Лунный пепел проклятия

800 лет спустя       Люстра из черного кованого железа величественно висела под высоким потолком, освещая зал десятками мерцающих свечей. Их мягкий, дрожащий свет отражался в полированных мраморных плитах пола, словно в зеркале, размывая очертания пространства. Стены, обтянутые тяжелыми багровыми драпировками, казались поглощающими звук, и в комнате царила почти осязаемая тишина. В углах таился густой мрак, а сквозь высокие стрельчатые окна проникал холодный лунный свет, разрывая тьму едва заметными полосами.       Воздух был пропитан тяжёлым запахом воска, сырой земли и едва уловимой медной нотой крови. Огромный камин с высокими чугунными решетками мерно потрескивал, выбрасывая угольные искры, которые мгновенно исчезали в густоте воздуха. На массивном столе из темного дерева стоял единственный предмет — бутылка с густо-алой жидкостью. Всё в этой комнате словно говорило о вечности и скорби, запечатанной в роскоши.       Посреди этого зала, напротив массивных окон, стояли два кресла. В одном из них, небрежно облокотившись на подлокотник, сидел Ферид. Его тонкие пальцы неторопливо вращали бокал, в котором лениво плескалась жидкость рубинового цвета. В другом кресле, чуть склонившись вперёд, сидел Кроули. Его взгляд был устремлён куда-то вглубь зала, будто он пытался увидеть нечто большее, чем может позволить это ограниченное пространство.       Ферид поднёс бокал к губам, но не отпил. Вместо этого он вдруг заговорил, его голос был одновременно мягким и насмешливым, будто он общался с капризным ребёнком. — Ну же, Кроули, чего замолчал, расскажи, что было дальше!       Кроули медленно поднял глаза на вампира, взгляд его был острым, как лезвие ножа, а лицо казалось высеченным из камня. — Ты и сам прекрасно знаешь абсолютно всё — от начала до конца, — проговорил он низким голосом, полным усталости.       Ферид усмехнулся, лениво откинувшись на спинку кресла. — Ну, ты всё ещё обижен на меня?       Кроули резко поднял голову, его глаза сверкнули яростью. — Ты забрал у меня всё, что было мне дорого, — прорычал он, с трудом сдерживая гнев. — Ты забрал у меня смысл жизни. Сначала — самого любимого и близкого человека, после — единственного верного друга. А потом… наградил меня бессмертием. Теперь это моё проклятие — вечность скитаться без особой цели, пытаясь отмолить самый большой грех — нарушенную клятву, которую я давал небесам у алтаря.       Ферид едва заметно нахмурился, но тут же сменил выражение лица на ленивую ухмылку. — Ты всё ещё любишь её? — спросил он, и его голос наполнился лёгкой, едва уловимой насмешкой.       Кроули опустил взгляд, но на этот раз его лицо не выражало ярости. В его глазах застыла лишь бескрайняя тоска. — Да, — сказал он, его голос дрогнул. — Любил, люблю и буду любить всё своё бессмертие, пока кто-то не лишит меня этого проклятия. И тогда… я наконец-то смогу встретить её и встать перед ней на колени.       Ферид склонил голову, его взгляд сделался внимательным, почти изучающим. На миг он выглядел задумчивым, будто даже тронутым этими словами. — Ты ведь прекрасно знаешь, — медленно начал он, словно произносил каждое слово с наслаждением, — я забрал у тебя самое дорогое, чтобы сломать тебя. Чтобы ты примкнул к нашим рядам. Уж слишком ты мне приглянулся.       Кроули медленно встал. Его движения были тяжёлыми, словно всё горе и ненависть, которые он носил в себе веками, вдруг стали невыносимо тяжёлыми. — Если бы я мог тебя убить, — сказал он глухо, но в его голосе звучал такой ледяной гнев, что даже пламя свечей будто задрожало, — я бы непременно это сделал.       Ферид вдруг громко рассмеялся. Его смех разлетелся по залу, отразившись от мраморных стен. Он выглядел так, будто наслаждался этим моментом всей своей сущностью. — А знаешь… твоя скандинавская принцесса и правда обладала некой силой, — задумчиво проговорил он, потирая подбородок. — Её вообще не взяла моя магия. Поэтому… я избавился от неё другим способом.       Кроули замер, его кулаки сжались так, что ногти вонзились в ладони, но он не издал ни звука. — На своих землях она была бы многоуважаемым человеком. Ей бы приписали титул божества, — продолжал Ферид, не обращая внимания на его состояние. — Но, к сожалению, принцесса попала в суровую сказку, в которой не было бы хэппи-энда. Кроули молча отвернулся, сделав шаг в сторону окна. Его плечи содрогались, но он не позволил ярости взять верх. — Ты чудовище… — тихо произнёс он, не оборачиваясь.       Ферид только усмехнулся, поднимая бокал в небрежном жесте. — Возможно, Кроули. Но это чудовище — твой создатель.

***

      Кроули стоял на краю древней крепости, под самым высоким шпилем, где лишь ветер позволял себе нарушать тишину. Перед ним раскинулась бескрайняя ночь, звёзды погасли, оставив лишь тусклые отблески на горизонте. Напротив, в тени, словно тьма сама по себе обрела форму, стоял Ферид, его неизменная издевательская улыбка блестела в лунном свете. Кроули, как всегда, был спокоен, будто знал каждый его следующий шаг.       Кроули неторопливо потянулся к карману своей рубашки, извлекая старый, потертый медальон. Щелчок механизма, и перед глазами раскрылась прядь белоснежных волос — единственное, что осталось от Айлин. Он долго смотрел на неё, глаза наполнились воспоминаниями, которые волной накрыли его сердце, пусть и давно не бьющееся. — Наконец-то… Я смогу увидеть тебя и сказать, как сильно люблю, — прошептал он, поднимая взгляд к небу. В его глазах отразились звёзды, которые, казалось, начали меркнуть под напором туч.       Ферид шагнул ближе, его фигура словно растекалась в ночи, тени за его спиной казались живыми. — Ты действительно готов? — насмешливо бросил он, склонив голову. — Какой ты трогательный. Говоришь с ней, будто это что-то изменит.       Кроули не ответил, лишь закрыл медальон, плотно сжав его в руке. Когда Ферид приблизился и поднял руку, его силуэт начал изменяться, будто вытягиваясь в неестественные формы. Кроули закрыл глаза, чувствуя, как тени обвили его тело, и холод пробрал до самого сознания. Он не сопротивлялся. Напротив, он шагнул навстречу тьме, готовый избавиться от проклятия вечной жизни, которая освободит его душу.       Последний проблеск света исчез в момент, когда Кроули растворился в пустоте, оставляя после себя лишь ветер, свистящий среди каменных стен.       Ферид стоял один на крыше, его фигура вновь обретала человеческие очертания. Он провёл рукой по своему запястью, будто проверяя новообретённую силу. Лицо его озарила усмешка — довольная, холодная. — Ты любил её даже в смерти… — он прищурился, глядя в темноту. — Как глупо и наивно.       Слова прозвучали как приговор. Цинизм и бездушие, которыми всегда славился Ферид, достигли своего апогея. Он отвернулся, одёрнул плащ, спокойно направляясь прочь, будто произошедшее для него было лишь очередной игрой.

***

      Кроули открыл глаза, и всё вокруг будто разлилось мягким золотым светом. Никакой боли, никакого холода — лишь умиротворение, которое он никогда не испытывал за последние 800 лет. Небо над головой было цвета меда, облака мягко покачивались, словно лодки на бескрайнем океане света. Лёгкий ветерок приносил с собой запах свежей травы и полевых цветов, который заставлял забыть о тяжести прошедших столетий. Земля под ногами была покрыта густым ковром зелёной травы, в которой то тут, то там цвели васильки, ромашки и маковые цветы, их лепестки покачивались под порывами ветра.       Впереди, чуть дальше, светлое поле начинало расступаться, и на его фоне появилась фигура. Она шла к нему, легко, почти невесомо, как будто сам ветер нёс её. Белоснежные волосы блестели, отражая золотые лучи, платье, воздушное, как облако, струилось вокруг, будто было соткано из света. Она улыбалась, и эта улыбка казалась светлее всего окружающего, теплее любого солнца.       Кроули застыл, будто не верил своим глазам. Его ноги ослабели, он упал на колени, чувствуя, как слёзы, столь давно забытые, покатились по щекам. Его голос дрогнул, но он всё же прошептал: — Айлин… Это ты… Прости меня… Я не смог спасти тебя. Я подвёл тебя. Я не успел сказать, как сильно люблю.       Слёзы душили его, но он не мог сдерживаться, захлёбываясь в рыданиях. В его глазах отражалась вся боль прожитых столетий, и в то же время — надежда, что теперь это наконец закончилось. Айлин опустилась перед ним на колени, её руки, тёплые и мягкие, коснулись его лица. Её прикосновение было как глоток свежего воздуха после долгого погружения в холодную бездну.       «Кроули, ты уже сделал всё, что мог. Тебе не за что просить прощения», —сказала она мягко, её голос звучал, как музыка, заполняя его сердце теплом, которого он не знал столетиями.       Он обнял её, крепко, всем своим существом, как будто боялся, что она исчезнет. И в этот момент он осознал, что её тепло настоящее. Это не сон, не иллюзия. Это была она. — Я любил тебя всегда, Айлин. Люблю и буду любить вечно, пока существует моя душа.       Она нежно улыбнулась, коснувшись его волос. — А я ждала тебя всё это время. Ты не мог меня подвести, Кроули. Ты пришёл, как и обещал.       Айлин медленно поднялась, протягивая ему руку. Ветер вокруг них усилился, поднимая в воздух золотую пыльцу цветов. Её глаза, в которых отражались бескрайние небеса, смотрели на него с такой нежностью, что сердце Кроули, пусть и давно остановившееся, казалось, на мгновение ожило. — Пойдём, нас уже заждались, — прошептала она, и её голос звучал как обещание вечного покоя.       Кроули встал, не отпуская её руки. Она мягко потянула его за собой, и они пошли вдаль, к горизонту, где свет сливался с бескрайним золотым полем. Когда они исчезли за небосклоном, ветер стих, а поля снова наполнились тишиной, умиротворённой, как после долгой грозы. Его душа, истерзанная веками боли и одиночества, наконец обрела покой.