Жертвы и охотники

Майкл сосредоточенно вслушивался в каждый вопрос Ганнибала Лектера, взвешивая, как бы ответить честно, но не выдать лишнего. Доверия к этому человеку Лэнгдон не испытывал. Ганнибал был воплощением терпения: кивал в нужных местах, изучал Майкла пронзительным взглядом, часто заглядывая прямо в глаза. Поначалу Антихристу было не по себе. Он начал этот вечер с нарочитого бахвальства своими силами, чтобы сразу возвыситься над этим самонадеянным и безупречным психиатром, но на Лектера это не произвело ни малейшего впечатления. После его надменной речи тот лишь едва заметно кивнул и стал выглядеть еще более расслабленно, чем прежде. На миг Лэнгдону померещилась снисходительная усмешка, и он ощутил себя ребенком, но, присмотревшись, не заметил на лице доктора ни единого признака эмоций. Местом встречи был выбран сырой подвал дома, в котором сейчас обитал Майкл вместе с мисс Мид. Лэнгдон уселся на продавленный старый диванчик, невесть откуда здесь взявшийся, и выпрямился, словно натянутая струна. Постепенно, в процессе диалога, Майкл немного расслабился и, взяв себя в руки, попытался разговорить самого Ганнибала. — Не отвлекайтесь, мистер Лэнгдон, сейчас ваше время, — холодно, но спокойно прервал его Ганнибал. — Вы ведь не просто так позвонили мне именно сегодня. После сеанса я расскажу о себе всё, что вы пожелаете узнать. — Конечно, расскажете, — усмехнулся парень, чуть прищурившись. — У вас ведь нет выбора, мистер Лектер. Или напоминать вам об этом еще раз не нужно? Вы же и так всё знаете. — Что вы, можете напоминать сколько угодно, — легко улыбнулся Ганнибал, ничуть не выказывая раздражения, чем еще больше взбесил Лэнгдона. — Расскажите подробнее о ваших отношениях в семье. Поддерживают ли они ваши начинания в Апокалипсисе? — Семья? — переспросил Майкл, и на мгновение, лишь на одно короткое мгновение, его лицо помрачнело, но затем вновь приняло насмешливо-надменное выражение. — Не уверен, можно ли назвать тех, с кем я жил, семьей. Если вы что-то слышали о доме-убийце в Лос-Анджелесе, — начал он свой рассказ, и Ганнибал кивнул. — То можете представить, что в этом доме призрак сидит на призраке и призраком погоняет. Моя биологическая мать, Вивьен, переехала туда со своим мужем Беном и дочерью Вайолет в надежде спасти их брак после его измены. Мой биологический отец, Тейт Лэнгдон, будучи одним из призраков этого дома, прикинулся Беном и… изнасиловал Вивьен, получается, — почему-то эти слова дались ему с большим трудом. — Так и появился я — Антихрист. Ребенок человека и призрака. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, — вмешался Ганнибал. — Но слова об изнасиловании вашей биологической матери прозвучали с трудом, как я заметил. Вы любили ее? Вам больно осознавать, что с ней произошло, или есть другая причина? — Пф, любил! — презрительно скривился Майкл. — Да я ее почти не знал! И вообще, эта сука пыталась убить меня, когда я уже подрос! И слова дались мне нормально, я просто запнулся, — обиженно рыкнул парень. На самом деле, Майкл ни за что бы не признался никому, кроме самого себя, да и то с огромным трудом, что ему порой было мучительно неприятно осознавать, что он — дитя насилия, а не плод воспетой людьми любви. Констанс иногда напоминала ему об этом, утверждая, что все его беды именно из-за этого. Из-за этого он такой… неправильный. — Прошу прощения, — извинился Ганнибал. — Продолжайте, пожалуйста. — Бен собирался забрать меня и сбежать из этого дома. К тому моменту Вивьен уже стала призраком, а еще в этом доме погибла его стервозная и злая любовница. Как раз Хейден его и прикончила, не дав уехать. Тогда меня забрала Констанс, моя бабушка. Она раньше жила в этом доме, а потом переехала в дом напротив и по-прежнему считала дом-убийцу своим. Все ее дети там умерли. Причин я не знаю, за исключением смерти Тейта. Он тоже был убийцей. В семнадцать лет он расстрелял людей в своей школе, и полиция после пристрелила его в доме. Он так и остался тупым подростком, судя по тому, что я видел, когда уже мог думать и осознавать. «Да уж», — со вздохом подумал Майкл. В анамнезе его родственников, если их можно так назвать, сплошные нервные расстройства и убийства. Стало как-то неуютно. — В общем, Констанс растила меня, как своего сына, — закончил Майкл и замолчал, погружаясь в воспоминания. Его лицо приобрело задумчивый оттенок с ноткой разочарования, что, конечно же, не ускользнуло от внимания Ганнибала. — Вы росли с ней долгое время? Она была главным человеком в вашей жизни, верно? — скорее утверждал, чем спрашивал Лектер. — Расскажите о ней подробнее, пожалуйста. Какой она была? — Она была… она была удивительной, — неожиданно для себя выдал Майкл. — Восхитительной, на первый взгляд, и недостижимой. Идеальной. Констанс была очень красивой, до тошноты образованной, статной и самовлюбленной. Порой заносчивой и властной, даже грубой. Я мало что помню из раннего детства, но помню, как, когда я был совсем ребенком, она постоянно восхищалась моей красотой и делала ставки на мой успех. Прыгала вокруг меня, повторяя, какой же я красивый. Учила говорить, — смотря куда-то в пустоту, вспоминал Майкл. — Говорить правильно. Правила английского языка я узнал раньше, чем сам алфавит. Констанс требовала уже лет с двух идеального произношения и постоянно поправляла меня. И никогда не хвалила, если я говорил правильно, потому что это — моя обязанность, — твердо, с ноткой злобы произнес парень и снова замолчал. Ганнибал что-то записал себе и дал Майклу возможность немного помолчать. «Главное, дышите, Майкл», — напомнил он. «Глубоко и как можно чаще. Дыхание — один из главных методов контроля над собой». Вот Майкл и дышал, параллельно прокручивая в голове образ бабушки. Он даже не понимал тогда, что его так задевало в поведении Констанс, почему становилось так обидно и больно от одного ее раздосадованного взгляда. Почему от фразы: «За что тебя хвалить? Красиво и чисто говорить — обязанность любого уважаемого человека» так хотелось швырнуть в нее что-нибудь и убежать нахер из ее выхолощенного дома, в котором он был не вписывающимся в интерьер комодом. Точно! — Я не вписывался в интерьер ее дома, — снова заговорил парень. — Не вписывался в ее идеальные стандарты, в ее картину красивого и успешного ребенка, а в будущем и взрослого. Сначала она восхваляла мою внешность, а потом, когда я начал сопротивляться ее поучениям и капризничать, называла меня красивой, но пустой оболочкой. Однажды она сказала, что раз я не хочу пользоваться своим интеллектом на максимум, то она хотя бы надеется, что я найду богатую вдову или папика, которые будут содержать меня за секс и красивые глазки, — очень тихо поделился Лэнгдон и со вздохом встал. Он отошел на пару минут, чтобы взять воды, и вернулся без тени эмоций на лице. — Мистер Лэнгдон, скажите, пожалуйста, слова Констанс как-то повлияли на ваш доход? Вы внутренне согласились с ними или… — Конечно, не согласился! — воскликнул Майкл. — И до сих пор не согласен! Я, поверьте, не обделен мозгами, и с тех пор, как ушел жить к мисс Мид, зарабатывал сам, а не сидел на ее горбу! Я, между прочим, финансист по образованию, хоть об этом мало кто знает. И в банковской сфере повертеться успел! — Отлично, — сдержанно кивнул Ганнибал, ожидая подобный шквал эмоций, и что-то снова записал в блокнот. — Как дальше развивались ваши отношения? — Я помню, что, когда мы ругались, я убивал какое-нибудь мелкое животное. Сначала я плохо понимал, что делаю, но потом вошел во вкус. Крысы, коты, хорьки, воробьи — всех, кого мог найти. Не убивал только воронов. — Почему именно воронов? — Не знаю. Они всегда меня восхищали. И до сих пор восхищают. Есть в них нечто величественное, мрачное и сильное. — А что вы чувствовали, когда убивали животных? Отмщение, удовлетворение? — Да, — без колебаний ответил Майкл. Уж с кем, с кем, а с Ганнибалом говорить об убийствах он не стеснялся. Понимал, что смаковать эту тему Лектеру ой как нравится. — Отмщение, удовлетворение, власть и контроль. Я чувствовал какой-то непередаваемый прилив энергии, адреналин… это было как глоток свежего воздуха, как холодное пиво в жару. А что чувствуете вы, когда убиваете? — вернув себе привычный апломб, с усмешкой спросил у доктора. Тот никак не отреагировал. Не пробиваемый! — Помните, сейчас мы говорим о вас, мистер Лэнгдон, — вновь напомнил Ганнибал. — Могу лишь сказать, что я чувствую не совсем то же, что и вы. Скажите, вы испытывали вину после содеянного? — Иногда. Когда пелена эйфории спадала, я как будто был не собой. Мне казалось, что убивал кто-то другой, но не я. Особенно когда я смотрел на котов и грызунов. Они казались мне милыми, и я испытывал что-то вроде жалости, но не в полной мере. А потом и вовсе эти чувства исчезли. После убийства людей я ни разу не чувствовал даже чего-то хоть каплю схожего с виной. — Когда вы убили впервые? Как отреагировала Констанс? — В три года, по-моему. Это было параллельно с убийствами животных. Я убил свою няньку. Не помню этого. Это рассказала Констанс. После этого я не убивал людей до пяти лет. В пять лет я очнулся в своей постели уже не ребенком. Внешне я выглядел как пятнадцатилетний подросток. Уровень интеллекта тоже приблизился к этому возрасту. Констанс жутко перепугалась и прислала ко мне священника. Я воспринял его молитвы и попытки тыкать в меня крестом как враждебное вторжение. Меня это разозлило, так взбесило и обидело, что она меня не принимает, что боится, что я перерезал ему горло! Тогда она отругала меня, и я чуть не придушил ее от обиды. Тогда я впервые почувствовал страх, что не смогу контролировать себя, что могу причинить ей боль. Тогда она впервые за долгое время обняла меня и успокоила. Мы помирились. А после… было еще пару убийств, и она каждый раз сильно злилась на меня за это. И я этого не понимал, потому что за убийство животных она никогда меня не ругала! Только хвалила, улыбалась и говорила, что в этом нет ничего страшного. А тут вдруг выяснилось, что убивать нельзя! — То есть в ее поведении была некая двойственность, верно? Вряд ли бы вы продолжили убивать животных, если бы видели, что ей это не нравилось. — Да. Она хоронила их и на месте погребения взращивала розы. Ненавижу эти цветы! — Майкл был на грани срыва. Голос сорвался на крик, слова вылетали пулемётной очередью, глаза превратились в узкие щели, а кулаки побелели от напряжения. — Майкл, я задам вам вопрос. Прошу, ответьте максимально честно: вы испытываете страх перед Констанс? Майкл бросил на Ганнибала недобрый взгляд и отвернулся, погружённый в раздумья. Ему хотелось заорать, распетушиться, вышвырнуть назойливого доктора за дверь или, в крайнем случае, придушить. — И если боитесь, то чего именно? — словно зная ответ наперёд, Лектер подлил масла в огонь. А ведь он не прав! Или, по крайней мере, не совсем. — Я не боюсь Констанс! Точнее… нет, не боюсь! — фыркнул Майкл и непроизвольно дёрнулся, не сумев сдержать порыв. — Меня просто выводит из себя её вечно недовольная мина, это вселенское раздражение на лице! Меня бесит разочарование в её глазах! С самого детства! Меня бесит, что я не оправдал её надежд, не смог вернуть её, но я и не хочу этого! — Что значит «вернуть её»? — переспросил Ганнибал. — Однажды мы поссорились, и я её обидел. В порыве гнева набросился на неё и начал душить. Она, хоть и испугалась сначала, спокойно сказала: «Ну давай! Докажи, что ты чудовище, убей меня!» Сейчас бы я доказал, — с ненавистью процедил парень. — Но тогда меня словно обожгло. Я отшатнулся, начал просить прощения, а она выгнала меня из дома. Через пару дней я вернулся, но её там уже не было. Она ушла в дом-убийцу и ни разу не явилась мне призраком. Она покончила с собой, и я… всё равно виню себя за это. — Вы рассказывали об этом кому-нибудь? — Корделии… — И как она отреагировала? — Сказала, что Констанс хотела красиво уйти и намеренно утащить за собой чью-нибудь психику, чтобы хоть так насладиться своей победой. Сказала, что я не виноват, — немного смущённо пробормотал Лэнгдон, искренне надеясь, что держится достойно. — Предвосхищая ваш вопрос, скажу, что отчасти я с ней согласен. Мне бы хотелось, чтобы это было правдой. Я надеюсь на это. — Думаю, мисс Корделия была права в своих доводах. Вы описываете человека нарциссичного, истеричного. Таким людям свойственны драма, идеализация, восхваление, а затем — ледяной душ. Констанс втянула вас в нарциссический цикл и провела по всем его стадиям: расхвалила, убедила в собственной исключительности, вознесла на пьедестал, возложила груз собственных ожиданий, а после окатила ледяной водой, низвергла вас, разбила ваши надежды и заставила сомневаться в себе. Вам повезло, что она добровольно ушла. Поверьте, любви от неё вы бы не получили, как и её одобрения, которого вы так жаждете. А вы его жаждете, — впервые Ганнибал говорил не выверенным, ровным тоном, а с неким нажимом, отчего Майкл невольно поморщился. — Я хочу, чтобы вы понимали, мистер Лэнгдон: Констанс делала всё это неосознанно, не нарочно. Возможно, вам станет легче от этой информации, когда вы её переосмыслите, — уточнил он, словно Майкл был недалёким. — Она страдала от собственной не идеальности, смею предположить: неудавшийся брак, ведь дедушку в своих рассказах вы не упоминали, мёртвые дети, одиночество. Держу пари, она мечтала стать какой-нибудь актрисой, — усмехнулся Лектер, и Майкл изумился его чудовищной проницательности и догадливости. — Вы стали её надеждой на лучшее. Она решила вложить все силы в вас, создать идеал, которого не достигла сама. Ваша вина, в её глазах, лишь в том, что у вас, как и у любого человека, с рождения есть характер. На некоторые врождённые качества мы никак не можем повлиять, лишь огранить их. У вас, среди прочего, оказались упрямство, магия и садистские наклонности. Из вас не получилось сделать марионетку, поэтому вас обесценили. Вы должны понять, что даже если бы вы беспрекословно и безупречно выполняли все её прихоти, она всё равно не была бы вами довольна. — Мы можем закрыть эту тему? — с неудовольствием спросил Майкл, чувствуя себя донельзя неловко. Все эти откровенные разговоры, беседы врача и пациента — всё это вызывало в нём дискомфорт, ощущавшийся тяжестью в желудке. Он не мальчишка и не ребёнок, которого нужно успокаивать, и изливать душу ему не хотелось. Разве что с Корделией он чувствовал некую безопасность в этом плане. — Конечно. Я бы задал ещё два вопроса, если позволите, а потом мы могли бы перейти к следующей теме. — Валяйте, — процедил Майкл и махнул рукой. — Вашу историю знакомства с мисс Мид, вашей многоуважаемой помощницей, я уже знаю. С ваших слов, она заменила вам мать, — Ганнибал, уточняя, правильно ли он понял слова Антихриста, вопросительно приподнял бровь, на что парень кивнул. — Скажите, есть ли у мисс Мид и у Констанс схожие черты? — Нет, — поспешил ответить Майкл. — А теперь, пожалуйста, подумайте и ответьте снова, — не отступил Ганнибал. Майкл с усилием задумался, но как только начал слышать внутренний голос, который тихо-тихо нашептал ему о том, как мисс Мид восхваляет и идеализирует его как Антихриста, как требует идеального исполнения ритуалов и как придирчива была на чёрной мессе, тут же запретил себе думать дальше. — Нет! Они не похожи, — без каких-либо объяснений ответил он и твёрдым голосом дал понять, что уточнять ничего не стоит. — Хорошо. Очень жду личного знакомства с ней. Скажите, а если сравнить Констанс и Корделию, можно ли обнаружить сходства? — Нет, — снова отрезал Антихрист, будто его заклинило. Однако это «нет» прозвучало убедительно и мягко. Голос тут же просветлел, когда Майкл продолжил. — Корделия мягкая, нежная и тёплая. Она никогда не давала мне понять, что со мной что-то не так. Не отвернулась от меня, когда узнала, кто я, и пока не создавала проблем. Она понимающая, добрая, весёлая, ласковая и тихая. — Тихая? — Я имею в виду, не скандальная. С ней очень трудно поссориться. Помню, в первое время меня это раздражало, потому что я не… ну не то, что не контролировал свои эмоции, скорее, просто не стремился. Вспылил, если что-то не понравилось, например, а она спокойно просила объяснить, что не так. Выслушивала и как-то незаметно остужала меня. В итоге я привык думать, а не орать. Хотя иногда мне нравится смотреть, как она злится, очень редко она тоже могла крикнуть, но это можно по пальцам пересчитать. С ней максимально комфортно разговаривать. Я чувствую от неё какую-то… безопасность. Она, как тихая гавань, — с улыбкой пояснил парень и мечтательно вздохнул, вспоминая, как соскучился по ведьме. — Не знаю, просто… она такая яркая, красивая, чёрт возьми, такая привлекательная и сладкая… — поняв, что начал болтать лишнее, Майкл резко оборвал себя. — Одним словом, она из того мира, который я когда-то видел по телевизору, — уже более холодно закончил он. — Вы влюблены в неё? — Разве это не очевидно? — ответил вопросом на вопрос. — Вы разделяете понятия «любовь» и «влюблённость»? Сколько у вас было женщин? — продолжил Ганнибал. — Это нужно для дела или просто шкурный интерес? Достаточно, чтобы научиться трахаться, но в отношениях, как таковых, я не состоял до Корделии. И да, я разделяю понятия «любовь» и «влюблённость». — Вы любите Корделию? — Какое отношение это имеет к моей конечной цели? Он любил её, но не хотел кричать об этом на каждом углу, тем более малознакомым людям, тем более в его положении. Майкл уже жалел, что наболтал тут столько лишнего. Ганнибал слишком убедил его, что подробный анализ его жизни, чувств и эмоций пригодится для лучшего планирования цели и её исполнения. — Самое прямое, мистер Лэнгдон. Насколько вы любите её? Настолько, что не сможете убить, если она окажется врагом? Или же это просто временное увлечение, и как только настанет момент, вы убьёте мисс Корделию без особых терзаний, разве что безболезненно? Если бы вы собирались её убить, то как именно сделали бы это? Смотрели бы на её страдания или предпочли бы, например, выстрел в голову или снотворное? — продолжал жёстко давить Лектер. — Успокойтесь, мистер Лектер, — неожиданно спокойно и мягко ответил Антихрист и улыбнулся, нащупав нужный рычаг. — Я понимаю, что эта тема, тема убийств, будоражит вас больше моего, но не стоит так… с головой в омут. Не представляйте мёртвую Корделию, я не скажу вам, как убил бы её и убил бы ли вообще, — решил хоть так отыграться и обломать кровожадного доктора. — Тема убийств должна будоражить вас так же, как и меня, мистер Лэнгдон, ведь вы ими занимаетесь, — также ухмыльнулся Ганнибал, слегка приподняв маску холодного спокойствия. — Мисс Корделия оказывает на вас огромное влияние, как и мисс Мид. Одну вы любите как женщину и явно не против сделать её центром своей жизни, а вторую вы любите как поддерживающую мать. Проблема в том, что совсем скоро вас начнёт разрывать на части, потому что у главных женщин в вашей сегодняшней реальности совершенно противоположные характеры, цели и ценности. Мисс Мид нашла вас как Антихриста, раскрыла вашу сущность и предназначение, а мисс Корделия — ваша тихая гавань, где вы отдыхаете и можете не думать о том, кто вы на самом деле, не копаться в себе. Вы — убийца от рождения, эту мысль внушала вам Констанс и продолжает внушать мисс Мид, только преподносит это как норму, в отличие от Констанс. Но процесс подготовки застопорился, как только вы втянулись в отношения с Корделией. Вы начали сомневаться. Вы перестали следовать внушённой вам мысли о своём происхождении и начали думать головой. До этого всё решили за вас, и вам было удобно просто знать, кто вы, и оправдывать себя. Однако, объективно, вы довольно слабы как Антихрист, потому что не обделены эмоциями. В вас есть эмпатия, человечность, какая-никакая мораль, и вы подсознательно начали понимать, что Корделия не примет вас таким, какой вы сейчас, и вас это волнует. Она разбудила в вас нечто, похожее на совесть, и заставила поверить в мечту о жизни, в которой есть радость и моральное удовлетворение, контроль и уважение без жестоких убийств. Она светит как маяк, но вы застреваете на середине пути, не зная, идти ли к маяку или повернуть назад в привычную для вас обстановку И продолжать своё дело. Она словно камень преткновения, и мисс Мид прекрасно это понимает и поэтому настаивает на том, что любовь вам не нужна. Пока Ганнибал, озаряя подвал самодовольной ухмылкой, препарировал личность Майкла, атмосфера накалялась до предела. В финале лекции Лектера послышалось угрожающее, звериное рычание Лэнгдона, словно предвестник бури. Едва доктор замолчал, Майкл вскочил, опрокидывая мебель, включая злополучный стул, на котором восседал Лектер. Тот едва успел отскочить, избежав участи быть впечатанным в стену. Лампочка, словно испуганная свидетельница, нервно замигала, грозя погрузить всё во тьму. Подвал наполнился какофонией звуков: ходили ходуном шкафы, вздрагивали стулья, содрогался диван. — Я слаб как Антихрист?! — проревел Майкл чужим, утробным голосом. — Да как ты смеешь?! В мгновение ока он оказался возле Лектера, схватил его за грудки, вздымая над полом и припечатывая к стене. Зрачки его глаз поглотила чернота гнева, а лицо, напротив, обескровилось, являя взору демоническую сущность. — Как ты смеешь ставить под сомнение мою силу?! Ганнибал, почти всегда выходивший победителем в рукопашных схватках, на этот раз не предпринял ни малейшей попытки сопротивления. Он здраво рассудил, что без колдовской поддержки ему нечего противопоставить ярости Майкла, и терпеливо ждал, едва ли выдавая свой испуг. — Как смеешь называть меня слабым?! Если я захочу, я обрушу хаос на этот мир прямо сейчас! — гремел Лэнгдон, его обычно мягкий баритон превратился в утробный бас. — Смотри! — прорычал он, отшвыривая Лектера на пол. Ганнибал увидел, как в центре комнаты разверзся огромный, грязно-бордовый круг, уходящий ввысь до самого потолка. В его центре зияла густая, непроницаемая пустота, словно миниатюрная черная дыра. Это был портал, закрученный в безумном вихре, и даже мимолетный взгляд на него вселял леденящий душу ужас. — Видишь?! Это портал в Ад. Я могу открыть его, где угодно, могу создать его прямо под твоими ногами, могу менять его размеры, — задыхаясь от злобы, хвастливо выкрикнул Майкл. На самом деле, его слова не были абсолютно правдивы: портал имел ограничение в размере, не превышающем пары метров, и требовал постоянных тренировок для увеличения. Но сути это не меняло. — Я могу внушать людям любые мысли, управлять их сознанием, убивать и воскрешать. И после этого ты смеешь говорить, что я слаб?! Майкл замолчал, тяжело дыша, и испепеляющим взглядом уставился на Лектера, который, стиснув зубы до боли, сидел на диване. Тот молчал, не спеша оправдываться, выжидая, пока ярость Майкла не схлынет. Это произошло минут через пять. Дыхание выровнялось, убийственный взгляд сменился на просто хмурый, и Лэнгдон, закинув ногу на ногу, опустился в кресло. — Ну? — нетерпеливо спросил он, с силой сжимая ручки стула. — Очень хорошо, что вы дали волю эмоциям, мистер Лэнгдон, — дьявольски спокойно ответил Ганнибал. — Мне казалось, что вы хотели сделать это еще в начале нашей беседы. Признаться, вы произвели на меня сильное впечатление. В какой-то момент, открою вам секрет, я даже испытал легкий трепет, — мягко улыбнулся он. — И вы были абсолютно правы, выразив свои чувства: я должен знать о них, и они важны для нашего прогресса. Я сожалею о своих словах, которые вас задели. Разумеется, я нисколько не сомневаюсь в ваших способностях как в магической единице. Мои знания и опыт пока недостаточны, чтобы в полной мере оценить ваши мистические силы, но, несмотря на это, я считаю вас одним из самых могущественных людей, которых мне довелось встречать. Говоря о вашей слабости, я имел в виду те качества, которые не свойственны психопатам и безжалостным убийцам. Согласитесь, чтобы убивать без разбора, нужно отбросить жалость и сочувствие. Нельзя привязываться к своим жертвам. А вы привязаны. Как минимум, к Корделии. Именно это я и имел в виду, говоря о вашей слабости. Еще раз прошу прощения. Майкл был готов вновь взорваться, но вовремя осознал, что уже предстал в образе взбалмошного истерика, поэтому лишь выпрямился и сильнее сжал подлокотники кресла. Да и, в конце концов, Лектер был в чем-то прав. — Я не понимаю, почему вы и мисс Мид так настаиваете на устранении Корделии. Сейчас у меня нет с ней никаких проблем. А если они возникнут, почему вы не допускаете варианта, при котором я мог бы просто нейтрализовать ее, чтобы она не мешала, но не убивать? Совсем недавно, кажется, дня три назад, в нашем телефонном разговоре вы упомянули, что в привязанностях нет ничего плохого. Вы же сами не убиваете Уилла Грэма по этой же причине, разве нет? — Верно, в привязанностях нет ничего плохого. Я, в своей мере, привязан к Уиллу, но моя привязанность не мешает мне действовать, когда это необходимо. Проблема в том, что у вас с Корделией разные моральные ориентиры. Она не просто не примет вас, мистер Лэнгдон, она будет всячески вам мешать. Вы знаете, что она уже отправила одну из своих ведьм в ваш дом в Лос-Анджелесе, чтобы собрать о вас информацию? — Я знал, что она предпримет что-то подобное, — ровным тоном ответил Майкл, но внутри уже зарождался страх. Корделии было что узнать. Существовало несколько моментов, которые могли выставить его не в лучшем свете. — И вы знали. Мы с вами договорились, что вы поможете мне скрыть самую невыгодную информацию. В моем доме она не найдет ничего вопиющего. Я смогу объяснить ей некоторые моменты. — Верно, я обещал вам помочь скрыть ваш план по уничтожению мира и тот факт, что вы и мисс Мид являетесь двумя убийцами, которых разыскивают власти нескольких стран. И мы этим займемся. Я никому, даже Уиллу Грэму, не выдал ни единой детали о вас, как мы и договаривались. Однако вы ходите по тонкому льду. Если скрыть вашу связь с «Карательницей» относительно просто, то скрыть подготовку к Апокалипсису практически невозможно. Нам нужно будет выстроить тщательно продуманную стратегию и разработать план действий на случай, если Корделия что-то заподозрит. Вернее, когда она что-то заподозрит. Полагаю, призраки в вашем доме расскажут ее ведьме о том, при каких обстоятельствах мисс Мид нашла вас. Логично предположить и сделать вывод, зачем она вас нашла и как, будет проще простого, и Корделия этот вывод сделает. По сути, вы уже враги и ведете войну за спинами друг друга. В ваших отношениях нет доверия, и оно не возникнет в будущем. Именно поэтому я спрашиваю: готовы ли вы в конечном итоге убить если не ее, то хотя бы ее ведьм и магов? — Магов я готов уничтожать в любой момент, — со вздохом ответил парень, измученный и подавленный этой встречей. — Уверен, они этого заслуживают. Убить ее ведьм? Не знаю, — честно признался он. — Убить ее я пока не готов и не хочу заглядывать так далеко в будущее. Я хотел бы закончить на сегодня. — Хорошо. Я принес вам несколько книг по управлению гневом и эмоциями, а также книги по манипулированию людьми. Возможно, вы и без меня все это знаете, но дополнительная информация не помешает. Советую вам перед встречей с Корделией практиковать дыхательные упражнения и самоконтроль. Ваши чувства нужно немного остудить. Развейтесь, прогуляйтесь в одиночестве, отвлекитесь на что-нибудь, чтобы в присутствии вашей возлюбленной мыслить трезво. — Тц, я понял. Идите уже! — проворчал Майкл, отгоняя это назойливое насекомое. Паука. Этого назойливого паука. После ухода Лектера парень сразу же отправился на горячие источники, чтобы расслабиться и прийти в себя. Он закрыл глаза в такой необходимой тишине, и единственное, чего ему сейчас хотелось, — уснуть на пару месяцев. Хотелось, чтобы никто не трогал его, не указывал, каким он должен быть и что должен делать. Действительно, с появлением Корделии на поверхность всплыли его глубинные переживания и потаенные мысли. До этого он лишь изредка задумывался о том, что его цель — Апокалипсис — довольно размыта. Он, в принципе, не размышлял о конце света до встречи с мисс Мид. Именно она убедила его в том, что Антихрист рождается именно для этого. Зачем же еще? Но почему тогда Майкл вообще согласился на это? Потому что ненавидел людей. Ненавидел их лицемерие, ложь, неопределенность, неспособность любить просто так, без всяких «ты должен быть идеальным», за мелочность, продажность, измены. Отчасти он и сам попал в ловушку: в голове с детства была идеальная картина того, каким должен быть человек. И, разумеется, окружающие ей не соответствовали, что вызывало в нем неподдельный гнев. Ему хотелось доказать, что он выше их. Умнее, сильнее, могущественнее. Хотелось перестроить мир под собственные представления, сохранив лишь тех, кто был бы ему удобен. Кого-то вроде мисс Мид, которая подпитывала его эго хвалебными речами и любящими глазами, и Корделии, которая была бальзамом, колыбельной для души. И бесила. Именно тем, что как раз она одна и соответствовала стандартам того, кого он всегда хотел видеть вместо своих домочадцев. Бесило то, что он сам не соответствовал своим собственным стандартам. С каждым днем он понимал, что все ближе к моменту, когда придется принимать несколько решений, и одно из них — что делать с Корделией? Майкл всячески открещивался от размышлений на эту тему, вот и сейчас лишь пообещал себе подумать об этом позже, убедив себя в том, что мисс Мид и Ганнибал просто нагнетают обстановку.

***

Ужин ждал Ганнибала к назначенному часу. Суп с перепёлкой и запечённый картофель — одно из любимых сочетаний Лектера. И он возник на пороге кухни ровно в тот момент, когда Уилл доставал картофель из духовки. — Пунктуальность — твоё второе имя, — улыбнулся Грэм, наблюдая, как мужчина входит. — Что за вихрь тебя потрепал? — он кивнул на растрепанные волосы любовника. — Пережил гневную бурю нашего Антихриста, — с усмешкой ответил Ганнибал и коснулся губами щеки Уилла. — Он что-то сделал? — в голосе Грэма прозвучала тревога. — Ударил? Заколдовал? — Всего лишь выплеснул эмоции. Иногда это полезно. Спасибо за ужин. Ганнибал удалился переодеться и привести себя в порядок, а Уилл ломал голову, как разговорить его. Прислушавшись к плеску воды и убедившись, что Лектер не собирается возвращаться на кухню, Грэм скользнул взглядом в портфель. Книг, которые Ганнибал брал с собой, там уже не было. Отлично, значит, передал их Лэнгдону. Уилл успел запомнить названия и сделал неутешительные выводы. Ничего компрометирующего больше не было. Никакого намека на визит к пациенту. Заглянуть бы в блокнот доктора, но тот всегда был при нём и надежно спрятан на ночь. Уилл так и не разгадал, где именно. Он вернулся на свое место за столом, когда услышал шаги. Ганнибал вернулся и сел напротив. — Как прошла беседа? Выудил что-нибудь зловещее? — поинтересовался Грэм, делая вид, что ковыряется вилкой в картошке. — Ничего особенного. У Майкла обычная нарциссическая травма. По крайней мере, это то, что я успел понять за первый сеанс. Возможно, позже всплывет что-то еще. — Нарциссическая травма? — с удивлением хмыкнул Уилл. — Неидеален? Стыдится себя, но не осознает этого? — Именно, — кивнул Ганнибал, чуть тронув уголки губ в усмешке. — Судя по тестам, которые я провел несколько дней назад, у него довольно высокий интеллект. Но когда речь заходит о нем самом, он мгновенно тупеет. Неудивительно. Психика выстроила столько защитных барьеров, что раскрыть ему правду о себе сейчас было бы губительно. «А главное — незачем», — пронеслось в голове у Ганнибала. — Понятно, откуда желание устроить Апокалипсис. Если, конечно, он этого желает. Ты что-нибудь узнал об этом? Или о «Карательнице»? Расскажешь? — как бы невзначай спросил Уилл. — К сожалению, не могу, — с напускной печалью ответил Ганнибал. — Наши беседы конфиденциальны. — Ты мне не доверяешь? — решил испытать удачу Уилл. — Уилл, тебе должно быть стыдно прибегать к таким примитивным манипуляциям, — рассмеялся Ганнибал. — Я должен был попытаться. В любом случае, ты обещал мне, что сообщишь, если Лэнгдон перейдет к действиям, и не будешь действовать за моей спиной. — Разумеется. Разговор не клеился, и Уилл понял, что ему снова придется играть против Лектера. Если бы тот не полез в душу к Лэнгдону, а просто расследовал дело, пусть даже своими методами, Грэм был бы на его стороне. Но он слишком хорошо знал своего любовника и видел недобрый огонек в его глазах. Уилл предвкушал последствия, которые, как он чуял, будут весьма масштабными.

***

Корделия собиралась на встречу с Майклом в Ричмонде. Целая неделя прошла с того рокового дня, когда она выплеснула все Миртл. И как же Делия об этом жалела! Каждый сочувствующий взгляд тетушки впивался в нее, словно игла, заставляя чувствовать себя жалкой. Зачем она поддалась панике, проявила слабость? Что теперь Миртл о ней думает? Корделию бросало в жар стыда при одном воспоминании того вечера, когда тетушка, склонившись над ней, взрослой кобылицей, убаюкивала какими-то детскими мелодиями. И все же, где-то глубоко внутри, Корделия признавала, что тогда ей необходимо было с кем-то поделиться. Хотя бы для того, чтобы сейчас, наконец, мыслить трезво. Они с Миртл перерыли горы литературы в поисках зелий, скрывающих мысли от чужого проникновения. Сварили их, а вместе с ними и целую батарею стабилизирующих отваров, призванных укрепить концентрацию и самообладание. Корделия каждое утро на протяжении семи дней исправно принимала зелья и возвращалась к йоге, которую давно забросила. Поначалу это казалось ей фарсом, но уже на четвертый день она ощутила, как тело начинает отзываться, мягко растягиваясь, а сон стал глубоким и безмятежным. Миртл не упускала возможности подшутить: «Ну вот, Антихристу пришлось явиться, чтобы ты, наконец, вспомнила о своем моральном благополучии и уделила время себе, а не всем, кроме себя». Корделия улыбалась этим попыткам разрядить напряжение, но в душе молилась, чтобы все её усилия не оказались напрасными. Ей казалось, что при виде Майкла она тут же поплывёт. Телефонное общение с ним она намеренно сократила, ссылаясь на дела, да и в переписках старалась держаться отстраненно, хотя бы мысленно. Майкла такой расклад не устроил, и он как-то незаметно втянул ее в горячую переписку с угрозами появиться прямо сейчас и выяснить причины ее внезапного похолодания. Тогда ведьма все же набрала его номер, и они едва не поссорились на пустом месте, а после просто поговорили ни о чём. Все было сумбурно и скомкано. Казалось, Лэнгдон тоже был чем-то взволнован. Однако он не забыл поинтересоваться, как она, как себя чувствует, как у неё дела и всё ли в порядке. Не забыл напомнить о своей любви. Это давало Корделии хрупкую надежду на то, что из этой неразберихи еще может получиться что-то стоящее. Корделия облачилась в простое, но элегантное бархатное платье А-силуэта глубокого синего цвета с V-образным вырезом, украсила шею ожерельем, подаренным Майклом, и тронула губы розоватой помадой. Ей показалось, что она оделась немного не по возрасту, выглядела слишком воздушно, что ей обычно не свойственно, но Майкл был на десять лет моложе, и эта разница, хоть и совсем незначительно, на сотую долю, но всё же тревожила её. С ним она чувствовала себя моложе и хотела выглядеть соответственно. Уложив подкрученные кудри красивыми волнами по спине, Делия взяла сумочку, выслушала напутствия Миртл и вышла к ожидающей машине. Опасаясь, что отвары сделают её немного заторможенной, Делия не решилась садиться за руль и наняла водителя. Полтора часа дороги из Куантико тянулись мучительно долго, и чем ближе она подъезжала к ресторану, тем сильнее нарастала тревога. Сможет ли она сдержаться и не выдать то, что узнала от Уилла и вернувшихся Мэдисон с Бехолдом? Сможет ли не устроить ему скандал? И не растает ли в лучах его комплиментов и чувственных прикосновений? Отгоняя непрошеные мысли, Корделия устремила взгляд в окно, сосредотачиваясь на мелькающих вывесках.