
Пэйринг и персонажи
Описание
Гермиона относительно недавно начала работать в полиции Нью-Йорка после переезда из Британии, когда ей поручили расследовать смерть Эвана Розье. Она не ожидала таким образом встретить родственную душу и уж точно не думала, что это будет будущий сенатор штата и потенциальный подозреваемый в убийстве.
Примечания
Это ау, в котором вы встречаете родственную душу, посмотрев друг другу в глаза. Ваш цвет глаз меняется на цвет глаз родственной души, а отражение родственной души навсегда отпечатывается в зрачках. Это незаметно, если не приглядеться.
Да, очень странно, виновата.
ПБ включена, это не лучшая моя работа, но мне захотелось экспериментов.
Учимся дышать
01 января 2025, 03:07
With that dagger held unsheathed, I felt sick at my contempt. Paris Paloma — Hunter
— Детектив, Вы меня слушаете? Нет, она даже не слышала его. С самого пробуждения (что было задолго до рассвета) у неё раскалывалась голова, и это при том, что она ни капли не выпила в баре, куда её потащила Джинни после смены. Уизли могут быть на удивление надоедливыми и очень убедительными, если ты не можешь вовремя сказать им «нет» (Гермиона выучила это на примере Рона: самая первая проблема их неудавшихся отношений состояла в том, что она банально боялась отвергнуть его и повелась на уговоры, что «всё будет нормально, связь необязательна для романтики» — ну да, конечно). Гермиона, может, и не проходила курс философии, как Джинни, и совсем не была против платонических взаимоотношений, но для неё это было не то. Рон и близко не был тем, кого бы она хотела подпустить к себе. Не в качестве замены своей родственной души. Последние годы она чувствовала себя обузой, потому что в её глазах не было даже намека на какие-то изменения. Все её бывшие сокурсники обзавелись парой уже к концу обучения, и, хотя она знала, что никогда нет гарантий, что очень многие находят связь в более позднем возрасте, ей было по-глупому обидно. Утешало то, что департаменте полиции всё обстояло едва ли лучше: такие же трудоголики не хотели думать о родственных душах, единицы состояли в счастливом браке дольше двух лет. Её начальник был трижды разведен. Её напарник до сих пор никого не нашел (возможно, поэтому Гермиона чувствовала некое взаимопонимание между ними, особенно когда обоим приходилось засиживаться допоздна). Куда ни посмотри, какое-то кладбище. Здесь ей было гораздо комфортнее, чем в милом отделе номер 32 в Колчестере, где за три года службы её единственным громким делом была кража фарфора миссис Честерфилд. Гермиона сбежала оттуда вопреки заявлениям родителям, что Америка — ужасное, грязное место, что «Колчестер неидеален, но так она ближе к ним». Она молча собрала чемоданы и позвонила им спустя неделю после того, как приземлилась в Нью-Йорке. Отдел убийств принял её с распростертыми объятиями (кто ж знал, что в Штатах такой дефицит кадров), но Гермиона пахала за четверых. Её буквально погребали в бумажной яме, мозоли и трещины на костяшках пальцев делали элементарное поднятие ручки невыносимым. Всего за несколько месяцев у неё начали ломаться ногти, синяки под глазами и худые скулы превращали её в скелета, даже волосы выпадали в просто поразительном количестве (ей дважды пришлось вызывать сантехника из-за ванны), а китайская еда (благослови господь супругов Чанг) скоро станет испытанием на выживание для её желудка. Джинни как-то пришла к ней в квартиру, вывалив хренову тучу пузырьков с витаминами и пакетов с фруктами, и потратила ещё час на то, чтобы прочитать инструкцию и лекцию о полезных свойствах каждой. Не то чтобы она пренебрегла этой крайне настойчивой «рекомендацией» (апельсины и мандарины были её слабостью, и Джинни прекрасно это знала, когда закупалась продуктами), но Гермиона едва не забывала перекусить булочкой с маком в обед, не говоря о регулярном приеме каких-либо лечебных штук. Все пузырьки и пластиковые баночки были послушно разложены в верхнем шкафу кухни четко по цветовой гамме (кто-то называл это ОКР, ей больше нравилось «порядок»), но сомнительно не вскрыты. Так что да, иногда она отключалась на брифингах, и нет, ей не было стыдно, потому что, хотя её начальник действительно энтузиаст и любил заражать этим других, после двух сверхурочных её мозг отказывался воспринимать очередную воодушевляющую речь в духе «мы — Мстители, и мы поймаем торговца оружием». — Детектив Грейнджер, Вы займетесь убийством в Верхнем Ист-Сайде. Убийство раз, убийство два, Грейнджер, три… — Простите, сэр? — Гермиона резко вскинула голову, слегка встряхнувшись и прищурив глаза, чтобы разглядеть белую доску с яркими надписями красным маркером. — Работник политической кампании застрелен в своей квартире, ты и Крам возьмете это дело. Маклагген и Томас первые приняли вызов, но у них сейчас завал, будет лучше, если вы подмените их, — спокойно ответил Годрик, нахмурив брови, но, кажется, не заметил её недоумения. — На этом мы закончим на сегодня, всем спасибо. — Он поднял руки и сложил их вместе в жесте ака «мы-сила» и ушел в свой кабинет в конце коридора, бросив красный маркер на чей-то стол (как обычно, даже не взглянув на офицера, который сидел за ним). Все медленно разошлись, а Гермиона всё ещё стояла напротив расцарапанной доски, хлопая глазами и глотая воздух, как рыба на песке. Она даже ни разу не была в Верхнем Ист-Сайде, за исключением того раза, когда они с Джинни ехали полупьяные в такси. Но вряд ли размытый вид из окна считался. — Грейнджер, — кто-то аккуратно позвал её, дотронувшись до плеча, но сразу отпрянул, когда Гермиона чуть не подпрыгнула на месте, схватившись за сердце. — Виктор, — она кивнула ему, успокоившись, и потрепала воротник голубой блузки, будто пытаясь втянуть побольше кислорода. — У тебя есть адрес, куда нам ехать? — 73-я улица, какой-то исторический квартал, — он неопределенно пожал плечами, читая беглую запись в блокноте. — Патрульные и эксперты уже там, Кормак и Дин только начали опрашивать жильцов, так что если поторопимся, то успеем до того, как тело отвезут в морг. — Отлично. — Гермиона сняла серый пиджак со спинки кресла и захватила золотой значок, быстро прикрепив его на пояс брюк, пока Виктор складывал оружие. — Тогда поехали, я хочу хоть раз за эту неделю уйти раньше полуночи. Верхний Ист-Сайд не производил какого-то особого впечатления. По крайней мере, сидя в патрульной машине трудно наслаждаться видами, какими бы прекрасными они ни были. Район, в котором жил Эван Розье, странно напоминал ей улицу, где сейчас находится её квартира, только более…старый. В хорошем смысле, учитывая то, сколько здесь стоит жилплощадь. Дома в красный кирпич, высотой примерно с пять этажей с извилистой крышей, хотя вместо стандартной двери тут была целая триумфальная арка, которую со всех сторон окружала желтая полицейская лента. Гермиона на пару с Виктором протиснулась между коронерами и офицерами в гостиную, где уже заканчивали со сбором улик, но тело, на удивление, ещё не перевезли. Со стороны этот Эван Розье казался обычным офисным работником с дорогущим костюмом, если не считать пулевого ранения, из-за которого рубашка насквозь пропиталась кровью. Ей приходилось обходить его, чтобы ненароком не вступить в лужу. — Что-то пропало? — Она подняла взгляд на Виктора, который оценивал пространство, рассматривая полки с фотографиями. — Если часы Томаса Тиллиджа за тридцать тысяч долларов оставили нетронутыми, то вряд ли целью было ограбление, — сухо ответил он, указывая на внушительные настенные часы, которые отливали золотом. — Либо он искал что-то менее заметное и более компрометирующее, — прошептала Гермиона, возвращаясь к входной двери. — Следов взлома нет, он или знал убийцу, или у него был ключ. Виктор устало натянул перчатки и, наклонившись к телу, осторожно открыл его глаза. — Нужно будет проверить в лаборатории, но, насколько я вижу, отражения нет. Она слабо кивнула в знак понимания и направилась в спальню, которая больше представляла собой импровизированный кабинет не самого аккуратного человека. Одеяло свалено в кучу, мусорная корзина забита изрезанными документами, на рабочем столе всё ещё мигал экран ноутбука и беспорядочно лежали бумаги с перечеркнутыми лозунгами, часть была скомкана и брошена в противоположном углу комнаты. Её резко передернуло от такого зрелища, но, скажите ей спасибо, на работе она успешно держала своего внутреннего перфекциониста под контролем. Более или менее. Ни родственной души, ни фотографий с друзьями, ни вообще каких-либо признаков того, что у него была личная жизнь, а ведь Эвану только недавно исполнилось 25. Работяга или просто самовлюбленный ребенок из богатой семьи — другой вопрос, хотя вряд ли второе, какие-то признаки деятельности всё же присутствовали. Впрочем, одно другому не мешает, и, насколько ей было известно, он не был главным сотрудником пиар-отдела, скорее рядовой подчиненный. На кого он там работал?.. — Детектив Крам, Грейнджер, — Годрик опустил жалюзи, как только они зашли в его кабинет, и тихо повернул замок в двери, — мне нужно сообщить вам кое-что важное касательно убийства Эвана Розье. Виктор, надо отдать ему должное, держался лучше, чем она. Жесткая поза и расправленные плечи хотя бы производили впечатление собранности и сосредоточенности (Гермиона знала, что он спал не больше, чем она, а то и меньше), в отличие от ее чуть помятой блузки, взъерошенных волос и затуманенных глаз. Обычно труп действовал на нее как щедрая порция кофеина, но не сегодня. Когда капитан срочно вызвал их к себе, это было… ну, за неимением другого слова, странно нервируеще. Они только успели взять показания у Дина и Кормака, которые записывали разговоры с жильцами, и обратная поездка в участок не особо помогала. — Сэр, мы даже не начали опрашивать его близких и коллег, едва увидели тело, — осторожно заметил Виктор, слегка нахмурившись, когда капитан бросил на стол тонкую папку. В закрытом виде. — Вы должны были перехватить это дело у Томаса и Маклаггена, — нетерпеливо ответил Годрик, откинувшись на спинку кресла. — Они хорошие детективы, но, — он замялся, усмехнувшись уголками губ, — для этого мне понадобятся другие люди. Крам, Вы здесь давно, отличная раскрываемость, умеете работать под давлением в, мягко скажем, щекотливых ситуациях. Иными словами, умеет прогибаться и не задавать лишних вопросов. Гермиона неловко потупила взгляд, уставившись на папку. Понятно, почему выбрали Виктора, его заслуги никогда не подвергали сомнению, и ей действительно очень, очень повезло быть его напарницей, но, слушая хвалебный отзыв капитана, который проводил это секретное мини-совещание, она понятия не имела, какого черта её сюда затащили. — Человек, на которого работал погибший… — медленно продолжил Годрик, будто нарочно растягивая слова: либо эта тема была ему крайне неприятна, либо за несколько часов весь его энтузиазм куда-то улетучился. — Том Реддл, — сказала Гермиона, не выдержав паузы. Виктор повел плечом, дернув головой в ее сторону, но никак не прокомментировал ее вмешательство, зато капитан посмотрел на нее так, будто только заметил ее присутствие. Могло быть и хуже. — Баллотируется в сенаторы штата, хотя некоторые считают, что он слишком молод для политика… — Том Реддл — ваша новая проблема, — Годрик перебил ее и раскрыл папку, лежащую перед ними на столе: фото, дата рождения, наличие (или в данном случае отсутствие) родственной души и прочие краткие сведения, довольно сухие и скудные, известные любому, кто просто загуглит имя. — В закрытом отсеке с уликами хранится ещё с десяток коробок с нераскрытыми делами, в их числе убийства, манипулирование фондовым рынком, торговля инсайдерской информацией, подкуп свидетелей, коррупция, отмывание денег. Гермиона не могла видеть лицо Виктора, но готова была поставить свою годовую зарплату на то, что он в не меньшем шоке. Ни один таблоид не заикался о таком, а это значит, что прокурор не выдвигал ни одного обвинения. И если новости такие чистые, ни одно дело даже не открывали официально (иначе и любой недалёкий репортер выиграл бы Пулицера). — Сэр, при всем уважении, — спасибо, Виктор, ей хотя бы не пришлось говорить первой, — но мы недостаточно ознакомлены с делом, чтобы делать какие-либо выводы. Мы даже не знаем наверняка, что его смерть связана с работой. Гермиона всегда догадывалась, что ее начальник недолюбливает политиков (ради всего святого, половина его громких дел — разоблачение власть имущих), но вся эта ситуация с Реддлом больше походила на нездоровую одержимость. Ладно, никто не доверяет политикам, но из них всех Реддл был самым безобидным. Она видела пару пресс-конференций с его участием, и этот человек определенно умел убеждать, и камера его обожала. Джинни несколько раз говорила, что проголосовала бы за него только из-за этих милых глаз. На ее вкус слишком много пафоса, но кто знает, какая возвышенная речь берет этих американцев. Его британский акцент нравился ей гораздо больше. — Зато я более чем осведомлён о ситуации, — возразил Годрик, — всё, что происходит в окружении Реддла, всегда связано с ним напрямую. Всегда что-то происходит. И поверьте, вам пригодится любая информация о нём. — Сэр, прошу прощения, но, — Гермиона чуть вышла вперед из-за спины Крама, — как давно Вы этим занимаетесь? — Последние пять лет. Она честно старалась следить за выражением лица, но, видимо, просчиталась, потому что грубоватая ухмылка капитана была очень красноречива. — Он никогда не попадался, знаю. Искренне сочувствовал на любой трагедии, журналисты обожают его, — Годрик сраженно пожал плечами, переводя взгляд на фото Тома, — я не могу лично заняться этим убийством. Поэтому оно ваше. Виктор, я надеюсь на твой деликатный подход и профессионализм. Детектив Грейнджер, Вы ведь из Британии? — Он прищурился, будто что-то в её внешнем виде могло указать на коренную принадлежность к Соединенному Королевству. — Всё верно, сэр, — натянуто ответила Гермиона, не совсем понимая, к чему ведет этот разговор. — Том тоже британец, и многое из его крайне туманного прошлого связано с Лондоном. Нам могут понадобиться Ваши связи, чтобы обойти некоторые формальные обязательства. Годрик, похоже, не был в курсе, что она работала в каком-то захолустье и что вряд ли хоть кто-то из её бывших коллег соизволит покопаться в бумагах, чтобы найти компромат на видного американского политика. Господи, какой же бред. — Конечно, сэр. — Тогда наведайтесь к нему в офис, считайте это базовым опросом близких и коллег убитого. Для начала, — добавил Годрик и кивнул в сторону двери, намекая, что на этом «чрезвычайно важная информация» закончилась. Ей было не по себе. Фактически им доверили вести двойную игру, которая вряд ли бы окупилась. У капитана могла быть паранойя, но не ему общаться с будущим сенатором (да ладно, всем известно, что его показатели гораздо выше, чем у других кандидатов, победа лишь вопрос времени), если подозреваешь его во всех смертных грехах. Правда или нет, любой их неосторожный шаг может приравниваться к досрочному выходу на пенсию. Скучный вид из окна машины казался ей сейчас самой интересной вещью на этом свете. — У тебя всё в порядке? Гермиона вздрогнула, когда Виктор заговорил, пока они стояли на светофоре напротив предвыборного штаба Тома Реддла. Всю дорогу никто не произнес ни слова, её напарник в принципе был молчаливым человеком, и её это устраивало по большей части. Они редко переходили на личные темы, мало друг о друге знали вне работы (если бы что-то было кроме работы), но между ними установилось определенное взаимопонимание. И если в ночные смены что-то происходило на складе улик, что ж, это всегда оставалось в той милой черной кладовке. — Жить буду, — она слабо улыбнулась, повернувшись к нему, но было видно, что он ни на секунду не повелся. — Мне не нравится всё это. — Говорить буду я, — ответил Виктор, поворачивая в сторону парковки, — ты просто наблюдай, возможно, придется пообщаться с его адвокатами, но ничего за пределами протокола. — Спасибо, — сдавленно прошептала Гермиона, и он легко кивнул, отстегивая ремень безопасности. Удивительно, насколько просто работал золотой значок полиции Нью-Йорка. Любые препирания заканчивались моментально. Ещё более поразительным казалось то, сколько студентов работало в штабе Реддла: они суетились, бегали по кабинетам, красили плакаты и сидели на телефонах. Только женщина около главного офиса выглядела старше. — Вам не назначено. Гермиона замедлила шаг и следом за Виктором чуть отвернула низ пиджака, показывая сверкающий значок на поясе. Но мадам Лестрейндж, если верить табличке на столе, это не убедило. — Вам всё ещё не назначено, вы можете связаться с нашими юристами для предварительной записи, — она сверкнула белыми зубами и поправила очки на переносице, уткнувшись в какой-то документ, — номер вам отправят. — Вашего сотрудника убили, — Виктор вышел вперёд, приблизившись к ней, и мадам Лестрейндж демонстративно отложила папку, делая вид, что они очень отвлекают ее, — мы обязаны поговорить с близкими и коллегами, это стандартные вопросы, ничего более. — Мистер Реддл занят, детективы. Прежде чем Виктор успел ответить, дверь в главный офис распахнулась, и из нее вышел высокий мужчина в костюме с приветливой полуулыбкой, чье внезапное появление заставило мадам Лестрейндж смиренно поджать губы. — Всё в порядке, Белла, — он чуть отошёл в сторону и шире открыл дверь, и теперь был виден серо-зеленый кабинет с высоченным книжным шкафом, — полагаю, вы хотите обсудить смерть Эвана. Проходите, у меня есть время. Том Реддл вживую выглядел лучше, чем в вечерних новостях. Отсутствие пиджака и чуть свободная рубашка намекали на непринуждённость и открытость, но аккуратная прическа не смывала строгий образ. Он едва удостоил ее вниманием, сосредоточившись на ее напарнике (она его не винила, учитывая ее максимально пассивную позицию), когда предложил войти. Виктор мягко поблагодарил мистера Реддла и бросил беглый взгляд на Гермиону, когда заходил внутрь. Она тихо последовала, прикрыв за собой дверь. В комнате их ждал еще один человек: он стоял слева от рабочего места, напротив окна — типичный адвокат с ровной щетиной в темно-сером брючном костюме без единой складки. — Извините, но, — Том качнул головой в сторону другого мужчины, — сами понимаете, предосторожность. Мистер Долохов здесь исключительно ради соблюдения формальностей, — он произнес это с такой лёгкостью, что Гермиона уже не удивлялась всеобщему помешательству на его персоне: слова как будто просто правильно ложились без каких-либо усилий. — Разумеется, мистер Реддл, — ответил Виктор и бегло оглянулся через плечо, где стояла она, — я детектив Крам, это моя напарница детектив Грейнджер. Мы знаем, как ценно Ваше время, поэтому не будем Вас задерживать, нам нужно задать только пару вопросов. — Да, конечно, — сказал Том, усаживаясь в черное кожаное кресло за столом, — смерть Эвана, — он остановился, сложив руки на столе и нервно скрепив пальцы, — ужасная трагедия для нас. Мы выразили соболезнования его матери, для нее было потрясением узнать об этом из новостей. Гермиона кивнула, как завороженная. Если бы не чёткие указания Виктора, она бы, наверное, просто сидела тут и слушала его часами. Это было жутко и глупо, поэтому она наскоро выхватила блокнот с ручкой из кармана пиджака и приготовилась записывать. — Мы бы хотели уточнить, какую должность занимал мистер Розье в Вашей предвыборной кампании, — осторожно продолжил Виктор, хотя им прекрасно было известно, кем работал покойный. — Эван числился пиарщиком, всего несколько лет назад закончил колледж, но был очень находчивым и, — Том усмехнулся, — практически выбил себе место здесь. Мы много работали с ним над моими выступлениями, глава пиар-отдела предпочитал довольно консервативный подход, так что я доверял Эвану писать речи. Гермиона быстро скрипела ручкой по бумаге, кратко записывая каждое слово, и периодически поглядывала на адвоката. Долохов пока не вмешивался в разговор, стоял как какой-то элемент декора, но было видно, что он старается держать ситуацию под контролем и готов в любой момент прервать встречу. — Вы не знаете, у него были сложности с коллегами или в личной жизни? — спросил Виктор, и Том неопределённо пожал плечами, будто не знал, что ответить. — Насколько мне известно, на работе его ничего не беспокоило, — неуверенно сказал он, выдержав недолгую паузу. — Насчет личной жизни не могу ничего утверждать, у нас небольшой коллектив, но подчинённые не склонны рассказывать начальству подробности того, что происходит за пределами штаба. — В последнее время он не казался нервным, вспыльчивым, может, рано уходил с работы или пропускал совещания? — Нет, Эван отличался пунктуальностью и собранностью, неплохо ладил с остальными, — Том резко замер и обменялся взглядом с Долоховым, который едва заметно качнул головой в знак согласия, — хотя был один случай… Гермиона насторожилась. Она наблюдала из-за спины Виктора, поэтому прочитать его реакцию было проблематично, но эта переглядка казалась слишком… правильной. Кода вы отрепетировали это настолько хорошо, что это должно показаться достаточно заметным, чтобы обратить внимание, но недостаточно явным, чтобы показаться постановочным. Либо паранойя Годрика передалась ей, либо сенатор Реддл говорил не так уж искренне. — Какой случай? — спросил Виктор, нахмурив брови. — Это не так уж важно, — Том чуть развёл руками, — но на прошлой неделе он был не в себе, когда пришел утвердить новый слоган. Ушел в спешке, а на следующий день взял отгул. Но многие сотрудники подвержены сильному стрессу, сейчас предвыборная гонка как никак. — Вы можете сказать, когда это было? — Да, сейчас, — Том потянулся к календарю с кучей отметок на конце стала, просматривая даты, — прошлый четверг, 15 октября. — Благодарим за сотрудничество, сэр, — дружелюбно отозвался Виктор. — Если вспомните что-то еще, можете зайти в участок и обратиться ко мне напрямую. — Мы позвоним, — неожиданно произнес Долохов, саркастически улыбаясь. — Конечно. — Надеюсь, — Том встал с кресла и протянул руку через стол, — вы поймаете убийцу. Виктор принял крепкое рукопожатие, и Гермиона спрятала блокнот обратно в карман пиджака, одной рукой застёгивая серую пуговицу. Это было необязательно (и даже немного странно), но как только Виктор чуть отошёл в сторону, а сенатор Реддл ещё держался очень приветливо и открыто, она заняла место напарника и перехватила чужое запястье, аккуратно пожимая руку. Он как будто до этого момента не замечал ее вовсе, пока не посмотрел ей в глаза. Виктор был у двери, и Гермиона будет всю жизнь благодарна за то, что он не наблюдал за ней тогда. Волна захлестнула ее с головой. Она чётко видела темно-синее кольцо, обрамляющее его радужку, каждую крапинку и гранулу, из которых вырисовывалось бездонное мертвое море. Где-то ей чудились верхушки деревьев, примыкающих к зрачку в центре, и поверхность обсидиана, зарытая в глубине цвета. Она знала, что он видел что-то похожее в её глазах, потому что его хватка усилилась и улыбка застыла. Гермиона чувствовала, как окружающая обстановка размывается, пока фокус не сконцентрировался на его лице. Она не услышала вежливого прощания адвоката, который настороженно уставился на них. О, господи. Том внезапно отпустил, но её рука несколько секунд висела в воздухе, привыкая к отсутствию тепла на коже. Гермиона хотела что-то сказать, но от его прежней улыбки не осталось и следа. Он смотрел на нее так, будто она только что ударила его ножом в спину. Гермиона взъерошила волосы и опустила голову, чтобы со стороны не было видно лица. Сейчас её глаза светились, как два новых солнца. Синева медленно проникала в радужку, его отражение впитывалось в зрачок, и ей совсем не нужно было, чтобы Виктор это увидел. Виктор уже вышел из кабинета и ждал её у стола мадам Лестрейндж, похоже, переписывал номера юристов. Он повернулся к ней, когда она показалась в дверях, и ей искренне хотелось верить, что она выглядела не так паршиво, как чувствовала себя. Она не могла сказать, что её новоиспеченная родственная душа — будущий сенатор и, если верить капитану, подозреваемый в убийстве. Просто не могла. Он бы понял, наверное. Но помимо этого он будет обязан сообщить Годрику, который точно решит использовать её, чтобы подобраться ближе к Реддлу, а ей совсем не хотелось играть роль приманки. И вряд ли бы Том купился на это. Гермиона ровным быстрым шагом направилась к выходу. — Мне нужно срочно идти, у Джинни проблемы, — ей пришлось притормозить и коснуться плеча Виктора для пущей убедительности: он знал, что Джинни её лучшая подруга и очень важна для неё, — я сдам отчет позже, — она не смотрела на него, пока говорила это, практически уткнувшись носом в его пиджак. Виктор не идиот, но это выиграет ей время, чтобы продумать историю и не привлекать много внимания. Она слабо помнила, как добралась до квартиры. Синее такси, синие двери, синие таблетки от мигрени. Она закрывала глаза, и там был синий. Она повсюду видела синий. Настолько глубокий цвет, что ей хотелось в нем утопиться. Ей хотелось выколоть глаза и вырвать волосы на голове, потому что так плохо ей не было никогда. Гермиона расстегнула пуговицы на блузке и достала бутылку вина из шкафа на кухне, заготовленную для Рождества. Родители прислали как подарок на новоселье, но она запрятала ее в самый дальний угол, чтобы не видеть. Вино казалось ей пресным и безвкусным, и сейчас её это вполне устраивало. Замок в ванной щелкнул, она облокотилась на дверь и сползла вниз, крепко удерживая бутылку как спасательный круг. Минуту назад зрение прояснилось, сердце успокоилось, краски встали на место, кажется, она видела даже четче, чем раньше. Зеркало висело над раковиной и красиво отливало белым светом, но посмотреть в него было сравни спуску на тарзанке. У неё всё ещё болела голова, из-за алкоголя комната пошатывалась, и ей до жути хотелось увидеть его отражение в своих глазах. Она не думала, что синий ей подойдёт, и точно не думала, что Том Реддл будет идеальным вселенским вариантом для неё. Гермиона осторожно поднялась, ухватившись за ручку двери, и доковыляла до раковины, впиваясь ногтями в керамику. На самом деле мало что изменилось, кроме глаз — если не считать спутанных волос, осыпавшейся туши и смятой блузки, всё та же Гермиона. Но глаза, боже, этот синий был очень ярким. Она вплотную приблизилась к зеркалу и всмотрелась в его отражение, на его потрясающее лицо, которое улыбалось ей. Гермиона вылила остатки вина в раковину и вышла из ванной, так сильно хлопнув дверью, что та чуть не слетела с петель. Колин по дешевке продал ей линзы. Полиция легко отследит её карту или по камерам поймет, что она ходила покупать линзы в «официальных» магазинах. Колин Криви, её первый и самый надежный информатор, любопытный подросток, у которого подозрительно много связей. Он не задавал вопросов, когда она попросила достать ей хорошие цветные линзы к сегодняшнему вечеру, и за это Гермиона будет долго благодарить его. Они лежали в сумке после их встречи с Колином пару часов назад в переулке в трех кварталах от её дома. Если она не приедет завтра в участок, Годрик и Виктор что-то заподозрят, она физически не может прятаться от этого вечно — такую перемену заметят все. Виктор уже названивал, но ей удавалось отвечать кратко и по делу, чтобы не поднять лишнего шума. Не этого она ждала всю свою жизнь. Гермиона достала маленький контейнер и запрокинула голову к свету, широко раскрыв глаза. Пальцы подрагивали, но у неё получилось осторожно надеть линзы, не задевая ногтем ничего. Она тяжело вздохнула, не заметив, что задержала дыхание, и упала на стул, с облегчением проводя рукой по волосам. А потом комната буквально взорвалась, картинку как отключили, и её глаза пронзила такая боль, будто на этих линзах были шипы, которые сейчас впились в роговицу. Гермиона резко вскрикнула и зажмурилась, свалившись со стула, и пыталась потереть глаза — может, это просто первая реакция организма, никогда не знаешь, чего ждать, когда стараешься избавиться от следов родственной души. Но они горели, по щекам текли слезы, и это не проходило. Она снесла вазу, пока вслепую добиралась до ванны, и заставила себя открыть глаза. Всё было в тумане, не видно и банальных очертаний предметов. Гермиона наскоро сняла линзы и бросила их в унитаз, быстро умываясь холодной водой из-под крана. Капилляры лопнули, глаза были налиты кровью, но, по крайней мере, видели. А, и синий тоже вернулся. Черт.