Fisherman and hunter

      Все выходные Уилл провел в лагере с Ганнибалом и другими охотниками. Он не ходил с ними стрелять оленей, не участвовал в разделке большой туши, потому что ему было тоскливо смотреть в мертвые глаза некогда живого существа. Он также не смотрел, как разделывают оленя другие охотники, предпочитая тем временем набирать воду из цистерны.       В воскресенье вечером, когда охотники убирались в лагере и не торопились покинуть лес, чтобы вернуться домой, снова полил дождь. Многие мужики, часть из которых была датчанами, уже давно основались в штатах со своими семьями. Несмотря на испортившуюся погоду, Уилл был благодарен судьбе за то, что она дала ему отдохнуть: вечерами он сидел у костра, слушал, как пьяный вдрызг Йенс играл на гитаре, а Герр подпевал, пока они с Ганнибалом заходились бесконтрольным смехом над их никудышными творческими данными. В эти моменты их огненные взгляды пересекались, и Ганнибал, приподняв бутылку пива в сторону Уилла, криво ухмылялся ему красной улыбкой, после чего припадал влажными губами к узкому горлышку. Была в этих действиях глубокая благосклонность, подпитанная интересом.       В последний вечер общего празднества выходных Ганнибал напомнил Уиллу об их плане. Предстоящая ролевая игра с Кроуфордом будоражила нутро Грэма: ему не хотелось быть пойманным. Но азартность Ганнибала оказалась заражающей. — В понедельник утром я навещу твоего начальника, — сказал Лектер, устраивая ноги у самого костра, тревожа перегорающие бревна, после того, как они напились, — а сейчас у нас есть время обсудить дальнейшие действия. — А что обсуждать? — Уилл вздохнул, глядя на темное ночное небо без единой звезды. — Джек не идиот, но обвести вокруг пальца его легко. — У тебя есть мой номер? — Не доводилось спрашивать. — Оу, — Ганнибал коротко икнул и стал искать ручку под пнем, на котором и развалился, но вдруг заспотыкался и засуетился, в то время как Уилл звонко хохотал над ним, — я попрошу у мальчиков. — Ты думаешь, они везут с собой в лес что-то, кроме пива? — Теплеется надежда, — улыбнулся Ганнибал.       Он ушел, а Грэм вдохнул полной грудью чистый воздух, пахнущий дровами, свитером охотника, в котором он лежал, и сосновой веткой, сорванной во время прогулки. Ему было хорошо, он с неохотой думал о вечере, подходящем к концу. Уилл и не помнил, когда веселился в последний раз: то было еще в те времена, когда они с Молли лежали в траве и смеялись, как безумцы, или когда он окончил школу, а может и вовсе никогда. Может, все это ему лишь приснилось в его жизни — сумрачной, унылой, бескрасочной.       Совсем скоро Ганнибал вернулся, и Грэм перестал думать. Он держал ручку и смущенно оглядывался, усаживаясь обратно к Уиллу. — Где же листок? — спросил он улыбчиво. — Хм, — Лектер нахмурился и снова встал, но Грэм успел похлопать его по ноге до того, как тот ушел, — виноват. Знаешь, как бывает: возьмешь множество мелочей: покажется, что не много, а когда соберешься уезжать, все не вместится в машину. — Лучше иметь и не схватиться, чем схватиться — не иметь, — Уилл приподнялся и почувствовал головокружение. Влажная земля была слишком близко к голове. — Где мне лучше?..       Мужчина подумал и протянул ему запястье, закатав рукав свитера. Ганнибал внимательно посмотрел на него, ощутимо уколов взглядом, и Уилл стал наблюдать, с каким сосредоточением тот пишет свой номер у него на руке. Когда Лектер снова поднял глаза, Уилл поспешно отвернулся, осознав, что пялится на него. — Я забыл последнюю цифру своего номера. — Не страшно. Я наберу наугад. У меня не так много вариантов. — Как я пойму, что это точно ты, а не другой Уилл Грэм? — тихо спросил Ганнибал, щурясь и внимательно рассматривая эмоции на его лице. — Я скажу секретный пароль, — он тоже понизил голос до шепота, забывшись, что они почти играют, как мальчишки, а не взрослые мужчины, договаривающиеся о сделке. — Подари мне возможность придумать, — охотник ненаигранно задумался, осторожно скользя взглядом по плечам и ногам Уилла, — пусть паролем будет…       Ганнибал наклонился к Грэму, вынуждая его замереть в предвкушении, как обомлевшую лань. Он остановился перед самым его ухом, обжигая теплым дуновением, и прошептал несколько слов, заставивших Уилла содрогнуться в приступе очередного хриплого смеха. — Какой кошмар! А я-то думал, что ты дохрена джентельмен. — Первое представление часто обманчиво, — рассмеялся Ганнибал, обнажая зубы, и Уилл почувствовал, как краснеет от пива, — как же твой номер? — Я наберу тебе сам, — заверил Грэм. — А если не наберешь? Мне стоит волноваться? — Если не наберу, ты знаешь, где я живу и под каким углом заедает дверной замок.       Он увильнул от хитрого взгляда, рассматривая номер на своей руке: главное не забыть, когда он пойдет в душ перед сном.       Когда все собрались уезжать, Уилл попрощался с группой из шести человек, затем с Фанни, устроившейся на переднем сидении, а после и с Ганнибалом, быстро взглянувшим на него из салона машины. Он наклонился, и Грэм подошел ближе, когда он сказал: — Если все получится, я приглашу тебя в свой дом. По-моему, мы все еще не закончили разговор о значении символизма.       Уилл кивнул, прощаясь с ним. За выходные, проведенные с Ганнибалом и остальными, он вдруг остро ощутил необходимость общества приятных людей. Он вернулся домой и, обступив собак, ждущих его, пробрался к блокноту, куда занес номер Ганнибала, закончившийся знаком вопроса. Он ухмыльнулся: неужели охотник думал, что Уилл не догадался, что такой внимательный и учтивый человек, как он, не способен забыть одну единственную цифру, ручку и листок? Для чего нужен был весь этот спектакль? Неужели только ради того, чтобы повеселить Уилла?       Он лег спать, мокрый после душа, и долго не мог уснуть, думая о прошедшем, как девчонка, возбужденная после интересной прогулки. Он надеялся, что в конце концов начальник оставит его в покое и даст работать, зная, что Уилл будет посещать психиатра.       Уилл слушал шум дождя, шорох деревьев и скрежет подоконного выступа снаружи. Он размышлял над тем, что, возможно, он не так уж и плох, что существуют те, с кем ему не приходится притворяться, потому что они не вынуждают его вести себя себе в угоду им. И что не все люди отвратительные эгоисты.       Проспал Уилл ночь без кошмаров. Утром, едва открыв глаза, он посмотрел на часы, показывающие семь утра, спустился на первый этаж и, взяв телефон в руки, набрал номер Ганнибала, выбрав последнюю цифру наугад. Не особо уверенный в своей комбинации, он лениво прислонился к трубке и развалился в кресле, все еще сонный и в нижнем белье. — Вы позвонили доктору Лектеру, я вас внимательно слушаю, — прозвучало профессиональное приглушенное с другой стороны, и Уилл прикусил губу, сдерживая слишком широкую улыбку. Он молчал слишком долго, чтобы не вызвать подозрения. Он сказал: — Что объединяет собаку и близорукого гинеколога?       Недолго на другом конце он прислушивался к шорохам, а потом удовлетворенно выдохнул, когда в трубке прозвучал бархатистый смех. — У обоих мокрые носы… Уилл, это ты. — Трудно поверить, но я отгадал с первого раза. — Я знал, что у тебя получится. — Ничего, что я так рано? — он уставился на свои ноги, бесцельно водя большим пальцем по узору ковра. — Все в порядке, у меня есть время для тебя. — Ты ведь в самом деле не забыл номер, — решил напомнить он. — Маленькие упражнения для ума могут быть довольно полезны. Не припомню, чтобы накануне вечером тебя это смущало. — Не играй со мной, Лукас, — осторожно произнес Уилл, меланхолично улыбаясь, — у всех собак есть острые зубы, которыми они способны перегрызть глотку. — Ты ассоциируешь себя с собакой? — спросил мужчина. — Оставим это для нашего первого сеанса. Джек считает, что я одичал со своими животными. Он думает, они плохо на меня влияют. И ты все еще никак не прокомментировал мое предупреждение.       Ганнибал снова помолчал, после чего доверчиво произнес: — Я не играл с тобой, Уилл. Нам предстоит много работы, и во все это также входит возвращение утраченного доверия к людям. Ты же понимаешь, что тебе придется рассказывать мне довольно личные и порой смущающие подробности своей жизни? Тебе важно помнить, что на сеансах я твой врач, а вне стен кабинета — тот, кем ты желаешь меня видеть. С моей стороны это непрофессионально, однако я готов мириться с такой участью. — А если я буду видеть тебя своим мозгоправом постоянно? — Что же, нам придется постараться не допустить этого. — Почему же? — Я не имею привычки психоанализировать вне рабочее время, — уклончиво ответил он, — и я бы предпочел видеть в тебе друга, чтобы ты видел друга и во мне. Мне ведь не показалось, что прошедшие выходные нас сблизили?       Уилл нервно заморгал, подался вперед, не вставая с кресла, и сглотнул. Ему стало не по себе. Он понял, что слишком долго молчит, только когда тишина начала гудеть и звенеть в собственной голове. — Не спеши. Ганнибал. — Прости, Уилл, — он вздохнул, услышав свое имя, — у меня остается мало свободного времени, поэтому я должен… — Да. Да, я тоже. Увидимся у Джека. Я скину адрес. Он уже навел справки.       Он сбросил звонок, заторможенно глядя на телефон, наклонился и вписал в блокнот вместо знака вопроса отгаданную цифру. Позже начал одеваться. Немного подумал об Уолтере, прежде чем покинуть собак.       На улице его волосы растрепались, Уилл снова стал выглядеть как жертва средневековой чумы и ощущать на себе взгляды окружающих. О чем они могли думать, глядя на него? Знали ли они, что он отличается от остальных? Насколько он себя выдавал, находясь в чужом обществе?       Он устроился в кабинете с Джеком, загадочно и сдержанно улыбаясь ему, и начальник хотел спросить причину этих переглядываний, но никак не решался, только подозрительно хмурился и поджимал губы. Они оба ждали, и если Джек еще мог отвлечься на постороннюю работу, коей накопилось немало, то Грэм и вовсе летал в облаках.       Когда Лектер постучал в кабинет Кроуфорда, Уилл едва вздрогнул как от неожиданности и вытер о брюки вспотевшие ладони. Он тревожно посмотрел на начальника, но скрыть свою суетливость ему не удалось.       Когда Джек открыл, Уилл не узнал Ганнибала: он выглядел настолько идеально, что это было слишком. Он безнадежно вздохнул, а сам не мог насмотреться: костюм Ганнибала наверняка стоил немало, он не отказывал себе в удовольствиях. Даже его галстук был дороже всего, в чем стоял Уилл, переминаясь с ноги на ногу, как нашкодивший школьник. Он незаметно потрепал волосы, придавая им приличный вид, чтобы выглядеть хоть немного привлекательнее. Волосы у Ганнибала по-прежнему были слегка взлохмачены, и это было красиво. Он изящно поправлял очки на переносице и загадочно улыбался Уиллу, и только по его глазам удавалось прочесть единственную знакомую эмоцию таинственной хитринки.       Джек представился, вызывая у Ганнибала заинтересованную ухмылку после слов: «Это Уилл Грэм, специальный агент ФБР, профайлер, но вы уже и так знакомы, судя по его рекомендации». Лектер протянул ладонь для рукопожатия одновременно с Уиллом: каких трудов им стоило не рассмеяться друг другу в лицо, обескураживая Кроуфорда! Однако от Грэма не ускользнуло и то, какое удивление промелькнуло на лице Ганнибала, когда Джек сказал: «Я о вас очень наслышан, вы довольно популярны в своих кругах».       После непродолжительного диалога, в ходе которого Кроуфорд довольно соглашался со всеми аспектами работы Ганнибала, Уилл заскучал, потому что ему не пришлось ничего говорить. Дела, касающиеся его собственной психики, решали за него, и он, глуповато улыбаясь, смиренно ждал заключения начальника, посмотревшего на него взглядом «я знаю, что ты задумал». — У вас хорошие рекомендации, доктор Лектер, — сказал Джек, — и мне нравится ваш проявленный интерес к моему сотруднику.       Кроуфорд повернулся к Уиллу, ожидая, что он скажет: его удивляло, что мужчина, который яростно отвергал любую психологическую помощь, преспокойно сидел в своем кресле с явным довольством, читающимся на усталом лице, и не прожигал Лектера унизительным взглядом. — Нам не доводилось работать вместе, однако у меня нет оснований сомневаться в компетентности доктора Лектера, — улыбнулся Уилл, сопровождаемый сдержанным удовлетворенным миганием со стороны Ганнибала. — Это все, что мне стоило знать, — сказал Джек и выпрямился, намекая на окончание разговора, — однако мне следует поговорить с вами наедине кое о чем. — Расскажешь ему о моих припадках? — спросил Уилл. — Предупрежу о некоторых нюансах, — незамедлительно поправил начальник, и Грэм, прикусив губы, вышел из кабинета, глядя на следы на полу.       У него было время походить по зданию, взять себе кофе или выйти проветриться, но ноги его приковались к полу рядом с дверью с табличкой «Джек Кроуфорд». Он устроился на сидении, поглядывая на изредко проходящих мимо работников и отвечая им на приветствия коротким кивком, после чего снова опускал голову и смотрел на руки, сцепленные в замок. Он прекрасно знал, что за дверью кабинета Кроуфорд промывает ему кости, выкладывая Ганнибалу обо всех его замеченных отклонениях. В какой-то момент Уилл засомневался в том, что взять личным психиатром Ганнибала было хорошей идеей. Он невесело усмехнулся, когда вспомнил, сколько хлопот ему доставил. Но он бы никогда не смог работать с кем-нибудь другим.       Он дождался, когда начальник и Лектер закончат разговор и встал со стула, как в зале ожиданий, когда услышал приближающиеся к двери голоса. Уилл немигающим взглядом уставился на показавшегося в коридоре мужчину, который уже начал оглядываться в его поисках. Он надеялся, что Ганнибал скажет что-то первый, но тот молчал, будучи сдержанно-серьезным и все еще совершенно нечитаемым. Тогда начал Уилл: — Что он сказал тебе? Это касается меня, и тут речь не о врачебной тайне. — Мне нравится то, как ты мыслишь, однако в меру некоторых исключений я не могу рассказать тебе об этом. — Ну конечно, он растрепал о том, насколько девиантным я бываю, — продолжал Уилл, самодовольно ухмыльнувшись, — теперь ты не захочешь со мной работать. — Наш первый сеанс пройдет в четверг у меня дома, — сказал Ганнибал и улыбнулся одними глазами.       Уилл его не узнавал: это был не тот охотник, с которым он провел больше времени, чем с кем-либо другим, не тот охотник, который дважды спас его. И уж точно не тот охотник, отвесивший пошлую шуточку ему на ухо. Теперь напротив него стоял мужчина в дорогом костюме, мужчина, ничем не отличавшийся от остальных ненавистных Уиллу людей. Он с тоской нахмурился, разглядывая Ганнибала с новой, непривычной ему стороны. Его мозг растворялся в сомнениях, одно за другим пролетавшими в голове: получится ли у них?       Свет в коридоре был тусклый, как и во всем здании, щиплющий глаза и неприятно обволакивающий окружение. — Я — все еще я, Уилл, — тихо напомнил ему мужчина, ведь чтобы прочитать мысли Грэма глубокое понимание чувств не требовалось — все было на его лице, — и меня слегка расстраивает твое потрясение. — Все нормально, — заверил Уилл, сглатывая слюну в сухом горле, — просто ты выглядишь… — Смею предположить, что хорошо? — Идеально, — возразил Грэм, но в голосе его не было восторга, — лучше, чем могло быть. — Разве это плохо, когда можешь позволить себе хороший костюм, чтобы произвести на важного человека нужное впечатление? — Нет. Но я думаю, если у нас ничего не выйдет… Джек уже не отвяжется от тебя. Он будет вынуждать меня работать с тобой, потому что ты ему слишком понравился. А я не хочу, чтобы кто-то из нас или мы оба… — У нас получится, — заверил Ганнибал, разглаживая края мятого воротника Уилла. — Всегда есть вероятность… — У нас получится, — снова повторил он, и это заставило Грэма согласно замолчать, медленно кивая. Он посмотрел в глаза Ганнибала, точно завороженный, и замолчал, — это будет твой первый сеанс. Надеюсь на плодотворное сотрудничество. — Я тоже. — Теперь я тебя оставлю. До четверга, разумеется, — Ганнибал посмотрел на наручные часы, изящно приподняв рукав, и подарил Уиллу теплый взгляд, — я рад, что ты обратился ко мне. И я действительно постараюсь, чтобы тебе было максимально комфортно. — То есть, в обычное время с другими клиентами ты не стараешься, — попытался поддеть Уилл в ответ на проснувшееся в нем эмоциональное возбуждение. — Предпочитаю слово «пациенты», и да, — Ганнибал вдруг знакомо хмыкнул, и Грэм узнал под толстой скорлупой того, с кем смеялся до упаду, — иногда люди чертовски меня выматывают. — Очередная шуточка?       Лектер посмеялся, заражая этим и Уилла, и удалился со словами: — Как знать.       Уилл недолго смотрел ему вслед и улыбался. Но затем голос Кроуфорда сжег мост, пролегающий к островку умиротворения, к которому так тянулся мужчина, и ему пришлось спуститься на землю, чтобы заняться жестокой, суровой, но необходимой работой.       В понедельник Уилл был в штабе, а во вторник прямо из дома он сразу поехал на место преступления маньяка-извращенца. Все произошло в доме на западной улице, выходящей на главный квартал, и местные были шокированы от того, что никто из них не заподозрил неладное, когда разврат происходил прямо перед их носом. Был теплый день конца марта, даже надоедливый ветер стих, но началась духота: все волочили в руках куртки, которые еще с утра проворно застегивали на все замки, и работать было тяжело.       Сначала Уилл безынтересно осмотрел лужайку перед домом, затем вошел внутрь, игнорируя остальных сотрудников, и втянул тяжелый воздух, так и не ушедший с появлением полиции штата. На него смотрели с любопытством, потому что Уилл вел себя так, словно жил в том доме всю жизнь, а обезображенные тела хозяев — двух геев — его нисколько не трогали. Уилл лишь коротко взглянул на двух мужчин, и на его лице внешне не отразилось ни единой эмоции, когда тех накрыли и увезли. Он осмотрел кровь на поверхностях, изучил полученные фотографии, вдруг вызвавшие в нем шквал эмоций, дождался, когда Джек гаркнет на сотрудников, после чего остался совершенно один в чужом доме, в котором не более пяти часов назад до звонка полиции находился убийца.       Уилл уже знал, что побег заключенного из психиатрической больницы инсценировали — возможно, сам маньяк, чтобы все подумали на спятившего бедолагу, но вскоре тот нашелся, а убийства продолжились. Он выиграл себе еще время. Но теперь ему не одурачить ФБР снова, особенно — Уилла Грэма.       Стоя посреди комнаты, в которой нашли тела мужчин в естественных для них позах, Уилл размеренно дышал, утопая во власти сонливо-бодром видении, во время которого его сердце забилось в разы. Трепыхание ресниц, лихорадочно бегающие под веками глазные яблоки, неслышимые для остальных полу-всхлипы — Уилл притих и вникся. С каждым подобным погружением, ничем не отличающимся от предыдущих, он проникался философией убийцы, становился им — беспощадным, непреклонным, со своей правдой. В его глазах отчетливо рисовались фотографии, сделанные Брайаном на месте преступления.       Он с немым восхищением наблюдал, как супруги, пораженные страхом за свои жизни, исполняют все самые извращенные вещи, на которые были способны люди их пола. Они казались не просто напуганы — паралич ужаса сковывал их, морозил кровь, и Уилл чувствовал их страх и упивался им. Его трясло от приятных мурашек по спине, намокали глаза от рвущихся наружу слез, вызванных дичайшим восторгом, и в конце концов он вышел из транса экстаза, ощутимо прерывая связь.       Позади него стояла Беверли Катц. Она не потревожила его, как в прошлый раз, когда впервые увидела, а потому старалась работать в доме осторожно, не мешая Уиллу. — Неплохо сработано, — сказала она, увидев, что мужчина повернулся к ней с нечитаемым лицом, — что входит в твои умозаключения?       Ее иссиня-черные, как крылья мотылька, волосы ровно ложились на тонкие лопатки. Она смотрела на него внимательными глазами, подведенными темными тенями, и натягивала перчатки. Следом за ней в доме возник и Джек и все остальные, безвозвратно меняющие обстановку. Уилл сказал, не обращаясь к кому-то конкретно: — Маньяк хотел показать красоту секса. Все его великолепие — и только. В прошлый раз была обычная семейная пара, сейчас — геи. — Значит, в следующий раз нам стоит ждать трупы двух лесбиянок? — предположил Кроуфорд. — Если не поймаете убийцу к этому моменту — да.       Больше Уилл не обращал внимания на реакцию Джека и остальной группы. Он вышел из дома, угрюмо побродил по округе и собрался уезжать домой, сев в машину, взятую напрокат. Его потряхивало от переизбытка эмоций, у него похолодели кончики пальцев и вдобавок ко всему неприятному проявилась эрекция от перевозбуждения, и он учтиво бросил на колени куртку, когда Беверли постучала по стеклу. Он выдохнул, взволнованно улыбнулся ей и опустил окно. Молодая женщина облокотилась об раму и внимательно всмотрелась в него, зная, что он не жаловал зрительный контакт. — Мне уже начинать беспокоиться из-за твоих предвидений? — Это не предвидения, а чертовски точные предположения, — возразил он, — и вам с Альей вряд ли что-то угрожает. Она мастер по каратэ, верно? — Дзюдо, — поправила она, — то, что ты там увидел — это было действительно хреново?       Они нередко общались, но Уилл не мог назвать Беверли своим другом: она не вызывала у него комфорта и ощущения покоя, была слишком тактильна, что мешало ей сохранять необходимую Уиллу дистанцию. Но она была неплохой. Порой ему нравилось поболтать с ней, но день вторника не входил в те редкие мгновения, когда это желание появлялось в достаточной мере. Особенно в тот неловкий миг, который Уилл планировал провести в одиночестве, раздумывая над увиденными фотографиями. — Как обычно, — ответил он, — ничего не меняется. — Ты стал менее напряженным. Ну, ты и сейчас странный, но самую малость. — Хочешь сказать, я изменился?       Беверли с пониманием прищурилась и медленно улыбнулась. Уилл пожалел, что задал этот вопрос, потому что он знал, что она хотела спросить. — У тебя кто-то появился, да? Дождался бывшую подружку? — Вообще-то…       Женщина нетерпеливо перебежала на другую сторону, открыла дверь и прыгнула на сиденье рядом, внимательно слушая его. Он посильнее сжал колени на случай, если она вдруг встрепыхнется и схватит его. — Вообще-то, на работе не место моей личной жизни. — Технически, мы в твоей машине, и ты собираешься домой, — она подняла брови, — вы разбежались насовсем, да?       Он раздул ноздри, фыркнул, прикусил губы и только потом кивнул. — У нее теперь другой. — Но ты так светишься. Уилл, ты такой уникальный! — сказала Беверли, поглядывая на него со смесью восхищения и поддержки. — При твоих особенностях удивительно, что ты еще один. — Я не хочу быть экзотическим животным, Бев, — заявил он прямо, сминая куртку на коленях. Возбуждение прошло, но осталось раздражение от того, что он не удовлетворил его, — если мной и интересуются, то это интерес, вызванный неизвестностью. Люди не знают, чего от меня ожидать. Следовательно — не могут контролировать, в ходе чего порождается страх! — Ты слишком к себе придирчив. Окружающие не замечают и половины того, что ты себе выдумал. — Джек был прав, — он обернулся к рулю, вжался в сидение, — если бежать от проблем, они никуда не денутся: просто начнут выходить боком иначе. — К чему это? — К тому, что если не видно — не значит, что этого нет.       Беверли сочувствующе потрепала его за плечо, вызывая у Уилла мурашки: не от того, что женщина его интересовала — скорее из-за недавней эрекции, возникшей в результате странного эмоционального напряжения, которое, в свою очередь, породили снимки Брайана. Неужели это Уилл был настоящим извращенцем? — Пойду я, — сказала она, выходя из машины, — береги себя и свою прическу. — У меня все нормально с прической. — Очаровательно!       Женщина ушла, оставляя его, и Уилл, постояв недолго и наблюдая за тем, как расходятся сотрудники полиции, уехал домой. Он не мог заставить себя прекратить думать об убитых мужчинах. Не мог перестать стыдить за позорную реакцию тела, хотя однажды с ним (и не только с ним) такое случалось.       И Грэм думал о чете до самого четверга — до дня, когда он полностью освободил себя от дел, чтобы быть свободным для сеанса с Ганнибалом. Ему требовалось много времени, чтобы решиться, освободить голову и привести себя в порядок. Ему хотелось быть хотя бы отдаленно похожим на красивого и благородного Лектера, появление которого в офисе Кроуфорда поразило всех: едва ли Джек хоть когда-нибудь смотрел также на Уилла — скорее с сочувствием и жалостью.       Он немного побрился, вспомнил шутку Беверли, не совсем понимая, точно ли это была шутка, и решил, что немного подрежет волосы — другим людям делать это он не доверял. Использовал новый одеколон, лишь слегка мазнув себя непривычным запахом. Тут же передумал и смыл его теплым полотенцем, ведь постоянно чувствовал его навязчивое присутствие в воздухе.       До Ганнибала Уилл ехал долго. Он невольно думал о стремлении Лектера к уединению, поэтому почти не удивился, когда увидел его уютный дом вдали от людей. Ничем не примечательный с виду, однако весьма миловидный и располагающий: в таком Уиллу было бы комфортно. Он оставил машину, неловко помаячил рядом с ней и повернулся к дому. В одном из окон, обрамленных красным кирпичом, Уилл заметил силуэт Ганнибала, тут же исчезнувший из виду, и он немного постоял у ворот в ожидании. Он испытал легкое волнение, потому что не привык быть в гостях.       Лектер вышел к нему в своей комфортной одежде: не было официальных костюмов, а то и вовсе фраков — только теплая жилетка кофейного цвета и брюки на несколько тонов темнее. Уилл опешил и подумал, что даже так он ему не соответствует, а потому и не знал, что сделать. Другие его знакомые уже обнимались на подобном этапе отношений, и он стушевался, учитывая, что, оказывается, немного скучал по интересным разговорам с ним. Но ему не пришлось долго думать — Ганнибал лучезарно улыбнулся, пожал ему руку, не смущая Уилла излишней тактильностью, и пропустил во внутренний двор.       Фанни залаяла, но встретила Грэма веселым вилянием хвоста, и он не удержался от того, чтобы погладить ее. — Я ждал нашей встречи, — признался вдруг Лектер, и Уилл поднял голову, отвлекаясь от собаки. — Ты хотел сказать «сеанса»? — Цинично с твоей стороны предполагать, что это единственное, чего я хочу. — А с твоей стороны не цинично обобрать Кроуфорда до нитки? — Никогда нельзя упускать возможность воспользоваться хорошим случаем, — улыбнулся Ганнибал, — кроме того, это ли не льстит тебе? Ты очень ценен для него, он готов побороться. — Однако борьба, которую он ведет, направлена против меня. — Это весьма категорично. Прошу, проходи. Предлагаю сразу начать, чтобы потом я смог поднять тебе настроение экскурсией по дому и сытным ужином. — Ты так убежден в том, что после промывки мозгов мне придется поднимать настроение? — прыснул Уилл. — Я предполагаю, что да. — Ты вкусно готовишь. Пожалуй, перетерплю мозговой штурм. — Осторожнее, Уилл, иначе я могу начать использовать этот способ в качестве манипуляции.       Ганнибал повел Грэма в свой кабинет, привычно посмеиваясь. Снаружи дом казался небольшим, однако внутри Уилл увидел множество комнат: в воздухе приятно пахло свежестью и естественным запахом Лектера — лесным, еловым, запахом мшистой влаги, ягод… На стенах в коридоре не висели оленьи рога и чучела других животных, как он думал, лишь только уже знакомое ружье занимало почетное место рядом с кабинетом Ганнибала.       Они оказались внутри, и Уилл ахнул от обилия книг, неуютного эхо и двух кресел, стоящих друг напротив друга в приличной близости. Ганнибал пояснил: — Я их передвинул, полагая, что тебе станет спокойнее, если я буду соблюдать дистанцию.       Уилл почти благодарно улыбнулся. Он устроился в теплом кресле, чувствуя, что оно предназначено для того, чтобы в нем откинулись и уснули. Под взглядом Ганнибала он попробовал разлечься в нем, но от своего уязвимого положения слегка сдвинул брови и выпрямился. Лектер сел напротив него, надевая очки. — Перед началом было бы целесообразно сообщить тебе о том, что я буду вести себя более профессионально. Я проведу этот сеанс так, как провожу их обычно, если пойму, что тебе все по душе, — он не взял в руки блокнот и ручку, как делали все остальные знакомые Уиллу психологи и психиатры, но в его взгляде промелькнула осознанность, вдумчивая серьезность и основательность, — что бы ты ни рассказал, все останется строго между нами. Важно помнить, что ты можешь доверять мне, без стеснения донося даже самые смущающие тебя вещи. Поверь, ты не сможешь удивить меня больше, чем некоторые из моих пациентов, я в этом уверен.       Грэм сглотнул, вопреки его словам испытывая волнение, но скорее от предвкушения, нежели страха. Он рассчитывал на то, что все пройдет так, словно это был один из их обычных диалогов в лесу. В конце концов, они любили болтать друг с другом, однако теперь Грэму придется рассказывать вещи куда более личные.       Ганнибал-охотник в старом шерстяном свитере, которого Уилл знал и Ганнибал-психиатр в помпезном костюмчике, которого он встретил в кабинете Кроуфорда были совершенно разными людьми. Лектер, ведущий сеанс, удивительным образом сочетал в себе сразу обе стороны. Они вместе одинаково напрягали Уилла от незнания того, как тот поступит. Он отвечал на простые вопросы о семье, детстве, и все было ему привычным, потому что однажды Грэм был на сеансах психотерапии и знал, чего от них ждать. Его также не вводили в заблуждение вопросы о своем здоровье и том, как он в последнее время спит, питается, общается с окружением: все, что доктору Лектеру пригодилось бы от него — медицинская карта и прочее — находилось в доступе Кроуфорда, и ему не составило труда добыть это при необходимости.       Позже Ганнибал дал ему пройти короткий тест, ответы на которые выглядели в духе «да-нет», а сам не надолго отошел к окну, чтобы не смущать Уилла пронзительным взглядом, но в его присутствии он все равно нервничал, потому что знал, что мужчина ходит по кабинету, заходит за его спину, так и не приближаясь, некоторое время бесшумно стоит на месте. Когда Уилл закончил заполнять бланк, он вернул его Ганнибалу, внимательно наблюдая за появляющимися эмоциями, но, получив нечитаемый взгляд, так и не смог разгадать их. — Ты уверен, что наши личные отношения не станут препятствием в этом? — Я — да, — сказал Лектер, красноречиво помолчав, — более чем. Однако я пойму, если что-то смутит тебя настолько, что ты не захочешь приходить на сеансы, опасаясь того, как я восприму наши взаимоотношения после сказанного. — И что ты сделаешь в таком случае? — Я постараюсь поговорить с тобой об этом. — Ты веришь, что все можно решить разговором? — Я более чем убежден в этом, — серьезно ответил Лектер, — вижу, есть вещь, которая не дает тебе покоя: она как больной зуб, отзывающийся каждую минуту нестерпимой агонией.       Уилл рассказал ему о последнем выезде на работу: сухо, коротко, без деталей. Рассказал, что убитые были супругами — двумя мужчинами, и снова изучил лицо Ганнибала, силясь уловить хотя бы малейшую эмоцию, но попытка также не увенчалась успехом. Он и сам не знал, какой реакции ожидал от него: отвращение? Сочувствие? Предпочел бы Уилл увидеть отвращение, но только не бескрайнюю меланхоличную пустоту, скрытую в его глазах за тонким стеклом очков? — Когда я увидел снимки, я… — Уилл стушевался. Он не знал, как Ганнибал посмотрит на него после, и опустил голову, но легче не стало, — я потом еще долго вспоминал их. Эти двое мужчин… извращенец действительно постарался, чтобы оставить их в таком положении. И я думаю…       Он замолчал, пересчитывая пальцы и тревожа покусанные заусенцы. Уиллу удалось вовремя одернуть себя, чтобы не начать постукивать коленом. — Я думаю… — он почти задыхался, открывая и закрывая рот, как рыба на берегу, не в силах продолжить. — Это было красиво? — спросил Ганнибал с поразительным пониманием и увидел, как Уилл посмотрел на него, но все же дождался согласного кивка. — Да. Это было красиво. — Это смутило тебя не потому что они в были характерной позе, а потому что они были мужчинами в характерной позе?       Уилл не ответил, но снова кивнул, шумно втянув воздух. Он чувствовал, что хочет уйти. — Ты раньше замечал за собой какой-то интерес к своему полу?       Грэм почти оскорбился, с неприязнью взглянув на Ганнибала. У него почему-то забилось сердце. Нет, конечно нет — у него ведь была любимая женщина, и не одна за всю жизнь! Она его возбуждала, и в юношестве, когда он был любопытным экспериментальным подростком, он точно осознал, что мужчины не в его вкусе.       И он был уверен в этом до сих пор, сидя в кабинете Лектера, а в глотке у самого пересохло. От его вопросов Уилл сомневался даже в том, что он — человек. — Никогда такого не было. Я любил свою жену. — Все еще любишь? — По-моему, это вопрос из личного интереса, доктор. — Я не забываюсь, Грэм, — напомнил Ганнибал, не меняясь в лице, но его глаза цвета вечерней Саванны стали серьезными, — это все еще необходимость. — Сейчас, — Уилл задумался, — сейчас… я бы хотел ее увидеть. Но она так далека от меня. Теперь ей ничего не нужно. Она была моим единственным верным другом. — Ты и любил эту женщину, как друга, — сказал вдруг Лектер, — потому что она была единственным человеком, принявшим тебя таким, какой ты есть, со всеми недостатками и достоинствами. Ты цеплялся за нее, потому что она понимала тебя и была рядом. И, что самое, на мой взгляд, важное — ты чувствовал, что она способна защитить тебя от самого себя.       Уилл подавился воздухом. Он глупо усмехнулся, но улыбка исчезла, оставляя после себя лишь тень. — Но ведь это… — Мы можем перестать об этом говорить, если хочешь, — сказал Ганнибал, осознавая, что Уилл не захочет отступать. — Нет, я ее любил, — возразил мужчина уверенно, — я в этом не сомневаюсь. Молли была очень дорога мне! — Согласился бы ты быть с ней, если бы она вернулась к тебе?       Уилл опустил голову и замолчал. Ганнибал смотрел на него со смесью сочувствия и неясного довольства. — Все хорошо. Ты можешь не отвечать сейчас. — Нет. Я бы не хотел быть с ней, потому что у нее другой. Я буду счастлив, если будет счастлива она. — По-твоему, собственное счастье достигается путем помощи поиска благополучия другим людям? — Ты так не считаешь?       Ганнибал неосознанно прикусил нижнюю губу. Он долго задумчиво смотрел на Уилла, не сводя забывшихся глаз, пока мужчину это не начало смущать. — Я разделяю твое мнение. — Ты сказал это так, словно никогда раньше не размышлял над этим, — Грэм попытался поудобнее устроиться в кресле, но собственная тревога, закравшаяся в сердце, обжигала его. — Я никогда не был один, — сказал Ганнибал, улыбаясь, — но я всегда чувствовал себя одиноким человеком. А теперь вернемся к тебе.       Но Уилл больше не размышлял над следующими вопросами мужчины. Он не прятал взгляд, смотря на опущенные ресницы напротив, сжимал вспотевшие ладони и думал о сказанном.       Так ли он был одинок, как воображал? Ганнибала любили все охотники, они всегда прислушивались к его мнению, у него была жена и сын, все замирали, раскрыв рты, когда видели его на горизонте. Уилл не понимал Ганнибала: это у него никого не было! Уилл лишился семьи, друзей, даже просто знакомые с неохотой тянулись к нему, окружающими в его случае двигала жалость, разве мог Лектер жаловаться?       Ганнибал почувствовал перемену в состоянии Уилла. Он открыл окно, впуская свежий воздух, и предложил закончить. Грэм не стал отрицать и только кивнул, угрюмо нахмурившись, когда мужчина подошел к нему сбоку и непоколебимо возвысился над ним. — Осталось что-то, что тебя тревожит? — спросил он осторожно, и Уилл вскочил. — Как ты можешь такое говорить? — вспыхнул он и нервно засмеялся. — Ты считаешь себя одиноким, но люди восхищаются тобой! Если бы ты обратил внимание, то увидел, как окружающие на тебя смотрят. Ты говоришь такие вещи, зная, что я по-настоящему одинок, потому что у меня нет тех, кому я бы доверился.       Ганнибал по-отцовски улыбнулся. Его глаза, находившиеся так близко, заблестели, как маленькие драгоценные камни. Он, не перебивая, выслушал Уилла, прерывисто вздохнул полной грудью и опустил глаза. — Ты думаешь, что знаешь меня. Но это не так, Уилл. Ты понимаешь, что взгляды, направленные на меня, таят в себе испуг, и восхищение это, как ты говоришь, напускное, неискреннее… пошлое. Я стараюсь не смотреть с отвращением в чужие лица, потому что в их глазах нет того, что есть в твоих — настоящий интерес, доверие, легкий страх. — Я не боюсь тебя, Лукас, — прыснул Уилл, — и ты не первый говоришь мне это. В моем взгляде страх не потому что это ты, а потому что ты — человек, один из тех, чьи переглядывания вызывают у меня… бешенство. Это не мой страх, это делает за меня диагноз. — Возможно, мы не так хорошо друг друга знаем, — продолжал Ганнибал, исподлобья доверчиво глядя на Уилла, — но это только возбуждает взаимный интерес. Я бы хотел рассказать о себе побольше, но готов ли ты принять такой подарок?       Грэм стиснул челюсти. Он с нечитаемым лицом уставился в сторону, где спала Фанни, устроившаяся на лежанке у стола, и сглотнул. — Не так уж мы и отличаемся, да? — У нас намного больше общего, чем кажется, — улыбнулся Ганнибал, — как тебе впечатления после сеанса?       Уилл спрятал лицо в ладонях, фыркнул: — Как будто в моей голове разворошили осиное гнездо, — он встрепал волосы, побродив по кабинету, — а какие ты сделал выводы? — Я оставлю их при себе, поскольку впервые использовал подобный подход к своему пациенту. Я повторюсь, что ты можешь не беспокоиться насчет того, как это повлияет на нашу дружбу. Теперь, как и было обещано, я покажу тебе свой дом. Надеюсь, ты любишь датскую кухню. — Никогда не пробовал. — Огромное упущение.       После тридцатиминутной экскурсии по небольшому, но уютному дому Ганнибала, Уилл засмотрелся на оленью голову, глупо ухмыляясь, потому что его стереотипы об охотниках оказались правдой. Он задумчиво разглядывал животное, вынужденное навеки висеть на стене и наблюдать за всеми, кто проходил коридор из кухни в просторный вестибюль. Глаза оленя не сверкали, были мутными и пустыми, как и некогда гладкая шерсть, а рядом с его головой висело ружье с удивительной красоты гравировкой. Оно сияло, привлекая внимание Уилла, и Ганнибал с гордостью ухмыльнулся, щуря веселый взгляд. — Это наше семейное ружье. Трехствольное, четыреста десятого калибра. Это главная моя ценность и достопримечательность дома. Ему много лет. — Оно стреляет? — Да. Но я уже давно не прикасался к нему. Однажды я подарю его сыну, когда он убьет своего первого оленя. — И эта голова… — Моя первая добыча, — Ганнибал внимательно изучил взгляд Уилла, смущенно опустившего голову, чтобы снять очки, — у нас в общине так положено. Тебе его жаль, так? Должно быть, тяжело сочувствовать многим вещам. — Мое сочувствие исходит не от диагноза, а от большого воображения. — Ты был творческим ребенком? — спросил он, продолжая смотреть на ружье. — Скорее да, чем нет. Отец замучился выбрасывать хлам, который я собирал дома для своих поделок.       Уилл повернулся и увидел на стене картину. Когда он подошел ближе, то понял, что это был удивительной точности рисунок, изображающий скульптуру двух юных воинов. Ганнибал проследил за его взглядом и осторожно поднял брови, будто ожидая одобрения. — Это рисовал ты? — Да. — Сколько еще у тебя есть талантов, о которых я не знаю? — Я рад, что ты оценил, — Ганнибал растянул губы в искренней улыбке и подошел совсем близко к нему, — когда я был в Лувре, эта скульптура покорила меня. Я понял, что хочу обладать ее частью, и нарисовал их. — Кто они? — спросил Уилл, изучая двух парней. — Нис и Эвриал. Они были одними из жителей Трои, которые сумели бежать под предводительством Энея после того, как ее разгромили греки. После долгих странствий они обосновались у побережья Италии, где им пришлось бороться с вражескими племенами. Они были убиты, когда пробрались в чужой лагерь. — Их связывали глубокие чувства, — заключил Уилл. — Их история о доблести и самоотверженности. Они так любили друг друга, что отдали свои жизни. — Такой символизм ты предпочел сохранить в своем доме?       Они молча смотрели на картину, пока Ганнибал приятно поджимал губы, и Грэм видел самую глубокую красоту в представившемся виде. Видел касания, расстояние между друг другом, но вместе с тем и интимную близость, искренность чувств — и не знал, между ними или теми, кто на картине. Он не мог оторваться от рисунка Ганнибала, изучая каждую мелкую деталь, и в конце концов Лектер отшагнул в сторону, выводя и мужчину из транса.       За ужином они молчали: Ганнибал понял, что внутри Уилла произошли какие-то изменения, и он внимал этому, нередко глядя на него в полумраке уютной столовой. Фанни бродила под столом, цокая лапами. Когда Уилл столкнулся взглядом с Лектером, он сказал: — Это очень вкусно. Твоя жена, должно быть, в восторге от тебя.       Ганнибал сдержанно кивнул, благодаря его, и ответил: — Я разведен. — У тебя есть сын, разве он не живет с тобой? — Не понимаю, что привело тебя к такому заключению. — Прости, что спрашиваю.       Уилл снова поймал взгляд Ганнибала, и они оба рассмеялись от чего-то своего. — Я рад отвечать тебе. Он остался с бывшей женой, — недолго мужчина молчал, смотря в тарелку пустыми глазами, — она не позволяет ему видеться со мной. — Это бред, — нахмурился Уилл, — твоему мальчишке уже шестнадцать, она не может запрещать ему видеться с отцом.       А сам думал о причине этого: почему женщина развелась с таким мужчиной, как Ганнибал? Не мог же он оказаться жестоким человеком, который угнетает свою семью? — Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Лектер, и Уилл улыбнулся тому, насколько его понимали, — в этом нет ничего мистического. Сначала ей нравилось, какой я, а потом стала раздражать моя манера говорить, ходить, ухаживать за ней. — Женщины любят придурков и не ценят, когда их берегут. — Люди нередко ошибаются, когда ищут свою родственную душу, — сказал мужчина, делая маленький глоток красного вина из крупного бокала, затем незаметно облизал верхнюю губу, — их нельзя в этом осуждать.       Уилл прикусил щеку изнутри. Он уже наелся и просто наблюдал за Ганнибалом. Его завораживал коньячный блеск в глазах напротив. Его растрепанные волосы падали на высокий лоб. Он был таким, что Уилл задумался над вопросом, заданным им во время сеанса: «Испытывал ли он влечение к мужчинам?»       Грэм бы не смог. Мужчины в его мире являлись сильными вожаками, они всегда стремились к лидерству, излишнему контролю — Уиллу не нужны дополнительные причины для волнения в отношениях с мужчиной. Он действительно мог любоваться представителями своего пола, при этом никогда не желая чего-то большего. Для него это было чем-то новым, чуждым; тем, что он сам не смог бы контролировать. — Сегодня красивая ночь, Уилл, — обходительно сказал Ганнибал, — не хотел бы ты прогуляться? — Я должен вернуться домой к собакам. — Тогда, может, завтра? Возьми кого-то из своих ребят с собой. — Макс к тебе расположен, — кивнул он. — Подозреваю, только из-за моей дамы, — посмеялся мужчина, сцепив руки в замок и поглядывая на Фанни, — он положил на нее глаз. Я рад, что ты пришел, Уилл, для меня это много значит.       Грэм несмело улыбнулся, провел ладонью по задней части шеи, расслабляя себя. — Спасибо за приглашение. Ужин был вкусным. И ты оказался вполне ничего таким мозгоправом.       Его почти не тянуло домой. Он хотел еще раз побыть с ним в лесу, у костра, под открытым небом, чтобы убедиться, что это был прежний Ганнибал-Лукас, который отвесил пошлую шутку в качестве пароля, тот Ганнибал, который без усилия нес его на руках ночью в лесу, тот Лукас, который мыл ему ноги.       Они попрощались, и на мгновение Уилл подумал, что он его обнимет, но этого не произошло. Он сел в машину и уехал, провожаемый взглядом Фанни и мужчины, а когда уже подъезжал к дому, то понял, что забыл у него свою куртку.       До вечера следующего дня Уилл читал книги по криминалистике и психологии, вдумчиво выписывая термины и интересные мысли автора. Так, вскоре в его блокноте заполнилась страница: «законы не имеют смысла, зависимость серийного убийцы, влияние цензуры искусства на психов» и так далее, и он снял очки, прикрыв глаза. Сидя на веранде дома, он поглаживал Элли, слушая шорох леса, наслаждаясь своей отдаленностью. Залив был неспокоен — неудачный день для рыбалки.       Уилл так и не собрался с силами, чтобы очистить сад во внутреннем дворе. Он даже не заглядывал туда, полагая, что все уже заросло ранним сорняком, а выжившие цветы выдернули собаки, нередко выходящие во внутренний двор. Раны больше не кровоточили, но все еще напоминали о себе, когда Уилл ворошил прошлое. Он старался поменьше думать о Молли, но Уолтера из головы выбросить не мог: таким ли хорошим был его новый отчим, каким представился Уиллу?       К вечеру он стал собираться: неловко извинился перед остальными собаками и взял поводок, кивая Максу со словами: — Сегодня увидишься с подружкой. Веди себя хорошо, не позорь меня.       Пес топтался на месте, и если бы животные были способны на это, Уилл бы увидел, как Макс хвастается остальным. После того, как он оставил еды остальным и привел волосы в порядок, его телефон зазвонил. Он поднял трубку, не замечая своей усмешки при виде высветившегося имени. — Лукас. — Привет, — послышалось тихое и доброе, — я считаю своим долгом напомнить тебе о нашей прогулке, если, конечно, у тебя не появились дела или ты не передумал. — Не передумал, — хмыкнул он, — я как раз собирался звонить тебе. — Встретимся у нортсайд-авеню? Я люблю гулять рядом, потому что там мало людей и городской суеты. — Да. Скоро буду, — Уилл убрал телефон и тут же приложился к нему снова, — в прошлый раз я забыл у тебя свою куртку… — Я возьму ее с собой, — сказал Ганнибал. — Спасибо.       Грэм сбросил звонок и отчего-то засуетился. Недолго он шел с Максом, держа в руках поводок, не торопясь обременять его, но когда лиственную дорогу сменили редкие влажные тротуары, он зажал неугомонного пса между ног и прицепил шлейку за ошейник.       Для семи вечера было достаточно светло, даже солнце не успело сесть, прежде чем снова начало холодать: Уилл не захотел надевать что-то сверху, предполагая, что Ганнибал вернет ему куртку, в которой он проведет остаток вечера. Так они с собакой прошли довольно длинный путь, прежде чем сесть в пустой автобус и доехать до северной границы города.       Уилла встретил зеленеющий парк, полный разнообразия всяких фигурных деревьев, тонких тропинок и обилия неспешно раскрывающихся цветов. Ему нравилась такая весна: слегка ветреная, прохладная, влажная, еще не проявившаяся полностью, но очень приятная. Макс с любопытством осматривался и обнюхивался в новом парке, и Уилл, недолго глядя по сторонам, не увидел никого, напоминающего знакомый силуэт, и сел на ближайшую лавку. Пес вился рядом, но вскоре тоже в ожидании уселся перед ним.       Не прошло и пяти минут, как неподалеку показалось темное пальто, привлекающее внимание. Уилл встал, сжал руки в кулаки, царапая ладони, чтобы не улыбаться, как идиот, и пошел навстречу Ганнибалу, ведущему Фанни на длинном поводке. Когда они поравнялись, то молча обменялись взглядами и вежливыми кивками. В другой руке Лектер держал куртку Грэма, на удивление чуть более светлую, чем ту, какой он ее помнил. — Я подумал, что это будет добрый акт проявления дружелюбия с моей стороны, если я ее постираю, — сказал Ганнибал заботливо, вводя Уилла в смятение, — ты оставил в кармане флакон одеколона, но я достал его, чтобы одежда не пострадала. — Спасибо, но не стоило, — ему стало стыдно, что он так предвзято отнесся к собственной вещи. — Я почувствовал от тебя этот запах вчера, — сказал мужчина, — тебе он идет. Позволь?..       Он раскрыл одежду, помогая Грэму надеть ее, и мужчина неосознанно вильнул головой, быстро и часто моргая. Он повернулся к нему спиной, просовывая руки в рукава вкусно пахнущей куртки, и замер, когда чужие руки задержались на его плечах. Но Ганнибал только разгладил ее, глядя по-прежнему меланхолично-лениво, и чуть «мурлыкнул», когда Уилл повернулся. Они стояли так близко, что он замечал разницу их роста: Ганнибал, как истинный охотник, обладал сильными мышцами, скрытыми под длинным пальто и вельветовой жилеткой коричневого цвета. Уилл тоже не выглядел, как мальчишка, ведь тяжелые тренировки отразились и на нем, однако он все еще чувствовал себя чересчур низким и хилым. Он завидовал Ганнибалу и молчал, пока их собаки весело обнюхивались. — Ты был здесь когда-то? — спросил Лектер, уводя поводок в сторону, и они неспеша направились вдоль парка. — Да, но не доводилось вот так бесцельно гулять по округе. — Летом тут очень красиво, — заверил он, — мы должны вернуться сюда в начале июня: начинает свое цветение липа, она вкусно пахнет. — У меня аллергия на цветущие запахи. — Вернемся в скафандре, — непреклонно ухмыльнулся Ганнибал, и Уилл вспомнил, как нередко после посещения врачей гулял с отцом: он смотрел на него, как и Ганнибал, чуть сверху, по-доброму, по-домашнему уютно, и от этого на сердце Грэма потеплело, — чай из липы тебя взбодрит. Что у тебя нового? — Мы виделись вчера, ничего не изменилось, — ответил Уилл, испытывая странное удовлетворение. — Иногда мне недостает твоего общества, — протянул Ганнибал, не обратив внимания на прошедших мимо молодых людей, — порой кажется, что мы не виделись целую вечность после невозможно тяжелого расставания. У тебя не бывает чувства, что ты уже знал человека, но, возможно, в другой жизни? — Вас потянуло на философские размышления о метафизических концепциях, доктор Лектер? — изогнул брови мужчина, а затем вздохнул. — Я не думал об этом. Когда я встретил Молли, я понял, что не хочу ее отпускать, но у меня не возникло мысли, что мы были связаны… чем-то более потусторонним. — А что ты подумал, когда встретил меня? — с интересом спросил Ганнибал. Уилл опешил. — Что ты меня убьешь. Ты наставил на меня ружье и выстрелил, и я подумал… я не услышал медведя. — Должен сказать, что я много думал об этом после, — мужчина нахмурился, — что я, возможно, напугал тебя, но в тот момент все могло обернуться куда более плачевно. — Я придерживаюсь этой же мысли.       Он замолчал, понимая, что ничего из того, что Уилл думал о нем Ганнибал так никогда и не услышит. Он должен был тревожиться от мысли, что однажды Лектер перестанет с ним общаться, а Уилл лишится еще одного друга, потому что у аутистов нередко бывают свои замашки. Их тяжело принимать, а еще сложнее мириться с ними. — Прогулка с собакой в городе сильно отличается от прогулки в лесу. Им неудобно с ошейниками, — сказал Уилл, с трудом контролируя поводок Макса, рвущегося вперед, — он не приучен гулять с ним. Наверное, было плохой идеей брать с собой самого непослушного пса. — Я доверяю Фанни, — Ганнибал опустил голову, глядя под ноги, — но не доверяю окружению. Боюсь, что однажды она испугается и попадет под машину, если я не буду страховать ее. — Люди совершили ошибку, отстроив города, — мечтательно протянул Уилл, и когда Макс в очередной раз дернул его за поводок, уводя в бок, он вильнул в сторону Ганнибала, — черт!       Мужчина инстинктивно выставил руку, придерживая его, и Фанни, не ожидавшая суматохи, скрестила поводок, а Макс принялся обескураженно виться вокруг мужчин, сплетая их. Уилл задергался в попытках выбраться из ловушки, но все равно переплелся ногами с замеревшим Лектером. — Кажется, такое где-то уже происходило, — сказал Ганнибал, и Уилл столкнулся с его широкой улыбкой, не скрывающей довольство. — Если ты скажешь про мультфильм «сто один далматинец», я сделаю кое-что очень плохое. — Куда подевалась твоя непоколебимость, Уилл? — Готовится дать тебе по шее, — ухмыльнулся он в ответ, — даже у нее заканчивается терпение.       Он замолк, уставившись в лицо напротив — в глазах цвета ореха плескалось непонимание, суетливость, капля опасности, но вместе с тем и беззащитности. Ему стало не по себе от такого близкого контакта, и не только потому что это был другой человек, но и потому что это был Ганнибал, смотрящий на него. Уилл беспокойно елозил. — По-моему, мы должны выпутаться, тебе так не кажется? — Да, — заторможенно ответил Уилл, — то есть… да, конечно. Сейчас…       Макс и Фанни стояли, тесно прижавшись к хозяевам, и смотрели так, словно виноваты в этом были Грэм и Лектер. Краснея и нервничая, Уилл дергался, не мог сосчитать до десяти и несдержанно дергал поводок, бесившись от тесного контакта с посторонним человеком. Приступ паники заволакивал его, как и прилив крови к каждой частице тела. Близость не давала здраво мыслить гудящей голове, и Ганнибал взял его за плечи, а где-то в подсознании Уилла пронесся вой поезда. — Все хорошо. Это всего лишь я. — он поднял лицо, смотря в чужие глаза, скрытые за встрепанной от тормошений челкой. — Не нервничай. Сейчас.       Он молча вздохнул, утешая себя, и отметил, что Молли никогда не удавалось успокоить его в момент сильного переживания, как бы она ни старалась. Уилл всегда отдалялся от нее, чтобы не навредить и успокоиться в одиночестве, а после вернуться к ней и извиниться за то, что у него проблемы.       Не прошло и минуты, как Ганнибал распутал их. Уилл отпрянул, тяжело дыша, и цеплялся взглядом за потемневшие деревья. — Все в порядке? — спросил у него мужчина, глядя обеспокоенно и внимательно. — Я знаю здесь одну хорошую кофейню. Если позволишь, я мог бы угостить тебя вкусным макиато. У них лучший макиато. — Звучит хорошо, — ответил Уилл, успокоившись, и они пошли дальше, но после между ними царило некоторое расстояние. Недолго Грэм думал, что он стал невольным обманщиком, умолчав о некоторых вещах, после чего заговорил снова, — я хочу, чтобы ты знал кое-что. — Да? — с учтивой снисходительностью на лице Ганнибал обернулся к нему. — Близость с людьми… — он сглотнул, — меня давно никто не касался, вот уже четыре года, если честно, и эти контакты нервируют. — Это моя вина, — вопреки всему ответил мужчина, и Уилл так и замер, ошарашенно смотря на него, — я должен был догадаться, что люди, подобные тебе, не воспринимают тактильность.       Ганнибал так грустно усмехнулся, что Грэм подавил в себе желание извиниться за все, игнорируя чувство беспомощности, сжавшее желудок виноградным узлом. Он почувствовал холод от пронзившего тело ветра. Он впервые слышал, чтобы кто-то говорил «люди, подобные тебе» с таким благоговением, будто речь шла о божестве. — У меня с этим не было проблем, — сказал Уилл, — я почти переборол такие вещи. Просто за последнее время я забыл, каково это. Это к тому, что если ты захочешь провести на мне какую-то тактильную терапию, я перетерплю. — Я не буду ни к чему тебя принуждать и заставлять делать то, чего ты не хочешь, Уилл, — Ганнибал с пониманием кивнул головой, удерживая Фанни на поводке, — но я очень тебе признателен за то, что ты доверил мне это. Кафе скоро закроется, поторопимся?       Уилл не сдержал довольную улыбку и повел угомонившегося Макса за собой.