Своими руками

И не было, и не будет, и теперь нет человека, который достоин только порицаний или только похвалы. Сиддхартха Гаутама (Будда) В груди было так холодно, что больше уже не болело. Сергей Лукьяненко, Последний Дозор Вокруг тебя шумят дела, бегут твои года. Зачем явился ты на свет, ты помнил не всегда. Звуки скрипки всё живое, скрытое в тебе, разбудят, Если ты ещё не слишком пьян. О несчастных и счастливых, о добре и зле, О лютой ненависти и святой любви. Что творится, что творилось на твоей земле, Всё в этой музыке, ты только улови. Константин Никольский, «Музыкант» (песня)

Дядя задумчиво наклонил голову: — Значит, в итоге этот кусочек Пустошей пришлось заселять заново… Хм, ну, попытка всем кланом уйти к Владыке Востока действительно требует жёстких мер. Вздумали тоже, сегодня одному Королю кланяемся, завтра другому, пф! Нет, так не пойдёт. — Если не запускать надолго, как это отец сделал, то можно обойтись прополкой смутьянов, а не выкашивать сплошь. Как мы с Чжу сейчас поступили, — напомнил Мо Бай. — Кстати, а в твоём времени Чжу?.. — шушу приподнял бровь. — Пострадали сильнее, чем тут. Но мы с тобой тогда пересекались меньше, так что деталей не знаю. — Зато сейчас красиво сработал. И ты, и твой Цветочек с братьями, — незло усмехнулся дед Байи. — Действительно, вон каких ценных вассалов набрал, бобо оценил, м? — дядя посмотрел с вызовом, насмешливым, но всё ещё надтреснутым. — Ну, приглядим и за Ланьни тогда. Только нужно подумать, под каким соусом убедительно подать «прополку», чтобы её потом продолжать не пришлось. — Хм. Я у нэйсюна спрошу, он в дипломатии хорош. — Ну, насчёт Чжу их идеи были неплохи, так что спроси, да, — шушу снова начал мурлыкающе тянуть слова, очевидно, погрузившись в прикидки многоходовых схем интриг, которые ему были привычны, а вот у Мо Бая вызывали только головную боль. Так что он ещё больше уверился в своём решении сгрузить на дядю часть клановых дел — в любом случае. — …Ладно, с этими скользкими слизнями всё ясно. Планы мы им порушим и бобо и всех остальных в обиду не дадим, — удовлетворённо размял длинные пальцы шушу. — А что насчёт меня? Если я тоже не дожил, значит, кто-то таки сумел добраться, м? Поделись, Бай-чжи. Ухмылка шушу обещала его убийце из несостоявшегося будущего много чего, но ничего хорошего. Мо Бай нерешительно прикусил губу. Рассказывать дяде о его незавидной судьбе ему совершенно не хотелось. — Я… многое уже изменилось. И того, что произошло с шушу, теперь уже не будет. Я уверен в этом. — Не юли, племянник, — подозрительно прищурился дядя, — если не хочешь рассказывать, объясни прямо, почему. — …Ладно. Я сомневаюсь, что ты… сможешь спокойно это воспринять. Дядя смерил его взглядом, нахмурился, потом фыркнул. — Вряд ли это будет что-то более неприятное, чем то, что ты уже открыл. Даже если моя смерть в том времени была мучительной — ну и бес с ней!.. — дядя махнул рукой, показывая, что это его нимало не волнует. Потом наклонил голову и смерил его долгим взглядом. Криво усмехнулся. — Конечно, ты ещё не говорил, каковы были наши с тобой отношения в том будущем… Пф, если в конце концов я пал от твоей руки в поединке, или что-то вроде того, то обещаю не бушевать. И твоих подчинённых тоже не трону. Ну что, я правильно понял? — Вроде того, — согласился Мо Бай, утыкаясь взглядом в собственные руки, сложенные на коленях. Он и сейчас помнил, как это случилось. Хоть большая часть его внимания в тот момент была поглощена попытками обуздать стремительно вливающуюся в тело и рвущую его изнутри силу предков, отчего разум в то время был не самым ясным, но… У него было не так много близких родичей, чтобы не перебирать потом кусочки воспоминаний, разгоняя туман и пытаясь сложить их в одно целое. Чтобы не вспоминать гибель Линьгуан-цзюня — пусть соперника и врага, но всё же… Чтобы не врезать намертво в память подкатившуюся к его ногам отсечённую голову, оскаленные в посмертной горькой ухмылке клыки и замерзающие на ледяном полу капли крови, небрежно стряхнутые с исходящего злобным дымом Синьмо. Свой собственный рык, вырвавшийся тогда из горла — от боли в переполненных меридианах, но и от муки очередного предательства и потери. Презрительный голос Лорда Ло, выплюнувшего: «Как будто я захотел бы иметь за плечом такого грязного ублюдка и подколодную змею вроде Шэнь Цинцю вместо верного генерала!», резанувший сердце ещё сильнее — какое право имел этот мальчишка, этот чужак, пусть и сюзерен, хулить его родича так, как не позволял себе и он сам?.. А теперь и вовсе! Молодой демон, сидевший перед ним и требовательно ожидавший ответа — пусть и успел насовершать ошибок, но они не были непоправимы. Как он мог рассказать дяде о таком?

(・ω・)

Он посмотрел на обоих мальчишек — тч, теперь уже и чжисунь был заметно расстроен. И тоника больше не подольёшь — у всех троих уже чуть ли не из ушей плескалось, а на дне бутыли болтались жалкие остатки. Но сидеть на жопе ровно и ждать, кто из них кого переупрямит, Байи не собирался, а потому потянулся рукой ко лбу внука. Авось, не откусит. — Эй, — недовольно зыркнул Бай-чжисунь, потирая лоб. Что, звенит голова от щелбана-то? — Взялся рассказывать, так договаривай. А то Сюэ-чжи сам себе надумает бес знает что, и как бы не похуже. Столько лет прожил, а всё в молчанку играет… Да уж, не зря Байи так сильно с самого начала не понравилась идея Лэнданя умостить свою холодную задницу на трон. И брату жизнь растоптал, и Бай-чжисуня вон как корёжит. И то, что они друг другу в глотки вцепиться готовы были — а на памяти внука, похоже, и вцепились — тоже от того же корня пошло. Вот только если раньше алхимик мало что мог сделать, то теперь, раз уж мальчишки помириться решили, он подтолкнёт, чтобы не осталось вот таких недосказанностей. Внук ещё немного посверкал глазами, но всё-таки сдался: — Ладно. Только, чтобы та ситуация была понятна, сначала нужно рассказать вам, как отец закончил. — Ммм? — заинтересованно приподнял бровь Сюэцю, еле сдерживая злорадную ухмылку. Пф, как будто и так не было очевидно, что его порадуют любые неприятности у Лэнданя. И за дело. Вон и внук понимающе усмехнулся и пояснил: — С этим даже забавно вышло. Вот сколько раз за его правление Восток поползновения делал, а наибольший вред ему всё равно принесла единственная попытка дотянуться до нашего трона с Запада. — Ветреники всегда такими были, — покачал головой уже и он сам, — с их гаремами и привычкой плодиться без оглядки, а потом пристраивать потомков по тёплым местечкам. Так что от них и мой отец только успевал отмахиваться, и сяо Бао потом. Сюэцю задумчиво потёр подбородок, но кивнул: — Про них и бабушка Шуанхуа сплошь такие истории рассказывала, недаром за воздушником была замужем. А вот Цзя обычно сидят наглухо у себя на западе, в свои панцири голову и втянув. Одно слово — черепахи. Да и семенем своим так не разбрасываются, хоть и гуляют под ивами не хуже Ша. — Но у нас с ними тоже родственные связи есть, пусть и дальние, — напомнил Бай-чжисунь. — И верно, одна из моих двоюродных сестриц своего сына, этого тряпку Бинчуаня, женила на девице из Цзя, — подтвердил Байи. — Вот только непонятно, с чего Хэйди-даван что-то вообще затеял. Конечно, лёд у их мальчишки прорезался, но еле как, наследника нашему трону из него не выйдет. — А ты откуда знаешь? — удивился Сюэцю. — Эта надменная стервочка Цзя Фумэн по первости ко мне так и бегала за средствами для укрепления его сродства с нашей стихией. — Владыка Запада тут ни причём и виноват разве что в том, что не уследил, — пожал плечами внук, — зато его кузина как раз спит и видит, чтобы стать матерью следующего Короля Севера. — А кузен Бинчуань слишком бесхребетен, чтобы помешать её планам… Похоже на правду, — согласился Сюэцю, глубокомысленно щурясь. Видимо, вспоминал, что у его информаторов есть на эту веточку клана. — И что она сделала? — подтолкнул Байи снова замолчавшего внука. — А, это как раз по твоей части, боцзуфу. Она и её сынок подсадили отца на весьма паскудную наркоту. — Ммм? На Западе много такого произрастает, что воздействует на сознание. Как говорится, хоть кури, хоть хлебай, хоть в задницу пихай… — Лично я больше удивлён тем, что нашлось что-то, способное пробить его равнодушие, — ядовито добавил Сюэцю. — Вот как раз он, наоборот, к этой дряни оказался особенно уязвим. С первой же дозы влип в опиум так, что до конца жизни потом употреблял. — Опиум? — насторожился Байи. — Мн. Из маков фальшивого персикового источника. Ох ты ж задница носорогопитона, один из самых мощных! — Значит, придётся не только отслеживать, но и искать средство, которое поможет убрать зависимость… — он мрачно задумался, перебирая известные ему очищающие и каким боком их придётся подливать Королю. И, возможно, не только ему… — Если они попытаются использовать этот дурман, чтобы избавиться от меня, как в прошлый раз, или от шушу, то их ждёт интересный сюрприз, — хмыкнул Мо Бай. — А нас — необходимость избавляться от тел. Он что, вслух сказал? Ну да ладно. Куда важнее то, что чжисунь, похоже, знал, о чём говорит. — Так от чьего тела ты избавлялся тогда? — хищно мурлыкнул Сюэ-чжи. — И почему считаешь, что и мне этот опиум будет нипочём? — Потому что и тебе, и мне радость и желание расслабиться настолько несвойственны, что подозрительность их тут же пересилит. Байи недоверчиво покосился на внука, собравшись было возразить, что как раз в последнее время видел его и расслабленным, и весёлым, но тот уточнил: — Если не считать нахождение в обществе того весьма узкого круга личностей, которым мы имеем основания доверять. Но уж кузен Цзисэ к ним точно не относится. Да и льдом действительно владеет настолько слабо, что я, даже будучи младше на три года и под наркотой, разделал его как бог черепаху! — внук ухмыльнулся. — Хм, тогда действительно… Значит, он рассчитывает избавиться от тебя и стать наследником самому?.. — …имея благосклонность отца как поставщик искусственного счастья, — подхватил внук размышления Сюэцю. — Но эта идея так и осталась наркотической фантазией. После его исчезновения Фумэн утекла под панцирь кузена, закономерно опасаясь за собственную жизнь. А отец потом заставил одного из торговцев поставлять ему опиум и дальше, постепенно забросив все дела. Что-то осталось под контролем старейшин, а что-то поделили мы с тобой. Так что здесь и сейчас я даже не вижу особого смысла пресекать планы Цзя заранее. — Считаешь, что, если его повозка снова перевернётся на этой же колее, нам же будет лучше? — кажется, Сюэцю такая перспектива не особо огорчала. По крайней мере, сейчас он выглядел почти воодушевлённым. — По крайней мере, теперь мы сможем объединить усилия не только там, где дело касается внешних нападок, и привести дела клана и подданных в порядок куда качественнее, чем вышло тогда, — серьёзно кивнул Бай-чжисунь, — а мы и тогда, несмотря на всю грызню, справлялись лучше него. И если честно, как Байи ни пытался напомнить себе о долге перед главой клана и о том, что Лэндань тоже был его племянником — но против правды не попрёшь. Этот «фригидный кусок льда» был просто отвратительным Королём, и всему клану, даже всем Пустошам было бы лучше, если бы власть перехватили эти мальчишки. А закончить свои дни, обменяв их на искусственную радость, было бы даже милостью для того, кто не умел радоваться по-настоящему. — И чем всё закончилось? — Наркотик постепенно подточил здоровье и разум отца, несмотря на всю наследственную силу. Настолько, что он получил тяжёлое ранение на простейшей охоте — и к тому времени он уже много лет был только символом власти. Если честно, я даже не знаю, умер ли он просто от раны, или же ему помогли, — Бай-чжисунь покосился на Сюэцю с такой иронией, что сразу стало ясно, кого он имел в виду в качестве такого «помощника». Сюэцю усмехнулся со злорадным удовлетворением, принимая намёк на убийство собственного брата скорее как достижение, чем как обвинение. Хотя Байи и сейчас иногда удивлялся тому, что мальчишка ни разу не попытался выкинуть что-то подобное. С его-то опытом распутывания чужих интриг завернуть собственную и подстроить что-то достаточно смертоносное он уже мог — с ненулевыми шансами на успех. — Ты не стал выяснять? — уточнил племянник. — Не видел смысла. Кроме тебя, в тот момент соваться было некому. А хоть мы и были соперниками, но я и тогда признавал, что отомстить отцу ты имеешь право. — Пф, спасибо и на этом. В любом случае, при твоих способностях… полагаю, большинство старейшин сочли тебя лучшим преемником. Особенно, если эргэ так и не изменил нынешние распоряжения про наследование трона. Я прав? — Да, но не только из-за моей силы. Всё, что Цин Хуа сделал для Пустошей, тоже легло на мою чашу весов. Хоть мы и не были тогда вместе, — внук с горечью дёрнул уголком рта, — но даже просто как помощник он был незаменим. Байи не знал точно, из-за чего именно у внука в том времени не сложилось с сяо Хуа, но мог предположить, что молчаливость и недоверчивость, которые мальчишка раньше так тщательно в себе культивировал, ему в этом точно не помогли. Недаром же после возрождения, умудрённый опытом, он тянулся пусть к немногим, но старательно, преодолевая и переламывая собственные привычки. И то, как доверчиво льнул к нему лисёнок в ответ, обнадёживало. Но сейчас речь шла не о нём. — …И вряд ли тому мне это понравилось. Я вызвал тебя на поединок или же… или попытался что-то сделать исподтишка? — Сюэцю скрестил руки на груди и вздёрнул голову, глядя на младшего прямо и сжимая губы в тонкую линию. — Не стесняйся, я знаю себя и понимаю, что если уже сейчас готов идти обходным путём, когда потребуется, то уж спустя десяток-другой лет… И если бы это была просто схватка за трон, ты не колебался бы вот так. Внук пару ударов сердца смотрел в ответ, потом отрывисто кивнул: — Да, это был не самый прямой ход. И да, в моём времени эта попытка стоила тебе жизни. — Что именно я сотворил, Бай-чжи? — прищур племянника был остёр до такой степени, что чудом не прорезал камни за их спинами. Глядя, как колеблется внук, снова опустивший взгляд и сжавший кулаки на коленях, он добавил с напором. — Я знаю, что это было ошибкой — что бы я там ни придумал и какую бы слабину в твоей защите ни пытался ковырнуть. Но если это пришло в голову мне, то додуматься может и кто-то другой. Так что лучше расскажи. Проще будет прикрыть твою спину теперь… Или всё ещё не доверяешь? Выплюнув последние слова, Сюэцю болезненно выпрямился, будто бамбук проглотил. Внук вскинул на него взгляд и качнул головой: — Ладно. Я… к тому времени я был настолько сильнее, что в открытом поединке у тебя уже не было бы шансов. И врасплох застать было бы сложно, слишком уж хорошо мне преподали науку выживания. Ты… — внук сглотнул и прикусил губу, огонёк хуадянь на его лбу отчаянно пульсировал и метался. Что же такое между ними случилось, что из него всё приходилось вот так клещами вытягивать? Бай-чжисунь продолжил ровным тоном, его лицо было почти бесстрастным, только глаза полыхали болью и сочувствием. — Ты решил воспользоваться моментом, когда я буду уязвим больше всего, и забрать силу предков вместе с моей жизнью как раз перед тем, как я её обуздаю. Это… это не удалось, потому что я был не один. Ох… Как же сломал судьбы им обоим этот дурной мальчишка Лэндань! Сюэцю даже не побледнел — побелел весь разом, как только до него дошло, что именно имелось в виду. Его лицо исказилось — неверие, боль, вина — а с судорожно сжатых кулаков закапала кровь, тут же замерзая и еле слышно звеня багровыми льдинками по камню. Вокруг его фигуры начала завиваться позёмка, и внук, откачнувшись, поспешно поймал Байи за плечо и утянул в тени, перебрасывая их на пару уступов выше. Алхимик торопливо нашарил племянника взглядом, чтобы увидеть, как вокруг него, всё ещё стоящего на коленях, из скалы начали подниматься ледяные острия, концы которых тут же обламывались крепнущим вихрем. Охваченное буйством стихий пространство росло, охватывая уже несколько шагов. Сюэцю поднял голову, уставившись в небо невидящим взглядом и вплетая полный муки хриплый крик в завывание ветра и треск ломающегося льда. Бездна, искажение ци! Выплеснув боль в крике, Сюэ-чжи хватанул воздух ртом, закашлялся и схватился одной рукой за ворот, в клочья раздирая ханьфу когтями. По подбородку и из царапин на груди потекла кровь, тут же замерзая прямо на коже. Над ухом напряжённо рыкнул чжисунь: «Музыку, дед, помоги ему дышать!» Он кивнул, вытрясая из хранилища сирингу и разламывая когтями корку льда. Набрал в грудь воздуха и длинно выдохнул в торец флейты, извлекая уже знакомую свистящую трель. Не отнимая железисто пахнущую ихором трубку от губ, вдохнул — и грудь племянника поднялась в такт с его! Пауза… выдох… пауза… вдох… Байи рискнул оторвать взгляд от Сюэцю и покосился на внука, присевшего рядом на пятки и напряжённо хмурившегося. Перед юным демоном поднялось облачко теней, и он, мгновение помедлив, будто примериваясь, погрузил в этот вихрящийся клубок руку почти до середины предплечья. Переведя взгляд обратно, алхимик чуть не сбился с ритма — второе такое же практически прилипло к спине племянника, выгнувшегося и снова вскрикнувшего. Да что затеял его внук? Но попытаться остановить мальчишку Байи не успел. С лица Сюэцю сбежали все чувства, оставив его почти мертвенно спокойным. Байи ещё никогда не видел его таким… таким похожим на Лэнданя. Вихрь сбавил скорость, роняя большую часть льда, но круг, заполненный мешаниной вырастающих из камня ледяных торосов, только расширился. На следующем выдохе бледные губы шевельнулись, и сквозь стихающий ветер до них донёсся непривычно холодный голос: — Убери это. Немедленно.

(・ω・)

Он был наивен. Он думал, что уж теперь-то выдержит любой удар, и пусть через боль, но сможет с этим жить. Как выжил при смене власти, несмотря на груз горя и тяжесть предательства брата. Как выдержал смерть Вэй-эр, цепляясь за последнюю данную ей клятву — жить — и только потому не бросаясь в самоубийственную атаку на Лэнданя. Как пережил пустые и одинокие годы, найдя слабое подобие утешения в клановой гордости и в том, чтобы с особым остервенением расправляться со всеми, посягающими на клан, а не только на него самого. Став адской гончей на страже Северных Пустошей. Его не остановил устроенный племянником — всего парой точных фраз — показ глубины его низости. Если уж мальчишка сумел оставить ненависть в прошлом, то и он не имел права сдаваться. И Сюэцю даже капельку гордился своей стойкостью после того, как сумел вытерпеть и отбросить боль от того, что чудеса существуют на свете, но ему они не достались. Он — как же наивно! — думал, что ничего хуже и быть не может, проигнорировав все намёки интуиции, что не зря племянник так упрямился. Не зря он, даже вывернув перед ними наизнанку самые кошмарные из пережитых катастроф, упорно пытался умолчать эту деталь. Нет, Сюэцю припекло настоять на своём. И теперь… Если первые откровения Бай-чжи ощущались как серия пинков в солнечное сплетение, вышибающих дух, то вот это оказалось скорее сродни удару Небесного пламени. Удару, обуглившему сердце напрочь и оставившему его догорать от невыносимого стыда. Он не мог так сделать! Не мог попрать клановые устои настолько, как этого не делал даже бесчувственная скотина Лэндань! Не мог вот так грязно пытаться отобрать заслуженное и бесчестно растоптать жизнь племянника, плоти и крови его Вэй-эр! Не мог!.. Он мог. Он уже доставил Бай-чжи немало неприятностей, многие из которых могли стоить жизни. И, похоже, за годы и десятилетия эта ненависть — незаслуженная, несправедливая — привела бы его в такие глубины подлости и низости, что он сам стал бы таким же, как те беспринципные смутьяны, которых так презирал сейчас. Его просто тошнило от самого себя. Настолько, что не хотелось жить. Что впору было выдрать и выбросить бесполезно трепыхающуюся головёшку, оставшуюся от его сердца. И чувство вины обручем сжимало грудь так, что не получалось вдохнуть — да и не особо хотелось. Вот только в пульсирующий стук его никчёмного сердца — зачем? — в неслышный грохот бурлящих потоков ци, в свист ветра и треск осколков льда вплелось дрожащее дыхание флейты. Дядя? Вплелось — и влилось в горло вместе с воздухом помимо его воли. Хотя какая у него сейчас воля… А потом внутри, там, где догорало и никак не могло догореть сердце, его вдруг залило безжалостным холодом. Погасило до последнего уголька, вымывая из него всё, кроме кристальной, ледяной ясности. Вина, стыд, отвращение и ненависть к себе — их смыло прочь, словно водами холодного, равнодушного океана. И даже трепыхнувшийся было ужас перед творящимся внутри тут же бессильно осыпался льдинками. Внутри невесомо, безболезненно шевельнулись холодные пальцы, истекающие тьмой, обхватывая сердце — нет, не его, верхний даньтянь — щедро плеща новыми потоками холода. Он отстранённо подумал, что узнал это ощущение — такое же было, когда эти самые пальцы вкладывали под его рёбра Слезу Феникса. Так, значит, это Бай-чжи заморозил его чувства и заставил его уподобиться эргэ? Это… было неправильно. Даже сейчас он — нет, не чувствовал возмущение, но понимал, что возмутился бы, если бы мог. Потому что больше всего на свете он ненавидел — конечно, не в этот конкретный момент, но он помнил эту ненависть и не собирался забывать — больше всего он ненавидел бесчувственную холодность Лэнданя и давно уже поклялся себе, что никогда не станет таким же. А потому он счёл нужным донести до племянника это нежелание: — Убери это. Немедленно. — Хм. С чего бы мне это делать? — хмык раздался даже не над ухом, а чуть ли не изнутри, передаваясь через вибрации теней. Ещё сегодня утром Сюэцю восхитился бы такими виртуозными, коварными и непредсказуемыми техниками, если бы, конечно, они были применены не на нём. Но сейчас от того, кто имел опыт Короля Севера, не стоило ожидать менее чем мастерского владения стихиями. Что, впрочем, не меняло ситуации в целом. — Я обещал себе никогда не отказываться от чувств. И не собираюсь… не собирался становиться таким же, как Лэндань, — поправился он, поймав себя на ошибке. Уже стал. — Пф. Зато меня к этому подталкивал долго и упорно, не находишь? — саркастично заметил племянник. Аргумент был веским, и если бы Сюэцю сейчас мог что-то чувствовать, его наверняка скрутило бы ещё одним приступом стыда. Однако Бай-чжи продолжал, теперь уже сочувственно: — Но этого можешь не бояться. Ты слишком живой, чтобы стать как он… Я же не стал. Даже после того, как глушил себя льдом годами… — племянник не договорил, но в воздухе само повисло очевидное: «…чтобы не корчиться от невыносимой боли». И он, Мо Сюэцю, Линьгуан-цзюнь, был одной из причин этого. С самого начала. В груди что-то мимолётно сжалось, но тут же снова смёрзлось в потоке ледяной ци от шевельнувшихся нематериальных пальцев. «Зачем?.. Вот зачем Бай-чжи так старается? Хочет продлить мои муки совести? Это было бы хоть справедливо, но вряд ли. Сейчас-то я этих мук не чувствую, и как раз из-за стараний Бай-чжи… Несколько дней назад он заявил, что я нужен ему живым…» Но племянник перебил только пойманную им за хвост мысль, потребовав: — Так что давай уже утихомиривай совершенствование и убирай бардак вокруг себя. А дед пока найдёт в своих запасах что-нибудь помощнее тоника. Вот как успокоим тебя надёжно, тогда и отпущу, не раньше. А командовать он хорошо научился, так и тянет подчиниться без вопросов. Но смысла в настойчивых попытках сохранить его жизнь после такого позорища Сюэцю до сих пор не видел, и потому упёрся: — Сначала объясни, зачем. — Что именно «зачем»? В отсутствие необходимости держать в узде эмоции мысли текли гладко, почти не спотыкаясь, и так же гладко и быстро вылились наружу: — Зачем я тебе вот такой? После всей нашей грызни, после моего предательства, зная, к чему я скачусь — зачем тебе нужен живым такой никчёмный и гнилой родич? Тот, кто много лет был угрозой твоей жизни? Ты мог бы легко избавиться от меня, пока я тебя недооценивал. Мог бы в случае чего предложить стать регентом одному из старейшин. Но вместо этого ты предложил мне мир, делишься секретами, пытаешься спасти мою трижды никому не нужную жизнь — зачем всё это? Бай-чжи рыкнул без слов, раздражённый чем-то. Снова шевельнул пальцами в его груди, вздохнул и заговорил: — Ты не гнилой, иначе свернул бы мне шею ещё в детстве. Ты… сломанный. Каким был и я. И если у меня есть силы простить себя и начать всё сначала, то и других я предпочту судить той же меркой. Я… я ведь только наполовину тот генерал Мо и Король-без-королевства, который вернулся назад. Другая часть моего я — это шестнадцатилетний мальчишка, который ещё не успел забыть, как ходил со своим дядей на первую охоту и по-дурацки размахивал подаренным ледяным ножом. Как прятался под полами твоего плаща от равнодушия отца. Как ты рассказывал своему сяо Баю перед сном дивные баллады о предках и о наших Пустошах. И раз уж я здесь, мы оба здесь, я хочу получить того шушу обратно… Я хочу починить то, что было сломано. Как починили меня. На его плечо со спины легла вторая широкая ладонь, обхватив сустав целиком, эта — вполне материальная, тяжёлая и ощутимо впивающаяся в тело кончиками когтей. Рядом с ней, ближе к шее, упёрся лоб, почти обжигая беспокойным пламенем метки. Сюэцю глубоко вдохнул и выдохнул, только сейчас обратив внимание, что заставлявшая его размеренно дышать сиринга когда-то успела стихнуть. Ах да, конечно, Байи-бо отвлёкся на подбор сильного успокаивающего. Что ж, если племянник настолько полон решимости — пусть будет так. Он должен Бай-чжи, а теперь и вовсе дважды, потому что бофу вряд ли сумел бы в одиночку остановить это искажение ци и удержать его живым. И он заплатит этот долг, как сможет, попытавшись снова стать для сяо Бая поддержкой и защитой. И вообще… Он закрыл глаза, потянувшись к ощущению гладко скользящего холода внутри. Вплёл в него свою ци, разбавляя и пуская по телу, отмечая места, где духовные вены саднило от выплеснутых ранее беспорядочных потоков. Бай-чжи замер, прислушиваясь к его действиям, потом одобрительно кивнул и предупредил: — Я тебя сейчас лучше к нам перетяну, чтобы деду не ждать, пока ты лёд уберёшь с дороги, — пара ударов сердца, и Сюэцю оказался на чистом скальном уступе, ощутив, как его осторожно притягивают и прижимают спиной к большому телу, укладывая головой на плечо. Кому-то другому он этого не позволил бы — подставлять спину, вот ещё — но сяо Бай имел право, да и к тому же и так уже запустил руку чуть ли не в самые печёнки, хозяйничая внутри. Сбоку сунулся дядя, бесцеремонно запихнув ему в рот горькую пилюлю, а затем, тихо костеря их обоих на чём свет стоит, взялся промокать смоченной в чём-то тряпицей глубокие саднящие царапины на груди. Сюэцю устало откинул голову, прислушиваясь к сбивчивым, но изобретательным проклятиям Байи-бо, к дыханию Бай-чжи, терпеливо держащего и подпитывающего его ци, всё ещё подчёркнуто ледяной. А. Наверно, стоило сказать, к какому решению он пришёл — пока племянник держал его и пока он мог ясно мыслить. Повернув немного голову, он покосился на хмуро сведённые брови и сжатые в ниточку губы мальчишки… Ну, наполовину мальчишки, он ведь и сам это признал. — За мной долг жизни, — горло драло, и вышло хрипловато. Сойдёт, ему тут не перед кем изображать из себя изысканного Линьгуан-цзюня. — Не думай об этом. В семье не бывает таких долгов, если это нормальная семья. — Когда это мы были нормальными? — указал он сяо Баю на несостыковку. — За мной долг, не спорь. За спасение жизни. И за мою сволочность тоже. Я постараюсь отплатить, насколько смогу. Поддержкой. Защитой, пока она тебе ещё нужна. Если… — он моргнул, ловя мысль. Да. Это будет уместно. — Если для этого потребуется, чтобы я сел на трон, я это сделаю. Не для себя, я его не заслужил. Для тебя. Вэй-эр одобрила бы. А потом, когда тебе понадобится сила предков, она будет твоей. Без боя. Байи-бо снова ругнулся и выронил какую-то склянку. Сяо Бай резко вдохнул и прижал его к себе теснее, потом мотнул головой: — Какого беса, шушу? — Моя жизнь принадлежит теперь тебе, ты имеешь право забрать её, когда будет нужно, — терпеливо объяснил Сюэцю. Право слово, эта концепция была такой простой, что он даже в таком, бесчувственном состоянии почти удивился тому, с каким шоком её восприняли родичи. — Хах… Так, пока я с тобой по этому поводу спорить не буду. Просто сил нет, вернёмся к этому позже. Но запомни, раз твоя жизнь принадлежит мне, то и обрывать её без моего позволения не смей, понял? — сяо Бай рычал на последних словах почти злобно. И зачем так скалиться, это же и так было очевидно. — Мн. Буду жить, пока нужен, — согласился он и свернулся поудобнее в руках племянника, в полнейшем изнеможении прикрывая глаза. — Так, чжисунь, убирай уже свой лёд, а то этот оболтус ещё что-нибудь похлеще себе в голову вобьёт, — ворчание дяди доносилось будто издалека, а вот исчезновение холодных пальцев из груди Сюэцю не пропустил. Сердце сжалось от того, что он снова чувствовал — как минимум, чувствовал себя недостойным этой заботы, но он был слишком вымотан и… и, кажется, опоён снотворным, чтобы что-то с этим сделать. Последнее, что он услышал, уплывая в тяжёлый сон — слова сяо Бая, обращённые, кажется, к дяде: — Да уж, проблема. Извини, дед, не думал, что его так сильно заденет. Но пока, похоже, шушу к трону лучше не подпускать, чтобы не пытался потом об меня убиться. Хах, может, А-Хуа что-нибудь приду…