Мудрость обнимающая лотос

Я резко растворила створчатые двери и мы буквально ввалились в гостевые покои Не Хуайсана. Посланные мной вперед заклинатели стражами замерли у дверей внутри покоев. Служанка, ожидавшая его  неподалеку от входа, тут же подалась вперед.  Я покачала головой, с силой увлекая вперед своего брата. А-Сан с глухим стоном отозвался на этот мой жест, но все же покорно шагнул ближе. Настойчивый, странный запах все не давал мне покоя. Словно к привычному любому воину аромату крови примешивался еще какой-то запах.  Еще несколько шагов, и я дрожащей ладонью затворила двери в его спальню.  Не Хуайсан наконец-то поднял голову, бросил взгляд в сторону курильницы и кивнул. Я осторожно довела его до кровати, бережно положила на одеяла и только сейчас набралась смелости посмотреть в его лицо.  Он лежал передо мной, такой беззащитный, мягкий, на его губах играла растерянная, но все же счастливая улыбка. Я неопределенно кивнула в ответ, заметалась было по спальне, но, наконец взяв себя в руки, распахнула дверь и отрывисто приказала: – Воды! Трав Вечной жизни у госпожи Лю Линян! Немедленно! – и резко затворила створки, прижалась лбом к узорчатому дереву.  Меня колотила дрожь, я была не в силах оторваться от резных створок, не в силах податься назад, к нему. Я застыла на этой границе, поражаясь тому, как липкая беспомощность разливалась в груди, сковывала ноги и руки. Подбиралась все ближе к горлу, грозила удушить меня.  – Кин-эр, – едва слышно, мягко позвал меня А-Сан. Я дрогнула от этого звука, резко обернулась, в один миг оказалась у его кровати.  Он закашлялся, замотал головой из стороны в сторону, приподнялся и снова откинулся на подушки. Парящие в воздухе фонарики подчеркнули нездоровую бледность его лица, которая, как мне казалось, переходила уже в мертвенную. Я знала что делать и не знала одновременно. Мучительно долго, словно в ожидании казни, мой взгляд блуждал по его телу, а внутренний взор изучал его меридианы. Я не могла увидеть того, что мучило его, как тут же волнение подбрасывало моему разуму страшные картины искажения Ци, пожирающего моего Яцзы изнутри. Страх мешал мне сконцентрироваться, перед глазами все время маячило лицо моего отца. В ушах звенело его тихое, прощальное: “Дитя мое”. Страх, вина, боль и стыд – все смешалось внутри. – Все хорошо, все хорошо, я здесь, – бормотала я глупости, которые обычно говорят люди, видя страдания своих близких. Моя дрожащая ладонь скользила по его лицу, а широкий рукав утирал кровавые потоки.  Снова кровь Не на черном. Снова на моем рукаве. И снова бессилие подступает к горлу, а воздух  вокруг полнится пионовым духом.  Карать и мучить друг друга. Просто за то, что мы есть, живём в одном мире, дышим одним воздухом. Забирать все, до чего мы можем дотянуться. Металл сошелся с огнем, и лишь одно радовало меня – дух лотоса неотступно преследовал Гуанъяо.  За своим шепотом, за своими попытками очистить лицо своего брата я едва обратила внимание на собственные безотчетные движения. Оказывается, я забрала у служанки поднос с необходимым и снова вернулась к его кровати.  Пришла я в себя от ясного, прямого и тяжелого взгляда Не Хуайсана. От румянца, что внезапно выступил на его лице. От того, как он медленно, даже вальяжно сел на кровати, поправил подушки у изголовья и откинулся на них с тяжелым вздохом, продолжая буравить меня  недобрым взглядом.  Я пришла в себя от жалобного скрипа подноса в моих руках, который я сжала едва услышав его чуть насмешливый голос: – Ты  плохая ученица, моя Кин-эр. *** Не Хуайсан скривился, сложил руки на груди и иронично выгнул бровь, когда  услышал мое сиплое, свистящее: – Что? – Ты плохая ученица, Кин-эр, – все с тем же равнодушием повторил он, глядя мне в глаза. Я не знала что мне делать, водоворот чувств затягивал меня все глубже, не давая мне даже вздохнуть. Таким Не Хуайсана я еще не видела, даже когда мы обсуждали свои планы. Двое интриганов, подельников – как нас ни назови, все будет верно. Но здесь, теперь, он смотрел на меня без искры тепла. И не как обычно, в сложных ситуациях, скрыв угли нашей привязанности за пеплом, чтобы сохранить трезвость рассудка. А смотрел на меня как на чужака.  В его глазах зажглось недоброе пламя, когда он прочертил взглядом полумесяц на моей груди – от правого эполета до левого. Не Хуайсан сощурил глаза, пристально изучая застывшего в металле дракона. Потом перевел взгляд на меня, его брови выжидающе взлетели вверх. – Ты. Ничему. Не. Научилась, – четко, выделяя каждое слово, проговорил он, разорвал, разбил тяжелую тишину, что повисла между нами.  Он качнулся ближе, выжидающе посмотрел на меня. Одно его резкое уверенное движение, поднос вылетел из моих ослабевших ладоней. Таз с водой опрокинулся на пол и жалобно покатился по спальне. Тяжелая баночка из чистого нефрита недовольно подпрыгнула на дощатом полу, закружилась на месте, но и травинки из сбора Вечной жизни не просыпалось. Я перевела опустевший вмиг взгляд с позолоченного тазика и нефритовой баночки на Не Хуайсана.  Его зрачки уже пылали алым, и эта же сила ответной волной поднялась в моей груди. – Как ты смеешь! В моем доме! – моя рука взметнулась для удара и замерла в цуне от его лица. Он насмешливо хмыкнул, какое-то время пристально изучал замершую, дрожащую ладонь, а потом перевел на меня все тот же взгляд, придвинулся ближе, все еще оставаясь на линии удара: – Что же ты остановилась, Кин-э-э-р? – с придыханием и ненавистью выдохнул он мне в лицо. – Бей, – отрывисто и зло не то приказал, не то потребовал Не Хуайсан, продолжая насмешливо улыбаться.  Вкупе с засохшими кровавыми дорожками на щеках и на подбородке, с будто бы запекшейся кровью в уголках губ эти слова звучали действительно жутко.  – Бей! – его голос набирал обороты.  – Бей! Бей! Немедленно, слышишь меня?! – красный свет в его глазах стал на миг слабее, а в уголках глаз начала скапливаться влага. Я застыла словно статуя, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть. Лишь моя дрожащая ладонь у его лица и его все требовательнее, все злее “Бей!” – этим стал окружающий мир.  – Бей, я сказал тебе! Бей! Бей Кин-эр! – Не Хуайсан в ярости, до боли сжал мои плечи, вдавил эполеты в тело.  – Бей, слышишь меня?! Я приказываю тебе, старшая госпожа Не! Бей! – он тряс меня из стороны в сторону. А я только и могла думать: когда же он успел распустить свои волосы? Моя ладонь в бессилии упала на его предплечье, образуя перекрестье наших рук.  Черное на сером, строгие узоры на строгих узорах. – Посмотри, – продолжал то ли шипеть, то ли рычать мой Яцзы, – посмотри что я натворил! Я выбил из твоих рук поднос! Я оскорбил тебя! Твой дом! Я выставил позор твоей подруги перед всем миром! в твоем доме! Ну же! Кин-эр, бей! – он тряс меня, словно тряпичную куклу, и я покорно подавалась на его движения.  Глаза мои словно остекленели, но я  все еще смотрела на него в упор, забыв обо всем.  Он еще крепче вдавил кованные эполеты в мои плечи и вдруг отвел взгляд, обратился ко мне дрогнувшим голосом: – Почему ты не бьешь своего недостойного А-Сана? – и тут же, резко, со взглядом, полным ненависти, повернулся ко мне. Опаляя меня пламенем Нижнего мира, пламенем мести, он выдохнул мне в лицо: – Почему ты идешь за мной, Кин-эр?! Почему?! И прежде чем я успела хоть что-то ответить, он прижал меня к своей груди, и я, наконец-то, со странным спокойствием услышала биение его сердца. Услышала размеренную песнь Ци в его теле. С облегчением, что предвещало другие чувства, я облегченно вздохнула и пробормотала: – Все в порядке, тебе ничего не грозит. Он качался взад-вперед, и я качалась вместе с ним. Не Хуайсан прижался щекой к моему лбу и все твердил: – Почему ты идешь за мной?! Почему?! Почему, Кин-эр?! Я чудовище, я чудовище! Мы вместе качались на этих черных волнах, как рыбаки, попавшие в шторм на утлом суденышке. Я слушала его хриплый и свистящий шепот: – Ты… дагэ… как у вас мог получиться я? Как у вас мог получиться я?! – в боли, в ярости воскликнул он, крепко зажмурился и покачал головой, потом снова обнял, еще крепче прежнего.  – А ты все идешь… рядом… не  задавая… веришь мне! Веришь! Мне! – скрежетнул он зубами. – Мне! В “Стратагемах” не пишут, – его голос упал до бессильного шепота, – что по-настоящему испытывает полководец, отправляя своих солдат умирать! Не бойся, вам смерть не грозит, – Не Хуайсан отстранился лишь на миг, проверяя мои чувства, и снова прижал меня к себе. – Никто этому не учит, все лишь требуют от нас спокойствия! – он отстранил меня одной рукой, другой рукой сжал ткань у груди.  – Сколько еще мне разыгрывать шута? – Ты сам это выбрал, – отозвалась я, прежде чем осознала вопрос.  Вопрос, обдавший меня ледяным дождем: в один миг я вспомнила боль своего мужа, там, на Луаньцзань. И тот же вопрос, что висел в воздухе.  – Будет конец, обещаю тебе, – неживым голосом ответила я, возвращая ему обещание данное мне там, во дворце Непревзойденной изящности.  – Будет… конец, – эхом отозвался он и снова спросил: – Как у вас с дагэ вышел я?! Вы… Я… я столько лет смотрел на него… а потом на тебя… на вас обоих. Смотрел с обожанием! Вы! Вы оба были для меня недосягаемой вершиной! Я… – Ты, – сорвалось с моих губ. Не Хуайсан отстранил меня от себя и снова хорошенько встряхнул: – Чудовище, Кин-эр! Ты должна была остаться в Павильоне! – его глаза снова засверкали алым. – Ты должна была дослушать! Плевать что со мной! Ты должна быть непобедимой! Даже если я буду умирать у твоих ног! Ты обязана – слышишь меня? – обязана перешагнуть через мой труп и закончить наше дело! Ваше дело! – Не Хуайсан вдруг сам занес другую руку для удара. Я лениво проследила взглядом за его ладонью, а с моих губ сорвалось тяжелое и насмешливое: – Бейте, глава Не, – медленно, смакуя каждое слово, проговорила я, откидываясь назад в его хватке. – Бейте, раз уж выдумали меня учить! Бей! Ну же! – теперь уже мой гнев разрезал воздух его спальни. Его ладонь дрожала в цуне от моей щеки, а мой голос дрожал от насмешки и презрения. – Что, не можешь?! Зато меня взялся учить! Меня! Бей! – закричала я ему в лицо, потеряв всякую связь с окружающим миром, мой голос задрожал от духовной силы. Ветер ворвался в его спальню, разметал в разные стороны двери, распахнул круглые окна. Взметнулись и опали занавеси, а ворвавшиеся было в спальню заклинатели Не, огляделись и поспешно ретировались, вежливо затворив за собой двери. Я слышала, как они встали с той стороны, и с иронией подумала о том, что они не пустят сюда даже самого Цзян Чэна, пока их глава и старшая госпожа не уладят свои разногласия. Ярость. Чувство, хорошо известное нам обоим. Ярость от того, что он вздумал учить меня в моем же доме. Ярость от его своеволия. Ярость от грязи, которая и по его воле постепенно затапливала Пристань Лотоса. Ярость от его молчания, от планов, в которые он не посвящал меня. Ярость, от того, что я все же упрямо плелась за ним. Ярость от того, что он так же следовал за мной. Ярость. Мы в ней оба растворились, стали ею. А она превратилась в нас – Не Хуайсана и Не Ксяокин.  – Бей, – продолжала настаивать я, засыпая его этим требованием, как лучники осыпают стрелами вражеский строй.  – Ты не знаешь, – почти рыкнул он в ответ и затряс головой. Его длинные пряди разметались по плечам, упали на лицо, он медленно поднял на меня свой взгляд – прямой и острый, как сабли ордена Цинхэ Не. – Ты ничего не знаешь, – припечатал он, все еще не опуская ладони. – Ничего-о-о-о, – с чувством темного удовлетворения  протянул он и посмотрел на меня свысока. – Так расскажи мне! Какая разница – сейчас или позже?! Что вы взялись, все четверо! Заступники выискались! – теперь уже я шипела, как разъяренная тигрица. – Где только все эти годы прятались? – Я, черный, белый и Цзян Чэн? – со смешком уточнил он в ответ.  – Вы, вы! – я качнула подбородком в его сторону. – Вы! Великие и могучие заклинатели! – А-Кин, ты узнаешь, но не сейчас!  – И отчего же? – я презрительно хмыкнула, провожая взглядом его дрожащую ладонь, бессильно упавшую на одеяло. Я против воли вздрогнула от его голоса, дополненного изломанной улыбкой. – Я не хочу снова потерять тебя, А-Кин. – Ты уже встал на эту дорогу, Не Хуайсан, – немедленно отозвалась я и дернула плечом, освобождаясь из его хватки.  Тишина все же повисла между нами, гнетущая и тяжелая. Мы смотрели друг другу  в глаза, мы – каждый со своим и общим грузом на плечах одновременно.  – Ты уже это сделал. Сам. Без помощников. Когда захотел принести раздор в мою семью. Все верно, – продолжала я, заметив тень на его лице, – ты не обещал быть семьей и для Вэй Ина. Но и не должен был вносить между нами разлад. Зная, что я не смогу остаться в стороне, когда двое моих братьев грызутся между собой. – Это наши  дела, А-Кин, – сухо, по-мужски, бросил он. – Вот как? Не поздновато ли границы ставить, а, Не Хуайсан?!  Не поздновато, я тебя спрашиваю?! – я резко вскочила на ноги, нависла над ним. – Знаешь что однажды сказал мне отец? – продолжала я всаживать нож за ножом в его сердце. – “Мы, Не, всегда держались и держимся особняком. Мы понимаем больше, чем говорим”. На лице Не Хуайсана мелькнула слабая, растерянная улыбка, эхом он повторил: – “Мы понимаем больше, чем говорим”. – Верно, – согласилась я. – Отец не позволил себе заставить меня выбирать! Мой грозный Чифэнь-цзюнь не смел встать между мной и моей семьей! Мой Тигр не смел даже помыслом заставить меня свернуть с моего Пути! Так я спрошу тебя: кто ты такой, Не Хуайсан, что смеешь это делать?! Даже пытаться, даже мыслить об этом?! Кто ты такой?! По-твоему, – насмешливо фыркнула я и подалась ближе к нему, замерла в нескольких цунях от него, – я не понимаю, что все ниточки ведут к его имени?! По-твоему, я совсем утратила разум?!  Не Хуайсан пристально изучал меня в ответ, поддавался на мои словесные удары.  – Лишь клятва тебе меня держит в узде. Клятва не думать, не искать ответа на вопрос: “Что же такого ты увидел в кабинете Цзинь Гуанъяо, способное удивить меня после дел Цзинь Гуаньшаня?” Но о том, чтобы не удерживать ответ, когда он маячит перед глазами, я не клялась! Улыбка на его лице стала еще шире, и он тут же вернул мне мои же слова, которые я прокричала в лицо умирающему отцу в Башне Золотого Карпа: – “Я обещала не следить и не бояться! Про “не приходить” речи не было”!  В ту ночь, ночь Мести и Вина, мы рассказали друг другу все, без утайки. Правду о флейте. Правду о “Воле Илина”, что я так и не смогла применить, поэтому разыскала другой способ как помочь своему отцу.  – Да, – я стойко выдержала этот удар, посмотрела на него свысока. – Я не смогла защитить его. Не перебивай! Не смей! – я упредительно вскинула руку. – Не смогла сохранить почти что ничего. Целый год, – мой голос упал до хрипоты, а мы обменялись пронзительными взглядами. – Шестнадцать предателей в цветах Не. И каждый из них, – я тряхнула рукой в сторону выхода, на самом деле указывая в сторону шестнадцати безымянных могил, рассыпанных у подножия хребта Сенлу. – Шестнадцать заклинателей, что верили. Как и я верили! – я с силой ткнула себя в грудь, – что делают все это во благо сохранения наследия Не Минцзюэ! Они тоже думали, – я приблизилась и нависла над ним, – что исполняют свой долг! Перейдя на сторону Гуанъяо, они думали, что защищают тебя, тебя Не Хуайсан! Нечистую Юдоль, от меня, невообразимой прежде никому твари!  – А-Кин, не твоя рука отбирала жизни! – замотал головой Не Хуайсан. – Считай что моя, Не Хуайсан. Так дай мне сохранить тебя, Не Хуайсан. Тебя. Чудовище, говоришь? А я? – я отступила на несколько шагов назад, но он немедленно подался следом, схватил меня за руку.  И произнес неловкое, чудовищно-неправильное, такое бессмысленное и глупое, полное и страха, и надежды одновременно. – Поехали домой, Ксяокин. – Я дома, – немедленно отозвалась я, нахмурилась и отступила еще на один шаг назад, прежде чем на меня рухнуло осознание смысла этих слов. *** Я знала, догадывалась – однажды это и вправду может случиться. Мой Не Хуайсан, избравший себе путь мести, хоть на миг, но окончательно отравит свой разум этим горьким вином.  Он просил меня ждать его у выхода из лабиринтов, гореть далеким огоньком, указующим ему на выход, с какого угла прохода ни посмотри.  Одна лишь беда – это были лабиринты его собственной души.  Для того, чтобы победить чудовище, нужно самому им стать, хоть на цунь, но уступить свою душу и свое нутро  этому зверю. Все, кто сражаются со злом, берегут от зла, имеют устрашающий лик.  Я застыла словно статуя. Мысли разлетались в голове пожухлой листвой: я отчаянно искала свою вину в случившемся. Намек, повод. – Бросим все. Мы переживем эту заварушку, скроемся за высокими стенами… Я все… все рассчитаю.. Я… – Молчи, – приказала я и вскинула руку. – Молчи, пока ты не наговорил себе на мое правосудие, Не Хуайсан, – властно продолжила я. – Прекрати, я приказываю тебе! Иначе ты пожалеешь, что здесь нет ни Цзян Чэна, ни Вэй Усяня! И я действительно перешагну через твой труп и закончу наше дело одна!  Он взирал на меня спокойно, отрешенно, безумные огоньки, вспыхнувшие было в его глазах, начали гаснуть.  Вот оно, то, чего у нас получилось избежать с А-Сянем, настигло меня с другой стороны. Тесная связь, общие потери, общая цель, общий враг… Кто-то из нас обязательно бы угодил в этот капкан. Ведь он был совсем один. А у меня была любовь моего мужа, смех моих детей, проказы моего А-Лина. И моя безграничная, безбрежная любовь к ним в ответ.  И с подленьким жжением в груди я вынуждена была признать – я благодарна Не Хуайсану за то, что это случилось с ним, а не со мной. Женщины всегда тонко чувствуют этот миг, хоть правила приличия и предписывают нам испытывать сомнения. В этих терзаниях может быть определенная сладость, но не для меня. Не для такой как я.  – Тяньчжи, – вдруг отозвался он со знаменитым мужским упрямством. Я топнула ногой: – Молчи! Не оскорбляй ни себя, ни меня! Что ты удумал, Хуайсан? Кто перед тобой! Кого ты склоняешь к побегу?! Я того же, что и ты, не чувствую! И прекрати, слышишь меня?! – я в один миг оказалась рядом с ним, подняла его на ноги, схватив за ворот. – Прекрати позорить его память такими поползновениями!  – Ты не заставишь меня отступить, Тяньчжи. – Еще как заставлю, Хуайсан! Из-за женщины распри не будет! Я не дам тебе построить Башню бронзового воробья!  – Тяньчжи, – снова позвал меня Не Хуайсан. И я отозвалась, решительно шагнула к нему и отвесила звонкую пощечину.  Иногда одной любовью и состраданием не добиться ничего. Нужна жесткость и даже жестокость. Я должна была вернуть своего брата обратно из той тьмы, в которую он угодил, желая обрести истинную непобедимость перед лицом нашего врага.  – Ты перепутал, Не Хуайсан. Я – не твой дагэ. Не его тень, не его отражение. Я его дочь, но все же я – это я. Я – Цзян Тяньчжи, хоть в черном, хоть в фиолетовом, хоть в голубом, – повторила я сокровенные слова своего мужа, нашептанные мне в одну из наших счастливых ночей. – Я ею не родилась, но я ею стала. Я живу ей, и я ей умру. Вы с отцом проводили меня, передали в руки Цзян Чэна!  Договорив, я медленно отступила назад. Тьма отозвалась на бурю чувств в моей груди, тьма наполнила меня изнутри своим шепотом. Сила, а не сожаление, звучала в ее голосе.  – Я же говорил, Тяньчжи, я – чудовище, – безжалостно припечатал он. – Не осталось в мире такого правила, на которое я бы не посягнул, Тяньчжи.  – Чудовище? – с издевкой отозвалась я, надежно скрывая от него укол боли, что пронзил мое сердце.  – Учить меня посмел… что ж, смотри! Показать тебе, кто я, а, Не Хуайсан? – глаза мои вспыхнули багровым, а в голосе прозвучал словно хор других голосов. Мертвых, что будто бы захватили мое тело, рвались заявить о себе, продемонстрировав один из признаков одержимости. – Показать тебе, – тьма покорно ползла к моим рукам со стен, из углов, стелилась ковром по полу, – какое я чудовище?! Заставить тебя забиться в угол, трястись там от страха?!  Я медленно поднималась в воздух, позволяя струйкам тьмы обнимать свой силуэт. Я раскинула руки по сторонам, пальцы скрючились в жесте тигра и мертвое пламя затанцевало на кончиках пальцев.  Казалось, тьма со всего мира послушно текла могучими потоками на мой зов. Я созывала ее отовсюду: с мрачного небосвода, звала из подземного мира.  Не Хуайсан смотрел на меня не отрываясь, и чем дольше я говорила, тем больше какого-то, почти что детского восторга появлялось на его лице.   – Хочешь увидеть мое истинное лицо, Не Хуайсан?! Той, которую вы с моим отцом пустили под свою крышу и за свой стол?! Чудовище! Не смей разбрасываться такими словами, пока не узнаешь всей правды!  Смотри на меня, – я выбросила ладонь вперед и темная удавка оплела его шею, рванула ко мне навстречу. Он не сопротивлялся, даже не потянулся за своим веером, лишь подался вперед, продолжая смотреть на меня во все глаза.  – Смотри, – шипели покорные мертвецы в моем голосе, вторила им тьма, бурлящая вокруг, – кто я! Кто твоя обожаемая Ксяокин! Что перед этим ваши с ним игры?! Что твои письма и шпионы! Правила?! Правила ты нарушил?! Смотри на меня – жену клятвопреступника! Смотри на меня – лгунью! На меня – клятвопреступницу! Тьма вырвалась из моего горла вместе с дыханием, разошлась по спальне, затопила пространство ровными кругами. Темный ореол менял и меня, облачал меня в длинные черно-красные одеяния. Тьма льнула ко мне со всех сторон, я услышала, как дребезжит в подземелье нефритовый сундук. Как недовольно урчат и восклицают хранители трех стихий, стражники заветного вместилища. Как отзываются далеким кличем на мой призыв все твари, рассыпанные по нашему миру гроздьями спелых ягод.  – Что до твоих чувств, которыми ты сам себя обманул, Не Хуайсан?! Великий полководец сам себя переиграл! Один смех, глава Не!  Я умею быть жестокой. Умею быть безжалостной. – Чудовище! Что, Не Хуайсан, не желаешь мне немедленно снести голову Бася?!  По его лицу я читала – он слышал то, что скрывается за этими словами. Слышал всю многолетнюю горечь, которая рвалась наружу. Слышал мою песнь сердца.  – Всегда есть кто-то страшнее, Не Хуайсан. И не во всякую дверь тебе следует совать свой нос, – надменно фыркнула я. – Бася… – с придыханием ответил мне мой брат. Я видела, в его глазах мелькнула тень благодарности, но я в ответ фыркнула, безмолвно предлагая похоронить все, что было. И никогда больше не навещать эту могилу.  – А я сегодня слышала ее песнь, – продолжала я.  – Что? – впервые за все это время на его лице мелькнул страх. Я резко отвела руку, освобождая его в один миг, взмахом другой руки я развеяла покорную тьму. В покоях немедленно стало светлее, в окна ворвались звуки ночи и обрывки разговоров обитателей Пристани Лотоса. Я вслушалась в такие родные звуки и тяжело вздохнула, назидательно посмотрела в сторону озабоченного братца. – А то, – презрительно хмыкнула я в ответ. – Не строй из себя, я видела, как ты знаки Вэй Усяню подавал!  – Я… почувствовал, что-то не так, – уклончиво ответил мой брат, уверенно поднялся мне навстречу, шагнул ближе, встал напротив меня, не заботясь о воде под ногами. – Что ты услышала? – изменившимся, слабым голосом спросил он. Я в ответ скорчила рожицу, показывая ему, насколько я устала ото всех этих игр, и честно ответила: – Песню. Песню гнева и скорби, а еще напев мести. Где Бася, Не Хуайсан? – вопрос сорвался с моих губ раньше, чем я успела себя одернуть.  – Ты же знаешь где, в его гробнице, – он солгал мне быстро, не задумываясь. Только кадык резко дернулся, да на лбу выступили бисеринки пота. Я хмыкнула и тяжело вздохнула в ответ, понимая, что во мне борются две противоположности.  – В гробнице, которую я так и не могу посетить, да? – я не спешила скрывать своего недовольства.  – А-Кин, прошу… – Не Хуайсан подошел еще ближе,брызнул водой на мой подол. – Тебя тогда не было. Ты ушла на долгих три месяца… бросила всех нас! – Бросила?! Что ты знаешь! – рыкнула я и заметалась по сторонам. – “Бросила”! И язык же повернулся такое сказать! – я тряхнула рукавами и уставилась в задрапированную черным шелком стену. Это были его покои – здесь он всегда останавливался, когда приезжал в Пристань Лотоса. И я сделала все, чтобы здесь ему было уютно. Но теперь будто бы сами стены давили на меня, гнали меня прочь отсюда. На миг я стала отвратительна сама себе. Порочная, грязная женщина, которая толкнула своего А-Сана на преступные мысли!  Я лишь устало посмотрела на него:  – А что, по-твоему, будет, когда я узнаю в нужный всем вам момент?  – Твоя рука больше не дрогнет. Не будет беседы ни в Дунгуане, ни в его укромной комнатке.  *** Я утробно рассмеялась от этих слов, огорченно пожала плечами.  – Ну что ж, отвечаю за это с открытым лицом, Не Хуайсан. – Не нужно, не нужно, – горячо зашептал в ответ он. – Я и сам… Это было в твоем духе, А-Кин! В твоем, – словно извиняясь, пробормотал он, – я был уверен, что выкинешь какой-то такой номер. Знаешь, ведь мне хорошо известно: все мы, наш мир с тем еще душком. А все же погляди! Ничего не могу с собой сделать. Гляжу на тебя, вижу только чистоту. Хоть это у меня не забирай, – тихо попросил он меня.  – Не буду, – процедила я. – Но большего не требуй! Никогда!  Он хмыкнул, равнодушно пожал плечами, словно ничего не произошло. Я изо всех сил подыгрывала ему. – Такова уж наша природа, А-Чжи. Я в ответ лишь закатила глаза и хмыкнула.  – Что ж, и мое время проиграть пришло. – Запомни это поражение навек! Ты ничего не говорил, я ничего не слышала! Не Хуайсан смотрел на меня, долго и пристально. И молчал. Слушал мое прерывистое, от стыда и гнева дыхание, смотрел, как яростный румянец залил мое лицо.  – И этого у меня не забирай. Мир должен… “Слышать, знать” – я была уверена, что он захочет сказать именно это. Но я не могла позволить ему продолжать. – Мир ничего тебе не должен, Не Хуайсан. Не в этот раз, – я все же призвала Ветер, и покорная мне стихия закружилась вокруг, разметала по плечам его волосы. Он поморщился от ледяного порыва, но промолчал, позволил моей стихии развеять, уничтожить без следа для нас обоих, для всего мира то, что было между нами двумя. Об этом не узнают ни мертвые, ни живые.  – Бессердечная, – улыбнулся он, с наслаждением потянулся, словно хотел забрать последние мгновения, вырвать у Ветра то, что он так нещадно уничтожал. – Все же научилась… – Не Хуайсан не стал договаривать, потупился.  – Однажды ты скажешь мне за это “спасибо”, Не Хуайсан.  Он с сомнением пожал плечами. Остатки общей ярости висели между нами едва заметным алым туманом.  – Что это? – я мотнула головой в сторону кровавых разводов на его лице. А-Сан в ответ откинул пряди за спину, и ловко утер лицо своим рукавом: – Немного актерской хитрости – хна и киноварь. Ну и капелька моей крови, для правдоподобности, – с хитрым прищуром пояснил он.  Мы рассмеялись словно через силу, но все же этот смех словно вдохнул в нас обоих жизнь.  – А все это представление… – я обвела широким жестом его покои. – По-другому ты бы не ушла, А-Кин, – одно быстрое движение рукой – и расписной веер раскрылся с громким щелчком. – Ты все никак определиться не можешь: то уйти, то остаться! А еще женщин обвиняют в непостоянстве! – высокомерно отозвалась я и закатила глаза.  – Не суди меня, когда сама качалась на этих ниточках – обучить и защитить одновременно. А я усвоил урок, старшая госпожа Не. Я лишь пожала плечами, признавая его правоту.   -- А что до иного… Надо же было показать этим благородным заклинателям, что они ни цзянши не смыслят в жизни! – довольно взмахнул веером Не Хуайсан.  – Поговори мне тут! – я шутливо, но все же ощутимо ткнула его кулаком в живот. – Я вот все думаю, Не Хуайсан, такой талант пропадает! – раздраженно бросила я. – Оставь ты это дело, в музыкальный дом подайся! Все цветы и аплодисменты твои будут, что здесь-то прохлаждаешься? Он по-лошадиному фыркнул: – И оставить подмостки театра войны без самого себя? А-Кин, ты невообразимо жестока!  Мы шутливо потолкались, словно были маленькими детьми. Облегчение медленно обволокавило нас обоих.  “Долгая, слишком долгая ночь! Небо, ты снова учишь меня смирению! Вот они, сорванные покровы с чужих душ: заглянула в себя, смотри на тех, кого любишь! ” – подумала я, бросив взгляд на кусочек черного небосвода, что я видела за окном.  Небо не послало мне никакого знака, но это было и ни к чему. – Цзинь Су… Почему, А-Сан? Ты знаешь, что я…  – Знаю, знаю. Ты не виновата, не виновата, А-Кин, – сочувственно вздохнул Не Хуайсан, ласково погладил меня  по плечу. – Ты не виновата. Это их вина, – его голос и лицо изменились в один миг. В его чертах и в его словах звучала сталь, смазанная ядом презрения. – Наша, чья угодно – но только не твоя. Столько лет ты перед ними кружилась как небесная дева, у которой жадный рыбак украл волшебный наряд, лишил сил, а потом продал в… – Не Хуайсан не стал договаривать, виновато опустил глаза.  – А они пялились на тебя в ответ, судили каждое твое слово, каждый твой вздох обсуждали. Сколько сил… – сокрушался он, – сколько счастья ты принесла в Нечистую Юдоль? Сколько света и тепла ты вдохнула в наши стены? Он был счастлив, Кин-эр, – его голос дрогнул от боли, а глаза застелила пелена. – Я видел. Прежде не было в моей жизни и дня, когда бы я не знал его. Да, ты вошла в наш род с тайной в сердце, темной и мрачной, да, в твоих подвалах было то, что могло бы сразу исцелить его, А-Кин. Он знал об этом, а о другом догадывался. Он пускал тебя к себе и пристально смотрел на тебя, искал в тебе, все эти годы искал следы Темного Пути. Он готов был убить тебя, если бы нашел в тебе то, что искал. Чтобы больше не мучить – ни тебя, ни себя.  – Я знаю, – горным эхом отозвалась я.  – А ты бы подставила свою голову под Бася, я знаю. Ваша трепетная любовь, – Не Хуайсан нервно рассмеялся. – Связь отца и дочери… Если уж Лунный старец вяжет одной нитью… То вас, ва-ас, – он покачал головой и бросил задумчивый взгляд в сторону окна. – Вас, не иначе, связал сам Гуань Гун. Справедливость была и есть вам, вам обоим… и он, он пошел на врага, когда понял, понял по-настоящему, – Не Хуайсан на миг закрыл глаза, словно не желал видеть ничего вокруг: ни роскошных покоев, ни ширм, ни ваз с цветами по стенам. Не желал видеть столика со сборниками, его любимыми! Не желал видеть приготовленное специально для него место художника.  – Поэтому ты потерялся, Не Хуайсан, – вторила ему я. – Поэтому ты сказал и позволил себе то, что позволять не след. Ты держишь себя на острие боли, – снова повторила я свою давнишнюю фразу. Он продолжал грустно улыбаться, не соглашался и не протестовал. И все продолжал говорить. – Дагэ позволял тебе быть собой, а ты ему – собой. Ты пошла кружным путем. Сохранила верность и себе, и ему. Гуфэн и твоя любовь к нему. Любовь… а ведь ты и правда ничего не требовала взамен. Лишь бы сидеть рядом с ним, видеть нас обоих. Когда ты отказалась от хуаньтесюна, дагэ горевал.  Я вскинула было руку, дабы призвать Ветер, чтобы он спел за меня, чтобы он не выл и метался между нами, не сдерживая рыданий. Но Не Хуайсан мягко перехватил мою ладонь и покачал головой, жестом попросил молчать.  Лишь ярче вспыхнули огни в фонариках под потолком, громко щелкнули фитили.  – Ты помогла нам обоим, А-Кин! Двум братьям из Цинхэ понять друг друга! Ты сдержала свое слово, данное  в тех самых охотничьих угодьях, А-Кин. Не ты виновата – мы все. Он был счастлив, – Не Хуайсан покачал головой, нахмурился, на его лицо набежала тень, как всегда бывает, когда разум в плену воспоминаний. – Даже со своей тайной ты была перед ним как на ладони, – он вытянул свою чуть подрагивающую руку ладонью вверх. – Он видел, видел всю тебя! Жаль, поздно разглядел, – улыбка у него вышла кривой. – И ему в этом очень мешали. Вы же действительно проклятые, А-Кин. Вы с этим ублюдком шаг в шаг, ритм в ритм. У нас обоих голова шла кругом. Дагэ… – он начал и оборвал себя на полуслове. – Если бы Гуанъяо не бренчал у него над ухом, он бы принял тебя раньше. Да и все остальные. Он… он стал добрее, мягче. И это, это…  – Скажи его имя, прошу, – я положила свою руку на его предплечье. – Вслух, прошу тебя! – Я не могу, – все с той же улыбкой отозвался Не Хуайсан, – пока не могу. Лучше ты, А-Кин. – Не Минцзюэ, – произнесла я с трепетом, на выдохе, вложив в это имя всю любовь, всю светлую грусть. Это имя легко далось мне, вырвалось из груди вместе с порывом воздуха. Мне стало теплее и светлее.  В этот миг я поняла, о чем шептала мне тень отца в тот страшный день. Я всегда с тобой, дитя мое, в твоей крови. Лицо Не Хуайсана вмиг озарилось надеждой и благодарностью, а с плеч будто бы упал тяжкий груз. – Спасибо. Когда ты все узнаешь, ты меня поймешь.  Не Хуайсан вздохнул, словно переводил дух, и заговорил, уже не скрывая своей ненависти, перемешанной с презрением. Черный дракон отравлял своим смрадным дыханием каждый цунь вокруг. Но я была стойкой перед его лицом.  – Сколько сил ты приложила, чтобы поднять клан Цзян на положенную ему вершину? Вернуть в наш мир Ветра? Я не говорю уже о вашем учении...  – Не Хуайсан говорил с горечью и болью, все это время он смотрел мне в глаза. А я только и могла, что благодарно улыбаться в ответ, пока его слова звучали вокруг нас.  – Сколько от своей  души ты отдала всем им, Не Ксяокин? Каждому из них, кто сейчас здесь, с нами? И тем, кто за пределами Юньмэн Цзян, сидят сейчас, выбирают, – он презрительно сплюнул себе под ноги. – Каждого уважить, никого не оскорбить. И чем они тебе отплатили? Да они, они все, должны тебе повиноваться по одному только твоему свисту! Что, ложь? – насмешливо фыркнул он. – Где уж этим тупицам понять разницу между ложью и хитростью? Образцы морали, тоже мне! Не захотели услышать и поверить словам госпожи – пусть слушают шлюху, – веер резко разрезал воздух между нами. – Раз  уж так привыкли к побасенкам Гуанъяо. – А если бы глава Ван не выступил со  своей речью?  – Придумал бы другой способ, у меня всегда несколько путей в запасе, – доверительным шепотом сообщил он. – Цзинь Су не виновата, Тяньчжи. И ты не виновата. Вы попали между жерновов мужской гордыни. – И ради этой же гордыни ты выставил тайну ее брака перед всеми! – закричала я и махнула рукой в сторону.  – Ради отмщения, Тяньчжи.  Я должна была сказать ему, что Гуанъяо не знал. В тот миг, в тот час он не лгал мне. Я уже открыла рот для этого, когда поняла – для него это ничего не изменит. Он крался за ним в тени, мой А-Сан преследовал свою добычу, лишь бы победить. Пропитаться этой ненавистью, влезть в его шкуру, в самую его прогнившую сердцевину -- стать им, если придется, хотя бы на миг. Чтобы с легкостью уничтожить.   – Отмщения! – я всплеснула руками, – Я обещала почившей госпоже заботится о ней!  – Ты заботилась, Тяньчжи! Заботилась, приглядывала... большего требовать Лаолинь Цинь не имеют права. И ты большего не имеешь права от себя требовать. Мы замерли, будто бы нам и правда нечего было сказать. Но я не хотела этой гнетущей тишины. – Поэтому сверялся со звездами, – я покачала головой. Не Хуайсан лишь загадочно улыбнулся в ответ.   – А тех, кто на нашей стороне, стоит еще раз встряхнуть. Чтобы вернувшийся в мир живых Старейшина больше никого не стращал! – он в притворном ужасе скорчил гримаску, а в его голосе прозвучало высокомерие. – А-Сянь ведет себя смирно! – немедленно отозвалась я, вставая на защиту еще одного брата.  – Это-то меня и пугает, – округлил глаза в ответ Не Хуайсан. Я прыснула и покачала головой. Он подал мне руку, помог выбраться из воды и сокрушенно покачал головой, оглядывая следы своего своеволия.  – Это наши дела, Тяньчжи. Я понимаю твои чувства, ты исполняешь свой долг… Но есть то, что невозможно простить. Даже ради тебя. А теперь, думаю, тебе пора воз.. За дверями раздался шум, и прежде чем мы оба успели что-то предпринять, черный вихрь ворвался в покои главы Не. *** Вэй Усянь замер на пороге, дерзко вскинув подбородок. Его глаза сверкали от гнева, он быстро огляделся по сторонам, решительно подошел к нам. Одним движением он закрыл меня собой, угрожающе приподнял кулак с зажатой в ладони Чэнцинь. Грязноватый дымок танцевал вдоль флейты. Я успела заметить, как вспыхнули глаза Не Хуайсана, прежде чем А-Сянь окончательно закрыл мне обзор. – О-о-о, – послышалось насмешливое от Не Хуайсана. И резкий взмах веера разрезал воздух. – Сам Старейшина почтил меня своим визитом? Какая честь! – издевательски закончил он и шутовски поклонился. – Не морочьте мне голову, глава Не! – яростно выплюнул Вэй Усянь и тут же резко обернулся ко мне, все еще прикрывая меня собой.  – Ты в порядке? Все хорошо? – в его голосе звучал надрыв, на который мое сердце не могло не отозваться. – Да, А-Сянь, все в порядке! Вэй Усянь облегченно выдохнул: – Ты призывала тьму… просто… я просто… – и не медля ни мига, он крепко меня обнял, не спрашивая ничьего дозволения.  – Как ты прошел? Там же… – я мотнула головой в сторону выхода и напряженно вслушалась в звуки. Заклинатели Не молчали, но я видела их тени сквозь решетчатые двери.  – Заклинатели из Цинхэ Не, – ледяным тоном закончил за меня Не Хуайсан. Вэй Усянь осторожно выпустил меня из своих объятий и демонстративно расправил плечи, вновь закрывая меня собой. – Мои люди живы? – все тем же тоном поинтересовался Не Хуайсан, потирая подушечки пальцев. – Живы, можете проверить, глава Не, – отравленным медом прозвучал ответ Вэй Усяня. Он решительно отстранил меня и указал в сторону двери.  Не Хуайсан в ответ хмыкнул: – Позже, хочу пока что лично убедиться, что ваше слово – тяжелее золота, господин Вэй. Вэй Усянь смерил его пренебрежительным взглядом с головы до ног.  – А-Чжи, мы… я… – Вэй Усянь помялся, опустил взгляд и снова повернулся в сторону недруга: – Раз уж вы, глава Не, являете свое  прекрасное самочувствие, полагаю, госпоже Цзян, не стоит задерживаться в ваших покоях. Время не ждет. Они оба наградили друг друга не улыбками, а оскалом. Я завертела головой от одного к другому, лихорадочно придумывая, какую бы шпильку бросить между ними.  – Не поверите, господин Вэй, – насмешливо начал Не Хуайсан, делая шаг ближе к нам. – Я о том же толковал моей дорогой сестрице. – Во-о-от как, – Вэй Усянь демонстративно сложил руки на груди. – Как удивительно схожи наши цели. – В кои-то веки, господин Вэй. – В кои-то веки, глава Не. Не Хуайсан в ответ лишь пожал плечами, и его надменная улыбка стала еще шире, когда Вэй Усянь стремительно приблизился к нему. – Глава Не, вы способны заморочить голову любому. Даже моей сестре, но только не мне. Помните об этом, прежде чем сделать следующий ход.  – Это угроза? – самодовольно поинтересовался в ответ Не Хуайсан. – Предупреждение. Держите себя в руках и знайте свое место, глава Не, – тоном, не терпящим возражений, заявил один мой брат другому.  Я только и могла, что всплеснуть руками и попытаться встать между ними, но тут же напоролась на руку Вэй Усяня. Следом, одобрительно кивнул Не Хуайсан.  – Ну надо же! Всякий оборванец, чуть только умрет и воскреснет, берется судить людей из уважаемой семьи! За собой бы лучше присмотрели, господин Вэй, – голос Не Хуайсана упал до свистящего шепота. – А то натворить дел смогли, а с последствиями разобраться? – Смелости хватит, глава Не. Могу вам одолжить, а то все мнетесь, как девица перед брачной ночью! – выплюнул Вэй Усянь. – Девица? Вы и здесь поспели, господин Вэй? А мне казалось, что вы из них, – он кивнул в сторону его рукава.  – Девица, ну надо же! – А ну! Оба! – начала было я, но они оба делали вид, что не замечают меня.  – Обсуждением цветочных подвигов займемся позже, глава Не. Еще раз предупреждаю – можете обмануть кого угодно, но только не меня! Не Хуайсан расхохотался в  ответ, запрокинул голову, и вороньим граем над телами мертвых солдат прозвучал этот смех. Насмеявшись, Не Хуайсан резким движением руки сложил веер, указал на Вэй Усяня стальным острием: – Вы, вы, господин Вэй, взялись судить мое умение морочить голову? Да еще и моей дорогой сестре? Вам бы следовало помолчать и вести себя поскромнее. Мне с вами в умении таить злые намерения все равно не сравниться! – Веер Не Хуайсана замер в нескольких цунях от горла Вэй Усяня.  – Нет! – хором обратились они ко мне, когда я попыталась вмешаться.  – Смотрю, вы в прекрасном настроении,  глава Не, – Вэй Усянь брезгливо отбросил от своего горла любимую игрушку Не Хуайсана.  – Вы себе представить не можете, насколько мне весело, – Не Хуайсан презрительным взглядом проследил за его рукой. – А еще веселее будет Верховному Заклинателю, когда он из своей Башни разглядит ваши жалкие попытки быть хорошим братом!   Вэй Усянь злобно усмехнулся и, подхватив меня под локоть, не слушая моих возражений, потащил меня к выходу. – Господин Вэй! – нагнало нас у самого порога. Вэй Усянь замер, будто бы споткнулся, я покачнулась следом, но устояла – Смотрите, хорошо позаботьтесь о моей сестре! В противном же случае, – Не Хуайсан снова резким щелчком открыл свой веер. – Тот кто призвал, может и изгнать обратно в Диюй. Рана не болит? – ядовито поинтересовался он.  Вэй Усянь злобно усмехнулся, покачал головой и медленно повернулся в его сторону: – Глава-а-а Не-э-э! Не переоценивайте свое могущество! – Легкого Пути, господин Вэй. Позаботьтесь о моей сестре, – широко улыбаясь, ответил Не Хуайсан и повернулся к нам обоим спиной. *** – Ты чего вытворяешь? С ним я разберусь, но ты, А-Сянь!  – зашипела я, едва мы вошли под сень коридора. А-Сянь протащил меня вперед добрые тридцать шагов, прежде чем остановиться. Мы замерли под одним из светильников в виде раскрытого лотоса. Огонь бросал изломанные блики повсюду.  Ночь все больше вступала в свои права, и приятный холодок проникал в открытый коридор. Ветер качал закрытые на ночь цветы лотоса. – А-Чжи, ты не знаешь что это за человек! – с придыханием начал А-Сянь. Он задыхался, будто бы от быстрого бега, вращал глазами от тревоги и страха. – Ты не знаешь, на что он способен, А-Чжи!  – Знаю, А-Сянь! – сердито буркнула я. Но А-Сянь в ответ замотал головой, снова крепко прижал меня к себе. – Не знаешь, ты ничего не знаешь! Моя Цзян-мей такая… такая… – Какая? – я выбралась из его объятий и толкнула его в грудь. – Глупая? Наивная? Это ты хотел сказать? Что твоей Цзян-мей легко заморочить голову? – Нет, нет, Цзян-мей, нет… – он улыбался мне, осторожно, бережно, стараясь не повредить священную вязь на моем лице, прикоснулся к щеке. – Моя Цзян-мей очень верная, настолько верная, что способна войти в любой огонь, прыгнуть в любую бездну. Моя Цзян-мей такая смелая, – он, как всегда, прятал свою грусть за широкой улыбкой. – Но она, кажется, совсем забыла, что не все люди способны на такую же верность в ответ.  Тяньчжи, ты сунула голову в пасть дракона. – Я знаю, А-Сянь! – одернула я его. Вэй Усянь опешил, недоверчиво посмотрел на меня.  – Ни цзянши ты не знаешь, А-Чжи! – сердито топнул ногой Вэй Усянь и нахмурился. – Поверь, они с Цзинь Гуанъяо друг друга стоят! Я с деланным равнодушием поджала губы, лениво расправила складки манжета.  – Впрочем, как и мы с Гуанъяо, не находишь? Он выругался сквозь зубы, крепче стиснул в ладони Чэньцин.  – Не-э-эт, не равняй вас обоих, не равняй! Ты… тут другое, А-Чжи! Другое! – Неужели? – почти не сдерживая пренебрежения, поинтересовалась я.  Эта ночь успела меня изрядно утомить. Этот клубок тайны, так плохо скрываемый, раздражал еще больше. Я устало выдохнула, понимая, что мы, мы все подошли к опасному краю. Впереди – бездна, позади – стена огня.  – Он чудовище! – выпалил А-Сянь. Мы удивленно уставились друг на друга, и одновременно неловко рассмеялись. -- Как ты с ним только связалась?! Чем  он тебя заманил?! – А ведь когда-то так говорили про тебя, А-Сянь, – устало ответила я. – Неприятно быть на чужом месте, верно? Поздно было заниматься воспитанием друг друга, но мы все же это делали.  – Цзян-мей! Прошу тебя! Не мешай мне… нам… – Защищать меня? – дрогнувшим голосом спросила я. А-Сянь медленно наклонил голову, соглашаясь.  Я в ответ лишь покачала головой: мы даже еще не начинали медитацию, а я уже чувствовала себя пустой. Я посмотрела на его правую руку, осторожно поинтересовалась: – Кровит?  Вэй Усянь покачал головой. Я постаралась ему улыбнуться. – Мы с тобой об этом поговорим. Позже, А-Сянь. Но ты прав, я надолго задержалась, пренебрегла своими обязанностями. – Обругала меня и Цзян Чэна почем зря, – обиженно фыркнул он, когда мы снова заспешили по коридорам.  – Прости, – просипела я. – Просто… я так испугалась… что, что… – я развела руками, останавливаясь. Вэй Усянь немедленно остановился следом.  – Ну-ну, тише, тише, – А-Сянь снова прижал меня к себе, осторожно и бережно погладил по голове. – Мы все понимаем, Тяньчжи, никто и пикнуть не посмеет!  Досталось тебе сегодня, сестричка! И ведь попробуй тебя запри! Я только и могла, что улыбнуться в ответ. Мы снова заспешили по коридорам, на ходу обмениваясь новостями. – Я, конечно, всегда знал, что Цзинь – та еще головная боль, но чтобы так… – процедил Вэй Усянь, когда мы буквально влетели в один из поворотов. Послушный Ветер поспевал за нами, раздувал гобелены и занавеси и будто бы подгонял нас обоих. – Он не знал, А-Сянь, – легко сорвалось с моих губ. То, что я не смогла сказать одному брату, легко открыла другому.  Вэй Усянь пристально на меня посмотрел и благодарно, сдержанно кивнул. – Но деваться ему было уже некуда.  – Это наша Тьма его так, скажи? – в отчаянии пискнула я, когда мы  зашли за очередной поворот. – Нет. И даже не твое умение плести обстоятельства, Тяньчжи. И даже не его побрякушка из темного железа. В этом мире всегда будут силы, которые нам не покорить. Безликие, невоплощенные, от того и неуязвимые. -- Ты понял! -- искренне изумилась я. -- Еще бы не понял! Это плата, она настигнет каждого.  Я больше вопросов не задавала: раз Вэй Усянь говорит, что это не наших рук дело, значит так оно и есть.  – Где теперь Бицао и Сяо Жу?  – Бицао у служанок, Сяо Жу с ней.  Деньги на храм  у госпожи Лю Линян.   Я кивнула, радуясь, что они так ловко  управились с делами.  – Заклинатели там с ума сходят, беснуются. В бой готовы ринуться немедленно, только Цзян Чэн их и останавливает. Скажи, -- теперь уже он резко остановился, посмотрел на меня жалобно, -- у главы клана действительно столько забот?  -- Представлять и видеть – не одно и тоже, верно? -- не удержалась я от шпильки, но А-Сянь лишь отмахнулся от моих слов.  -- Пока ты… пока тебя не было, – Вэй Усянь огромным усилием сдержал свое недовольство тем, что я ушла следом за Не Хуайсаном, – прибыло еще несколько кланов.  – С чем? – мы нырнули в очередной проем, на ходу кивая несущим пост заклинателям, принимая их приветствие и даря в ответ свое. Коридоры становились все более людными, а значит, мы скоро будем у Павильона Лотоса.  – Парочка встала на сторону Ван Юйши. И не поленились же в такую даль тащиться, чтобы нам об этом рассказать! Юань и Фао, – бросил через плечо Вэй Усянь, когда прочитал в моих глазах немой вопрос. Я кивнула в ответ: – Они малы и слабы, невмешательство – их шанс пережить эту бурю. – Ни сил, ни способностей, зато гонору! – отозвался братец.  Мы замерли под узорчатой аркой, отделанной белым нефритом по дуге, бросили одновременно настороженные взгляды в сторону Павильона.  Защитный барьер давно уже дал свою трещину, да и с каждым часом становилось все тревожнее. Какой уж сон. – А что остальные?  Все же мы оба немного сбились с дыхания и воспользовались моментом, чтобы перевести дух. – Прибыли сражаться на нашей стороне. Идем, – он мотнул головой в сторону Павильона Лотоса и уверенно потащил меня за собой. *** Мы разомкнули наши руки за десять шагов до входа. Лань Ванцзи отделился от стены, вопросительно посмотрел на нас обоих. Ни осуждения во взгляде -- лишь бесконечное принятие и понимание. Второй Нефрит даже не думал упрекать нас.  Я поклонилась ему на ходу, стремительно ворвалась под крышу Павильона, не желая даже вслушиваться в воцарившуюся разом тишину. Я едва не подобрала подол, чтобы побежать со всех ног туда, к нему.  Цзян Чэн снова поднялся мне навстречу, лишь на миг его черты исказил страх -- он приоткрыл для меня свою душу.  Мне не было нужды произносить ни слова -- он понял, почувствовал меня без лишних  усилий. А чего ему не хватило сразу, прочел в моих глазах, прочел по изломанным чертам моего лица. Я действительно захотела сбежать, спрятаться, укрыться хоть на миг -- да только вот с ним. Спрятаться от любопытных глаз, от того, что открылось мне в гостевых покоях.  Едва наши ладони соприкоснулись, и мы переплели пальцы, спокойствие снова воцарилось в моей душе. Я заняла свое место рядом с ним, отметив со своей высоты прибывших к нам гостей, кивнула главе Ван, что сидел  рядом со своими людьми. Но, прежде чем я успела открыть рот и хоть что-то сказать, зычный голос У Яна на миг снова перекрыл все наши голоса в Павильоне:  – Послание главе Цзян от главы Жунань Гань!  Заклинатели замолчали, все обернулись на У Яна. Наш мастер по мечу в несколько широких шагов оказался в центре залы, замер, ожидая распоряжения своего главы. Цзян Чэн резко кивнул нашему заклинателю. У Ян разжал ладонь, и над его рукой на несколько цуней повис бумажный амулет. Он засветился, и из ослепительно белого шара раздался голос: – Я – глава Жунань Гань, Гань Су, в этот день и час, под открытым Небом, перед открытыми вратами в Зал Предков говорю. Я объявляю Верховного Заклинателя, главу Цзинь, Цзинь Гуанъяо своим кровным врагом! Шар энергии пульсировал от каждого слова, и когда раздался дружный рев заклинателей, поддерживающих своего главу, по краям вспыхнул алым.  – Глава Цзян! Смиренно прошу взять меня на службу! Госпожа Цзян! Обращаюсь к вам – даруйте мне милость покарать изменника вместе с вами!  – Да будет так, – хором ответили мы с Цзян Чэном.  – Ждите нас! Мы выдвигаемся!  – сотряс Павильон Лотоса крик главы Гань.  Цзян Чэн обратился к У Яну:  – Это все? И прежде чем мастер по мечу нам ответил, прибыло новое послание. – Я, глава Сяхоу Цэ, объявляю себя кровным врагом Юньмэн Цзян! Заклинатели из Сяхоу не успокоятся, пока не положат головы Старейшины Илина и его Правой Руки у ног Ляфэнь-цзюня! Не Хуайсан рассмеялся, зная, что его злой смех потонет в общем гомоне. Злая гримаса легла на лицо Вэй Усяня.  А я вслушивалась в каждое слово, наблюдала, как изредка в шаре энергии мелькают отражения лиц. Друзей и врагов.  Наш мир раскололся в один миг по давно проложенной трещине. Что чувствует человек перед лицом ужаса? Я не могла говорить за всех, но все еще могла говорить за себя. Я была спокойна.  Чужой путь не примерить на себя, как ни старайся. Мы можем до крайности беречь своих детей от всего мира, принимая боль как учителя в своем случае, но содрогаемся от ужаса, от одной только мысли, что наши дети испытают ту же боль.  Мы можем беречь наш мир, до последнего отрицая необходимость боли.  Но однажды нам всем придется делать выбор.  – Я, глава Цзу Мао смиренно прошу дозволения стать союзником Юньмэн Цзян! Мы будем сражаться под знаменами Лотоса, пока число наше не станет сотней с тысячи, десятком с сотни, и одним с десятка! – Я, глава У Цзин – объявляю нейтралитет! Перед Небом и Предками я заявляю: каждый, кто попытается склонить нас на свою сторону, получит жесточайший отпор невзирая на орден и фамилию! – Я, глава Цао Сун – объявляю себя кровным врагом Юньмэн Цзян и клянусь сражаться до последнего вздоха! – Я, глава Ян Бяо обещаю и клянусь встать под знамена Лотоса! – Я, глава Ся Юй встаю под знамена Лотоса! – Я, глава Дун Люй разрываю все отношения с орденом Юньмэн Цзян и объявляю себя кровным врагом клана Цзян!  Послания не давали нам передышки – шары то и дело поднимались в воздух, а главы орденов объявляли свою волю. Слух ласкали и резали знакомые имена. Заклинатели делали свой выбор…