По законам жанра

Весна, 1989-й год. Что такое «система»? Вика Поспелова изучала её устройство и вообще смысл уже второй год, с каждым днём всё больше осознавая: она ввязалась в крайне мутную историю. Девушка искренне считала, как и все, кто смотрел на «систему» извне, что то, как её участники переживали за каждый винтик, который должен вовремя прокрутиться, каждый тумблер, который необходимо дёрнуть в правильное время — это сущий идиотизм. Абсолютно все внутри же этого механизма знали: бороться бессмысленно, потому что само понятие борьбы входило в систему. Ну, правда, не можешь же ты ей подчиняться в одном месте и одновременно ломать в другом? А даже если попробуешь, то ничего не изменится, ведь эта махина намного больше маленького человечка внутри себя. Тебя просто перерубит пополам. Не пощадит. Не объяснит, что ты глуп и борешься ни за что. Так уж устроено: если хочешь пользоваться благами, которые она тебе предоставляет для поимки преступников, например, то будь добр, готовься к тому, что рано или поздно эта самая «система» поставит тебя в известное положение. Проходя практику в РОВД, Вика слушала истории своих старших товарищей, уже не первый год работающих в «уголовке». Узнавала о том, что есть планы, которые ты должен выполнять. Эти самые «планы» максимально просты и понятны, как и всё в милиции: ты должен поймать определённое количество преступников за отведённый период, и это количество должно быть больше, чем за аналогичный период прошлого года. Так называемые «палки» приходили на помощь, обеспечивая сотрудников новыми званиями, а их семьи — богато накрытыми столами. Когда же Поспелова поинтересовалась, каким образом поступать в ситуации, если просто элементарно не наберётся преступлений, монстры не будут выходить из своих домов и совершать правонарушения, кто-то из оперов пошутил, мол, в этом случае выходить придётся самим на улицы города и держать в страхе район. После он поднял в воздух гранёный стакан с плещущейся водкой и произнёс с улыбкой: «За монстров!», молниеносно выпив до дна. С каждым днём Поспеловой всё больше казалось, что она не подходила под описание идеального сотрудника, который не задавал вопросов, выполнял приказы беспрекословно, слушал начальство и не сомневался ни в одном слове. Ей претили эти маркеры, которые, словно флажки на минном поле, были расставлены по «системе»: план, приказ, палка, посадка. Удивительно, что каждое слово было на букву «п», одну из самых глухих и тихих в алфавите. Словно фонетикой человек пытался заглушить ужас, творящийся в стенах зданий районных отделений внутренних дел. Будто догадываясь о характере практикантки, ей не доверяли ровным счётом ничего. Не то, что серьёзные дела или расследования, она даже «оперативки» не составляла. Её непосредственный начальник считал Вику балластом, свалившимся на голову по приказу начальства, который ослушаться нельзя никак. Владимир Евгеньевич, так звали куратора девушки, сразу заявил ей, стоило им встретиться в первый раз: она будет рыться в архивах, изучать старые материалы, ибо в его картине мира баба на следствии — всё равно, что на корабле. Потонет, как пить дать потонет! А потому изо дня в день студентка второго курса юрфака дышала пылью с обложек старых томов уголовных дел, рискуя заработать астму или что там ещё бывает с лёгкими. Каверин ей не нравился. Он был каким-то скользким, хотя ни разу не позволял себе лишнего, не отзывался о ней плохо, по крайней мере, в лицо, и никогда не говорил грубо. К слову, Вика была исключением. На остальных своих подчинённых он орал, словно резанный, если те имели неосторожность допустить хоть малейший проступок. Поспелову раздражало, что он упорно называл её «Викуля», тогда как к остальным обращался по имени и отчеству. Снисходительный тон и едва заметная усмешка ситуацию лишь усугубляли. Но крайняя степень омерзения родилась в груди Вики к начальнику в тот момент, когда она увидела его общение с тем, кто превосходил его в звании. Евгенич, так называли Каверина за глаза, становился услужливым. Разве что на колени не падал и пятки не облизывал. Ещё в самом начале прохождения практики Вика решила: она не будет одной из тех, останется работать после учёбы в отделе. По правде говоря, она даже сомневалась, хотелось ли ей быть «обвинителем», а не «защитником». Те однокурсники, которые чуть меньше двух лет назад вызывали у неё отвращение, теперь казались вполне себе сознательными и даже какими-то более умными, что ли. Будто они, ещё не поступив, не узнав про «систему», уже понимали: она — фальшивка, как ненастоящая купюра. Банкнота, напечатанная где-то в подвале, чего в СССР, конечно, быть не могло. Даже учитывая, что её не подпускали к делам, Поспелова слышала краем уха о новых и новых преступлениях. Если к концу восьмидесятых все привыкли к фарце и тому подобному, то про маньяков, насильников и убийц она до этого только в газетах читала, к тому же, мельком. Про эту неприглядную сторону жизни в Союзе говорить было не принято, а потому для Вики явилось каким-то даже откровением, что по Москве одновременно разгуливало несколько душегубов, серии преступлений которых тянулись годами. Внутренняя иллюзия того, что её родная страна — безопасная крепость, рушилась на глазах, подпитываясь чувством предательства и вранья от тех людей, которые должны говорить правду. От политиков. Она же искренне верила, будто в эпоху гласности народу действительно всё рассказывали на голубом глазу, ничего не утаивали. Как и миллионы людей, Поспелова ошибалась.

***

В тишине двора, какой-то искусственной и неестественной для полудня, послышалась возня. Вика бы с радостью её проигнорировала, но она мешала сосредоточиться на прочтении уголовного дела о мошенничестве, в которое Поспелова никак не могла вникнуть из-за абсолютного идиотизма потерпевшего, чьи показания девушка сейчас читала. Посторонний звук на улице раздражал настолько, что Вика решила выглянуть в окно и выяснить, кому так неймётся. Она твёрдым шагом двинулась к окну, когда отчётливо услышала голос Космоса: — Пожалуйста, внимание! Военнослужащий Александр Белов, просьба спуститься вниз, вас ожидают. На несколько секунд девушка оцепенела. Видимо, из-за постоянного чтения у неё развились галлюцинации. Во-первых, голос Холмогорова был настолько громким, что просто физически не мог долететь снизу. Во-вторых, он явно обращался к Саше, который прямо сейчас охранял границу. Но тут странные слуховые видения повторились уже новым голосом. — Мой народ! Здорова, братья! Поспелова сорвалась с места и распахнула окно, рискуя вместе с рамой полететь вниз. Справа от неё, через несколько метров, взаправду выглядывал счастливо улыбающийся Белый. Внизу же орали и свистели трое друзей. Сквозь выступившие слёзы девушка заметила в руках у Коса рупор, убеждая сознание Вики, что она ещё не сошла с ума и именно поэтому так отчётливо слышала первую фразу товарища. — Белов! — еле крикнула Поспелова, упираясь обеими руками в подоконник, ведь лететь вниз желания абсолютно никакого не было. — Поспелыч, спускайся тоже, — заорал снизу Космос. Саша задорно рассмеялся и подмигнул ей, скрываясь в глубине своей квартиры. Вика оттолкнулась от подоконника, захлопнув окно слишком сильно, за что оно ей в отместку чуть прижало пальцы, однако девушка на это не обратила никакого внимания. Поспелова натягивала кеды прямо как была: в шортах и огромной отцовской футболке, в которой, если захотеть, можно уместить ещё и её копию. Вика выскочила в подъезд, наспех закрывая дверь и забыв о деле, брошенном на столе. Сейчас это всё казалось каким-то неважным. Поспелова давила на дверной звонок и прижимала руку к груди, пытаясь успокоить сердце, стучавшее так сильно, что отдавало пульсацией в виски. — Поспелыч! — заорал Белов, распахнув перед ней дверь и крепко обняв подругу, которая всё ещё не до конца верила, что происходящее — правда, а не её больная фантазия. Из квартиры доносился запах сливочного масла, жареных яиц и свежего зелёного лука, перья которого, видимо, резала Татьяна Николаевна. Так пах дом, уют. Родные места. С самого детства Вика любила приходить в эту квартиру, потому что у мамы Саши имелся невероятный талант: она умудрялась, казалось, из ничего приготовить кулинарный шедевр и кормила этим соседскую дочку, чьи родители регулярно задерживались на работе. Тётя Таня втайне мечтала, что однажды сын женится на Вике. Придёт и заявит, будто Поспелова его невеста, а не Лена Елисеева, которая женщине никогда не нравилась. Вика же, дочь кандидата исторических наук, коим являлся Николай Поспелов, и художника-реставратора Ольги Владимировны, была Белову почти сестрой, и ни о какой влюблённости речи точно быть не могло. — Викуля, ну хоть ты ему скажи, чтобы сел и поел нормально, — причитала тётя Таня, пытаясь накормить сына на ходу. — Да ладно вам, — махнула рукой Вика, стоя на пороге и улыбаясь во весь рот. — Вот язву заработает и будет знать. — Ну, спелись! — рассмеялся Саша, поцеловал мать на прощание и потащил Поспелову к лифту. Поспелова выходила из подъезда практически вприпрыжку, просто рассматривая Белова и ничего не спрашивая, лишь убеждая себя в том, что галлюцинация быть такой реальной не может. Ликующие во дворе друзья обнимались с Сашей, а после и Вику стали расцеловывать в щёки на эмоциях так, словно она с вернувшимся парнем вместе границу на замке держала. В стороне остался лишь Витя, который, не убирая с лица улыбку, произнёс в адрес Поспеловой скупое «привет» и на этом всё. За те полтора года, что прошли после его решения быть «просто бывшими одноклассниками», их отношения стали никакими. Они не общались, не гуляли вместе, даже с днём рождения не поздравляли. Первый раз ребята перекинулись парой фраз лишь после нового 1988-го года, да и то числа пятого января, столкнувшись на улице практически нос к носу. С того момента всё их общение заключалось в приветствии, исключительно в том случае, если они слишком поздно замечали друг друга, не имея возможности избежать встречи. Естественно, отношения с остальными друзьями стали более прохладными. Как минимум потому, что взрослая жизнь, о которой они так грезили в школе, не была беззаботной, а состояла из постоянных дел, которые требовали занятости. — Поспелыч, ты с нами? — кивнул Космос на машину с языками пламени по бокам. — Не, я обратно. Читать про лохов и как их кидают на бабки, — махнула рукой Вика на окна своей квартиры. — Откуда машина? — Угнали, — улыбнулся Пчёлкин. Поспелова же отметила про себя, что это на целое одно слово больше, чем он говорил в её адрес обычно. — Арестуешь? — Непременно, — рассмеялась девушка. — А если серьёзно? — А вот так, Вик, — горделиво начал Кос, — я теперь на «Линкольне» рассекаю, всё по-взрослому. — Ну, куда деваться, — подмигнула ему Поспелова и быстро прощалась с ребятами. Ведь действительно нужно было возвращаться в свою рутину. Хотя, она сомневалась, что теперь строчки дела получится вообще хоть как-то адекватно воспринимать. — Вик, приходи в беседку, тыщу лет тебя не видели уже, — крикнул ей Валера, когда девушка заходила в подъезд. Она коротко кивнула, отмечая про себя, что правда тысячу лет не была там.

***

Несколько дней после возвращения Саши Вика, приходя утром в отдел, обещала себе, что вот уж сегодня-то точно наведается вечером в беседку. Но каждый раз она еле волочила домой ноги, мысленно извиняясь перед друзьями за очередной пропуск встречи. Вечером в пятницу она, собравшись с силами, пришла-таки на старое место. Теперь дерево беседки не казалось родным и знакомым. Оно пугало. Ощущалось, как нечто из другой жизни. Той, в которой ещё был Витя. Той, где она могла быть самой собой, а не учиться на юриста, которым не слишком-то хотелось быть. Той, где не нужно слушать мерзкий голосок Евгенича, который обязательно елейно позовёт её по имени и вручит папку с очередным дореволюционным делом. Вика даже выдохнула, когда поняла, что беседка пуста. Но словно по волшебству, она смогла рассмотреть хрупкую фигуру и белые волосы, убранные в хвост. Это была Елисеева, которая так же, как и сама Поспелова, теперь чувствовала себя внутри строения из деревянных балок некомфортно. Вика слышала, что Лена переехала. Что вроде как работала манекенщицей. Что, судя по всему, не дождалась Белова. Вика слышала, но никогда в эти слухи, передаваемые Соней, не вслушивалась, искренне считая: это не её дело. — Лен? — позвала она девушку и прошла вперёд, чтобы та могла её рассмотреть. — Вик, ты не знаешь, где Саша? — голос у Елисеевой был такой, будто в каждую секунду мог сорваться на писк. — Я его не видела сегодня. — Вика прошла внутрь. Туда, где стояла Лена. Вдвоём уже не так страшно. — Что-то случилось? — Многое, — опустила голову блондинка. — Поделишься? — Елисеева вздохнула, обдумывая, говорить или нет, а потом из неё, словно из крана вода, полились слова. — Я не дождалась его. Два года — это слишком много, понимаешь? Я думала, что смогу, справлюсь. Он почти не писал, не звонил ни разу. — Лена перебирала в пальцах край куртки, пытаясь не разрыдаться. — Я даже стала забывать его голос. А потом появился Муха. Такой сильный, красивый, при деньгах. Ну и всё, я пропала. — Елисеева запрокинула голову вверх, будто влага, что уже встала в глазах, могла уйти обратно в слёзные железы. — А теперь Саша вернулся, и у них вроде как была стрелка сегодня. — Мда… — протянула Поспелова не в силах сказать что-то ещё. — Осуждаешь? — взглянула на неё Лена. — Кто я такая, чтобы тебя судить, — пожала плечами Вика. — Ты девочка взрослая, свой выбор сделала. Может, неправильный, а, может быть, и наоборот. В этот момент подъехал «огнедышащий» автомобиль, откуда, весело смеясь, выскочили четверо друзей. Они не сразу заметили девушек, стоявших и смотревших на них какими-то испуганно-виноватыми взглядами. Саша сразу изменился. С его лица пропала даже тень улыбки, когда он зацепился взглядом за Лену. — Саня, пивка для рывка, а? — закинув на плечо сумку и хлопнув багажником, спросил у друга Холмогоров. Вика же смотрела в глаза Вите, пытаясь понять, как ей себя вести. Как реагировать. В его голове роились такие же мысли относительно самой Поспеловой. — Э, я не понял, а ты чё здесь делаешь? — спросил Кос, и Вика даже подумала, что это он ей. Но потом парень подошёл к Елисеевой и в ухо сказал той, будто она могла иначе не услышать. — Иди отсюда. — Космос, остынь, — громко ответил Саша, всё так же смотря в глаза Лене. — Не, Сань, я чё-то тебя не пойму, — продолжал свой бессмысленный концерт Холмогоров, — может, ты женишься на ней? — Пойдём, — коротко сказал Белов и двинулся в сторону холма, на котором обычно происходили разговоры «без лишних ушей». Елисеева отправилась следом. У Вики было такое ощущение, словно её саму изваляли в грязи. Будто все эти фразы Космоса были и в её адрес тоже, что являлось абсолютным бредом, естественно. Никогда ещё в жизни она не чувствовала себя так неуютно рядом с друзьями. — Привет, красавица, — проходя мимо, бросил Пчёлкин. Вика не ответила. Она попросту не ожидала услышать от него этого прозвища, которое друг не произносил уже почти два года. Она забыла, как звучал его голос в эти моменты. — Вик, а ты чё, с ней пиздела тут, что ли? — раскрывая на лавке сумку с пивом, продолжал злиться Кос. — Не пиздела, а разговаривала, — чеканно ответила Вика. — И о чём можно говорить с этой блядью? — Кос не унимался. — О том, что в жизни не всё бывает правильно, — выплюнула Поспелова, которая уже сама завелась. — Что не каждая может стоически выдержать два года. И это нормально. — Чего? — Витя думал, что ему послышалось. — Ей тоже было тяжело, плохо, но всем же поебать, — возмущалась Вика, глядя на Космоса. — Намного ведь легче обвинить во всём девушку. — Да Саня ночей не спал, жениться хотел, а эта… — он не договорил. Вика его перебила моментально. — А она знала? Про женитьбу знала? А что, если бы он вернулся и кинул её? Что тогда? Ты бы ему за это морду набил? — практически орала Поспелова. — Ты чё, такая же… — Кос проглотил слово, которое почти сорвалось с языка. Почти ударило по щеке подруги звонкой пощёчиной. — Давай, Кос, договаривай, что хотел, — ядовито произнесла девушка. — Я ничего не хотел, — Холмогоров опустил голову, словно сказал это отвратительное слово, которое планировал секундами раньше. — Врёшь, — усмехнулась Поспелова. — Поспелыч… — он видел, как во взгляде Вики загорался огонь. Обычно это означало ярость. Вика подошла к нему почти вплотную. По-правде говоря, девушка ростом была сильно ниже и сейчас буквально дышала ему в грудь. Но ощущалось это так, словно она смотрела свысока и превращала друга в пепел одними лишь глазами. — Блядь, — произнесла Поспелова по буквам. — Всего пять букв, Холмогоров, давай же. — Нет, — отрезал он, и Вика, улыбнувшись, вышла из беседки, возвращаясь домой. Она знала, что была права. Что подобрала правильное слово. Позже, ночью Космос вложит в её дверь короткую записку с извинением. Утром Вика её найдёт. И выбросит в урну рядом с подъездом. Это омерзительное слово засядет в её голову обвинением. Словно друг узнал произошедшем вечером после выпускного и назвал её так, как она ожидала. Пчёлкин же весь оставшийся вечер размышлял на тему того, дождалась бы его Поспелова, уйди он сам в армию два года назад. Её слова наталкивали на мысли, что нет, не дождалась бы. Но дурацкое сердце, которое до сих пор хранило влюблённость в Вику, заставляло думать, что у них всё было бы иначе. Сча́стливо.