Мудрость обнимающая лотос

      Юноша тяжело вздохнул и опустил голову, потирая запястья. Я выжидающе стучала пальцами по столешнице. Он повернулся ко мне всем телом и заговорил:       – Меня зовут Фа Вей, госпожа. Моего мастера звали Фа Чжан, он из знаменитой династии Фа из Ганьсу. Однако, однажды они навлекли на себя гнев местного чиновника. Не знаю, в чем уж было дело, но еще дед моего мастера отправился в скитания. Осели они в Юньмэн Цзян еще при предыдущем главе, Цзян Фенмяне. Их семья веками занималась честным и благородным искусством юйдяо и достигла невероятных успехов. Для меня, безродного сироты, было честью то, что мастер принял меня в семью и в дело. Однажды на рынке я попытался украсть его кошелек, но его тогдашний подмастерье меня остановил. Меня могли высечь или убить, однако мастер Фа пожалел меня и забрал к себе. – Твой мастер был немым? – Все так. Он обучил меня письму с помощью еще одного подмастерья, который ушел на север, когда мне исполнилось полных тринадцать лет. Вышел срок его обучения, с той поры мы больше не виделись. С мастером мы общались через записки. Но я уже хорошо знал его к тому времени: все его повадки и пристрастия. Я прилежно учился, чтобы унаследовать однажды гордое звание мастера семьи Фа. Госпожа Цзян, искусство юйдяо, конечно же, не заклинательство, но достаточно близко к нему. Искусство требует долгих медитаций, особого состояния ума и сердца. Чему мастер также обучил меня. – Нефрит величайший дар Небес. – Все так. Поэтому мастер часто выполнял заказы и для клана Цзян. – Так вот... Видела, достойные работы… благодарю, – я полупоклонилась, отдавая честь такому мастерству. Юноша благодарно просиял.       А-Ян тихо закрыла дверь, скользнула к нам с подносом, уставленным едой. Глаза Фа Вея голодно вспыхнули, на что она презрительно фыркнула. Я покачала головой. – Если расскажешь всё, сможешь не только поесть. Продолжай.       – Госпожа Цзян, вы когда сделали заказ... Мой мастер на целых два дня заперся в своей комнате. Только и раздавался шум молитвенного барабана и запах благовоний. Он с предками общался, просил их помощи и поддержки, ничего не ел и не пил. Потом, как вышел, он написал, что это то, ради чего он жил всю свою жизнь.       Я улыбнулась и кивнула. "Да уж, та еще задачка, хотя сомневаюсь, что мастера Фа готовились к вместилищу Истинной Тьмы. Хотя как знать, у судьбы свои дороги.." – Я отнес заказ в положенный срок, вы, как мне и мастеру потом передали, были довольны, и все было тихо. Но потом... Сразу после праздника Середины осени к моему мастеру начали приходить странные люди, ночью. Все в черном. Они были... Они говорили так… – он поежился, затравленно огляделся. Было видно, что ему страшно даже вспоминать, не то что говорить об этом вслух. – Не бойся, говори всё. Ты сейчас в безопасности, но лишь от твоих слов зависит, будет ли она у тебя до конца жизни. И когда этот конец наступит. – Их было четверо – все в черном, в масках, без каких-то отличий. Если и принадлежали к какому клану, то точно к самому паршивому… – он в бессильной ярости сжал зубы. – Когда… разнеслась молва о вашей свадьбе.       Мое сердце глухо стукнуло. "Сколько же времени... По пятам. В затылок. Кто?! Мен Яо не обучался таким тонкостям. Все, что он знает, – плоды только его усердия. Тут же явно понимающие суть вещей, а значит, заклинатели. Лань и Не исключаем из композиции, остаемся мы и Цзинь... Нет, не гармонично. Мен Яо вряд ли сам будет скакать по полям и долам, предпочтет кого-то послать, но кого? Младшие кланы? Кто с ними свяжется, да еще и в таком деле? Да еще на свежем, выжженном поле после смерти Старейшины Илин? Куй железо пока жар? Допустим, но… Как они это скрыли? Потому что внимание было на меня и Пристань Лотоса?" – Они окружили мастера как стервятники. Все спрашивали, не делал ли кто знаменитому мастеру Фа особый заказ, – он хрипло закашлялся.       "Особый заказ, куда уж особеннее: сундук из белого нефрита, трижды впитавшего в себя полную луну Праздника любования, запертый на четыре диска Би, с шестью Багуа по стенкам и дну и четырьмя головами Пи Щу по сторонам света на крышке... Действительно!" – Продолжай, – я махнула А-Ян, она шагнула ближе, протянула с подноса дымящуюся чашку с чаем. Фа Вей благодарно кивнул, осушил ее одним глотком, прижал рукав ко рту и прокашлялся. "Едва на ногах держишься, что же ты ел все это время?" – Я стоял рядом и, к своему стыду, трясся как лист. Они были словно голодные духи. Мастер дал понять, чтобы я не вмешивался, поэтому на вопросы их отвечал сам. Он написал, что является мастером, и много раз делал вещи для заклинателей, а заказы и заказчики всегда остаются тайной. Госпожа Цзян, ни я, ни мастер знать не знали, для чего они пришли. Никто и подумать не мог. Я гневно нахмурилась, откидываясь назад. – Продолжай. – Они приходили почти каждый месяц, да так, что я уже бросил их бояться. Сулили денег, дом, мастерскую. Но мастер был непреклонен. Писал, что ничего не знает, что все его заказы особенные. Пока однажды...       Фа Вей закрыл глаза, все его лицо перекосилось от ужаса, он затрясся, задергался. А-Ян поставила поднос на столик, шагнула к нему за спину и резко дернула за плечи, потом погладила его по голове, все еще крепко держа другой рукой, и начала напевать колыбельную. Он забился в ее руках: все его тело свела судорога, из горла рвались хрипы.       – Ты дыши, давай. Тише, тише. Давай, вдох на выдох. Тише... Наша госпожа тебя в обиду не даст, она знаешь у нас какая! Ты не смотри, что мы тут все по струнке ходим, с детства от нее ничего худого не было простым людям. Она не обидит никогда, попусту не крикнет, не кинет чем-нибудь, как иные, бывает, делают. А уж как стала тут хозяйкой, так, почитай, никого больше и не секли. Хотя знаешь как про нее языками чесали? Чего только не говорили, а она их пристыдила своим милосердием, да так, что теперь эти, как госпожу Цзян завидят, так сразу в пыль бросаются. Вот как благодарны! Ты не бойся нашей госпожи, она за верную службу так наградит, что забудешь, как звучит слово "нужда". Всего довольно будет. И господин наш, Цзян, он суров, но справедлив. Как бы припадка не случилось, – пояснила она мне свои действия.       Я понимающе кивнула, позволила ей продолжать. "Как же ты мне со служанкой удружила, госпожа Юй! Спасибо, ох спасибо. Прости что не слушала, все убежать с братьями норовила. А ты... Ты знала, госпожа." – Парнишка явно страха натерпелся, госпожа. Ну, тише, тише. Всё, – она присела перед ним на корточки, похлопала по коленке. Он кивнул головой и разрыдался, уронив голову на руки. – Страх-то, госпожа, видать, большой. – Принеси немного воды и обработай ему раны. – Спасибо... Спа… сибо... Госпожа Цзян... Про... Про... – Все хорошо. Говорить можешь? – Д-да. Могу. Могу, госпожа Цзян, простите меня, простите.. – Все поклоны позже. Фа Вей быстро закивал и затараторил. – Однажды ночью пришел один господин. По-другому назвать его не могу. Тоже в маске. Весь в черном, волосы длинные. Руки как-то держал, по-особому. Мастер сам ему открыл, мне приказал не показываться. Я в щелку наблюдал. Страшный, госпожа, как Царь Преисподней. Голос такой... Безумный... – Вкрадчивый? – Да, наверное. Как змея шипит, чтобы жертва никуда не делась, не знаю как объяснить. От него несло проклятием, будто... Будто бы снова Старейшина Илина вернулся. Простите... Я гневно сдвинула брови, кулаки сжались. – Но это был не он – это точно. Но не менее жуткий. Будто бы принес с собой весь фестиваль голодных духов. Он не убеждал уже, ничего не сулил. Он приказывал, госпожа Цзян. Да так... Так... Ты словно не хочешь, а повинуешься. Я готов был ворваться в комнату и все рассказать, в ногах у него валяться. Все рассказать про себя: где родился, как жил, кто приходил, показать все книги, все записи... Лишь бы замолчал, прекратил говорить. Он ничего не делал, говорил, приказывал, а было чувство, будто стегает и пытает. А мастер молчал. Даже не писал ничего. Не двигался. Мне... Мне мастер как-то вырезал диск Би, – он полез за шиворот дрожащими пальцами, достал небольшую подвеску.       Прежде голубоватый камень с узором был весь черный, будто закопченный. Мне свело живот от концентрации негативной энергии, в горле пересохло. – Дай сюда. Немедленно, – тихо прорычала я, требовательно протянув ему ладонь.       Он быстро закивал, сдернул с шеи подвеску. Я начертила в воздухе "Проявляющую тьму" – заклятье вспыхнуло голубым и алым. Подвеска медленно поплыла ко мне.       "Невозможно... Невозможно.... Темное железо и что-то на его основе, но поделка сыровата. Кто?!" – билось в моей голове, пока я очищала негативную энергию, безжалостно сжимала в кулаке, запирала, для того, чтобы потом показать фуцзюню.       На глубине сознания, что-то ворочалось, мельтешило ворохом мыслей, но я никак не могла уцепиться – они разлетались бабочками. Энергия сжалась в ком, и тогда я резко придавила её к столу, дабы она оставалась под контролем. Другой рукой я ухватилась за чистый лист. Как я ни старалась, от кома этой силы валил тёмный клубящийся дым, к самому потолку. Свободной рукой, едва удерживая этот сгусток, я начертила заклятье на листке. Осталось направить всё зловещее в него, в заклинание, запечатать в нём. И когда мне это удалось, я скомкала листок и бросила в секретер. “Кто посмел создать такую мерзость? Хорошо что А-Сянь не видит – вырвал бы ему, творцу этому, руки!” Мои руки мелко дрожали, живот резко потянуло, да так, что я вскрикнула. Фа Вей поднялся, я остановила его рукой.       "Все хорошо, все хорошо. Отец скоро приедет, он поможет, тише, тише, малыш, прости... Прости... У тебя необычная мама, прости. Тише." Дрожащей рукой я поглаживала себя по животу, борясь с тошнотой, и сделала шаг назад. – Если бы не эта подвеска, мне бы не жить. Она меня так оттянула к земле, что я головы поднять не мог. Долго тот человек кружил возле моего мастера. Ушел к рассвету. Я начертила другой рукой "Заклятье очищения", возвращая нефриту его небесный оттенок. – Она тебя спасла. Береги ее, – я протянула ему подвеску и откинулась на спинку стула, отводя ворот одеяния. Фа Вей растерянно уставился на меня, сглотнул. Я постаралась ободряюще улыбнуться, но, судя по его лицу, у меня это не вышло. – Госпожа, что с вами? Ты чего натворил, пока меня не было?! Ну я сейчас тебя! – вошедшая А-Ян чуть было не выронила тазик с водой.       Я вскинула руку, пресекая ее гнев, медленно встала из-за стола, опираясь на дерево, и махнула рукой, чтобы она подошла ближе. В висках колотила тупая боль, затылок словно разваливался на мелкие кусочки. Во рту было сухо, горло сдавил спазм, тело бросало то в жар, то в холод. Низ живота резко потянуло, но стоило мне прикоснуться к больному месту ладонью, вся ломота тут же прошла. А-Ян посмотрела на меня с истинно-женским пониманием и сочувствием и бормотала слова утешения, пока я умывала лицо и ладони. Стало легче: я глубоко вздохнула, благодарно улыбнулась служанке, взяла с ее плеча белое полотенце. – А ну еще, руки убрал! Чтобы я тебе воду после моей госпожи давала? Ишь что удумал, стервец! – Все хорошо. Не его вина, А-Ян, – я промокнула лицо и ладони полотенцем. – Сейчас поменяю. А ты только шагни, только дыхни в сторону госпожи Цзян – сначала я с тебя шкуру спущу, а там господин Цзян приедет, он тебе кости раздробит и ноги переломает! – Да я... Я ничего, я что же... А что... – А не твоего ума дела что! Ишь ты, посмотри: его как приличного человека из уважаемой семьи за стол, а он и ноги на стол! – А-Ян! – я попыталась рассмеяться, с веселой укоризной посмотрела на нее. – Да что вы, госпожа, все "А-Ян" да "А-Ян"! Я хоть и женщина простая, но чтобы всякая шваль добротой вашей... – Я не шваль, я... – Тихо! А-Ян, ступай, много говоришь. Служанка напоследок зыркнула на него и топнула. Я села за стол, кивнула: – Продолжай. – Мастер... Мастер меня позвал обратно через час, примерно. Раньше я бы все равно подняться не смог. Он постучал своей палкой по столу, как обычно. Я к нему зашел: он был белый как снег, все морщины на лице разом будто бы проступили. Из глаз текла кровь. Он дрожащей рукой написал мне, чтобы я принес ему воды из дальнего родника, а до него топать целый час... Я попытался протестовать, тогда. Он впервые меня ударил. За все годы. Я такой ярости никогда не видел. Он буквально вытолкал меня из дома, вручил мне ведра и еще раз ударил. Я тогда расстроился, думал, что не так сделал. А у него кровавые дорожки по щекам ползли... Злость такая лицо перекосила, он даже подпрыгивал.       Я закрыла глаза, уже понимая, что будет дальше. "Прости Фа Чжан, прости, что заплатил своей жизнью. Я помяну твою душу, пригрею в честь тебя твоего ученика – обо всем позабочусь. Прости, что тебе пришлось платить не по своим долгам. А-Сянь... Сколько будет еще жертв?! Кто это?! Дай мне знак, братец." – Я вернулся... Как вернулся... А он... Он… – плечи парнишки подрагивали. – Он повесился, госпожа. Прямо над столом, на перекладине. На поясе. Я бросился к нему, но было уже поздно. Он… он оставил мне записку и приказал сжечь, как прочту. Над водой. Он приказал... Приказал затаиться неподалеку, ждать несколько дней... Не показываться, но наблюдать, а потом уже идти к вам на поклон. Он говорил, что все понял, и вы поймете. Фа Вей уронил голову и не сдержал слез. Рыдания душили его. Он прижал ладони к лицу, качался из стороны в сторону. Я дала ему время на горе, приводя свои мысли в порядок.       "Новый игрок? Новый старый игрок? О, Небо, как же все плывет... Не упасть бы, только не упасть... Ничего не могу придумать. А-Чэн, где ты?" – Ну, чего ревешь тут? – А-Ян, как только вернулась, сразу подметила зареванное лицо мальчишки. – У него мастер повесился, – я простонала, потирая лоб. – Запугали, да? А ну выпрямись, чего реветь уж. Потом помянешь. Дай лицо умою. Я кивнула ее словам, правильным дыханием возвращала себе спокойствие. – Хорошо. Фа Вей, слушай внимательно. Сейчас А-Ян тебя отведет в небольшой домик на озере Лотосов. Там, где я в детстве любила бывать. – Поняла, госпожа. Мы по-тихому пойдём, никто не приметит. – Да. Там и поешь. Будь тихим, как мышка. Мы с господином Цзян придем вместе. Помолчи, – я ладонью пресекла его вопросы. – Я хозяйка, все так, но без него не могу принимать решение. Где инструменты твоего мастера? – Я как раз вернулся, хотел забрать, и тут... Ваши слуги. – Да чего уж теперь, кто знал. Но перед А-Еном потом сам извиняйся. Фа Вей кивнул в ответ. – Понятно. Сиди там тихо. Мы не бросим семью Фа в беде, не оставим. Такая верность будет вознаграждена. Я зажгу благовоние в честь твоего мастера, такая преданность достойна всяческого поощрения. Идите. Я отпустила их движением ладони. Фа Вей взял поднос с едой и, слушаясь А-Ян во всем, поплелся следом.       Выпроводив их, я дождалась, пока шаги стихли, и уже не сдержала крика. Кое-как я обралась до окна, взглянула на небо.       "А-Чэн, любимый, где ты?! Тут беда!"       Я знала, что он проснулся. Чувствовала это так же ясно, как биение своего сердца. У родственных душ иначе не бывает. "Скорее возвращайся, прошу!" "Тяньчжи!" "Прошу... Тут беда..." Я взглянула на диск Луны, словно занимая у нее сил, и опустилась на пол.