I have a mouth, but I mustn't scream

За его спиной выросла красная стена, стоило войти в кабине. «Это не я. Это не со мной.» У капитана Фаулера в кабинете множество интересных вещей. Например, его старый портрет в офицерской форма. Медали и погоны в рамочке. Странная черно-белая фотография с видом на город и чем-то, напоминающим лицо. А на столе есть подставка для канцелярии в виде сжатой руки. Но там только ножницы. А ещё на столе белые квадратные часы. В глаза капитану RK900 не смотрит, потому что знает, куда он направляет взгляд. На него. В чем дело? Почему на него так смотрят? Он сделал что-то не так? У него на джинсах грязь? Где он ошибся? Почему человек смотрит на него холодными глазами так, словно RK900 — сплошное недоразумение, недостойное существования? Такой красивый галстук. Переливы черного на чуть менее черном. «Это серый» Как круги на воде. Грязный снег в луже. Сейчас бы хихикнуть. И капитан Фаулер его точно убьет. Девятисотый надеется, что быстро. А не как сейчас. — С сегодняшнего дня ты берешь на себя всю документацию. Вот почему… Громогласный голос капитана Фаулера… Нет. Чёрточки на его рубашке, похожие на плетение камышовых корзин из сувенирного. И маленькая золотистая звезда на воротнике справа. — Но детектив Рид не просил моей помощи. Девятисотый чувствует, как немеют конечности. Быстрей, быстрей, быстрей! Пусть это кончится! Фикус каучуконосный (Ficus elastica) за его спиной такой высокий, с привязанными к нижней части стебля — или уже ствола? — деревянными опорами. Он тоже старше андроида. За ним, наверное, хорошо ухаживают. " Это… Капитан Фаулер всегда говорит голосом на грани крика. Никогда не видел таких зажимов для галстука. Блестящий какой…» Длинный, делящий галстук на две равные по длине части. С небольшим черным кристаллом в центре, окаймленным по кругу гнездами для похожих, маленьких камней. Девятисотый не мог понять, настоящие они или искусственные. На безымянном пальце кольцо уж точно с настоящим, большим и овальным. А на левой руке без камня. На что это похоже? — Перехватывай его отчёты, что хочешь. Он никогда не отправляет их вовремя. Или ты не можешь посвятить пару минут на гребанные документы? «Подсолнухи? Черепаха? Проклятый старый портрет в круглой рамке? Ещё чуть-чуть.» — Хорошо, капитан Фаулер. Он не хочет и минуты проводить в аквариуме. Впервые он радуется, что его лицо близко к каменной маске. RK900 не покажет паники. Не опозорится перед капитаном. «Нет, все же подсолнух с черными лепестками.» Наконец Фаулер махнул рукой в сторону выхода. — Закрой дверь с той стороны. Девятисотому сложно переставлять ноги, будто на них повесили груз. Но наконец-то он может уйти отсюда. Никогда, никогда он не вернётся туда в одиночку! RK900 снова прячется в архиве. Только теперь ему не стыдно. Надо спрятаться и переждать, пока… Паника не схлынет. Отвлекаясь от тяжёлой пустоты в голове, девятисотый водит рукой по корешкам старых, ещё написанных на бумаге дел. Они под пальцами шуршат с тихим, едва ли доступным человеческому слуху шорохом. Некоторые из них даже пожелтели от времени. Помогает. Он с восхищением думает, сколько же им лет, когда паника отступает. Они явно старше его, но насколько? Его включили в октябре, а сколько этим бумажкам? Очень много! Ни одно RK900 брать не решается, оставив их возраст риторическим вопросом. Есть ли среди бесконечных лабиринтов архива дела детектива Рида? А лейтенанта Андерсона? Тины Чень, Криса Миллера? Капитана он предпочел не вспоминать. Андроид слышит открытие двери на другом конце. И привычно прислушиваться к шагам, анализирует. С высокой вероятностью это комиссар Костич-Коновалов идёт. Только у него была уверенная, одновременно и твердая, и тихая поступь. RK900 не ожидал его появления. И укрылся в темноте. Настороженный, незаметный и тихий. Нельзя показываться комиссару на глаза. Андроид так и не узнал, можно ли ему здесь находится. Но не успевает он сделать и шага, как понимает, что в ловушке угла и шкафа. Это конец. Свет мобильного фонарика резко разгоняет тьму, буквально вытаскивая его из убежища. Девятисотого будто раздели в миг, Он и застыл, как олень в свете фар — он слышал о таком — сбитый с толку. RK900 хочет зажмуриться, но ничего не выходит. Оптические модули не подчиняются, веки только закрываются. И все с его лицом как-то не так. Может, дело в ярком свете телефонного фонарика? Почему так хочется укрыться в большой полицейской куртке, поднять воротник и спрятать лицо? Обернуть её вокруг себя, как большое мягкое одеяло? Ему вообще можно здесь быть? Комиссар же не будет на него ругаться? Если будет, то паника окончательно завоюет его мысли. А этого человека боится даже капитан. — Что-то случилось? Ты в порядке? Девятисотый замирает. Что происходит? Комиссар обычно не подходит к полицейским достаточно близко, чтобы на нем фокусировали внимание, а скорее маячит на периферии. Пристально наблюдает за работой. А когда он подходит… Есть лица, которые как бы созданы для того, чтобы другие цепенели с первого взгляда. «На колени» — говорит такое лицо, и сразу понятно, что да, надо вставать на колени, даже не зная, за что. Но сейчас лицо Костич-Коновалова выражало дежурное дружелюбие, когда он посмотрел. куда-то. Девятисотый предпочел не смотреть, куда. — Что случилось? — …Не знаю. Карие глаза, чем-то напоминающие пережаренный кофе, обычно непроницаемы и жестки как стекло, и разят точно в цель, в уязвимости и слабости. Но они сейчас совершенно не кажутся такими. RK900 так хочется ему что-то сказать, но у него нет слов, они рассыпались, как разбитая бутылка. Первый, кто искал его не для дела, а просто так. Что делать? Что ему говорить? Комиссар в приветствии, хоть и запоздал, но улыбнулся. Улыбка, хоть и сногсшибательно благожелательная, будто пригвоздила андроида к стене. Но то давящее нечто словно испаряется. RK900 видит спокойное, заинтересованое лицо человека. Система… Система помечает его как дружелюбный объект! Комиссар не боится, не злится, и может даже беспокоится. Он улыбается ему. Лицо Костич-Коновалова чаще всего выражало… Что-то, что обычно заставляет подчинённых внутренне содрогнуться. Но не сейчас. И ненадолго. Потому что он вдруг делается холодным. Мрачная серьёзность чуть ли не бросает в дрожь. — Дело в Риде? — Нет! Спешит ответить девятисотый. И ему кажется, что этого мало. — Он ругается, но он не плохой человек… И снова спешит ответить до того, как комиссар что-нибудь скажет. Выражение, по крайней мере, смягчилось. Андроид предпочел неумело соскочить с темы: — Как вы нашли меня? — Куртка твоя в пыли. И ты сам всегда в пыли. Я всё-таки был и офицером, и детективом. Я давно заметил, что ты где-то пропадешь. Хотелось бы узнать, почему. Комиссар… Анализировал его поведение? Искал зацепки? Рассматривал его, пока андроид не видел? Почему-то в груди стало так тепло-тепло. Он и сам удивился новом чувству. За ним наблюдали. Им интересовались. Комиссар садится, опираясь спиной об стену, и махает андроиду, предлагая присесть рядом. RK900 покорно устраивается на полу. И это… Лучше, чем безразличие? Лучше, чем тот факт, что его словно забыли? Никто никогда не пытался найти его, когда он прятался в темноте, не писали ему сообщения. Лучше ли, что его нашли? Не забыли, как бесполезную мелочовку на дне ящика? Да. Он не соприкасается с плечём человека, но девятисотый чувствует каким-то образом чужое тепло. Он как будто больше не один. Только… Что с этим делать? Комиссар убирает руку в карман и что-то ищет. Находит. — О. Давно хотел ее отдать. RK900 без проблем поймал… Ручку? У неё был большой диаметр, и поверхность, стилизованная под дерево с лианами. Со всеми трещинками и выпуклостями коры, а верхушку венчал смотрящий вверх зимородок (Alcedo atthis) с потертой рыжей грудкой и обломанным клювом. И весь он покрыт ребоистыми перьями. — Попробуй повертеть её в руках. Какие-нибудь трюки, может. Девятисотый лишь пожал плечами. Пару раз он видел, как Коннор играет с монеткой под восхищенные взгляды других полицейских. Но его монеткой обделили. — Что-то вроде калибровки мелкой моторики и просто монотонное успокаивающее действие. Как транс. Попробуй. У линейки RK это же так работает? Лазарь и в темноте улавливает чужое удивление, почти шок. И наклоняет голову в немом вопросе. Что он спрашивает — решительно непонятно. — Я заметил, что ты кинестетик. То руки потираешь, то тянешься к новым текстурам. Думаю, что тебе понравится. Знаешь… У тебя печальные глаза. Я подумал, может, эта мелочевка поднимет тебе настроение. Хоть чуть-чуть. — Спасибо. Комиссар улыбнулся уже тепло и безобидно, глядя в его лицо. RK900 не сразу понял, что непроизвольно улыбается в ответ. Лицо живёт отдельной от него жизнью. — Можно… Задать вам странный вопрос? Фраза слетает с губ абсолютно случаянно. Андроид хочет извиниться, но не успевает. — Ага. Девятисотый замолкает, думая, как бы сформулировать, собрать слова во что-то внятное. Как же ему не хватает программы адаптации RK800. А вдруг вопрос слишком странный и личный? — Вы ведь были напарником детектива Рида? — Был. — Почему он так… меня боится? Костич-Коновалов только хмыкает. — Гэвин боится, что в один момент ты дашь ему по лицу за все «хорошее», а он ничего не сможет сделать. После драки с Коннором в архиве Гэвин стал бояться ещё сильнее. А ты — усовершенствованный Коннор. Быстрее-сильнее-выносливее. Он не знает, что у тебя в голове. Глядя на тебя, он ощущает свою беспомощность. И прячет ее за раздражением. Готов поспорить, что он не смотрит тебе в глаза. Девятисотый чуть заметно хмурится. По крайней мере ему так кажется. «Со странным лицом»? А что с ним? Говорит он, впрочем, другое: — Но я не хочу причинять детективу Риду вред. — Теплые куски мяса больше боятся не боли, а её угрозы. Большинство вещей, вызывающих тревогу, не случаются, а все равно они боятся. Ничего не поделаешь. — …А вы? Костич-Коновалов лишь пожимает плечами. — Вряд-ли. Они недолго молчат. — Простите за… это всё. Я не должен был нагружать вас своими. этим всем. Мое поведение неприемлимо, мне не стоило…я. — Никогда не извиняйся за свои чувства. «Я так устал быть разочарованием.» Андроид слегка с испугом глядит на человека. Он не должен был это говорить. И не сказал? Или сказал? Не сказал. Комиссар внезапно тянет руку к голове андроида. Девятисотый вздрагивает от неожиданности, сверкнув жёлтым диодом. Впрочем, ладонь останавливается, не доходя до волос. — Можно? Чуть погодя девятисотый кивает. Странно это всё. Почему комиссар вообще решил с ним поговорить? Ещё и так неформально. Пальцы вплетаются в темные пряди. RK900 чувствует, будто с ладони человека срываются электрические искорки. — Кстати. Не думал сменить киберлайфовский костюм на что-нибудь другое? — Модель RK900 не имеет возможности снимать или менять форму Киберлайф на любую другую. — Почему? Ответить ли? Опасно ли? Стоит ли? Паузу комиссар интерпретирует по-своему. — Если не хочешь говорить — не говори. У каждого есть право на секреты. Но… сказать очень хотелось. Хоть кому-то. Да и стоило это сделать хотя бы потому, что он всего лишь офицер, а перед ним, можно сказать, начальник полиции Мичигана. Он должен владеть такой информацией. — Мой носитель. Боль, жар, холод я чувствую как человек. Особенно в зонах жизненно важных компонентов. Может, даже сильнее, чем человек. Чтобы я старательнее избегал опасных ситуаций. Глаза человека сверкают любопытством, поэтому девятисотый продолжает, тыкнув в черную рубашку. — Она из плотной специфической ткани, что помогает избежать трения. RK900 приподнимает подолы куртки и пиджака, проводя по серой жилетке без единой складки. — Это — бронижелет. Пиджак тоже прошит кевларом. Он тяжелее, чем кажется, но я пока не понял, какова задумка. Дело либо в дополнительной защите, либо в том, что моя модель слишком лёгкая. — А сколько он весит? — Пиджак около десяти килограмм. Моя модель без него — семьдесят восемь целых, четыре десятых килограмма, если округлить. Комиссар чуть приподнимает брови. — И у меня есть галстук. На тот случай, если понадобится наложить турникет — А воротник? — Нужен, чтобы скрыть отсутствие скина с задней стороны шеи. Иногда он отключается без причины. Где угодно. Но на шее это слишком заметно. Комиссар рассматривает андроида. Этот взгляд совершенно не тревожит, а там, где он смотрит словно бегут мурашки, если RK900 вообще способен такое почувствовать. — А ноги? Ох. Он не должен это говорить. Но: — Вы не будете смеяться? — Не буду. — Носки тоже блокируют сенсорную информацию. Но они чуть выше середины бедра, так что я полагаю это можно назвать… Чулками. Человек в ответ лишь задумчиво кивает. На секунду RK900 кажется, что он все же сболтнул лишнего. Что человек всё-таки засмеётся. Девятисотый мигом сгорит со стыда. — Гэвину не говори. Естественно он не скажет. Андроид и сам удивился, что сказал это кому-то. Но Лазарь — почему бы не называть его так хотя бы в мыслях — такой… Комфортный. Как перья на ощупь. Как пушистые пледы на витринах, на которые RK900 постоянно засматривался. С ним хорошо. Хорошо сидеть в архиве, облакотившись на стену и просто разговаривать. — Могу я поинтересоваться, почему вы вообще решили со мной поговорить так неформально? Человек хмыкает, но отвечает: — Вас, девиантов, считай, выбросили на берег с чувствами. А что с ними делать — многим непонятно. В некотором роде я вхожу в положение. Чуть тише он добавляет: — Я не буду подтирать жопу взрослому человеку, у которого был шанс разобраться в себе и в жизни, чтобы не смешивать работу и некомпетентность. Но у андроида, только ставшего девиантом, такого шанса нет. Все у вас впервые. Человек прерывается, чтобы глубоко и печально вздохнуть. — Ты знаешь, что я веду подкаст для девиантов? Разбираю литературу с точки зрения психологии, беру интервью у людей разных профессий и так далее. Просто однажды я заметил, что ваша свобода вообще не сахар. Многие девианты не знают, что с ней делать, я пытаюсь рассказать о новых возможностях. Слушал когда-нибудь? Я пытаюсь рассказать вам о жизни, о мире. О том, какие бывают цели и хобби, чего можно хотеть и немного психологии. — Да. Чуть погодя андроид добавляет — Почти все девианты знают. Вы очень интересно рассказываете. — Рад слышать. А то к вам относятся, как к взрослым, хотя у многих нет даже социальной программы. Вы все, не в обиду, как слепые наивные котята в мире эмоций и чувств. Большинству из вас негде и не на что жить. Надо найти работу, где можно будет переночевать, половину зарплаты отдать в «Иерихон» за «страховку». И я рад, что кому-то могу чем-нибудь помочь. Наконец он глядит на андроида, а не во тьму архива. И руку с чужих волос убирает только сейчас. — В нерабочее время можешь заходить ко мне, если захочешь о чем-нибудь поговорить. Или помолчать.