或許全部 - ВОЗМОЖНО ВСЕ

      Тяньянь был благодарен Лю-чжи за то, что она была рядом и не давала ему натворить глупостей — разумом. Но как же её почти постоянное присутствие раздражало! А когда рядом не было её — поблизости ненавязчиво оказывались старые приятели. Что Линьян, что Чэнмин нынче заделались солидными мужами (Чэнмин даже успел жениться!), и потому неодобрительно поглядывали каждый раз, когда он норовил сорваться с места — и хоть одним глазком пойти глянуть, как там его милая Аи.       Неодобрительные взгляды на него действовали плохо, но Чэнмин, как человек женатый и потому считающий себя вправе поучать других, как обходиться с девами, пообещал, что не пожалеет собственного здоровья, если Тяньянь вздумает нарушать приличия и досаждать невесте больше дозволенного. А Линьян прибавил, что не даст жертве друга пропасть даром, и пока тот навлечет на себя тысячу бедствий — он побежит за помощью к главе.       Приходилось держать себя в руках и ждать малой поблажки: гэ обещал, что по окончании охоты позволит им свидание. Вот только Ян зря не обратил внимания на лиловых гулей в его глазах: свидание-то было, да только под таким строгим надзором и приглядом, что и не свидание вовсе! Ей-ей, да ему даже мелкая пигалица Цин взглядом пообещала руку откусить, когда он украдкой кончиками пальцев с Аи соприкоснулся под столом!       Но он не мог на них долго сердиться. Ни на кого из них, тем более что действительно скучал по своим шиди и шимэй. Даже учитывая то, что скучать ему было особо некогда — сперва охота за темным, потом он отлеживался после нее, а потом Чжань-гэ припахал его к работе так плотно, что Тяньянь порой жаловался на его тиранию сестрице Байхуа! А потом уже была эта охота в Ичэне, после нее он вдоволь наслушался про всю веселую компанию — и хвалы, и яду (как говорил гэ — греть уши всегда полезно!). Правда, стоило ему услышать что-то нелестное про Аи (он не станет ломать тому говнюку из Лань ноги, с младенцами он еще не связывался!), гэ пришлось отослать его под благовидным предлогом: после ранения контроль над пламенем стал хуже, со временем это должно было исправиться, но пока его — времени — прошло слишком мало, и никому не надо было знать о его проблемах. А когда наследник Вэй идет и в прямом смысле дымится и искрами разбрасывается… В общем, он даже не попрощался с Аи!       Вот таким — расстроенным и плохо себя контролирующим — Яну ни в коем случае нельзя было показываться на людях. Соответственно — никаких ночных охот, разве только втроём с друзьями и недалеко от Чуньцю — что всё равно что никаких. Но и ничего не делать тоже было невозможно: Ян от скуки зверел, и сам боялся приходящих ему на ум идей.        Озарило его через пару дней маяты с бумагами (с которыми Ян, конечно, ладил, но не в таких объёмах!), когда он по новой привычке перебирал в задумчивости пальцами серьгу. Аи ведь подарила ему свои любимые серьги! И в Буцзинши ей украшения, конечно, были не нужны, но из Буцзинши она вскоре вернётся. А значит, стоило изготовить замену. И возможно, ещё одни — как подарок. А ещё требовался полный комплект украшений на свадьбу, которая была уже не так далека!       С этим Ян и пошел к гэ. Тот одобрил и добавил, что тонкая работа над артефактами и для его контроля ци будет полезна — и отдал мастерскую в его безраздельное пользование. И вот теперь хихикал, оглядывая выставленные на полках шкатулки и подушечки:       — Не маловато ли будет? Может, еще пару неделек тебе дать?       Контроль над пламенем Ян вернул в полной мере (а тот серебряный слиток и нефриты… ну, он возместит, если гэ спросит), а про «мало» гэ, конечно, сказал в шутку… Или нет? Может, действительно, мало? Надо еще?       — Ян, отомри!       — А?       — Этого достаточно. Даже если дважды одно украшение не надевать, здесь хватит на год.       Это было явное преувеличение, но Тяньянь знал, что Аи в принципе нечасто надевает что-то, кроме скромных девичьих сережек, а из колец он на ней только лучное и видел.       — Я… погорячился, гэ? — растерянно глянул он на брата.       — Немного. Но я тебя понимаю. Половины этой ювелирной лавки точно хватило бы на свадебные дары.       — Тетушка Цин, как и тетушка Яньли, украшениями не увешивается, — буркнул Ян, но к сведению принял.       Придется перебрать натворенное и выбрать только самое-самое лучшее для Аи. А остальное… Ну, в свадебные дары так в свадебные дары.

***

      Когда в Чуньцю наконец вернулись сяо-чжинюй Цин и Юань-шиди, Ян перебирал драгоценности уже по второму разу. И усилием воли продолжил, давая им пару дней на обустройство, прежде чем зазвать к себе на чай — и хорошенько расспросить обо всём, что с ними — и не только с ними — происходило в Буцзинши.       Первой ему удалось поймать Цин-чжи. В тот единственный раз, на празднестве после очищения Ичэна, им так и не удалось толком пообщаться — Яну было, сказать честно, не до неё — и теперь он с изумлением замечал, насколько наглая пигалица изменилась.       Пигалицей Вэй Цин уже не очень-то и получалось назвать — не потому, что она подросла, это точно нет. Но её речи обрели небывалую прежде взвешенность, а острота языка пусть и не сгладилась, но спряталась, как клинок в ножнах, до подходящего времени. Ян был приятно удивлен подобной переменой. Настолько, что за формой едва не упустил суть.       Суть была в том, что Цин собралась замуж. За наследника Оуян. Вот прямо серьёзно, гэ уже даже успел переговорить с отцом жениха. И не то что бы Ян считал, что Цин-чжи никогда не выйдет замуж — скорее просто не думал об этом. Он… не заметил, что вырос не только он.       И, погруженный в свои мысли, чуть не упустил ещё одну новость. И только многолетние тренировки от гэ помогли ему сдержать изумление и ярость, когда он услышал брошенное вскользь:       — … Ну, со мной-то и так всё ясно, а вот что эти «бииняо» будут делать — я понятия не имею.       Он даже переспросил, пытаясь сперва уверить себя, что не так понял сяо-чжинюй:       — Бииняо?       Цин-чжи прикрыла кончиками пальцев губы и как-то виновато опустила глаза.       — Шуфу, считай, что я тебе ничего не говорила, потому что я не должна была этого делать.       — Цин-сяочжи, ты уже сказала, и я хочу выслушать твою версию. Но, конечно, я сделаю вид, что ничего от тебя не слышал, — натянуть ласковую улыбку на желающие сжаться в ярости губы стоило ему труда.       Вэй Цин его притворство, судя по промелькнувшему на лице легкому испугу, не обмануло. Он в принципе давно замечал, что девчонка довольно проницательна, а теперь, после уроков Хуалун-цзюня и тетушки Яньли, это ее качество стало похоже на её же тешань: за ярким шелком не каждый разглядит бритвенной остроты ребра.       — Вот знаешь, шуфу, у Гусу Лань раньше было такое правило, запрещавшее обсуждать людей за их спинами. Хорошее правило! — завернувшись в привычный образ нагловатой и разбитной босячки, Цин рискнула быстро попрощаться с ним и сбежать, увиливая от разговора.       Ян продышался от ярости и пошёл спрашивать ответ у гэ. Почему он ничего не знал? Он, в конце, концов, Наследник ордена! Он должен был первым узнать о такой важной вещи, как возможный переход его предполагаемого чжушоу в другой орден!       Этот, наследник Лань, тоже хорош. Ему своих адептов мало было, что он чужих вздумал переманивать? А в этом-то как раз никаких сомнений, несмотря на слова сяочжи, тоже не было: у глав Лань был только один наследник, и его никто в чужой орден не отпустил бы.       Перед дверью приёмного покоя гэ пришлось остановиться и снова продышать злость, чтобы не опозориться и случайно чего-нибудь не сжечь. Гэ был там, вместе с мужем, он слышал их спокойные голоса, и тем хуже давался ему контроль за своей яростью. Но Ян все же переборол себя и постучал. И вошел после разрешения спокойно, словно один беглый взгляд на гэгэ позволил ему окунуться в окружающее их почти зримое облако цзюнь-ци и очистить сердце.       — Минфэн, взгляни на него, — усмехнулся гэ, поманил ближе, притянул к боку, словно Ян не перерос его уже на голову, а оставался ребенком, которого можно укутать широким рукавом. Честно говоря, иногда очень хотелось! — Контроль за пламенем вернул в полной мере, даже на кончиках волос нет искр. Но как полыхает внутри. Да, А-Ян?       Ян яростно фыркнул, не видя смысла отрицать очевидное. Пускай он и научился контролировать свой нрав, но мягче тот не стал. И ему опять потребовалось приложить сознательное усилие, чтобы подойти к делу бережно, а не переть напролом, как хотелось — и как он привык.       — Мои шиди и сяочжи вернулись с обучения не только преисполнившись мудрости, но и привезли домой повод для двойного счастья. Будь Чуньцю Вэй чуть беднее — я бы опасался, что мы разоримся на приданом для невест.       — Слишком много яда, диди. Что разозлило тебя больше всего? Не чудом устроившаяся судьба сяо-чжинюй, ведь так? — негромко и совсем без улыбки спросил дагэ.       Минфэн же кивнул и тоже глянул с пониманием и сочувствием. Ян вдруг вспомнил, что шиди Чансинь вообще-то его личный ученик, который еще не завершил обучение, а кроме того, с которым у эргэ весьма тесная и глубокая наставническая и духовная связь.       — Меня расстроило то, что я обо всём узнаю последним и случайно. Чансинь — мой чжушоу, так почему о том, что я вскоре его лишусь, я узнал не от него? Мне вообще собирались говорить — или просто поставили бы перед фактом, когда назначили дату свадьбы?!       — Неужели ты так плохо знаешь своего чжушоу? — сощурился гэ.       И замолк, явно не собираясь говорить что-то ещё. Ян стиснул зубы и задышал на счет, усмиряя гнев: претензии во всяком случае следовало высказывать не дагэ и эргэ, они, пускай и были Чансиню главой и учителем, за него не думали. Шиди всегда был достаточно самостоятелен — и все важнейшие решения в своей жизни принимал сам.       А ещё был дотошен и ненавидел показывать незаконченную работу, так что будь ситуация менее щекотливой, Ян и вправду мог бы узнать о том, что у него кто-то есть, лишь получив приглашение на свадьбу.       Но сейчас дело было не только в свадьбе. Их с Лань Цзинъи отношения затрагивали слишком многое — от внутреннего уклада Чуньцю Вэй до межорденской политики, и именно из-за своей дотошности Чансинь не пустил бы подобное дело на самотёк, не уведомив все заинтересованные стороны. Тогда чего он ждёт?       — И чего он ждёт? — Ян позволил задаться этим вопросом вслух.       — Думаю, набирается решимости и ждет, пока ты перекипишь, — вот теперь гэ усмехнулся. — Уверен, Чансинь догадывался о том, что Цин все же выдаст тебе его секрет, уж за все годы, что они общаются, он успел хорошо узнать нашу яннюй. Но не только этого. Собери терпение в кулак, А-Ян. Чансинь никогда не скрывал от тебя чего-то настолько важного. Но сейчас это все внове и ему самому, а с новым состоянием следует еще свыкнуться.       — Я не готов к ответственности за клан, — Ян опустил голову и позволил себе уткнуться лбом в плечо дагэ.       — Я знаю. И не потребую от тебя этого столько, сколько тебе понадобится времени, чтобы ощутить себя готовым. Отпустить тебя на ночную охоту куда-нибудь на север?       Ян вполне серьезно обдумал это предложение. Но нет, вот именно сейчас он хотел быть здесь и внимательно отслеживать действия и решения своего шиди. И не заставлять его ждать, когда тот обретет внутреннюю готовность к разговору.       — Займусь расширением мастерских с сестрицей Байхуа. Она просила помощи уже давно, но у нас же то темные, то охота.       Сянь-гэ рассмеялся и отпустил его, позволяя выпутаться из рукавов и заняться, наконец, чаем с обретенным равновесием и спокойствием.

***

      Ян терпел как мог и не начинал разговор первым. Занятость в шёлковых мастерских, вне центральной резиденции ордена, этому очень помогала, давая достойный повод держаться от Чансиня подальше. Потому что в редкие личные встречи держать язык за зубами становилось сложнее с каждым разом! Но полностью отстраниться у Яна не вышло: он не вытерпел и окольными путями вызнал, чем Чансинь сейчас занят и с кем общается. Как оказалось, ничем особым: он честно исполнял обязанности дашисюна и тренировал шиди… Правда, манера тренировок у него изрядно изменилась. Как и то, кому и чему Вэй Чансинь уделял внимание в первую очередь. Перебрав в уме имена и сравнив способности, Ян заподозрил, что Чансинь уже начал натаскивать кого-то на своё место.       Злость от этой мысли пришлось стравливать в тренировке с дагэ: то есть, Чансинь уже и за Яна решил, кто будет ему наилучшим помощником, а о самом главном сказать так и не собрался?!       И все равно он терпеливо подождал еще две недели. Сам себе был удивлен, чтоб сразу столько терпения на один и довольно острый вопрос. Но гэ хвалил, как умел только он, с легкой насмешкой и гордостью за достижения младшего, и Ян старательно держал себя в кулаке. И наконец дождался.       Уж на что он был опытным бойцом и заклинателем, а Чансинь умудрился подойти неслышно, замер в поклоне:       — Дашисюн. Может ли этот шиди просить о разговоре?       Яна как иголкой кольнуло: ну наконец-то собрался, и года не прошло! Собственные язвительность и нетерпение опять пришлось усмирять, прикусывая язык — и удалось не очень:       — Конечно, шиди. О чём ты хотел сказать?       Судя по виновато опустившимся глазам — невольно вырвавшийся намёк вышел слишком ясным.       — Дашисюн уже знает, — вздохнул Чансинь. — Этот глупый шиди догадывался, что так будет, но все же надеялся, что ему позволят быть первым, кто все расскажет старшему и попросит его совета. А теперь дашисюн злится на этого шиди.       Отрицать очевидное — то есть свою злость — Ян не стал. Но что возразить у него всё же нашлось:       — Как я могу знать о том, о чём мне никто не говорил, шиди? А мне, знаешь ли, никто ничего не сказал.       Потому что да, Ян пытался вызнать подробности: и у той же Цин-чжи, и у гэ. И тот, и другая юлили как могли; Цин сбегала и прикрывалась Сяо Синчэнем — с укоризненным взглядом которого даже у Яна спорить не получалось, а гэ просто хихикал и сам начинал задавать каверзные вопросы, заставляя сбегать и краснеть уже Яна.       Так что Ян знал только, что Вэй Чансинь спутался с Лань Цзинъи, и что вроде настроен серьезно — и больше ничего! От того, чтобы написать самому Цзинъи и потребовать объяснений, Яна удерживало только нежелание позориться: как же, наследник клана в чужом ордене ответа о своих адептах требует!       — Правда? — тем не менее просиял Чансинь, и желание злиться на него, глядя в засветившиеся небесной синью глаза, начало утекать, словно песок сквозь пальцы. — Тогда дашисюн потом скажет этому скудоумному, чем удостоился его злости, а сперва выслушает и, может быть, не оставит своим мудрым советом? Дашисюн взрослый муж и уже знаменитый заклинатель, этот глупец готов положиться на его опыт и знания!       Яну, может, и давно не доводилось общаться с Лань Цзинъи достаточно лично и близко, но вот эту манеру смотреть большими умоляющими глазами он узнал однозначно. Маленький Вэй Юань, в отличие от карапуза А-И, в детстве никогда не был достаточно бесстыден и нагл, чтобы клянчить с таким выражением лица. Ян не удержался от шпильки:       — Даже не знаю, стоит ли удивляться, что, связавшись с гусем, ты сам начал крякать, но подобный подхалимаж и Лань Цзинъи редко помогал. Говори, шиди. А то чем дольше я остаюсь единственным слепцом среди зрячих — тем сильнее, знаешь ли, злюсь.       — Ну, дашисюн, иногда у Лань Цзинъи все же получалось чего-то добиться вот так, — снова вздохнул Чансинь. — И этот шиди не то, чтобы связался… Или все же да? Вот, — он вытянул руку и поднял рукава, обнажая увитое белым шелком с облачной вышивкой предплечье. — Я знаю, что это — самое серьезное предложение, которое только может сделать Лань. И я знал, что делаю, принимая эту ленту. Я знал, что это послужит скалой, рухнувшей в озеро с утеса, и поднимет волны. Но еще не сейчас, дашисюн. Оставлять тебя этот шиди не намерен, пока ты сам не одобришь того, кто сможет меня заменить. Я раздумывал над несколькими кандидатурами, но не выбирал никого без твоего слова.       Ян кивнул, молча переваривая увиденное. Сколь бы легкомысленен ни был Лань Цзинъи, а если бы не был уверен в своём решении, клановую ленту отдавать бы не стал. И Чансинь не стал бы принимать её и показывать посторонним — если бы не был уверен так же.       Яну оставалось только смириться — и подготовиться. Ко встрече с пакостником Цзинъи, которому он собирался при первой обоснованной возможности навалять за то, что уводит у него лучшего адепта — в том числе.       — Рассказывай. Кто, по-твоему, подходит, и когда ты сможешь его подготовить, о чём вы с Цзинъи договорились в долгосрочной перспективе и о чём договорились с Сянь-гэ, и с главами Лань — всё рассказывай!       Чансинь улыбнулся — уже своей, искренней и мягкой улыбкой — и принялся рассказывать, как и было сказано, хотя и явно не всё, уж Ян-то понимал, что шиди упускает в своих рассказах, нежно алея щеками и блестя глазами. Счет к Лань Цзинъи рос, как змей-измеритель над незадачливым заклинателем.       

***

             Шагнув на старый скрипучий помост главного пирса Пристани, Аи зажмурилась и глубоко-глубоко вдохнула воздух, пропитанный всеми теми запахами, что были всегда привычны для озерного города и резиденции Речных Драконов Цзян.       Как же она, оказывается, скучала! И по вот этому едва заметному аромату расцветающих лотосов, и по куда более сильному — тины и пропитанного водой дерева, и вот по этой аппетитной нотке жареной рыбы от лотка тетушки Цо, и по сладкому запаху карамели и ягод от соломенного лотка дядюшки Мун, сплошь утыканного палочками танхулу!       А-Цяо рядом сделал такой же глубокий вдох, хотя в лице — Аи специально посмотрела — как всегда, не изменился.       Аи не сразу заметила, но матушка встречала их на причале. Чуть в стороне, чтобы не мешать лодочникам, но сейчас подошла ближе. Аи почувствовала, как щиплет глаза, и бросилась вперёд, в раскрытые навстречу руки.       Кажется, за этот год она чуть-чуть переросла маму…       Когда Аи достаточно наобнималась, чтобы обращать внимание на окружающий мир, то заметила, что отец а-Цяо тоже их встречал. И они уже поприветствовали друг друга. И вообще ждали только их с матушкой, чтобы пойти наконец домой.       Где-то за Цзянмэнь на них налетели братья Аи, — удивительное дело! — совсем забыв о том, что еще год назад кичились своей взрослостью и избегали «девчачьих нежностей». Родители не стали их одергивать, что тоже было удивительно, особенно, для матушки, а Аи отметила, что эти два молодых господина, пожалуй, скоро уже догонят в росте не только ее, но и отца.       — А-Жун, А-Минь, я так соскучилась!       Пока ее не было, даже А-Минь успел получить свой меч и имя учтивости. Как много она пропустила! Но… совсем скоро она и вовсе уедет из отчего дома в собственную семью, и тем более не будет участвовать в повседневной жизни родителей и братьев… Вдруг так захотелось засесть дома и носа не казать за стены родной Пристани! Но Аи уже не была ребенком и понимала, что так быть не может, да и сама она в четырех стенах долго не просидит — беспокойное пламя в ее крови потребует движения и свободы. Так что об этом она промолчала. Но было кое-что, о чем она уже больше не могла молчать.       Этот разговор зрел в ее голове уже год, так что, едва обжившись в своем павильоне заново, наговорившись и надурачившись с братьями, познакомившись с новыми учениками и поумилявшись тому, какие они все маленькие, но такие серьезные! — неужели и они такими были когда-то? — Аи собрала все свое мужество и решимость в кулак. На это ушло дней пять, не меньше. Она то порывалась пойти и поговорить с матушкой и отцом, то теряла запал и кусала губы, пытаясь придумать и подобрать верные слова.       У Аи не получалось. Она была воспитанной молодой госпожой, но характером пошла в родителей, а ни отец, ни матушка не отличались мягкостью и деликатностью.       Досады добавляли ещё и платья. В прошлом году, к помолвке, ей нашили более чем достаточно… Но за год Аи ещё выросла! И теперь подолы и рукава требовалось удлинять. И матушка настояла, что ей нужно ещё одно, на этот раз, коль уж Аи теперь помолвлена — можно и в цветах клана жениха…       Пришлось снова стоять и терпеть примерки. И у матушки снова было то самое выражение лица. Аи, и так раззадоренная нелюбимым занятием, сжала зубы — да сколько можно!       Если бы в покоях ещё оставались посторонние — Аи сдержалась бы. Но мастерица закончила и вышла, давая Аи переодеться — и она не стала. Наоборот: нахмурилась и сжала губы, ужесточая лицо, нарочито по-мужски крутанулась на месте…       — Мама, перестань! Хватит так на меня смотреть! Владыка Вэнь мертв, и даже со всем, что он совершил — не заслужил, чтобы потомки помнили его только как чудовище!       О вырвавшихся в запале словах Аи пожалела в тот же миг: мама дернулась, словно от удара, и заледенела лицом. Жёстким голосом, которым обычно говорила с провинившимися слугами, спросила:       — Кто рассказал тебе о Вэнь Жохане? — впрочем, произнеся имя, матушка опомнилась и взяла себя в руки. Оглянулась на дверь, за которой ждала мастерица, и сказала: — Поговорим позже.       И вышла. Аи осталась сжимать кулаки и дышать на счёт. Гуй побери, она же хотела начать этот разговор как-то помягче! Сянь-бобо и Хуалун-цзюнь ее бы не похвалили… Но, с другой стороны, разве мама сама не учила ее, что с некоторых ран повязки стоит не отмачивать, а срывать? Аи посмотрела на себя в зеркало, пытаясь увидеть то, что видели другие, в отражении полированной меди. Но видела, как и прежде, только себя саму.       Матушка вернулась, не прошло и кэ. Встретившись с нею взглядами, Аи внутренне вздрогнула: знала она такие! Матушка за эти считанные фэни успела себя накрутить и готова допрашивать ее, как иногда допрашивает своих пациентов, которые пытаются не рассказывать всего, чтобы не выставить себя идиотами. Но Аи уже решила: она ничего не будет скрывать и расскажет сама. Рану в маминой душе следует вычистить. Сянь-бо был прав.

***

      Когда Аи закончила пересказывать свои злоключения — встречу с главой Сэ, разговоры с обоими дядями и свои впечатления от дневника старого главы Не — мама сидела, опустив голову и даже, кажется, чуть ссутулившись. Слегка покачала головой и подняла взгляд на Аи:       — Мне жаль, что старая боль настолько ослепила меня, что я не заметила, как раню тебя, солнышко моё.       Аи подорвалась с места и бросилась к маме, обняла её за плечи:       — Мам, ну не в этом же дело! А в том, что тебе вообще до сих пор больно. Ты ведь целитель, ты ведь и сама знаешь!       — Некоторые шрамы всю жизнь будут отзываться на погоду, и даже целитель не сможет ничего сделать.       — Неправда! — запротестовала Аи, вспомнив в который уже раз бофу Усяня, а теперь еще и его мужа. — И ты тоже это знаешь, мамочка! Мама, послушай… Может быть, ты договоришься с дядей Цзюэ и прочитаешь те дневники?       Матушка помолчала и вздохнула:       — Не знаю, насколько уж они могут мне помочь. Но вот твой неугомонный бобо Усянь недавно прислал такое очень официальное приглашение мне в Чуньцю…       Аи затаила дыхание. Почему-то ей показалось это очень важным, хотя она и не знала, почему. В преддверии будущей свадьбы, пусть до нее еще немногим меньше года, ей любое событие в их семьях казалось очень важным, словно каждое становилось шелковой нитью, из которых должно было соткаться полотно их жизни.       — Ты пойдешь?       — Считаешь, он может сказать мне что-то, чего я не знаю?       Аи прильнула к матушке теснее, обнимая и ластясь, словно ей пять, а не почти семнадцать:       — Мамочка, мамулечка, а вдруг скажет? Пожа-а-алуйста! Я так хочу, чтобы тебе стало не больно!              Матушка вдруг рассмеялась и принялась ее щекотать:       — Ах, хитрая лисичка! Против меня — моими же заклинаниями?       Аи, хихикая и почти не уворачиваясь, мысленно согласилась: когда она была совсем маленькой и капризничала, если случалось заболеть, матушка говорила ей так же, заставляя проглотить горькую пилюлю или снадобье.       — Ты же моя мамочка, я у тебя учусь всему-всему, — надурачившись, Аи уткнулась матушке в плечо носом, вдыхая привычный с рождения травяной аромат, пропитывающий ее одежды и волосы. Хотелось подольше вот так посидеть, надышаться впрок. Потому что уже через год она сможет делать это только изредка, а не в любой момент, как сейчас.       Спрятав лицо, Аи не видела, с каким усилием воли ее мать загнала слезы, готовые пролиться, обратно, и заставила свои руки не дрожать.       — Ты права, мое солнышко. Я схожу в Фэнхуан Во и поговорю с Усянем. Если он знает что-то, что следует знать и мне… Как ни странно, но до сих пор твой разбойный бобо ни разу не ошибся в своих суждениях о людях и событиях, в отличие от меня. Пожалуй, я могу успокоить свое сердце хотя бы в том, что отпущу тебя в семью, где он — глава.       — Ну мама-а-а!       — Твой Ян еще не дорос до этой отметки, — наиграно-непримиримо фыркнула матушка.

***

      Матушка в самом деле освободила себе день и отправилась в Фэнхуан Во. Но в итоге ее не было почти трое суток, а вернувшись, она выглядела очень странно, утянула отца в дальнюю беседку на озере, которая вообще вскоре исчезла под воздействием артефакта сокрытия. А когда они оттуда вернулись… Матушка словно сбросила с плеч что-то очень тяжелое. Аи видела это не глазами — внешне ничего не изменилось, матушкина осанка и прежде была гордой и безупречной, а движения — плавными и сдержанными. Но сейчас словно бы что-то у нее внутри перестало сковывать.       Улучив момент, Аи пришла к ней в кабинет, когда там было пусто.       — Мама? Помочь тебе с травами?       Мама усмехнулась:       — Раньше ты сразу спросила бы в лоб, а теперь выбираешь окольные пути? Уроки Не Хуайсана даром не прошли.       Аи скромно сложила руки, опустила голову и похлопала ресницами, демонстрируя готовность и дальше пользоваться приобретенными навыками. Матушка рассмеялась и погладила её по волосам.       — Мне очень приятно, что ты так волнуешься о моем душевном здоровье, солнышко. Могу уверить тебя: теперь с ним все будет хорошо. Но расспрашивать не стоит. Есть вещи, которые я не готова обсуждать даже с тобой. Как и у тебя наверняка есть или вскоре появятся такие вещи или переживания, которые ты не сможешь доверить ни мне, ни кому-то еще.       — Я понимаю, мама. — Аи привычно пристроилась рядом с ней и потянулась к готовому для ощипывания пучку сецао. — Но… Тебе легче?       — Намного. Хм, а ты набила руку на травах. В Гусу?       Аи приняла смену темы с некоторым даже облегчением, хотя ей и было страсть как любопытно узнать, что такое любимый бобо сотворил с матушкой, что помогло ей вычистить старую рану. Но и матушка была права: не обо всем можно было рассказать, тем более ей. Так что она принялась болтать о наставнице Лань Жоуцин и пересказывать узнанные от нее рецепты, потом разговор свернул на рецепты вообще, и она рассказала, восторженно придыхая, как тетушка Яньли учила их с Вэй Цин и сяо Лань готовить некоторые свои любимые блюда в свободное от учебы время.

***

      Аи наконец расслабилась — и начала по-настоящему наслаждаться мирными днями дома. Её свадьба с Ян-гэ пусть достаточно медленно, но приближалась, у матушки на душе наконец было мирно, отец и братья были здоровы и счастливы — самой Аи для окончательного довольства жизнью не хватало только почаще видеть жениха. И когда отец позвал её к себе в кабинет с лицом, которое делал только перед по-настоящему серьезными разговорами — искренне недоумевала, в чём причина.       Отцовский кабинет Аи знала, как свой собственный павильон, к тому же отец был кое в чем на редкость консервативен, так что все знакомые с детства вещи все еще стояли на тех же самых местах и не менялись ни на что новое. Аи со смущением заметила отпечаток крохотной детской ладошки на ширме, так и не стертый, и плетеную из тростника вкривь и вкось коробку, стоящую на стеллаже, уже едва вмещающую разномастные свитки и листы бумаги, изрисованные и ее руками, и руками ее братьев. Отец хранил все это… Ей словно накинули на плечи теплую накидку, подбитую лебединым пухом, так стало тепло на сердце.       Но тем не менее поклонилась Аи так, как полагалось приветствовать главу ордена.       — Вы хотели видеть эту ученицу, цзунчжу?       Отец слегка поморщился, повел головой, словно пытаясь ослабить натяжение зачарованной ленты, стягивающей в тугой пучок его волосы.       — Я хотел видеть тебя, Аи. Разговор будет важным, но как отца с дочерью.       Он помолчал, собираясь с мыслями, Аи не торопила, нервно перебирая кисточку на рукояти Тайсинь. Наконец, он заговорил:       — Аи. Маленькая моя, ты… скоро выходишь замуж… — на этих словах лицо отца скривилось в недоумении, словно он никак не мог поверить, что это вообще происходит. Аи слегка склонила голову, чтобы не смеяться над ним совсем уж в лицо, это было бы неуважительно. — Вэй Усянь и его воспитанник — те люди, которым я могу доверить тебя без сомнений, и Чуньцю тебе — второй дом, и я не могу быть не рад этому. Но как твой отец — я не могу не беспокоиться в первую очередь о твоей безопасности.       Отец замолк, снова явно подбирая слова, и Аи позволила себе улыбнуться открыто. Успокоила:       — Отец, со мной всё ещё будет А-Цяо. Он уж точно не даст меня в обиду ни людям, ни диюйским демонам.       Отец вздохнул.       — Будет. И не даст, да. Но он — мужчина, и не везде ему позволено будет пройти с тобой. И даже там, где позволено… Мы с твоей матерью и дядей не сообразили вовремя, но недавно нам открыли глаза: тебе в сопровождение давно пора было подобрать хотя бы доверенную служанку, и отправлять в Юньшэн и Буцзинши с ней, а не с этими юнцами. У твоей бабушки таких было две, они пришли с ней в Юньмэн из Мэйшаня — и погибли вместе с ней. Во всеуслышание Цзян Цяочжаня твоей Тенью объявлять нельзя, даже если представить всем измененный ритуал, как мы сначала и собирались. И не спорь! — прервал отец готовые было сорваться с её губ возражения. — Если с дерева ободрать кору, оно будет восстанавливаться много лет, и даже если не погибнет — шрамы всё равно останутся. С репутацией так же, Аи. Нашему поколению — героям войны, — сначала готовы были простить некоторые вольности, а после просто привыкли. К нашим детям требования будут гораздо строже. И уж поверь, я знаю, насколько недобрые языки и даже простые пустомели способны извратить и испохабить самые невинные вещи. Во всяком случае, сейчас суетиться поздно, в Юньмэне я за оставшееся время уже никого не успею подобрать и подготовить. Однако Усянь готов предложить решение.       — Отец! Ты ведь не понаслышке знаешь, как учат Теней, представь, что какую-то деву будут вот так… — горячо начала Аи.       — Аи, твой бофу никого не заставит силой и не станет мучить, как ты говоришь, — с усмешкой прервал ее отец. — А дева вызвалась сама, потому что всю свою жизнь училась как Тень и лишь избрала наконец того человека, кому искренне желает этой Тенью стать. И ты знаешь ее, вы достаточно хорошо знакомы.       Аи, от усердия прикусив губу, принялась перебирать в памяти знакомых ей учениц Чуньцю Вэй. Тень… У неё ведь должно быть что-то схожее с а-Цяо, раз уж они оба Тени? На ум никто не приходил. Но мысль о схожести повлекла за собой другую:       — А а-Цяо знает? Что мне предлагают другую Тень?       — Не другую, а ещё одну, Аи. И хотя официально ему пока не сообщали, но дали все подсказки, и если он ещё не догадался — я в нём сильно разочаруюсь, — проворчал отец.       Аи надулась. Она была уверена в А-Цяо, и выходит, он обо всем уже знал, но ни словечком ей не обмолвился? Хотя… Ладно, он и не смог бы, ведь официально действительно никто до сего дня ничего не говорил. Но все равно! Это требовало отмщения, пусть и несерьезного, но заметного.       — Баба, кто же она? — Аи подобралась к отцу под руку, мешая ему сделать вид, что внезапно заинтересовался свитком на своем столе. — Ба-ба-а-а! Пожалуйста, скажи, я же должна хотя бы свыкнуться с мыслью, что у меня будет кто-то еще кроме А-Цяо!       Отец прищурился в усмешке:       — Я намекну и жду, что ты догадаешься. Твой бофу решил отдать тебе одно из своих сокровищ.       Аи похлопала глазами, недоумевая. Как это может сузить круг, для Сянь-бобо все его ученики и ученицы были драгоценны!..       Но главным его сокровищем всегда была семья. Неужели… одна из его яннюй?       Первой на ум, конечно, пришла Вэй Цин, за этот год в Буцзинши они достаточно сдружились — и именно поэтому Аи тут же отмела эту мысль: сяоцзе Цин, как бы ни отнекивалась, всерьёз собралась замуж за наследника Оуян — что прямо противоречило долгу Тени всегда быть рядом с господином. Значит… Вэй Лю?       Образ милой, застенчивой тихони, только недавно разрешившей проблемы в совершенствовании, никак не вязался со зверскими тренировками, о которых рассказывал А-Цяо. Но зато находил объяснение тот случай на ночной охоте в Ичэне.       — Вижу, ты догадалась. Так что, теперь ты не станешь так отчаянно клеваться и выставлять коготки, птенчик? — отец ласково взъерошил ее высокий хвост, который все еще был куда более частой ее прической, нежели любая иная, подобающая деве-невесте. — Но своему А-Цяо пока ничего не говори, сделай милость.       — Почему?       — Потому что ему будет много легче услышать об этом от меня, наконец обретая под ногами твердую почву, а не утлую лодочку домыслов. В конце концов, так полагается, ты не находишь, Аи?       — Ох, я поняла, баба!       Аи свернулась у отца под боком, размышляя. Действительно, одно дело — личный разговор главы с дочерью, а другое — официальный приказ. Нужно было сразу сообразить.       Она не удержалась и пожаловалась вслух:       — Баба, ну какая из меня госпожа ордена? Я ещё столько не понимаю!       Отец ворчливо отозвался:       — Скажу по секрету: я в твоём возрасте понимал не больше. И даже твоему Яну полноценное управление тоже доверят ещё не скоро, успеете нагуляться и научиться. — Отец снова взъерошил ей волосы и неожиданно откровенно добавил: — Наша с твоей матерью и твоими дядями юность сгорела слишком быстро, Аи. Никто из нас не желает вам того же, так что пока можешь — не торопись взрослеть, позже ты глубоко пожалеешь, что вместо того, чтобы любоваться цветами, скакала во весь опор.       Аи обняла его изо всех сил; теперь, имея так много знаний о прошлом, которых не имела раньше, она могла понять и понимала, о чем он.       — Баба, я обещаю, что мы постараемся насладиться всеми цветами юности, ну, которыми будет прилично наслаждаться! — уточнение она пробубнила вредным тоном избалованной любимой дочери. — Ты у меня самый мудрый и самый опытный Дракон Цзян, я всегда буду прислушиваться к твоим советам.       — Тогда прислушайся сейчас и ступай наслаждаться прекрасным днем, птенчик, оставь этого старого скучного луна утопленным в озере орденских дел. Иди-иди!       И ее настойчиво выпроводили прочь из кабинета с наказом заниматься тем, чем пожелается. А желалось ей в этот солнечный летний день действительно насладиться временем своей последней свободы от всех на свете будущих обязанностей. Например, отправиться в тайную заводь за старым пирсом и накупаться до зеленых гулей!