或許全部 - ВОЗМОЖНО ВСЕ

      Тренировки, небольшие дружеские состязания и уроки от Хуалун-цзюня плотно занимали время, и на скуку Аи приходилось жаловаться нечасто. Особенно в свете устроенного А-Цяо демонстративного протеста: он подчеркнуто называл Аи исключительно «госпожа», был безупречно вежлив и старался предугадать её желания даже до того, как она успевала что-то озвучить… Чем вгонял Аи в тоску сильнее, нежели любая скука. Вплоть до того, что Аи испугалась, что так теперь будет всегда, и раз уж она вела себя как избалованная молодая госпожа, то и относиться А-Цяо решил к ней соответственно. Аи подобное обращение выносить смогла недолго и через считанные дни сама уже извинялась перед другом за капризы, лишь бы он прекратил вести себя исключительно как верный слуга. А-Цяо на такой сокрушительный эффект, похоже, не рассчитывал, и сломался сразу же. Аи с удовольствием уткнулась в его плечо носом и затихла.       Наконец было официально объявлено: через две недели они — весь нынешний набор приглашенных учеников Буцзинши — отправятся на зачистку Ичэна. Тренировки стали еще жестче, так что выматывались все настолько, чтобы хватало сил доползти до купален, а после — до постелей, и более ни на что. И только по прошествии десяти дней им дали краткий роздых, оставив лишь теорию и медитации для восстановления сил. В эти же последние четыре дня наставники формировали из них боевые группы, каждая из которых должна была идти под командованием одного из старших адептов. Такие группы-пятерки включали в себя тех, кто показал наилучшую сработанность и силу. Те же, кто по каким-то причинам отставал в боевой подготовке, должны были идти в группах поддержки и помогать целителям и тем, кто занимался очищением земли от эманаций се-ци, используя различные клановые и орденские техники.       Аи в некотором роде повезло: ее включили в один отряд с А-Цяо, Юанем и Цзинъи, отдав под командование дашисюну Цю Чжаньло. Вэй Цин в боевую пятерку не вошла, не с ее слабенькими духовными силами, так что оказалась приписана к отряду лекарей из Чуньцю Вэй, а её А-Ле попал в другую боевую пятерку.       За последние перед Ночной охотой сутки их заставили несколько раз перебрать укладку цянькуней, перепроверить оружие и наличие сигнальных огней, талисманов и охранных амулетов и артефактов. И отправили спать раньше отбоя на сяоши, потому что часть следующего дня им всем предстояло провести в пути. Не-дайфу позаботился, чтобы за ужином все выпили успокоительный отвар и не тряслись без сна от волнения половину ночи.       На рассвете в последний раз проверили цянькуни и встали на мечи. Ради такого случая им даже разрешили вылететь прямо из крепости, с центрального двора. И, в отличие от их первой охоты в Гусу, здесь старшие никакого разброда не потерпели, и любого, пытавшегося нарушить строй, тут же догонял грозный окрик. Аи подозревала, что потом, по завершении охоты, все подобные нарушения тоже будут учтены, и сама старалась не отвлекаться от полёта.       Для того, чтобы, стоя на мече, разговаривать с соседом, нужно было бы лететь совсем близко, так что болтовнёй время полёта занять не вышло; оставалось глазеть по сторонам. Аи этим и занялась, совмещая изученную теорию перемещения в воздушном строю с тем, что видела сейчас.       Вообще, как она знала по многочисленным рассказам отца и дяди Усяня, настолько строгий порядок на пути к месту Ночной охоты практически не соблюдался, особенно, когда летела такая толпа. Обычно, большие группы разделялись на несколько мелких, летящих на некотором отдалении друг от друга, чтобы не мешаться. А о том строе, в котором они летели сейчас — ромбами, с самым сильным бойцом впереди и самым слабым (Аи с неудовольствием поняла, что в их пятерке это место досталось ей) — по центру, и с прикрытием из таких же боевых пятерок сверху и снизу от общего клина — она слышала на кратком экскурсе в военную стратегию. Этот строй был более эффективен против людей, чем против тварей. Разве что против летучих и особо умных он тоже годился.       Похоже, старшие решили испытать их со всех сторон сразу. И в пути стоило сохранять предельную внимательность, чтобы по возвращении не попало за легкомыслие. Улучив момент, она всмотрелась в лица тех, кто ее окружал: на каждом застыло выражение сосредоточенного внимания, никто не пытался рыскать, сохраняя строй. Поневоле приходилось проникнуться серьезностью момента и вспомнить все, что им рассказывали во время подготовки к этой охоте.       Это в самом деле должна была быть настоящая Большая Охота, только не развлекательно-показательная, как прежде, еще до войны, устраивали Великие ордены, когда нечисть специально свозили и сгоняли в строго очерченный заклятьями, талисманами и печатями периметр. Как сказал им Не-цзунчжу, периметр — максимально возможный, а потому кое-где прерывающийся, потому что гористо-болотистая местность не располагала — был тоже очерчен, и задачей охотников было сузить его как можно сильнее, выбивая всю расползшуюся нечисть. В идеале — до границ теперь уже полностью разрушенного Ичэна, который после, как сообщил эр-цзунчжу Вэй, послужит полигоном для неких испытаний новой техники очищения.       Аи, сперва тоскливо приготовившаяся к нескольким перелетам в строю, вскоре и думать забыла о скуке: ее увлекла мысль о том, что потом, наверняка, им позволят побыть свидетелями этих испытаний. Аи уже несколько раз видела, как Сянь-бо испытывает что-то новое, но до сих пор это были, можно сказать, тихие и мирные испытания, а любимый дядюшка создавал артефакты для целителей и защиты. Но она ведь знала, что он способен на большее, на что-то грандиозное, вроде Хэйюэ и Чэньцин. Хотя кто из юнцов ее возраста, лично не знакомых с ним, был способен задуматься о том, что скромный меч в черных костяных ножнах, густо оплетенных вязью серебряных сутр, может в пару ударов сердца поднять настоящую армию цзянши, а несколько потрепанная, хотя и любовно обихоженная, флейта из черного бамбука — отдать этой армии непреодолимый приказ? Хотя после войны все считали, что Хэйюэ утратила свою силу, как и Чэньцин… Аи не спрашивала, так ли это, она лучше многих знала, что Хэйюэ по силе равна Суйбянь и Бичэню, а все прочие клинки цзянху превосходит, кроме, возможно, Бася, но Бася и не цзянь, а дао.       Слухи и сплетни, которыми полнились земли цзянху, утверждали, что первый глава Вэй утратил способность заклинать се-ци, когда восстал со смертного одра через год после окончания войны. Аи никогда не видела, чтобы он обращался к темной ци. Значило ли это, что он и не мог?       Бесплодными размышлениями — так и до заговора диюйских князей с целью захватить верхний мир додуматься можно — Аи развлекала себя до обеда. Приземлились ненадолго: только чтобы перекусить взятым с собой пайком и размять ноги. Но полностью расслабиться старшие им всё же не дали: несколько человек оставалось в карауле, а по окрестным кустам разбредаться разрешили только недалеко и группами. Вскоре их снова подняли в воздух — и Аи, чтобы не маяться от безделья, попыталась прямо так, на мече, уйти в лёгкую медитацию. Получалось плохо, но это всё же заняло её достаточно.       Вечером, когда остановились на ночёвку, Аи едва хватило сил вместе со всеми установить палатку, узнать о своей очереди на дежурство и поужинать. На постель она почти рухнула — и заснула, кажется, ещё до того, как коснулась головой походной циновки.       Проснулась она, впрочем, достаточно бодрая, и своё дежурство отстояла, не зевая. И утром на меч встала достаточно уверенно, чтобы дашисюн не оглядывался на неё в тревоге. С медитацией тоже начало получаться что-то путное, теперь главное было — не уйти слишком глубоко, чтобы не прозевать случайно приказ. И следующие пару дней прошли в том же ритме.       На третий день как раз к обеду они наконец прибыли к месту. Аи, да и не только она, кажется, чуть ли не кожей почувствовала тяжёлую ауру, которой несло откуда-то спереди; так же чувствовала натужное потрескивание барьера, сдерживавшего всю эту мощь, не давая ей расползтись. Было слишком тихо, если не считать шума располагающегося лагеря; видимо, живность — даже мыши, птицы и насекомые — разбежалась от места с концентрацией столь мощных и враждебных ци.       Аи впервые ощущала такое. Точнее, теоретически, должно быть, вмурованные в стены резиденций великих орденов печати были не слабее — но там они спали и были к тому же прикрыты слоями более слабых защит и маскировки поверх. В Ичэне подобным никто не озаботился — и Аи не сомневалась, что даже здесь, почти за тридцать ли от центра средоточия скверны, спаться им будет тревожно.              

***

             Их лагерь был не единственный, таких по всему периметру было более десятка: в охоте на нечисть участвовали едва ли не все ордены и кланы, у кого только набралось по паре учеников и хотя бы одному старшему для пригляда за ними. И в первый вечер Аи вместе со своими боевыми братьями слегка недоумевала: неужели всем хватит добычи? Первая же ночь охоты их весьма убедительно уверила — хватит, и не только ученикам.       То, что все еще скрывалось в сердце запретной зоны, еще не вызревший, подобно Луаньцзанган, гнойник, притягивало к себе тварей и духов. Так что наставники и Цю-дашисюн не зря требовали от них круговой осмотрительности и то и дело рядом и в отдалении раздавались команды «Не увлекаться!». А это оказалось… сложно. Не увлекаться боем, когда кровь горит и требует отпустить пламя на свободу, выжигая скверну; не ускорять шаг, следуя за увильнувшим от Тайсинь гуай, помнить, что его обязательно прикончит твой товарищ, а ты обязана держать строй. Не засматриваться на то, как с завидной слаженностью рядом сражаются бииняо, меняя гуцинь или флейту-сяо на мечи, талисманы или печати. Не думать, что однажды тоже пойдешь вот так, орудуя мечом, пока твой возлюбленный разит и сковывает зло переливом или ударной волной от заклятых струн…       Рассвет наступил как-то внезапно, оставив разом без сил и с осознанием всех полученных царапин, синяков и легкой тянущей боли в даньтяне: в первую ночь они выложились изрядно, даже несмотря на постоянно одергивавшего их дашисюна, несмотря на окрики старших, требовавших следить за уровнем ци и отступать, если он близок к критически низкому. Но в лагере им так и не перепало головомойки ни от кого из старших. Аи, наскоро приведя себя в порядок, постояв под сердитым взором кого-то из целителей и шимэй Цин, кое-как запихнула в себя еду и снова упала в палатке, успев лишь подумать, что мылить холки им станут разом за все прегрешения — и уже в безопасности крепости Буцзинши.       Второй день, точнее, вечер от первого не отличался, разве что тем, что до начала охоты их всех осмотрели целители. Их пятерка нареканий не получила, лишь разрешение выдвигаться на позицию.       — Шимэй, — стоило только ступить на каменистые тропы под мрачные своды леса, подал голос А-Цяо. — Если этому будет позволено сказать…       Аи вспыхнула раздражением. Да сколько же можно?! Вроде же уже помирились, ну откуда это опять вылезло?       — Ну?       — Побереги силы. Старшие утром говорили, что охота продлится не две и даже не три ночи. Не злись, шимэй. Вчера вы двое чуть не полыхнули, — А-Цяо перевел взгляд с Аи на Юаня.       У шисюна хватило совести слегка покраснеть и опустить глаза. Аи вздохнула. Цяо-Цяо был прав, как ни крути.       — Хорошо. Я постараюсь. И шисюн тоже постарается, да?       — Мгм, — явно копируя своего любимого Учителя, Юань коротко кивнул.       Пришлось исполнять обещание и держать себя в руках. А-Цяо тоже помогал, коротко касаясь рукава во время редких передышек и без слов напоминая о сдержанности. Это принесло свои плоды: вместо того, чтобы утром, не жуя, проглотить завтрак и рухнуть, у Аи даже достало сил перекинуться с Цин-сяоцзе парой слов. Та жаловалась:       — Все как с ума посходили! Несколько человек выложились вчера так, что сегодня встать не смогли, ещё двое их подвиг сегодня повторили, не говоря уже о всяких мелких травмах. Хорошо хоть ничего серьезного пока не случилось. — Она покачала головой. — Сяоцзе, хоть вы будьте осторожней.       — Мы будем, не переживай, А-Цин, — пришлось пообещать и ей, и чтобы слегка разрядить сгущающееся напряжение, Аи пошутила, немного натужно, но уж как получилось: — Да что с нами может случиться? Это же охота для малышей, одни только слабенькие призраки и попадаются.       Хотя это было неправдой, конечно. Призраки и духи, роившиеся здесь, словно осы, были далеко не слабыми, а кроме них были еще и цзянши, и сюйши, и гуи, и искаженные темной ци животные-яо, и, как упоминали перед охотой старшие, какие-то существа, которые, похоже, получились из слившихся воедино гуев.       Осторожности и осмотрительности требовали все. Но когда это мешало мальчишкам, даже если они уже почти взрослые, оставаться мальчишками? На третью ночь эти бииняо каким-то образом подбили ее А-Цяо на соревнование, кто уничтожит больше противников! Эти… мальчишки! И, что самое ужасное, Аи в это тоже втянулась влет, и глас разума в лице дашисюна Цю… Ай, не было его, дашисюн снисходительно сообщил, что уделает их пары в одиночку!       Нарушать строй или совершать другие совершенно неприемлемые глупости они всё же не стали. Но к замеченным гуям теперь бросались наперегонки, чуть не пихаясь локтями.       Аи не знала, каким образом ничего плохого не случилось в первый день этого глупого спора — не иначе как чудом! — но безнаказанность их всех только раззадорила. Идя обратно, их пятерка дружным шёпотом подсчитывала победы, хихикала, опьянённая азартом, и замолкла только вернувшись в лагерь. Впрочем, на лицах у них — как минимум у самой Аи — явно было крупными иероглифами написано что-то этакое, потому что Цин глядела на неё с подозрением и ещё раз настойчиво попросила об осторожности. На этот раз Аи увещевания подруги пропустила мимо ушей. Понятное дело, что позже она об этом пожалела.       На следующий день своё соревнование они продолжили. И были ещё менее осторожны, чем вчера. Ничего удивительного, что добром такое пренебрежение элементарными правилами безопасности и здравым смыслом не обернулось. Когда где-то рядом, менее чем в четверти ли, грохотнуло, и в небо, подсветив низкие тучи, взлетел сигнальный огонь одного из малых орденов, они переглянулись и самоуверенно решили, что сильнее и справятся с тем, с кем не справились соседи. Они ждали рева, треска ломаемого подлеска, хруста лесной подстилки… Вот только они не ожидали, что уже через цзы из ночной тьмы бесшумно и стремительно выструится два сгустка мрака, среди которых алыми огоньками полыхали почему-то три, а не четыре точки.       Твари не стали ждать и давать им время себя рассмотреть, отсутствие одного глаза у второй послужило причиной ошибки, и посланные в нее талисманы пролетели мимо, лишь смутно обрисовав силуэт.       — Ложись! — не своим голосом заорал Цю Чжаньло.       Слава и вечная хвала наставникам Буцзинши, вбившим в них беспрекословное подчинение приказам старшего: сяньли, уже взвившиеся в прыжке, промахнулись, когда Аи и ее боевые товарищи мгновенно залегли на землю.       — Талисманный круг! Цзян Аи, сигнал! Бииняо, «клетка» на вас. Цзян Цяо, держим оборону, надо продержаться до подхода старших.       Дашисюн был прав: сяньли, тем более сразу два, да еще и таких матерых, пятерым недоучкам были не по зубам. Скорее, они бы легко выпили их всех, потому что круг талисманов их надолго не задержал, только «клетка», построенная с использованием цзюнь-ци, заставила тварей отшатнуться и закружить, обходя спрятавшуюся за кусачей преградой добычу. Сяньли — эти, старые, явно живущие уже не первый десяток лет, — знали, что такую добычу можно попробовать взять измором. И они прекрасно чуяли, что пятеро юнцов долго не продержатся.       Аи искрой ци подпалила фитиль и запустила в воздух сигнальную ракету. В небе расцвел сложившийся из искр знак Юньмэн Цзян, вторя недавнему чужому. Теперь им оставалось только ждать помощи и не рисковать. Лично Аи настоящая опасность такое желание отбила сразу и напрочь.       Аи цзюнь-ци не владела, не так, как бофу или Юань, хотя в ней она тоже была, как в любом, кого когда-либо касался Вэй Усянь. Но чуть помочь, если что, могла, так что на всякий случай встала за спиной Вэй Юаня: ему, если что, она могла передать жалкие капли своей энергии достаточно легко. И всё же надеялась, что это не понадобится, и их спасут — какой позор так думать для заклинательницы! — достаточно быстро.       Цю-дашисюн прекрасно понимал, что тратить талисманы на сяньли бесполезно, этих кошек лучше всего бить заклятыми стрелами или копьями, попытка выйти на них с мечом или даже саблей — предприятие не просто рискованное, а почти гарантированно самоубийственное. Аи видела это все в его глазах, где злость мешалась с виной: не уследил, не предусмотрел. Хотя по сути вины дашисюна в случившемся не было. Им ведь говорили, что здесь, на границе, старшие уже выбили всю самую опасную дрянь, их дело — зачистить от мелочи и се-ци, сдвинуть границу ближе к центру. То, что старые хитрые твари ускользнули через расставленные сети и почти вырвались из ловушки, было недосмотром именно старших. Но если Лань-сюн и Юань не удержат «клетку»… Они сильны, но еще так неопытны!       Аи совсем не хотелось думать о возможной гибели, только не снова!       Предаваться таким мыслям долго ей, хвала Всемилостивой Гуаньинь, не пришлось: в непроницаемой темноте за границей «клетки» вспыхнула с шипением лиловая молния, и Аи с трудом удержалась от позорного облегченного всхлипа: отец! Там был отец! А с ним еще десяток сильных и опытных заклинателей родного ордена.       С сяньли они расправились быстро, обе туши рухнули, утыканные стрелами и исполосованные следами Цзыдяня. И, как только Цзинъи и Юань сняли заклятье, Аи мгновенно оказалась в надежных крепких руках отца.       — Все хорошо, птичка? — взрыкивающий от эмоций голос словно пробил трещину в последней стене ее самообладания. Аи с силой уткнулась в отцовское плечо, пряча слезы и заглушая рыдания. — Все, все, Аи. Все уже хорошо. Я здесь.       Аи дали проплакаться в родное плечо, но как только слёзы иссякли — отец передал её шисюну Цяо, и их пятерка направилась в лагерь: Аи, несмотря на то, что силы до конца ещё не истратила, сражаться всё же способна не была, их бииняо были пусты до донышка, а оставлять А-Цяо и шисюна Цю одних или пристраивать до конца ночи к другому отряду грозило морокой большей, чем с этого могло быть проку. Отец же свою охоту на сегодня ещё явно не закончил, что ему те сяньли, пускай и старые?       Вэй Цин их рано вернувшуюся команду встретила тревожно и чуть успокоилась, лишь убедившись, что все живы и даже не ранены. И — обругав их за рассеянность, конечно.       Хотя сил Аи потратила сегодня меньше, чем в предыдущие дни, пережитый страх всё же выходил зевками, что уж говорить о парочке Вэй-Лань, которые откровенно клевали носами над тарелками. А-Цяо тоже не поднимал глаз от миски, явно вновь коря себя за какое-нибудь несоответствие статусу Тени, хотя уж его-то вины Аи никакой не видела. Шисюн Цю вёл себя так же и занимался, похоже, тем же — но уже с позиции командира. И раз никто не собирался ничего говорить, гласом разума решила побыть сама Аи:       — До конца охоты — больше никаких споров, соревнований, отвлечений и прочих глупостей, прощаемых разве что малым детям, а никак не взрослым заклинателям, занятым серьезным и важным делом. Я не хочу оставить Ян-гэ вдовцом ещё до свадьбы!       Последнее вырвалось у Аи само собой, но было чистой правдой. Возражений не последовало, и по палаткам они разбрелись полные решимости следовать плану. И Аи очень надеялась, что у них получится.              

***

             Следующие четыре дня Аи проклинала себя за глупые надежды: кажется, судьба решила всерьез испытать их всех на прочность, а их души — на стойкость. Следующей после встречи с сяньли ночью в схватке с целой группой цзянши пострадал Оуян-сюн, и Цин-сяоцзе выглядела потерянной и испуганной, ухаживая за ним, пока целитель из Вэй не разрешил ему осторожно встать и уйти в свою палатку. На исходе пятой ночи охоты из-за усталости и потери внимания самой Аи под когти волка-яо подставился А-Цяо, прикрывая ее, и был ранен Лань-сюн, а шисюн Цю чуть не схватил искажение ци, попав под воздействие сразу четырех призрачных невест, вообще невесть откуда взявшихся в этой местности!       В общем и целом, не самая легкая вышла охота. Не для новичков, едва выпущенных в поле. Но решения старших не обсуждают, хотя и сами старшие, кажется, не ожидали такого.       А на исходе недели в лагерь прилетел Сянь-бофу, и Аи сперва подумала, что он успел уже поучаствовать в самой охоте, таким уставшим он выглядел, но нет, оказывается, он только несколько дней как покинул затвор. В котором был именно ради того, чтобы создать технику очищения подобных тяжело зараженных се-ци мест.       Но это было чуть позже, а в первый день Аи просто удивилась тому, что их, подготовившихся к очередной изнурительной ночи, вместо этого разделили на смены и погнали дополнительно сторожить границу. А на следующий день уже увиделась с Сянь-бофу — и услышала о технике.       В следующие пару дней охраняли границу они, ученики; взрослые же отдыхали, готовясь к ритуалу. Прибывали ещё заклинатели, хотя, казалось бы, на такую большую охоту и так вызвали всех, кто откликнулся. Суета — организованная, деловая, которую с легкостью умелого всадника на норовистом коне направлял Сянь-бофу — нарастала ещё неделю. А потом им объявили: ритуал начнется завтра, на рассвете. Всем выспаться, когда старшие пойдут за барьер, их кто-то должен будет прикрывать.       Скорее всего, конечно, сказано это было лишь чтобы они не расслаблялись и не мешались под ногами, но при том были рядом. Даже не участвуя, наблюдать за чем-то подобного масштаба уже будет для учеников ценным опытом, который нечасто удаётся получить.       Но это Аи тоже осознала позже. А тогда вся их в кои-то веки собравшаяся вместе компания просто воодушевленно переговаривалась, пытаясь угадать, что же придумал многомудрый глава Вэй. Остальные заклинатели, устроившись у разожженных костров, отдыхали, словно завтра будет не нечто грандиозное, а самый обычный день каких-нибудь юношеских соревнований или межорденской Большой Охоты, которая, как говорил отец, «просто показуха».       — А-Юань, ты лучше всех знаешь своего главу. Как думаешь, что он придумал? — любопытно спросил Лань-сюн, просительно заглядывая своему партнеру в глаза, словно выпрашивающий подачку котик.       Вэй Юань только смешливо фыркнул:       — Сказать, что знает нашего главу, может только его супруг, а никак не я. И я — далеко не гений, чтобы хоть догадываться о том, что мог породить его разум, не знающий и не признающий границ. Уверен только в том, что это будет нечто удивительное.       На этом и разошлись. А утром с нетерпением наблюдали, как заклинатели выстраиваются за барьером двумя окружностями: внутренний круг — с духовными инструментами в руках, внешний — без ничего, явно готовясь оказывать поддержку.       Зазвучавшая мелодия была Аи незнакома. Украдкой покосившись на шисюнов, она уверилась, что и им — тоже, и Вэй Чансинь, и Лань Цзинъи недоуменно хмурились. Впрочем, звучала она от силы сяоши — и явно была лишь основой для чего-то большего: внешний круг заклинателей на каждый новый период формировал ручные печати, и те сгустками ци слетали с пальцев, уходили вперёд, застывали в небе над головами, погружались в землю…       Через сяоши печатей стало так много, что воздух почти гудел от ци, они сплетались друг с другом, как ветви деревьев в густом лесу, образуя сплошной купол — и музыка смолкла. Заклинатели внутреннего круга споро отступили за спины товарищей — и вновь начали играть. На этот раз — чередуя традиционные Покой и Очищение. А поверх всего ложился флер словно бы едва-едва слышимой мелодии флейты. По тону Аи узнала Чуньди — только она могла петь так нежно, будто шепотом. Вот только от этого шепота волоски на загривке вставали дыбом, а по коже шли полчища мурашек. И Аи совсем не удивилась, когда флейта взвилась в непреодолимом приказе, а вся огненная стена ци, сплетенной в печати, с треском грозовых разрядов качнулась, дрогнула — и двинулась вперед, оставляя за собой лес, камни, болотистые заросли, словно испятнанные выжженными до легкого серого пепла участками.       Аи рискнула, быстро повертела головой, но нигде поблизости, в поле зрения, не увидела ни отца, ни бофу, ни его супруга, голос циня которого тоже звучал в общем хоре очищающих заклятий. Оставалось лишь идти, ступая на несколько бу позади всех старших, внимательно следя за теми, кого было видно, чтобы вовремя подхватить потерявших силы и передать целителям: те еще с вечера были готовы к любым неожиданностям, а ученикам в оцеплении выдали носилки на каждую пятерку.       Когда в лицо, на мяо ослепив, ударило солнце, Аи подняла голову и изумленно сглотнула: расходясь от огненного купола, над головами ширилось кольцо чистого неба.              

***

             В лагере задержались ещё почти на неделю: на мечи после ритуала могли встать только не участвовавшие в нём ученики. Потом, когда заклинатели оправились — почти все изъявили желание пройтись по очищенным территориям. Оглядывались ошеломлённо, явно не веря собственным глазам — или тому, что это удалось сделать с их посильной помощью.       От палатки к палатке, от костра к костру — по лагерю расползалось радостное оживление. И они, ученики, и взрослые солидные заклинатели, заслуженные ветераны прошлой войны — все ходили, задрав носы; разговоры так или иначе сворачивали к единственному: «Вот как мы смогли!».       Аи не знала, кому пришла в голову идея. Да и её политическую искусность оценила гораздо позже, на уроке у Хуалун-цзюня: тот, обмахиваясь веером, мечтательно щурясь и посмеиваясь, рассуждал о важности единства стремлений в свободомыслии цзянху и том, как этому способствуют вот такие «маленькие совместные мероприятия». Но когда брожения достигли наивысшей точки и Аи то и дело слышала «исключительно теоретические» рассуждения соучеников на тему «где можно достать вина, дабы достойно отметить благое дело», по лагерю объявили: завтра будет пир!       Ни Аи, ни прочие ученики никакого вклада, кроме как под чутким руководством старших организовать место — ибо слуг с собой на ночную охоту, понятное дело, не брали — внести не могли, но и за это взялись с небывалым воодушевлением. Праздника — настоящего, совместного — хотелось всем.       А ещё Сянь-бофу накануне днём нашёл время и, пробегая куда-то по собственным делам, подмигнул Аи и выразительно махнул пальцами у уха, словно обозначая длинную серьгу.       Всё это время Аи усердно не думала о том, что на такой большой охоте обязательно будет её Ян-гэ; старательно не искала его взглядом ни во время ночных вылазок, ни во время ритуала и позже, занимая время помощью лекарям, медитациями и тренировками. Теперь не думать не получалось, и для Аи, невольно начавшей считать кэ до начала пира, время потянулось медленно, словно остывающая карамель. До него за ней пристально бдели в шесть глаз: шисюн Цзинъи, проникшись ответственностью Цяо и Юаня, примкнул к этим двум, предатель! Правда, потом его незаметно отозвал какой-то заклинатель в цветах Лань, должно быть, главы Лань тоже желали отчески поприветствовать и экзаменовать наследника.       Дел было слишком много, чтобы праздно разгуливать по лагерю, а он был действительно огромен, целое море палаток на месте разрушенного города, среди полуразвалившихся стен и груд обломков. Поди в таком отыщи даже не сразу, а хотя бы быстро одного-единственного заклинателя, тем более что здесь почему-то никто не ставил свои палатки так, как прежде, обособленными по кланам и орденам группами. Серо-зеленые одежды мешались с лиловыми, серо-багряными, бело-золотыми и бело-голубыми, и еще сотней цветов и оттенков, ученики так и вовсе не соблюдали ни состав боевых пятерок, ни прочие условности, уже к концу той недели, когда старшие восстанавливали силы, перезнакомившись, завязав приятельские отношения, а кое-кто и вовсе рассчитывая на нечто большее.       Аи потом поняла: именно эта охота-очищение Ичэна стала толчком к очень многим личным и политическим союзам, торговым соглашениям и прочим связям, которые в обычное время и даже на обычном межклановом Совете вряд ли протянулись бы тонкими пока еще нитями — там была совсем иная атмосфера. На обычном Совете глава Оуян бы просто отмахнулся от своего наследника и не соизволил выслушать его просьбу о брачном союзе с Чуньцю Вэй. Но здесь и сейчас — нет, только не после того, как глава Вэй во всеуслышание отметил силу и боевые навыки наследника и его успехи в охоте, а кто-то из соседей Оуян, попавший во время ритуала в цепкие ручки Вэй Цин, поддакнул, похвалив прекрасную юную яннюй Вэй Усяня.       Аи мимоходом порадовалась за сяоцзе, но все ее чувства сейчас были, словно натянутые струны, ожидающие первого прикосновения музыканта. И низкий, завораживающе-глубокий голос, прозвучавший за ее спиной, заставил ее сердце сперва замереть на мяо, а после забиться с утроенной силой, разгоняя по телу жар:       — Свет очей моих, Пламя Небес моих, дыхание мое, я так скучал по тебе, Цзян Аи!       Аи обернулась; сама не поняла, как всем телом подалась вперёд: обнять Ян-гэ — единственное, чего она сейчас желала.              

***

             Цзян Цяо чувствовал себя непроходимым глупцом и невеждой. Какая из него Тень, если он опять съехал в ту же колею?! Это была серьезная ночная охота, а не веселая прогулка по саду, а он мало того, что не отговорил госпожу и друзей от спора, так ещё и сам ввязался в него!       И это чуть не стоило им всем жизни. Если бы они не успели установить барьер; если бы им не хватило сил его поддержать; если бы подмога подошла чуть позже… Эти «если бы» множились и множились, грозясь затянуть разум Цяочжаня в свою пучину, как водоворот — неосторожного пловца. Им повезло уже дважды; Цяочжань понятия не имел, когда эта удача иссякнет, но безопаснее было считать, что уже.       И, несмотря на давнишние заверения Вэй-цзунчжу, казалось: он и дальше не справится. Он для Цзян Аи — слишком друг, чтобы быть ещё и Тенью.       Сразу после случившегося его от мыслей отвлекала ночная охота — он не мог допустить ещё одного провала. Когда охота закончилась — отвлекаться стало не на что, и от вопросов обеспокоенных друзей Цяочжаня спасало только собственное самообладание — и то, что лучше всех знавшая его Аи и сама была задумчива сверх меры.       Задумчивость подруги объяснялась просто: где-то здесь, в лагере, был наследник Вэй. И он, скорее всего, об инциденте с сяньли не знал — иначе уже пришёл бы откручивать ему голову, Цяочжань был уверен. Но пока ему ничего не открутили, Цяочжань должен был исполнять свои обязанности. Например, присмотреть, чтобы, когда разлучённые возлюбленные наконец встретятся, не случилось ничего, о чем они могли бы пожалеть после.       Сам он, очевидно, не справился бы, так что сразу заручился поддержкой Чансиня. За несколько рассеянной молодой госпожой Цзян они наблюдали поочередно и о планируемой встрече узнали тогда же, когда и она. Но все равно Вэй Тяньянь возник рядом с ними внезапно, словно из прорехи в небесном покрывале упал. И Цяочжань мысленно застонал, едва только увидел, как на прозвучавший за спиной голос наследника Вэй отреагировала его госпожа: словно ее, как злого духа, поймали в ловушку зачарованные струны или песня флейты! Ее глаза вспыхнули пламенем, губы сами собой тронула улыбка, а тело, будто кукла на незримых нитях в руках опытного мастера, уже развернулось и прянуло вперед. И он едва не опоздал, едва-едва успел прыгнуть между ними, сталкиваясь плечами с Юанем.       — Шимэй, приличия! — тихо, но отчетливо прошелестел тот.       Вокруг них было слишком, слишком много чужих глаз, но Цяо понимал, ну, думал, что понимает, насколько плевать на все чужие глаза тем, кто вот так изголодался друг по другу, тем более, если они, как в старинных легендах, не просто помолвлены по договору, а связаны душами и сердцами больше, чем просто влюбленные. Больше, чем даже чжицзи — наверное, Лунный Старец в порыве чувств их не тонкой нитью связал, а намертво примотал друг к другу! С воображением у Цяо все было хорошо, ему так и мнились два свитка Судьбы, превращенные в единый моток алого шелка, и злорадно хихикающий Юэ Лао, навивающий на него еще и еще больше заклятой алой нити.       Шимэй дернулась, как веревочная кукла с лопнувшей нитью. С усилием, словно что-то мешало ей, перевела взгляд на Цяочжаня — и ему показалось, что смотрит он не в глаза давней подруги, а в два провала в диюйскую бездну — так у Цзян Аи полыхал взгляд. Цяочжань ради здравости собственного рассудка предпочел не всматриваться, что послужило этому пламени топливом, и перевел взгляд ей на переносицу.       — Мэймэй, прошу тебя… Умоляю, Аи-мэй, возьми себя в руки! — все так же тихо продолжил увещевать Вэй Юань, мягко, словно вода, подбирающаяся к углям…       — Шуфу, — ровно, так же негромко прозвучало за спиной.       Голос был — как шелест ветерка в листве. Но такого ветерка, который в единый миг способен обернуться ураганом, несущим уже не листву, а сталь подхваченных клинков.       Цяочжань не рискнул повернуться, но по изменившемуся выражению лица Аи понял: Вэй Тяньянь отступил на приличное расстояние, а по теням — что он кланяется, пристойно перехватив меч перед грудью. Теперь оставаться стоять к нему спиной было невозможно, да и Диюй в глазах шимэй припал пеплом печали, поутих, хоть еще и не погас.       И только развернувшись, отвечая на поклон своим, Цяочжань уловил за хвост мысль: шуфу? Так могли называть наследника Вэй только Вэй Цин и Вэй Лю, яннюй главы Вэй. Цин-мэй рядом не было. А вот на полшага позади Вэй Тяньяня, едва касаясь кончиками пальцев его плеча, стояла незнакомая Цяо дева в клановых вэйских одеяниях и с заплетенными в привычный для Вэй «хвост фэнхуана» волосами.       Как только на них обратили внимание, дева отняла от плеча наследника Вэй руку — плавно, словно ветерок качнул ивовую ветвь — и сама шагнула в сторону; словно тот же порыв сорвал и закружил одинокий листок. Церемонно склонилась — так, чтобы проявить вежливость и почтительность, ни больше ни меньше. С каждым её жестом, таким отточено-выверенным и в то же время непринужденным и плавным, как течение воды в реке, плечи самого Цяо, кажется, каменели всё больше. Когда же она выпрямилась — вновь ветерок зашелестел листвой — и во время приветствия взглянула ему в глаза, Цяочжаню на вдох показалось, что он тонет.       — Эта Вэй приветствует молодую госпожу Цзян, молодого господина Цзян и дашисюна Вэй.       Глаза девы Вэй были темны, холодны и глубоки — как два омута. И Цяочжань, всю жизнь проведший в озерах и протоках Юньмэна, лучше многих знал, как сложно — невозможно — из таких выплыть. Даже если ты заклинатель. Особенно если ты заклинатель!       — Лю-сяоцзе! — к его изумлению, в голосе Аи-мэй послышалась просьба, а никак не упрек.       — Скоро начнется Совет. Старшим будет не до нас. Младшим — тоже.       Цяочжань поскорее отвел глаза от лица наследника Вэй, а то рисковал заживо изжариться в жаре полыхнувшей на нем радости, скосился на подругу и тоже не рискнул смотреть. Вставать между ними сейчас было бы равносильно тому, чтобы добровольно шагнуть в горящий дом. Но дева с ивовым именем спокойно скользнула вперед и едва заметно улыбнулась:       — Молодая госпожа Цзян, эта Лю тоже скучала по вам. Расскажете, как прошла ваша первая Ночная охота?       Темный омут обманчиво-нежно затягивал в себя еще жарко горящее пламя — так это видел Цяочжань.       — Это вторая, Лю-сяоцзе. А о первой ты явно уже слышала. — Шимэй неловко опустила глаза.       В улыбку девы Вэй добавился оттенок лукавства:       — Ту охоту вы так и не смогли завершить, молодая госпожа, а значит она не в счёт. Для этой Вэй эта охота тоже была первой. Так расскажете? — Тепло улыбки омуты ни капли не согрело. Дева Вэй чуть отступила в сторону — и вот она уже стоит не напротив Цзян Аи, а плечом к плечу с ней. — Неподалеку есть уютный двор, почти не разрушенный. Там можно будет собраться нам всем.       Возражать никто не стал. Цяочжань шел — словно деревянные колоды переставлял, невыносимо хотелось сделать несколько шагов и вклиниться между шимэй и девой Вэй, но как-то так получилось, что он шёл с другой стороны от шимэй, а Чансинь — сзади, и вокруг них, словно хищная птица, кружил наследник Вэй, и если бы хоть кто-то сдвинулся — он оказался бы рядом с шимэй, а допустить этого было нельзя.       Они шли по полуразрушенным улочкам, сворачивая чуть ли не на каждом повороте, словно бы гуляли без особой цели — и как-то вдруг оказались около пустого, символически разложенного лазарета; неподалеку звенел голос Вэй Цин, а Цяочжань никак не мог понять, как они сюда пришли, хотя всеми силами старался следить за дорогой. Отметил, что дева Вэй Лю вроде бы совсем негромко окликнула свою сестру, не мог этот тихий зов быть услышан, но Вэй Цин в компании еще пары дев в клановом серо-багряном вылетела из-за палаток и ураганчиком налетела на них, умудрившись оттеснить и самого Цяочжаня, и Вэй Юаня, а через какие-то мяо непререкаемо заявила, что «девы идут шептаться о своих секретах, а юноши могут идти и присмотреть место, где потом им всем можно будет расположиться и попировать всласть!». И все послушно разделились, словно все это было именно так и задумано.       — Опять… — душераздирающе-печально вздохнул Вэй Тяньянь. — Она опять это сделала. Я в шаге, но будто на краю света!       Чансинь сочувственно хлопнул своего шисюна по плечу, но ничего не сказал. Он — в отличие от самого Цяочжаня — наверное, наследника Вэй понимал… С другой стороны, им с Цзинъи видеться не запрещали. Наследник Вэй ещё раз вздохнул и позвал:       — Идёмте. Я знаю, про какой дворик говорила Лю-эр, но там нужно прибраться.       И они пошли. Между Чансинем и Тяньянем завязался разговор — кажется, обменивались новостями, — и Цяо даже слушал, но всё это скользило по его сознанию, как водомерки по глади воды. А вот в глубине хищными рыбами вокруг приманки крутились мысли о деве Вэй. Деве, что не менее недели умудрялась отводить славящегося своим упорством наследника Вэй от цели. Что смогла остановить его в шаге от. Что, особо не стараясь, смогла запутать его самого, следопыта не из последних.       За разговором они дошли до дворика — действительно когда-то уютного, но нынче, как и всё в Ичэне, полуразрушенного и одичалого. Стоило чуть разгрести хлам и добыть где-то — хоть и в соседнем доме — стол.       Наконец разговор между Вэй чуть затих, и Цяочжань решился:       — Нас с девой Вэй толком не представили. Это ведь Вэй Лю, первая яннюй Вэй-цзунчжу?       Чансинь оторвался от сгребания найденной здесь же метлой осыпавшейся со стен кирпичной крошки в угол. Покаянно охнул:       — Прости, Цзян-сюн! За всем остальным, — он неловко глянул на гневно фыркнувшего Вэй Тяньяня, — я об этом забыл. Да, это она, Вэй Лю.       — Она, кстати, больше не «Лю». — добавил наследник Вэй. — Гэ дал ей второе имя — Вэй Чжун.       — Впечатляющее имя. — «Верность». Девам обычно не дают вторых имён, но этой глава Вэй дал. Такое. Чем дольше Цяочжань размышлял, тем сильнее ему казалось, что он тонет. — Глава Вэй действительно дорожит своими яннюй. Вэй Цин он тоже даст второе имя?       — Вряд ли, — Вэй Тяньянь рассеянно пожал плечами. — Цин-Цин гэ только яннюй, а Лю-эр ещё и личная ученица, и имя он ей давал как наставник.       Сказанное щелкнуло в голове Цяочжаня, как ключ в замке. Ученица главы Вэй. Кто угодно мог бы подумать, что он её учит тёмным искусствам, или музыке, или управлению цзюнь-ци… Но Цяочжань помнил, кем Вэй Усянь был до того, как стать Ужасом Цзянху и главой клана.       Тенью.       Все вставало на свои места, и он преисполнился ледяного, как зимние воды Ляньхуа-ху, осознания: глава Вэй знал обо всех его провалах, взвесил их, измерил и нашел, что такому как Цяочжань, не место рядом с его любимой племянницей и будущей супругой его наследника. К тому же, Вэй Чжун была девой, что прямо согласовывалось со всеми уложениями и традициями: Тенью молодой госпожи могла стать только дева. Наверное, он уже все решил. Может быть, даже поговорил с главой Цзян. А что ни ему, ни Аи-мэй еще ничего не сказали — ну так взрослые были заняты своими взрослыми делами, на них, младших, просто не нашлось времени. Обидно, горько, но Цяочжань чтил сяо и принимал решения старших со смирением, как и полагалось. Кому там важно, что его душа трескается и исходит кровью…       Все оставшееся до начала импровизированного Большого Совета время он помогал друзьям и присоединившимся к ним наследникам Вэй, Лань и Оуян устраивать уют для вечерних посиделок, прислушивался к разговорам, но сам молчал и словно бы присутствовал, при том оставаясь за какой-то незримой стеной. Даже новость о походе на Луаньцзан — пока лишь предполагаемом, но когда это глава Вэй не добивался того, чего хотел? — едва его затронула. Это должно было остаться незамеченным, Цяочжань очень старался.       По крайней мере, праздник друзьям он не испортил и прилежно исполнял свой долг — пока глава Цзян и глава Вэй не скажут ему этого в лицо, он всё ещё будет считать себя Тенью Цзян Аи! — вместе с Вэй Чжун держа деву Цзян и наследника Вэй подальше друг от друга. А вот когда пир закончился и над Ичэном зажглись первые звёзды, и куда-то делись и бииняо Вэй-Лань, и Оуян Цзычжэнь, а Вэй Цин, обсмеяв и чуть не той самой метлой прогнав Вэй Тяньяня, увела Цзян Аи — он вдруг остался с Вэй Чжун наедине.       — У молодого господина Цзян всё хорошо? Мне кажется, у молодого господина непорядок с течением ци.       Эта церемонность — «молодой господин Цзян», будто они не пили сегодня со всеми вина из одного кувшина, в сочетании с довольно личным вопросом — и когда только его ци изучить успела? — отчего-то насмешили. Цяочжань сглотнул смешок и глубоко вздохнул, успокаиваясь. Ответил так же церемонно:       — Этот Цзян благодарит деву Вэй за внимание. Со мной всё хорошо.       Рассеянно огляделся вокруг: стол и скамьи, брошенные кувшины и тарелки; зачем-то переставил пустой кувшин с одного края стола на другой. Почти забыл о Вэй Чжун, когда за спиной раздался голос:       — Этой Вэй нечасто доводилось пить вино. Молодой господин Цзян не составит мне компанию, пока я проветрю голову?       Цяочжань был воспитанным молодым господином и конечно не смог отказать в просьбе. Хотя что-то — напряжение, которое преследовало его весь день — и царапнуло, когда Вэй Чжун продолжила:       — Не согласится ли молодой господин Цзян на дружеский поединок, чтобы скоротать время?       Конечно, Цяочжань согласился…       Меч в руке был таким тяжелым, будто он — мальчишка, только взявший свой новенький личный меч в руки и ещё не привыкший к его весу. Вбитые в плоть и кости стойки и взмахи давались с натугой, воздух сопротивлялся и густел, словно они сражались не на суше, а под водой. Воистину, ничтожество: Цяочжань видел, как Вэй Чжун сдерживает удары, то ли не желая заканчивать слишком быстро, то ли жалея его. И это одновременно выбешивало и смешило, он уже с трудом мог сдерживать злой задыхающийся смех, который прорвался вовне, когда ее меч, подобно змее, скользнул вдоль его меча и выбил из руки, а хитрая подсечка и вовсе уронила. Хуже всего было то, что Вэй Чжун его придержала. Из такого положения он приложился бы об землю головой, но ему не позволили. Его просто уложили — мягко и почти нежно. Так же нежно, как коснулась горла звездная сталь ее меча. Так же нежно, как скользнули по его шее кончики пальцев, покалывая разрядами ци. Так же нежно, как шелестнул ее голос:       — Держись.       А потом в его меридианы ворвался словно бы целый рой ос Ледяного Пламени, по легендам, водившихся где-то у небесных вершин Столпов Мира. Пронесся по ним, обжигая и замораживая разом, окружил его золотое ядро, заставив задохнуться, выгнуться, цепляясь костенеющими пальцами за землю и чужой рукав… Сердце на какие-то мяо перестало биться — а после пустилось вскачь, колотясь в ребра. Но кроме этого и внезапно навалившейся усталости, не было больше ничего. Не было окутавшей голову пелены и разливающейся от корня языка горечи, которую не смогло смыть даже вино. Сил, правда, тоже не было.       — Молодой господин Цзян Цяочжань из-под опеки целителей после ранения явно сбежал. Не долечившись.       Цяочжань поднялся, символически опираясь на поданную ему руку — не принять было бы невежливо, но он ещё не настолько ослаб, чтобы всерьёз опираться о деву! Её ладонь была теплая и сухая, в пальцы слабо кололись иголочки её ци; если сосредоточиться, можно было бы различить и перестук сердца — кажется, чуть частящий. А в голосе слышалась отчетливая укоризна — точно так же его корил ифу, когда маленький он бежал купаться или махать деревянными мечами, толком не вылечившись от простуды или не обработав стесанные коленки. Глаз в ночной темноте, даже при взобравшейся на небосвод луне, было толком не разглядеть, но Цяочжаню казалось, что они ничуть не потеплели.       Оставалось решить, чему верить — голосу или глазам?       У Цяочжаня было время, чтобы решить. До утра, до утра главам ещё будет не до них. Но не сейчас.       — Этот Цзян благодарит деву Вэй за беспокойство и помощь. Я не был ранен, лишь… устал. Деве Вэй тоже стоит отдохнуть, день был долгим.       Вэй Чжун согласно склонила голову. Прошелестела прежним голосом-ветерком:       — Молодой господин Цзян не проводит эту Вэй? — блеснули из-под ресниц глаза, как вода из-под зарослей ряски.       Цяочжань подавил порыв оскорбиться: стараниями самой же девы Вэй он уже в порядке и не настолько беспомощен, чтобы вновь довести себя мыслями до дисбаланса ци. Обошелся бы и без присмотра. Но — он уже уронил себя в её глазах; Вэй Чжун имеет право не доверять его самоконтролю. Так что Цяо согласно склонил голову. И пошёл «провожать».       Когда он наконец добрался до собственной постели, хватило склонить голову к подушке, чтобы провалиться в сон, как в омут.       Ранний рассвет разбудил его первыми робкими птичьими трелями. Удивительно, как стремительно возвращалась жизнь на очищенные от темной ци земли, если птицы уже прилетели, наверное, исследуя собственные покинутые гнезда. Первые мяо после пробуждения Цяочжань провел в странном и почти блаженном покое, пока не вспомнил все, что случилось за прошлые недели и месяцы. И особенно вчера. Вчера он рухнул в гибельный омут и, кажется, ему не выплыть. И главное — виновен он сам, и больше никто. Вэй Чжун… Вэй Чжун. Он ничего не знал о ней, кроме старого имени. Глава Вэй таил свою первую яннюй, словно дракон жемчужину. Немудрено, если именно она стала его первой и единственной истинной ученицей. Ничуть не удивительно, что Вэй Чжун была такой… настоящей Тенью. Тенью, владеющей цзюнь-ци.       Не спеша выбираться из постели, Цяочжань вспоминал по фэню весь вчерашний день с момента, как рядом с ними появились наследник Вэй и Вэй Чжун. Только теперь он подумал, что дева Вэй показалась ему похожей на кого-то. Нет, он никогда прежде ее не видел, но все же было некое неуловимое сходство… Но с кем? С фэнь Цяочжань тщетно пытался вспомнить, а потом выкинул мысли из головы: мало ли на свете похожих людей. Тем более, что по воспоминаниям прошедшего дня дева Вэй казалась довольно похожей на главу Вэй и его супруга — сдержанной манерой держаться и непревзойденной внимательностью как минимум.       Когда Цяочжань наконец вышел из палатки, его встретила суета понемногу собирающегося лагеря и смурная Цзян Аи. Шимэй угрюмо махала мечом на пятачке, временно отведённом скучающим юнцам под тренировочную площадку. Друзья — и Вэй Чжун с ними! — ошивались рядом. Чансинь, заметив взгляд, шепнул:       — Ян-гэ срочно улетел на рассвете, даже попрощаться не успел. Шимэй сказала.       Цяочжань кивнул. Действительно, если не желаешь, чтобы рвануло — порох нужно держать подальше от огня, вчера они и так едва справились. Во многом — благодаря деве Вэй.       Дева Вэй в стороне от разговора стоять так же не пожелала.       — Остальные из Чуньцю Вэй отбывают вместе с главой завтра. Этот день отведен на прощание и отдых перед долгой дорогой.       Читай — на похмелье и последние указания возвращающимся в Буцзинши ученикам, если кому-то из глав особо этого пожелается. Но что-то он не видел, чтобы главы Вэй и Цзян стремились дать какие-то указания им, своим ученикам. А вот главы Лань своего наследника с раннего утра как утащили, так пока и не возвращали, пожаловался Вэй-сюн. Да Оуян-сюн за своим батюшкой ходил хвостом, точно опасался, что если не будет, тот достигнутые договоренности с главами Вэй отменит.       Так что они были предоставлены самим себе, и когда Аи-мэй выразила желание найти отца и побыть с ним, если он не занят, Цяочжань уже открыл рот, чтобы сказать, что идет с ней… Но не успел: Вэй Чжун шагнула-скользнула к нему, улыбнулась едва заметной улыбкой, при свете дня было ясно видно, что ее темные омуты-глаза эта улыбка не делает светлее ничуть.       — Молодой господин Цзян уделит этой пару кэ времени?       Позже, размышляя, Цяочжань так и не смог понять, почему согласился — вместо того чтобы, как должно, сопровождать госпожу.       Страх? Со скрипом пришлось признать, что он тоже был — Цяочжань боялся встретиться с главой Цзян и услышать от него… наверное, подтверждение своим домыслам. Даже если логически и ясно было, что за день до отъезда и несколько недель до окончания обучения в Буцзинши никто не будет отзывать его и заменять на деву Вэй; всё произойдёт позже.       Та странная смесь чувств, в основном настороженности и любопытства, что он испытывал к самой деве Вэй? И это тоже. Кроме неё и себя он никогда никого из Теней не встречал. Только главу Вэй — но это вовсе не в счёт.       Так или иначе, но через фэнь они с Вэй Чжун уже прогуливались по лабиринту полуразрушенного Ичэна, с каждым шагом всё больше удаляясь от «обжитых» заклинателями улиц. На этот раз след не путался, направление к оставленному лагерю Цяочжань мог указать с закрытыми глазами, а дорога послушно оставалась в памяти.       — Этой показалось, что молодой господин Цзян чем-то обеспокоен. Эта Вэй надеется стать однажды другом молодому господину Цзян, и потому не может не спросить: могу я как-то развеять печали молодого господина?       Цяочжаня беспокоило много что, связанное с Вэй Чжун, но пока они ещё не стали друзьями (эти слова его тоже беспокоили) — упоминать эти тревоги было бы рано. Впрочем, после того, как она вытащила Цяочжаня из искажения — отрицать, что тревоги есть, было бы глупо… Стоило выбрать из списка что-то безобидное.       Наполовину в шутку Цяочжань произнёс:       — Да. Дева Вэй никак не оставит окончательно формальный стиль. Он неуместен между друзей — и этому Цзян совестно, если дева Вэй, пришедшая к этому с дружбой, не увидела ответа на свои стремления.       В немногих своих личных разговорах они с Вэй Чжун постоянно сбивались с формального «этот» на простецкое «я» — грубо и некрасиво — и дружно же это игнорировали. Но раз уж с… перемирием — дружбой это пока было называть рано — Вэй Чжун пришла первая, ей Цяочжань и доверил разрешить эту дилемму.       Дева Вэй улыбнулась, останавливаясь в тени каким-то чудом уцелевшей в городе сливы, облокотилась о корявый ствол, складывая руки на груди.       — Раз уж молодой господин Цзян заговорил об этом, и эта сейчас имеет в виду наши «стремления», а не что-то иное, то следует сперва решить этот вопрос. Эта Вэй не любит плести кружева из слов, хотя и умеет, а потому скажет прямо: этой известно, что молодой господин Цзян Цяочжань в скором времени станет Тенью молодой госпожи Цзян Аи, — вопросом это не было, но дева Вэй все же умолкла и устремила на него темный глубокий взгляд.       Сейчас, при свете дня, он видел, что глаза у нее темно-карие, того особого цвета, какой бывает у воды лесных рек, текущих и питаемых источниками в болотистых торфяных низинах. Такие реки, при всей темноте их воды, изумительно чисты и иногда даже целебны.       Все его сомнения разом всколыхнулись в душе, на миг всплыли на поверхность — и утихли.       Ни глава Цзян, ни глава Вэй ему пока так ничего и не сказали.       Сама Цзян Аи ясно дала понять, что Цяочжань её в качестве Тени устраивает — а это, всё же, весомый аргумент: нет ничего хуже, чем Тень и её хозяин, которые терпеть друг друга не могут. В таком случае, скорее всего, даже не удастся установить связь.       И — «Молодой господин Цзян Цяочжань в скором времени станет Тенью молодой госпожи Цзян Аи» — сказанное с полной уверенностью. Вэй Чжун — личная ученица главы Вэй. Ей нет резона лгать или домысливать от себя — на первый взгляд, но право, Цяочжань предпочёл бы не усложнять и не искать змею в чаше — значит, она повторила слова учителя.       С души Цяочжаня словно упал груз — причём он даже не замечал, что тащил это на себе, пока не избавился. Ответ вышел — даже для самого Цяо — ощутимо теплее всего предыдущего разговора:       — Это так.       — А еще, эта уверена, молодому господину Цзян известно, что у благородных дев Тенями обычно становились девы, и не во всякое место Тень-мужчина сможет последовать за своей госпожой, не навлекая на нее позора или насмешек.       Вэй Чжун снова не спрашивала, но все так же серьезно и требовательно смотрела ему в глаза. Очень прямолинейно и непривычно, впрочем, это же была яннюй главы Вэй, а не какая-то иная дева. Под таким взглядом приходилось отвечать, и Цяочжань даже сперва глянул на ее руки, но нет, никаких особых печатей дева Вэй не складывала, как раз наоборот, ее ладони были на виду, спокойно лежали на плечах, демонстрируя — ни оружия, ни печатей Тень не таит. Более демонстративным было бы лишь вытянуть ладони вперед.       — Этому Цзян известно. — Более чем. Этот вопрос — то, как Тень-мужчина при молодой госпоже будет выглядеть со стороны — был одним из тех, что особенно Цяочжаня мучил. Главы Цзян и Вэй, конечно, говорили, что не стоит оглядываться на свиней, которые если не найдут грязи на месте — притащат с собой, и даже планировали публично раскрыть видоизмененный ритуал, дабы оградить Аи-мэй и Вэй Тяньяня от насмешек… Но, похоже, они выбрали другой путь. И Цяочжаню он скорее нравился: — Молодая госпожа Вэй может предложить решение этой проблемы?       Вэй Чжун изменила позу, опустила глаза — скромная служанка при госпоже, иначе не скажешь, и это несмотря на вызывающий наряд заклинательницы из Чуньцю Вэй.       — Эта скромная могла бы. Там, где неуместно присутствие мужчины, женщина, служащая госпоже, никого не удивит. Однако эта Вэй так же знает, что молодая госпожа Цзян высказала нежелание видеть своей Тенью кого бы то ни было, кроме молодого господина Цзян. Эта Вэй не знает, отчего так, но искренне хотела бы служить своей будущей госпоже. Если этой Вэй будет позволено обратиться с просьбой к молодому господину, эта была бы счастлива его покровительству. Эта Вэй видит меж вами узы искренней дружбы и привязанности. — И резко, словно столкнув в омут с обрыва: — Я тоже хочу подружиться с Цзян Аи. Долг будет превыше всего, но исполнять его легче, когда тебя любят, а не терпят. Цзян Цяочжань, ты силен, отважен и умен, ифу хвалил тебя. Но есть умения, доступные лишь девам-Теням, и вместе мы могли бы стать для молодой госпожи нерушимым щитом. Помоги мне достичь этого, прошу.       Цяочжань мог предположить, почему Аи-мэй не хотела видеть рядом с собой никого, кроме него. Он уже сейчас мог предсказать, насколько сложно ему самому будет разделить ответственность за Цзян Аи — по-настоящему разделить, а не доверять время от времени пригляд, как с Чансинем — с этой незнакомой девицей, такой же непредсказуемой, как и её учитель. Он предвидел, насколько сложно будет уговорить саму Аи-мэй — уж чего-чего, а упертости в ней на троих хватало, и принятых решений молодая госпожа Цзян менять не любила.       Но путь в тысячу ли начинается с первого шага.       — Я был бы рад твоей помощи, Вэй Чжун, и рад буду помочь тебе.       Она снова вскинула голову и посмотрела в его глаза, улыбаясь едва заметно, но — удивительное дело! — ее карие омуты показались ему изрядно потеплевшими, словно прогретые солнцем.       — Ифу дал мне это имя, но меня так почти никто не зовет. Вэй Лю, это имя мне привычнее.       Цяочжань слышал уже не раз, как деву Вэй называли «Лю-эр». Словно всем именно так и было привычно называть ее. И — да, имя «Лю» шло ей невероятно, отражая и внешность, и первое впечатление, и даже последующие.       — Моё имя Цзян Цяо, Лю-шимэй тоже может называть меня так.       Вэй Лю снова улыбнулась:       — Спасибо, Цяо-шисюн. — покосилась куда-то в сторону лагеря и предположила: — Думаю, Цзян Аи задержится у главы Цзян до вечера, да и все остальные уже нашли себе занятие по душе. Не желаешь, чтобы скоротать время, устроить небольшой дружеский поединок?       Цяочжань почти рассмеялся от того, как они вернулись к тому, с чего начинали. Вэй Лю была права: им стоило узнать — по-настоящему — стиль боя друг друга, раз уж они большую часть жизни проведут бок о бок. И к тому же ему всё-таки хотелось оправдаться за вчерашний позор…       Конечно, Цяочжань согласился. Но прежде, чем они начали свой поединок, позволил себе полюбопытствовать:       — Лю-шимэй, как зовут твой меч?       Имя меча могло очень многое сказать о заклинателе, а в прошлый раз он не обратил внимания на это, слишком глубоко погруженный в битву со своими сердечными демонами. Ножны же меча девы Вэй имени не несли, собственно, как и его ножны тоже. Значит, его имя было отчеканено или вытравлено на самом лезвии у гарды.       Вместо ответа Вэй Лю вытащила свой меч из ножен и на раскрытых ладонях протянула ему, позволяя самому прочитать.       «Сердцевина».       Цяочжаня учили — и учили хорошо, и понимать значения слов, которые порой не соответствуют называемому предмету — тоже. Синьцао — это же что-то такое рыхлое, напитанное водой и соками, а у иных растений и вовсе полое, да? Но со взглядом на этот цзянь и в глаза Лю-шимэй пришло понимание имени, словно она сама подсказала, своим тихим голосом-шелестом.       — Шимэй долго выбирала имя? — вопрос был не из простого любопытства, отнюдь. И даже не из желания оценить разум и знания девы Вэй.       — Долго? Нет. Я знала ее имя с той мяо, как под руководством ифу и Лилянь-лаоцзу впервые взяла молот и ударила по металлу, заклиная ее.       В клане Цзян были иные традиции изготовления клинков; недоучки-ученики к молоту не допускались, и Цяочжань свой меч впервые увидел уже почти готовым, когда оставалось лишь дать ему имя и привязать к хозяину. И с именем маялся долго — никакое не казалось достойным. Цяочжань пытался искать вдохновение в библиотеке, среди стихов и трактатов, но так и не нашёл.       Жестом ответной любезности Цяочжань вынул свой меч из ножен и повернул лезвие плашмя, давая прочесть иероглифы.       — Яомо? — шимэй смешливо сощурилась, совсем как ее учитель. — Это оттого, что кто-то слишком тихо подкрадывается, или оттого, что твой клинок дарит тишину неупокоенным душам?       — Предполагается, что второе. Но назвал я его как раз тогда, когда мой ифу выбранил меня злым духом за то, что хожу чересчур тихо, — Цяочжань никому прежде не рассказывал об этом. Даже Аи-мэй. Но с будущей напарницей почему-то захотелось поделиться — кому, как не яннюй Вэй Усяня, понять весь юмор подобного имени?       Вэй Лю не стала говорить банальностей вроде похвал клинку или его имени, лишь встала в стойку. Цяочжаня повторил, разгоняя ци по меридианам, чувствуя, как гудят в предвкушении мышцы и тонким, лишь ему самому слышимым звоном откликается Яомо.              

***

             — Возможно, ифу пришлет меня в Буцзинши пару раз в скором времени, — прощаясь, сказала Вэй Лю. — Или нет, и тогда мы с вами увидимся на осенних состязаниях в Ланьлине. Этой Вэй было приятно увидеться со всеми вами.       И ушла — словно ветром унесло ивовый листочек.       Вэй Цин вздохнула:       — Вот как у нее так выходит? Моргнешь — и уже нету. Жаль, что так мало вышло пообщаться, я соскучилась по своей зануде-сестрице.       — Да брось, сяоцзе, Лю-мэй не зануда. — Уж точно не в сравнении с девицами из Лань. Но этого Аи добавлять вслух уже не стала. Хотя подумала не она одна: Лань Цзинъи, которого главы Лань наконец отпустили от себя, громко и выразительно фыркнул:       — Дева Вэй, поверь, ты ещё не видела настоящих зануд. От них на несколько чжанов несёт благочестием и праведностью, как гнилой древесиной от трухлявых пней. Твоя сестрица на таких совсем не похожа. — Он на миг задумался, словно гадая: а на кого же похожа? — и тряхнул головой. Со вздохом сдул челку: — Жаль, что её не отправили с вами в Юньшэн. Или хотя бы в Буцзинши.       — У шимэй были какие-то сложности с синьшэном, глава с нею лично занимался. Но, видимо, всё разрешилось, раз уж она участвовала в ночной охоте, — говорил, может, Юань-шисюн и про Лю-шимэй, но косился на А-Цяо.       Аи тоже косилась: утром ей было не до того, она ещё была мыслями с Ян-гэ, и только потом поняла: А-Цяо и Лю-мэй ушли куда-то вдвоём! Хотя, зная шисюна, Аи ожидала, что он пойдёт вместе с ней, хотя бы проводить её и поприветствовать главу. Да и Лю-мэй редко первая подходила к малознакомым людям; она и к хорошо знакомым редко напрашивалась в компанию. Насколько уж Аи успела ее узнать за все время, проведенное в Фэнхуан Во, Лю-мэй действительно казалась немного занудой, точнее, сперва Аи думала, что она во многом копирует Цзян-бофу, даже чересчур во многом. Но если так подумать, то это было лишь первое впечатление. Лю-мэй была загадкой, которую, возможно, придется разгадывать именно что Аи, когда она войдет в Фэнхуан Во хозяйкой. А интересно-то было уже сейчас! Аи постановила себе расспросить А-Цяо после возвращения в Цинхэ. И, наверное, А-Юаня тоже, он ведь был Лю-мэй шисюном и не мог не знать о ней чего-нибудь неочевидного для других, даже для Вэй Цин.       Пока же им всем следовало вернуться в Буцзинши и получить свои заслуженные головомойки от старших за все допущенные ошибки, которые еще предстояло честно изложить в собственных отчетах. Аи вспомнила о том, что их нужно будет написать, только сейчас и горестно застонала, а вскинувшимся на ее стон друзьям напомнила о неминуемой каре. И над уже опустевшим и почти свернутым лагерем зазвучали стоны отчаяния уже не в одну, а во все пять глоток. Подошедший как раз в этот момент Оуян Цзычжэнь, узнав, по ком вой, исполнил партию сольно, под аккомпанемент несколько злорадного смеха Цю-дашисюна, пришедшего вместе с ним и по их души. Пора было собираться, отбывали завтра на рассвете, так же как из Буцзинши.              

***

             Обратный путь проделали в том же строю; держать его после практики было очевидно легче. Но приземлились на этот раз за городом, и на земле строй, несмотря на практику, всё время норовил рассыпаться. Аи прибавила в мысленный список всеобщих ошибок и этот пункт и смирилась; понадеялась лишь, что о собственных недостатках придется выслушивать уже на свежую голову.       Наставники, видимо, тоже считали, что выспавшиеся и отдохнувшие ученики внимать будут усерднее, и сегодня погнали их в купальни — чем все мероприятия и ограничили. Возможно, кому-то и хватило сил ещё на что-то… Но сама Аи, едва вымылась, рухнула на постель — несмотря на то, что до заката и отбоя было ещё ой как далеко.