Мудрость обнимающая лотос

6.

Я — Демоница Илина. Побежденная, потому что так велел мой Господин и брат, но непобедимая, потому что уступила венец не по своей воле. Попранная сапогом Цзян. Связанная своей же плетью. Я — Демоница Илин. Я бреду за своим победителем. Но победила я, и это будет неизменным. Я — выжила. И буду жить впредь. Придет время и вы все склонитесь передо мной. Цзян Чэн тащил меня вперед, сквозь напирающую на нас со всех сторон толпу. Перед моим лицом плясали не лица — уродливые маски. Я слышала не людские голоса, а вопли демонов. Я в том страшном дне, к которому мы готовились давно. Он ведет меня на аркане из моей же плети, тащит свою добычу В мою спину летят насмешки, мне под ноги швыряют камни и тухлятину. Я снова связана по рукам и ногам, и я снова обесчещена. Впереди меня лишь мгла, тьма, под ногами вот-вот разверзнется бездна. Казалось у нас осталась лишь ненависть — одна на двоих. Он яростно дергал мои путы, заставлял меня шевелиться быстрее. Он давал всем своим союзникам вдоволь налюбоваться мной — связанной и униженной. Мрачное довольство цвело на его лице — он был победителем в этот миг, но не отзывался ни на один восхищенный окрик. Он просто шел вперёд и вел меня за собой. Я бодро переставляла ноги, ещё бы, меня здорово подлатали в лагере, разбитом подле Луаньцзань. Наши противники готовились к долгой осаде, поэтому поспешили позаботиться о себе. А Цзян Чэн прятал заботу обо мне, скрывал ее ото всех. Раны откроются, когда это понадобится, но все же он успел сделать так, чтобы у меня хватило сил добраться до лестницы Башни. Мое тело ныло и болело, когда Цзян Чэн снова и снова дергал мою плеть. Его ненависть и презрение накрывали меня с головой. А я же искала защиту в любви. Забыв обо всем, я пыталась уцепиться за то светлое и чистое что связывало нас прежде. Чтобы не кануть в мрачную пучину безумия, что подступала ко мне все ближе, когда я оглядывалась по сторонам и видела вокруг цветущую столицу Ланьлина. Башня Золотого Карпа сверкала на полуденном солнце, будто бы в насмешку надо мной кичилась своей роскошью и богатством. Каждый камень вокруг кричал мне о победе надо мной. Каждый заклинатель, что стремился заглянуть мне в лицо был живым напоминанием о страшном поражении. «Но я родом из Фэн… — робко проговорила я в своих мыслях, и тут же криво ухмыльнулась. — Фэн, не Фэн, хоть сама принцесса — правила для всех одни. Была бы ещё за тобой поддержка твоей семьи… он снова напоминает мне, напоминает, что я», — несколько рваных вздохов вырвалось из моей груди, но я успела взять себя в руки. Не было никого, кто мог бы заступиться за меня. «Да, Тяньчжи, да… Ты всегда это знала. На что ты надеялась?» На любовь. На алую нить Лунного старца. На… на его понимание, на мудрость, на… Я прикусила губу, подавила тоненький, беспомощный писк, рвущийся изнутри. «Это игра, Тяньчжи, это просто… для того, чтобы поверили…» Но почему сердце сжалось от холода. Еще немного, и боль станет нестерпимой. Еще миг — и я закричу. «Почему ты их не затыкаешь, А-Чэн?» — кричала я внутри себя. — Всему же есть граница! Почему?!» Со всех сторон лились крики: «Смерть Демонице!» «Убить! Как убили Старейшину Илин! " " Смерть Демонице!» «Смерть предателям!» «Казнить! Убить! Повесить!» — так надрывалась толпа. Я же не отнимала взгляда от белого камня устилающего внутренний двора Башни Золотого Карпа. Они лишь кричали, но не приближались — одного гневного окрика главы Цзян было достаточно, чтобы людская река вернулась в свои берега. Он резко дернул мою плеть — я пошатнулась, вытянула руки вперед, повинуясь, и вскинула голову. В глазах зажёгся опасный огонек. Они пожирали меня глазами, кричали, шептали, теснились, нарушая обычно стройный порядок. Видимо, их глава решил позволить некоторые вольности в честь блестящей победы… «Убийца! Настал конец твоим злодеяниям! " «Смерть! Убить!» «До чего же этот Вэй Усянь мерзкий: ну пал сам, так ещё и потянул за собой сестру!» «А ведь её талант к заклинательству отмечал и Лань Цижэнь, и почивший Цзян Фенмянь!» — звучало со всех сторон. «Женщины, что ты хочешь! Они слабы по природе своей, и редко среди них попадаются нефриты.» — осуждающе качали они головами, словно желали уничтожить меня. «Кто знает, какими мерзостями они занимались у себя на горе?» «О чем ты?» «Не была бы она тяжёлой, не хватало нам только ублюдков.» Я едва не расхохоталась, услышав это — действительно, все они выдавали себя с головой. Прикрывали громкими девизами и правильными речами всю свою гниль. Цзян Чэн снова дёрнул плеть и я едва не покатилась кубарем ему под ноги. Он заставлял меня крутиться по сторонам, демонстрировать зрителям мои раны. Каждый, кто явился быть свидетелем такого знаменательного события уйдет домой довольным. Мое запыленное, разорванное в клочья ханьфу, мое бледное от тяжелой кровопотери лицо. Толпа заволновалась: «Да ты что, если в чреве что и было, ты посмотри на неё — места живого нет! Всё уж с кровью вышло!» «И поделом!» «А глаза-то как горят!» «Нет, женщины не должны быть такими!» — убедили они сами себя. «Это же насмешка над всеми кланами — взять себе в ближайшие советники и помощники женщину! Вэй Ин долго потешался над нами!» «И дорого заплатил. Справедливость восторжествовала!» «Как хорошо, что глава Цзян положил конец злодеяниям! Истинный глава!» «Теперь остается лишь отрубить последнюю голову Змея». Но Цзян Чэн даже не повернулся в их сторону, словно эта похвала, это признание его заслуг, его победы ничего для него не стоило. Он принимал это как должное, уверенный в себе каратель. " Ты посмотри, в цветах Вэй Ина, даже лента такая же! Совсем стыд потеряла!» «Она же последовательница Темного Пути, в ней уже нет ничего доброго, а ты ждёшь от нее стыда? Она чудовище, лишенная всяческих чувств, кроме жестокости.» «Действительно, сущая мерзость!» — они поздравляли друг друга с тем, что были на правильной стороне. Так они укреплялись в своих лживых добродетелях, поздравляли друг друга с наигранной праведностью. Но я видела страх, страх что прятался в уголках их душ. Тьма, сокрытая в тысячах свитков у моей груди настойчиво шептала мне о том, как они боятся оказаться на моем месте. Как они давят, раз за разом, все сомнения что поднимают голову, когда речь идет о выборе пути. Как они в ужасе цепляются за забор между ними и мной, убеждая себя в верности древних устоев. Тьма мудра — она не выдаст свое дитя ни скрежетом, ни тенью. Тьма придавала мне сил, разливалась по меридианам, укрепляя меня в той игре, у которой, как мне казалось теперь не будет конца. Я — Демоница Илина. Так смотрите же, упивайтесь своей властью. И они упивались, я видела как жадно они припадали к чаше чужой победы, желая урвать себе хоть один глоток. Записать на свой счёт чужие старания, прикоснуться к ужасному и грандиозному мигу торжества справедливости. Справедливости, что принесли мне не они. Я не могла позволить им вмешаться, забрать у него хотя бы толику его триумфа. Я с трудом пошевелила немеющими пальцами и тихонько напела короткую песенку. “ Пусть же в их сердцах вспыхнет страсть — похоть да пожрёт похотливых» — я кровожадно ухмыльнулась прошелестевшим томным вздохам. «Вы, запирающие своих жен в высоких башнях и своих домах, всем сердцем и чреслами вожделеете таких как я, гордых и свободных, будто ветер. Но я — не «будто», я и есть Ветер. Я ваш шторм, я ваш буран, я вой злобной метели. В лёгком ли бризе, в дуновении зноя для вас буду я. Вот вам моё слово, моя песнь и мое вам проклятие… “ — разнес по округе Ветер молчаливую песнь моего сердца. Это не техника гуфэн, или тёмный путь — всего лишь слова. Слова побеждённой, униженной женщины, которые обрушатся на их головы когда придет время. «Вэй Ин бы одобрил», — подумала я, и по щеке покатилась слеза, а в сердце будто бы разом вонзилась тысяча отравленных игл. Мой брат. Мой Господин… Я посмотрела на идущего впереди Цзян Чэна. Мне казалось, я слышала, что он хотел мне сказать: «Сдайся. Пожалуйста. Покорись. Дай им то, что они хотят. Уменьши свой позор, склонись, пожалуйста». Он знал, что я не смогу, не из-за гордыни, но из-за своей природы. Знал, но все же просил. Даже раненная, избитая, связанная, побежденная — я не проигравшая. Мы оба осознали, какой же страшной оказалась наша постановка. Мы были готовы. Мы были готовы? Были ли? Раскаленное солнце опаляло мою спину. В горле пересохло. Сознание грозило вот-вот оставить меня. «Нельзя», — приказала я себе. Нельзя падать. Не сдаваться. Никогда. Женщина — это трава по которой ходят? Женщина — это твердь. Кремень. Скала. А я — одна из сильнейших. Должна. Обязана. В голове загудело, будто бы внутри поселился целый рой комаров. Я судорожно выдохнула, осторожно переступая, стараясь не потревожить едва закрывшиеся раны, огляделась мутным взором. Чудно… Мы подошли к лестнице, остановились у ее подножия. Я приказала себе выпрямиться, застыть в горделивой позе, заодно скользнула взглядом по стоящим на вершине мужчинам. Цзинь Гуаньшань. Рядом с ним Мен Яо, с прилипшей к лицу вежливой и скромной улыбкой. Этот ублюдок изрядно удивил меня своим присутствием — чтож, значит мы были правы. И он все же пойдет по головам. Следом я увидела Не Минцзюэ и Не Хуайсана — братья из Цинхэ стояли по левую сторону от хозяина Башни, как почетные гости. А впрочем, кто из них, из них всех, что шумели и толпились сейчас во дворе и дальше не почетный гость? Не Минцзюэ смотрел мне прямо в глаза — сурово, пристально. Я не могла ни понять, ни прочесть его молчаливого послания в этот час, когда разум грозил меня оставить. Я просто смотрела в ответ на него и молчала. Безучастными были черты моего лица. Не Хуайсан же благоразумно спрятался за веером — вся эта жесткость была ему не по нутру. Пожалуй, только я здесь бесправное существо. Что же, они вольны так думать, пока я не открыла рот. Лань Ванцзи и Лань Сичэнь… Я резко отвернулись, позволила себе на миг показать свою боль от того, что они здесь. Будут наблюдать за тем, как глубоко мое унижение. Кажется, оба брата из Гусу шагнули вперед, увидев меня на привязи Цзян Чэна. — Собака там, где ей и полагается, на поводке! — он поднял высоко вверх мой браслет и потряс им над головой. Я покорно вытянула руки следом, криво ухмыльнувшись, зашипев от боли что пронзила мое тело. Двор за нашими спинами взорвался радостными возгласами. А я прожигала этих заносчивых и гордых от своей победы членов клана Цзинь яростным взором. Никогда не узнаете, не получите, хоть разнесите Луаньцзань по камешку. Хоть запытайте меня до смерти — все равно… вы не достойны. Знание перед вами. У моей груди. Прямо здесь. А еще прямо здесь многие ключи и тайны, в моей голове, под слегка растрепанной прической с красной лентой, но я не скажу. Я схлетснулась взглядами с главой Цзинь — растянула бледные губы в ответной презрительной усмешке. Я не дам ему забрать ни цуня славы у моего Цзян Чэна. Не дам, покуда я жива. Он, глава Цзинь, а не вы пленили меня, вывели под палящее солнце в этот день и в этот час. Он, а не вы. И вы не получите ни капли его славы.

Так кто же из нас здесь победитель?