Шлюха Ёнбок

      Жизнь начала по-настоящему рушиться лишь сейчас. Вот что пришлось осознать Хёнджину, когда он покинул чужой дом. Теперь действительно чужой. Несмотря на все прекрасные воспоминания из не такого уж и далекого прошлого. Все, что было до, оказалось сущим пустяком. Хван считал себя жертвой. Он несколько месяцев подряд убегал от реальности, жалея себя и боясь принять правду, тем самым, уничтожив то, что еще можно было спасти.       Не спас. Не справился. Он все испортил. Сам довел до такого состояния, что ничего нельзя поделать. Он виноват. Только он один.       — Эй, Хван, — послышалось со стороны. — Что у вас там произошло? Что он сказал?       Хёнджину потребовалось несколько секунд, чтобы понять смысл вопроса. Джисон стоял рядом с ним, явно не понимая, что вообще происходит и почему Хван застыл на месте, не дойдя до машины. Они находились возле забора некогда бежевого, старенького, но вполне добротного. Теперь же на его гладкой жестяной поверхности чернело отвратительное пятнище. Хёнджин уставился на эту мазню.       Люди в маленьких провинциальных городках вроде Хвасона часто бывают злыми. Неоправданно злыми. Касается ли это буллинга в школе, освистывания на улице или же сплетен за спиной, а порой и откровенного членовредительства. Альфа вдруг отчетливо осознал в полной мере весь спектр того урона, который сам невольно учинил.       Ёнбок обитал в этом доме практически всю свою жизнь. Все его знали. Неудивительно, что все знали, о ком пелось в песне, ставшей хитом на всю страну. Не только предательство Хвана довело омегу до попытки самоубийства. Он всегда был тонкой нежной натурой, добрым и ласковым, открытым для всего мира и готовым помочь и поддержать. Невозможно вообразить, какую боль он испытал, столкнувшись с общественным порицанием, будучи при этом совершенно невиновным.       Кто-то снова и снова писал краской на его заборе слово «шлюха». Ёнбок, или Минхо, или Феликс замазывали его, наверняка проклиная при этом Хёнджина. Перед глазами всплыло заплаканное личико Ёнбока. Его омега, его маленький нежный мальчик, которого он сам лично окунул в цистерну с помоями, разбив сердце и уничтожив его тихую уютную жизнь. Его омега, носивший под сердцем сразу двоих его детей. Его омега, оставленный им наедине со всем этим кошмаром.       Хван сглотнул. В глазах щипало. Ему хотелось просто разрыдаться от безысходности этой ситуации.       — Да ответь ты уже!       Голос Хана раздражал. Хёнджин не хотел ничего ему объяснять - не было никаких моральных сил. Руки тряслись, внутри все похолодело, а разум снова и снова подкидывал отвратительные картины, на которых злые гадкие люди обижали Ёнбока. Свистели ему вслед, насмехались и называли тем самым словом. Помимо всепоглощающего чувства вины, накрыло полное отчаяние: что теперь ему делать со всем этим?       Он не может согласиться на развод - тогда он потеряет любимого омегу. Ни в чем неповинного, верного ему омегу, которого он так несправедливо обидел. Даже если каким-то образом и получится сохранить брак - что дальше-то?       На горизонте маячил международный тур, репетиции, запись нового альбома, концерты, интервью — все то, что уже расписал для них Чонин. Как Хёнджин может уехать в Сеул, а потом и в другую страну, если Ёнбок, его все еще законный муж, беременный?       Так сложилось, что в мире победившего равноправия у альф над омегами прав все же было немного больше. Омеги были слишком хрупкими. Именно в их телах зарождалась жизнь и происходили все связанные с этим процессы. Течки, предтечки, гормональные сдвиги, в конце концов, беременность — все это лишало их возможности сохранять рассудок и трезво оценивать происходящее. Даже гон у альф сохранял в полной мере разум своего носителя. Чего не скажешь о течке, при которой омега полностью терял разум, отдаваясь инстинктам и становясь рабом своей природы, Омега просто не мог отвечать за свои действия.       В прежние времена, когда законодательство еще не рассматривало эту проблему, течной беспомощностью омеги часто пользовались всякие мерзавцы. Из-за этого омеги оставались опозоренными, происходили незапланированные беременности непонятно от кого, многие накладывали на себя руки, не выдержав позора. А ситуации были разными.       Что же до предтечки и гормональных сдвигов, то в таком состоянии омега становился либо до ужаса беззащитным и неспособным обеспечивать себе базовые потребности, либо агрессивным и настроенным враждебно ко всем настолько, что вполне мог убить. Бывало и такое, что предтечный омега, оказавшись в лапах, уловившего запах, постороннего альфы, мог буквально загрызть его зубами до смерти, вцепившись в горло. За такие срывы омег судили как полноценных убийц. Никого раньше не волновали особенности состояния омеги.       Именно поэтому был принят закон об опекунстве. Он должен защищать омег, которые могут оказаться жертвами собственной природы. Опеку над омегой мог взять любой альфа или бета, которому доверял сам омега. Обычно это был альфа-отец или брат, или иной родственник. После вступления в брак, опекунство автоматически переходило супругу, будь то альфа или бета. Опекун нес полную юридическую ответственность за опекаемого омегу. Это была обязанность защищать, обеспечивать комфорт во время течек, держать омегу под замком, пока он не в себе, следить за физическим и душевным здоровьем, сопровождать в больницу при необходимости и все остальное.       За беременным омегой обязывалось следить еще усерднее. Бушующие гормоны и общая сложность положения приводили к тому, что омега мог вести себя странно. У него часто менялось настроение, портился аппетит, возникала необходимость посещения врача - за все это отвечал опекун. Без последнего омега и не подумал бы, например, обращаться в больницу - по сути это не его обязанность. Он недееспособен, чтобы заполнять документы и оплачивать услуги. Так что все фертильные омеги просто полагались на своих альф и реже бет.       Опекунов не было только у уже потерявших фертильность или у омег, которые по разным причинам не имели течек. Такое бывало, хоть и редко.       Понятно, почему данная условность стала правилом. В исключительных случаях дородные фертильные омеги старше семнадцати лет могли избавить себя от опеки, доказав, что способны сами обезопасить себя во время течки и ни для кого не опасны в предтечку.       Ёнбок был под опекой своего отца до семнадцати лет, а потом смог получить справку, что делало его полностью дееспособным. Это позволяло его отцу спокойно жить в Австралии, в то время как его сын оставался в Сеуле.       Ёнбок хорошо чувствовал приближение предтечки. Он брал отгулы, закупался едой и запирался дома, вывесив на дверь красную запретную табличку, дававшую всем понять, что соваться в этот дом нельзя под страхом уголовного преследования. Он бывал агрессивен в предтечку, поэтому оставался один. Глотал подавители и без лишних мучений валялся на кровати, истекая смазкой и иногда испытывая потребность подрочить себе.       Все у него было замечательно, пока в его жизни не появился Хёнджин. Теперь альфа весьма отчетливо это понимал. Дееспособные омеги подтверждали свой статус два раза в год, получая обновленную справку. Если происходил срыв, вступление в брак или наступала беременность, статус исчезал автоматически. Иначе говоря, Хван стал опекуном в тот момент, когда взял Ёнбока в мужья.       Закон предусматривал возможность того, что опекун может в какие-то дни не быть рядом с опекаемым, когда омеге, нужны услуги врача. Для таких случаев предусматривалась доверенность — временный документ, который перекладывал обязанности опекуна на другого человека и на определенный срок. Выписать такой документ без опекуна невозможно. Значит, Ёнбок за все время беременности не был в больнице, ведь никакой доверенности Хван не оставлял. Что выдавало в нем безответственного опекуна - он даже не думал об этом. Или Минхо, будучи юристом, как-то смог провернуть это дело.       Впрочем, чтобы лечь в больницу в родильное отделение доверенности не хватит. Только с опекуном, никак иначе — это тоже закон. Во время родов омега слишком беззащитный, ему как никогда нужны забота и защита. Опекун обязан быть рядом. И если это не может сделать законный муж, то он должен передать опеку другому человеку.       Ёнбок в самом деле мог уехать в Австралию даже беременным. Тогда малыши родились бы на территории другой страны уже гражданами Австралии. В больнице не стали бы разбираться, кто был опекуном прежде. Родной отец омеги готов эту опеку перенять. По логике обиженный и униженный омега должен был уехать. Так ему было бы спокойнее и не было бы возни с юридическими заморочками. Язык Ёнбок знал в совершенстве, никаких издевок бы не было. Но омега сам признался, что ждал его, что все равно надеялся на что-то…       Если бы Хван приехал до того, как омега узнал о его изменах — было бы все проще? Простил бы его омега тогда?       Хотя что толку думать об этом? История не знает сослагательного наклонения. Прошлого уже не воротить. Что же тогда делать?       Хёнджин, наконец, посмотрел на Джисона.       — Поехали. — Он направился к машине.       Стоило быстрее взять себя в руки и начать уже соображать. Никаких идей, никаких вариантов того, как быть дальше. Это плохо.       — Да что случилось-то!?       Хан нервничал. Еще бы! Он уже подписался быть адвокатом Хвана, а ситуация грозила судебными тяжбами. И черт его знает, как долго это может продлиться. Против него будет Ли Минхо, доминантный омега, который, очевидно, готов рвать глотки за своего младшего брата. Джисон знал имя этого человека, он много о нем слышал. У Ли безупречная карьера, в которой еще не было ни одного проигранного дела, а еще наверняка очень полезные знакомства в нужной сфере. Тяжко будет с таким тягаться. И долго. Пугающего долго по времени.       — Потом расскажу.       — Да что же это такое…       Хан, следуя примеру друга, тоже забрался в автомобиль. Он решил, что не стоит пока требовать ответы, хотя они нужны как можно раньше. Надо срочно строить линию защиты интересов, понять, какой брать курс, какие требования формулировать. Но что тут формулировать, когда Хёнджин в таком состоянии? Джисон его даже понимал. Сам был все еще шокирован тем, что они узнали.       Обратно ехали в гнетущем молчании. Хван старался не возвращаться снова и снова к разбитому Ёнбоку, рассказывающему сквозь слезы ему о том, что он пережил по вине своего альфы. Это было больно и заставляло глаза слезиться.       Он мысленно перенесся в то время, когда в первый и до сих пор единственный раз провел со своим мужем течку. В тот день было тепло и солнечно. Настроение было с утра отличным, несмотря на то, что в минувшую ночь альфа рвал и метал от возмущения.       Ёнбок тогда сказал ему, чтобы он не смел лезть в его дом, пока у омеги предтечка. Мол когда накроет течка, тогда и приходи, прихватив презервативы. Хёнджин не был согласен с таким произволом. Он хотел быть со своим любимым омегой и в эту предтечку. Хотя никакого опыта общения с предтечными омегами у него вообще не было. С чего-то же надо начинать. А раз у него есть омега, он должен разделить с ним все тяготы. Ведь так?       Хван поступил немного безрассудно, хотя и не жалел об этом никогда. Он пришел ровно в тот момент, когда нервный и лохматый Ёнбок выглянул за дверь, чтобы повесить красную табличку. Омега был восхитительно зол на него за игнорирование его требования. Огрызался и даже рычал, словно котенок, но в дом впустил. Потом несколько часов не подпускал к себе, зарывшись на кровати в кокон из вещей Хёнджина, которые альфа незадолго до предтечки сам привез по просьбе омеги для создания гнезда.       Наверное, именно этот факт заставил Хёнджина ощутить себя дохера бессмертным. Для любого альфы просьба дать свои вещи омеге для гнезда — нечто восхитительное. Хван сам визжал от радости, пока набивал сумку футболками и трусами. Уж очень горд был тем, что именно его запах выбрал Ёнбок для успокоения в сложный период.       Лежавший в гнезде Ёнбок рычал все громче, если Хёнджин пытался подойти к нему. И эти несколько часов были мучительно долгими. Однако Хван, напрочь забив на инстинкт самосохранения, который и так паршиво развит у альф, все равно сунулся к Ёнбоку в гнездо. За что и получил ногой в живот и солнечное сплетение, а потом и зубами в плечо - сильно и больно, до крови. Он долго успокаивал омегу, решившего убить альфу, потревожившего его гнездо. Но в конце концов, Ёнбок сдался, позволив себя обнять, хотя рычать так и не перестал.       Тогда, несмотря на боль и все неудобства, Хван был счастлив. Ведь смог приручить своего агрессивного котенка и в целом обошелся малой кровью. Когда течка прошла и разум омеги прояснился, он был в ужасе с того, что натворил. Шокировано смотрел на синяки и раны своего альфы и со слезами извинялся. Хёнджин лишь улыбался и шутил, что теперь у него есть метка от его омеги, и что он действительно счастливчик, ведь смог выжить там, где многие другие погибали.       Хван прикусил пухлую губу, стараясь сосредоточиться на дороге. Они с Ёнбоком столько прошли вдвоем, хотя вместе были так недолго. Как же вышло, что именно он, альфа, в итоге усомнился во всем? Судьба устроила ему проверку на вшивость, а он ее не прошел. Ему следовало сразу же позвонить мужу, как только он увидел то самое видео у Уджина. Ведь было достаточно видеосвязи, где он увидел бы свое синеволосое чудо, а рядом его близнеца-брюнета. И все стало бы понятно.       Нет. Изначально суть была не в этом. Ошибка произошла до того момента, когда он женился, а потом покинул своего омегу, поставив свои цели выше, чем благополучие своего омеги. Вот когда все пошло не так. Надо было жениться раньше, а не впритык перед отъездом. Надо было нормально познакомиться с родными Ёнбока. Надо было в приоритет поставить их семейное счастье, а не свои мечты о сцене.       Мечты он реализовал. Но слишком поздно понял, что счастья они ему не принесли. И не принесут уже никогда в жизни. Жестокий урок он усвоил. Пора сделать правильные выводы и принять, наконец, верные решения.

***

      Они молчали до тех пор, пока не оказались в гостиной. Крис и Чанбин что-то обсуждали, сидя на диване. Немного в стороне сидел Сынмин, полностью погруженный в свой телефон. Как только Хёнджин и Джисон оказались в комнате все умокли. Хван, ни на кого не глядя, добрался до кресла, на котором при жизни любил сидеть его отец, и просто рухнул в него без сил.       Джисон, проводив его взглядом, поджал губы и направился к дивану. Крис недоуменно нахмурил брови. Сынмин оторвался от телефона и посмотрел сперва на Хёнджина, а потом на Хана, но спрашивать ни о чем не стал. Один Чанбин сохранял спокойствие, хотя по его глазам было видно, что ему крайне любопытно узнать, чем закончилась встреча Хвана и его мужа.       — Эм-м… Джисонни?       Омега выдохнул.       — Что?       — Кто-то умер?       Наверное, это был вполне ожидаемый вывод при виде настолько разбитого Хёнджина. Он в целом был довольно эмоциональным, а в последние несколько месяцев храбрился так, что даже его друзья забыли, какой он на самом деле чувствительный.       — Хуже, — отозвался Джисон.       Сынмин покосился на него.       — А может быть что-то хуже?       — Ага.       Понятнее, конечно же, не стало. Должно быть, Хан решил дать возможность все объяснить Хвану, но тот явно не располагал силами для чего-то подобного.       — Да объясни ты уже, — буркнул Чанбин. — Что случилось? Он все же решил расстаться с Ёнбоком, да?       В его тоне прозвучала доля осуждения. Джисона это не удивило. Омега был достаточно наблюдательным и прекрасно понимал, что Со в прошлом серьезно влюбился в Ёнбока и до сих пор не мог полностью отпустить это чувство. Наверное, поэтому он оправдывал омегу, несмотря ни на что, и по определению винил во всём только Хвана.       — Нет, — Хан посмотрел на Хёнджина, который продолжал пялиться куда-то в потолок стеклянными глазами и дышать так незаметно, что могло показаться, что он уже откинул коньки. — Он как раз решил не расставаться. А вот Ёнбок и его до ужаса сексуальный адвокат-омега намерены довести дело до развода.       Крис нахмурился сильнее.       — Ничего не понимаю. Джинни передумал разводиться?       — Именно.       Хан уже начинал беситься. Он ждал ответов и сам, желая знать подробности разговора супругов... Но Хёнджин не горел желанием посвящать его в такие подробности.       — Так он простил Ёнбока? — Подал голос Чанбин.       Его аж перекосило от удивления. Джисон бы умилился, будь ситуация не столь напряженная.       — Оказалось, что Ёнбока не за что прощать. Теперь прощение должен вымаливать Джинни. Насколько я понял.       — Не называй меня Джинни. Тебе не идет.       Парни даже не признали голос Хвана - до того хрипло и подавлено он звучал. Альфа чуть приподнялся и сел нормально. Он был совершенно разбит.       — Может, сам расскажешь, что да как? — Предложил ему Джисон. — Лично я без понятия, как такое объяснять.       Хёнджин, игнорируя его, посмотрел на Криса, который тоже ждал каких-то пояснений.       — Скажи, что ты знаешь о братьях Ёнбока? Ты ведь знаком с ним чуть дольше, чем все мы. Ты видел его родных вообще?       Бан был озадачен таким вопросом.       — Братья? Нет, я никого из его родных никогда не видел. Они же в Брисбене живут, да? Я вырос в Сиднее. В Австралии у меня не было шанса с ними пересечься.       Хван кивнул.       — И правда…       — Да что происходит?! — Чанбин заговорил чуть громче, уже явно теряя терпение. — Вы можете сказать, в чем дело? Причем тут братья Ёнбока? Кто-то из них тебе рожу разукрасил?       — Кстати об этом, — совершенно внезапно подал голос Сынмин. — Синяк будет еще больш. Тоналки уйдет много.       Ким, сама непосредственность, даже в такой ситуации оставался собой -, в лице не поменялся, нисколько не переживал и ответов не требовал. Просто типичный Сынмин. Это немного отрезвило всех остальных.       — Что правда — то правда, — согласился Крис. — Кто тебя так ударил? А главное за что? В полицию обратился?       — И в мыслях не было, — хмуро отозвался Хёнджин. — Меня ударили более чем заслужено.       Хан фыркнул.       — Ты лучше скажи, кто ударил. Как раз все сидят. Никто не сможет упасть от внезапной новости.       Все уставились на Хвана, ожидая раскрытия затянувшейся интриги. Тот, наконец, сказал:       — Брат Ёнбока. Его брат-близнец.       Наступившая после этих слов тишина, казалас, материальной настолько, что можно было пощупать руками. В иной ситуации Джисон бы искренне посмеялся с недоумения на чужих лицах, но, увы. Сейчас было совершенно не до веселья.       — Близнец? — переспросил Сынмин.       Хёнджин кивнул.       — У Ёнбока есть брат-близнец? — На сей раз заговорил Крис. — Что за бред? Мы что, в дораме!? Откуда такой сюжетный поворот?       Он попытался улыбнуться, но все надежды, что это просто неудачная шутка, были заведомо тщетными. По лицу Хвана было понятно - он более чем серьезен.       — Ты не знал, что у твоего мужа есть брат-близнец? — Ким поджал губы, смотря на товарища по команде как на полного идиота. — Как вообще можно жениться на омеге, не узнав, как выглядят его ближайшие родственники?       Пожалуй, для Сынмина это и правда было слишком. Еще перед свадьбой Хёнджина и Ёнбока говорил, что они явно спешат с таким важным шагом. Он не лез в это дело, потому как в его представлении подобное не должно быть организованно "для галочки".       Молчавший до этого момента Чанбин встрепенулся и озвучил, пожалуй, самый главный вопрос:       — Погоди... если у Ёнбока есть брат-близнец, кто тогда был на той записи Уджина?       Хёнджин опустил взгляд и ответил не сразу. Хотя все и без того всё быстро поняли, каким будет ответ.       — Серьезно? — Ким на сей раз даже в лице изменился от удивления. — Нет, не может быть.       — Это был брат Ёнбока. Феликс. Так его зовут. Брюнет с проколотой бровью, с меткой на шее.       — Ты это серьезно? — Крис перевел взгляд на Джисона. — Как такое вообще возможно?       — Существование однояцевых близнецов?       — Существование такого близнеца именно у Ёнбока. И ладно мы. Почему Джинни не знал об этом?       Хан пожал плечами.       — А мне откуда знать? У него спроси. Не факт, что он что-то ответит. А ведь это не единственная новость дня.       Хенджин прекрасно понимал чужое недоумение. Да! Вот настолько он был легкомысленным, что не знал о наличии близнеца у собственного мужа. Бред, если подумать. Как вообще все могло так совпасть, что у брата Ёнбока еще и метка есть? Значит, у Феликса есть альфа? Но он точно не состоит в браке и точно находится под опекой отца. Так откуда метка? И почему он, будучи меченным, ведет разгульный образ жизни? И куда, в конце концов, смотрит их с Ёнбоком отец?       — Вы нас точно не разыгрываете?       Как было бы здорово, окажись все произошедшее за эти месяцы ужасной глупой шуткой. Но в жизни так не бывает.       Хёнджин четко осознавал, что сам загнал себя в тупик из-за своих инфантильности и страха разобраться с проблемами. Сам виноват. Значит, сам должен все исправить. Первым делом надо решить, что делать дальше. Использовать любые, даже самые мизерные шансы, чтобы все исправить.       — Крис, — на сей раз Хван говорил более твердо. — Все куда сложнее, чем можно подумать. Ёнбок ни в чем не был виноват, а я все это время выставлял его шлюхой. Я настолько сильно испоганил его жизнь, что никогда не смогу себя простить за это.       Парни так и замерли, слушая его.       — Это ты про песню? — Понял Бан. — Я как чувствовал, что нельзя ее в свет выпускать с таким названием, хотя бы имя поменять…       — Я помню, — прервал его Хёнджин. — Ты уговаривал меня, а я зря не послушался. Я идиот. Теперь мне нужно все исправить.       — Если Ёнбок ни в чем не виноват, почему он не убил тебя на месте за все это дерьмо? — Поинтересовался Сынмин. — Почему обошлось одним синяком на лице?       — Он беременный.       Все присутствующие, кроме, разумеется, Хана, распахнули глаза в изумлении.       — Прости, что? — Выдохнул Бан. — Твой все еще законный муж, который, как мы узнали, тебе не изменял - беременный?       Хван кивнул.       — От тебя? — уточнил Чанбин.       — Да от кого еще ему быть беременным? — Буркнул Джисон. — И вот это очень важная новость для всех нас. Наш вокалист скоро станет отцом. Вы же понимаете, что это значит, да?       По лицам присутствующих было очевидно, что да - всем всё понятно.       — Какой срок?       Хёнджин уставился на Криса, понимая, что не знает точного ответа. За него ответил Хан:       — Тридцать шесть недель. Если Минхо мне правду сказал. Уже совсем скоро рожать.       — Где-то через месяц, — кивнул Бан. — Без опекуна рядом его даже в больницу не примут. Он меченный и официально в браке. Муж у него жив-здоров, даже не инвалид. Значит, если брак сохранится, ты просто обязан быть там. С ним. Через месяц.       Сынмин затеребил в ладонях телефон.       — А брак сохранится? — Он посмотрел на Хвана. — Без обид, Джинни. Будь я на его месте, я бы тебя либо убил, либо сделал все возможное для того, чтобы ты исчез. Ёнбок, конечно, ангел и все такое, но всему есть предел. Даже ангельскому терпению.       — Вы же сказали, что Ёнбок требует развод, да? — Крис пытался прикинуть, что их ждет. — Он имеет на это полное право. Но что он собирается делать потом?       И вновь вместо Хёнджина ответил Джисон:       — Он хочет перебраться к своим родителям, в Австралию. И рожать планирует там.       — Тогда ребенок родится гражданином другой страны, — продолжи мысль Ким. — Учитывая факт развода, Джинни если и увидит свое чадо, то только с разрешения Ёнбока. А он навряд ли захочет общения своего ребенка с альфой, который на весь мир окрестил его шлюхой.       Крис осуждающе покосился на младшего.       — Минни, мог бы и поделикатнее.       — А зачем? — Удивился тот. — Что, кто-то это не понимает?       Бан лишь помотал головой.       — Просто перестань. Джинни и так тяжело.       — Детей двое, — внезапно заявил Хван. — Ёнбок сказал, что у него в роду в каждом поколении рождаются близнецы.       Джисон, не знавший таких подробностей, едва не взвыл.       — А чуть раньше он не мог тебе это сказать!? Ты бы мог догадаться, что на видео Уджина трахали не Ёнбока, а его брата.       — Это уже не важно, — отмахнулся Хван. — Я теперь должен выбирать, как быть дальше.       Крис понимающе кивнул.       — Ты не хочешь разводиться.       Кажется, все это поняли. Более того, все прекрасно понимали, к чему ведет такое серьезное решение.       — Я не могу допустить этого. Я виноват и не заслуживаю прощения, но все равно буду его вымаливать. Даже если на это уйдут годы. Я уже пытался жить без Ёнбока — не вышло. Это и жизнью не назовешь. Сейчас, когда я понимаю, что натворил… Ни о каком другом решении не может быть и речи.       — Тогда ты не сможешь поехать в тур.       Сынмин убрал телефон в карман и отвел взгляд. Да, решение Хёнджина аукнется каждому из них. Если он решит остаться с Ёнбоком, то пропустит не только турне. Беременному омеге нужен полный уход от опекуна, практически все время. Финансовых проблем у Хвана не будет. Все куда сложнее. И когда родятся дети, ответственности станет еще больше.       Хёнджину будет вообще не до групповой деятельности. А без вокалиста группа пропадет. Где им искать замену? Не просто талантливого певца, которого в идеале не нужно подтягивать по всем навыкам, но еще и харизматичного, красивого и яркого. И чтобы сценическое присутствие было на высоте, и умение держать на себе внимание публики. После такого самородка, как Хван, найти достойную замену будет слишком сложно. Если вообще возможно.       — Ты уходишь из группы? — Подытожил Крис.       Хёнджин сглотнул. Они столько добились, столько работали... Ладно он сам смирится со всем. Но вот остальных парней он подвел. И Криса с Чанбином, которые столько работали над дискографией, и Сынмина с Джисоном, которые приложили столько усилий для исполнения мечты, и Чонина, благодаря которому они выбрались на международный уровень.       — Простите.       Парни были мрачными, но спокойными. Им всем нужно будет переварить новое положение вещей. Как-то принять это.       — Блядь…       Чанбин поднялся на ноги и ушел, ничего больше не сказав. Крис переполошился, явно обеспокоенный за друга, и помчался следом. Сынмин покосился на Хана.       — Вот и кончилось все веселье. Ладно, черт с ним. Что ты там говорил про сексуального адвоката?       Хёнджин закрыл глаза и отвернулся. Слезы все же побежали по щекам. Как же все сложно…