Об ударах головой и других методах осознания

Через окна автобуса, окутанные льдистой, узорчатой изморозью, ничего невозможно было разглядеть. Перед глазами проносились размытые всполохи серовато-белых сугробов, скалистых гор и вечернего неба, наливающегося насыщенным синим цветом. Эндрю слышал, как сквозь негромкий, уже привычный шум двигателя снаружи гудел зимний ветер, загоняющий невесомые снежинки в окна. Водитель выкрутил печку на полную мощность, но от стекла все равно тянуло морозной свежестью, и нос у Эндрю покраснел и вот-вот грозился превратиться в ледышку. Левой стороной он привалился к стенке автобуса, и даже через теплую куртку ощущал, как клубится снаружи зимняя пурга. Вымотанное долгой поездкой тело жутко хотелось размять, но с места он не двигался. Весь правый бок окутало успокаивающим теплом: Нил уперся лбом ему в плечо и беспечно посапывал, свесив вихрастую голову на соседа. Наушники, которые они разделили на двоих несколько часов назад, разрядились, и Эндрю слушал тихое, размеренное дыхание у самого уха. Шея у него каждые несколько минут как по расписанию становилась рассадником мурашек. До него то и дело долетала болтовня девчонок спереди, плохо подавляемые зевки Ники и хруст засахаренных орехов у Аарона в батончиках. Когда ему начало казаться, что он сам вот-вот отрубится, даже несмотря на неудобную позу, дремлющий до сих пор рядом с водительским сидением Ваймак завозился за стеклянной ширмой. — Хватит прохлаждаться, через пятнадцать минут будем на месте, — бодренько сообщил им тренер, — пакуйте шмотьё. Нил, которому обычно хватало одного неосторожного движения поблизости, чтоб испуганно вскочить с насиженного места, тут же вскинулся, лишая обиженно вздрогнувшее плечо желанного тепла. — Скоро приедем, — сообщил Эндрю, убеждаясь, что секундная паника в родных глазах тут же потухла, стоило сознанию обрести связь с реальностью. — Только уснул, — сонно прохрипел Нил, потягиваясь и ныряя вниз, чтоб вернуть расшнурованные ботинки в пригодный для зимней погоды вид. — Мама звонила? — Три раза спросила, чем ты занят, — Эндрю протянул ему телефон с открытой вкладкой сообщений. Привычная для них рутина: увлеченный своей спортивной одержимостью, а в этот раз внезапно напавшим сном, Нил частенько забывал о том, насколько паранойя его матери может подпортить им обоим жизнь. На втором году старшей школы, сразу после перевода в новый класс, она даже запретила им видеться целую неделю, потому что занятый бурной ссорой Нил не перезвонил ей после тренировки. Эндрю тогда так и не понял, почему она посчитала это наказанием — при первой же встрече на льду они с Нилом едва не кинулись друг на друга с кулаками и были бы рады до конца жизни играть в молчанку. Но если вы в одной команде по хоккею, добиться этого довольно проблематично, и Кевин здорово постарался, чтоб их конфликты не оказывали негативного влияния на игру; даже отца своего впутал. Как-то раз Ваймак связал им коньки, учитесь, якобы, оболтусы, работать в команде, если хотите играть в первом составе. Целый месяц заставлял их собирать шайбы после тренировок, вдвоем в пустом ледовом дворце. Потом еще зачем-то звонил маме, просил ее поговорить с Эндрю, мол, пусть не цепляется к новенькому. А она в свою очередь вдруг решила, что он втюрился и так проявляет свой интерес: «за косички дергает», противно ржал над ним Аарон. А еще был случай, когда они с Нилом буквально парой слов на льду перекинулись, а Мэри, пришедшая на игру, внезапно выдумала, что это из-за него Нил съехал по алгебре и все свободное время проводит во дворце. И заявила: «если еще раз будешь ему писать посреди ночи, буду разговаривать с твоей матерью!». Эндрю тогда так опешил, стоя в коридоре в гигантской вратарской экипировке по пути к раздевалкам, что даже не смог ответить ей ничего вразумительного. А ведь уверен был, что это Кевин третирует новенького днями и ночами — он и на поле гонял его по полной программе, небось и дома доставал, закидывая видео с техниками и красивыми голами. Но все это было очень давно — еще когда Нил казался подозрительным, наглым лентяем, который на полной скорости влетел в его ворота на первой же тренировке. До «случайных» запираний вдвоем в раздевалке, сотни отработанных приемов, куда их обязательно ставили в пару, парочки потасовок после обидных проигрышей, с закипающим под тяжелой формой гневом и резкими, жалящими оскорблениями. До момента, когда Эндрю внезапно, с простреливающим навылет осознанием понял, что ошибся на чужой счет, и Нил Хэтфорд, оказывается, не так уж плох; просто настырный до безумия, языкастый мини-ураган, который цепляет на рюкзак детские брелки с лисами и смотрит своими гигантскими лазурными глазами так, что Эндрю забывает, кем хотел его обозвать секунду назад. До ситуации, в которой Нил зачем-то вступился за него перед гомофобами из соседней школы, хотя у Эндрю кулаки чесались расквасить кому-нибудь нос. До неожиданного понимания, что присутствие Нила больше не ощущалось в команде лишним и неуместным, а его замечания вдруг начали казаться забавными и интересными, а не раздражающими и самодовольными. До момента, когда Эндрю понял, что мама, ясное дело, как обычно оказалась права, и он провоцировал новое смазливое в лицо в попытке разгадать, что за ним скрывается. И до объявления Ваймака о том, что эти новогодние каникулы они проведут на спортивных сборах в горах. В общем, аж два года назад, во втором классе старшей школы. Воды с той поры утекло — хоть озеро рой, а некоторые вещи так и не менялись. Например, дотошность Мэри Хэтфорд. Не то чтобы Эндрю винил ее: смыться от мужа-тирана с десятилеткой под боком — то еще приключение, а если этот десятилетка еще и вырастает с неугомонным шилом в одном месте, крыша поедет стопудово. — Ага, да, — бормотал Нил в трубку, протягивая ему руку в немой просьбе натянуть съехавшую в область коленок перчатку. — Да, мам. Хорошо, мам. С Эндрю. Через пять минут. — Не видели мой шарф? — взъерошенный Аарон показался из-за сидений сзади. Эндрю посветил ему средним пальцем, просто так, для профилактики. Перевод: не видели. — Придурок, — бросил брат, скрываясь в своем укрытии в конце автобуса, и тут же принялся вертеть Кевина во все стороны, убежденный, что это он во сне подмял несчастный кусок ткани под себя. — Ну, а где тогда? — возмущался Аарон, пока Дэй, растерянно щурясь, просил от него отстать. Эндрю выдохнул, касаясь пальцами теплой ладони. Он хитрил, конечно — возился со старой, расхлябанной перчаткой дольше положенного и руки распускал больше положенного, потому что по-другому не получалось уже очень давно и безнадежно. Нил не замечал, как и всегда — долго и напряженно вглядывался в соприкосновения их ладоней, но в глазах была беззаботная отстраненность, наверное, хотел, чтоб мама побыстрее успокоилась и сбросила звонок. Когда они вышли из автобуса, снег валил гигантскими пушистыми хлопьями и заполонял собой все вокруг. От обилия белого рябило в глазах — на его фоне выделялись и дутые девчоночьи костюмы ярких цветов, и черные куртки хоккеистов, и даже малейшее движение на горнолыжном склоне казалось неуместным, нарушающим гармоничное царство вечной мерзлоты пятном. Эндрю тут же увяз в сугробе, который до него разворошил Ники, а Нил, спрыгнувший следом, опасливо накренился вперед, цепко хватая его за плечи в попытке удержать равновесие. Пока они всем скопом глазели по сторонам, Ваймак кому-то звонил, возмущаясь в телефонную трубку трехэтажным матом. — Нам туда, — в итоге сообщил он спустя вечность, за которую у Эндрю уже начали подмерзать ноги, а вес бесцеремонно облокотившегося на него Нила показался совсем неподъемным. На мрачный взгляд из-за плеча друг ответил искренне-наивным выражением «А что такого?» на красивом лице. Эндрю поленился его отчитывать, зашагав следом за сокомандниками. Идти им пришлось недолго — уже через несколько минут сквозь снегопад можно было различить впечатляюще высокое, мерцающее новогодними гирляндами здание с зазывающе яркими окнами, эфемерное тепло которых заставляло передвигать ноги в тяжелых ботинках все быстрее и быстрее. Внутрь они ввалились всем скопом, сбрасывая на начищенный лаковый пол рюкзаки и сумки, от которых начинали затекать плечи. Ваймак тут же нашел администратора, и им выдали ключи от номеров, а вскоре со стороны изящной винтажной лестницы показался Эрнандес — тренер женской хоккейной команды, виновато объясняя Ваймаку, что его «ни хрена было не слышно, потому что телефон стал совсем говно, вот-вот новый куплю». — Не забудьте, на завтраке встречаемся в девять! А ужин через час! — с важным видом напутствовал их Кевин, пока они поднимались на пятый этаж, звеня новенькими ключами. По правде говоря, поначалу Эндрю был не в восторге от идеи тащиться в горы во время каникул. Где это видано, у него была возможность полноправно пинать балду и отсыпаться до обеда! Но теперь, глядя на ярко освещенный холл, просторные балконы и шикарный вид на заснеженные горные массивы, он был готов еще немного поразмышлять над состоятельностью этой затеи. А когда разнеженный в тепле Нил плюхнулся на одну из постелей в их комнате, беззастенчиво растягиваясь на пружинистом матрасе, Эндрю отыскал приличное количество аргументов, по которым поездка могла стать не такой тягостной, как казалась раньше. Темно-рыжие кудри рассыпались по бежевому покрывалу, а из-под задравшегося свитера виднелась полоска светлой, испещренной редкими мелкими веснушками кожи — и вот Эндрю уже сходу готов идти жать Ваймаку руку и лелейно приговаривать «спасибо». — Ай, — с деланным возмущением ухнул Нил, когда Эндрю швырнул в его сторону коробку в подарочной обёртке. Она первая встретила его в раскрытом чемодане, и он не видел смысла хранить ее у себя и дальше. — Мы только приехали, а ты уже заваливаешь меня подарками? — разумеется, ему тут же хватило наглости довольно разулыбаться и вцепиться в упаковку стальной хваткой. — А говоришь, я не твой любимчик. — Мечтай дальше, — вернул его с небес на землю Эндрю, доставая из недр чемодана зарядник для телефона. — Мама просила передать. Нил бережно повертел коробку из стороны в сторону, а затем на пробу потряс, вслушиваясь в неразборчивое шуршание. Эндрю закатил глаза, пока наблюдал за ним, устраиваясь поудобнее на собственной постели и подключая шнур к розетке. Было что-то захватывающее в том, как неугомонный, вертлявый Нил послушно затихал и обходительно разглядывал подарочные упаковки и коробки от друзей, которые получал на дни рождения. Немногие вещи на земле могли так же быстро и эффективно заткнуть его. — Варежки! — изумленно выдал Нил, когда наконец добрался до содержимого. Бетси закончила их всего пару дней назад, торопясь к моменту их отъезда и переживая, что не сможет вручить подарок лично. Эндрю успокоил ее, заверив, что передаст варежки во время каникул. — Представь, насколько всех вокруг раздражает, что ты издевательски доводишь свои вещи до состояния полной непригодности. — С напыщенно осуждающим видом отчитал его Эндрю, просматривая ленту новостей. — Даже моей маме приходится дарить тебе новые шмотки с надеждой на то, что ты избавишься от старых. — Не хочу быть олицетворением мира, в котором капитализм и культ потребления поглотил человечество, как один мой небезызвестный знакомый и его шкаф, ломящийся от обилия барахла, — отвлеченно парировал Нил, примеряя обновку. За привычными подтруниваниями, в уютном светлом тепле, за закрытой дверью, где оставались лишь они одни, было легко притвориться, что сегодняшний вечер ничем не отличается от их обычных посиделок за домашкой и играми на приставках, которые всякий раз оставляли у Эндрю под ребрами одновременно волнительный трепет и горькую досаду на то, что ему так и не хватило смелости сказать о главном. Ирония положения, в котором он мог говорить с Нилом буквально обо всем на свете кроме единственной важной вещи — той самой, что не давала спать по ночам и порой превращала его в кучу нескоординированных между собой мышц на тренировках, давно перестала забавлять и только злила. Даже Аарон начинал поглядывать на него со снисходительной жалостью, а это уже не лезло ни в какие ворота. — Половину моего шкафа приходится одалживать тебе, поэтому аргумент не засчитан. — Сладкое ощущение собственничества откликнулось удовлетворением, стоило Эндрю вспомнить Нила на ночевках, привычно одетого в его футболки и толстовки. Некоторые их вещи уже давно и безвозвратно перекочевали в чужую обитель, и если Эндрю еще мог определить, кому принадлежал случайный предмет гардероба, то Нилу было глубоко до лампочки, что и где он носит. — Просто признай, что твоя мама меня обожает, и моя трогательная, душещипательная привязанность к вещам, которую ты называешь идиотизмом, сподвигла ее сделать меня своим любимчиком. Ты весь в нее, а? — Бровь Эндрю с вызовом поползла наверх. Да, у Нила была поразительная способность одним взглядом завоевывать сердца неравнодушных, кося под брошенного котенка, но это не значило, что Эндрю готов был расписаться в том, что его самого так легко можно было обвести вокруг пальца. — Кевин и Ники получили такую же пару, — оповестил он с каменным лицом. Нил вскинул на него полный недоверия взгляд. То-то же. — Не может быть, — задушено пробормотал он. Наверное, не зря Элисон звала его в театральный кружок с таким талантом строить из себя клоуна. — Врешь и глазом не моргнешь. Не стыдно? — Можешь посмотреть, — невозмутимо кивнул Эндрю на полуразвороченный чемодан. Да, никаких больше варежек Нил бы там не отыскал, но как же лень было разбирать вещи. — Не-а, — подозрительно прищурил он хитрые глаза. Эндрю развел руками, мол, тогда придется смириться с правдой, и тут ничего не попишешь. — Тебе просто не охота разбирать ту гору шмоток, которую ты приволок. — Пришлось брать одежду на двоих, знаешь ли, — он покосился на рюкзак Нила, в который тот накидал, по всей видимости, только вещи первой необходимости. Когда они в июне ездили на летние сборы к морю, он тоже явился налегке, но тогда и погода была соответствующей, а кататься на лыжах в одной тонкой водолазке и куртке мерзляку вроде Эндрю казалось просто самоубийством. — Какой предусмотрительный, — похвалил его Нил, прилипая к широкому, во весь рост раскинувшемуся в стене окну. Из него открывался потрясающий вид на заснеженную местность — ухабистые горы, расчищенный двор, заполоненный еловыми деревьями, часть горнолыжного комплекса, которая манила термальными источниками и горячими джакузи. Посмотреть и правда было на что, но к красоте природы Эндрю потерял интерес быстрее, чем к изгибу чужого бедра, когда Нил наклонился, высматривая что-то вдалеке. — Покатаемся завтра там? — он указал кивком на бесформенные белые бугры, которые могли оказаться домами, деревьями или моделями Годзиллы в натуральную величину, но Эндрю узнал среди всех этих предположений горный склон, а затем натянутую между двумя массивами канатную дорогу, по которой передвигался украшенный новогодней атрибутикой фуникулёр. Он точно не понял, что именно имел в виду Нил — хотел прокатиться с ветерком или поглазеть на зимние пейзаж с высоты, — но согласно промычал, зная, что пойдет на поводу, чего бы ни захотелось его головной боли на полставки. Нил сверкнул довольной улыбкой и скрылся за дверью ванной, отсалютовав ему двумя пальцами — старая привычка, которой они дразнились еще в начале знакомства, просто чтобы выбесить друг друга. Теперь у Эндрю стабильно что-то коротило в мозгах, когда Нил это делал. Стоило воде в ванной зажурчать, телефон Нила громогласно затрезвонил. Догадаться, кто звонит, не стоило никакого труда. И почему Мэри вечно выбирала момент, когда говорить с ней приходилось Эндрю? Он устало выдохнул и нажал кнопку принятия вызова. Может, из всех друзей Нила она тоже испытывала к нему необъяснимо-доверительную привязанность.

***

Разглядывая роскошный шведский стол, который встретил их утром в столовой, Эндрю накладывал в тарелку третье пирожное и мимоходом пришел к выводу, что школьному спортивному комитету пришлось вывалить кучу денег за эту поездку. Конечно, их родители тоже вложились, но то была чисто символическая сумма, которая значилась в списке для галочки и позволяла поехать любому игроку, несмотря на его финансовое положение. Эндрю был уверен, что Ваймак и сам бы заплатил, если пришлось — вряд ли бы это сильно ударило по его кошельку. Снег закончился ночью, когда они, уставшие с дороги и облопавшиеся на ужине, моментально отключились. Теперь за высокими панорамными окнами виднелась снежная сказка. Эндрю успел наглядеться на нее, пока Нил шепотом разговаривал с Мэри по телефону, в восемь, мать его, утра. Кевину не терпелось покончить с завтраком и отправиться покорять горные вершины, Эндрю даже удивился, что он не притащил лыжи за общий стол. Поблизости щебетали девчонки, обсуждая новости в интернете и то, как забавно тренер Эрнандес выглядит, когда жена отчитывает его по телефону, который жутко барахлит и искажает все звуки. Аарон и Нил битые полчаса спорили о пользе спаржи, пока Ники пытался их угомонить, а Сэт и Мэтт с энтузиазмом разглядывали буклет с туристическими дорогами, который накануне вручил им Дэвид. Проще говоря, утро ничего необычного из себя не представляло, и Эндрю это жутко разморило, так что к моменту, когда их принялись выгонять на улице с лыжами, он предпринял как минимум три попытки скосить за больного. Хорошо знакомый с его стратегиями Ваймак даже ухом не повел, когда он сослался на боль в колене, только отчитал за лень с недовольной физиономией и едва пинка не дал под зад, пытаясь выдворить за дверь теплого, уютного отеля, в холле которого безостановочно играли новогодние песни. Девушка за стойкой регистрации виновато улыбнулась, когда он спросил, не может ли она ему подыграть и соврать, якобы он реально все утро хромает. Нил пихнул его в плечо, буркнув «извините, он придурок», и уже через несколько минут они оказались по уши в снегу — он обрушился с одной из елей, пока они толкались и швыряли друг друга в стороны, словно неугомонные десятилетки. — Помешанный, — бросил Эндрю, пытаясь проморгаться от снежинок, угодивших в глаза. Нил мрачно зыркнул на него исподлобья, отряхивая шапку. Снег на его ресницах моментально таял, превращая их в длиннющие мокрые паутинки, которые делали голубые глаза в три раза больше обычного. Эндрю хотелось то ли запульнуть ему в лицо особо габаритным снежком, то ли повалить в первый попавшийся сугроб и зацеловать до смерти. — Лодырь. — Шевелись, — Аарон огрел его несильным, но ощутимым подзатыльником и тут же удрал вперед, спрятавшись за гигантскую спину Мэтта. Ваймак пригнал мальчишек к фуникулёру, обязавшегося в три присеста поднять их к вершине склона. Этот спуск обещал стать одним из самых опасных и захватывающих событий в их жизни. — Почему мы не можем тренироваться, играя в хоккей? Смысл шлепать лыжами, если мы на коньках катаемся? — Закономерно спросил Сэт, как будто они не каждый год выбирались на лыжи зимой. — Потому что вам, кретинам, иногда полезно разминаться, не устраивая при этом драк с игроками противоположной команды, — припечатал Ваймак, ясно давая понять, что тема закрыта. Если бы с ними ехал Кевин, он бы наверняка привел Сэту внятный аргумент вроде повышения выносливости или какой-то только богу известной группе мышц в ногах, которая формируется исключительно благодаря катанию на лыжах. Но он укатил в первой тройке вместе с Аароном и Ники, поэтому Гордон только безнадежно вздохнул и уткнулся носом в заледеневшее окно. На краю склона Эндрю неуютно поёжился — высоко и жутко холодно. Замерзал он просто моментально, хоть трое пар штанов нацепи. Да и от высоты был не в восторге. Вид отсюда, правда, открывался ничего — их корпус, отделанный сайдингом под дерево и укрытый снежными шапочками, казался миниатюрным кукольным домиком. Нил крутился у него под боком, пытаясь уломать спуститься наперегонки, пока Ники вопил в телефонную трубку на всю округу, разговаривая с Эриком — еще один любитель позвонить в самый неподходящий момент. Хорошо, что Ваймак уже спустился вместе с Кевином к подножию горы, а то заставил бы их всех посдавать телефоны. На соседней возвышенности, чуть менее крутой и высокой, столпилась девчачья команда во главе с Эрнандесом. Элисон и Дэн громко освистывали Сэта, который уже десять минут мялся на спуске. — Да скатимся сейчас, отцепись уже, — прилипший к его руке Нил засветился, словно рождественская ель в сочельник. Эндрю хотел предупредить, что если он сейчас же не отойдет на два шага, пусть пеняет на себя, потому что от радостной улыбки его слепило не хуже полуденного солнца, превращающего снег в сверкающий ковер, а это, знаете ли, жутко бесит, когда не хочешь казаться по уши влюбленным идиотом. Они отпихнули Сэта, который уже решительно надвинул на глаза защитные очки, и покатились по крутому ребристому склону, чувствуя, как ветер свистит в ушах вместо девчонок и лицо обдает колкой, морозной свежестью, от которой моментально краснеют щеки и слезятся глаза. От скорости и мягкого скольжения по снежной дороге захватывало дыхание, и сердце под ребрами восторженно заходилось вспышками адреналина и необъяснимым весельем. Когда они замедлились, Эндрю ощутил, как уголки губ против воли ползут вверх. Больше ему не было холодно, хотя лицо покалывало от мороза. Наоборот, хотелось скинуть шапку и расстегнуть куртку, чтобы томящийся в теле жар выплеснулся прямо в еловый бор, искрящийся застывшими на ветках снежинками. — Дольше ломался, — поддразнил его Нил, рухнув в гигантский сугроб. Мэри убила бы его, если бы увидела. Так же снег за шиворот прямо лезет. Эндрю навис над растянувшимся в белом плюшевом покрывале телом, и лицо Нила кверху тормашками показалось ему жутко странным — настолько, что оторваться от него казалось физически болезненным. Ноги он задрал под неестественным, пугающим углом, чтобы не сломать лыжи. — Тебе когда-нибудь говорили, что ты самый раздражающий человек на планете? — Нет, никогда, — Нил невинно захлопал ресницами. Да, смотреть на его перевернутую физиономию и вправду было интереснее, чем казалось на первый взгляд. — Только что я лапочка. — Это была возмутительно наглая ложь. — Эндрю протянул ему ладони, и Нил ухватился за его запястья, с глухим стоном поднимаясь с холодной, но, по всей видимости, крайне удобной земли. На секунду чужое дыхание мазнуло Эндрю по щеке, так близко, что понадобилось бы всего пару сантиметров для прямого касания. В следующее мгновение Нил уже припустился в чащу по следам от лыж Кевина. Разумеется, двигался он ловко и шустро, будто родился в них. Иногда Эндрю казалось, что он бы мог каждый год менять вид спорта, которым занимается, и непременно становился бы в нем возмутительно, несправедливо, раздражающе успешным, потому что люди с пропеллером в одном месте вроде него были просто поразительно хороши во всем, где требовалась скорость и энергия, которой было слишком много для одного гибкого, стройного тела. Мальчишки провели на горном склоне несколько часов кряду, пробуя различные спуски, экспериментируя с дорогами, играя в снежки и доводя друг друга до белого каления. Когда Ваймак, удовлетворенный их изможденными лицами и еле передвигающимися конечностями, повел команду обратно, они промокли до нитки и готовились выгребать снег даже из мест, где он никаким образом не мог оказаться, но все же умудрился это сделать. Первым делом тренер погнал их в душ и сохнуть, а затем, к всеобщей радости, сообщил, что через час их ждет плотный ужин. После того, как Эндрю избавился от стягивающего ощущения пота и снега за шиворотом, они с Аароном позвонили Бетси и провисели на видеосвязи добрых полчаса. Нил маячил на фоне, и мама, разумеется, тут же потребовала поделиться, как ему варежки. Он с довольным видом натянул их на ладони и влез в кадр между близнецами, беззаботно вещая о том, что его старые перчатки — это тихий ужас, и Эндрю грозится выкинуть их ночью в окно, а эти — просто чудо расчудесное и вообще, у него никогда не было подарка лучше. Все это время он, окруженный теплом и тихим умиротворением, краснел и лыбился, будто пришибленный, а Эндрю пытался не смотреть на его изображение на дисплее дольше положенного, потому что уже начал замечать, как Аарон с подозрением щурится в его сторону. После ужина Ваймак разрешил им пошататься по территории корпуса, но дал серьезное наставление держать телефоны при себе и не сметь отключать звук, иначе из домика без его присмотра они больше не выйдут. Кевин оказался отличным экскурсоводом и рассказал, что когда в прошлом году ездил сюда с родителями, они застали лыжный чемпионат — так, простенький, местного уровня, — но было жутко интересно. Заткнуть его с подробностями о том, как, где и когда устраивались заезды, уже было невозможно, да и никто не пытался, глазея по сторонам на красочные переливы гирлянд и повсеместные украшения с рождественскими оленями. Они зашли в маленькую кофейню на краю комплекса, завалив бездельничающего паренька за прилавком заказами, а затем заняли столик у окна. Нил аккуратно снял новые варежки — на сегодняшнюю тренировку он их не надевал, наверняка боясь испортить. И затем поймал ладони Эндрю в свои, как будто это было обычным делом. Наверное, Нилу именно так и казалось, ведь это было далеко не впервые — каждая собака, пробегающая мимо ледового дворца, знала, как быстро Эндрю мерзнет и каким раздражительным становится, когда это происходит. Тут наступал идеальный момент спросить, какого черта тогда он забыл в хоккее, но человеку, который никогда не влетал на полной скорости в докучливого соперника из противоположной команды, когда от гнева и гормонов срывает башню, сложно было бы понять, сколько облегчения Эндрю находит в жестких правилах игры. Сжимая его холодные бледные ладони в своих теплых пальцах, Нил невозмутимо трещал с Кевином про лыжную экипировку. И никто за столом, ни единая душа не обратила на них внимания, словно бы сердце у Эндрю в груди не пробивало кости с яростным, оглушительным стуком, который способны были услышать даже прохожие с улицы. — Мне все равно, что ты сделаешь, угомони его. — Донеслось однажды до Эндрю из-за закрытой двери раздевалки. Кевин, видимо, думал, что он уже ушел, а не задержался в душевой. — А что я могу сделать? — растерянно спросил Нил. Его озадаченное выражение Эндрю мог представить во всех подробностях — когда дело касалось человеческих отношений, до Хэтфорда доходило, как до жирафа. Кевин вжикнул молнией на спортивной сумке и звякнул коньками. — Мне. Все. Равно. — С расстановкой повторил капитан, а затем устало выдохнул, будто разговор его жутко утомил и длился уже довольно долго. — Слушай, мне честно плевать, какие у вас отношения: ненавидите вы друг друга или уже лучшие друзья. Я, черт побери, задолбался гадать, убьете вы сегодня друг друга коньками или будете в рот заглядывать. Я знаю одно — он реагирует только на тебя. Мне надо, чтобы завтрашняя игра прошла хорошо, ты понимаешь, о чем я? — Кевин хотел, чтобы он встал на ворота и отыграл матч. Нилу понадобилось рекордно короткое количество времени, чтобы понять — Эндрю мерзнет за считанные секунды и психует из-за этого. — Можно? — они сидели в автобусе перед матчем, ожидая, пока Ваймак их зарегистрирует. Дверь была открыта, в салон задувало. Стояла поздняя осень, мрачная и зыбкая. Нил неуверенно протянул к нему руки, как бы объясняя. И Эндрю согласился только ради любопытства. Оказывается, ладони у Нила были шершавые и теплые, словно печка. После этого случая ему еще не один раз пришлось прогонять из головы мысли о том, как они будут ощущаться на его лице, шее, зарытые в светлые волосы или сдавливающие плечи. Будь проклят Кевин за то, что оказался прав. В домик они вернулись поздним вечером, свет во многих номерах уже был выключен. Нил вышел из ванной в древней футболке и нырнул под одеяло, только нос виднелся. Они шептались до полуночи в темноте о глупостях, которые Эндрю наутро даже вспомнить не мог. Что-то про родителей, неуклюжее падение Аарона по дороге обратно, выпускной в конце года, сложностях русского языка по сравнению с немецким — тысячи вещей и как обычно все на свете, кроме самого главного. Что Эндрю хорошо запомнил, так это разливающееся в груди тепло, согревающее не хуже пухового одеяла.

***

Эндрю знал, что ощущение новизны, чего-то захватывающего и необычного сходит на нет во время спортивных сборов уже на третий день, когда создается впечатление, будто каждое их утро повторяет предыдущее: проснуться в одно и то же время, спуститься на завтрак, отправиться на тренировку, продурачиться ровно половину отведенного на нее времени, вернуться на ужин и обнаружить, что тебе на уши в очередной раз кто-то присел. Разумеется, дни повторяли друг друга не полностью: на завтрак он всегда брал что-то новое, снег, вчера валивший безостановочно, на следующий день напоминал о себе только метровыми сугробами, перепалки между мальчишками тоже всегда отличались особым креативом — нужно было здорово постараться, чтобы столько раз в день спорить из-за полного бреда. В общем и целом, скучать не приходилось, зато знакомые, раздражающие личности и неизменное расписание дарили приятное ощущение стабильности и чего-то по-домашнему родного. Однако надеяться на спокойные, мирные каникулы было глупо, учитывая, кого именно Ваймак притащил за столько километров от города. Если не брать в расчет жалобы остальных посетителей отеля, которых беспокоил шум по ночам, бесцеремонность подростковых бесед и потасовки, которые нормальному человеку казались яростными драками, а хоккеистам — выражением страшного слова на букву «д», они не доставляли тренеру столько проблем, сколько могли бы в полной мере, но это же скучно, разве нет? На четвертый день, когда видеть одни и те же лица каждое утро уже порядком подзадолбало, напряжение достигло пика, и они с Сэтом поцапались у склона, как в последний раз. Началось все из-за мелочи: кислый с самого утра Гордон неустанно ныл о том, что Элисон его нагло игнорирует. Эндрю, не особо выбирая выражения, попросил его завалить ебало, потому что выслушивать подробности личных проблем своих сокомандников, оплакивающих отсутствие гетеро-секса, было последним, чего ему хотелось рано утром. Разумеется, они сцепились еще за завтраком, и Ники с Мэттом с трудом удалось уломать их сменить открытые намерения к драке на холодную войну и игнорирование. Но стерпеть демонстративно задетое плечо Эндрю не смог. Они успели закапать девственно-чистое снежное полотно алыми каплями — Эндрю из рассеченной губы, Сэт из разбитого носа, — пока их не растащили по углам, словно озверевших псов. И все пошло кувырком с этого самого момента. Эндрю грубо вырвался из захвата брата и Нила, отпихивая ограничивающие движение конечности прочь. Его раздражало даже чужое дыхание, не говоря уже о прикосновениях. Естественно, расквашенного носа казалось мало. Под ладонями судорожно вибрировала ищущая выход сила, потребность выплеснуть затапливающий гнев, перед глазами мелькали красные пятна. Сплюнув алым, Эндрю стремительно покатился с горы, не желая больше ни минуты терпеть в край доставших идиотов. В порыве злости он забыл надеть очки, зато скорость набрал приличную, и когда понял, что его здорово заносит, картинка перед глазами расплывалась мутным, неразборчивым пятном. Он попытался остановиться, сменить траекторию лыж, но были слишком поздно, и вскоре он ощутил, как тело болезненно впечаталось во что-то твердое, холодное и шершавое, а перед глазами на мгновенье потемнело. Он чувствовал, как падает, но ощущение было странным, словно чужеродным, как в замедленной съемке. — Господи, Эндрю, ты в порядке? — голос паникующего Ники донесся до него сквозь густой слой ваты, превращающий все звуки в смазанный, обрывочный шум. Кто-то держал его за плечи, пытаясь придать дезориентированному телу сидячее положение, и с губ тут же сорвался сдавленный стон, когда голову при движении прострелило тупой болью. Но это было не самое худшее. Его лодыжка ныла так, словно по ней долбанули бейсбольной битой с размаху, а правая лопатка казалась раздробленной на мелкие обломки косточек. — Чувак, ты что, спятил? — Сэт смотрел на него гигантскими испуганными глазами, словно вот-вот готовился наделать в штаны. — Как можно, блять, дерево не увидеть? — Иди нахуй, — прохрипел Эндрю, пытаясь скинуть с себя докучливые ладони Ники. Наверняка и секунды не пройдет, как здесь соберется весь горнолыжный комплекс с разъяренным Ваймаком во главе. Ему срочно нужно было подниматься. — Эй, нет-нет, — осадил его кузен, — Аарон сейчас приведет медика, не вставай. У тебя кровь. — Эндрю неожиданно ощутил, как по виску ползет горячее и вязкое. Он задушено выдохнул, пытаясь принять более удобное положение, которое не сдавливало бы ребра в гармошку. Перед глазами прояснялось медленно, но верно, и от обилия белого голова тошнотворно закружилась. На фоне этой нескончаемой карусели рыжая макушка Нила казалась отличной фокусной точкой. И еще Эндрю никогда не видел на его лице такого выражения — полного, беспросветного ужаса. Он стоял, застыв, словно фигура изо льда, с шокировано распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, из которого рвались клубы горячего дыхания. Эндрю пытался что-то сказать, как-то поддразнить его, но язык слушался плохо, и изо рта вырывались только невнятные, гортанные звуки. Теперь перед глазами не темнело, а мутнело и плыло, и струйка крови на виске вдруг показалось обжигающей. Блять, он что, умирал?

***

— Миньярд, черт бы тебя побрал. Если бы Ваймак был одним из плюшевых медведей, от которых к Рождеству начинали ломиться полки детских магазинов, эта фраза была бы одной из его коронных, стоит нажать на кнопку посредине мягкого игрушечного живота — настолько часто Эндрю ее слышал. — Тренер? — собственный голос, больше напоминающий сиплый хрип, заставил недовольно поморщиться — даже сильнее, чем от простреливающей головной боли. — Нет, блин, Санта Клаус, — проворчал Ваймак, и Эндрю с усилием разлепил глаза. Он лежал в незнакомой комнате, а встретил его незнакомый потолок над незнакомой кроватью, и единственным успокаивающим фактором послужил вполне знакомый, но встревожено глазеющий на него Дэвид. По зашторенной ширме, бледно-голубому интерьеру и едкому запаху антисептика Эндрю догадался, что находится в медицинском крыле. Он и не знал, что тут такое было. — В чем дело? — А ты как думаешь? — вздохнул Ваймак, устало плюхаясь на кресло рядом с его постелью. — Тебя занесло на склоне, ты навернулся и ударился головой о дерево. Казалось бы, у тебя башка тоже дубовая, но отрубило все равно мощно. Не смотри так, ничего смертельного. — Добавил тренер, когда Эндрю спешно вскинул руку к забинтованному лбу. — Твои опилки не пострадали. А вот лодыжку потянул. И вместо левой лопатки у тебя кроваво-разодранное месиво. Видимо, попался особенно острый сук. Тебя по сторонам смотреть учили? — вновь принялся отчитывать Ваймак, но в этот раз в его голосе Эндрю отчетливо угадал беспокойство и что-то близкое к облегчению. Любому другому замечания тренера показались бы обидными, но для Лисов, перенявших манеру мужчины выражать чувства исключительно подначками, они были вполне знакомой формой проявления волнения, а порой и одобрения. — Учили. Вы. Ваймак гневно раздул ноздри и запыхтел. — Так, все, — он решительно поднялся с матраса, — раз ты живой, я запускаю группу поддержки. — Эндрю смутно представлял, что происходит за дверью: снаружи слышались приглушенные переговоры мальчишек, возмущения, которых шепот ничуть не приглушал, и даже сдавленные всхлипы, наверняка принадлежавшие Ники. — Естественно, от тренировок ты освобожден, — невесело оповестил Ваймак и вдруг подозрительно прищурился, — ты же это не специально, а? — Да я бы никогда, — заверил Эндрю с серьезной миной. Собственное положение вдруг начало казаться куда менее плачевным, чем пару минут назад. Да, нога ныла нещадно, а левой рукой он старался лишний раз даже не дрогнуть, но неделя постельного режима на горнолыжном курорте с форматом «все включено» и безлимитным интернетом под боком обрадовала бы, наверное, даже охочего до вечных попыток наесться снегом Кевина. Ваймак вышел за дверь и что-то тихо, уверенно доложил. До Эндрю тут же донеслись радостные возгласы, и он, приготовившись к подобию экзекуции, приподнялся на подушке, встречая гурьбу встревоженных мальчишеских физиономий. Первыми к нему, естественно, рвались братья, дальше опасливым кроликом полз Нил, а за ним любопытно выглядывали Кевин, Мэтт и Сэт. Выражение лица у последнего было крайне виноватое, и Эндрю понял, что его успели отчитать по полной программе. И поделом, пусть теперь думает, что говорит неуравновешенным сокомандникам с проблемами в области самоконтроля! — Ну, ты как? Что-то болит? Голова в порядке? — тут же принялся донимать с расспросами Ники, оглядывая его влажными глазами так, словно Эндрю побывал на смертном одре, не иначе. — Как у меня может быть в порядке голова, если вы — моя родня? — флегматично поинтересовался Эндрю, устраиваясь поудобнее. Может, заставить принести ему горячий шоколад прямо в постель? Жрать хотелось неимоверно. И его посетители выглядели достаточно одураченными предсмертным состоянием, чтобы потакать каждой прихоти. Это было даже забавно — травмы, которые хоккеисты получали на льду, воспринимались обычным делом, даже если после них светили неприятные последствия. Драки, ушибы, сломанные ребра и сколотые зубы — представить без этого хоккей было невозможно. Но стоило кому-то неуклюже упасть с лестницы или долбануться головой о ель — только успевай написать завещание. — Очевидно, с ним все нормально, — закатил глаза Аарон, — можно даже добавить тумака для профилактики. — Только попробуй, — прищурился Эндрю, спихивая его с края кровати. — Получается, тренироваться ты не сможешь? — сочувственно спросил Кевин, как будто после таких новостей утешать нужно было Эндрю, а не капитана. — Прости, кэп, до конца смены как-нибудь без меня, — он отсалютовал Дэю правой рукой, ощущая, как от движения в спине неприятно стягивает рану на лопатке. — Слушай, ты ну это… в следующий раз не психуй так, блин, — влез Сэт, очевидно крайне обрадованный тем, что Эндрю отделался легким испугом и несерьезными болячками. — А ты меня не беси. Разговор перетек в перепалку, затем в обсуждения его госпитализации и в итоге подошел к планам на долгожданный ужин. Миниатюрная улыбчивая медсестра заверила, что Эндрю может покинуть медицинский отсек и отправиться с друзьями в столовый зал, но дала кучу наставлений о том, как ему следует ухаживать за лодыжкой и спиной, чтобы побыстрее встать на обе ноги. Эндрю был убежден, что без списка согревающих кремов, антисептических лосьонов и заживляющих мазей его выздоровление пройдет абсолютно так же, как и с ними, но послушно кивал головой, намеренный побыстрее смотаться от сочувственно-ласкового взгляда девчонки. За столом к ним тут же подлетели сплетницы Эрнандеса, закидывая мрачного, неразговорчивого Эндрю вопросами, на которые за него с готовностью отвечали Мэтт и Ники. Голова у него все еще немного кружилась и иногда отдавала в затылок неприятными болезненными вспышками, но он был убежден, что чизкейк с черникой быстро его спасет. — Съешь сначала что-то нормальное, — проворчал Аарон, забирая блюдо с десертом прямо у него из-под носа. Кевин тут же пододвинул к нему тарелку с картошкой и жаркое. Мальчишки купались в женском внимании, которое обеспечивало им происшествие с Эндрю, в зале негромко гоняли рождественские хиты, за окном опять мело, и сытый, уминающий долгожданный чизкейк Эндрю должен был чувствовать себя вполне довольно, учитывая перспективу провести в уютной постели ближайшую неделю, но что-то было не так. Что-то важное, весомое, ощутимое было не так. «Не так» сидело на противоположной стороне большого круглого стола, облитого гладкой позолотой, и отчаянно избегало его взгляда. Нил без особого энтузиазма ковырялся в запеченной картошке, полностью игнорируя разговор за столом, и очевидно пытался слиться со стулом. Чизкейк в Эндрю так и не влез. Оры мальчишек начали раздражать, музыка плавила мозги, а от света, льющегося из гигантской хрустальной люстры, слезились глаза. И убитый вид вечно незатыкающегося, дерущегося с Кевином за последний апельсин Нила доводил до безумия. — Я к себе, — бросил Эндрю, прихватывая какие-то новомодные ортопедические костыли, которые ему с благоговением вручила медсестра. Вообще-то его жутко бесило на них прыгать, но терпеть боль в лодыжке не хотелось больше. Нила пришлось ждать целый час, за который Эндрю успел скачать на телефон новую игру, повисеть с мамой на телефоне и поглазеть в зеркало на уродливый шрам над бровью, который открывался, если немного содрать с кожи пластырь. Он сильно сомневался, что Нил разговорился с друзьями и увлекся планами обмазать девчачью команду зубной пастой или стыбзить пару лифчиков, поэтому невеселый вывод напрашивался сам собой: от него явно и упорно шарахались. Подтверждая его догадки, в их комнату Нил почему-то ввалился вместе с Аароном, Ники и Кевином. Натянув на лицо виноватую улыбку, он спрятался в ванной, вынуждая Эндрю самостоятельно выдворять за дверь беспокоящихся друзей. — Нормально все со мной, — заверял он, подпинывая Кевина под зад костылем. — Но ты все равно разминку делай, — услужливо советовал Ники уже в дверях. Эндрю из вредности сообщил, что даже пальцем не шевельнет, пока его Ваймак за шкирку не вытащит из постели. По закону подлости, как только Нил выполз из ванной, Мэри обзвонилась ему три раза. По обрывкам чужого диалога Эндрю понял, что о его ситуации она была осведомлена во всех подробностях. А когда Нил, несколько раз ответивший ей отказом, все-таки умоляюще протянул ему телефон, пришлось готовиться к допросу. — Ну, кто же теперь будет за ним приглядывать? — стенала она в трубку, когда закончила с выяснением мелочей о том, как и где именно он пострадал. Речь, разумеется, тут же зашла о Ниле, которого она с нездоровым рвением опекала с того самого момента, как Эндрю узнал, кто такой этот новенький Хэтфорд. — Тебе я, естественно, могу доверять, — с расстановкой продолжала она рассуждать, — но теперь, если вы будете проводить тренировки раздельно, я буду ужасно беспокоиться. Может, мне приехать к вам? — идея, неожиданно осенившая гениальную материнскую голову, заставила Эндрю в ужасе оглянуться на Нила, активно мотающего вихрами и показывающего руками гигантский крест, явно переводящийся как «ни за что на свете». — Да ладно вам, мисс Хэтфорд, ничего с Нилом не случится без меня, — как можно более уверенно принялся убеждать ее Эндрю, — напущу на него сторожевую собаку в лице Аарона, обещаю. Будет мне обо всем докладывать. — Нил поморщился, и это ярое, недовольное выражение лица, которое за последние несколько часов отображало только осторожную отстраненность, заставило что-то внутри кубарем прокатиться по органам. Это люди так описывали бабочек в животе? Вообще не похоже. — Ну, если ты так думаешь… — задумчиво пропела в трубку Мэри, — и все же я не уверена. Как знала, не надо было отпускать его! — Все нормально, — не уступал Эндрю, — мы же с тренером. И Нил катается так, словно родился в лыжах. Да и горы тут ни о чем. Даже разгуляться негде, — напропалую врал он, пока Нил одобряюще показывал «классы» большими пальцами. — Ладно-ладно, — в итоге согласилась Мэри, — раз ты так говоришь, я спокойна. Поправляйся там. И ты будешь за ним приглядывать, да? Если что, сразу звони! Я тут же приеду. — Обязательно, — выдохнул Эндрю, — спасибо. Нил еще несколько минут убеждал ее, что как-нибудь проживет неделю без бдительного надзора, а потом, наконец, сбросил звонок. — Извини, — тихо попросил он, прячась под одеялом. Его тихий виноватый голос ощущался как удар под дых — Нил никогда не извинялся за Мэри. Они шутили над ней и ее паранойей, Нил возмущался и ругался, но наслаждался тем, что она капает Эндрю на мозги с таким же усердием, как собственному сыну. Его забавляло, что она звонила Эндрю, если он не брал трубку, и непременно искала его на стадионе после игр, заставляя пообещать, что он доставит ее сына домой вовремя и они не будут пить. Ее доверие было очень удобной привилегией, потому что позволяло делать почти все что угодно и не получать за это по шее. Слово Эндрю в ее понимании стоило гораздо больше любого другого — может, потому что она знала Бетси, а может, потому что, в отличие от Нила, видела, как Эндрю на самом деле к нему относится. И он считал, что ему стоит отдать должное — с умением Нила влипать в неприятности вселенского масштаба огромных трудов стоило держать его зад подальше от них. — Может, посмотрим что-нибудь? — предложил Эндрю, потому что сидеть в напряженной тишине комнаты, которую они с Нилом делили на двоих, внезапно показалось кошмарным сном. — Я думал, ты устал, — неловко пробормотал Нил, копаясь в телефоне. Эндрю испытывал отчаянное желание выкинуть бесполезный кусок алюминия в приоткрытое окно, но лень было тянуться за костылями. Вообще-то он действительно с удовольствием бы завалился спать, но оставлять повисшую между ними недосказанность казалось большой ошибкой. Однако еще хуже было бы вынуждать Нила говорить о том, о чем он не хотел. Эндрю хорошо знал, насколько упорным он мог быть. — Тогда спокойной ночи, — он с показательным недовольством щелкнул выключателем, погружая комнату в темноту. Сквозь окно лился лунный свет, раскрашивающий серебряные всполохи снежного покрова на балконе. В тусклом освещении Эндрю наблюдал, как Нил поворочался на кровати и убрал мобильник, с головой ныряя под покрывало. Никаких разговоров на ночь, никаких шуток и случайных комментариев, которые резко вырывают из сна. Раньше Эндрю это раздражало — стоит ему заснуть, Нилу в голову придет идея обсудить альтернативный конец света или вредную физичку. Теперь он надеялся, что Нил выдернет его из тревожного, полусонного состояния репликой о раздражающем цвете шторок. Заснули они в полной тишине.

***

Неделя, которая обещала стать лучшими зимними каникулами в жизни Эндрю, превратилась в страшный сон любого идиота, страдающего любовной горячкой — бесконечные попытки понять, что и когда он успел сделать не так и почему теперь загадочный (и ужасно раздражающий) объект его воздыхания шкерится от него по углам. Стоило отдать должное Лисам и некоторым девчонкам из команды Эрнандеса: от одиночества Эндрю не страдал. Кто-то по «счастливой случайности» постоянно линял с тренировок через пятнадцать минут после их начала и непременно оказывался в его компании. За последние четыре дня он успел узнать, что Кевин пугающе хорош в шахматах, убедился, что Аарон ненавидит проигрывать в карты, напомнил себе, почему говорить с Ники про парней — плохая идея, и неожиданно осознал, что Рене Уокер — отличная собеседница и напарница для армрестлинга. Он не знал, были ли его ежедневные гости добровольцами, или Ваймак распределил их, как несчастных дежурных школьников, обязанных приводить классную комнату в порядок, но был убежден, что уже никогда не узнает правды. Они с Мэттом обсуждали стильную даму с собачкой и ее привычку говорить по видеосвязи исключительно в людном холле, когда мальчишки вернулись с лыж в пятницу вечером. До Рождества оставалось три дня, и витающее в воздухе ощущение праздника заставляло ко всему на свете относится с приличной долей пофигизма и беспечности, которая позволяла закончить тренировку на полчаса раньше и тут же подбежать к автомату, чтобы тот выдал холодной колы, как это сделал Сэт. — Шапку сначала сними, вашу ж мать, — ругался Ваймак, когда они натащили в холл ровно половину объема снега с лужайки перед отелем. — Ники, оторвись уже от телефона! Большинство постояльцев привыкли к их шумному, неугомонному присутствию, но только заехавшие неодобрительно косились всякий раз, когда возбужденная, раскрасневшаяся толпа мальчишек заносилась с улицы, подобно снежной пурге. Эндрю даже слегка скис — он бы еще полчасика в спокойствии поболтал с Бойдом про тренажеры в спортивном зале на нижнем ярусе отеля. — Как лопатка? — Нил подкрался будто из ниоткуда, как обычно с большеглазой нервозностью на лице. — Помажем? Эндрю мысленно приложился пару раз лбом об изысканный стеклянный стол. До злосчастного инцидента в начале недели он бы не раздумывая согласился. Чтобы Нил Хэтфорд, да втирал ему в спину скользкий теплый гель, осторожно сминая кожу и мягко растирая мышцы? Сцена из мокрого сна, не иначе. Однако дело было не в начале недели, а сейчас, и всякий раз, когда Нил касался его пострадавшей лопатки, сердце клокотало с такой истеричностью, что грудная клетка ходила ходуном, и Нил при этом тупо молчал. Эндрю как-то раз пытался заглянуть за спину и проверить, не противно ли ему, но лицо у Нила было сосредоточенное и серьезное, как будто он высчитывал свои любимые уравнения по тригонометрии, от которых Эндрю натурально тошнило. Любая попытка завести отвлеченный разговор кончалась провалом — Нил подхватывал так вяло и невпопад, словно думал о чем угодно кроме его слов. Поэтому приходилось терпеть ласковые прикосновения без возможности отвлечься и параллельно материть себя на чем свет стоит, лишь бы у него не встал. Получалось с переменным успехом. Эндрю все хотел спросить, зачем же тогда Нил согласился возиться с его спиной, если избегал во всем остальном, но ему, разумеется, не хватило духу, ведь это означало бы возможность утратить прикосновения Нила насовсем и, возможно, навсегда. Эта мысль заставляла что-то в груди обрываться с невыносимым треском, и Эндрю едва не навернулся на лестнице, пока они поднимались в комнату. Стянув футболку, он уселся на край кровати, даже не замечая, что поврежденная нога неприятно напоминает о себе легкими вспышками боли. Мысли его были далеко, и когда Нил щелкнул крышкой крема у него за спиной, он невольно вздрогнул. — Я сейчас дотронусь, — предупредил Нил, и через секунду вязкая скользкая мазь оказалась на его лопатке. Эндрю как-то пытался разглядеть рану в зеркале — содранная кожа кое-где сочилась кровью, но в остальном выглядела гораздо лучше, чем ощущалась в первый день. Пальцы Нила осторожно втирали мазь методичными движениями, и Эндрю этот процесс всегда казался одновременно безумно долгим и преступно коротким. Не стонать в голос ему удавалось с тяжким трудом, который услужливо провоцировался тем фактом, что Нил, помимо вынужденных медицинских процедур, больше вообще его не касался. Маленький ежедневный ритуал с втиранием мази был единственной возможностью окунуться в иллюзию прошлого, беззаботного и простого, когда они могли позволить себе возиться в подушках на одной постели в попытках защекотать друг друга до смерти или хотя бы сжать чужое плечо в поддерживающем жесте. Эндрю чувствовал себя жалким извращенцем, жизнь которого рушилась на глазах просто потому, что ему больше не позволено было безнаказанно лапать своего друга. Нил закончил с кремом и тут же отстранился, и лишней секунды не желая провести рядом с ним. — Идем? — спросил он, как будто ответ Эндрю и правда был ему интересен и он не искал любой возможности сбежать от страшного слова «наедине». Дав себе пару мгновений на то, чтобы собраться с мыслями, Эндрю накинул футболку. Нил уже мялся возле двери, наверняка сомневаясь, можно ли ему бросить Миньярда и идти одному, лишь бы только смыться. Эндрю показательно молчал и специально долго возился с горловиной толстовки, кожей ощущая, как нетерпение Нила отдает отчаяньем. — Выметайся, — грубо бросил он, когда выносить это стало невозможно. Аппетита не было, как и желания терпеть шумных сокомандников. Нил растерянно застыл на пороге, судорожно вцепившись пальцами в дверную ручку. — Глухой? В коридор Нил почти выбежал. Дверь за ним громогласно захлопнулась, заставляя стекла в окнах отразить резкий, отрывочный звук опасным дребезжанием, и секундная заложенность в ушах стала последней каплей. Кинувшись следом, Эндрю едва не навернулся, споткнувшись о порог. К счастью, здоровой ногой. Лодыжка напоминала о себе гораздо меньше, чем в начале, и болела совсем редко, но сейчас ныла нещадно. И все же Эндрю не остановился. — Что ты бегаешь от меня, как дикий? — окликнул он, заметив Нила на ступенях. Тот резко обернулся, отрываясь от экрана мобильника. Ну конечно, наверняка собирался звонить матери и просить забрать его домой. Эндрю просто вымораживало, когда он давал деру по любому поводу. — Скажи уже прямо, в чем дело. Тошнит от твоих игр. — Глаза у Нила были просто огромные — круглые и перепуганные, словно он призрака увидел. Их разговор, открытый и без обиняков, именно так и ощущался — что-то из прошлой жизни, мертвое и забытое. Эндрю приготовился расстаться с ним, как со старыми игрушками, отданными на благотворительность. Мама однажды спросила, и он согласился, сжав зубы, а потом три недели мотал сопли на кулак. У него после этого была целая куча новых, каких он только пожелает, а дальше навороченный телефон и крутая машина, но тот заяц с оборванными ушами — первый подарок от Бетси после усыновления, — навсегда остался в памяти самым родным и нужным. — Я не бегаю. — Эндрю бы рассмеялся ему в лицо, учитывая, что Нил несколько минут назад буквально сбежал от него, но улыбаться, даже зло и насмешливо, не тянуло. Только не с ним. — Это из-за того случая? — принялся выяснять он. — Я так приложился головой, что наговорил лишнего? Что я сказал? — Эндрю слышал истории о том, как люди с помутненным рассудком признаются в своих самых страшных секретах. Раньше это казалось поводом для нелепых анекдотов и отличным началом романтических комедий, но теперь больше походило на фильм ужасов. — Ты здесь не при чем, — Нил покачал головой и спрятал досаду в глазах за растрепанной челкой. «Проблема не в тебе, проблема во мне» и все иже с ними. Эндрю был в шаге от того, чтобы подлететь к Нилу, схватить его за плечи и трясти до тех пор, пока правда не посыплется наружу, как монеты из копилки. — Я признался, что ты мне нравишься? — в итоге напрямую спросил он, не в силах гадать до самого ужасного. — Тебя это так напугало? Я не собираюсь ничего делать. Это только мои проблемы, на нашу дружбу они никак не влияют. И нечего так дергаться, когда я рядом — я никогда не сделаю то, что тебе неприятно. И я всегда думал, что уж ты из всех людей не станешь… просто, блять, делать вид, как будто меня не существует. — Понесло Эндрю так, что после осознания сказанного захотелось прятаться уже ему, и желательно за ближайшим углом, где можно отлично слиться вон с той черной шторкой и больше никогда не выказывать носа наружу. И все равно это удушливое, мучительное ощущение стыда было лучше неизвестности. Хотя бы не приходилось делать вид, что все в порядке перед человеком, который знал его как облупленного. Нил, застыв на пару ступенек ниже, таращился на него с неподдельным шоком во взгляде. Смотрит, и на том спасибо, горько подумалось Эндрю, у которого в голове после выплеска правды звенела пустота и усталость. Вообще-то Эндрю уже пару дней думал о том, что случайно признался Нилу после удара головой. Сначала это казалось полным бредом, родившимся из разряда «ну что самое страшное могло произойти в этой ситуации?», но чем больше Эндрю размышлял об этом, тем логичнее казался вывод. С чего бы еще Нилу вдруг избегать его? Он пытался обходными путями поинтересоваться об этом у Кевина, но тот только честно захлопал глазами в ответ. Поэтому Эндрю как обычно сделал все сам. — Ну, вы скоро? — взбежав по ступенькам, поторопил их упомянутый накануне капитан. Заметив пришибленный вид обоих, он пару секунд растерянно переводил взгляд туда-сюда, а затем неловко подался назад. — Так, ладно. Подходите тогда, когда всё… — Я не голоден, — отрезал Эндрю, решительно направляясь в сторону спальни. Обсуждать больше было нечего.

***

Джакузи с горячими источниками в отеле были что надо. Кристальная вода в глубокой широкой емкости пузырилась и булькала под напором давления из специальных проёмов, залитый ароматический бальзам пенился, создавая на прозрачной поверхности сугробы, по размеру ничем не уступающие тем, что красовались за окном. Кстати о нем — помещение было наполовину отделано широкоформатным стеклом, позволяющим без труда наблюдать за тем, что происходит во дворе, городке и на горных склонах. В целом, в любое другое время в любой другой день Эндрю бы наверняка здорово побалдел, откисая в горячей воде. А сейчас, разумеется, как бы он ни старался расслабиться, в голову лезли исключительно невеселые мысли — о том, что их дружбе с Нилом конец, разбитое сердце ощущается пиздец как хреново, да и торчать до посинения в горячем чане у него не выйдет. Почти вся пена спала, а от яркости золотистых рождественских гирлянд, которыми были завешены стены комнаты, уже в глазах рябило. Эндрю знал, что сюда никто не заявится, потому что внизу организовали какое-то развлекалово с бесплатным алкоголем, музыкой и ранней встречей Рождества, но торчать тут в гордом одиночестве до самой ночи, лишь бы не видеться с Нилом, казалось глупым даже ему. За дверью послышалось движение. Эндрю приготовился уступать место новой порции пенного озера и какой-нибудь парочке, решившей отметить праздники с шиком, но когда дверь вжикнула и отворилась, на пороге вдруг обнаружился Нил. В вечеринке внизу он очевидно не пожелал принимать участия — любимые домашние шорты и растянутая толстовка никак не соответствовали дресс-коду. Скинув тапочки, Нил прошлепал босыми пятками до бортика ванны и бесцеремонно уселся на него, свесив ноги в горячую воду. — Аарон сказал, что ты будешь здесь. — Оповестил он, взбалтывая остатки пены. — Что, уже не страшно остаться наедине? — спросил Эндрю, когда ему удалось справиться с удивлением и слабыми задатками надежды. Может, хоть дружеский нейтралитет между ними удастся сохранить. — Я тебя не боюсь, Эндрю. — Серьезно сообщил Нил, поднимая взгляд. Эндрю боялся позабыть, как выглядят его глаза, не наполненные испугом и подозрением, но зря — такая чистая, пронзительная голубизна наверняка помнилась до самой смерти и во снах приходила бы почти каждую ночь. — М-м, — протянул он не шибко убежденно, ясно давая понять, что думает об этом заявлении. — Пришел предлагать остаться друзьями и все такое? — Пришел признаваться. — Поправил Нил. — Чтоб ты не выдумывал себе небылицы про помутнение рассудка. Ты бы смотрел поменьше ромкомов. — Эндрю честно понятия не имел, к чему он клонит. Среди хоккеистов ходила избитая шутка про то, что странный, непонятно откуда взявшийся Хэтфорд вечно пребывает в своем мире и на все на свете имеет собственное мнение. Иногда Эндрю даже не брался за попытки разгадать его мысли. Однако сейчас это почему-то казалось жизненно важным. — Нил Хэтфорд пришел честно и открыто о чем-то заявить? Рождество наступило куда раньше, чем я рассчитывал. — С напускным удивлением прокомментировал он акт чужой смелости. — Не паясничай. Иначе перестанешь мне нравиться. — Нил самодовольно вскинул точеный подбородок, словно они спорили о том, на какой фильм идти в кино, а не устраивали Эндрю репетицию сердечного приступа. — Плохая шутка, — он поднял ладонью волну пенных брызг, которые едва коснулись чужих коленок. — Плохие шутки только у тебя. — Нил вернул поток воды ладонью. — А я серьезно. — Что за бред? Ты в меня втюрился после того, как я башкой о дерево долбанулся? — Сказать это вслух без нервной, истерической улыбки не получилось. Может, у него реально крыша поехала? — Да. — Нил, даже для тебя это слишком. — У тебя… была кровь. — Чужой голос вдруг стал более тихим и робким. — На виске. — Ты, наверное, забыл про то, как я руку сломал год назад? — Пораженно покачав головой, спросил Эндрю. — Или ребро на нашей первой игре? Или как мне нос… — Однажды моя мама ударилась виском об угол стола, когда отец ее толкнул. — Резко перебил его Нил, упираясь пустым взглядом в воду. Эндрю здорово порадовался, что не стал снимать боксеры. Голыми они видели друг друга тысячу раз, но в данный момент он сильно сомневался в способности собственного организма не подвести в самый ответственный момент. — Прислуга вызвала скорую, только когда он ушел. В больнице нам сказали, что то, что она выжила — чудо. Ты знаешь процент смертности и инвалидности от травмы головного мозга? — Конечно, Нил пугающе много знал о крови, смертях и прочей чернухе, с которой его познакомила жизнь под отцовским попечением. — И если вдруг твой лучший друг ударяется головой, и кровь из его виска на снегу кажется мини-озером, ты можешь столкнуться с некоторыми… осознаниями. Я реально испугался, что ты… умрешь. — Нил шумно сглотнул. — Я думал, Кевин твой лучший друг. — Тупо сказал Эндрю, потому что остальное укладывалось в черепушке с долгим, громким треском, словно заржавевшие шестеренки. — Ну, может, Жан. — Ты реально серьезно ударился головой. — Укоризненно припечатал Нил. — Я по тебе сохну со второго класса, — вырвалось само собой, когда смотреть на освещенное золотистыми всполохами лицо стало совсем невыносимо. Просто было необходимо, чтоб Нил это знал и понимал, во что ввязывается. — Вот именно. — Нил пошел красными пятнами по шее и лицу, но многозначительного взгляда не отвел. — У тебя была фора. А я узнал только несколько дней назад. Как прикажешь смотреть тебе в глаза, когда я неожиданно понимаю, что хочу целоваться до потери пульса и снимать с тебя одежду вовсе не за тем, чтобы намазать твою гребаную лопатку? — Теперь уже зрительный контакт пришлось разорвать — им еще надо было договорить, прежде чем Эндрю затащил бы его к себе. — Думаю, если бы меня не осенило после того случая, твоя спина тоже неплохо бы справилась. — Нахмурившись, задумчиво признался Нил. Конечно, он был из тех людей, которые сообщают тебе самые откровенные и пошлые вещи в мире с лицом невинного олененка. — Чем докажешь? Ну, про поцелуи до потери пульса и все такое? — все-таки не выдержал Миньярд. С другой стороны, поговорить и потом можно было, разве нет? — Вот так сразу, да? — Я достаточно ждал. Нил хмыкнул себе под нос что-то понятное только ему одному и вдруг стащил с себя толстовку. Следом полетела тонкая футболка и возмутительно короткие шорты. Эндрю даже не пытался скрыть оголодавшего взгляда, наблюдая за тем, как он опускается в воду. Через преступно короткое мгновенье, за которое он успел разве что судорожно втянуть в легкие новую порцию пропитанного тяжелым ожиданием воздуха, на бедрах уместился чужой вес. Едва заметный, почти эфемерный, скраденный давлением водной глади и все же приятный до искр перед глазами. Нил осторожно уложил ладони ему на плечи, словно примеряясь, пробуя, какова его кожа на ощупь, когда ее касаешься просто так, потому что хочется без всякой причины. Эндрю скользнул ладонями на его бедра, притягивая ближе, потому что просто сидеть и смотреть после стольких месяцев малодушного бездействия было выше его сил. — Доволен? — прошептали ему в уголок губ. Это слово вряд ли смогло бы в полной мере описать то, что Эндрю действительно ощущал, но подбирать более подходящий синоним он не решился — все равно из горла бы вырвался только сдавленный полустон-полухрип. А вот кивнуть, прожигая взглядом чужие губы, ему ничего не мешало, и уже через секунду рот Нила податливо распахнулся ему навстречу — немного неуклюже и скомкано, слишком влажно и наверняка хаотично для первого поцелуя парня, который был убежден в том, что отношения — пустая трата времени. Но настолько хорошо, что по телу пробежалась сладкая волна жаркого предвкушения, сконцентрированная яркими импульсами удовольствиями внизу живота. — Элисон сказала, что 90% спортсменов из нашей школы теряют девственность на зимних сборах. — Эндрю честно не представлял, что происходило в чужой голове большую часть времени и сейчас не пытался, только засмеялся, коротко и удивленно, потому что эта фраза — случайная статистика — была слишком похожа на те, которыми его награждали перед тем, как сладко засопеть на соседней подушке. На этот раз он хотя бы знал, откуда у нее ноги росли. — А еще мне что-то про «сразу» говорил. — Вскинув бровь, заметил он. — Это не предложение, — Нил несильно боднул его кулаком по плечу — скорее приступ ласки, чем серьезная угроза. — Я бы согласился. — Признался Эндрю после нового поцелуя, короткого, смазанного, в уголок улыбающегося рта. — Ну, помочь тебе с потерей девственности. Просто чтоб ты знал. — Не сомневаюсь. — Нил прижался к нему лбом, выдыхая теплый счастливый смешок в нос. Покрываясь мурашками, Эндрю почувствовал, как чужие руки осторожно обвивают его обсохшие плечи, а длинные гибкие ноги смыкаются на копчике, слегка сжимаясь, как бы сообщая, мол, твой стояк и желание затащить меня в койку ни для кого уже не секрет. Он был похож на любопытного зверька, которому в руки случайно угодила новая, неизведанная добыча — прежде чем слопать, непременно хотелось вдоволь наиграться и потискать со всех сторон. К счастью для них обоих, Эндрю с радостью готов был послужить подопытным материалом чужого исследования. — Как надумаешь, обращайся. Снег за окном сверкал тысячами падающих звезд в миниатюре, вокруг ощущалось горячее тепло и витал стойкий аромат хвои, а в руках Эндрю держал самый долгожданный и драгоценный подарок, о котором когда-либо мечтал.