Нужно любить, чтобы победить

      Изуку смутно припоминал, как оказался в больничной палате. Даже несмотря на то, что его раны были не совсем опасны, бой и сильные эмоции вытянули из него все остатки сил; сейчас ему хотелось просто упасть — можно даже на пол — и лежать. И ни о чем не думать. Не вспоминать. Он не мог выкинуть их из головы — эти кроваво-красные глаза, которые смотрели на него с такой безжалостностью, что становилось больно настолько, будто ему натурально вонзали ножи в грудь.       Какой же он дурак. Не надо было ему его целовать. Не надо было, не надо, нет…       Голоса, обращенные к нему, Изуку не слышал, у него расскалывалась голова, ему было тяжело оставаться в сознании, веки сами собой закрывались, все тело обмякло, руки и ноги дрожали. Ему хотелось срочно забыться на время. Исцеляющая девочка одарила его своим оздоравливающим поцелуем, что коснулся его щеки, но дальше Деку погрузился в темноту и больше ничего не чувствовал. Наконец-то он мог забыться в глубине бессознания.       Тревожный сон, после которого Изуку не почувствовал никакого облегчения — он все так же чувствувал усталость, — покинул его к вечеру. Было видно, как оранжевые лучи заходящего солнца падали на соседние здания, небо было темно-синим, чистым, таким красивым. В палату проникал прохладный ветерок, он чуть покачивал лёгкий тюль и дотрагивался до лица Изуку, принося с собой запахи улиц. Он тяжело вздохнул, погружая голову сильнее в подушку. Он опять вспомнил, что произошло сегодня во время тестирования. Ему вновь захотелось пропасть куда-нибудь из этого мира, исчезнуть и не появляться никому на глаза никогда.       Он просто не понимал, как мог быть таким наивным и безнадежным, раз решился на то, чтобы поцеловать Кацуки. Как только в его глупую голову могла ворваться мысль, что это хорошая идея. Не было ни одной причины считать, что это поможет. Вернее, причины были, но такие незначительные, что ими можно было пренебречь. Изуку зажмурился, останавливая в себе желание раздавить самого себя чувством вины. Он просто слишком много на себя возложил, да, слишком много взял на себя неподъемной ответственности и логично потерпел фиаско. Это нормально, ведь он только учится. Но только воспоминания о сильных руках Каччана, сдавливающих его талию, о его губах, касающихся кожи, зубах, вонзающихся так сильно, вызывали у Изуку неконтролируемую дрожь во всем теле. Он коснулся укуса на шее, который оставил ему Каччан; то яркое ощущение боли вспомнилось ему с такой чёткостью, что вновь стало больно. На шею наклеели пластырь, который закрывал рану от внешнего окружения; пластырь был какой-то слишком большой, неужели укус настолько сильный? Легкое любопытство заиграло где-то внутри, Изуку хотел посмотреть на этот след — символ желания Кацуки. Новые мурашки пробежали по коже.       Изуку сам себя пристыдил за такие мысли. Ничего Каччан не хотел. Он сказал ему об этом прямым текстом. Это был не он и никогда бы не сделал ничего подобного. Деку просто дурак, если на секунду подумал, что намерения Каччана были хоть сколько-то реальными. Он это понимал, но вместе с тем замечал за собой глубокое чувство досады. Ему вновь захотелось провалиться сквозь землю.       Вдруг дверь в его палату отворилась, пропуская на порог высокого, худощавого, но такого удивительного человека.       — Всемогущий!       Изуку был так рад его видеть, у него даже глаза заблестели, и он точно не знал от радости, грусти или стыда. Деку приподнялся на постели и улыбнулся, неприятные мысли тут же отступили, уступая место надежде. Именно это чувство рождалось всегда при виде Всемогущего. Этот герой и был её символом. Изуку сейчас почувствовал это так остро, что у него ком в горле встал.       — Здравствуй, Мидория, — поздоровался Всемогущий, проходя в палату. — Рад видеть тебя вздравии. Насколько это возможно…       Он улыбнулся, пододвинул стул к койке и присел.       — Я тоже рад вас видеть.       — Как себя чувствуешь?       — Нормально… — Изуку все еще был немного смущен своими недавними мыслями, в его голосе чувствовалась легкая неуверенность. — То, что произошло…       — Вы с Бакуго успешно сдали тест и теперь можете спокойно отдохнуть на каникулах.       Всемогущий выглядел таким спокойным, нисколько не придававшим значения тому, что натворил Мидория, и это спокойствие начало передаваться и ему самому. Изуку всем своим сознанием понимал, что именно этот человек сможет ему помочь сейчас, дать совет, приободрить, поддержать. Он ощутил себя настолько нуждающимся в этом, что у него задрожали губы. Он хотел высказаться.       — То, что я сделал… Каччан меня теперь ненавидит, наверное…       Совершенно точно ненавидит. Презирает и проклинает его. Изуку тоскливо опустил взгляд. Ему опять показалось, что он полнейшее ничтожество и что Бакуго правильно делает, отталкивая его, ведь именно так и поступают с неудачниками. Это так несправедливо.       — Ты сделал всё, чтобы ваша команда одержала победу. Пусть и, кхм, таким необычным образом. Уверен, Бакуго это тоже понимает. Он гордый мальчик, очень гордый, но он не глуп. — Всемогущий сделал паузу, поглядывая на Изуку. — Вы с ним помиритесь.       Деку не хотел, но он так рвался поддаться детскому желанию поверить в слова героя, сидящего перед ним. Стремился убедить себя, что на самом деле это обычное недоразумение, которое быстро забудется со временем, и они с Каччаном снова смогут общаться как раньше. Они же смогут это сделать? Это ведь вынужденная мера, а не реальное желание, оно ничего за собой не скрывало, кроме стремления победить.       Вспомнив язык Бакуго у себя во рту, он порозовел. Как такое можно было забыть? Как можно делать вид, что это ничего не значит, ведь это так важно? Так важно для него.       — Тебя что-то беспокоит, Мидория? — спросил Всемогущий. — Если ты ставишь под сомнения правильность своих действий…       — Дело не в этом, — прервал его Изуку. Он сглотнул. — П-просто… Я…       Он замолчал, боясь поднять глаза на Всемогущего. Тот наверняка недоумевал, ожидая продолжения монолога — вернее, молчания. Это длилось не меньше минуты, и Изуку не смог из себя выдавить больше ни слова, он просто выдохнул и покачал головой. Всемогущий прищурился.       — Как остальные ребята? — Найдя спасательный выход из ситуации, Деку решил переключиться на другие темы, которые были весьма важными. — У них все хорошо?       — Весь класс 1-А сдал сегодняшний тест.       Это прекрасная новость, Изуку был искренне рад это слышать, он ярко улыбнулся, получая ответную улыбку.       — Сейчас они отдыхают в своем корпусе, ты сможешь к ним присоединиться завтра утром, сегодня тебе стоит отдохнуть здесь.       — Хорошо.       Изуку и не собирался возвращаться сегодня к остальным, у него не было моральных сил для этого. Ему было так стыдно перед ними. Стыдно перед всей Академией. Стыдно за свой поступок перед Кацуки. Уголки его губ опустились вниз, он устало выдохнул, возвращаясь в постель.       — А Каччан? — спросил он, глядя в потолок.       — Он отказался от медосмотра и заперся у себя в комнате, как мне сказали. Мне не удалось с ним поговорить, он вообще ни с кем не разговаривал… Думаю, ему будет полезно побыть одному и подумать.       Изуку кивнул. Для Каччана всё это было серьёзным ударом по его гордости и самолюбию. Ничего другого кроме ярости Изуку от него не ждал. Сейчас им и правда стоило остановиться и немного подумать.       В этот момент дверь палаты снова открылась, и в дверном проеме показалась новая фигура. Это Реаниматор Любви. Она улыбнулась и махнула в приветствии рукой.       — Всемогущий, Деку, — она прошла вперед и поклонилась им.       — Добрый вечер, — поздоровался Всемогущий.       — Здравствуйте.       Изуку был удивлён её приходу. Что ей могло быть нужно? Вся её роль заключалась лишь в том, чтобы поиграть в злодейку и потрепать нервы юным героям, что у неё получилось особо успешно, более от нее ничего не требовалось.       — Надеюсь, я вам не помешала. — Она спрятала руки за спину и склонила голову. Сейчас она походила на школьницу, которая зашла в учительскую и намеревалась попросить отгул на завтра.       — Совсем нет. — Всемогущий наградил Изуку уверенным и спокойным взглядом.       Тот вновь почувствовал, как эти эмоции передаются ему, наполняя силой. В этом было столько сокровенной мощи. Как будто Всемогущий снова передавал ему «Один-за-всех». Ощущения были так сильно похожи.       Девушка улыбнулась и подошла ближе, обращая все свое внимание на Деку. Мгновение ее лицо отражало легкость и доброту, но вскоре сменилось жалостью и даже стыдом. Изуку внимательно на неё посмотрел.       После того, что случилось, он до сих пор не испытывал желания с ней общаться, однако совсем не злился.       — Прости меня, Деку-кун! — она выпалила эти слова так громко и неожиданно, что даже Всемогущий растерялся. — Мне очень жаль, я не хотела!       — Ничего… — Изуку тут же присел. Он увидел, как лицо девушки налилось краской, казалось, она сейчас заплачет. — Ничего страшного, все нормально.       — Я не знала, что у вас такие сложные отношения с Баку-куном, я не хотела сделать вам с ним плохо, правда-правда! Мне было так грустно видеть твои слезы, сердце разрывалось на куски; это не должно было так закончиться, это все моя глупая причуда. Любовь должна приносить только счастье, а не боль! Я против насилия, честно! Почему всё вечно идёт не как надо? Я должна была быть мягче и осторожнее, но вы мне так понравились, вы такие милашки.       Деку не нашел ни одного слова, что можно было бы сказать в ответ. Какая же странная эта женщина.       — Я серьезно думала деактивировать причуду одно время, но я в вас верила, я знала, что вы справитесь и без этого, и как же я удивилась, когда ты ответил ему! О, я никогда этого не забуду.       Щеки Изуку налились румянцем. Этого теперь никто не забудет. Это все видели, вся Академия. Это просто ужасно. Деку искренне не желал думать и представлять себе те поддразнивания и насмешки, которые ожидали его в ближайшем будущем. Это был ещё один повод для Каччана ненавидеть его. Ему стало намного больнее, чем буквально недавно. Как он вообще об этом не подумал?       По его лицу можно было прочитать все эмоции до единой, в глазах собрались слезы.       — О, не плачь, малыш, все хорошо.       Изуку откинулся на подушку, пряча лицо рукой, осторожно смахивая пару слез, которые успели соскользнуть по щекам.       — Все нормально, я не плачу.       Девушка надула губы и с жалостью смотрела на Деку. Всемогущий поднялся со стула.       — Думаю, нам пора, пойдёмте. Ему нужно отдохнуть.       — Да! Хорошо. Спокойной ночи, Деку-кун, — Реаниматор поклонилась и пошла к двери.       — Доброй ночи, Мидория, — попрощался Всемогущий, прикрывая дверь.       Изуку только кивнул в ответ, побоявшись, что из-за дрожи в голосе не сможет произнести хотя бы одно слово нормально.       Когда все стихло, он соскользнул по подушке, накрываясь одеялом с головой, и скрутился клубочком, зажмурившись, пытаясь спрятаться от внешнего мира.       Это было невыносимо. Больно. Стыдно. Грустно. Воспоминания каждой секунды того боя, каждого мгновения, в котором Каччан притягивал его к себе, каждый его удар, ожог и укус — всё навалилось на него, как каменный оползень. Он так хотел вернуться в прошлое и всё исправить. Фантазии о том, как бы всё сложилось поступи он по-другому, во всех красках заиграли в его воображении.       Вот в этой параллельной вселенной он связывает Каччана хлыстом с такой простотой, что даже смешно. В другой ему удаётся вырубить Кацуки и сражаться с Реаниматором один на один, откуда выходит победителем. Хотя и в такой версии сценария Каччан бы его возненавидел, но тем не менее всё было не так страшно. В других версиях могло случиться и так, что Бакуго в принципе не попадал бы под действие причуды и всё сделал бы сам, а Деку просто помог ему. Так было бы лучше всего, именно так. Они же герои, напарники, они должны были сражаться на равных, но почему всё сложилось иначе?       Изуку еще долго ворочился в постели, не в состоянии успокоить поток мыслей. Он не заснул до самого утра, когда солнце поднимается в районе четырёх часов. Он вставал за все это время несколько раз, ибо, замирая в постели, сильнее погружался не в спасательный сон, а в дикие мысли, разрушающие его ментальное здоровье. Он ходил в туалет пару раз, добирался до куллера с водой, который стоял в холле, где выпивал целые стаканы воды залпом. Он чувствовал обезвоживание, у него пересохли губы. Но несмотря на то, что он чувствовал себя уставшим, возвращаясь в постель, сон к нему все равно не приходил, лишь слабая дрема настигла его почти перед самым подъёмом. Его разбудила Исцеляющая девочка. Её геройское имя очень мило сочеталось с уже преклонным возрастом. Это была добрая бабушка с командным голосом; она провела лёгкий осмотр и, когда убедилась, что он в порядке, заботливо помогла Изуку собрать свои вещи, попрощалась с ним и принялась убирать его постель.       Дорога до корпуса не могла отнять у него более получаса, но Изуку шёл настолько медленно и неуверенно, что потратил вдвое больше времени. Ему было совестно смотреть в глаза своих одноклассников, а вероятность столкнуться с Каччаном в общей комнате и вовсе вызывала у него бешеную дрожь. Он так волновался, что во всех подробностях представлял лица ребят — то, как они пытаются скрыть свое омерзение, глядя на него. Изуку уже видел это перед собой, настолько был в этом уверен, ему становилось по-настоящему больно.       Сердце колотилось как бешеное, когда он подошёл к двери и потянул ручку. Он услышал разговоры и смешки по ту сторону, застыв на мгновение и собравшись с духом, он открыл дверь. Изуку увидел их: почти все были здесь, в общей комнате, некоторые собирали вещи, очевидно, готовились навестить родителей на время каникул. У них была всего неделя на отдых.       — О, это Мидория, — заметила его Асуи.       Все оглянулись. По коже Изуку промчался холодок. Однако никакого омерзения не было замечено в чужих лицах и словах, каждый из них, как только увидел Деку, радостно поприветствовал его. Особенно девочки. Они казались ему такими растроганными, не говоря уже про Очако, которая, услышав про Изуку, примчалась к нему, обгоняя Ииду, и тут же повисла на шее.       — Деку, я так рада тебя видеть!       — Да… спасибо…       Как это глупо прозвучало. Он просто расстерялся, его стиснули так сильно в объятьях, что стало неловко.       — Ты как себя чувствуешь?       — У тебя все нормально? Ты выглядел таким несчастным вчера.       — Мы переживали за тебя.       — Сато приготовил блинчики, будешь?       — У тебя ничего не болит?       Слова сыпались на Изуку со всех сторон, от такого объёма внимания ему было не по себе, но вместе с тем он ощутил настолько сильный прилив облегчения и радости, что бесследно стёрлись все последние переживания.       Девочки расступились, Очако потащила его к столу на кухне, уверяя, что ему срочно нужно покушать, ведь он наверняка ничего не ел, что было чистой правдой. Иида подталкивал его сзади, раздавая команды. Всем требовалось на мгновение замолчать, чтобы не тревожить Изуку, а Сато — подать ему блинчики и обязательно добавить сироп.       — Ты, видимо, совсем не спал ночью, — заметил Шото.       Изуку немного виновато улыбнулся. Неужели это настолько хорошо было видно? Впрочем это неудивительно. Перед ним поставили тарелку с шикарно пахнущими блинами, от одного вида которых во рту скопилась слюна. Он вдруг в полной мере осознал, что дико голоден.       — Подожди, — остановил его Минета, — прежде чем ты будешь есть…       — Эй, давайте вы отложите этот разговор, — нахмурилась Урарака.       Изуку с непонимаем перевел взгляд с нее на Минету, Сэро, Киришиму и Каминари, которые встали перед ним напротив стола, за котором он сидел.       — Но я не могу так! — взвыл Минору.       — Э-э, да, мы просто хотели… — потерев затылок, начал Денки, но более он ничего не успел сказать, так как его перебили.       — Прости меня, Мидория! — взмолился Минета. — Тебе вчера было так плохо, а я ржал громче всех, когда вы с Бакуго…       — Да, прости нас, — извинился Киришима, — мы все смеялись над вами…       Сэро и Каминари активно закивали головами.       — Было так стыдно! — продолжал Минета. — Я совсем не хочу, чтобы кому-то было плохо… мне жаль, прости меня.       Несмотря на его напускную театральность, в искренности его слов и каждого из ребят Изуку ни на секунду не усомнился. Его это так тронуло, буквально коснулось самого сердца.       Он не ждал — даже мысли не допускал, — что все сложится так. Как он вообще мог всерьез думать, что его одноклассники будут его презирать или открыто игнорировать. Каждый из них проявлял по отношению к нему самые лучшие свои качества, одним из которых была честность. Они ведь могли вообще ничего ему не говорить, не извиняться, ведь Деку понятия не имел, что происходило с классом во время их с Каччаном испытания. Все ребята хорошо к нему относились и ни в чем его не обвиняли. У Изуку даже глаза увлажнились от счастья, и он постарался это скрыть, коснувшись рукой лба, прикрывая глаза. Его похлопали по спине, приободряя.       — Они вчера весь день выли, что вели себя, как мудаки, — произнесла Джиро.       Мальчишки недовольно загудели.       — Зато они быстро поняли, что были неправы, вы молодцы! — похвалила их Мина.       Изуку наконец взял себя в руки и мягко улыбнулся:       — Спасибо, ребята… Всем вам. Я очень благодарен за ваше понимание, это многое для меня значит.       — Не бери в голову, мы обязаны вести себя достойно, как герои, — воскликнул Иида.       — Ешь давай, — поторопила его Урарака.       И Изуку уже потянулся к вилке с ножом, как болтовня вокруг мгновенно стихла. Он поднял голову и тут же столкнулся с глазами Каччана. Его будто ударил Каминари всеми своими миллионами вольт в этот момент. Он весь побелел, сжал пальцы в кулак, чтобы сдержать внезапную дрожь. Он совсем не мог её контролировать.       Бакуго сразу отвел взгляд, когда на него посмотрели, он молча прошёл к холодильнику и достал оттуда что-то — Деку не увидел что это было из-за его спины. Кацуки выглядит очень плохо: помятое, бледное и уставшее лицо ясно виделось всем присутствующим; садины и яркие синяки покрывали все открытые части его тела. Он очевидно тоже не спал всю ночь, а его раны никто не обработал. На его фоне Изуку выглядил сейчас намного лучше, и ему стало так стыдно при этой мысли. Недавно забытые эмоции вновь обретали силу. Изуку тяжело сглотнул.       — Будешь блинчики? — спросил Сато, махнув рукой на стопку блинов на столе.       — Нет, — коротко и без какой-либо злобы ответил Бакуго.       — Ты же не ел ничего, бро, — Киришима подешел к нему и дружески хлопнул по плечу. — Садись…       — Отвали от меня, — огрызнулся Кацуки, встряхнув плечом.       Его еще пытались остановить, бранили за халатное отношение к своему здоровью, взывали к голосу разума, желая уговорить остаться и нормально поесть, но это было бессмысленно. Кацуки раздражённо морщился, уворачиваясь от рук Киришимы, который пытался его остановить. Бакуго не намеревался оставаться, он хотел вернуться в свою комнату с бутылкой питьевого йогурта, которую и достал из холодильника.       Изуку с грустью смотрел на блины, которые еще слабо дымились в его тарелке. Аппетит пропал так же внезапно, как и появился; вместо голода изнутри сокрушала тревога. Он должен был что-то сказать, напряжение ломало его так, словно кто-то буквально избивал его битой.       Когда Кацуки направился к себе, его окликнули:       — К-каччан…       Деку пожалел о том, что подал голос, сразу, как только это сделал. На него обратили внимания все, кроме самого Кацуки. Однако тот остановился. Найти ещё какие-то слова кроме одного-единственного «Прости» Изуку не мог, а потому произносить его в десятый раз не хотелось, ведь это слово потеряло всякий смысл. Однако ничего другого в голову не приходило.       — Я… — Он бросил быстрый взгляд на остальных. Иида показался обеспокоенным, он видно не одобрял желание Деку общаться сейчас с Бакуго. — Я хотел… прости меня…       Каччану не просто давалось смотреть на Изуку. Деку знал этот взгляд, он уже видел его, эти красные глаза блестели, как у загнанного зверя. Каччан посмотрел на него исподлобья, плотно сжимая губы, а потом бросил:       — Заткнись. И не разговаривай со мной.       Деку увидел слом в глазах Каччана, но только он и смог это заметить, Кацуки очень скоро отвернулся и покинул комнату. Изуку устало вздохнул. Одноклассники сразу начали о чем-то разговаривать: о самых обычных вещах, о том, что планируют делать на каникулах и сегодня в течение дня; что бы они хотели съесть; какая погода и ещё о массе других незначительных вещах. Они разговаривали, чтобы разогнать эту гнятущую обстановку в комнате, просто чтобы создать ощущение безопасности и спокойствия. Ничего плохого не произошло. Всё под контролем. Они продолжали общаться с Изуку, будто своим дружелюбием компенсировали ненависть Кацуки, и у них это получалось. Блинчики были очень вкусными, а компания — веселая. Волей-неволей Деку вновь стал чувствовать себя чуть более спокойно и счастливо.       На этой неделе большинство одноклассников Деку планировали разъехаться по родительским домам на время коротких каникул. Очако в связи с последними событиями выглядела не особо радостно, потому что желала побыть рядом с Изуку и поддержать его, а не ехать к родителям. По её мнению Деку требовалось помощь, ибо в противном случае тот удавится от собственной ненависти к себе. Она считала, что Деку, поцеловав Кацуки, тем самым нанес самому себе неизмеримый ментальный ушерб и ему была необходима терапия. А под терапией она подразумевала свое внимание и поддержку. Изуку безусловно был благодарен ей, но на данный момент времени предпочел бы пройти этот этап без неё. Он был уверен, что справится самостоятельно. А ещё имели место иные причины, которые он сам не в полной мере понимал, но которые подталкивали его не сближаться с Ураракой слишком близко. Что-то его отпугивало.       По домам отправились и Иида с Шото. Тенья хотел в первую очередь увидеться с братом, а Шото хотел, — хоть по нему это было трудно сказать, — поговорить со своим отцом и заодно повидаться с братом и сестрой. Изуку не видел причин оставаться в корпусе 1-А всю неделю, к тому же он не знал, останется ли здесь Каччан, а потому тоже принялся собирать вещи и поехал к матери.       Все еще наполняющее его чувство тоски отпечаталось во взгляде так сильно, что мама Изуку очень сильно забеспокоилась, когда встретила его на пороге своего дома. Конечно, ему удалось откупиться словами, что он просто устал и уже завтра будет в полном здравии. Это не было ложью в полной мере, он лишь преукрасил некоторые факты, подгоняя под реальность. В целом он безусловно устал, он не спал всю ночь и чувствовал, что как только коснётся лицом подушки, тут же отключится. Он мечтал об этом. Сон должен был спасти его от яростного чувства печали, поедающего изнутри. Он ещё долго уверял себя, что справится с этим — со своими чувствами.       Мать холила его, вкусно покормила, была даже готова как маленького ребёнка уложить в кровать, но Изуку воспротивился. Рассказывать о последних событиях Деку не хотел, он пообещал матери, что все расскажет завтра, а сегодня он хочет помолчать и лечь пораньше спать, потому что дико вымотался. Инко послушалась сына и не стала осыпать его вопросами об учёбе, потому просто поцеловала его на ночь в лоб и, пожелав приятных снов, отпустила в его комнату.       Изуку к своему счастью, когда спрятался под одеяло и закрыл глаза, ощутил ту самую слабость во всем теле, что появляется прямо перед тем как погрузить сознание в сон. У него не было сил и желания больше думать о Каччане и о случившемся, он желал лишь скорее отдохнуть и вскоре крепко уснул.       — Изуку, поднимайся, сколько еще ты будешь валяться? Уже двенадцать дня!       Внезапный голос матери за дверью мгновенно вырвал Изуку из сна. Ночь пролетела в одно мгновение, он хорошо помнил, что буквально только что лёг в кровать, перевернулся один-единственный раз на другой бок — и вот его уже будят, а время между тем давно не утреннее. Изуку уже не помнил, когда в последний раз так долго спал, обычно он просыпался с будильником рано утром, иногда часов в шесть, чтобы успеть на тренировку со Всемогущим перед завтраком. Сегодня же он поспал сразу за троих, ибо лег вчера очень рано — не было и девяти часов вечера.       — Встаю, — крикнул он негромко, но достаточно, чтобы его услышали.       — Сейчас завтрак разогрею, иди умывайся и не забудь почистить зубы.       — Да, да…       Изуку улыбнулся. Ему было приятно чувствовать заботу, он очень любил мать и, наверное, даже когда сам станет немолодым, все равно с радостью послушается её что бы она ему ни сказала: почистить зубы утром или надеть шарф, когда прохладно.       Ощущение легкости и внезапной бодрости наполнило его до краёв. Вчерашние переживания ушли на второй план, сейчас в его голове находилось достаточно места, чтобы подумать о более простых и приятных вещах. Обычная домашняя рутина приободрила его. Глядя на себя в зеркало, он обратил внимание на пластырь, что все еще закрывал значительный участок кожи на шее с правой стороны. Укус не болел сам по себе, только при нажатии на него появлялась боль — очевидно, там был синяк и довольно большой. Изуку еще некоторое время рассматривал его, вспомнив, как Каччан вонзил свои зубы, а потом засосал кожу с такой силой, что искры в глазах засверкали. Изуку не испытывал ничего подобного. Ему никто и никогда не ставил засос да ещё и такой болезненный. Он находил это не очень приятным и вряд ли в ближайшее время кому бы то ни было позволит кусать себя в шею неважно с каким намерением и по его ли собственному согласию. Теперь с этим связались вместе печальные воспоминания и досадный опыт. Но он все же слабо надеялся, что когда-нибудь это изменится.       Закончив с утренними процедурами, Изуку отправился на кухню, где его ждал завтрак и радостная мать. Пока Изуку ел, она рассказывала ему, что у нее происходило все это время, куда она ходила, что смотрела, делилась всеми своими мыслями и переживаниями.       — Расскажешь, как у тебя проходит учеба? Как сдал тест позавчера? А то ты помалкиваешь и выглядишь немного грустным. У тебя всё хорошо?       — Да, всё хорошо. Весь наш класс сдал тест.       — А что нужно было делать? Я знаю, что ваши практические занятия очень опасные, и куда только ваши учителя смотрят? Надеюсь, ты не из-за этого грустишь?       — Я не грущу, у меня все нормально. — Изуку замялся. — Просто мы работали в парах, и мне достался Каччан.       Мать заинтересованно посмотрела на сына.       — И мы немного с ним поссорились… — закончил Изуку.       — Ой, какая глупость. Ничего страшного, вы же с ним не разлей вода.       Инко, видимо, еще жила в прошлом, раз считала, что их отношения с Кацуки не поменялись с самого детства.       — Всё немного не так, — сделал осторожное замечание Изуку. — Каччан уже давно не стремится со мной дружить.       Мать тепло улыбнулась.       — Ты поэтому такой грустный? Помню времена, когда вы с ним бегали, взявшись за руки, играли целыми днями напролёт, ох уж он был озорник. Маленький хулиган. Ты от него не отходил ни на шаг, растащить вас было невозможно просто.       Она посмеялась. Изуку улыбнулся. Когда-то было такое — у него была возможность находиться рядом с Каччаном целыми днями, а иногда и сутками, и делать что хочется: и озорничать и веселиться. Праздное детство. Как далеко теперь эти времена, словно в прошлой жизни.       — Да, я от него не отходил… Жаль, что Каччану не всегда была приятна моя компания.       — Ой, да он тебя тоже обожал. Помню, когда вам было по три года где-то, он только учился связно говорить, и первое, что я от него услышала, так это то, что ты женишься на нем, когда вы вырастите. О, я так смеялась!       Инко заливисто рассмеялась.       Неужели? Изуку был поражён, услышав такое. Он знать не знал, что Каччан мог что-либо подобное говорить. Безусловно, тот был очень маленьким, его причуда проявилась в четыре года, как у всех детей, что постепенно меняло его все сильнее с ходом времени, но сам факт этого изумлял. В том возрасте они и вправду были близкими друзьями, испытывали друг к другу самые сильные, тёплые чувства, какие только могут испытывать дети, но сейчас они совсем другие люди; все эти истории будто и не про них вовсе. Куда это все делось и по какой причине? Была ли возможность это вернуть или нет?       Изуку грустно улыбнулся, глядя на залившуюся смехом мать, что прикрывала рот рукой и отчего-то не могла остановиться. Ему тоже хотелось так же весело смеяться.

***

      Каникулы закончились очень быстро, уже завтра начинались занятия, весь класс 1-А вернулся в Академию, каждый делился новостями с остальными, что успело произойти с ними за это короткое время. Изуку особо нечего было рассказать: каждый его день проходил по большей части в виде помощи матери, просмотров старых документалок про Всемогущего и небольших силовых тренировок, о чем он и рассказал. У остальных деятельность была более весёлой, судя по их историям, даже Шото нашёл что рассказать интересного, что удивляло само по себе. А Киришима рассказал, что ходил в своем районе на местные соревнования и занял там первое место, чем безумно гордился. Это даже показывали по телевизору, как он сказал, и Деку был разочарован, что пропустил такое событие.       — Да я сам об этом узнал только, когда уже выиграл, так бы сразу написал каждому из вас включать телек.       — Жаль, я бы посмотрела, — досадливо произнесла Мина.       — А повтора показывать не будут, не знаешь? — спросил Деку, ему правда было любопытно.       Киришима довольно хмыкнул, ему нравилось заслуженное внимание. Часто случалось так, что его не воспринимали всерьез, не всегда упоминали, не всегда замечали, а ведь он старался изо всех сил, работал над собой не меньше других; ему была очень приятна похвала.       — Может быть и будут, я не знаю. Надо у организаторов спросить, я встретил там местного героя, вы его не знаете, он всего-то на 332 месте, думаю, он подскажет.       — Здорово, я так рад за тебя, — улыбнулся Изуку.       Киришима растянул губы, обнажая острые зубы, и по-кошачьи прищурился от удовольствия, словно его погладили.       Совсем близко от них послышалось раздраженное ворчание Кацуки:       — И чего тебя так сильно радует? — фыркнул он. — А, Деку? Может ты ещё засосешь его?       — Эй, ты чего, приятель?..       Киришима немного растерялся, но сохранил дружелюбный тон голоса. Таков он был — никогда не шёл на конфронтацию. Однако Каччан на него даже не взглянул, его внимание было направлено только на Изуку.       Деку вдруг почувствовал гнев, его брови сдвинулись к переносице, а губы сжались в одну линию. Он посмотрел на Каччана, встречаясь с серьёзными глазами, что впивались в него, как острые когти хищной птицы. У него столько слов сейчас вертелось на языке, можно было столько всего неприятного сказать и поссориться ещё сильнее, а ведь только сегодня утром, когда они пересеклись глазами с Каччаном, Изуку не увидел той ненависти в его взгляде, а заметил… возможно, смирение — так ему показалось; и он даже успел подумать, что они смогут вновь начать нормально общаться. Но, видимо, ему просто показалось.       Зачем Каччан это сказал? Он хотел задеть Деку, надавить на еще свежую рану, унизить его? Изуку не только сейчас, но и всю последнюю неделю, вывариваясь в своих же мыслях, начал думать, что он не хочет и не обязан терпеть такого отношения к себе. Он не считал, что поступает правильно, но не мог сдержать себя и хотя бы попытаться ответить.       — Я тебя не засасывал, это ты сам… — сказал он как можно более твёрдо.       Биться в зрительной дуэли Изуку дольше нескольких секунд не смог. Он вскоре отвел глаза. У него был совсем другой склад характера, он не мог в психологическое давление оппонента. В этом он никогда не сможет перебороть Кацуки, и у того было преимущество. Тем не менее он умел смотреть прямо на врага глазами полными ярости и не испытывал с этим в те моменты никаких проблем. Однако сейчас всё по-другому, Каччан ему не враг — пока ещё нет. И смотреть на него так Изуку просто не хотел, даже несмотря на злость.       — Забыл, что я говорил? — Изуку не пожелал взглянуть на Кацуки, хотя голос того несколько изменился. — Я, блять, не хотел этого.       — Я не забыл.       Изуку не знал, как на него сейчас смотрели, он просто уставился в пол, про себя нашептывая просьбы, чтобы их кто-нибудь остановил. Срочно.       Каччан начал к нему подходить, Деку увидел это движение краем глаза и только серьёзным усилием воли заставил себя не двигаться, а ему меж тем так сильно хотелось отстраниться и куда-нибудь спрятаться. Урарака, видимо, была готова кинуться на Бакуго, так как уже встала со своего места. Но первым вмешался Иида.       — Бакуго, сейчас же остановись! Твоё выражение лица мне совсем не нравится, ты ведёшь себя как хулиган. Мидория много раз перед тобой извинялся, а он ни в чем не виноват… вернее… Он уже извинился, тебе этого должно быть достаточно, а ты собираешься снова его бить? Какой ты герой после этого?       — Да ничего я ему не сделал бы!.. — попытался оправдаться Каччан. Изуку заметил скользнувшее в красных глазах смятение.       — Иида-кун прав! — поддержала старосту Очако. — Ты ведёшь себя отвратительно!       — Иди нахер.       — Бро, правда, успокойся, чего ты такой злой? — сказал Киришима.       — Отвалите от меня все, заткнитесь! — зарычал Каччан.       Все насторожились и внимательно следили за Кацуки. Он посмотрел на Деку, потом на остальных. Все молчали некоторое время, и вскоре Бакуго, взяв свои вещи, торопливо пошёл в свою комнату. Остальные продолжили заниматься делами, прерванными из-за внезапных склоков.       — Предлагаю заняться готовкой ужина на всех, а после отправляться по комнатам, завтра рано вставать! — скомандовал Иида.       Его идею все поддержали. За готовкой Изуку пытался спрятать свои переживания. Ему это начинало надоедать. В течение всей последней недели он долго думал о случившемся, и его мнение начало меняться. Грусть и стыд сменились обидой и раздражением. Он ведь не был виноват и не сделал ничего преступного, конечно, может быть, делать этого не стоило, но и сделанное не было настолько ужасным, чтобы так сильно его ненавидеть. Изуку кромсал салат с угрюмым выражением лица, иногда приободряющие голоса ребят возвращали его в реальность, и он начинал контролировать мимику лица, тем не менее это слабо помогало. Он уже не знал, что ему поможет, чтобы выбраться из этой ямы, казалось, выхода совсем нет.       Тенья начал разгонять всех по своим комнатам вскоре после ужина, будучи уверенным, что некоторые из его одноклассников вместо того, чтобы спать, будут сидеть до глубокой ночи в общей комнате, смотреть телевизор или чего похуже. Он проследил за всеми, поторапливал, если надо, и словно специально держал Изуку подальше от Бакуго и чуть ли не самым первым затолкал в его комнату. Изуку не стал возражать, а смиренно приступил к подготовке ко сну. Он неторопясь постелил постель, переоделся в пижаму, потом присел на матрас и, присматриваясь к многочисленым фигуркам Всемогущего, что стояли у него почти на всех поверхностях, просто замер. Ни одной мысли в голове не было, он словно уже сейчас засыпал — сидя. Но вдруг вспомнил, что из-за суеты Ииды забыл почистить зубы перед сном. Он быстро взял стакан, зубную щетку с пастой и вышел из комнаты.       Он чуть было не столкнулся с Каччаном, который стоял практически у него под дверью. Изуку от неожиданности даже ахнул. В коридоре уже выключили свет, а потому в полутьме красные глаза Кацуки выглядели зловеще. Он с серьезным спокойствием смотрел на Деку.       — Что ты тут делаешь? — удивился Изуку.       Вместо ответа он услышал шумный вздох. Кацуки окинул его взглядом и опять ничего не сказал. Изуку вновь почувствовал раздражение, он закрыл за собой дверь и медленно пошёл мимо Бакуго, будто рядом с ним стоял не человек, а голодный пес, который сразу кинется на него от любого резкого движения.       — Стоять, — скомандовал Бакуго.       Изуку сжал в отчаянии зубы и стиснул в ладонях свои вещи. Он остановился, хотя всем нутром желал бежать.       — Каччан, я не хочу с тобой ругаться…       В следующее мгновение Деку прижали к стене, он зажмурился в страхе.       — Стой!       — Тихо, — низким голосом произнес Кацуки у него над ухом, от чего у Изуку мурашки побежали по коже. — Молчи. Ничего не говори. Просто молчи.       Голос у Каччана был не похожим на него самого. Он говорил негромко, твердо, но с каким-то надрывом, чего Изуку не слышал никогда раньше. Даже когда Каччан кричал на него со слезами на глазах, в его голосе не было ничего похожего. Это было что-то другое, чего Изуку не знал.       Бакуго сжимал его плечи, придавливая к стене. Изуку прижимал к телу чашку с щеткой, а тюбик зубной пасты он выронил, и тот теперь валялся где-то у их ног. Он не шевелился и ничего не говорил, как ему и было наказано. Каччан его держал, опустил голову, о чем-то размышляя, и шумно дышал. Изуку не знал, как на это реагировать и просто ждал. Пальцы Бакуго вонзились в него с приличной силой, словно он вырывался, хотя на самом деле тот стоял неподвижно. Было слегка некомфортно, но сейчас он мог не обращать на это внимание.       Через некоторое время хватка на плечах чуть ослабла. Кацуки до сих пор не смотрел в глаза Изуку, а тот наоборот не сводил взгляда с его лица, отмечая каждую эмоцию, любое движение мимических мышц, надеясь, что это хоть как-то подскажет ему, чего ждать дальше. Правая рука Бакуго скользнула к подбородку Изуку, тот почувствовал его сухую, немного грубоватую кожу на ладони, а дальше, сжав челюсть, рука двинула голову Изуку в сторону, открывая шею — именно то место, куда его укусили чуть больше недели назад. Изуку заволновался. Он снял пластырь несколько дней назад, и уже тогда от укуса почти ничего не осталось, а сейчас в вечерней темноте разглядеть что-то было просто невозможно. Бакуго молча его разглядывал. Его руки чуть подрагивали, словно хотели сделать ещё какое-то движение.       — Каччан…       — Сказал же молчать.       Руки Кацуки действовали немного грубее, чем нужно. Он опять сжал пальцы на плече Изуку, а рука, что недавно с усилием держала его челюсть, чуть переместилась вверх и теперь пальцами касалась щек, прикрывая рот.       Их глаза наконец встретились. У Изуку мгновенно пересохло во рту. Он хотел уже начать просить отпустить его, двинул губами, случайно коснувшись чужой ладони и тут же остановился. Каччан слабо вздрогнул, когда почувствовал движение, и хмуро посмотрел на Деку. Его рука наконец оставила лицо Изуку, зависла в воздухе сжалась в кулак, Бакуго будто хотел сделать что-то еще, но останавливал самого себя, а потом прошипел:       — Блять…       Он приложил ладонь к лицу, протирая глаза, а после опять произнес тоже ругательство и быстро пошёл прочь.       Изуку только сейчас заметил, как больно билось его сердце в груди. Он стоял на том же месте ещё долго, унимая дрожь в коленях.       Ничего такого страшного или слишком необычного не произошло, но он все равно не мог понять, почему чувствовал себя таким потрясенным. Во рту все еще было сухо, сердце долго не унималось, и Изуку пришлось через силу собрать остатки воли и пойти чистить зубы, ради чего и выходил из комнаты.