
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
AU
Фэнтези
Счастливый финал
Обоснованный ООС
Отклонения от канона
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Уся / Сянься
ООС
Второстепенные оригинальные персонажи
Насилие
Смерть второстепенных персонажей
Fix-it
Исторические эпохи
Характерная для канона жестокость
Смена имени
Взросление
Древний Китай
Описание
Госпожа Юй отлично учила адептов, а еще лучше учила одного конкретного адепта - первого ученика клана Цзян, Вэй Ина. И - о да! - он заслуживал своего места, он очень хорошо учился. Всему - верности слову и делу, честности, преданности своим идеалам, умению делать выбор и пониманию, что порой выбирать приходится не среди хорошего и плохого, а среди плохого и еще худшего. Но тому, что геройствовать лучше не в одиночку, его научила не госпожа Юй, а куда более суровая наставница - сама жизнь.
Примечания
Знание канона не обязательно - от канона рожки да ножки)))
或許全部 Huòxǔ quánbù "Хосюй цюаньбу" (Возможно все)
Посвящение
Тому человеку, в комментарии которого я увидел идею.
Тисе Солнце - за неоценимую помощь в написании и подставленном широком плече на повизжать)))
Экстра 4. А чьи это стенанья я слышу из Глубин?
01 апреля 2022, 03:56
Каторжная работа на износ в течении четырех лет дала, наконец, плоды: клан Лань снова стал считаться благонадежным и достойным доверия. Резиденция была готова распахнуть свои двери перед молодым поколением, учителя и наставники готовы были кропотливо передавать свой опыт и знания…
Глава Лань, Лань Сичэнь, глядя в зеркало, страдальчески скривился: Всемилостивая Гуаньинь, век бы не видел ни ученичков, ни учителей! Отчего мир так несправедлив? Через полгода вся эта стая бешеных обезьян, условно именуемых подростками, уберется из Облачных Глубин, и у наставников и учителей наступит краткий, всего в месяц, перерыв, который каждый из них сможет потратить на любимое дело, отдых или что только заблагорассудится. А у главы клана и тем более ордена такого перерыва нет и быть не может. Нет, они с Яо, конечно, могут снова улететь на Ночную охоту… да хоть и в тот же Илин, как в прошлый раз, который — подумать только! — был именно год назад. Но ведь по возвращении им выедят нутро и высосут мозг через уши старейшины, главы подчиненных кланов, просители и кто-угодно-еще!
— А-Яо, что там с прибывающими?
— Собрались почти все. Отсутствуют представители Лю и Вэй… Ах, нет, Вэй уже на месте. Помогите нам боги…
Сичэнь душераздирающе застонал, уронив голову в ладони.
***
За эти годы Вэй Ин нечасто бывал в Гусу. Это если мягко сказать, по правде — те разы, когда он бывал в Облачных Глубинах, легко можно было пересчитать по пальцам одной руки. И это обычно происходило по делам и весьма спешно — желания задерживаться в месте, которое принесло его супругу столько боли, не было никакого. Теперь же…. Минфэн был рядом и особой тревоги не показывал, а вокруг галдела и шушукалась — ну, насколько это возможно в Гусу — толпа подростков. Это навевало воспоминания и настраивало на определенный лад. Вспоминалось многое, что было пережито здесь, и он надеялся, что у А-Яна от Облачных Глубин останутся похожие ощущения, не омраченные излишком наказаний. Опять же, по правде говоря, надежды на это было мало: Вэй Ян ни с какого боку не был Вэй Ином, он не воспитывался в жестких рамках кодекса Теней, хотя дисциплину Вэй Ин постарался ему привить, но… О, Небеса и Небожители, уберегите всех тех, кто вздумает задираться к его диди. Вэй Ян умел держать удар и умел отвечать: за словом в рукав не полезет, а язычок у него — что острие его Ганъюя, разделает, как утку для праздничного стола, и не запыхается. Еще раз окинув взглядом всю толпу подростков, и в белых ученических одеяниях адептов Гусу Лань, и в цветных — прочих орденов, он слегка нахмурился. Может, не стоило отправлять Яна все-таки в этом году? Он, выходит, самый младший из юношей, только зимой ему исполнится четырнадцать, а всем остальным здесь уже по пятнадцать-шестнадцать, а кое-кому и побольше. Хорошо, что он решил отправить на обучение и А-Мина с А-Линем. На Чэнмина, правда, надежды маловато, он в паре с братцем ведомый, а вот Линьян — чуть более ответственный юноша. Хотя оба с детства все равно привыкли подчиняться Тяньяню, и как тут сердцу не трепетать от предчувствий? — А-Сянь, что ты? — любимый супруг сжал его ладонь, чуть встревоженно заглянул в глаза. — Да вот, думаю: хватит ли у ордена Чуньцю Вэй денег, если придется отстраивать Юньшэн? — Не придётся, — укоризненно взглянул на него Минфэн, — А-Ян — разумный юноша, он не станет делать того, что может пойти во вред положению и репутации клана. — Клана — да… Вэй Ин подавил в себе желание разбурчаться, как какой-нибудь особо замшелый пень из старейшин. А-Ян действительно старался не бросать тень на родной клан, но собственную репутацию портил с завидным старанием. Хотя «портил» — это с какой стороны посмотреть, учитывая, что его с совершенно сопливого возраста прозвали «Тысячей несчастий» и это имя он носил с явным удовольствием. Последний орден — некто Лю, Вэй Ин их и не помнил толком, кто и откуда, — прибыл, и над Облачными Глубинами разнесся удар колокола, возвещая начало церемонии. Ученики Гусу Лань тотчас замерли ровненьким строем, остальные тоже попытались что-то такое изобразить. Вэй Ин, посмотрев на очень старательно улыбающегося главу Лань, закусил губу. — Не завидую я все-таки нашему эргэ, любовь моя. Следовало бы сперва отправлять всю эту ораву к дагэ, чтоб привил им всем жесткую дисциплину, а уж потом сюда. Сзади донеслось страдальческим шепотом голосом Яо: — Да где ж вы раньше были с этим предложением, глава Вэй! — Ну-ну, дорогой сюнцю, не расстраивайтесь. В следующий раз сделаете именно так, не последний же раз Гусу учеников набирает, — таким же шёпотом ответил Вэй Ин. Лань Чуньяо тоже было жаль, не менее, чем его супруга, но в стойкости этого человека сомневаться не приходилось. Особенно после рассказа А-Яна. Вэй Ин не удержался: — Сюнцю, вы же присмотрите за моим сорванцом? Чтоб он не потерялся случайно или не съел что-то не то? Второго господина Лань наверняка от этого предложения передернуло, но он все-таки ответил, и даже с улыбкой в голосе: — Всенепременно, глава Вэй, и присмотрю, и накажу лично, по-родственному, если что. — Что ж, тогда я спокоен. Правда, не советую вам отращивать бородку или усы. Так, на всякий случай. Минфэн вскинул руку к лицу, сдавленно выдохнул, пряча смешок в ладонь. Вэй Ин облегченно вздохнул: наконец-то любимый смог отпустить старые раны. Пусть он, Усянь, и стер их следы с тела, и всеми силами залечивал душу, но окончательно убедился, что все зажило, только сейчас. Меж тем церемония шла своим чередом. Юноши и девы поочередно подходили к длинному помосту, приветствуя главу Лань, наставников и учителей, вручали свои дары — их принимал один из старших адептов, хотя должен был бы Лань Чуньяо, но тот, по давней традиции, обходил прибывших в Юньшэн гостей под талисманом тени, слушая, что говорят. Наверняка у него и причина для отсутствия заготовлена очень уважительная, у этого хитрого лиса. Вэй Ин иногда даже слегка завидовал Лань Сичэню: ведь удалось же добыть себе такого умницу! И присматривался к своим ребятам, кого мог посоветовать Яну в будущем сделать своей правой рукой. Пока что среди адептов Чуньцю Вэй настолько выдающихся талантов не находилось, ну да у него в ордене все-таки в чести были иные добродетели. Они с Цзян Чжанем проследили, как Ян вручает дар их ордена, специально для главы с молодым супругом сделанную курильницу-артефакт, и проговаривает тщательно выученную речь, кланяется и возвращается в строй. Придраться, даже если бы возникло такое желание, не было к чему, диди все сделал безукоризненно, выверенно — даром ли старейшина Лилянь его натаскивала в этикете? Далее следовал небольшой банкет для всех, а после — отлет сопровождающих. Кроме пары глав союзных Лань кланов и них самих, никто не должен был задержаться. Ну а у четы Вэй на вечер в компании четы Лань были планы. Целых четыре вместительных, приятно побулькивающих плана.***
Банкет прошёл ровно так, как и было запланировано, Яо тщательно отслеживал все, что только было возможно, и, судя по умиротворенному выражению лица главы Лань, справился на отлично. Гости были довольны, никто не перепил и не возмутился недостатком выпивки, и даже особо жарких споров разгореться не успело. Это все-таки был не приветственный пир перед Советом, когда засиживались до середины ночи. Но вот после… Если вассалы обсудили свои вопросы и тоже убрались прочь, то еще двое гостей никуда не девались, хотя глава Вэй незаметно исчез еще с пира, оставив за себя супруга. Яо знал, куда тот отправится, и не переживал: путь на пик Сычжичжу Вэй Усянь отыщет и сам, а там его время плотно займет старейшина Мэйню. Спустился бы до ночи, а то увлекутся оба — пиши пропало. Но глава Вэй все-таки вернулся из Шелковых Облаков до темна, и его даже не понадобилось встречать, чтобы проводить в беседку, где коротали время за чаем и беседой братья. Яо, под талисманом, чтоб не мешать, тихо сидел в уголке и наблюдал за этим несколько неловким чаепитием. Все-таки это была первая встреча Лань Сичэня и Цзян Минфэна наедине после всех событий. И нет, его считать нельзя, его тут вовсе не было, даже для любимого супруга. И не должно было быть, просто Яо очень хотелось увидеть хоть раз, каким будет взаимодействие братьев без чужих глаз. Оценить, насколько они смогли наладить отношения. Сичэнь не распространялся, но Яо-то не был слеп и видел, что супруг в глубине души все еще переживает свои ошибки. Такой уж Лань Сичэнь был человек, способный долго крутить и так и сяк свои поступки и слова, выискивая изъяны и страдая. Им с Цзян Чжанем очень нужно было поговорить, прояснить все до конца, выстроить новый крепкий мост, а не подновлять обгорелый старый. Вот и сидел, давал им возможность пообщаться наедине, но в то же время изучая обоих. И едва не заорал, когда чужие руки неожиданно обхватили за плечи, а хрипловатый голос тихо промурлыкал на ухо: — Любопытство сгубило обезьяну, мой дорогой сюнцю. — Тогда здесь две обезьяны, глава Вэй! — кричать шепотом было неудобно, но Яо справился. Нельзя так хватать людей, если не хочешь устроить им искажение! К своему стыду, произнеся это, Яо обнаружил, что голос дрожит. Глава Вэй на отповедь только фыркнул и, судя по ощущениям, сел рядом, привалившись к Яо плечом. Уходить он, видимо, не собирался, как и сам Яо, и оставалось только смириться. В самом деле, как Яо мог подумать, что если уж он решил понаблюдать тайком за супругом и его братом — то эту возможность упустит изрядно пуганый Вэй Усянь? Не стоило обольщаться его улыбками, он никому не доверял, а уж Лань Сичэню — тем более. Разговор братьев, сперва натужный, вымученный, с паузами для того, чтоб подобрать слова, потихоньку стал плавнее, а молчание, заполнявшее промежутки, не таким напряженным. И когда Цзян Минфэн, поднявшись, пересел рядом с братом, прижавшись к нему плечом, Вэй Усянь молча потянул Яо на выход, а там и вовсе подальше от беседки. За вторым поворотом тропы оба сняли талисманы. — Дадим им еще немного времени, Яо-эр, — зубасто улыбнулся второй самый жуткий хищник среди всех, кого Яо знал. Если б не родство с ним через брак и не побратимство, Яо бы старался держаться от этого существа подальше. Его даже привычка к старейшине Мэйню и ее восьмилапым помощникам не спасала от ощущения, что рядом затаился кто-то, о котором вообще нельзя сказать, добрый он или злой. Несмотря на все, что Вэй Усянь сделал для них с Сичэнем, Яо все равно не мог прекратить его опасаться. Можно привыкнуть ходить узкой тропой по краю обрыва, но упасть-то ты все равно хотеть не будешь, так? Вот Вэй Усянь и был таким страхом. Яо знал, когда именно изменились его чувства к этому человеку. Точнее, когда он понял, что Вэй Усянь уже не совсем человек. Это было даже не после той ужасной ночи, когда он сражался с тьмой внутри себя, хотя тогда зрелище было, конечно, грандиозное и величественное. Нет, это случилось четыре года назад, в пещере Рождений чжичжуся. Только тогда Чуньяо внезапно понял, что вот это существо, окутанное лиловым пламенем, более всего похожее на аватару какого-то бога, делает. Вдыхает жизнь и ци в почти погибшие яйца. Оживляет. Что именно по его воле происходит практически божественный акт, и только по недосмотру Небожителей Вэй Усянь все еще ходит по земле, а не вознесся. И в то же время он знал: стоит только заикнуться ему о таком, выдать хоть намек вслух, Вэй Усянь жестоко и резко высмеет каждое слово. Потому что сам себя считает ничуть не более чем человеком. Ну, одаренным, ну так ци с огнем сплетались и у Вэнь, так же как у Цзян — с водой. Остальные кланы, возможно, просто не столь открыто демонстрировали свою связь, хотя как-то иначе понять целые поля пионов у Цзинь, цветущие едва не круглый год, было нельзя. Так что — нет, наверное, это все-таки был не страх. Это было благоговение перед силой, что намного больше и опаснее, но находится в надежных руках. — Как считает дорогой дицю, нам с Сичэнем уже стоит запасаться успокоительными сборами? — молчать с ним Яо не хотел, так что поднял самую животрепещущую тему. — А-Ян не станет устраивать пакости, если его не злить. Он приехал учиться, — усмехнулся Вэй Усянь. — И именно этим он намеревался заниматься. Надеюсь, он не слишком обременит своим желанием старейшину Мэйню? — Это стоит спрашивать у самой старейшины, — и Яо не сомневался, что глава Вэй уже это сделал, а вопрос ему — так, формальность. Предупреждение и объяснение, у кого и чему на самом деле приехал учиться первый молодой господин своего поколения. — Несомненно так и поступлю, — Вэй Усянь в ответ легкомысленно фыркнул и сменил тему: — Как думаешь, наши супруги уже наговорились? — Скорее, намолчались, — так же отфыркнулся Яо. — А что? — Я собираюсь немно-о-ожко пошалить, — прищурил загоревшиеся лиловыми искорками глаза Усянь. — У меня в Фэнхуан Во делают отличное лотосовое вино, а еще — медовую байцзю. Вино предлагаю споить любимым супругам, все равно им крепкого нельзя, а вот байцзю попробовать самим, — и подмигнул, зараза. Яо задумался. Сичэнь иногда выпивал, в основном с Не Минцзюэ, и при этом совершенно бессовестно мухлевал. Причем, узнал об этом Яо, только когда Сичэнь отказался убирать со Стены правило про алкоголь. Так что он мог с уверенностью заявить, что пьяным супруга никогда не видел. А было интересно… Не откажет же он Вэй Усяню? И вряд ли будет в его присутствии переводить хорошее вино. Это старшему побратиму он, по старой дружбе, мог лапшу на уши навешивать. Такие уж у них были отношения. А вот Вэй Усяня супруг… не боялся, нет. Или не так, как сам Яо. Скорей, это можно было назвать уважением и неоплатным долгом, во вторую лишь очередь это были дружеские чувства, как к тому же Цзян Ваньиню или Цзинь Цзысюаню — как к соратникам. Сичэня было достаточно трудно читать, даже годы рядом с ним этот процесс не упростили. — Ну, так что, Яо-эр? Ты так глубоко задумался. Устаешь, сюнцю? Воспользуйтесь с Сичэнь-гэ нашим подарком как-нибудь в ближайшее время. Только сперва внимательно прочтите, как именно пользоваться, — в голосе Вэй Усяня проскользнула почти незаметная ворчливая нотка, словно он сам на себя сердился. Яо немедленно захотелось узнать, что там случилось, когда Усянь свое изобретение на себе же и испытывал, что он вот так почти открыто досадует. Эта эмоция ведь была практически приглашением к расспросам и рассказу. Но решил, что спросит потом. Возможно, когда они все немного выпьют. Несомненно, это будет интересным. В конце концов любопытство и желание расслабиться внутри Яо победило благочестие, и они с Вэй Усянем направились обратно. В последнем же благочестия не было никогда, как бы Ди-цзуньши его ни пытался изображать — и в этом Яо уверился уже совсем скоро. Потому что его муж не успел сказать «Юньшэн», а в его руке уже была изящная нефритовая чарочка, до краев полная лотосовым вином. — Драгоценные сюнчжан, сюнцю, сегодня очень знаменательный для нас день, для меня так точно, уж простите мне болтливость, это все мое бедное старое сердце! Супруг только чуть-чуть вскинул бровь в ответ на эту тираду, но промолчал. Молчал и Яо, внимательно слушая. — Ровно семь лет назад я сам прилетел в Облачные Глубины вместе с братом, чтобы пройти здесь обучение, и тот год оказался поворотной точкой для меня и, думаю, еще многих. Оглядываясь назад, я хочу сказать, что он был очень счастливым и насыщенным. И я хотел бы, чтобы и для нынешнего поколения учеников прославленного, без сомнения, Великого ордена Гусу Лань их время обучения стало таким же. Выпьем же за это! Сичэнь посмотрел на Вэй Усянь укоризненно — он явно не считал озвученный повод достаточным, чтобы нарушать немногочисленные оставшиеся в Юньшэне правила, но всё же выпил. Устало выдохнул, оглядывая враз помутневшим взором беседку. — А я вот надеюсь, дорогой дицю, что для нынешнего поколения воспоминания о Гусу Лань будут лучше, чем у вас, — сфокусировал взгляд на Вэй Усяне и добавил: — и чтоб Юньшэн, в свою очередь, меньше запомнил их. — Ах, сюнчжан, — Вэй Ин безуспешно попытался спрятать лукавую усмешку, — как ты можешь так говорить? Мои воспоминания о том годе чудесны, даже несмотря на несколько наказаний. Все-таки, в тот год мы были счастливыми детьми, не знающими ничего о взрослых проблемах. Но ты прав насчет того, что для нынешнего поколения эта память должна быть еще более светлой, как светлы сами Облачные Глубины. Ведь все хорошо? — и внимательно заглянул в глаза, потянувшись через стол, чтобы коснуться чужой руки. — Если что-то не так, ты всегда можешь мне сказать. Сюнчжан, какие бы разногласия не были у нас в прошлом, вы — часть моей семьи, моей… стаи. Яо против воли напрягся, мысленно костеря себя на все лады: ну когда уже из него уберётся эта привычка — ожидать от каждого жеста подвоха? Потому что ясно как день: ничего плохого Вэй Усянь Сичэню не сделает, но Яо всё равно хотелось отбросить от супруга его руку. Вместо этого он предпочёл перевести тему: — Вэй-цяньбэй, до Гусу дошли вести, что в Чуньцю задержался некий прославленный даос, да к тому же сменил свои белые одежды на форму ордена. — Ну, если быть честным, то не только юный Сяо Синчэнь, — еще более лукаво усмехнулся Вэй Ин. — Сюнцю, должно быть, слышал и о его спутнике, Сун Цзычэне из монастыря Байсюэ? Они оба приняли мое предложение вступить в орден Чуньцю Вэй. О Сун Цзычэне им ещё не доносили, только о том, что его видели неподалеку от округа Чуньцю. Впрочем, логично — с тех пор, как мир услышал об этих заклинателях, говорили о них, как о неразлучных спутниках. И то, что изначально в рядах ордена Вэй появился лишь один из них, вызывало удивление большее, чем то, что в итоге в орден вступили оба. Но ещё более удивительным было то, что они вообще вступили в орден Чуньцю Вэй. Ранее им предлагали не раз и не два ордена гораздо более древние и прославленные. Гусу Лань — не предлагал, здесь было не принято пополнять свою численность, принимая адептов со стороны так открыто, а вот Цзинь Цзысюань успел получить от даочжанов отказ. И тем любопытней было: как Вэй Усяню в очередной раз удалось совершить то, что иные успели счесть невозможным? Вэй Усянь же, вместо того, чтобы похвастать, снова налил всем по чарочке, глядя так умильно на захмелевших с первой эргэ и супруга, что казался уже даже не неведомым злом, а обычным сяньли, заманившим в свое логово двух оленей пожирнее. В чарке Яо снова заплескалась медовая байцзю, манящая ароматом и вкусом. — Выпьем за то, чтоб юное поколение хорошо училось и не доставляло хлопот наставникам! — провозгласил Вэй Усянь, поднимая свою. — За тягу к знаниям! Брошенный на Яо взгляд и лукавое подмигивание что-то должно было значить. Ну не верилось ему, что иные слова этого человека могли быть сказаны в простоте. Он без подтекста, наверное, только с супругом разговаривает, и то не факт! Пришлось спешно выпить ещё, чтобы занять рот и не спросить прямо — байцзю всё же была забористая. Минфэн к этому моменту уже клевал носом, Сичэнь смотрел остановившимся взглядом в одну точку, и Яо испытал некоторое сожаление — что, и это всё? Вэй Усянь, впрочем, спровадить супруга спать не торопился, подлив им с Яо ещё по чарке: — Ах, какой дивный вечер, не правда ли? Хотелось бы мне снова собрать всех наших побратимов с семьями. Думаю вот: не пригласить ли вас на Чуньцзе в Фэнхуан Во? Или вовсе устроить поход по всем резиденциям в эту ночь? Как считаете, сюнчжан, сюнди? У нас снег выпадает, молодь придумала новую забаву — подкрашенным мелом с помощью ци по снегу рисовать, а это не легкое занятие, там ведь не один цельный кусок металла... Э… Сюнчжан? А-Чжань? Куда вы? Оба старших подорвались с места и куда-то деловито отправились. Смотрелось забавно: со стороны сразу и не скажешь, что оба пьяны до изумления, а всего-то с двух чарок не самого крепкого вина! Цзян Чжань меж тем остановился, оглянувшись на голос супруга. Вернулся назад, закинул его на плечо и пошёл обратно за Сичэнем. Яо встретился глазами с приподнявшим голову Усянем — в глазах того удивление быстро сменялось весельем — и поспешил следом. Кто бы мог подумать! Воистину, Яо ещё не встречались люди более удивительные, чем возлюбленный супруг и его брат. Обычно пьяные если и проявляют подобную настойчивость, то делают это как минимум… менее устойчиво. Пришлось спешно догонять Сичэня — благо тот, даже пьяный, не позволял себе особо ускорять шаг. И пытаться аккуратно направить его на боковые тропы, подальше от мест, где могут дежурить адепты. Но Сичэнь с упорством горного козла пер вперёд, стальной, но бережной хваткой сжав запястье Яо и ведя его за собой. Спасибо, что не неся… И куда их обоих, кстати, так слаженно и целенаправленно тащат? Уже через кэ он это узнал и снова переглянулся с Усянем, тихо ворчащим что-то о том, как плохо быть слабее любимого мужа, хотя Яо был более чем уверен: в силе Вэй Усянь Цзян Минфэну не уступал, он ему просто так уступал, по любви. — Вэй-цяньбэй, мы, кажется, идем к Стене Правил… — Пресветлая Гуаньинь! Зря, зря я упомянул рисунки… — Усянь прикрыл лицо ладонью и то ли захохотал, то ли завсхлипывал. — А ведь помнил же, что у А-Чжаня была такая мечта… Прости, Яо-эр, я даже не знаю, как потом это оправдывать! Понять было несложно: Сичэнь и Минфэн что-то хотели сделать со Стеной Правил. Видимо, хотели с юности, раз начали действовать, только услышав от Вэй Усяня упоминание рисования. Правда, даже зная (и Яо смел надеяться — неплохо зная) мстительный и в чём-то мелочный характер супруга, он всё равно не мог поверить, что в Сичэне могут взыграть те же низменные порывы, что и в некоторых клиентах родного цветочного дома Яо — желание написать гадость на стене заведения, выманившего все деньги, а после выставившего за порог. — Вэй-цяньбэй. Вы знаете, что именно они желают сделать со Стеной Правил? — Яо пришлось неудобно вывернуть шею, чтобы заглянуть в лицо Вэй Усяню. — Мне жаль, Яо-эр, понятия не имею. Надеюсь только на то, что это будет весело, и мы сможем без особых последствий потом эти «художества» убрать, — прохихикал этот демон в обличье невинного лотоса. Четверым нетрезвым заклинателям каким-то чудом удалось добраться до врат незамеченными, но вот у самих врат Юньшэна всегда стояла стража, да и по стене время от времени проходили патрули. И их уже увидели, четверо дежурных адептов, тихонько клевавшие носами на посту, взбодрились и встали поровнее, а один отделился и вовсе направился к ним. Яо не дал ему и рта раскрыть. Просто приказал удалиться от входа в Глубины и не подглядывать, ибо «глава Вэй намеревается провести некий древний ритуал, а для него требуются ворота, в которые входило множество человек». Был бы Яо трезвее — сгорел бы со стыда за тот бред, что нёс. К счастью, им на руку сыграла репутация того же яогуаем поцелованного главы Вэй, как большого чудака и заклинателя иного пути — адепты послушно убрались из зоны видимости. Что они при этом подумали про ужасного Ди-цзуньши, путешествующего на место проведения древнего ритуала на плече супруга, Яо уже, честно говоря, не интересовало. А вот мысль, чем ему за сказанное отомстит этот самый господин демон, немного пугала, особенно после его смешка: — Ах, Яо-Яо, ну, что же мне теперь делать? Репутацию уронить никак нельзя. Будет тебе ритуал! Меж тем возлюбленный супруг, обнажив Шоюэ, сложил печать и направил меч на Стену. Благородное оружие аж слегка обиженно загудело, но воля заклинателя, приправленная алкоголем, была сильна. Вэй Усяня наконец спустили на землю, он охнул и потер живот, пожаловавшись вполшепота на жесткие плечи любимого Феникса, уставился на проявляющиеся из-под лезвия Шоюэ иероглифы — безупречно начертанные, изящно-каллиграфические, они складывались в новое правило, и он, дочитав первый столбец, закрыл рот ладонью и сложился пополам, не в силах перебороть приступ хохота, но пытаясь хотя бы не дать ему прорваться вовне. А в это время в дело вступил и Цзян Минфэн, его Бичэнь столь же элегантно выписывал иероглифы рядом. — «Правило пятьдесят первое», — зачитал Яо, округляя глаза все больше, — «Прежде чем обвинять двух людей, что легли на алые простыни добровольно и с радостью, в распущенности и разврате, адепт обязуется сам познать радости игры в тучку и дождик, а будучи нераскрытым бутоном — молчать о вещах, в которых не смыслит». — Ах, Яо-эр, сюнчжан, — Вэй Усянь тщетно попытался прогнать смех, но не совладал, хотя явно понял, почему Сичэнь начертал именно это. — Не знаю уж, помогло бы вам правило, запрещавшее обсуждать других людей за их спиной… — Не помогло бы, — вздохнул Яо. — Мне жаль, но все, что я могу посоветовать — не слишком слушать чужие злые слова, они все равно всего лишь дым, который уносит ветер, — он легонько похлопал Яо по плечу и вернул внимание супругу, уже закончившему свое изречение. И тут же снова засмеялся. — Пра… Ох, не могу, — давясь хохотом, продолжил читать Вэй Усянь. — «Правило пятьдесят второе: все адепты с пяти лет обязаны раз в день погладить и покормить не менее чем по одному кролику»! Ай-я-а-а, любовь моя, ты лучший, — он подобрался к сосредоточенному на шалости мужу и крепко обнял, зарываясь лицом в шею и, кажется, целуя. — Довольно, мой Феникс, м? Пойдем спать? — Нет. — Чего же ты еще хочешь, свет мой? — Вэй Ин сказал — ритуал. Усянь снова зашелся смехом, потряс головой, но согласно кивнул: — Хорошо, А-Чжань, как скажешь. Тогда помоги мне начертать на вратах кое-что. Что именно, эта стервозина прошептал мужу на ухо. Яо оставалось надеяться, что это не будет что-то неприличное. Цзян Минфэн, серьезно кивнув, подошел к левой воротине, Вэй Усянь — к правой, и Суйбянь на пару с Бичэнем принялись вырезать на древнем, потемневшем и почти окаменевшем от времени дереве иероглифы, но теперь каждый из них загорался лиловым пламенем, словно впечатываясь в створки. А когда работа была закончена — обе части изречения вспыхнули и превратились в золоченую резьбу, выглядевшую так, будто всегда была на этом месте, от самого дня основания Юньшэн Бучжичу. Стоило им обоим сделать шаг ближе — в воздухе разлился тихий перезвон колокольчиков, очень напоминающий хихиканье хулицзин. «Непорочность проходит тихо, пороки говорят сами за себя». Коварство Ди-цзуньши не знало границ! Яо пообещал себе больше никогда не попадаться на провокации этого человека. И следить, чтобы Сичэню не наливали, если он не готов. Вэй Усянь и Цзян Минфэн наутро протрезвеют и уедут, и в следующий раз появятся в Облачных Глубинах гуй знает когда, хорошо если через год, на следующем совете кланов! А Яо с Сичэнем здесь жить. С тем, что они все вместе сегодня натворили. И если со Стены художества братьев ещё можно было соскрести, то вот ворота — разве что целиком менять, но, зная коварство и изобретательность Вэй Усяня, вряд ли это поможет. Яо решил ничего не делать, по крайней мере — сегодня. А завтра он даст Сичэню похмельного отвара и покажет его ночные свершения — пускай, как и положено главе, сам решает, что стирать со Стены, а что оставить. И что делать с постоянным трезвоном в воротах. А чего он точно скрывать не станет — так это того, что во всём виноват Вэй Усянь. К счастью, после этого демарша Сичэнь и Минфэн то ли исчерпали идеи, то ли просто устали и захотели спать, но проводить сначала Усяня с супругом к их покоям, хотя Яо сомневался, что если они захотят выйти, их что-то удержит, а потом пройти с Сичэнем к ханьши особого труда уже не составило.***
Утро для бедного главы Лань наступило чересчур быстро. И он даже вспомнил, отчего в это прекрасное время суток именно сегодня ему так худо. Увы, способности забывать все, что творил в подпитии, как у диди, у него не было: пусть и смутно, но он помнил, что, кажется, они с А-Чжанем исполнили свою давнишнюю мечту лично высечь на Стене правил одно из них. Вот только подробности совершенно стерлись, как и то, что же ему взбрело в хмельной рассудок высечь. Тихонько простонав, он наконец решился открыть глаза: колокол, разбудивший его, прозвонил уже несколько фэнь назад, а он все еще в постели. Вторая половина кровати была уже пуста и холодна, и это настораживало более чем все остальное: чтоб Яо поднялся до колокола, да еще и проснуться смог сам? Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее. Или Яо не ложился вовсе. Вероятнее, второе. Скорее всего, ночью он убирал последствия их с А-Чжанем ночных развлечений. Сичэню нечасто бывало по-настоящему стыдно, обычно он не делал того, что шло бы вразрез с его совестью, но в этот раз стало. Он отдохнул, а Яо — нет, причём без подобного отдыха вполне можно было обойтись! Предки не зря запретили представителям клана Лань алкоголь, совершенно не зря. И Сичэнь это правило более нарушать не собирался, тем более что сам его на Стене и оставил… И раз уж вспомнил о Стене — стоило бы привести себя в порядок и пойти посмотреть, что именно они с А-Чжанем на ней начертали. И найти А-Яо, извиниться перед ним и узнать подробности своих вчерашних подвигов. А еще найти Ди-цзуньши и очень сильно попросить его больше не соблазнять ни лотосовым, ни каким-то иным вином. Это если означенный злокозненный демонюга еще не сбежал, хохоча, из Глубин, прихватив брата. Но, насколько Сичэнь знал, поднять главу Вэй на рассвете не легче, чем А-Яо. Однако в цзинши Вэй Усяня не обнаружилось, только брат, страдающий над чашкой с отваром от похмелья, и записка, адресованная главе Лань. В которой его уди витиевато извинялся и обещал «немного поправить» натворенное ночью. Чем, вероятно, прямо сейчас и занимался в компании с Яо у Стены Правил. Соответственно, торопиться было уже некуда, по крайней мере, так Сичэнь себя утешал. Вчера присутствие Яо, конечно, не смогло удержать их троих от шалостей, но сегодня там был один лишь Вэй Усянь, к тому же трезвый, уж его одного Яо сможет остановить, если что? А Сичэнь пока поможет брату прийти в себя, а возможно, и сам хлебнёт чаю — ледяное умывание и медитация всё-таки весьма посредственные средства от похмелья. К Стене Правил отправились вдвоем, если уж пожинать плоды шалости, так вместе. Минфэн никогда не бежал от ответственности, никакие перипетии жизненного пути его в этом не изменили. По пути встретили новеньких, и Сичэнь был вынужден отметить, с каким достоинством держится тот, о котором он переживал более всего: самый младший в этом наборе, ведь ему сравнялось тринадцать зимой, а четырнадцать он отметит уже во время учебы, Вэй Ян не прятался за спинами своих шиди, а гордо выступал впереди, как и полагалось наследнику ордена. И поклонился обоим первым, опередив остальных ребят, но не дернулся в сторону своего Чжань-гэгэ, только несколько мгновений будто переговаривался с ним взглядом. А-Чжань едва заметно кивнул — и мальчишка последовал в учебный павильон за всеми остальными. Все было вроде бы спокойно, пока они не приблизились к вратам. Потому что вот там спокойно и тихо не было: звенел смех, перезванивались сотни колокольчиков, сердито что-то говорил Яо, и его тут же перебивал хрипловатый, явно усиленный заклятьем голос главы Вэй. — Ай, сюнцю! Да дай же мне закончить! И не трогай правила! Сичэнь скосил глаза на брата — тот, едва заслышав смех мужа, посветлел лицом. Сам Сичэнь улучшением настроения похвастаться не мог: Яо был сердит — что ожидаемо, но всё равно неприятно; Вэй Усянь — весел, что также было ожидаемо, но в сложившихся обстоятельствах всё равно настораживало; а вокруг царил хаос, в котором один только Ди-цзуньши мог чувствовать себя, как журавль в небе. У самого последнего поворота вымощенной камнем тропы к вратам им встретился один из старейшин — весьма задумчивый, Лань Цэхань покачивался, опираясь на посох, глядя то в землю, на носки своих сапог, то по сторонам, то в небо, словно искал там ответ на терзающий его вопрос. Завидев, точнее, узнав своего главу — зрение старика уже подводило, потому он долго вглядывался в тех, кто к нему подходил, — он внезапно улыбнулся: — Глава Лань, какое хорошее утро. Сичэнь отогнал мысль о том, что старик, похоже, слабеет не только глазами, но и разумом. — Давно такого не случалось. Вот, кажется, лет семь точно. Нет, не слабеет, — понял Сичэнь. Издевается, старый сморчок. — Веселое утро, говорю, глава. И правила новые хороши. И на ворота теперь поглядеть приятно. Сказал — и неторопливо побрел себе прочь, постукивая посохом по камням, оставляя Сичэня в полной прострации. Минфэн же, похоже, воспринял слова старейшины как комплимент возлюбленному супругу, возгордился им и поспешил подойти, дабы выразить своё восхищение лично и как можно скорее. Сичэню ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. — А-Яо — окликнул он супруга, как только подошли. Покаянно склонил голову, попав под случайный сердитый взгляд. Яо, правда, узнав его, сменил гнев на милость, лишь устало выдохнув: — Сичэнь. Как ты? — Лучше, чем заслуживаю. Сичэнь оглядел ворота, сравнивая увиденную картину со смутными ночными воспоминаниями. Они действительно смотрелись… впечатляюще, как и сказал старейшина. Ди-цзуньши, даже будучи в подпитии, оставался человеком изысканных вкусов. На Стену же он пока смотреть опасался. С технической стороны его почерк, как и почерк брата, оставался безупречен, но вот содержание надписей вводило его в расстройство. Так что он предпочёл поинтересоваться тем, что происходило сейчас, а не тем, что уже произошло: — Что он делает? — Сичэнь покосился на Вэй Усяня, как всегда бесстыдно прилипшего к А-Чжаню и уже что-то увлечённо рассказывающего ему на ухо. — Меняет собственное творение, — фыркнул супруг. — И это к лучшему, поверь. — А поподробнее? — противный холодок расползся по грудине: что мог натворить с охранными плетениями стен этот… пусть уже и не темный, но и далеко не светлый заклинатель, он даже представить не мог. — Ну, ночью он зачаровал врата на то, чтобы они подавали сигнал о любом… кхм… кто уже испытал радости игр в тучку и дождик. Но, как сказал сам глава Вэй, это было чересчур. Потому он изменил печать, и звенеть будет лишь тогда, когда через врата попытаются пройти нарушители с алкоголем. Сичэнь подавился глотком воздуха, представив негодование дагэ, который прилетит на очередной совет или просто в гости и… не сможет пронести байцзю втихую. — Заклятье теперь распространяется не только на ворота, — снова фыркнул Яо. — Но и на стены. Кажется, глава Вэй решил таким образом извиниться перед тобой и за собственные шалости во время обучения. И преподнести «нежданный подарочек» всем последующим поколениям учеников. — А он жесток, — хмыкнул Сичэнь. — О, прошу, разве мы этого не знали с самого начала? — уже совсем весело заметил А-Яо. — К слову, что делать со Стеной, господин муж мой, глава ордена, м? Сичэнь всё-таки посмотрел на творение рук своих. Новые правила укоризненно нависали с её полотна, и учитывая, какое оживление с самого утра вызвал здесь Вэй Усянь, что-то делать с ними было поздно. — Надо было вчера прикрыть их маскирующими талисманами, — запоздало нашёл выход Сичэнь. — А лучше не писать вовсе! — сердито фыркнул а-Яо, и Сичэнь поспешил взять его за руку — не хватало только, что бы он принял это высказывание на свой счёт! — Ничего, А-Яо. Мы не будем делать ничего. Разве что обязуем учителей водить младших учеников на кроличьи поляны — дети будут рады. — А второе правило? — Яо, видимо, тоже считал, что наилучшим выходом сейчас будет — встретить последствия с поднятой головой. — А второе правило пускай останется на совести его читающего! Раз уж дорогой дицю решил изменить условие срабатывания своего заклятья, — припечатал Сичэнь. — Я все еще могу вернуть и первое условие, — промурлыкал неслышно — чтоб ему! — подобравшийся к ним поближе Вэй Усянь. — Сделать? И посмотрел так, словно он тут сама невинность. — И вообще, я, можно сказать, по заказу работал, драгоценный сюнцю сказал «ритуал» — я сделал. Нельзя же разочаровывать самых близких, верно я говорю, мой Феникс? — Мгм, — как всегда без колебаний согласился с ним Цзян Минфэн. — А, есть и другая идея. Один из сигналов я могу перекинуть на амулет, нет, на несколько амулетов, да, так будет экономнее. Раздадите патрулям, пусть проверяют, где нарушитель сунулся. Глаза его горели тем сумасшедшим огнем, что отличает истинных гениев, уже полностью поглощенных новым открытием или творением. Но идея была хороша, и Сичэнь поспешил воспользоваться щедрым предложением: — Прекрасная идея, дорогой дицю! Думаю, нам понадобится где-то десятка полтора амулетов — десять на алкоголь и пять — на… иной сигнал. Сичэнь подавил в себе порыв попросить сигнал на воротах отменить вовсе. Вэй Усянь на миг вынырнул из своих грёз и ухмыльнулся — явно понял его желания по выражению лица и исполнять их не собирался. Но кивнул: — Хорошо, сюнчжан! Десять на алкоголь и пять — на весенние утехи. Голос он не понижал, и Сичэнь подавил раздосадованный выдох — ему всё же не хотелось бы оповещать о новых возможностях защиты Облачных Глубин всех окружающих. Смотреть, как заклинатель работает, он тоже не стал. Забрал Яо, приказал адептам не мешать и гнать от врат прочь всех и каждого, кроме главы Вэй, отправил мужа приказным тоном отдыхать. У него самого была целая гора дел, так что отлынивать было уже попросту невозможно, и без того потратил вечер и утро. Хотя он заранее знал, что первый день учебы — это всегда только трата времени и для принимающих, и для учеников. Он не рассчитывал, что Вэй Усянь справится быстро, в конце концов, зачарование такого типа — это очень масштабная работа, которой обычно занимаются не два и не три мастера, а минимум пять. Но уди смог изумить его в который раз, ввалившись в рабочий кабинет к обеду и высыпав прямо на стол перед ним полтора десятка разнокалиберных окатышей речной гальки. — Принимай работу, эргэ. Байцзю у меня еще осталась, я отдал ее А-Чжаню, он стоит за воротами. Сейчас отправлю вестника, чтобы вошел. Ну а сработают сразу оба типа амулетов, — и рассмеялся, довольный, как обожравшийся сяньли. Вскоре вся кучка камней затрезвонила на разные голоса: десяток звенел, словно стукающиеся друг о друга нефритовые чарки, ещё пяток — уже знакомым лисьим смехом. Сичэнь торопливо отгрёб их в сторону: нехорошо будет, если они попадут в руки простым адептам. Следующие пол-шичэня он занимался тем, что гонял сквозь ворота и через стену адептов: с отобранной у А-Чжаня байцзю и без. На всякий случай — только женатых или только слишком юных, он пока, признаться, не имел желания узнавать о соклановцах подобные подробности и решил поберечь своё спокойствие. Амулеты, как и ожидалось, работали безупречно, и десяток «алкогольных» он тут же раздал дежурным, пояснив, как пользоваться, и пригрозив проверками. Что ж, он, не кривя душой, мог назвать этот день отличным, даже не смотря на все, что ему предшествовало. Ну когда еще выпадет шанс получить от самого известного артефактора Цзянху забесплатно, просто из желания загладить мнимую вину, такой подарок? Так что прощался он с диди и дицю у врат Юньшэна вполне довольный и исполненный благости. И даже пригласил приходить, пользуясь Зеленой галереей, не раз в полгода, как обычно, а почаще. И только когда оба заклинателя растаяли в небе, осознал, что Вэй Усянь же воспользуется приглашением, а на выходе из Галереи… чары на обнаружение алкоголя не стоят. А попросить больше не соблазнять его на вино он попросту забыл! Застонав, глава Лань уронил лицо в ладони и прислонился к изукрашенной золотой вязью створке врат. Невинность, знаете ли, не одна ходит тихо. Такой изощренный порок, как тот, которым полон его уди, обычно тоже не особо афиширует свое приближение!