Одного человека достаточно

      Хуа Чэн более не мог сомневаться. Все воспоминания Се Ляня были настоящими и полными, лишь местами подёрнутыми пеленой забвения. Примерно ощущая реакцию второго наблюдателя, он даже мог предположить, что некоторые моменты были смазаны намеренно, но не только в этих воспоминаниях, а в самом сознании. Ни одно из облаков забвения, тем не менее, не посмело скрыть ни одной из сцен взаимодействия Се Ляня и Хун Эра, а в последствии и Умина. Напротив, слова и действия молодого воплощения Хуа Чэна были словно ярко подчёркнуты, в то время как лица других людей к закату истории Се Ляня становились всё более размытыми. Даже лица родителей, Фэн Синя и Му Цина постепенно теряли чёткость. Воспоминания о нищете, стыде и боли утраты затуманивались.       И только дойдя в чужой памяти до кровавой ночи на алтаре в храме, Третий догадался, что представляло из себя это явление. Ни у одного из людей в храме в памяти Се Ляня не оказалось лиц. Как и у всех тех, кого он встретил позднее. Маска Умина в таких условиях выглядела на удивление нормально. Принц, видимо, терял связь с реальностью и заглушал память. Хуа Чэн ощущал все мысли и чувства отстранённой версии Се Ляня и, как ему казалось, начинал понимать, что именно подразумевал под словами о его смерти Чин Э. Наблюдать за собой в чужой памяти было странно, ещё страннее ощущать слабое присутствие хозяина воспоминаний и его признательность и боль. Ощущать двойной импульс чужой душевной боли, смотря со стороны на свою "смерть", было ненормально.       Вознесение, битва с Цзюнь У и низвержение после этого ощущались как лихорадочный, бессмысленный сон. А затем наступила тишина. Она прерывалась только на самоуничижительные мысли и странные автоматические действия. Путь оставшейся оболочки зависел от наитий и Жое. И именно лента положила начало новому пути, имеющему цель. Пути к Тунлу, по демоническому пути. На нём Хуа Чэн познал ощущения от кажущихся теперь Чин Э невероятно забавными и родными ушей и хвоста хулицзин, на нём ощутил как возле светлого запечатанного ядра Се Ляня зажглось тёмное, на нём, в нечётком водном отражении, увидел появление той маски, что была ему отлично знакома. Он почти с самого начала знал, что это лишь маска, но никогда не представлял того, что может быть скрыто под слоем ци. Эта маска с зачатками нового интереса к миру первым же своим ходом в этом мире обвела вокруг пальца группу небожителей. Возможно, новое ядро было подобно новой душе, возможно забранная у хулицзин суть срослась с тёмным ядром и своей игривостью спасла разум от увядания. Хуа Чэн не знал этого. Вероятно, ответа не знал и Чин Э. Но всё начало меняться.       Азарт и любопытство постепенно разгорались на месте пустоты, становясь новыми основными эмоциями. Последней мыслью, что точно принадлежала принцу, а не Чин Э, было: «Богу Войны самое место на Тунлу». На этом история Се Ляня в самом деле подошла к концу. Теперь для всего мира был только Чин Э. Странник Янтарных Дорог, ступивший из Медной Печи сразу на Небеса. Второй, который впервые в своей жизни увидел чёткое лицо у бога в алом, что заинтересовал его ещё со строк на изнанке колокола. Ощутив чужое восхищение и непреодолимое желание Чин Э опуститься на колени, Третий всё понял. Смотреть дальше не имело особого смысла. Чувства Второго в этот момент объяснили ему всё то, о чём он и так догадывался. Хуа Чэну были отлично знакомы эти чувства. Они привязали его к Его Высочеству на целую вечность ещё в раннем детстве.       Однако история Чин Э продолжилась, поскольку Небо дало обещание. Отречение от прежнего имени, взгляд в глаза бога, списки, переписанная судьба... Чин Э, использующий цветы для битвы на Небесах; Чин Э, ворующий на фестивале; Чин Э, ловящий пушистого воробушка при помощи божественной невидимости; Чин Э, читающий учебники по медицине, Чин Э, становящийся спутником первого встречного; Чин Э, строящий город, а под ним некрополь с пустыми могилами для Умина и Се Ляня в центральной комнате; Чин Э, создающий барьер и ежегодно устраивающий побоище; Чин Э, подбирающий Хэ Сюаня, Инь Юя и Бань Юэ с Сяо Пэем; Чин Э, ворующий арбуз, а затем оставляющий золотой цветок в качестве платы за развлечение; Чин Э, исполняющий приказы Неба с огромной радостью. Миллионы картин, количество воспоминаний колоссальное даже для тысячелетних существ. Суммарно на десяток тысяч лет.       Этот подсчёт заставил Хуа Чэна непроизвольно вздрогнуть. Хотя он и жил в одной эпохе с демоном перед ним, но тот оказался старше его более чем в десять раз по прожитому в ней времени.       В конце концов, постепенно привыкнув к многочисленным окнам восприятия, Третий скользнул по чужой памяти ближе к настоящему времени. И, среди бешенства от звуков изначального имени и фанатичного дурмана подле него самого, нашёл стену из логова Янтарной Дороги, где Чин Э посмотрелся в зеркало, напомнив ему этим маленького Се Ляня, которого Хуа Чэн всё ещё искал. Поскольку Чин Э, зачастую, избегал зеркал, эта сцена довольно сильно выделялась. Смотря на себя разными глазами среди мрака и отсветов янтаря и звёзд, демон с изрядной долей самокритичности предположил, что это – результат его нерешительности в вопросе о том хочет он нравиться себе или Небу, который явно покажется господину Хуа крайне не смешной шуткой. Затем Чин Э из воспоминаний, а с ним и Хуа Чэн, обратил внимание на уши, клычки и... Нить скорби, представляющую собой белый шрам. «Память о единственном, что стоит помнить из той жизни. Умин...», — с удовлетворением заключил Второй, после чего назначил столь же любимыми шрамами и все остальные изменения. «Это – я», — подумал Чин Э, глядя в цветок-зеркало. А затем почти мгновенно направился к Небу.       Что ж, теперь Хуа Чэн знал новый истинный облик Второго. И что он при Цзюнь У назвал Умина своей первой любовью. А ещё то, что «Идентичные» означает: «Одна и та же личность», а Се Лянь превратился в Чин Э, унаследовавшего судьбу Умина и абсолютно преданного «Алому Небу». Се Ляня нет, но есть Чин Э, который всё время был инструментом при Хуа Чэне. И что с этим делать, решать только Третьему, потому что Чин Э примет от него любой ответ.       Хуа Чэн отстранился и открыл глаза. Теперь он был более чем спокоен внешне. Только мысли метались, силясь определиться с последующими действиями и даже с собственным восприятием мира. А Чин Э всё так же стоял на коленях с закрытыми глазами, будто ожидал смертного приговора.       Что ж, Третий не собирался в одиночку стоять перед дилеммой.       — Посмотри на мою судьбу в своих воспоминаниях. Думаю, стоит разобраться со всем этим одновременно, — дал указание он. — И иллюзии развей. Я уже всё видел.       В ответ на Небо тут же со странным сосредоточенным выражением снизу вверх воззрились золотой и оранжевый янтари глаз. В них подобно тени пробежали воспоминания, почти чёрные брови слегка дёрнулись к нозиону. Затем взгляд Чин Э скользнул к безымянному пальцу левой руки, соседние пальцы слегка потёрли белую полоску, а левую часть рта, находящуюся под оранжевым глазом, перекосило в улыбке. Удивлённый и слегка помешанный взгляд вновь обратился к Небу.       — Теперь и ты должен понимать всю нелепость ситуации. Что будешь делать? — с изрядной долей сомнения в голосе спросил Хуа Чэн, смотря вживую на итог пути Второго.       — То, чего захотите вы, — без малейших раздумий последовал ответ. — А что будет делать Алое Небо?       Это и прежде странноватое обращение теперь стало ещё более нелепым. Кроме того, и пальцы, и взгляд, и даже ци демона едва заметно подрагивали, словно у полуразумной твари, удерживающей себя от того, чтобы броситься в самоубийственный бой на одних инстинктах. Его мысли были для Хуа Чэна на удивление предсказуемыми. Две одержимости оказались одной. Вопрос был лишь в том, улучшит это ситуацию или усугубит.       — Я бесконечно перед Вами виноват, — внезапно снова заговорил Чин Э.       Тёмная ци частично просочилась из тела и теперь подрагивала за спиной Второго, словно хвосты. В его голосе зазвучала странная смесь раболепия, фанатизма и небывалого спокойствия.       — Я также рад, что тем, к кому меня привязала судьба, оказались Вы. Моя теория о том, что люди, следующие одной судьбе непременно пересекутся, оказалась не безнадёжной. Я бы хотел выразить Вам свои благодарность и восхищение, предложить Вам любую компенсацию или помощь, какую Вы захотите, но вышло так, что я уже Вам принадлежу. Теперь мне даже жаль, что Алое Небо не относилось ко мне хуже. Я заслужил.       Тьма Второго дрожала и сияла двухцветными глазами, выжидающе глядящими на Небо. Хуа Чэн позволил себе поверить в эти ноты спокойствия, приблизиться к своему искажённому отражению, которым стал наследный принц Сянлэ. В конце концов, он ведь не так уж сильно изменился, только стал свободнее в своих желаниях. Третий видел, как Чин Э защищал людей, помогал каждому, "потому что мог" и постоянно становился сильнее и лучше, чтобы мочь больше. А судьба – это лишь судьба. Нечто, что Хуа Чэн никогда не любил и не уважал.       Медленно и аккуратно, словно всё прежнее напряжение обесценилось, не обращая внимания на беснующуюся энергию, Третий подошёл к Чин Э и опустился на пол напротив него, совсем близко, почти касаясь своими коленями чужих.       Вынужденно и резко Второй усмирил тьму вокруг себя, хотя та и не проявляла агрессии к Небу. Он с удивлением смотрел на своего бога. В его двуликих глазах двоился и наслаивался сам на себя облик его помешательства. Он не знал пути Неба и не мог слишком быстро сопоставить его с Умином, и, как следствие, не мог понять, чего ему ожидать. Фактически, он полностью утратил контроль над своим миром.       — Пожалуйста, не называй луну солнцем, — на удивление мягко попросил Хуа Чэн, смотря прямо в удивлённые глаза напротив. — Ты был на моём месте и должен понимать, насколько неуместным для меня выглядит твоё преклонение.       Чин Э вздрогнул из-за непривычной интонации в свой адрес. Хорошее отношение никогда не предназначалось Чин Э, поэтому Второй предположил, что Небо так и не признало очевидный факт.       — Но Вы – действительно Солнце. А я – всё ещё Чин Э, для которого это – истина, — возразил демон.       Хуа Чэну оставалось лишь тяжело вздохнуть. В каком-то смысле это походило на то, будто ему приходилось увещевать самого себя в его бытность Умином. Какой же нелепой вышла их история. И всё же, на самом деле Хуа Чэн уже принял решение. Поэтому он привстал и осторожно, но уверенно положил руку на плечо Второго.       — Хорошо, я понял, что ты – Чин Э, — согласился Третий. — Но я – не солнце. Я даже никогда не был любимцем Небес, как ты в прошлом.       — Даже в демоническом мире Вы – солнце. К гую ложные Небеса, Вы известны на все три мира даже без их признания. Если Вы – не солнце, то солнца в этом мире не существует! — горячо возразил Чин Э.       Однако то ли физический контакт, то ли расстояние, то ли некоторый диссонанс в восприятии не позволили ему говорить слишком громко, и поэтому восклицание прозвучало почти шепотом, будто обычный разговор, невзирая на излишне почтительное обращение.       Это дало Третьему понимание того, что всё не безнадёжно. Даже если окажется, что в Чин Э нет совсем ничего от Се Ляня, и Хуа Чэн не сможет его любить, он всё равно хотел бы ему помочь. Поэтому, пока граница, разделяющая бога и того, кто себя таковым не считает, была ослаблена, Третий придвинулся ближе к Второму и заключил в объятия, переместив одну руку с плеча на лопатки, а другую опустив на неровно обрезанные волосы. Теперь он знал, что Чин Э хотел выглядеть вызывающе и страшненько, потому что, в его понимании, это соответствовало его любимой личности.       — Хорошо, тогда солнца нет. Только две луны и одна нелепая история.       Прижатый к Небу Чин Э вздрогнул. Остатки естественных для живых реакций подсказали ему, что теперь в пору было бы заплакать. Он не был уверен в том, что способен на это и не был уверен и в уместности не настоящих, призрачных слёз. Поэтому он просто вцепился в чужие плечи и позволил себе спрятать своё лицо с его неуместной мимикой в этих объятиях.       — Не прогоните? — тихим голосом уточнил Чин Э спустя какое-то время.       — Не прогоню, — последовал ответ.       Рука Неба аккуратно погладила бедовую голову Второго. Они оба не могли представить что будет дальше, но закончить на этом было бы слишком несправедливо и больно.