключился только на Фантома, оставляя свои разговоры про коррупцию в стороне, лишь бы поймать злодея и сделать из себя героя, то вы не правы! Я никогда не откажусь от своих слов, но разве я могу просто смотреть на то, как людей просто убивают? Да, их даже сложно назвать людьми, но право на жизнь есть у каждого, каким бы не был человек. Знали бы вы, что я вообще не должен здесь сейчас стоять, да и вообще ловить преступника! Но, к сожалению, несмотря на присутствие моих друзей в полиции, правоохранительные органы снова не предпринимают никаких попыток. Да-да, те самые, которые только начали вас расталкивать, пытаясь добраться до меня, лишь бы я не сболтнул лишнего. Поэтому приходится кричать народу. — он на секунду прерывается и, не всматриваясь, оглядывает толпу. Перейдём к сути: возможно, вы слышали о пропаже человека, которого сейчас ищет полиция…       В этот момент Настя хватает Дипломатора за рукав плаща, притягивая к себе, и прикрывая микрофон ладонью, шепчет что-то тому на ухо, а после указывает пальцем в толпу.       Не в толпу. Прямо на Олю.       Было безрассудством не только появляться здесь, но и подойти прямо к сцене. Оля сталкивается взглядом сначала с Настей, а потом и с Дипломатором и сразу же разворачиваясь, принимает попытки сбежать, но люди её значительно тормозят. Она слышит громкий стук, а после и заставляющий уши сворачиваться в трубочку скрип колонок, и делает вывод, что один из микрофонов упал. Точнее, его просто выкинули.       — Мы просим прощения, — извиняюще тараторит Настя. — Но для уточнения деталей и собственной безопасности нам надо отлучиться.       И кажется, теперь эти двое бегут за Олей. Отлично. Просто супер.       Проскальзывая мимо последнего крайнего человека, что недовольно выкрикивает ей нелестные слова, Оля мгновенно срывается с места, убегая наугад в одном из направлений. Из-за присутствующей толпы на площади всё ещё очень громко, но когда она забегает в переулки, до её ушей доносятся голоса Дипломатора и Насти.       — Стой!       Ещё чего. Она запыхается, а ноги мгновенно начинают болеть от такой нагрузки, но даже если Оля задохнётся прямо здесь, то всё равно не остановится.        Поворот. Поворот. Незнакомые улицы сейчас даже не беспокоят платонический страх неизвестности в ночной Москве, лишь бы убежать. Догоняющие тоже не лыком шиты, и до сих пор следуют по её пятам, продолжая что-то кричать вслед.        Оля заворачивает на одну из улиц и оказывается на неком перекрестке, где дорога разветвляется на три, ведущие в разные места. Наугад она выбирает одну, в надежде, что никто не догадается, куда она свернула. Пробежав ещё два поворота, Оля утыкается в тупик, но, судя по звукам, теперь её не преследуют. Девушка спиной опирается о кирпичную стену и начинает оседать, истерически посмеиваясь и закашливаясь от долгого бега. Однако, счастье её длилось от силы минуты три, ведь из поворота появляется свет телефонного фонарика, а позже и голос Насти.       — Она здесь!       Оля мгновенно напрягается и отрывается от стены, чувствуя себя натянутой струной, и готовится уже бежать. Но бежать было некуда: Дипломатор появляется вслед за Рысью и он-то точно не даст никакого прохода.       — Я ничего вам не скажу!       — Я так и знала, что ты с ним виделась!       Господи, какая Оля тупая. Видимо, после такого длинного марафона кислород окончательно покинул её мозг, и теперь она потеряла остатки своей мыслительной деятельности. Ну что же, раз ляпать бездумно она умеет, значит и состроить из себя дурочку сил хватит.       — С кем?       — Не придуривайся. Что затеял Олежа? — со скрещенными на груди руками Дипломатор делает к ней шаг.       — Я с предателями не разговариваю, Антон. — Душнова копирует позу, оставляя одну ногу в сторону, смещая свой центр тяжести, и пытается состроить нейтральное выражение лица.       — С предателями? Не я людей убиваю!       — А сам ты чем лучше?! Играешься с людьми, как с марионетками, заставляешь чувствовать себя нужными, а по итогу оставляешь их одних! Тут любой с ума сойдёт!       — Хочешь сказать, это я виноват?!       — Заткнитесь! — прикрикивает Настя, начиная подходить к Оле, но недовольные слова Оли её останавливают.       — Ой, тоже мне нашлась, ещё одна народная героиня. Да ваша помощь никому не сдалась!       Настя точно начинает злиться, и ей нужно отдать должное: она ещё хорошо держится, успокаивая себя сжиманием и разжиманием кулаков.       — Оля, я прекрасно знаю, что ты всегда будешь за брата, но что бы он тебе не наплёл, услышь нас. Он хороший человек, но он псих, и ты не можешь этого отрицать. Если он что-то натворит, то…       — Он не такой! Он просто хотел справедливости! И сейчас пытается исправить ситуацию!       — И к чему привела эта справедливость? — на удивление, это говорит Антон.       Оля затихает и сжимает челюсти, покусывая щеку изнутри.       — Даже если я скажу, что вы сможете сделать? Вы пока доберётесь до Москва-Сити по пробкам, уже всё будет сделано.       Рот Насти приоткрывается, но её слова остаются не сказанными, когда до ушей троицы доносится громкий вой полицейской сирены. Малина останавливается недалеко от места, где они стоят, а захлопнувшаяся дверь и приближающиеся шаги явно дают понять, что пришла беда по их души.       Кого они точно не ожидают увидеть, так это Женю.       — Так-так, что же вы своё выступление не закончили? Тайну не раскрыли и оставили недовольную толпу в неизвестности, — со смешком Женя оглядывает повернувшихся в его сторону Настю и Антона. — А ты? Написала же, что не гуляешь ночью. В Москве комендантский час введен для несовершеннолетних, если ты вдруг не знала.       — Ты как нас нашёл? Ты был на митинге?       Селезнёв хмыкает и подходит ближе к их компании.       — На камеру прямого эфира попалась Оля, а следом и вы, бегущие за ней. И, о чудо, все три точки ваших GPS столкнулись в этом переулке, — он достаёт телефон из кармана куртки и показывает разблокированный экран с программой. — Я так понял, вы здесь не чаепитие устраиваете. Кстати, Олежа по всей видимости уже принялся за свой план, так может вас подвести?       — Ты поможешь нам? С чего это? — недоверчиво коситься в его сторону Настя.       — Не вам, а только Антону. Пусть сам ловит, раз уж по его словам полиция ничего не делает. И, возможно, вы были правы: органы никаких попыток не принимают, пока видимой угрозы нет, а Фантом не спешит открывать свои планы.       — Откуда ты вообще знаешь про план? — не унимается Настя, даже не отдавая право на голос ни одному из других участников беседы.       Женя сначала ничего не отвечает, а после с виноватым взглядом поворачивается лицом к Насте.       — Я задумался над твоими словами и решил проанализировать ситуацию с нуля. И действительно полез смотреть Олины последние действия, — Душнова грустно выдыхает и зарывает ладонь в волосы. — Прости, Оля, но это моя работа. И действительно, она скачала весь файл Олежи, переписки были не с Димой, а также обнаружилась куча удалённых сообщений, выдающих Олежу. История последних запросов в поиске окончательно расставила всё на свои места: офис ФармМета, акции, доказательства и так далее. Я номер ещё отследил, и мой знакомый действительно видел Олежу сегодня в том районе, буквально минут сорок назад.       Впервые за всю беседу Оля исподлобья поднимает глаза, в уголках которых скапливаются слёзы, и тихим, дрожащим голосом спрашивает:       — И ты так просто позволишь Антону идти в одиночку? Даже не скажешь отцу или кому-то в отделе?       Женя в ответ только несколько секунд буравит взглядом девушку, плотно смыкая губы, а после разворачивается на пятках и уходит подальше от стены тупика.       — На машине с мигалками явно будет быстрее, чем на метро, так что поехали. Сначала завезу Антона, а потом вас по домам, чтобы вопросов не было. Повезёт — успеем до какого-либо происшествия. И да, полиция там будет, но не скоро. Сейчас, благодаря вам, они заняты бушующей толпой на площади, ведь сейчас это намного важнее, чем убийца в городе, — с сарказмом произносит он и полностью исчезает за поворотом.

———

      22:13       Олежу передёргивает и он мгновенно нажимает на кнопку выключения экрана. Хотел проверить время, а в итоге только усилил свою паранойю, заметив лишь последние три цифры.        Из радио такси доносится информация о последнем происшествии в городе, а если быть точнее, то непосредственно о скором начинающимся митинге. Парень только ставит у себя в голове галочку, а сам облокачивается о запотевшее окно, пальцем начиная рисовать неясные символы. Его голова сейчас полностью чиста от посторонних мыслей, лишь на повторе прокручивается план. План, который с одной стороны идеален, а с другой, разумной стороны Олежи, полон оплошностей и дыр, в которые надо ещё постараться не свалиться. И даже несмотря на это, мозг ухватывается за слово «Дипломатор», произносимое ведущим из колонок.       — Странный этот парень. Вечно бежит за справедливостью, а догнать не может.       Олежа не отвечает на такую внезапную фразу таксиста, но не может не согласиться.       Антон странный, да. Точнее, он непонятный, неизвестный, таинственный, и правда прячется глубоко внутри. Точнее, прятался, а в один момент вскрылся, и теперь без отвращения на прошлое не взглянешь, каким-бы не было то время манящим. Время, когда ещё был шанс всё исправить.       Олежа хмыкает. Конечно, ему же ведь судить человека за двойную жизнь. А сам-то? Они оба чем-то похожи друг на друга, но в то же время совершенно разные. Каждый раз прокручивая у себя в голове весь период их общения, Олежа с горестью понимает, что влюбился он лишь в образ, выстраемый Антоном для «нормальной» жизни, в то время как сам Душнов пытался открыть себя всего, скрывая лишь один маленький недостаточек. К тому же, если ты сам не замечаешь проблем, разве можно сказать, что ты нарочно о них не рассказывал?        Кого он обманывает. Олежа пытается оправдаться перед самим собой, но прекрасно осознаёт, что у него это не выходит. Они оба держали друг друга во лжи несколько лет, оба, несмотря на проблему и предостережения, позволили сблизиться, и оба в итоге отдалились друг от друга.       Кто знает, может, это даже не любовь? Лишь попытка уйти от настоящего?       Машина резко тормозит, и Олежа, не ожидая такого, носом ударяется о сиденье переднего кресла.       — Приехали. Уверен, что тебе сюда? Магазины уже как полчаса не работают.       Олежа снова проверяет время, и в этот раз обходиться без испуга от цифр. И, наверно, ему давно уже стоило перестать удивляться, как быстро за мыслями проходит время.       — У меня наличка. Без сдачи, — Олежа протягивает купюру и, когда таксист принимает её, быстро выходит прочь из машины.       Он останавливается прямо напротив главного входа высокого, одиноко стоящего, здания. Дождь, которого жители Москвы не видели около недели, с головой накрывает парня, заставляя его волосы намокнуть и прилипнуть к лицу. Олежа, стараясь не обращать на это внимания, получше ухватывается за личику рюкзака и через силу делает шаг вперёд, а после огибает многоэтажку с правой стороны, проходя к отдалённому пустырному пространству, где стоит силуэт в капюшоне и с сигаретой в руках.       Ему не хочется заводить себе новых знакомых в преступном мире, но Слава отказался действовать в таком масштабе, но посоветовал одного хорошего Сашу, что за неплохую сумму хоть всё здание обесточит. Собственно, это и необходимо.       — Здравствуйте, вы Александр? — тихо начинает парень. — Я от Славы, он говорил…       Человек разворачивается к Олеже лицом, открывая своё лицо с заинтересованным взглядом.       — Да, только я Александра.       — Девушка? — подавившись воздухом, с подозрением округляет свои глаза Олежа, делая шаг назад и чуть не падая пятой точкой прямо в грязь.       — А ты что, сексист?       — Я… Нет, но я думал…       — Ну значит не научился ещё думать, пошли быстрее, времени мало.       Александра выкидывает сигарету, чуть проходясь по ней носком своих ботинок, и начинает путь к зданию, своей тяжёлой спортивной сумкой задевая бок парня, от чего он не может удержать болезненного шипения. Однако, боль способствует уходу оцепенения, и Душнов всё же следует за девушкой.       — Это — вход к спуску в подвал, — начинает Саша, когда они подошли к металлическим дверям с задней стороны. — Там я отключу электричество, сигнализацию и камеры, а также пошаманю над генератором, чтобы его не сразу можно было включить. Тебе же в другой запасной вход. Один мой хороший друг достал ключи от входов, но к сожалению, для офисов у него не нашлось.       — Там всё по карточкам, а от кабинета у меня есть, — Олежа хочет выхватить связку из трёх ключей, которую показала ему девушка, но та мгновенно убирает руку и протягивает другую ладонью вверх.       — Деньги вперёд.       Глаза стремятся закатиться, но парень пересиливает себя и лезет в карман рюкзака, доставая оттуда толстый конверт. Его последние деньги, которые он берёг не на счетах, а наличными втайне от всех на самый крайний случай. Он никогда не ожидал, что крайним случаем станет это, но всё равно протягивает круглую сумму чужому человеку, который в ответ улыбается.       — Напомни, какой этаж тебе оставить с электричеством?       — Десятый, офис «ФармМета», кабинет двести тринадцатый, — сглатывая огромный ком, произносит он.       — Секунду, — Александра достаёт из кармана телефон с побитым экраном и своими пальцами с неряшливым тёмным маникюром что-то набирает, а после показывает Олеже. — Смотри, тут питание идёт по блокам. Я не могу оставить только один кабинет, но могу оставить блок. Это половина от всего офиса.       — Делай как надо, — с раздражением произносит Олежа и принимает ещё одну попытку выхватить ключи.       — Да куда ты так торопишься? — девушка усмехается и хватается большим и указательным пальцем за один из трёх ключей. — Дай дорассказать. Этот, с единицей, тебе нужен от заднего входа. С цифрой «два» от главного, а последний от какого-то из запасных, но я не помню какой именно, поэтому не рискуй. Лови, — она подкидывает ему связку, но Олежа путается в своих длинных пальцах и в итоге под цокание роняет её прямо в лужу. Саша разворачивается к дверям и достаёт из кармана ещё один ключ. — Учти, я как свою работу сделаю — сразу уйду, мне лишние тёрки с копами не нужны. Но Слава должен был переслать вирусную программу, которая взламывает систему безопасности на крайний случай, поэтому если что — выкрутишься. Как отключу всё, скину эсэмэску. У тебя есть около десяти минут, перед тем как можно будет входить в здание.        — Мне нужно чуть больше, чтобы я подготовился.       — Тогда я успею покурить.       Олежа никак не реагирует на эту фразу и, предварительно подняв с асфальта связку, уходит за угол к мусорным бакам. Переодевая куртку на плащ и доставая грим, Душнов искренне не хочет устраивать весь этот маскарад, однако это является частью их несуразного плана, их шоу. И эти мысли заставляют Олежу поморщиться.       — Да ладно, ты же всегда хотел на сцене выступать, давать зрителям шоу. Чем тебе не театр?       — Заткнись.       Быстро, а поэтому и неряшливо заканчивая свою подготовку, Олежа складывает все ненужные вещи в рюкзак и закидывает их за бак так, чтобы ни одну ниточку не было видно. В приступе паранойи он ещё раз проверяет карманы на содержимое: ключи, флешка, камера, телефон, экран которого он не удерживается проверить на наличие звонков и времени, в которое он укладывается; и пистолет, который так отягощает пояс, где он находится. По спине пробегают мурашки, и парень трусливо оглядывается, размышляя о попытках сбежать, но всё равно поворачивается на сто восемьдесят и направляется прямиком к зданию. Проходя мимо железной двери, Олежа отмечает, что она приоткрыта, а девушки не видно. Ожидая сигнала в виде сообщения, он аккурат проходит к дальнему заднему входу, осматривая территорию. Вроде пусто. И за стеклянной дверью никого нет. Через несколько минут телефон в кармане штанов отдаёт короткой вибрацией. 22:40 Неизвестный: «Отключено. У тебя есть около пяти минут, прежде чем охранники начнут искать причину.»       Сглатывая слюну, Олежа быстрым шагом подходит к двери, вставляет нужный ключ и молится Богу о том, чтобы та поддалась с первого поворота. Тихо открывая себе проход, он уже делает шаг внутрь, как из-за спины доносится чужой голос:       — Эй! Посторонним вход воспрещён!       Замирая на месте, Олежа со всей силой хватается за ручку двери, сжимая её до боли в пальцах, но не оборачивается.       — Эй! Ты глухой? Я же сказал, что сюда нельзя! — мужчина — по всей видимости охранник, что отошёл куда-то со своего поста, испортив весь план — резко хватает парня за плечо, заставляя обернуться. — Т-ты?!       От испуга Олежа автоматическими действиями за доли секунды выхватывает пистолет из кобуры, снимает предохранитель и делает выстрел в упор прямиком в живот. Незапланированной жертве ничего не остаётся, как рвано выдохнуть и осесть на землю, хватаясь за ранение. Но этого недостаточно. Наблюдая за тем, как охранник оскаливается и пытается достать свою рацию, Олежа, зажмуриваясь, делает контрольный в голову, не промахиваясь, и выдыхает, когда мужская рука падает. Паника уже начинает накатывать, как вдруг слышится другой громкий низкий голос, но только уже из самого помещения.       — Михалыч, ты уже вернулся? У нас кажись свет вырубили, придётся… Какого…? — ещё один охранник — ещё одно лишнее звено — как только выходит из-за поворота, натыкается на не самую приятную глазу картину. С медленным осознанием, оглядываясь место преступления, он натыкается на взгляд убийцы, и только потом начинает действовать, выхватывая телефон из кармана и скрываясь обратно за стенкой.       Олежа, закусывая губу, омерзительно-испуганно осматривает уже явно мёртвое тело, и заходит глубже в здание, направляя пистолет в место, где скрылся охранник. Мужчине явно не хватает мозгов, раз уж он прячется за первой попавшейся стеной, с тряской всего тела прижимая телефон к уху, ожидая ответа. Моментальный выстрел прямо в голову из-за угла, такой же последний выдох и громкий стук, с которым падает тело и телефон.       — Сто двенадцать, что у вас случилось? — доносится из трубки, и Олежа мгновенно наступает на смартфон подошвой кед, заставляя женский голос заткнуться.       И в этот самый момент его ноги сами заставляют его унестись прочь по коридорам прямо к ближайшей лестнице. Пробежав на чистом адреналине и желании закричать пару этажей, он начинает чувствовать сильную усталость, и останавливается около огромной металлической дверью с окном посередине и цифрой «4» прямо под табличкой «аварийный выход». Темный лестничный пролёт освещается лишь маленькой аварийной лампой. Тяжело дыша, Олежа уже не может сдерживать поступившие слёзы, и руками опирается о холодную поверхность, опуская голову вниз и рассматривая свои красные кеды, белая подошва которых была измазана в крови. Он резко поднимает взгляд на зеркало и смотрит в упор на своё отражение, которое, несмотря на злобное выражение лица обладателя, с улыбкой и прищуром отвечает ему.       — Это всё ты! — уже не сдерживая эмоции кричит парень, кулаком ударяя о стекло, которое, конечно же, оказывается бронированным.       — Нет, это ты. Помнишь наш уговор? Я должен буду появиться только когда мы достигнем офиса, — в буквальном смысле выходя из состояния отражения в состояние тёмной копии, что утыкается пальцем прямо в грудь Олежи, заставляя его сделать три шага назад и опереться о перила. — Это ты их убил. Незамедлительно. Поздравляю, зато ты избавился от всех возможных неприятностей.       Незапланированно избавился, но как факт: сегодня, если верить графику, на дежурстве было всего два охранника, и в обоих Олежа пустил пули.       — Ну так что, пойдёшь сдаваться или, может, продолжим?       Фантом прав. Олежа что ни на есть самый настоящий убийца. Протирая свой нос и явно оставляя на перчатке следы краски и соплей, Душнов берёт все свои силы и продолжает подниматься, запихивая свой страх поглубже.       Уже на девятом этаже его ноги ноют от такой нагрузки, и Олежа мысленно ругается на то, что невзирая на все их вылазки, организм к таким нагрузкам привыкнуть не может. Но это его не останавливает. Наконец-то добравшись до двери с числом «10», парень не теряя времени отпирает её, секундно радуясь, что все замки магнитные, а электричество отключено. Оказываясь в коридоре, он замирает. Половина коридора находится в состоянии ремонта. Везде разбросаны вещи, окутанные в строительную плёнку.        Он прекрасно знает, что сейчас в здании рабочие только два первых этажа, построенные для торгового центра, а половина остальных офисов закрыты и находятся на капитальном ремонте. Компания отца не шибко страдает из-за этого: новый директор ещё не начал полную работу, да и их офис не нуждается в ремонте. К тому же, всегда как запасной вариант в Москве открыты ещё две точки.       И Олежа это знает. Но проходя по тёмному коридору через все эти вещи к соседнему блоку, где горит тусклый холодный свет, он чувствует знакомое ощущение. Конечно, он проходил здесь много раз, но именно эта иллюстрация всплывает у него в голове как страшный сон. Он недоверчиво оглядывается, когда подходит к стеклянной двери с наклейкой, гласящей о названии компании. И окончательно цепенеет, когда останавливается у кабинета его отца.       — Чего ты застыл? У нас немного времени.       Олежа не слушает. С ужасом смотря на номер кабинета, он чуть отступает. В голову лезут воспоминания. Обрывки фраз.        «213».       Вот его отец, в который раз говорит, что он никчемен, мать, что корит его за убийство. Женя, что в очередной раз орёт на него за невыполнение приказа. Но кое-кого не хватает. Он точно их помнит…       Фантом, что снова образовывается в виде человека, с поднятой вверх бровью следит за застывшем на месте Олежей. Его терпения надолго не хватает, и он, с цоканьем, хватается за руку Душнова.       — Дай я.       — Нет! — Олежа, как ошпаренный, отпрыгивает, и с зажмуренным глазами начинает пятиться назад. — Нет-нет-нет, это ведь сон. Я помню, это сон! — он врезается во что-то, и резко оборачивается. — Оля?       Но его нос встречается не с сестрой, а с дверью другого кабинета, в которую он ранее упёрся. С дрожью он поворачивается обратно и натыкается на Фантома.              — Чего ты ждешь?! Доставай ключи.       — Нет! Я не смогу оттуда выйти, она заперта! Здесь все двери заперты!       На его щёку приходится хлёсткий удар, и только тогда Олежа понимает, что это не сон.       — Приди в себя! Тебе надо просто открыть дверь, иначе это сделаю я!        — Н-но… — он давно перестал заикаться, но сейчас страх того, что ждёт его в этом месте пересиливает возможности контроля речи. Однако когда Фантом с фырканьем ещё раз тянется рукой к Олеже, он вздрагивает и откидывает наваждение. — Хорошо-хорошо! Я сам!       Трясущимися руками он достаёт ключ из кармана, вставляет в замочную скважину и отпирает деревянную дверь. Зажмурившись, он стоит истуканом, ожидая удара, но ничего не происходит. В кабинете темнота, которая разбавляется лишь лампочками от устройств и… Красно-синими огнями из панорамного окна. Блики отражаются от стеклянной поверхности, делая постоянно меняющийся узор на стенах. Олежа подходит чуть ближе, кладёт руку в перчатках на стекло, смотрит вниз на улицу и замечает скопление из трёх полицейских машин.       Они не успеют. Всё кончено.       — Отлично, мы привели копов! Твоя вечная паника и медлительность меня достала, поэтому я сажусь за штурвал.       Нутром Олежа понимает, что нужно противостоять желанию Фантома взять контроль, но на деле он просто-напросто сдаётся, оседая у себя в голове в самый дальний укромный уголок, подальше от страхов и паники. Фантом хочет — пусть делает. За доли секунд организм «перезагружается», и теперь со стороны кажется, что парень перестаёт погружаться в собственные мысли, а наконец принимается за дело, подходя к рабочему столу и включая компьютер, параллельно вставляя флешку.       Остаётся лишь успеть. Их план должен быть безупречен, и если копы приехали сюда недавно, то пока они будут подниматься…       Дверь распахивается. Фантом не пугается, нет, это прерогатива Олежи, но взгляд свой от экрана загрузки на восшедшего он поднимает.       — Давно не виделись, — нейтрально произносит он, скашивая глаза на направленный вперёд пистолет в чужих руках. — Опять бутафория? Извини, я щас немного занят.       — Руки вверх! Полиция здесь будет с минуты на минуту.       — Да, — начинает Фантом с медленно ползущей на лицо улыбкой. — Но они додумались сначала включить запасной электрогенератор, если верить системе безопасности, а значит, я могу заблокировать двери, что значительно их замедлит, — он нажимает пару клавиш, мысленно радуясь существованию хакеров и денег в бывшем запасе у Олежи. — А теперь разберёмся с тобой, Ан-тош-ка.       Дипломатор без замедлений пускает три пули, одна из которых попадает в компьютер, а две — в толстое окно, оставляя трещины на нём. Фантом, используя свои инстинкты на максимум, успевает упасть под стол, но не успевает защитить главную деталь плана.       — Ты с дуба рухнул?! — он достаёт пистолет из кобуры и щёлкает предохранителем, не спеша выходить из укрытия. В тишине слышаться приближающиеся осторожные шаги, и пока до него не добрались, Фантому надо успеть придумать новый план. Если пуля всё же не повредила сильно компьютер…       — Вылезай, Олежа! Путей отхода нет!       Фантом, слыша голос с правой стороны, одним движением перекатывается влево, вставая в ровную стойку, и теперь они оба направляют друг на друга стволы, ходя по кругу.       — Здесь нет Олежи! Его давно нет! Ты что, так и не понял? Как вообще тот, который не замечает боли партнёра, может называться любимым человеком?!       — Замолчи!       — А что, правда в глаза ударила? — он усмехается, прокручивая оружие в руке, и это становится его ошибкой: одним движением Дипломатор значительно сокращает дистанцию между ними и валит Фантома на спину.       Пистолет вылетает из рук Фантома, отлетая в сторону, а сам Фантом в ответ скручивает руку Антона, заставляя от боли расцепить пальцы. Двое сцепляются в нешуточной драке, нанося друг другу удары по разным частям тела, пока Фантому не удаётся подняться на ноги и пнуть ногой по чужому лицу, заставляя Дипломатора откатиться в сторону стола. И пока второй пытается после сильного толчка подняться на ноги и понять, есть ли у него сотрясение, или голова просто так кружится, Фантом хватает с полочки первую попавшуюся вещь, которой оказывается окрашенная в золотой статуэтка за победу Михаила Душнова в неизвестном конкурсе, и моментально кидает её в только поднявшегося на ноги соперника, что со страхом вновь уклоняется вниз. В итоге основной удар приходится на и так пострадавшее окно: трещины, что до этого были не такими большими, с неприятным скрежетом разрастаются в разные стороны по всей поверхности.       Антон глазами-блюдцами оглядывает сие творение, а после с криком оборачивается на автора:       — Ты спятил?!       — Я спятил? — укоризненный смешок. — Да! И причём давно! Забавно, что ты заметил это только сейчас. Забавней только тот факт, что Олежа вообще что-то нашёл в тебе, хотя ты настолько тугодум, что очевидные вещи пролетают мимо тебя, герой.       Антон закусывает губу и будто в замедленном движении наблюдает за тем, как рука Фантома тянется к полочке ещё раз. Вместо того, чтобы придумать хоть какой-либо план, в голову встревает только далеко не смешной анекдот, где Фантом — психованная жена, что в разгаре ссоры разбивает всю домашнюю посуду. Но к сожалению, или всё же к счастью, долго отвлекаться на дурные не пришлось: фоторамка находится в опасном близости от чужих пальцев в латексных перчатках.       — Так, я понял. Ты просто пытаешься задавить меня тем, какой я плохой. Конечно, я обезоружен, как и ты. Что тебе ещё остаётся делать, кроме как языком молоть.       Что удивительно, так это резкая остановка действий Фантома. Рука замирает в воздухе, так и не добравшись до возможного орудия.       — Я обезоружен? У меня ещё целая полка, а на полу валяются два пистолета, которые я мог бы схватить.       — Но ты этого не делаешь, ведь я тоже среагирую. К тому же, если на то уж пошло, я тоже могу что-нибудь кинуть в тебя. Как насчет монитора?       Это превращается в какой-то цирк. Но зато срабатывает, и Фантом скрещивает руки на груди, в насмешке приподнимая брови.       — И что ты предлагаешь?       — Нам надо поговорить, — Антон сглатывает накопившуюся от страха слюну и под чужой очередной смешок делает шаг вперёд.       — Ну, говори.       — Я знаю, что ты меня слышишь.       Улыбка с чужого лица медленно сползает, а взгляд мельком пробегаюеся по кабинету, останавливаясь на лице с красной маской, что давно уже поплыла, оставив от себя только неясный контур с пятнами.       Да, Олежа сказал сам себе «гейм овер, я больше в этом не участвую, пусть Фантом разбирается сам». Но «сидя» у себя в сознании, сквозь запутанные мысли к нему прорывается голос, который он так надеялся не услышать.       Потому что может послушать его.       И он совершенно не понимает, как пульт управления оказывается в его руках, будто Фантом сам скидывает с себя ответственность, но теперь он видит перед собой Антона.       Антона, который при первом знакомстве проявил все признаки джентельмена. Антона, который даже спустя три года общения продолжал поддерживать связь, отвечая на любые сообщения. Антона, который так легко согласился перейти на новый уровень отношений. Антона, который… был Дипломатором, что на самом деле не замечал никаких изменений в поведении Олежи, когда это так было необходимо.       — Ты — лицемер, — неожиданно даже для самого себя, шёпотом произносит Олежа, стискивая до боли челюсти и исподлобья глядя на удивлённое выражение лица.       — Прости?       — «Прости»? Ты даже не понимаешь, о чём я! Да и никогда видимо не понимал! — ключ зажигания повёрнут — нервы на взводе, и Душнов уже точно не сможет контролировать себя.       Не тогда, когда в порыве истерики он за шаг преодолевает расстояние и довольно сильно тычет пальцем в чужую грудь.       — Я для тебя был просто развлечением, да? Подумаешь, парень-заучка, хоть отвлекусь на что-нибудь новенькое. А я дурачок: закрывал глаза на твою любовь выпить, на твои некоторые высказывания — у каждого есть же недочёты. Да ты просто выстроил из себя культурного человека напоказ, не раскрывая истинное «я»! Стоило мне пропасть, так ты сразу в разгул, даже не поинтересовавшись моей жизнью! Что, понравилось с Настей тусоваться?!       — Олежа, я… — теперь Антон не сомневался в личности человека перед ним. Выступившие слёзы и покрасневшее от злости лицо сами за себя говорят. — Я не понимаю о чём ты… Причём здесь Настя?       — А ты думаешь я не в курсе?       Растерянность — точное определение настоящего состояния Антона. По правде говоря, он в принципе раньше никогда не ссорился с Олежей, а уж тем более никогда не выслушивал подобные слова в свою сторону от человека своего пола. Да, эмоции Душнова он видел не раз: злость, панику, истерику. Но раньше тот быстро успокаивался и приходил в себя, и до битой посуды (или лица) никогда не доходило, если не учитывать стычки со вторым «хозяином» тела.       В голове между собой прокручивается множество разных мыслей и возможных ответов. От оправданий за его бездумные поступки, которым на самом деле и правда прощения нет, до того, что, в конце концов, Олежа сам всегда просил доверия в отношениях, да и к тому же, когда уезжал, чётко и ясно в сообщениях написал «хочу побыть один». А сейчас предъявляет! И кто тут на самом деле лицемер?       Эти двое явно стоят друг друга со всеми своими грузами и оплошностями.       И всё же, смотря на рассерженное и расстроенное одновременно выражение лица прямо перед своим, Антон не может высказать ни единой подобной мысли. И когда до его слуха доносится шмыгание, он тихо спрашивает:       — Ты так долго копил в себе все эти эмоции и слова?       Удар под дых. Олежа явно не ожидал этих слов, но когда Антон их произносит, так и остаётся стоять с приоткрытым ртом, не сумев даже найти у себя в голове ответа.       — Ты прав, — с такой же громкостью продолжает Антон. — Я и правда многое не замечал. Или не привык замечать. Я всегда думал, что человек обязан сам решать свои проблемы, и если быть до конца откровенным, то ни в одних отношениях я толком не замечал проблем. Возможно, поэтому от меня девушки так быстро сбегали?        Олежа, пытаясь защитить себя от возможного неожиданного нападения, складывает руки на груди, цепляясь пальцами за плащ, и делает шаг назад.       — Ты — идиот.       Возможного нападения не происходит: Антон не сдвигается с места, а просто прослеживает движения Олежи взглядом.       — Ты прав. И прав был ещё в том, что я намеренно не показывал себя настоящего. Но это наша общая ошибка, не так ли?              Взгляд голубых глаз после этих слов становится острее, а пальцы крепче сжимают тёмную ткань плаща, задевая кожу под ним.       — У меня был подписан документ о неразглашении, — его голос на последнем слове предательски ломается, а слизистую глаз неприятно щиплет.       — А твой побег входил в этот документ? Или может в вашем проекте был пункт про это?       Ответа не следует. Олежа до крови закусывает губу изнутри, и дёргается, когда Антон делает шаг вперёд.       — Я хочу помочь.       — Чем ты мне поможешь? Ты понимаешь, что я не могу это вылечить? Он не уйдёт никогда. Я обречен, — спокойным ровным тоном произносит в ответ Олежа, позволяя нескольким слезам скатиться по щекам к подбородку.       — Но сейчас же его нет?       Это заставляет задуматься. Когда эмоции Олежи взяли верх, Фантом действительно будто сквозь землю провалился. И вместе с ним все страхи и сомнения покидают замыленный мозг парня.       И даже все образы Звёздочкина кажутся теперь надуманными. Нет никакого «идеала», нет никакого Дипломатора.        Теперь перед Олежей стоит самый что ни на есть «обычный» Антон в своём, возможно, настоящем воплощении без всего этого спектакля. И может, он действительно сможет помочь?        Душнов даже не замечает, как Антон вплотную приближается к нему, но когда расстояние сведено к минимуму, ему ничего не остаётся, как медленно перевести взгляд и увидеть слабую улыбку. В этот момент по спине пробегают мурашки, но Олежа настолько измучен, что может только слабо качнуть головой и уткнуться носом в чужое плечо, даже невзирая на все предыдущие мысли и слова.       — Есть.       — Что?       — Фантом. Здесь он.       Антон молча поднимает руки и кладёт их на Олежины плечи.       — И я даже не знаю, почему я всё ещё чувствую своё тело, но я правда устал бороться.       — Нельзя просто так сдаться. Ты же можешь ему противостоять.       — А какой толк? — приподнимая голову, он вновь возвращает своё внимание к лицу Антона. Пятно, оставшееся от маски, не перекрывает мешки под глазами и уставший взгляд, и Олежа уверен, что сам выглядит не лучше. — Сейчас я сдамся полиции, а потом меня упекут куда-то и будут пичкать таблетками.        — А тебе было хоть раз плохо от таблеток?       На Олежиных губах так и остаётся прерванное собственными размышлениями «да». Ответ приходит сам.       — Мне было плохо только от людей, окружающих меня, которые считают, что сделают мою жизнь лучше.       Уголки губ Антона поднимаются чуть выше, а около глаз виднеются морщинки.       — Помнишь, как года два назад, ты обещал мне сыграть на гитаре?       Этот вопрос настолько безобидный и невозмутимый, что совершенно не подходит под их ситуацию в данном моменте, но все мышцы Олежи в миг расслабляются, а проблемы улетучиваются, будто их никогда и не было.       — Она в Питере.       — Ничего не мешает её оттуда забрать.       И в эти слова Олежа заставляет себя поверить, ведь на самом деле, он всё ещё хочет сыграть Антону, хоть и за такой огромный промежуток времени пальцы могли забыть, как верно зажимать лады.       За стенкой слышится чей-то крик, и оба парня вздрагивают, отлипая друг от друга. И в этот момент выражение лица Душнова меняется на мрачное, будто и не было всего этого разговора.       — Олежа?       — Думал от меня так просто избавиться? Как же ты мне надоел.       С помощью всей этой быстро сменяющейся череды событий срабатывает эффект неожиданности, и Фантом делает сильный толчок руками по чужим плечам с силой, достаточной, чтобы Антон отступил. По пути к компьютерному столу он поднимает пистолет с пола и направляет ствол прямо в череп Звёздочкина.       — И кто теперь из нас обезоружен?       Антон, находясь прямо у стенки напротив, не двигается с места и ничего не говорит, лишь буравит взглядом Фантома, который, всё ещё держа оружие, вновь пытается включить компьютер. Голоса за дверью становятся громче и четче, и остаётся лишь радоваться тому, что процессор после выстрела остаётся рабочим. Однако не долго длилось счастье: пистолет выпадает из ладони, а Олежа вновь находит силы бороться. Головная боль настолько сильна, что заставляет пальцами зарыться в волосы и оттянуть несколько тёмных прядей, полностью портя и без того растрёпанную причёску. Антон не теряется; с облегчённым выдохом сразу же подбегает к столу, но с другой стороны, наблюдая за тем, как Олежа медленно выпрямляется и жалобно смотрит в ответ.       — Ты прав, я не могу сдаться. Я больше не могу так жить.       «Уж лучше никак, чем так», — не успевает вылететь из его уст, когда дверь с ноги сшибают с той стороны, а в помещении появляется группа полицейских во главе со Селезнёвым-старшим.       — Руки вверх!       И Олежа слушается, послушно открывая свои пустые ладони и медленно делая шаг назад.       Шаг, который становится для него роковой ошибкой.       Он наступает прямо на ранее кинутую золотую статуэтку, и она под весом парня прокатывается вперёд, заставляя Олежу споткнуться и упасть спиной назад прямо на давным-давно побитое разными предметами, чёрт его побери, панорамное окно. Огромная трещина посередине под таким давлением по всем законам физики разрастается ещё больше, и стекло разбивается.       На периферии слышится только его имя, выкрикнутое Антоном, а чужие голоса так и остаются незамеченными. Дежавю резкой вспышкой возникает перед глазами, будто Олежа уже где-то видел этот момент. Нет, не дежавю. Воспоминание. Сон.       Момент падения в его голове выглядит мучительно долгим. Видимо, люди не врали про то, что перед смертью вся жизнь перед глазами пролетает.       Жизнь. Она тоже имеет свойство кончаться.       И всё же, он и правда обречен. И всё же «двести тринадцать» — проклятое число.       И всё же, он бы сыграл Антону на гитаре, предварительно забрав её из Петербурга.