Сорвать цветок

***

      Тобирама не раз размышлял о сложившийся ситуации. Пока он ценивал прошлое и настоящее — где он свернул не туда, где поступил не так, где сказал не то, вывод пришёл сам собой: он сам невольно оказался виновен в демонах своего ученика.       Ничего не поменялось с того рокового вечера, кроме самого ощущения от нахождении рядом с Учихой. Ощущение было таким гнетущим, охватывающим его изнутри. Что-то раз за разом наполняло тяжёлым теплом конечности Тобирамы, когда он ловил себя на мысли, что большие чёрные глаза Кагами снова неотрывно смотрят на него. Глаза, что любовались им, губы что расплывались в улыбке, впредь не смея больше оскорбить слух неосторожно брошенными словами. Та ситуация была скорее исключением, он выплеснул их на мужчину и оставил его с этим чувством один на один, боясь побеспокоить зря.       Сколько лет прошло с тех пор, как Тобирама перестал быть наставником юного Учихи? Кагами расцвёл, как цветок в саду у Тобирамы, но чужое руководство ничуть его не испортило. Его взгляд всё так же спокойно и выжидающе следил за входящим в дом измотаным Хокаге, который этого, конечно же, не покажет. Тот уже не задавался вопросом, что юный ниндзя здесь делает. Почему-то именно сегодня его тут хотелось видеть больше всего…       Стало ясно, что теперь это чувство, эта мысль стала грузом на плечах, непомерно тяжёлым. От чего-то, больше не поднимая эту тему, отчаянно хотелось завести её снова, но удобного случая всё не находилось. В голове раз за разом всплывало спокойное «Вы мне нравитесь…» и надрывное «Я люблю вас». Почему-то мысль, что он в ответе за эти чувства, его не покидала, и хотелось услышать о них вновь…       Пройдя вглубь комнаты, попутно развязывая потрепанные веревки доспехов, шиноби украдкой поглядывал на гостя. Тот держал спину ровно, бледная кожа его осветилась, облитая легким лунным светом из слегка приоткрытого окна. Лёгкое дуновение ветра заставило взмыть в воздух пару легких прядей чёрных волос, подчеркнув нежный лик. Броня шумно гремела, но Тобирама продолжал методично развешивать её на стойке, попутно обдумывая дальнейший шаг. Сняв обрамлявшую его лицо защиту, он встряхнул волосами и наконец развернулся к Учихе. Снова глянув на его личико, округлые щёки, слегка вздёрнутый нос и аккуратный подбородок, подметив, как сквозь бледную кожу пробивается румянец, мужчина подумал, что шиноби перед ним весьма симпатичный.       — Я долго думал, — переминаясь с ноги на ногу начал Тобирама и неловко почесал щёку с красной отметиной. — Кагами, твое увлечение… мужчинами. Я пойму, если тебе перестанет это быть интересно и ты найдёшь себе милую девушку.       — Это не увлечение, господин хокаге, — спокойно ответил Кагами. — Мне нравится не все мужчины. Только вы, — он снова увёл взгляд в сторону.       Неловко вышло. Совсем не тактично и даже грубо. Но что возьмёшь со старика? Он никогда о любви и не думал, по крайней мере, не приходилось. Может, оно и к лучшему? Если душе захотелось любви, то война уже позади? Нет, это не так… Глядя на этого юношу, что несмотря на кровь на своих руках, на пережитые битвы и миссии пускает в своё сердце мысли о приземлённом, о счастье, о прекрасном и неуловимом, хотелось верить, что это возможно.       — Если я полюблю кого-то другого, это значит… что вас уже нет в живых или… что я предал вас. Я никогда не позволю моим словам быть…       Но не успел он закончить, как ладони накрыли его щёки, а губ коснулись чужие, уводя в поцелуй. Слегка грубоватые сухие губы сомкнулись с нежными и румяными. Хотелось бы сравнить их со сладостью, но те, на удивления, были просто нежными. Кагами удивленно распахнул свое глаза, и в темноте они едва заметно сверкнули, отражая проникающий в комнату свет. Дыхание прервалось, и он хотел было податься вперёд, ухватиться за свой шанс, но мужчина быстро отстранился.       — … пустым звуком, — сорвалось с губ Кагами.       Тобирама посмотрел на лицо ученика снова. Эти округлившиеся было от удивления глаза, заполнившиеся светом, что сиял прямо изнутри, очаровательно мягкое лицо, несмотря на отдельные острые черты, мягкие кончики волос, попавшие меж пальцев и горящий румянец, от которого большие ладони мужчины чувствовали тепло… Красные глаза Тобирамы пробегали по лицу Кагами, изучая, а губы смаковали ощущения, полученные от поцелуя. Не так плохо, как казалось, у старика Сэнджу даже слегка закололо в груди.       Пока Тобирама о чём-то думал, всматриваясь в чужое лицо, его ладони накрыли чужие руки, убирая их от лица и переводя на хрупкую шею, под широкий ворот клановой одежды Учиха. Пальцы ощутили нежную кожу, чувствуя тепло, неспокойно пульсирующие артерии и дернувшийся кадык.       — Сделайте так ещё раз… — прошептал Кагами.       Лицо старика Тобирамы заметно смутилось, он ничего не ответил. Шёпот пробрал его до глубины души, и что-то мужское отозвалось в теле. Это былр так неправильно — ощущать такое от провокаций другого мужчины.       Не услышав ответа, Кагами повторил:       — Прошу, поцелуйте меня ещё раз — подавшись вперёд, он сам потянулся за поцелуем.       Тобирама сам не понимал, почему не может пошевелиться. Он не отпрянул и не оттолкнул, а лишь позволил коснуться своих губ. Тяжело выдыхая, Сэнджу словно сдался и ухватился за чужую шею плотнее. Поцелуй из легкого касания перерос в нечто большее. Мужчина сразу почувствовал неопытность Кагами, что тот просто старается повторять за учителем и не отставать.       Глупый мальчишка. Его снова придётся учить.       Кагами придвинулся ближе, привстал на коленях, и обхватил шею учителя руками, заключая в объятия, пока поцелуй становился всё глубже и смелее. Язык касался языка, не давая сомкнуться рту. Крепкие мужские руки упали на чужие бёдра и, подцепив ткань, забрались под майку, тревожа кожу по которой уже побежали мурашки. Кагами навалился на Тобираму, но тот устоял, только разомкнул поцелуй, обдавая некотролируемым водопадом ощущений, касаясь тела ученика от шеи и ниже. Мозолистые пальцы огладили чужую спину. Худое тело, пооступающие ребра, позвоночник и ложбинку на пояснице.       Необъяснимое желание накрыло второго хокаге так внезапно, так резко, что голова шла кругом. Казалось, он не контролирует себя, руки двигались сами по себе. Прижав Кагами к себе, он подхватил его ноги и раздвигая, усадил на свои колени. Кагами потерял равновесие и откинулся на пол спиной.       — Ты совсем не умеешь целоваться, Кагами, — отчитал его учитель.       Мужчина избавился сам от верхней одежды и задрал майку ученика. Мужское и женское тело имеет различия, но так ли много? Если судить по тому, как тело Учихи отзывалось на простое касание к обнажённой коже, подергивалось в волнении, отчего его грудь вздымалась лишь выше, то этими различиями вполне можно было пренебречь.        — Ты так возбудился лишь от поцелуя. Если я коснусь тебя там, — пальцы грубо сжали его стояк, обтянутый тканью штанов, — ты взорвёшься?       Кагами тут же залился краской, да так ярко, что даже в темноте было видно.       — Н… не трогайте!       Юноша потянулся, чтобы скрыть своё возбуждение, но по рукам больно стукнули. Тобирама возмутился:       — Думаешь, я не знаю, как пользоваться этой штукой?       Бесцеремонно стянув штаны, грубая ладонь обхватила нежную кожу члена. Молодая плоть дрогнула в ладони, и Кагами вдохнул так глубоко, что казалось, он вот-вот потеряет сознание, если продолжит смотреть. Всё происходящее казалось сном. Это не может быть явью! Он наверняка попал в какое-то ужасное гендзюцу! Шершавые мозоли раздражали, кожа краснела, а головка стала истекать влагой. Кагами не смотрел, он закрыл руками половину лица, пока вторая рука мужчины подтянула тело парня к себе поближе.       Учиха почувствовал постепенно нарастающее возбуждение мужчины, пристальный взгляд, такой же пристальный, каким обычно на него смотрел сам Кагами. Так вот каково это, когда тебя сверлят взглядом…       Тобирама изучал его.        Изучал низ живота, сухожилия, мышцы, кожу, волосы… Надавил на головку второй рукой, сжал её, потёр, посмотрел, как содрогаются его ноги от полученых импульсов.       Казалось, Тобирама издевается над Учихой, но в первую очередь он изводил и самого себя. В глазах мутнело, сокращая поле зрение до лежащего перед ним мальчишки. Закостенелый мозг старого вояки бил тревогу. Слишком много гормонов удовольствия приносило это неожиданное занятие.        Хотелось больше.       Приподнявшись на коленях, он поспешил спустить и свои штаны. Член, возбужденный и твёрдый, лёг поверх другого. Головки касались друг друга. Ощутив эту тяжесть на своём животе, Кагами удивлённо приподнял голову. Не передать словами, что он ощутил, когда руки наставника сжали их между собой.       — Господин… — произнёс он дрожащим голосом, следом вырвался стон. — Учитель, — он тут же закрыл рот ладонями, словно его слова осквернили что-то святое.       Горячо, это было ужасно горячо. Тобирама ускорил движение руки. Чем быстрее он ей двигал, тем сильнее плоть тёрлась между собой. Кагами не выдержал и кончил первым. Его поясница изогнулась, а грудь и живот приняли на себя всю череду собственных белых капель. Бледная кожа покрылась сотнями мелких мурашек, что волнами бежали горячих капель и до самых лопаток, заставляя даже волосы на руках встать дыбом.        — Ну вот… испачкался… — пожурил его Тобирама и, подобрав спавшие с тонких голеней Учихи штаны, обтёр его торс, задирая майку как можно выше.       Прохлада ощущалась по влажным местам, от этого Кагами подрагивал ещё сильнее. Его руки потянулись к ладонями мужчины и ухватившись за них, он словно дал сам себе понять, что всё реально, словно до этого это было непонятно.       Взгляд Сэнджу пробежал по содрагающимуся юноше. Теперь образ его был совсем иным. Слегка вспотевший, растрепанный, он вызывал у Тобирамы мысли столь постыдные, что когда тот взглянул вниз, сразу, несвойственно себе, покраснел и насупился, мысленно ругая себя.       Давление поднялось, и он, поджав губы, прижал головку своего все ещё возбужденного члена к животу парня. Если он… будет внутри… он достанет до этого места?       «Так глубоко…» — подумал Табирама и невольно сжал пальцы юноши в своей ладони.       — Научите меня, — потребовал Кагами.       Эти слова заставили Тобираму поднять взгляд. Казалось, Кагами стыдно, но глаза его выдавали — бесстыжие глаза.        — Научить тебя? — переспросил второй Хокаге. — Чему ещё я должен тебя учить?       — У меня… нет опыта в любовных делах, — тихо-тихо, почти интимно проговорил Кагами, запинаясь и стыдливо бегая глазами по сторонам. — Научите меня этому мастерству.       Мастерству? Как можно придавать такому делу столь благородный вид? Может, в глазах Тобирамы это дело и было лишено чести и совершалось лишь по необходимости, но для Кагами, получается, имело возвышенный характер. Он не был тронут ни женщиной, ни мужчиной до этого дня.       Мужчина быстро поднялся, оставляя юношу лежать в обнажённом виде на плетёных татами. Это было столь неожиданно, что он подумал, что сделал что-то не так.       Снова…       Гложимый чувством вины, нараставшим ощущением себя грязным, настолько грязным, что учитель никогда бы к нему не прикоснулся, Кагами поджал к себе колени, спрятал лицо за кнопкой волос и, изводимый собственными предубеждениями, уже был готов провалится, а то и вовсе вспороть себе живот, лишь бы не испытывать этого позора.       Тобирама стукнул ящиком комода. Маскулистое тело мужчины, абсолютно голое, освещенное лишь тусклым сияние лунного проникающего света, замерло на месте, оставаясь так с минуту. Наконец он обернулся, держа в руке глиняную чашу, накрытую крышкой. Лакированная её поверхность поблёскивала в темноте тусклым переливом.       — Я научу тебя…       Тяжесть его взгляда словно приковывала юношу к полу. Алые глаза Хокаге сжирали его без остатка. Цветочный аромат, доносившийся из скромного глиняного сосуда, мгновенно разнёсся по комнате, стоило приоткрыть его изящную крышечку, издавшую слишком громкий звук для такого времени. Жидкое, но тягучее, содержимое горшочка липко обволакивало член мужчины. Было щекотно, когда капли этого цветочного нектара скатывались между ягодиц. Отверстие обильно смазали. Ощущение, ужасно смущающее, заставляло низ живота связываться в узел из нитей, что дергали что-то изнутри со всех краёв. Поджав к себе край одеяла, напряженный до предела, Кагами ощущал, как мужчина за его спиной прижал его ноги весом своего тела к матрасу, а липкий член коснулся его ягодиц. Он невольно сжался, за что его немедленно наказали. Если раньше его били по рукам, то теперь удар пришёлся по иному месту. Кагами ойкнул, но понял, что получил за дело. Больно не было, так — неожиданно.       Сильные руки раздвинули его ягодицы, мягкие и округлые. Глаза не отрываясь скользили по изгибам бледного тела. Сделав глубокий вдох, Тобирама прикложил некоторое усилие, чтобы войти. Цветочный нектар издавал пошлые звуки. Хлюпающий, липкий, тягучий звук сопровождал его движение, пока он не прижался вплотную. Учиха тихо, протяжно, застонал, поджимая к губам комок из сжатого в руках одеяла. Он терпел, но эти звуки сами собой вырывались из его груди.       Шлейф неожиданных поцелуев обрушился на его спину, вызывая толпу мурашек. Кагами поджал губы, закрыл глаза и рухнул лбом в ком перед собой, ощущая, как учитель пронзает его. Он старался не издавать ни звука, лишь шумно дышал, но толчки становились всё быстрее. Чем дольше это длилось, тем раскрепощённее становились звуки, издаваемые бьющимися бёдрами Тобирамы о зад ученика.       Проникнув в шапку черных прядей пальцами, затем сжав тыльную сторону шеи, ладонь подлезла и приподняла голову юноши от одеяла. Кагами задыхался, ловил губами воздух, но всё ещё старался не стонать. Тобираму это явно не устраивало. Желая услышать его стоны, он навалился сверху, уткнулся в его плечо и, потеревшись сединой о горячую шею, смог прошептать ему на ухо:       — Я не слышу, как тебе хорошо…       Только тогда Кагами совался:       — М… — споткнулся о собственное сбитое дыхание, — мне хорошо...       — Я не слышу, — потребовал Сэнджу, сжимая чужую челюсть.       Тогда Кагами повторил громче:       — Да, учитель… Мне хорошо!       Слюна потекла по подбородку, ко лбу прилипли волосы, он становился не только липким от странной смазки, но и от пота, который поблескивал в тусклом свете. Они оба были вспотевшими и разгорячёнными. Глаза слезились, а тело потряхивало от переполняющих эмоций. Непривычно, оттого и трясёт. Мужчина перевернул его на бок неотрывно прижимаясь к парню и обжигая его шею поцелуями, пока член скользил внутри.       Комната наполнилась стонами. Кагами теперь было невозможно унять. Лишь накрывшие губы Тобирамы снова заставили его замолчать. Касаясь их, то нежно, то страстно, он перевёл взгляд вниз. Член наставника лежал на его ляжке, слегка подрагивая, истекая семенем. Стыдно было признать, но неопытный Учиха уже давно кончил снова, пока лежал на животе, ещё когда мужчина словно лепестками осыпал его спину поцелуями.       Ну вот, теперь впору было признать, что его цветок, наконец, был сорван. Бережно взращиваемый, словно роза на клумбе. Кагами было стыдно, он каждый раз краснел, пряча глаза за длинными ресницами, когда Учитель подходил к нему близко. Он чувствовал себя виноватым, что соблазнил старшего, но каждый раз родные руки оказывались на его бёдрах, мягко приподнимали и усаживали на рабочий стол. Ему позволяли так много, и он был так благодарен. Кагами никогда не приставал к Тобираме сам. Он всегда ждал приглашения. Всегда был послушным, услужливым… верным.       Цветок второго хокаге был готов завять лишь по прихоти своего господина…