(Не)Нормальные

1993 год, Калифорния, Вудсборо Знакомый кабинет встречает меня белыми стенами и дорогим паркетом. Мужчина напротив меня, сидящий за письменным столом, приветливо мне улыбается. Видимо, он считает, что без этой его профессиональной улыбки, ему не будут отвечать на вопросы. Но хочу его огорчить, я и с этой улыбочкой не очень хочу с ним разговаривать. На гладких стенах висят множество картин с морем и какими-то полями, так же есть какие-то грамоты за его заслуги. Справа от него, например, висит грамота за хорошую исследовательскую работу. Смешно. Он пытается этими бумажками внушить своим пациентам, что он хороший врач и может нам помочь? — Рад снова Вас видеть, — тёплая улыбка не сходит с красивого лица. Я готова поклясться, что многие девушки ведутся на его обаяние и красивую внешность. Наверняка, много пациенток, которые сидели на моем месте, разговаривали с ним только из-за его мордашки и приятного, глубокого голоса, который заставляет внимательно слушать его, — честно признаюсь, думал, что вы будете пропускать наши встречи. Ваш бывший доктор отметил, что вы редко появлялись на сеансах, — я не могу сдержать недовольного вздоха. Ну конечно же этот старый хрен написал про меня все самое плохое. Интересно, он хоть что-нибудь сказал про меня хорошее? — Не вижу смысла пропускать первые занятия, — я пожимаю плечами, будто это само собой разумеющееся. Мои глаза продолжают блуждать по фотографиям на стенах, изучая каждую деталь. Я не хочу смотреть на психиатра, предпочитая уставиться в одну точку на стене и так просидеть все наше время. — Тогда мне стоит быть готовым, что Вы начнете пропускать после пятого сеанса? — приятный смех добирается до моих ушей, словно паук из моих галлюцинаций, который так и хочет заползти внутрь. Я непроизвольно дергаюсь, вспоминая свой самый страшный звоночек о моей ненормальности, — понравились фотографии? Я их сам сделал, — краем глаза я замечаю какую-то самодовольную улыбочку. Он что, хвастается? — Так Вы, доктор, не психиатр, а фотограф? — я все же перевожу взгляд со стены на Кристофера. Несмотря на усмешку в моем голосе, он не обижается. Кажется, его это даже веселит, если судить по еще более широкой улыбке. Мужчина откидывается на спинку кресла, принимая более уверенную позу и смотрит на меня, как на маленького ребенка, который сделал что-то очень глупое, но смешное. — Это мое хобби. Рад, что мои навыки оцениваются так высоко, раз Вы подумали, что я фотограф, — Уилсон снисходительно смотрит на меня, а я чувствую, как последние крупицы уверенности ускользают сквозь мои пальцы, словно песок. Я ерзаю на стуле, мечтая, чтобы он перестал так пристально смотреть на меня, — Вы начали принимать лекарства? — Да, — вру я, смотря куда-угодно, но не ему в глаза. Я слышу, как тяжело вздыхает психиатр, видимо сразу же понимая, что мои слова — ложь. Я нервно ковыряю болячку на костяшках пальцев, сдирая корочку, которая защищает ранки от инфекций. — Вы лжёте? — уточняет доктор, скорее для приличия, нежели действительно интересуясь. Я сжимаю губы в тонкую линию и неохотно киваю, продолжая свое увлекательное занятия ковыряния ссадин, — что с Вашей рукой? Вы подрались? — а вот теперь я недовольна тем, что надела футболку, а не кофту. Сейчас хочется спрятать ладони в рукавах своей уютной и большой толстовки. — Да, — все также односложно, как и в нашу первую встречу, отвечаю я, не желая, чтобы он копошился в моей голове. Я скрещиваю руки на груди, пытаясь хоть как-то спрятаться и отгородиться от него и его бесячих вопросов. Пристальный взгляд говорит намного больше слов. Психиатр молча смотрит на меня, буквально требуя от меня подробностей, — я ударила кое-кого… — все же признаюсь я, скрипя зубами. Хотя, воспоминания о том, как приятно было ощущать нос Стю под своим кулаком греет душу и даже веселит меня. — Выглядите довольной, — замечает мужчина, все так же улыбаюсь. Я не удивлена, что он заметил перемену в моем настроении, учитывая, как пристально он всегда смотрит на меня. Удивительно, что у меня еще не образовалась дырка во лбу из-за его взгляда. — Я года два мечтала об этом. Если бы я знала, что это так приятно, то сделала бы давно, — я хмыкаю и откидываюсь на спинку стула. Я прикусываю внутреннюю сторону щёки и хмурюсь, понимая, что этот лис нашел тему, которую я могу поддержать. А я ведь повелась и начала говорить. Дура. — Вы понимали, что делаете, когда ударили человека? — хоть его выражение лица остается дружелюбным, я все же улавливаю стальные нотки в его голосе. Я сглупила, когда решила рассказать о драке. Это последнее, что надо рассказывать своему психиатру. А еще до ужаса пугает, что он знает какие вопросы задавать. — Я не понимала… Будто что-то щелкнуло во мне, и я сорвалась… — все же признаюсь я, поднимая голову к потолку. Я прикусываю нижнюю губу, не чувствуя боли. Лишь когда ощущаю металлический привкус, я перестаю терзать губы. Доктор понимающе кивает, и я буквально вижу, как вращаются шестерёнки в его голове. — Почему Вы это сделали? Что он сказал или сделал? Он Вас обидел? — после его вопроса, перед моими глазами снова появляется та самодовольная улыбка Мэйхера, ядовитые слова Билли и сравнение с отцом. Глаза начинают щипать из-за непролитых слез, а в груди образуется комок из гнева, ненависти и обиды. Я привыкла слышать что-то плохое в свой адрес, да и не впервые они упоминают моего отца и его заключение. Но, видимо, мое терпение лопнуло. Наверное, я все же не смогла больше выносить их бессмысленный треп. — Они упомянули моего папу, — я сжимаю подлокотники, как в нашу первую встречу. Но если тогда это было из-за нервов и страха неизвестного, то сейчас из-за других отрицательных эмоций. — Это больная тема для Вас, мисс Нельсон? — я кидаю быстрый взгляд на Кристофера и больше не вижу в его зелёных, словно изумруд, глазах сожаление или что-то подобное. И мне это нравится. Я пожимаю плечами на его вопрос, будто бы не знаю правильный ответ, — хотите еще что-нибудь мне рассказать? Например, какое Ваше самое светлое воспоминание об отце? — Он учил кататься меня на велосипеде, и я попросила показать… Он упал и расцарапал себе все колени с ладонями, — уголки моих пухлых губ слегка подрагивают в подобии улыбки, когда я вспоминаю фрагмент из детства. Сколько же времени прошло? Восемь лет? — мы часто готовили вместе. Но последний год ему совсем было плохо… — Спасибо за откровенность, — доктор довольно кивает и начинает что-то писать. Видимо, снова рецепт для лекарства, — думаю, сегодня закончим на этом. Я попрошу Вас все же начать принимать лекарства. До следующего сеанса, мисс Нельсон. — До свидания, мистер Уилсон, — я забираю листочек из его рук и разворачиваюсь, направляясь к выходу. Удивительно, что он решил прекратить беседу, когда я уже готова была многое ему рассказать. Побоялся, что я не выдержу такого откровенного разговора? В любом случае, я благодарна за это. Моя дамба уже даёт потихоньку трещины, а если бы мы продолжили, я бы разревелась перед ним. Мои брови удивлённо ползут вверх, когда на парковке рядом с клиникой я замечаю знакомую машину. Я непроизвольно сжимаю в ладонях злосчастный рецепт и неохотно иду к автомобилю, начиная ненавидеть этот проклятый день. Я сажусь в легковушку, не поднимая взгляда со своих рук. Смотреть на женщину нет ни желания, ни сил. Впрочем, Клариса тоже не горит особым желанием разговаривать и разглядывать меня. Мы едем до дома в гробовой тишине, даже музыки не было, чтобы хоть слегка разрядить обстановку, мы заезжаем лишь только в аптеку за лекарствами. Надо было разорвать бумажку на мелкие кусочки, как в прошлый раз. Мы выходим из машины, когда приезжаем к конечному пункту назначения. Дом встречает нас все той же унылой атмосферой и облезлым сайдингом. В мыслях мелькают воспоминания из детства, когда этот дом был чуть ли не эталоном семейного жилища. Да, отец всегда старался, чтобы я жила в хороших условиях. Сейчас же, когда за всем следит лишь моя мама и я, это здание можно сравнить разве что только с хижиной лесника. Еще чуть-чуть и лианы начнут расти по сайдингу, пробираясь в комнаты через окна. Но не только мне было плохо с «уездом» отца. Мама пережила все это с еще большей болью, нежели я. Клариса любила Винсента сильнее всего в этом мире. Она отправляла каждый раз мужчину к врачам, чтобы болезнь не процветала. А тот в свою очередь, лишь отмахивался от заботы женщины, говоря, что с ним все в порядке. И вот к чему привело его безразличие к своему здоровью. И вот до чего довожу себя я своим глупым и детским нежеланием разговаривать со своим психиатром и отказом принимать лекарства. — У меня завтра выходной… — говорит мама, с прищуром осматривая каждый угол гостиной, — надо прибраться, — я киваю, понимая, что не имею права отказаться. Мы и так редко проводим генеральную уборку, предпочитая заниматься другими делами, — проветри свою комнату. Я буду косить траву, а ты убираться внутри. *** Я стою на коленях на крыльце и пытаюсь оттереть грязь, которая похоже уже намертво въелась в старые половицы. Чёрные волосы лезут в рот и глаза, порядком мешая моему увлекательному занятию. Сколько бы я не терла эти доски, вода все продолжает окрашиваться в грязный цвет. Коленки уже начинают болеть, а спина отваливаться из-за неудобной позы. — Попробуй использовать моющее средство. Вдруг поможет, — с насмешкой советует парнишка. Билли облокачивается локтями на забор и внимательно изучает мое творение. Я опускаю голову на пол и рассматриваю грязные разводы. — Я так и делаю… — бормочу я, возвращаясь к своей работе. Мои ладони раскраснелись из-за ледяной воды в ведре, а ранки слегка щипали из-за моющего средства. — Мда… — шепчет Лумис, но до моего чуткого слуха доносится каждая его фраза. Я недовольно сжимаю губы в тонкую линию, чувствуя себя некомфортно под его пристальным взглядом, — перчатки придумали просто так? Что ты собираешься отмывать такой грязной водой? Ты не видишь, что еще больше разводов оставляешь? — какого черта? Вот зачем он ко мне сейчас пристал? Ему что, заняться нечем? — Что тебе нужно? — зло рычу я, отбрасывая тряпку в сторону и поднимая на него глаза. Я сжимаю онемевшие ладони в кулаки, готовая наброситься на него в любой момент. Уверена, меня даже забор не остановит. — Жалко выглядишь, — Билли пожимает плечами, а я уже готова вцепится зубами ему в глотку, — кстати, ты сломала нос Стю, — как бы между делом говорит кареглазый. Самодовольная улыбка расползается по моему лицу, и это не ускользает от его внимания, — он очень зол. Мой тебе совет, как бывшей подруге: не попадайся ему на глаза, — интересно… Так он считал меня в детстве подругой? Даже я так не думала, — он, конечно, вряд ли поднимет на тебя руку, но жизнь попортит. — Очень мило, что предупредил меня, — раздражённо бормочу я себе под нос, поднимаясь с колен. Бредовая затея рождается в моей голове и не хочет покидать, словно зараза. Все остальное меркнет на фоне одной простой мысли, и я без раздумий повинуюсь. Пара секунд и вот я уже стою перед парнем, нас разделяет лишь небольшой заборчик, но он не мешает мне. Мне ничего не мешает сделать, то о чем я думаю. Билли с интересом наблюдает за мной, даже не подозревая, что я планирую. Он расслабленно стоит, все также облокотившись на заборчик. Секунда и карие глаза удивлённо округляются. Белая майка окрашивается в грязно-коричневый цвет и липнет к телу, а пряди волос безобразными сосульками повисают вниз. Причёска, над которой вероятнее всего очень старались, портится. — Сука! — Рычит Билли, отшатываясь от меня назад и чуть ли не падая на землю, — ненормальная! Тебе стоит проверить свою голову! — мое сознание проясняется, руки начинают дрожать от страха. Но страха нет из-за последствий в виде мести Лумиса, а за то что я не отдавала отчета в своих действиях. Ведро выпадает из моих ладоней на землю, и я убегаю домой, пытаясь спрятаться от своих мыслей. Только не это. Пожалуйста, я умоляю, пусть это будет не очередной симптом.