Рыцарь.

      Алон с детства был не похож на своих сверстников: в отличие от них он не проводил время на улицах, весело резвясь в лужах, не поджигал от скуки мешки с сеном, не гонял петухов из одного угла двора в другой угол. Рыцари, в основе своей, это дети, у которых отняли детство совсем несправедливо: росли себе молодые дворянские побеги лет до девяти, после чего их, отбирая по здоровью и успехам в каких-либо дисциплинах, упекали прямиком в замок, не давая право видеться с родными. Тут-то начинается жизнь другая, самостоятельная и ответственная, теперь-то им не до игрушечных заморских солдатиков. На смену пластмассовым мечам приходят настоящие, утяжеляя юные, ещё не тронутые мозолями, руки.       На смену играм приходят изнуряющие, совсем не щадящие тренировки.       Тренера требовали выверенных движений с малолетних защитников, искореняли погрешности и ошибки путём телесного наказания. Кто-то не выдерживал, начинал капризничать — далее их отправляли «на убой». То есть, никто их больше не видел. Что с ними делали — никто не знал, оттого и придумывали различные истории, чтобы пугать по ночам своих соседей по каюте. И все пугались — никто также не знал, на сколько их сил хватит, чтобы не загреметь в список «провальных» и повторить судьбу Эгеря, мальчика, которому стоило лишь всплакнуть в столовой при старших, чтобы его грубо взяли за руку и повели куда-то.       «Рыцари если и плачут, то только от боли». Но боль-то душевная.       Выносить такие условия в одиночку сложно неимоверно. Именно поэтому они выносят это вместе. Днём терпят, стиснув зубы, лишь шикая на ссадины, а ночью разговаривают, вываливая то, что накопилось за сутки. Именно поэтому они ещё не в списке «провальных». Есть куда девать.       А кто-то выделялся. Как, например, Алон.       Несмотря на свой возраст и хоть и дворянское, но обедневшее положение, он явно преуспевал в рыцарском деле. Потому что горел с малого детства идеей быть рядом с королевской семьёй, защищать их. В отличие от своих сверстников, он гораздо быстрее осваивал новые дисциплины, был собраннее. «Подающим надежды» — как говорили некоторые.       Выделялся он не только своими достижениями, но и необыкновенной замкнутостью. Алон общался со всеми подрастающими стражами, даже имел нескольких друзей, был в общем-то отзывчивым. Но он единственный никогда не жаловался, лишь слушал, внимал другим. И был единственным, кто дружил с королевским отпрыском.

***

      Дверь в палаты отворяется только после аккуратного стука и скромного «я войду?». Как такому родному голосу отказать? Вот и Леон, что старательно готовится к следующему испытанию отца, не знает.       Скрип расхлябанной дощечки неприятно режет уши принцу. «Давно надо было попросить одного из слуг заменить» — только лишь на момент возникает в голове. Далее, дума улетает. Её выметает давящая атмосфера, что зашла вместе в комнату с пришельцем. Внимание привлекает что-то ярко блеснувшее, что-то, что Леон увидал боковым зрением.       Принц даже протёр глаза, чтобы убедиться в том, что это не его видение.       Форма, будь она сто раз проклята, капитана королевской стражи.       Глаз пленил начищенный до блеска нагрудник, с аккуратным клеймом, и никак не логом, а именно с клеймом, в виде короны. Тяжесть железного нагрудника ярко подчёркивала массивные плечи, на которые беспокойно ложились взъерошенные серебряные пряди. Завитушка на голове, как всегда, смешливо свисала, чуть не касаясь основной массы волос. Перчатки, цвета чароита, дрожа, держали шлем, королевско-пурпурный. Лавандовый меч покоился в ножнах.       Фиолетовый оттенок делал его «причастным» ко всему происходящему.       А Алон ли это?       Взгляд скользит к лицу. Ему отвечают растерянным взглядом и ртом, что раскрывается в движении задыхающейся рыбы. Это всё ещё он. Обеспокоенный и потерянный. Настоящий.       — Я… — начинает он шевелить мягким языком. Через одно лишь местоимение слышится дрожь в голосе, поэтому рыцарь далее не продолжает. Решает ограничиться откашливанием.       Принц, кажется, видит замешанность. Судя по всему, понимает. Поднимается, завороженно идя к своему давнему другу. В следующую минуту родные руки, будто боясь спугнуть, медленно ложатся на спину, в успокаивающем жесте поглаживая лопатки. Он чувствует, как тяжело вздыхает полной грудью Алон. Чувствует горячую слезу на своём плече и как-то незаметно вздрагивает, будто обжигаясь воском свечи.       — Поздравляю, — тихо выдыхает куда-то в шею Леон, заставляя покрыться мурашками самого капитана королевской стражи, что растаял в руках принца, оголяя перед ним свои переживания так, как не оголял ни перед кем, — эта должность создана для тебя. Ты заслужил.       И улыбается мягко, даже сквозь маску видно. В глаза слегка заплаканные глядит. Алон невольно поднимает краешки губ в ответ. Явно подуспокоившийся страж в следующую минуту чувствует, как его сдавливают в рёбрах.       — Мой рыцарь! — срывается на несдержанный писк принц крепостного королевства.       Пока Алон пытается принять взрослость, Леон даже не ждёт стука в дверь от неё. Но капитан королевской стражи всё же примеряет на язык «Мой король».       Хорошо звучит.