Второй шанс

      Я беру нож, подхожу к камню и с тщательным старанием выбиваю на его поверхности твоё имя. Тереза.       Я тебя не осуждаю. Я до сих пор люблю тебя. Ты навсегда осталась в моём сердце. Пусть это место станет твоим домом. Рядом с именами моих друзей: Ньюта, Алби, Чака.       Утренняя дымка стелется над гладью океана. Он волнуется, шумит. Его широкие волны накатывают на берег, шурша мелкой галькой и шипя пеной отбегают назад. Вдали от берега, бросив якорь в глубину вод, высится наш корабль, благодаря которому мы пересекли большую воду и прибились к независимым островам, основав здесь новую колонию.       Но мир сейчас в огне, и те, кто остался по ту сторону океана, медленно погибают. Мы бежали от проблем, мы спасали себя. Но если бы можно было всё вернуть назад, я бы сделал это. Я бы спас Ньюта, спас бы Терезу. Но я не знал о своей способности. Не знают о ней и эти люди, что сейчас окружают меня. Тайну унесли с собой Тереза и Дженсон.       Я мог бы стать миссией, но я лишь трусливо бежал.       Я буду жить с этой мыслью до конца своих дней, если эпидемия не заглянет в Тихую Гавань раньше.       — Томас!       Мне машет рукой Минхо.       Лагерь медленно просыпается. Вчера была вечеринка по случаю открытия памятного камня, на котором все могли оставить имена своих погибших родных и друзей. Сегодня мы возводим ёлку, а точнее, то, что станет ею на время празднования Нового года. Новый год — новый виток жизни. Будут поздравления, танцы, подарки. Свой я ещё не сделал.       — Томас! — Минхо подходит ко мне и хлопает меня по плечу. — Не в настроении? Интересуется.       — Да так, — отмахиваюсь я.       — Идём.       Мы идем быстрым шагом, ускоряемся, переходим на бег и уже соревнуемся в скорости вдоль прибрежной полосы, пересекая островки воды. Минхо всё равно быстрее. Я торможу у камня и часто дышу, хватаясь за рану. Она пылает болью. Перед глазами танцуют разноцветные круги.       — Дурак же ты, а? — Минхо подныривает под мою руку и тянет на себе к палатке.       — Томас, ты сдурел, бегать?! Вчера только очнулся! — подбегает ко мне Бренда и наводит суету.       — Всё пустое, — отмахиваюсь я, сглатывая сухую слюну.       — Пустое, — передразнивает она и рычит на Минхо. Теперь он крайний. Я посмеиваюсь и захожусь кашлем, держась рукой за бинты.       — Лучше молчи, — Бренда слегка грубовато толкает меня на топчан и опускает плошку каши на мои колени. Щёлкает Минхо по носу, когда тот просит порцию и ему. Я смотрю на их игры. Ребята, кажется, образовали пару. Я за них рад.       Ради такого стоит жить.       Ребята срубили пальму и тащат её на лебёдке к лобному месту, к заранее подготовленной яме, вырытой в песке. У них получается вогнать основание дерева в дыру, и силой двадцати крепких рук пальму поднимают над пляжем. Утаптывают основание, заваливают камнями, забрасывают травой.       Я стою в стороне, наблюдаю за процессом и выслушиваю девичий трёп о том, кто какие игрушки заготовил. Полагаю, была бы здесь Тереза, она бы влилась в общее обсуждение, стала бы предлагать слепить сердечек из глины, как она уже делала это однажды, но из ваты и клея. Мы были детьми.       Я поднимаюсь и бреду к Винсу и Хорхе. Они что-то мастерят к празднику. Я хочу быть полезным, но и здесь неудача. О моём здоровье слишком пекутся. Меня это начинает злить.       — Я в порядке, — огрызаюсь, когда Хорхе протягивает мне мятный чай в кружке, усаживая в своё любимое кресло, сложенное из коры дерева и листьев.       — После утренней пробежки ты до сих пор зелёный, — усмехается он и едва ли не насильно усаживает, делая рассерженный взгляд. — Пей.       — Спасибо, я чаем ещё утром напился, — протягиваю ему обратно кружку.       — Пей, малой, — он отворачивается в момент, когда я делаю глоток. Огонь опаляет мой пищевод до самого желудка. Захожусь в кашле и сквозь слёзы в глазах хриплю вопрос:       — Какого?       — Чай, — прыскает он со смеху и забирает кружку.       Я пытаюсь продышаться, но в голове уже шумит.       — Это Галли сварганил, — Хорхе кивает в сторону глэйдера, руководящего установкой ёлки-пальмы. Ребята привязывают ветки на лысый ствол, искусственно довершая композицию, делая дерево ветвистым.       — Предупреждать надо, — сипит мой голос.       — Согласись, здорово прочищает мозги, не? — посмеивается он, делая глоток и отставляя пойло в сторону. Я кошусь на злосчастную кружку и киваю. Поспорить сложно. Галли из чего-то варит эту дрянь. Помню, в Глэйде впервые Ньют дал мне попробовать такой отменной дряни. И снова я попался на ту же удочку.       — В последний раз мы с Терезой… — я вспоминаю её имя и осекаюсь. Винс делает вид, что его не трогает имя девчонки, слившей тогда лагерь ПОРОКу, продолжая соскабливать тесаком с палки древесную кору. — В общем, детьми мы отмечали новый год и вместо ёлки в зале у нас стоял фикус в кадке. Снег мы делали из ваты.       — Я Новый год в последний раз встречал с Мэри, — кивает Винс, отставляя палку и взяв другую, на меня не смотрит. Я киваю.       — Мы с Брендой в прошлом году его устроили. Ёлки у нас не было, а подарков вдоволь. Ограбили поезд ПОРОКа.       Хорхе хмыкает и смотрит на меня.       — Что… какие подарки в этот раз дарить будем? — пытаюсь перевести на другую тему, понимая, что воспоминания о враге портит всем настроение.       — Я свой уже сделал, — Хорхе берёт кружку, делает глоток и поглядывает на меня.       — Я свой тоже, — кивает Винс.       — Я свой… нет, — киваю и выбираюсь из низкого кресла, пытаясь не показывать ноющую боль в боку. Да, пробежка знатно меня подкосила. Но кто же знал.       — Девчонки там замесили глину. Можешь слепить куличик, — Хорхе сотрясается от смеха. Я улыбаюсь, принимая его шутку, и бреду к памятному камню. Настроения нет совершенно.       Почему я вспоминаю ПОРОК после стольких лет отчаяния сбежать из него? Почему я, оказавшись вдали от бед, мучаюсь угрызениями совести, пытаясь вернуть всё назад?       Новый год в Тихой Гавани вспыхивает яркими огнями, факелами, смехом и общим весельем. Все друг другу дарят подарки. Милые украшения из ракушек, медальоны и сердечки из глины. Цветочные гирлянды украшают лагерь. Ребята радуются свободе. Океан шумит. Остров защищён от ветров. Здесь всё пребывает в гармонии.       Я вешаю свой подарок на пальму, для Терезы. Привязываю глиняное сердечко с её именем к ветке и совершенно неожиданно в мои ладони сверху падает снежный шар. Я поднимаю взгляд к кроне пальмы и не понимаю, откуда мог сорваться комочек снега, с опаской разглядывая диковинную игрушку.       Слышу голоса девчат по другую сторону пальмы.       — Что бы ты загадала? — спрашивает одна.       — Увидеть родителей снова, — отвечает ей другая.       Я загадываю своё желание вслух:       — Хочу увидеть живыми Терезу и Ньюта.       Снег тает в моих ладонях и остаётся стеклянная ёлочная игрушка с прозрачными стенками и голубым огоньком внутри. Он подрагивает, словно живой, и притягивает мой взгляд. Я чувствую, что растворяюсь в нём. Тьма тянется отовсюду, погружая пляж в непроглядную ночь. Неожиданно меня резко подбрасывает вверх и с силой роняет вниз, сквозь песок. Падаю.       — Томас! — слышу голос Ньюта со стороны. Открываю глаза. Он стоит рядом и трясёт меня за плечо. Я перевожу на него взгляд, всё ещё полагая, что всё сон, и медленно оборачиваюсь. Я стою в комнате, в боевом снаряжении. Воспоминания обрушиваются на меня моментально. Мы искали Минхо, а потом спасались бегством по этажам в поисках выхода. Солдаты загнали нас сюда. Дверь, которую мы забаррикадировали, выламывают с той стороны. Сейчас мы находимся на верхнем этаже здания ПОРОКа. Ньют жив… Минхо мечется по комнате, пытаясь придумать, чем высадить окно.       — Томас! Что делать будем?! — орёт на меня Ньют, и его сгибает пополам. Он харкает чёрной кровью на пол и я понимаю, что его конец близок.       — Мы в ловушке! — Минхо напрасно швыряет в стекло всё, что попадается под руку, пытаясь его разбить. На бронированной поверхности ни трещины.       — Мы сдадимся, — отвечаю я севшим голосом и вынимаю из своей набедренной кобуры пистолет в тот самый момент, когда дверь распахивается настежь и за ней оказываются солдаты ПОРОКа и Дженсон. Он целится в меня из оружия и входит в комнату первым. За ним тянутся остальные и полукругом окружают нас. Я поспешно отбрасываю свой пистолет в сторону. Он отлетает по полу к стене, под низкий столик.       — О, детки, — Дженсон держит меня на прицеле и потом переводит ствол на Ньюта, стирающего ладонью кровь с губ.       — Моя кровь убивает вирус. Я могу тебя спасти, — говорю я непослушными губами, глядя на друга сверху вниз, и перевожу взгляд на Дженсона. — Спасите его, пожалуйста.       — Томас… не надо, — Ньют пытается подняться, чтобы рвануть в атаку, но в него стреляют парализующим снарядом. Он падает в корчах. Следом снаряд летит в Минхо, решившего прорываться через кордон солдат. Я пячусь, медленно отхожу к окну. Улыбка Дженсона не предвещает мне ничего хорошего.       — Проверьте мою кровь. Она убивает вирус, — говорю я севшим голосом.       — Конечно, проверим, — усмехается он и делает шаг в сторону, позволяя солдату выстрелить и в меня. Снаряд впивается в бок и разрывает тело тысячами болевых игл, заставляя моё тело биться в мелкой тряске. Сознание тянет в темноту. Образ Дженсона смазывается.       — Тереза…