Дьявольская трель

      Дрожь, частое дыхание, бегающие от одного пустого места к другому потемневшие зрачки, тремор на кончиках пальцев холодных рук и бледное, явно чем-то очень сильно напуганное, лицо. Несколько капель пота стекли по шее вниз, прямо под воротник белой домашней футболки, щекоча и обжигая, но всё никак не приводя обратно в чувства. Нормально ли это? Нет, не всё выше перечисленное…       Нормально ли то, что Полина видит в углу комнаты огромное, черное нечто? Его белые, горящие в темноте позднего весеннего вечера, глаза, заставляли падать на колени, ползком добираться до противоположного края комнаты, в надежде больше не видеть этих пожирающих, страшных глаз.       Но они никуда не исчезали. Лишь смотрели еще пристальнее, прожигая дыру в Полине, залезая будто щупальцами под кожу, трогая органы своей омерзительно липкой и вязкой слизью, обхватывая, покрывая и захватывая под свой контроль, заставляя сердце биться так, как он того захочет, заставляя желудок сокращаться так часто, как только пожелает его мерзкое и нагнетающее нутро. Губы скривились в панике, зрачки сузились до размера двух бусинок, а в голове только одна мысль — выжить, при этом оставшись в здравом уме.       Руки сжали подол длинной футболки, натягивая до колен, едва покрытыми домашними шортами. Легкие так быстро преобразовывали воздух, что кислорода в помещении становилось всё меньше, а существо напротив всё больше. Оно не двигалось, оно не дышало и не моргало, только стояло и шептало, и иногда из его безрассудного и бессмысленного шепота можно было составить некоторые связанные между собой слова, адресованные Полине как вопрос.       — Помнишь меня? Помнишь? Ты помнишь?       Но Полина отвечать не решалась, лишь язык прикусывала до металлического привкуса на деснах, лишь слюну глотала, пытаясь проглотить мешающих нервный ком поперёк горла, но не могла. Уши готовы были скрутиться в трубочку и отпасть от тела, лишь бы больше никогда не слышать его.       Рука полезла в кармах домашних шорт, доставая от туда бумажку, сминая её меж пальцев с характерным звуком. Ком кислого привкуса встал поперек глотка, казалось, вот вот и вышел бы наружу, очищая желудок от еды, которую Полина, несмотря на голод, не ела. Чтобы не вышла.       А оно не исчезало. Минуты за минутами шли, но оно все еще стояло там. Слюна стекала вниз с его рта и капала на пол с противным и склизким звуком, пенясь и шипя, будто выделения собаки больной бешенством. Тень его устрашающе накрыла беспомощное тело Полины, закрывая вид на единственное, казалось, спасение — на дверь комнаты.       — Мы вернулись. Скучала?.. Мы вернулись.       Его голова двоилась, размножалась делением на множество голов разной внешности. С его тела стекала жидкость черного цвета, в некоторых местах блестя красно-кровавым оттенком. Его зубы желтые, как у погибшего когда-то учителя, нагоняли страх еще больше, пуская болевые молнии по давно зажившему шраму. Его дыхание, тихое для остального но громкое для Полины, закладывало уши. Полине казалось, что она отчетливо слышала, как рвутся нити его вязкой и противной слюны каждый раз, когда оно чуть приоткрывает свои зубы для очередного шепота.       — Мы рядом.       — Нет.       Полина прошептала, скорее даже для себя а не для существа, закрывая руками уши, жмуря глаза до белых мошек перед веками, подгибая ноги под себя до хруста колен. Язык от сухости шершавил по деснам и собственным зубам, которые резко показались ей грязными. Чистила ли она зубы?       И тут же перед глазами на секунду всплыло ее отражение в зеркале утром, где вместо сияющей белым блеском улыбки были желтые, сгнившие временем зубы. Прямо как у этого существа.       В руках бумажка, аккуратно вскрытая пальцами, от дрожи которых чуть не выпала пару раз, притягивала своим находящимся в ней текстом, написанным красивым и до приятного трепета знакомым почерком.

      Ты так крепко спала. Я решила тебя не будить. В последнее время ты редко так спишь. Сегодня у меня отъезд в другой город в связи с повышением на работе, ну понимаешь, больше обязанностей… Должна была вернуться завтра, но постараюсь проездом приехать ближе к ночи. Не хочу оставлять тебя одну. Если случится приступ, возьми таблетки в тумбочке. Пожалуйста. Не забудь. Еда есть, дверь я закрыла на ключ, пойми. Не злись на меня за это, ты сама прекрасно знаешь зачем я это сделала. Прошу.

      Полина не помнит, сколько раз за день прочитала этот текст, сколько раз за день она попыталась вскрыть замок на двери своей уже давно погнутой булавкой. Полина не помнит, сколько раз за вечер она играла на скрипке, пытаясь отвлечься. Полина не помнит, сколько раз за это время она смотрела в окно, выжидая знакомую русую косичку в милицейской шапке, родное тело в деловом темном пальто, в карманах которых были руки, держащие то портфель, то пакеты с продуктами.       Господи, как же Полина любит. Любит до дрожи в теле, начиная воспоминанием её низкого утреннего голоса, что-то говорящим в её красное от смущения ухо, заканчивая объятиями перед сном, заканчивая ногой, закинутой на её чуть выпирающий живот и заканчивая руками, прижимающими к себе так близко, как только можно было. Любит её нежность, бесконечную, количество ей даже не дать, больше олимпийского бассейна по плаванью.       Но как же плохо без неё…       Дыхание и звуки слюны этого существа вернули её в реальность. Взгляд кинулся на тумбочку возле себя, а после снова на существо, которое смотрела прямо на неё двумя белыми точками, сводя с ума, пугая до хруста спинного мозга.       Лишь бы достать таблетки.       Аккуратными движениями Полина открыла тумбу, рыща в ней по слепому, не видя того, что в ней находится, сидя на полу. Под ладонь попалась на ощупь знакомая баночка, и Полина облегченно, даже слишком радостно, выдохнула, предвкушая покой и сон. Только баночка протянулась к лицу, а ногти подцепили крышечку, открывая содержимое, как тут… На душу упал камень.       Таблеток не было.       Но как же так? Катя ведь всегда покупала ей таблетки, всегда включала их покупку в список своих дел на неделю. Всегда успокаивающе давала ей их перед сном и утром, вычеркивая со списка. Неужели… Катя забыла?       Катя забыла про таблетки.       Но стоит ли её винить? У нее появилось больше дел на работе… Всё таки звание старшего сержанта еще надо отстоять перед коллегами. Казалось, только недавно она окончила университет, прошло всего три года… А как же её дополнительная подработка? Иногда Полине кажется, что она лишь тягостный груз, легший на юные плечи Смирновой. Балласт, не более. Балласт, который она любит и который ей так тяжело отпустить. Полина не может поверить в то, что её любят. Но Катя заставляет верить в это каждый день. Полина любит Катю. Катя любит Полину.       Но Катя забыла про таблетки… А вдруг она не забыла? Просто не знала, что они кончились? А Катя думает о Полине? Катя сейчас торопится домой ради неё? Боже… Какая же Морозова эгоистка. — Мы соскучились. Мы соскучились.       Нагнетало существо своим шепотом, порывая слезам с глаз Полины скатиться вниз по щекам. Тело дрогнуло, нос громко шмыгнул, а чувство тотального одиночества сожрало всё пространство внутри ребер.       — Уходи. Уходи. Уходи!       Истерично прокричала Полина, повалилась на пол боком и сжала челюсти, пытаясь развеять изображение существа перед собой.       В ушах встал звон. Тело существа резко замерло, но после нескольких секунд оно увеличилось, устрашающе нависнув. Звук разрывающейся плоти и льющийся крови заставил закрыть уши накрепко, а глаза вновь зажмурить. Но даже так сквозь толщу барьера до её ушных раковин добралось злостное:       — Мы навсегда рядом. Ты вспомнила.       И касание. Что-то коснулось её плеч, встряхивая и будто поднимая в воздух, но она все еще была на полу. Страх сковал тело. Полина стала отбиваться, руками и ногами пиная куда попало, лишь бы отбить этого монстра от себя. Нет. Нет. Нет! Оно хватало её за ноги и руки, вжимало в пол, дышало в самое ухо.       — Мы рядом! Мы рядом!       Полина замерла, резко раскрыла глаза и испуганно выдохнув, задержала дыхание. Прямо перед ней была морда того самого зайца-получеловека, со вшитыми в кожу лица кусками меха и длинными, кроличьими зубами, торчащими из-под губы. Его нос чуть ли не касался её собственного, а дыхание обжигало её же губы.       — Я рядом.       И Полина не выдержала. Пихнула того в живот ногами что есть силы, перед этим зажмурившись. Удар был настолько сильным, что кости в ногах отдались дикой болью, а на фоне послышался сначала глупой удар, а после тихий, жалостливый скулёж, в котором проскальзывали нотки знакомого… Голоса…       Катя?       И туманом развеялось существо, стоящее в углу комнаты. Пропал силуэт жуткого зайца-человека, лежащего неподалеку на полу, громко кашляя и захлебываясь в слезах, держась одной рукой за живот, а другой за ближайшую стену, лишь бы не упасть. Вместо него там была Катя. Еще холодная, только с улицы, даже не снявшая свое пальто, лишь расстегнув его на половину прибежала проверить Полину, которая на весь день без таблеток осталась по её вине.       Катя плакала. Зубы стискивала, жмурила глаза, пытаясь остановить поток слез. Язык кусала, чтобы не издавать протяжное мычания и редкие стоны боли, лишь бы не напугать Полину. Её Полиночку.       — Катя?..       Будто сквозь толщу воды она услышала шепот Полины, которая, казалось, не верила в то, что это она. Во рту Кати ощутился металлический привкус, а слюна, в очередной раз капнувшая со рта на пол сквозь сжатые зубы, была в этот раз окрашена в красный. Боль перешла с живота на всю грудную область, а позже и в горло, не оставляя сил. Голова уперлась в стенку, пытаясь держать равновесие, но позже всё тело повалилось на бок и свернулось в комок, сжимаясь от боли.       — Кать… Я…       — Всё нормально, это ведь я забыла про твои таблетки…       Сиплым голосом Катя перебила Полину, повернувшись на спину, смотря на её красное от испуга и слез лицо. Руки Полины, весь день желанные и необходимые, легли на лицо Смирновой, притягивая к себе, целуя каждый сантиметр её кожи щек и лба.       — Прости… Прости меня…       И бесконечные поцелуи, покрывавшие её лицо одним за другим, оставляли всю боль на второй план. Улыбка, хоть и кривая, появилась на лице Смирновой, а глаза голубо-белые засияли ярче обычного.       — Это ты прости меня. Полиночка… Моя милая…       Катя шептала, притягивая к себе девушку и целуя, протяжно и сладко, долго и томно, невыносимо тягуче и желанно. Пальто стянулось с плеч, падая на пол, стряхивая с себя маленькие кучки пышного, свеже выпавшего, снега. Холодные руки Кати легли на теплый живот Полины, заставляя ту вздрогнуть, попытаться отстраниться от обжигающих холодом касаний, но Смирнова лишь вжалась сильнее. Морозова была и не против, лишь прижалась ближе, стянула шапку с макушки любимой, распутывая её тугую, мешающую косу…