По законам жанра

Все эти дни Вика не жила. Она существовала. Думала, чем спровоцировала Рому, но прекрасно понимала: ничем. Насилие невозможно спровоцировать. В нём всегда виноват сам насильник. Он осознанно принял решение сделать это против её воли. Она подбирала в своей голове разные слова, которыми можно было бы описать то, что произошло: секс, страсть, желание, только всё это было ложью. Вика знала правильное название. Изнасилование. Девушка не позволяла себе озвучивать его, ведь тогда пришлось бы прожить всё заново, каждую секунду произошедшего. А это было сродни смерти. Вике стало в какой-то момент даже интересно. Девушек учат, как не стать жертвой: нельзя надевать короткие юбки и вызывающе краситься, открыто флиртовать, стоит избегать громко говорить, потому что «приличные девушки так себя не ведут». Но какого чёрта мужиков не учат не насиловать? Сам факт обвинения жертвы оправдывал преступника. А Рома, бесспорно, был именно им. Ведь то, что он сделал — это преступление, однозначно. Поспелова пыталась себя спасать. От воспоминаний, от собственной жизни, но у неё ничего не получалось. Стоило бы рассказать об этом кому-то. Например, Соне, чтобы та встала с ней плечом к плечу в этой борьбе. Чтобы вытащила Вику за шиворот из круговорота боли. Но она не решилась произнести то, что с ней произошло. Поспелова стояла на этом поле боя с сотней демонов в одиночку. Безоружная и уже заранее поверженная. Вике не хотелось умереть. У неё появилось невероятное желание жить. Роиа отобрал у девушки то, что не должен был: счастье, радость, нечто абсолютно светлое. И если она сдастся сейчас, то каждый день Шатунов продолжит это отбирать. Он не звонил. Вообще пропал из её жизни. От осознания того, что ею просто воспользовались, как мясом, выворачивало наружу. Хотелось взорвать всё Бибирево, где он жил, чтобы каждый дом взлетел на воздух. Ведь в каком-то из этих рядов одинаковых многоэтажных «панелек» обитал её обидчик. Проснувшись утром в один из дней, что были после случившегося, странный порыв позвонить Роме и высказать всё, что она о нём думала, поселился в голове у Вики. Ей было мерзко от себя самой, но желание выплеснуть всю боль на Шатунова оказалось сильнее. Дрожащими пальцами она взяла телефонную трубку и аккуратно прокрутила катушку на аппарате, набирая номер по памяти. Три длинных гудка, за которые сердце успело упасть куда-то в пятки и вернуться на место. — Алло? — на том конце провода раздался женский голос. — Здравствуйте, а можно Романа? — максимально спокойно произнесла Вика, сама себе удивляясь. — Его сейчас нет, к сожалению, давайте я передам, что вы звонили, — женщина взяла карандаш и листок, собираясь записать номер. — Как ему передать, кто вы? — Вика, его девушка. — Она не поняла, почему так назвалась. Вырвалось. — Извините, — голос собеседницы стал каким-то удивлённым, — наверное, вы что-то перепутали, потому что у моего сына нет никакой Вики. — Что? — Теперь уже пришло время удивляться Поспеловой. — Он вам про меня не рассказывал, наверное. — Девушка, — интонация на том конце провода стала раздражённой, — у моего сына есть невеста, Настя, они женятся послезавтра. Пожалуйста, не нужно пытаться портить ему жизнь и звонить сюда. Имейте гордость, не навязывайтесь почти женатому мужчине. Если бы нужно было ставить рекорды по тому, насколько сильно человек способен расширить глаза, то Вике впору было побеждать. Она ожидала чего угодно, но не этого. У Шатунова послезавтра свадьба. Есть невеста. Он женится! Человек, который гулял с ней по Москве, встречал с выпускного, который изнасиловал на заброшенной недостроенной фабрике несколько дней назад, готовился обзавестись семьей. Казалось, это всё какой-то абсурд. Не бывает так. Бред сумасшедшего, вырвавшийся из головы больного человека и ставший явью. Появилось желание пойти в милицию, написать заявление, однако порыв быстро пропал. Вика испугалась осуждений, того, что на неё будут показывать пальцем, обвинять, будто сама во всём виновата. Что скажут, мол, «слаба на передок». Что будет чувствовать себя ещё более грязной, чем сейчас. А потому она просто положила на место телефонную трубку, которую всё ещё сжимала в ладони, и из которой доносились звуки коротких гудков. Поспелова медленно съехала по стене на пол, продолжая смотреть своими карими глазами в оцепенении. Только вечером она смогла встать с пола, просидев на паркете часа четыре. Если бы не звонок в дверь, то и спать бы легла прямо там, скорее всего. От резкого звука она вздрогнула. Её теперь вообще пугало каждое движение, каждый шорох. — Привет, гулять идёшь? — Белов стоял в синей олимпийке и как-то грустно улыбался. — Не-а, я сегодня пас. — Вика высунула голову в дверной проём, чтобы друг не увидел сбитые колени, на которых образовались бордовые корки. — Вик, я это, — Саша мялся, не зная, каким образом ей сказать, — в общем, в армию ухожу. Завтра проводы. — Чего? — она надеялась, что ей послышалось. Что это глупая шутка. — Вот так вот, — пожал плечами друг. — Завтра в семь в беседке будем меня пропивать на прощание. Придёшь? — Конечно, — закивала Поспелова, — я буду, обязательно буду. — Отлично. — Белов очень хотел увидеть любимую подругу перед двумя годами расставания, а потому был рад обещанию просвещаться напоследок. — Щас точно не выйдешь? Воздухом подышишь, а-то вон белая, как моль. — Не, я сегодня на домашнем, — максимально искренне улыбнулась девушка и, попрощавшись, закрыла дверь. Она решила, что обязательно завтра придёт. Будет улыбаться, смеяться и болтать обо всём на свете. Вика хотела быть как можно громче снаружи, чтобы боль, сидящая внутри, становилась тише. Чтобы не орала и не пульсировала в её голове. Чтобы отступила на время.

***

В такой родной и знакомой беседке ребята установили небольшой раскладной стол, где уже стояло бутылки три водки, две коньяка, пара банок шпрот в масле, нарезанная варёная колбаса, кусочки чёрного хлеба и овощи. В качестве тарелок использовались целлофановые пакеты, а роли бокалов исполняли пластиковые стаканчики. Вика пришла последней, потому как натурально собиралась с мыслями, чтобы впервые за четыре или пять дней выйти из дома. Она не знала, сколько прошло с того вечера. Хотела сначала надеть джинсы, но те раздирали свежие раны, а потому пришлось нацепить на себя лёгкое синее платье, сверху надев вязаную кофту, ведь вечера были ещё прохладные. На лавках уже сидели все, с кем хотел попрощаться Саша: Фил и Космос разливали «горькую», Соня болтала с Леной Елисеевой, пытаясь успокоить ту, уверяя, что Белый уходил не на долго, что он вернётся и обязательно всё будет хорошо. Наташа устроилась под боком у Вити, который разговаривал с Сашей, сидящим рядом, и поправлял головной убор, которого Вика на нём ни разу не видела. — О, явление Христа народу, — прогремел Холмогоров, замечая Поспелову в темноте, — ты бы ещё завтра пришла. — Отстань, я собиралась долго, — отмахнулась Вика. — Пчёлкин, чё у тебя на голове? — Кепарь, — довольно улыбнулся Витя, обращая на подругу свой взгляд. — Нравится? — Отвратительно, — скривилась та. — Ты на беспризорника похож. — А мне нравится, — губы Наташи растянулись в улыбке, и она ближе прижалась к возлюбленному. — Не удивительно. У тебя мозг, как у инфузории туфельки. Вообще, никаких отрицательных чувств Вика к девушке не питала. Но ровно до того момента, пока она не начала встречаться с Витей. Хотя и сказать, что Поспелова была уж совсем не права, нельзя. Наташа действительно особенными интеллектуальными способностями не отличалась. — Что с тобой? — Саша заметил раны на коленях Вики, когда она села на лавку. — Упала, — коротко ответила девушка. Пускай считают, что у неё «асфальтная» болезнь, которой страдают дети лет до девяти. Да, лучше пусть будет ощущение, будто она, сломя голову, неслась за мороженным и разодрала ноги, чем реальная причина увечий. — Пьяная, что ли, навернулась? — усмехнулся Пчёлкин. — А чё, кавалер не смог удержать? — Рот закрой свой. — Казалось, Поспелова сейчас могла разорвать его за эти слова. Хоть и понимала, что Пчёла не знал ничего, но всё равно не сдержалась от грубости. — Вик, ты чё? — искренне удивился Космос, потому как подобные выражения от Вики были не то что редкостью, она вообще никогда подобным образом не общалась. Если и хамила, то красиво, элегантно, с достоинством. — Да отвалите вы от меня все! — Воспоминания о той ночи опять нахлынули. Опять стали сжирать её мозг. Она не смогла спрятаться от них под крышей беседки. Поспелова выскочила из строения и пошла чуть дальше, к холму, планируя успокоиться и, вернувшись, извиниться за грубость. Сказать, что просто расстроена из-за ухода Белова. Что нервы ни к чёрту. Придумать достаточно складную для всех отмазку. Саша же, который знал Вику, как свои пять пальцев, догадался: здесь что-то нечисто. Ну не могла Поспелова настолько взбеситься из-за глупой фразы Пчёлкина. Она их, словно семечки щёлкала и выплевывала вместе с остроумными ответами. Поэтому такая реакция была ненормальной. — Что случилось? — подходя к Вике, спросил Саша. — Неважно, — отмахнулась девушка. — Поспелова, я тебя двенадцать лет знаю. — Он давил, ведь знал, что по-другому из неё информацию не вытащить. — Извини, юбилей не отметили, — усмехнулась Поспелова. — Хватит язвить, я же по-нормальному с тобой разговариваю. — Саш, я, правда, очень бы хотела тебе рассказать, но… — Вика запнулась. Она не могла ему рассказать. Никому не могла, на самом деле. — Но? — Я даже себе в этом не признаюсь. — Этот тебя обидел? — Белов мотнул головой в сторону дома девушки, напоминая о том, как парень её провожал. — Нет! — она почти крикнула это, сдавая себя с потрохами. — Врёшь! Что он сделал? — Руки Саши сами собой сжались в кулаки, а челюсти стиснулись. Он считал себя практически братом Вики, причём старшим, несмотря на то, что они были одного возраста. Считал себя ответственным за её безопасность с самого детства. — Пожалуйста, давай просто забудем, — она взмолилась и повернулась лицом к другу. Он бы и хотел докопаться, выпытать из неё всю правду, но заметил слёзы, что стояли в глазах и ещё не катились по щекам. Белов собственными глазами видел боль, которую этот разговор причинял девушке, и моментально заглушил своё желание докопаться до истины. Саша молча простоял около подруги несколько минут, пока та не собралась и не улыбнулась ему, извиняясь за то, что испортила проводы. Парень лишь ободряюще сжал её плечо, заявив, что даже если бы она очень захотела это сделать, то у неё бы ничего не вышло. Они вернулись в беседку, которая уже прогнала напряжение, витающее в воздухе после ухода Поспеловой. Никто не хотел этим вечером ругаться, ведь это были последние часы, когда Белов оставался в кругу друзей. Водка стремительно заканчивалась. Девочек алкоголь накрывал намного быстрее, развязывая язык. Уже через час не осталось и следа от неловкости в общении, царящего было по-началу. Витя, скорее бессознательно, с приходом Вики перестал касаться Наташи и целовать её. С одной стороны, он хотел, чтобы Поспелова видела его в объятиях другой, чтобы ревновала, ведь парень понимал: она к нему что-то испытывала. С другой же стороны, Пчёлкин абсолютно не желал, чтобы Поспелова решила, будто у него с девушкой всё серьёзно. Вика с интересом наблюдала, как Наташа вешалась на шею Вити, сидящего с ней рядом и разговаривающего с парнями. А тот то и дело выворачивался, избегал губ, которыми девушка его пыталась целовать. — Что-то не так? — заметив взгляд Вики, спросила Наташа, приподняв бровь. — А? — Конечно, вопрос она расслышала, но надеялась, что девушка его не повторит, и отвечать не придётся. — Чего смотришь? — Да прикидываю, через сколько он тебя кинет, — улыбнулась Поспелова. — А если не кинет? — Пчёлкин слушал этот разговор в пол-уха, отмечая про себя, что кинет. Как только Поспелова даст зелёный свет — сразу же. — Ты такая наивная, даже жаль, — ответила Вика, отпив коньяк, на который перешла. Уже достаточно пьяная Наташа, зыркнув на Витю, который ничего не говорил на это заявление, вскочила с лавки и убежала прочь. Как порядочный парень, Пчёла должен был отправиться за ней. Сказать, что это всё бред, что у Поспеловой «белка» и она несёт всякую чушь. Что он, Витя, конечно же, никогда не кинет Наташу. Что они всегда будут вместе. Но он этого не сделал. Он встал со своего места на лавке и подсел к Вике, которая победно улыбалась, довольная тем, что смогла сделать кому-то больно. Не только же ей страдать. — Давно тебя моя личная жизнь заботит? — Пчёлкин принял максимально расслабленную позу, на которую только был способен, и поправил кепку, что так не понравилась Вике. — Лет десять, — пожала плечами она, припоминая, сколько они знакомы. — Ну, вот и нахера ты с ней так? — Витя мотнул головой в ту сторону, куда убежала Наташа. — А я правду сказала, чего она обижается? — искренне удивилась Вика. — Ты как собака на сене, Поспелова. Ни себе, ни людям. — Тебе же это нравится, — улыбнулась девушка, ещё отпив «коня». — С чего взяла? — А с того, что ты не за ней побежал, а сидишь со мной, разговоры беседуешь. — Пчёлкин лишь рассмеялся. Она была права. Ему действительно не хотелось догонять и возвращать Наташу. Его тянуло сесть к Вике и вести этот дурацкий диалог. Проторчав в беседке ещё около часа и успокоив, вроде бы, третью истерику Елисеевой, компания стала собираться по домам. Вика, будучи самой трезвой из девушек, вместе с Космосом выбрасывала всё, что осталось на столе, в мусорный пакет, параллельно доказывая Холмогорову, что тот пьяный. Он же заявлял, будто вообще как стекло и хоть сейчас может на руках пройтись, если она не верит. Было бы, конечно, забавно посмотреть, как друг навернётся, но перспектива сломанной шеи на проводах не особо «улыбалась». Поэтому Поспелова согласилась поверить на слово. Валера ушёл провожать Софью. Ну, как провожать? Тащить домой. А Саша ждал Вику, планируя отправиться домой вместе. Елисеева шёпотом просила девушку запереть Белова и никуда не выпускать, чтобы тот остался в Москве. Поспелова только рассмеялась и заявила, что сделает всё возможное, когда её окликнул Пчёлкин. — Красавица, отойдём? — тряся пачкой сигарет и показывая в сторону, спросил Витя. Она молча кивнула и жестом указала Саше на Лену, у которой опять начался приступ рыданий. Они шли сквозь деревья в тишине, которую прервала сама Поспелова. — Что хотел? — Поговорить, — кивнул Пчёлкин, прикуриваясь. — Вещай. — Вика от сигареты отказалась, ибо понимала: ещё и никотин вообще убьёт остатки разума. — У тебя с этим додиком всё серьёзно? — Этот вопрос волновал Витю с того момента, как она сказала в подъезде, что влюбилась. — Нет, — коротко ответила Вика. — А как тогда? — Мы, — он меня изнасиловал и завтра женится на какой-то девушке, которая, скорее всего, ни о чём не подозревает, — расстались. — Почему? — Лицом не вышла, — потому что он сделал то, что хотел. — Херово? — Витя бы не задал этот вопрос, если бы не увидел, что Вика плачет. Беззвучно. Горько. — Очень. — Это было правдой. Но не из-за «расставания», конечно же. — Иди-ка сюда. — Пчёлкин выбросил в сторону сигарету, которую толком не выкурил. Притянул к себе Поспелову и крепко обнял, заставляя уткнуться лицом себе в грудь. — Запомни, раз и навсегда: ты охуенная, Поспелова, поняла меня? Ни один мудила твоих слёз не стоит. — Ты тоже? — рассмеялась она сквозь слёзы. — Я тем более, — улыбнулся Витя. Он не выпускал её из своих объятий до тех пор, пока не убедился, что плечи Вики больше не вздымались от частых вздохов и не сотрясались в рыданиях. Ему было важно знать, что она в порядке. Он же даже не подозревал, что этот самый «порядок» попросту невозможен в её ситуации. По крайней мере, не сейчас. Вика бы хотела всё рассказать Вите. К слову, он был единственным, кому она могла бы рассказать, не опасаясь осуждения. Но Поспелову пугало другого. Зная характер Пчёлкина, она боялась, что тот сделает нечто страшное. Девушка прекрасно отдавала себе отчёт, что ни один из четверых её друзей-парней не станет сидеть, сложа руки, и бездействовать после сотворённого Шатуновым кошмара. Вика просто испугалась за Витю, а потому промолчала обо всём, решив, что уж лучше он будет думать, будто они с Ромой просто расстались. Не сошлись характерами, так сказать. Стоя в объятиях Пчёлкина, она приняла для себя судьбоносное решение. Вика не пойдёт учиться на филолога. Не станет изучать всю красоту и сложность языков. Она поступит в юридический. Чтобы такие же девочки, как она сама, не боялись. Чтобы знали, что они не одиноки. Чтобы их обидчики были наказаны.