Худшая из катастроф

Оказавшись снаружи, Лют снова оглядела знакомый пейзаж и из всех возможных отличий приметила разве что унявшийся холод. Она больше не дрожала. Невольно завидев в этом странность, она решила обернуться, однако стоило девушке повернуть голову, как ее щека неожиданно наткнулась... На что-то мягкое? Моргнув, ангел как раз из-за этой мягкости далеко не сразу сообразила, что ее уже как пару минут оберегало от холода ничто иное, как объемное золотистое крыло. Что до Адама, то он, заметив на чужом лице столь явную озадаченность, по старой привычке скрестил руки на груди, как если б пожелал зря не терять время и сразу отгородился от осуждения за то, в чем, казалось бы, ничего плохого и не было. Не удивительно, что любому, кто имел бы шанс сейчас его видеть, такая реакция показалась бы странной, но сам мужчина, сколько бы его не пыталась вывести на откровенный разговор та же Сэра, еще ни разу не выказал кому-то искренность, какую серафим могла наблюдать у него разве что очень и очень много лет назад. Впрочем, сам по себе Адам был далеко не глуп, а потому осознавал, что этой женщине, во многом заменившей ему никогда не существовавшую мать, было крайне горько видеть его, ну... Таким. Осознавал, однако выработанных привычек, как та уже наверняка догадывалась, менять просто не пожелал, ведь после пройденных испытаний, что когда-то последовали за его нежданно обретенной смертностью, Адам, если даже и мог, то не захотел оставаться таким, каким был раньше. Наивным, глупым... Словом — ребенком. В конце концов, этот ребенок, если память ему не изменяла, никогда даже и не думал, что у тех благ, коими он был окружен, может быть противоположность. Да и была ли она тогда? Не смотря на вид, который он производил в зависимости от того, с кем общался, мужчина имел ответы далеко не на все вопросы, как по первости могло показаться стоящей рядом Лют. Честно говоря, многое о первоначальном Рае он знал не столько из собственной памяти, ведь время, как ни крути, а все таки делало свое дело, сколько со слов вышеуказанного серафима... Другими словами, воспоминания о покрытой прозрачной росой растительности, мирном сосуществовании всего живого, что только-только было создано и, наконец, счастье, чистом, еще ничем не замутненном, жили в его голове сродни давнему сну. Мрачно хмыкнув, он с едва ли не саркастичной ухмылкой продолжил припоминать время, что когда-то провел на земле. Шелест травы под босыми ногами. Острые, режующие плоть, камни. Голод... Помнил он, однако, и кое-что еще — сказать, что этот фрагмент его смертной жизни был приятным, скорее всего, означало бы солгать, но Адам не сказал бы правду и в том случае, если бы заявил, что в этом для него совсем ничего хорошего не нашлось. К его некоторому стыду, этим хорошим являлась Ева, но только лишь та Ева, которую изо дня в день гложила вина. Ева, на чьи молитвы не отзывались больше ни обычные ангелы, ни серафимы, ни даже сам воздух, что больше не радовал их с ней некогда мягкую кожу теплыми приветливыми порывами, а лишь кусал, колол и почти что резал. Во всяком случае, именно так Адам во время тяжкой охоты ощущал тот холодный воздух, надышавшись которого, он, спустя время, надрывным кашлем составлял компанию столь беспощадно тянущемуся в их изгнании времени. — Эй... — судя по ощущению, кто-то подергал его за объемный рукав. — Адам? Этот вопрос... Вопрос и тон, каким он был задан. Первый человек не покривил бы душой, если б, вовремя себя не одернув, по старой привычке промолвил бы имя своей второй жены. Смесь чувств, начиная от любви, пусть даже ностальгической — отнюдь не реальной — вплоть до установивших свои права разочарования и накопленной злобы, едва не искривили его рот в совсем уж явный оскал. Благо, что Лют в этот момент отвернула голову, и не успела, как он посчитал, даже уразуметь намек на его гнев. Что-что, а демонстрировать собственную ярость своим же, как он их называл, сучкам, мужчина желал лишь за их не самые приятные, как любила мягко выражаться Сэра, заслуги. — Ну? Рефлекторно уложив ладонь на чужую макушку, Адам, игнорируя явное неудовольствие, отразившиеся в плотно сжавшихся на это губах, на сей раз ответил чуть более привычной ухмылкой. — Что еще? Теперь станешь упрямится и говорить, что тебе и так нормально? Вконец насупившись, Лют скрестила руки на груди. — Мне не холодно... — Да ну? — протянул Адам. — Мы, оказывается, уже не только сильные, но и к холоду попривыкшие, да? Не смотря на все еще царивший в ее голове туман, во многом вызванный не то стрессом, не то неясностью, что она видела в своем ближайшем будущем, Лют, тем не менее, решила не уступать. — Кажется, ты сам говорил, что сильные женщины это... — Пиздато? Адам изогнул бровь и, гадая, решится ли ангел на этот раз произнести ругательство, что были столь непринимаемы в Раю, вновь усмехнулся. Была эта усмешка, на удивление, совсем иной, в отличии от тех, что обычно сопровождали его воспоминания о Еве или Лилит. Не было в ней ни напускного яда, коим первый человек обычно желал скрыть боль от нанесенных им некогда ран, ни злорадства конечной их судьбою... Будто Лют, сама того не подозревая, каким-то невероятным способом удерживала мужчину меж его прошлым и настоящим, пусть даже сам первый человек, похоже, такие перемены еще не осознавал. Наверное, также он был поглощен ей и тогда, когда парил в утреннем небе Рая и просто смотрел на ее лицо, что, пусть и было искажено злобой, способной отпугнуть даже демона, но его, Адама, это отчего-то, но все же очаровало. Быть может, оттого, что эта злоба подсознательно виделась ему отражением его собственной? Тем временем, нахмурившись пуще прежнего — да так, что обладатель рогатого шлема вслух нарек новую подчиненную щекастой тучкой — Лют резко развернулась. Сие действие, как уже можно догадаться, демонстрировало явное недовольство, но мужчина, едва ли того смутившись, вновь подошел к девушке со спины и на этот раз оперся о ее макушку подбородком. Помнится, не так давно он хотел сменить маску на более «пиздатую», коей ту делала длина, особенно выделившись острием в области подбородка, но, как в итоге выяснилось, для истребления та была слишком хороша. Даже принцесса Ада, стоило ему единожды на нее наткнуться, так опешила, что могла лишь закрывать лицо руками, дабы не видеть могочисленных ошметков своих демонов, облепивших тогда его куда более крупные рога... — Я к тому, детка, что твое недавнее сидение в облаках и тот холод, что ты ощущаешь здесь, едва ли прибавят тебе сил. — сделав паузу, он легко пожал плечами, будто та могла это видеть. — Лишь отнимут и только. Лют не ответила. Впервые смутившись столь явной тактильности, что она в полной мере приметила только теперь, девушка через какое-то время снова заметно посерьезнела. И, на удивление, вовсе не от того, что чужое присутствие начало становится таким явным, а от понимания, что, вполне вероятно, после ее возвращения в Рай она по-прежнему останется на своем месте... Этом месте. Сглотнув, она больше не воспротивилась вновь накрывшему ее крылу. Уж оно то, в отличии от столь мрачных картин, что сейчас ее окружали, хотя бы было приятным. Приятным, мягким и теплым. Непроизвольно выдохнув, как если бы ее окутывал комфорт собственной постели, девушка ткнулась навстречу чужим перьям. Помнится, одно из них она не так давно находила на полу... Непроизвольно воспроизведя в памяти тот безрадостный момент и настроение, в каком она на тот миг пребывала, ангел прикрыла глаза, невольно припомнив одни из последних слов Адама: «Я своих не выдаю» Нахмурив брови, она силилась понять, что он хотел этим сказать. Своих? Но кого это — своих? Поначалу Лют решила, что он говорил о других девушках, но... «Но если верить его же словам», — думала Лют, невольно вдыхая ту смесь запахов, что заключали в себе чужие перья. Кажется, она смогла уловить не только гель для душа и какую-то туалетную воду, но еще и... Дождь? — «Те девушки реагировали на дома своих подопечных не так, как я. В таком случае, он просто обозначил наше сходство, тем самым дав мне понять, что я не изгой» Обрывистые и как будто неверящие, эти мысли внушали, как уже было незадолго до этого, облегчение, но стоило девушке только представить, что ей так и придется прилетать в этот отвратительный дом, и наблюдать этого человека, и... Мгновенно зажмурившись, она постаралась остановить поток то и дело возникающих в ее голове фантазий. Было чевидно, что такие люди, как тот, которого она чуть не убила, никогда не останавливаются на чем-то одном. Очевидно, но самой останавливать таких она просто не вправе... Своей жизнью, как ангел понимала лишь сейчас, прокручивая в голове тот длительный разговор, точно нет. Отстранившись, Лют расправила собственные крылья, предварительно их размяв. Ощущение того, как очередной поток холодного воздуха прошелся по ее коже, хоть и дало ей некую расслабленность, однако докучливые мысли, как это уже неоднократно случалось, отказались ее оставлять. Именно так, пролетая над земной серостью и взлетая от нее, как ей казалось, все дальше, ангел наблюдала за летящим перед ней силуэтом, думая о том, что, наверное, она больше никогда этого докучливого ангела и не увидит. Да и какой в том был бы смысл, в их дальнейших встречах? У него и его отряда наверняка очень много своей, какой бы та не была, но работы... — Эй! Вздрогнув, девушка, когда они облетали очередное облако, неверяще смотрела на возникший перед ее глазами отчет. Изрядно удивившись, она рефлекторно протянула руку, и, к еще большему ее удивлению, тот теперь никуда не делся. Приоткрыв рот, она, несколько помедлив, также его прикрыла, ничего не сказав. У нее правда не находилось слов — столько часов за чем-то гонятся и внезапно получить, когда уже и думать об этом забыла, представлялось ей, к проступившему на сей раз недоумению, неким... Концом? О Отец! Видит Он, не подави она сей внезапный порыв, и точно бы впечатала в покрытый пылью и потом лоб свою испачканную ладонь. Если бы... Если бы она только смогла собрать свои нынешние чувства в единое целое, то, возможно, она не ощущала бы сейчас эту, начинающую зарождаться в ее висках, тупую боль. Слабо закусив губу, Лют, все еще стараясь отвлечься от ощутимой тяжести, рождаемой ее утомленной головой, медленно летела... В облако? Не успела ангел неловко взмахнуть крыльями, дабы облететь нежеланную преграду, как кто-то резко потянул ее в сторону. Иронично, но не смотря на тонкость и изящество чужих рук, их обладатель оказался достаточно силен, раз сумел удержать безвольно повисшее тело, когда ему самому буквально пришлось замереть, паря в воздухе. Во всяком случае, Лют, перед чьим взором все хаотично расплывалось, успела подумать только об этом. Неизвестные пятна продолжали мельтешить перед ее глазами настолько явно, что ей ничего не оставалось, кроме как, поддавшись навалившейся усталости, прикрыть не менее уставшие веки. Адам цыкнул. Легонько встряхнув своего без пяти минут нового экзорциста, он пару раз окликнул ту по имени, после чего, уже всячески убеждая себя не волноваться, решился аккуратно взять ее на руки. Как и ожидалось, не смотря на всю ужасающую ангельскую мощь, что была надежно сокрыта в столь миниатюрном теле, сама по себе Лют была довольно легкой. — М-да... — выдохнув, первый человек приземлился на то самое облако, в какое пару минут назад едва не влетела его переутомленная ангел. — Ну и организовала ты мне сегодня приключение, да...? Несколько осекшись, Адам, когда осознал, что едва не назвал бессознательную Лют тем, что было во многом безобразным, и намертво приклеющимся к ней прозвищем, решил заговорить только после того, как нашел ему наиболее подходящую замену. — В общем... Особенная ты наша. Если честно, а сколько бы он, пусть и нарушая некоторые законы совета, а не спускался на Землю, первый человек все больше замечал, как набирают популярность всяческие телешоу с этими самыми«особенными». Особенный мальчик, получивший супер-силу, особенная девочка, оказавшаяся феей... И куда ни посмотри, куда ни плюнь — всюду, почти в каждой такой истории эти особенности являют собой нечто настолько положительное, что никому и в голову не придет, как в реальности это все на самом деле непросто. Он невесело хмыкнул. Сколько бы он не пытался, а в голову так и не пришел пример, где из-за этой самой особенности на ее обладателя смотрят косо, говорят о нем странно, а потом и вовсе в один момент выкидывают — словно надоевшую игрушку — в совершенно незнакомый ему мир. Вновь устремив взгляд на бессознательную девушку, по-прежнему находящуюся у него на руках, Адам в один момент почему-то слабо улыбнулся. — Спорим, Сэра будет рвать и метать, когда увидит тебя в таком состоянии?... *** Не сказать, чтобы он сильно ошибся — стоило первому человеку пересечь грань, отделявшую Землю и не менее знакомые ему Небеса, как неподалеку от портала, коим он и воспользовался этим утром, его молчаливо поджидала старший серафим. Что до его экзорцистов, то осматриваться в их поисках долго ему не пришлось. Они нашлись подле женщины, такие же обычно миниатюрные как на его фоне, так и на ее. Неуверенно выступив вперед, недавно пришедшая Фелисетт, что еще толком не привыкла, что ее босс горазд на выходки, частично или же полностью не согласованные с Сэрой, понуро опустила голову. — Сэр, мы... — Сделали все так, как вы сказали. — выступив следом, под неизменно пронзительным взглядом женщины, вторая экзорцист мягко, но при том уверенно ухватила младшую за запястье. Не будь Лют без сознания, она бы непременно узнала в ней ту, что на пару с вышеупомянутой девушкой не только удерживала ее перед порталом, но и проговорила те самые, запомнившиеся новоиспеченному экзорцисту слова. — Адам. Судя по тону, или, вернее, той смеси усталости и смутной надежды, что в нем слышались, мужчина предположил, что женщина... Расскаивается? Несколько поведя плечами, будто по ним мистическим образом прошелся холод первоначальной Земли из его кошмаров, он довольно быстро придал себе естественный, как он посчитал, вид. Притворно расслабленный и отнюдь не обремененный тревогами о судьбе Рая, безгрешных душ и его девочек, этот Адам почти всегда улыбался, насмехался, хвалился, да и чего, в сущности, только не делал, лишь бы запрятать поглубже истинного себя, такого слабого и, как он был убежден, непривлекательного ни в одном из доступных для него смыслах. — Да... — выдав это с характерным смешком, он кивнул на Лют. — Она теперь с нами. Охуенно, правда? Не дождавшись ответа от так и застывшего, и, будто все еще неспособного поверить в такой расклад, серафима, Адам повернулся к принявшимся моментально обступать его и Лют девушкам. Скрюченные в разные формы рога и неизменно одинаковая форма — все, что через пару минут смогла разглядеть на месте первого человека Сэра. Помимо основных переживаний — главным образом, все больше гложащего ее чувства вины — женщина успела подумать, что, возможно, дает этому, совершенно новому для Рая, отряду, слишком много свободы... Свободы, общения с Адамом. Выдохнув, она не придумала ничего лучше, кроме как скрестить руки на груди на манер не так давно делающей то же самое Лют. Этот жест виделся ей некой имитацией защиты, но если в случае с несправедливо осужденным ей хранителем, это была защита от воздвигнутой самой Сэрой стены неприятия, то в случае серафима это было защитой от сожалений о собственном прошлом. Могла ли она что-то изменить в ситуации с Люцифером? Могла ли остановить решивших уйти Отца и Михаила? Могла ли как-то воспрепятствовать, пойти против Небесного совета, когда Адама изгнали за несовершаемый им грех? Нет... Она определенно не способна рассуждать над этим сегодня. Сегодня, когда младшая сестра, будучи совершенно не в курсе о разворачивающихся прямо под ее носом событиях, решила позвать ее посетить недавно открывшееся кафе. Не в тему мысли, женщина невольно нахмурилась. Кто бы мог подумать, что Адам, прошедший незаслуженные страдания на Земле, Адам, настолько изменившийся с их первой встречи... Будет принимать одну из главных ролей в развитии Небес? В их улучшении и приумножающемся комфорте? Видя, как первый человек передает вымотавшуюся девушку двум выделившимся экзорцистам, а те уносят ее, насколько она знала, в сторону дома Лют, Сэра решила отложить свои вопросы касательно всей ситуации на потом. Ей еще нужно увидится с сестрой, а после переговорить с хранителями и советом, чтобы оповестить их о столь спонтанном переводе некогда проблемной девушки в Экзорцисты. А пока... Подлетая к окну собственной просторной комнаты, она поймала себя на том, что сегодня впервые видела лицо Лют таким... Умиротворенным? Да, пыльным, с неряшливо налипшими на него волосами, но при всем при этом оно действительно в первый за все время раз показалось ей самым обычным. Не хмурым, не озабоченным, не злым. Дождавшись, пока Эмили с озорным блеском в глазах откроет для нее окно — нежелание Сэры столкнутся на главном входе с членами Небесного совета было крайне велико — она впорхнула в уютно обставленную спальню, позволяя звонкому смеху юного серафима заглушить свои думы.