Бытовые проблемы Комиссии

      Вечер обещал быть тихим и мирным. Ингрид и Пятый выбили себе отпуск, надеясь подсобить Долорес с официальным принятием должности Агента Комиссии без их участия - чтобы всё было честно и справедливо, так сказать. И пока до начала нового рабочего периода оставалась неделя, супруги мирно сидели на кухне и пили кофе.       Но день решил покатиться вниз, когда счастливая, разодетая и ярко пахнущая Долорес вприпрыжку спустилась по лестнице к входной двери. На ней было её лучшее голубое платье, которое она носила только по важным дням. Тёмные волосы были собраны в аккуратный пучок, и лишь короткие прядки спадали на её узкий лоб. Вся такая лёгкая и нежная, словно цветущая в июне гортензия.       — И куда это мы собрались, юная леди? — послышался неприятно холодный голос отца семейства.       — Не твоё дело, — огрызнулась Долорес в ответ.       — Пока ты живёшь в этом доме, мне до всего есть дело.       Фыркнув, она громко потопала в сторону столовой, где сидели родители. Харгривз, сняв очки, повернулся к дочери и пристально осмотрел её с ног до головы. Не смог скрыть умилительной улыбки, отметив про себя, что платье, купленное Ингрид, прекрасно смотрелось на стройной и вытянутой балерине.       — Итак, куда идёшь, лисёнок...       — Не называй меня так, — перебила Долорес, ударив по мужской руке, что потянулась прикоснуться к её ладони.       — Отвечай, когда с тобой говорит отец, — грозно произнесла Ингрид, услышав шлепок и недовольное шиканье со стороны мужа.       — Меня пригласили выпить кофе...       Пятый тут же перевел взгляд на супругу, что точно так же вскинула бровь. После чего оба посмотрели на дочь. Они даже не пытались скрыть своего удивления, ибо помнили, как всего три года назад Дол яростно била в грудь и говорила, что все мальчики тупые, а она слишком умна и хороша для того, чтобы ходить с плебеями на свиданки-гулянки.       — Просто он... не такой, как все остальные, — наигранно влюбленным вздохом призналась девчонка, краснея.       — Как его зовут? — быстро поинтересовался киллер.       — Кристофер, — с явной заминкой, но дала ответ.       — Как познакомились?       — Не надо мне тут допрос с пристрастием устраивать!       Девушка моментально переместилась к входной двери, но тут же вздрогнула от неожиданности, так как Пятый поступил точно также, помешав покинуть дом. Долорес прищурилась, глядя на отца снизу вверх. Он начинал бесить — это можно было понять по вздрагивающим пальцам, которые, будто, хотели кого-то почесать.       Смотрел на неё свысока, скрестив на груди руки. Ждал ответа на свой вопрос, да и всем своим видом давал понять, что этих самых вопросов у него ещё было предостаточно. Да, это был самый натуральный допрос, однако подростку было плевать, что на деле о ней просто беспокоились и далеко не на пустом месте.       — Как познакомились, Дол?       — В школе.       — Куда собираетесь? — Вновь переместилась, отчего парень недовольно вздохнул и скрылся в голубой вспышке.       — Не твоего ума дело! — Она оказалась у двери, что вела во двор, но тут же злобно фыркнула, когда отец вновь перегородил ей дорогу. — В парк! — И в очередной раз переместилась.       Они так мелькали из угла в угол, от одной двери к другой, пока Ингрид мирно сидела за столом и продолжала пить чай. Харгривз всячески пытался выяснить, что за самоубийца решил позариться на его драгоценного лисёнка, всякий раз ругающегося и злящегося на давнее прозвище. Увы, но за четыре года Долорес из милого улыбчивого ребёнка превратилась во вспыльчивого подростка, что мог взорваться даже от того, что кто-то не так дышит. И в этот момент источником её гнева стал Пятый, которого она за последние годы стала очень сильно недолюбливать.       Был слишком заботливым. Его гиперопека душила и связывала по рукам и ногам. И ладно бы это было только дома. Нет же! Он не спускал с неё глаз на работе! И ведь специально усадил её в отдел коррекции, чтобы всегда быть рядом. Хотя мог бы отправить к матери, которая доверяла ей всецело и не пыталась лезть в её личное пространство.       — И сколько твоему ухажеру лет? — поинтересовался парень, оказавшись напротив дочери, что переместилась на лестницу, ведущую к спальням.       — Ему тридцать два!       — Что?! Долорес, тебе только в следующем месяце исполнится восемнадцать! Он стар для тебя!       — Зато он опытный!       — К чему тебе чужой опыт?       — Я не хочу как ты девственности лишиться в пятьдесят!       — Ингрид! — воскликнул в шоке, обратившись к супруге, которая тут же сплюнула горячий напиток от услышанного.       — Не ори на мать! — Она оказалась перед Пятым и ткнула его в грудь.       — Ору я иначе! И вообще, юная леди, я и на вас никогда голос не повышал!       — Именно! Моим воспитанием занималась мама, а ты — бесхребетный слюнтяй!       Харгривз поморщился, когда девушка несколько раз ткнула его в грудь перед тем, как переместиться обратно на кухню. Ещё минут десять она упрекала его в том, что он сюсюкался с ней постоянно, даже когда она стала взрослой. Корила за трусость, ведь если он выходил на задания, что было большой редкостью — за это она тоже вставила своё веское словцо, — то всегда выходил с женой, которая, в отличие от него самого, всегда была в доспехах и вооружена чуть ли не до зубов.       — Если бы мама была Куратором, то не было б никаких проблем! Всё работало как часы! А вместо этого у нас вечные проблемы, так ещё и тебя там все ненавидят!       — Твоя мать сама изъявила желание быть руководителем отдела метафизики.       — Ты просто подавляешь её потенциал! Как и мой! Трус!       Долорес говорила громко и злобно, а Пятому только и оставалось, что изредка подавать голос. Но за одно своё слово он в ответ получал десяток других. А сколько оскорблений просочилось из её рта — ему аж тошно было представить, откуда она всего этого набралась. Однако отступать Харгривз был не намерен, потому продолжал перемещаться следом за дочерью, что плевалась чуть ли не ядом.       Но всё вышло из-под контроля, когда негодница решила сделать отцу подножку, за которую тут же получила по голове ладонью. Может бойцом она была и хорошим, но под натиском эмоций выпады руками она делала хаотичные и неуверенные, оттого Куратор легко уклонялся или вовсе отражал её удары так, что в итоге била саму себя. Между ними была огромная разница в силе и в манере боя — ей хотелось навредить, а он, наоборот, делал всё в треть силы.       — Ты меня бесишь! — выкрикнула Долорес.       — Я уже привык к этому.       — Ненавижу тебя, жалкий кусок биомусора!       Очередной недовольный рык. Голубая вспышка. Но только в этот раз Ингрид отложила чашку и встала между появившимися членами семьи. Одной рукой она схватила дочь за нижнюю челюсть, а второй оттолкнула супруга, желая защитить от удара, который хотели нанести мечом, благо учёная удачно заметила его пропажу.       — Удар хорош, если ты хотела заставить своего противника страдать, — заговорила Трафэл, но тут же закашляла и сплюнула кровь, скопившуюся во рту. — Но если этот удар предназначался твоему отцу, то хочу тебя расстроить.       — М-мама...       Долорес тут же отскочила на несколько шагов. Она с паникой смотрела на то, как фламберг, подаренный ей в честь первой удачной миссии, с легкостью прошёл через поясницу боком насквозь. Но ещё больше её напрягал взгляд неоновых глаз, которыми девушка прожигала на лице дочери не одну и даже не десятую дыру.       — А теперь слушай сюда, моя неблагодарная девочка. Ни одна безмозглая душонка не имеет даже малейшей привилегии так говорить о твоём отце...       — Д-да о нём все так в Комиссии г-говорят! Особенно менеджеры! Он слизняк! — перебила Дол, вспыхивая вновь, да только все её потуги тут же подавили.       — Закрой рот, — от грозного рыка подросток осел. — Если так говорят другие, это не значит, что и ты должна это повторять, будто у тебя нет собственной головы на плечах. Твой отец - лучший Куратор, что был в этой чёртовой организации за все те годы, что я там работаю.       — Н-но если бы ты...       — Моё место среди склянок, химикатов и машин. Весь удар на себя принимает он.       — Какой удар?! Он просто сидит на жопе ровно...       — И сохраняет грёбанную линию времени непоколебимой! А если одна маленькая шестерёнка решает устроить саботаж, то именно твой отец решает эти проблемы.       — Как ты вообще можешь его любить? Он же...       — Мне больше полувека, но за весь этот срок я не нашла ни одного человека, что был на маленькую часть лучше него или, хотя бы, стоял на одном уровне! — Ингрид указала большим пальцем за спину, но пошатнулась, отчего кровь изо рта побежала по подбородку.       — Он ничего толкового не сделал для нас...       — Тебя.       — Сунуть и плюнуть может каждый мудак! — Долорес только договорила свою мысль, как тут же ощутила жгучую пощечину.       — А создать ребенка с нуля, чтобы он мог вырасти и быть полноценным человеком - смогли только мы с твоим отцом.       — То есть... создать с нуля...? — дрожащим голосом спросила девчонка, держась за щёку.       — Нам пришлось тебя создать! Поэтому будь добра, если ты не можешь полюбить, то прояви уважение к человеку, что помогал мне в этот сложный период жизни! А что насчет тебя... — Ингрид медленно развернулась, стараясь не задеть супруга торчавшим остриём, но остановилась, когда увидела, как Пятый сжимал дрожащие руки в кулаки, мелькавшие голубым светом, и его лицо, застывшее в панике. — Всё хорошо, дорогой. Сейчас я вытащу меч, ты... — она подавилась очередным комком крови, который тут же сплюнула. — Ты поможешь мне добраться до комнаты, и мы это дело с тобой исправим.       Она аккуратно коснулась пальцами его побледневшего от ужаса лица, после чего другой рукой резко вытащила оружие из тела. Учёная тут же обмякла, но Харгривз быстро подхватил на руки.       — П-прости меня... м-мам... п...       Но Пятый одарил Долорес лишь взглядом, полным тоски и обиды, а затем переместился в спальню. Юная убийца же осталась на кухне и не могла пошевелиться. Только держалась за больную щеку и смотрела на окровавленный меч, что валялся у её ног.       Ещё пару минут назад она хотела всадить лезвие в тело родного отца, а теперь дрожала как осиновый лист под натиском октябрьского ветра. Впервые в жизни так сильно желала ранить родителя. И не важно, что она временами фантазировала на подобную тему, вот только никак не рассчитывала воплотить это в реальности. Но даже это не было так страшно, как лазурный неон в глазах матери. Она не просто разозлила, нет. Она заставила учёную возненавидеть собственное чадо. Пусть и не сказала об этом напрямую, но то, как смотрела и говорила — Ингрид сдерживалась от резких высказываний.       Долорес села за стол, прихватив с собой кружку кофе и банку с таблетками. Успокоительные ей не помогали, лишь делали вид, что хоть как-то приводят в порядок её буйную голову. Теперь они оставляли лишь сладкий привкус на языке. Хотя сейчас это не помогало даже немного скрасить горечь разговора и всей сцены в целом.       Позже Пятый вернулся на кухню, снимая с рук прозрачные испорченные перчатки. Промыв ладони струёй воды, он залез в нижний ящик под мойкой и достал бутылку виски, после чего сел рядом с дочерью, прихватив два стакана.       — Мама не любит, когда ты пьёшь, — еле слышно произнесла девчонка, боясь поднять глаза на собеседника.       — Ну, если ты не станешь опять орать, то и я умолчу о том, что ты пила вместе со мной.       Он тихо и натянуто рассмеялся, после чего тяжело вздохнул. Заметив смятение на девичьем лице, Пятый аккуратно придвинул ей один из стаканов, который наполовину наполнил янтарной жидкостью, после чего звонко коснулся с ним своим и сделал несколько глотков. Очередной вымученный вздох.       — И давно ты обо мне такого мнения? — хрипотца и дрожь быстро выдали волнение в голосе.       — Давно, — спустя несколько минут ответила Долорес.       — Сама до этого дошла или кого-то наслушалась?       — А тебе какое дело?       — Ну да, я же гнида, которой плевать на всех, кроме себя, — он усмехнулся. — Говнюк, что не позволяет тупым киллерам говорить что-либо мерзкое в адрес его жены и дочери.       — Ещё скажи, что ты просто не стал терпеть... — она взглянула на отца и тут же прикусила язык. — Я ни разу не слышала чего-либо плохого в адрес мамы на работе.       — Ха! Пусть рискнут, — Пятый залпом опустошил стакан и вновь его наполнил. — Что ещё интересного скажешь или спросишь?       — Ты её регулярно бьёшь. А ещё из-за тебя у неё проблемы с голосом! — Долорес распылилась, почувствовав растекающееся жжение внутри. — Ты не умеешь контролировать свой гнев, поэтому душишь постоянно её! Сливаешь на неё свою злость!       — О как. Неожиданно! Я б тебе сказал, как именно я срываю на ней свой гнев, да боюсь... Хотя чего это я? Тебе ж скоро восемнадцать! Ты ж с мужчинами надумала встречаться.       Харгривз со скрипом отодвинулся от стола и принялся расстёгивать пуговицы тёмно-синей рубашки, по низу которой уже засохли пятна чужой крови. Девушка махала руками, выкрикивая просьбу не раздеваться у неё на глазах, однако Пятый лишь распахнул рубаху и открыл грудь, на которой не было живого места от шрамов, синяков и свежих царапин. А от шеи до ключиц можно было заметить всё ещё яркие следы от зубов.       — Это называется страсть, а не гнев, — с кривой улыбкой подытожил Куратор.       — Животное...       — Что поделать. Но хочу отметить, что частенько инициатором этого проявления звериной натуры является твоя мать.       — Она под таблетками...       — Которые не употребляет с твоего появления, — перебил, громко ставя стакан. — Как и я. К тому же мы перестали пить в былых количествах, когда поженились.       — Поэтому ты пьёшь сейчас, потому что не можешь справиться с эмоциями.       Харгривз лишь закивал, после чего шмыгнул носом и потерся щекой о собственное плечо. Мог бы поспорить, но, как бы не хотелось этого признавать, его задели за живое. А Долорес всё ещё коробило от злости, правда, взглянув на отца, схватившегося за волосы и смотрящего в пустой стакан, её начало неприятно трясти, но уже от боли — изумрудные глаза покраснели и в миг застилались солёной влагой, что тяжёлыми каплями срывалась и ударялась о лакированную поверхность стола. Она довела его.       — Думал, к восьмидесяти семи годам своей паршивой жизни я уже разучился плакать, — тихо усмехнулся. — Ты права, Дол. Я тянусь за бутылкой всякий раз, как слышу в свой адрес одни сплошные обвинения.       — Увы, но это правда, а не пустые слова, — неуверенно ответила, немного отпив из своего стакана.       — А я и не спорю. Я же всегда был во всем виноват. Из-за меня мои братья и сёстры убегали от Комиссии, потеряли дорогих людей, потом оказались в другом времени, и я же привел мир к ядерной войне, так как решил взять с нами Ваню. Потом я решил променять их на твою маму, ведь я урод, что бросит семью ради сомнительной юбки. А спустя несколько лет подмял под себя организацию, в которой меня все ненавидят, убил не биологическую семью, и, как контрольный выстрел в голову, породил в дочери отвращение к самому себе!       Пятый засмеялся во весь голос, неожиданно и резко, что Долорес подскочила на месте, но тут же завыл от обиды. Он столько лет жил в обвинениях, столько убегал от этого и пытался жить нормально, но всё вернулось к нему, ещё и в лице ребёнка, которого любил также сильно, как и девушку, ради которой бросил всё, и взвесил на себя статус предателя и мудака.       — Вы создали меня... в лаборатории? — тихо спросила, опустошив, наконец-то, свой стакан.       — Да... Твоя мама... она так хотела ребёнка, хотя прекрасно знала, что не сможет родить. Сколько ночей мы не спали, пока сидели за всеми этими компьютерами. А сколько гнева на нас обрушилось со стороны Совета Директоров. Я думал, что страшнее этого дня в моей жизни не будет! — рассмеялся сквозь слёзы. — Но когда ты появилась, а твою маму забрали, я так боялся, что не справлюсь с тобой. Я никогда не нянчился с детьми, тем более с грудничками. Благо ты была довольно тихим и спокойным младенцем. И таким милым... Ты так улыбалась, когда я ругался из-за бумаг. Но как ты плакала, когда Гри в первый раз взяла тебя на руки... Господи, ты ей прям сердце тогда разбила.       Никогда прежде не видела отца таким разбитым. Сердце больно сжималось в груди, стоило лишь взглянуть, как его всё ещё молодое лицо кривилось от истерического смеха. Впервые захотелось его обнять и пожалеть, признать, что была неправа, но какой-то мерзкий червь, прикрывавшийся гордостью, нашёптывал добить собеседника чем-нибудь ещё. От этих мыслей стало не по себе — когда она успела дойти до такой агрессии к родителю? Да, возможно, он был слишком заботливым и назойливым, что даже в её одиннадцать лет целовал разбитые коленки, когда она училась кататься на велосипеде.       — Я виноват в том, что захотел счастья себе и тем, кого люблю.       Он закинул голову, тяжело дыша. А Долорес с жалостью смотрела на него, на слезы, что не переставали стекать по его лицу, на покрасневшие глаза, смотрящие в пустоту. Пыталась побороть свою упёртость, но вместо этого испытала такой стыд, что ей было неловко смотреть на собеседника, что уже начал давиться от собственных рыданий. Теперь уже она смотрела на стол и надеялась на то, что он скоро успокоится, хотела убежать, но не могла его бросить. И даже не заметила, как начала плакать вместе с ним. Почувствовала, как слеза разрезала своим жаром её скулу. Как жалобный плач застрял в глотке и жаждал вырваться наружу.       — П-пап... прости... — Дол, неуверенно потянувшись к отцовскому плечу, застыла, когда услышала тяжелый вздох и увидела женские руки, обвившие отца. — Мама...       — Ты ни в чём не виноват, мой свет, — её голос был таким тихим, будто она говорила только для него. — Ты тот, кто больше всего достоин счастья. Ты заслуживаешь любви. И кто бы что ни говорил, я всегда буду рядом с тобой. Ведь для меня ты — герой.       Ингрид сидела за мужской спиной, прижавшись щекой к лопатке. Её глаза были прикрыты, лишь ресницы вздрагивали всякий раз, как сердце супруга ударялось в груди. Терпеливо ждала, когда Харгривз успокоится и перестанет задыхаться, и как только ему стало легче, аккуратно поцеловала в затылок.       — Я люблю тебя, — прошептала Трафэл, встав с места. Мягко коснулась и медленно повернула его лицо к себе щекой, желая увидеть покрасневший и опухший от слёз глаз.       — И я тебя люблю, Гри, — шмыгнув носом, парень искренне улыбнулся.       — Пора ложиться спать.       — Да... ты права...       Пятый неуверенно встал с места и пошатнулся. Он осыпал супругу извинениями, что опять напился, а Ингрид лишь успокаивала его и повторяла, что не злится. Хотел обнять, но, заметив бинт, что в несколько слоев был намотан на пояснице, отошёл на несколько шагов и взмолился ещё сильнее.       — Всё хорошо.       Она помогла ему добраться до спальни, переодела и уложила спать, после чего вернулась на кухню, чтобы одарить дочь гневным взглядом и произнести слова, заставившие Долорес сжаться в комок от страха.       — Запиши мне всех уродов, наговоривших тебе эти мерзости. Имена, фамилии и отдел, где они работают. Чтоб до конца недели список был у меня.

***

      В Комиссии никто не любил коллективные собрания, при которых все чувствовали себя несносными школьниками на линейке. Руководители сообщали о грядущих изменениях в работе, озвучивались мероприятия, планируемые на квартал. Никому ненужная болтовня, неумело показывающая сомнительную важность работы. Но всё равно на эти собрания приходили все, так как под конец называли отдел, в котором каждый сотрудник получит премию.       — Поздравляю отдел метафизики за отлично проделанную работу, — произнёс в микрофон Куратор, откладывая в сторону бумаги с отчётами.       Послышались аплодисменты, но во взглядах некоторых сотрудников читались пренебрежение и недовольство. Они перешептывались, смеялись, косо смотрели на него. А Долорес радовалась и злилась одновременно от того, что её отец не слышал слова, что быстро расползались по толпе менеджеров и агентов.

"Ему сосут за обе щеки, вот и отдает премию метафизикам!"

      Послышался тихий смешок. Юная убийца уже была готова развернуться и рявкнуть, чтобы эти бестолочи заткнулись, но с задних рядов раздался испуганный крик. Все пытались узнать, что случилось, однако причина паники заставила толпу разделиться в две колонны, открывая путь.       Уверенным шагом к сцене подошла руководительница отдела в окружении людей, лица которых были скрыты за жуткими противогазами. Но что действительно встревожило всех, так это кровь на белоснежных халатах и на очках рыжеволосой учёной, поднявшейся по лестнице и вставшей к трибуне.       — Большое спасибо, мистер Номер Пять, что признали нашу работу. Мы будем продолжать трудиться в том же духе.       Ингрид улыбалась, когда пожимала руку супругу и говорила с ним за грядущие дни кропотливой работы. А Харгривз не мог скрыть ответной улыбки, подмечая про себя, как прекрасно бледное лицо, когда с него стекают алые дорожки.       Но стоило ей повернуться к сотрудникам, когда Куратор покинул сцену, могло показаться, что перед ними стояла не тихая жена старого киллера, редко подававшая голос. Это был кто-то озлобленный, агрессивный и явно тот, кто мог щелчком пальца убить любого.       — Я горжусь отделом, что не покладая рук работает на благо Комиссии. Однако, меня очень беспокоит то, как работают другие. Показатели отделов менеджмента и коррекции снизились на двадцать процентов по сравнению с прошлым годом. И меня очень раздосадовала причина снижения эффективности.       Ингрид отстранилась от трибуны и встала в центре сцены. Она аккуратно подняла окровавленную руку и в зал вошли ещё шестеро мужчин в противогазах, что насильно сдерживали связанных работников, с трудом перебиравших ногами. Специально вели через толпу, давая возможность всем увидеть, как были изуродованы лица пленников, как их челюсти были вывернуты, как заплыли кровью глаза. Их выставили в ряд перед руководителем метафизиков и усадили на колени.       — У вас слишком много времени находится для того, чтобы чесать своими бестолковыми языками, — Ингрид вытащила из карманов отрезанные языки и швырнула их на пол. — И вместо того, чтобы выполнять свою работу, вы сидите в кафетерии и обсуждаете личную жизнь всех, кто вам не нравится.       Голубые глаза Долорес тут же расширились, когда она поняла, что пленниками были те, кто нелестно высказывался об её отце — они были в списке. Думала, что это для того, чтобы уволить сплетников, но никак не рассчитывала на ловлю болтливых и их самосуд. Девчонка перевела взгляд с грозной матери на Куратора, что смотрел на супругу точно такими же шокированными глазами. Однако странная улыбка, скрытая за ладонью, не давала покоя.       — Поэтому, я предложила руководителям изменить ваши графики. Часовой перерыв сокращается до тридцати минут, — послышались недовольные возгласы. — Этого времени вам будет достаточно, чтобы набить животы мусором, который вы скупаете в автоматах.       Трафэл не хотела быть Куратором не потому, что боялась не справиться с этой должностью. Будь она начальницей, то в Комиссии не было бы никого, кроме неё, Пятого и нескольких метафизиков, хранивших им верность. Она стала бы диктатором, которого боялись все, а тех, кто надумал её ненавидеть или решился бы обсуждать личную и, что ещё хуже, интимную жизнь, она, как минимум, сажала б на кол на сухую.       И стоя перед сплетниками, которых неизвестно как выловила и лишила языков, девушка вызывала такой жуткий трепет, что даже родная дочь испытывала неподдельный страх, который отдавался в ногах и руках холодными мурашками.       — Если вы надумаете уволиться, то знайте, мне не составит труда каждого из вас отыскать и лишить головы, которую потом присобачу к телу мартышки, что будет лизать мне туфли и служить верой и правдой, — послышался шёпот в толпе. — Мне под силу создать человека. Думаете, я не справлюсь с чем-то подобным?       Все тут же заткнулись и устремили взгляды на бывшего Рыцаря, что стояла у края сцены и, держа руки в кровавых карманах, смотрела на всех сверху. Она улыбалась. Жутко, хищно, садистки. А с алыми подтеками на очках и губах выглядела так, будто была готова вонзить зубы в глотку каждого, кто решится сказать слово против. Ведь пару глоток она уже разорвала.       — Я бы хотела и дальше работать с некоторыми из вас, поэтому надеюсь на понимание, — Ингрид заметила, как мужчина в чёрном костюме поднял руку, желая высказаться. — Слушаю.       — Вы же понимаете, что всё равно мы найдем способ и место, чтобы обсуждать насущные проблемы?       — Насущные проблемы никто не запрещает вам обсуждать. А вот работу и жизнь начальства не советую.       — Было бы что обсуждать, — в тихой усмешке отозвался Агент, что тут же получил пулю в лоб, стоило Трафэл со сцены ударить каблуком.       — Я не Куратор, чтобы цепляться за жизнь сотрудников. Не шучу — я смогу заменить каждого из вас на послушную псину, что будет исполнять вашу работу в сто, а то и в тысячу раз лучше. И вас не просто уволят, вас пустят на расход нам, метафизикам. Поэтому, имейте в виду, если кто-то решит поинтересоваться, получил ли наш отдел премию из-за того, что начальству "сосут за обе щеки", то советую прийти ко мне. Я с удовольствием вам покажу, чем именно мы всё это заслужили.       Пока она это говорила, мужчины в масках облили пленников бензином, а стоило закончить свой монолог, Ингрид достала коробок, чиркнула спичкой и, медленно приблизившись к одному из связанных работников, положила на волосы горящую деревяшку. Пламя тут же разрослось по всему костюму. Бедолага пытался кричать, но из-за сломанной челюсти и отсутствующего языка он лишь громко мычал в агонии. А следом за ним загорелись и другие сотрудники, что сидели на сцене.       По залу разносился мерзкий запах горючей жидкости, горящих волос и плоти. Все видели, как плавились костюмы и липли к телам, извивавшимся в разных позах, но их крепко держали "противогазы", которые, при необходимости, доставали металлические дубинки и били по ногам, ломая тем самым кости.       — Надеюсь, вы меня услышали, — грозно произнесла Рыцарь, вытащив из ножен под халатом меч и одним взмахом отрубив чужую голову, что больше походила на кусок деформированного воска. — А теперь разбежались по отделам, arbeidsgriser!       Все живо покинули зал, не желая искушать судьбу и терпение рыжей чертовки, что с улыбкой на устах следила за беготнёй муравьишек. А с огнем за спиной и вовсе казалась она каким-то жутким демоном с безумным взглядом. Махнула рукой, и тела быстро потушили, после чего убрали со сцены, направляясь в отдел учёных.       Как только в зале остались лишь члены семьи Харгривз, Ингрид спрятала меч в ножны и спрыгнула со сцены. Она подошла к дочери и легонько похлопала по щеке.       — Благодарю за содействие, Агент Долорес.       — Обращайтесь, миссис Харгривз-Трафэл.       Девушки услышали тихие аплодисменты Пятого, что стоял в нескольких шагах от них. Куратор не мог скрыть улыбки и странного блеска в зелёных глазах. Он приблизился к супруге и, убрав выбившийся локон с лица, что прилип к щеке из-за тёмного засохшего пятна крови, поцеловал в уголок бордовых губ. Учёная непривычно мило хихикнула — звук казался чересчур странным и диким для Дол, особенно спустя доли секунды после публичной казни.       — Я говорил, что люблю тебя? — поинтересовался парень, потирая большими пальцами щёки.       — За сегодняшний день — сказал шесть раз.       — Седьмой. Я безумно люблю тебя.       Никак не могла связать воедино пару убийц с родителями, что терлись друг о друга кончиками носов и слащаво улыбались, будто им было лет по тридцать. Но быстро приняла и поняла слова матери о том, что на её веку ещё не нашлось человека, что мог бы быть лучше её мужа. Мило ворковали, он целовал в уголки губ, а она улыбалась и хихикала, словно влюбленная школьница.       — Ладно, поигрались и хватит, — как стала милой, так же неожиданно быстро Ингрид вновь включила строгость и серьёзность. — Долорес.       — Слушаю!       — У тебя на столе уже лежит папка, в которой расписано твоё новое задание. Отдаю приказ я, потому что ты пойдешь с одним из наших метафизиков, чуть позже я вас с ним познакомлю.       — Так точно! — Девчонка тут же побежала прочь из зала.       — А вас, мистер Пять, — в таком обращении она говорила томно, даже пошло, особенно когда накручивала его рубиновый галстук на кулак. — Я попрошу пройти со мной в ваш кабинет.       — Вы хотите со мной что-то обсудить, миссис Харгривз-Трафэл?       — Уж больно мне понравилась мысль о том, чтобы отсосать вам за обе щеки. Не могут же быть эти слухи на пустом месте.       Оба рассмеялись, когда учёная потянула супруга за галстук и повела прочь из зала, но не успела дойти до двери, как парень крепко обнял со спины и исчез вместе с ней в голубой вспышке.