Незавершенная симфония

Агата задумчиво смотрела в экран ноутбука, откинувшись на спинку стула. Мягкий свет лампы падал на её лицо, подчеркивая острые скулы и напряжённые морщинки у глаз. Она попыталась сосредоточиться на тексте очередной доставки овощей, но строки плескались перед глазами, как волны — рваные и неразборчивые. Сегодняшний день казался странным, словно всё происходящее вокруг её вовсе не касалось. Коллеги мелькали за стеклянной перегородкой, телефоны звонили, клавиши стучали, но Агата чувствовала себя словно в аквариуме. Её мысли вновь возвращались к тому вечеру и к этим глазам — тёмным, карим, полным боли и чего-то ещё, чего она боялась даже назвать. Она раздражённо потерла переносицу, понимая, что снова упускает суть работы. В этот момент раздался короткий стук в дверь, и Агата, не оборачиваясь, сухо бросила: — Да. Дверь приоткрылась, и на пороге появилась Элис, официантка — молчаливая, точная, почти незаметная, если не считать постоянных попыток угодить. — Агата, к вам приходил курьер. Оставил посылку. — Женщина протянула коробку, обёрнутую в простой крафтовый картон. Харкнесс посмотрела на неё поверх своих очков, чуть их приспустив. Её взгляд был строгим, почти ледяным. — Спасибо, оставьте на столе. Элис кивнула, аккуратно положила коробку рядом с ноутбуком и поспешила выйти, словно ощущая, что её присутствие здесь больше неуместно. Агата посмотрела на коробку, покрутила её в руках. Никаких опознавательных знаков, кроме имени и адреса. Она напряглась: она ничего не заказывала. Но прежде чем женщина успела открыть её, раздался телефонный звонок. На экране высветилось имя матери: Эванора Харкнесс. Агата тяжело вздохнула и нажала на ответ. — Да, мама? — Агата, у нас проблемы! — прозвучал её резкий голос. Холодный, напористый, с нотками обвинения. — Место для свадьбы оказалось занято! Представляешь? Мне буквально в лицо сказали, что ошиблись с датой. — Это ужасно, — сухо ответила Агата, глядя на коробку, будто могла сосредоточиться только на ней, чтобы не взорваться от раздражения. — Ужасно? Это катастрофа! — Эванора закатила глаза, и Агата это почти почувствовала, даже не видя её. — Тебе придётся помочь мне найти что-то срочно. Я не собираюсь портить свой праздник из-за чужой некомпетентности. Агата молча сжала переносицу пальцами, борясь с подступающим раздражением. Её мать всегда была такой: требовательной, самовлюблённой и неспособной заметить что-либо, кроме собственной важности. — Я на работе, — наконец сказала она, стараясь сохранить голос ровным. — Я посмотрю, что можно сделать, но позже. Как хорошо, что в её ресторане не предусмотрены резервации для свадебных церемоний. — Позже? Агата, у тебя что, нет времени на меня? Я всегда говорила, что ты думаешь только о себе! Агата просто выдохнула. — Я перезвоню тебе, пока. И сбросила звонок, не дожидаясь очередной волны упрёков. Она откинулась на спинку кресла и, чтобы хоть как-то вернуть себе равновесие, вновь посмотрела на коробку. “Хорошо, посмотрим, что это такое”, — подумала она, потянувшись за ножом для писем. Агата осторожно разрезала упаковочную ленту, чувствуя, как напряжение внутри неё растёт. Её движения были чёткими, почти механическими, но в груди что-то не давало покоя. Она открыла коробку, отогнула верхние края и застыла. На дне лежало её обручальное кольцо. Тонкое, простое, с небольшим следом времени на золотой поверхности. И рядом с ним — маленький засушенный цветок, едва ли больше ногтя. Белые лепестки, слегка пожелтевшие по краям, сохранили форму, будто кто-то берег его все эти годы. Хотя, не нужно было гадать. Это была Рио. Её сердце заколотилось так, что дыхание перехватило. Мир сузился до этой коробки, до этих двух предметов, которые кричали о прошлом громче любого слова. Агата медленно сняла очки и отложила их в сторону, как будто они мешали ей ясно видеть. Затем, с трепетом, почти благоговением, взяла цветок двумя пальцами. Её руки дрожали. Она смотрела на него так, будто он мог рассыпаться прямо в её ладони. Этот цветок был из свадебного букета Рио. Из того дня, который, несмотря на всё, она считала самым настоящим и чистым в своей жизни. Ком в горле поднимался всё выше. Боль, злость, отчаяние — всё накатывало на неё волнами. Зачем? Зачем Рио послала ей это? Почему она снова разрушила её шаткое равновесие? Разве та не знала, что это только сильнее обожжёт её? Агата чувствовала, как в груди образуется пустота. Чувство утраты накрыло её с головой, и вместе с этим пришло сожаление. О том, что у них было. О том, что они потеряли. О том, что она сама отвергла. Её пальцы чуть сжались вокруг цветка, но она тут же разжала их, словно боялась повредить эту хрупкую память. Она закрыла глаза, прижав дрожащую руку ко лбу. Слёзы подступали, но она не позволила им пролиться. Не сейчас. Не из-за Рио. Агата сидела на полу, сжавшись в тугой комок, как будто пыталась спрятаться от самой себя. Её руки дрожали, почти дергались, пока она с трудом снимала с пальца обручальное кольцо. Это было последнее, что осталось от их семьи. Единственное, что связывало её с прошлым, которое сейчас казалось ей мучительным и невыносимо далёким. Слёзы текли ручьями, обжигая кожу, затуманивая зрение. Она уставилась на кольцо, словно видела его впервые, и перевернула его так, чтобы рассмотреть внутреннюю гравировку. Там было выведено короткое и болезненно простое: «Моя любовь». Её губы задрожали, и с коротким всхлипом Агата уронила голову, пряча лицо в коленях. Одной рукой она крепко прижала кольцо к груди, словно это могло удержать её разбитое сердце. Вторая рука хаотично зарылась в волосы, сжимая их в кулак, словно этот жест мог отвлечь от боли, которая рвала её изнутри. Её тело сотрясалось от рыданий. Всё перед глазами превращалось в кошмар: пустая детская и маленький гроб, который закрывался в последний раз. Ей было страшно идти домой. Страшно оставаться здесь, в этом мире, который продолжал существовать, будто ничего не произошло. Она чувствовала, что сходит с ума. — Почему… почему… — шептала она сквозь слёзы, голос рвался на крик, но в груди не хватало воздуха, чтобы закричать. Ей хотелось выть. Царапать себя до крови, до той самой боли, которая могла бы вытеснить эту пустоту. Но ничего не помогало. Без Николаса. Без Рио. Она была никем. Она была потерянной, забытым человеком, который жил лишь из-за страха, что смерть окажется ещё страшнее этой бесконечной боли. Она не могла отпустить утрату сына. Она не могла простить Рио. И, что ещё хуже, она не могла простить себя. Резкий звук дверного звонка разорвал тишину. Агата всё ещё сидела на полу, в той же позе, с кольцом, сжатым в кулаке, и затуманенным взглядом. Она слышала звонок, но не двигалась. Она просто тихо плакала, покачиваясь взад-вперёд, словно в этом механическом движении был спасительный ритм. Звонок раздался снова. И снова. Гость не сдавался, настаивал, словно чувствовал, что она всё ещё здесь. Спустя какое-то время звонок двери смешался с мелодией её телефона, но и на это Агата не отреагировала. Слёзы текли, голос внутри неё умолял всё остановить, но тело казалось застывшим, словно вся её воля растворилась вместе с рыданиями. А затем послышался звук поворачивающегося замка. Дверь открылась, и кто-то вошёл. Тяжёлые шаги раздались по коридору, и Агата, всё ещё сжавшаяся в себя, даже не подняла голову. Эванора зашла в комнату и остановилась, увидев Агату на полу. Её взгляд был строгим, почти оценивающим, но что-то в дочери заставило её замереть. Агата выглядела настолько потерянной и сломанной, что даже Эванора, с её холодной натурой, не смогла найти привычные слова упрёка. Она молча подошла к дочери, опустилась на корточки рядом и осторожно обняла её за плечи. Её руки двигались неуклюже, будто этот жест не был для неё привычным. Она положила подбородок на голову Агаты, задержала дыхание и замерла. В тишине слышались только тяжёлые, рваные вдохи Агаты. Эванора не знала, что сказать. Она никогда не умела утешать, но интуитивно понимала, что слова здесь лишние. Спустя несколько минут она тихо, почти шёпотом, сказала: — Пойдём. Это поможет. Брюнетка никак не отреагировала, но Эванора осторожно помогла ей подняться на ноги. Она была удивительно мягкой, несмотря на свою жёсткость. Агата шла, как в тумане, позволяя матери вести себя. Эванора обняла её, одной рукой поддерживая за плечи, другой — за локоть, и довела до ванной комнаты. Она открыла дверь, включила свет и жестом показала, чтобы Агата села в ванну. Та смотрела на неё отсутствующим взглядом, но подчинилась, опускаясь прямо в одежде. Эванора включила воду. Она не спросила, холодная она должна быть или тёплая, просто открыла кран и позволила воде медленно начать наполнять пространство. Агата сидела в ванне, не обращая внимания на мокрую ткань, которая липла к её коже. Она смотрела прямо перед собой, её взгляд был пустым, словно всё, что она могла чувствовать, осталось на полу в гостиной. В руках она всё так же сжимала обручальное кольцо, прижимая его к груди, как будто это был её единственный якорь в мире, который больше не имел смысла. Сколько они так просидели? Никто не знал. Ни Эванора, молчаливо находившаяся рядом с ванной, ни Агата, неподвижно сидевшая в воде, мокрая, холодная, с кольцом, которое всё ещё прижимала к груди. Время потеряло значение. Сейчас всё было неважным. Тихое журчание воды наполняло комнату, а вместе с ним — тягучая, болезненная пустота. В конце концов, Агата медленно разжала пальцы, опустила руку и взглянула на кольцо. Долго и пристально, как будто видела его в последний раз. Её взгляд был сухим, но внутри что-то медленно ломалось. Она подняла глаза на мать, голос дрожал, но слова прозвучали чётко: — Отдай это ей. Это больше не моё. Эванора, несмотря на своё холодное выражение лица, удивлённо подняла бровь. Но, глядя на дочь, не произнесла ни слова. Она лишь слегка кивнула, протянув руку, чтобы взять украшение. Агата задержала его в ладони на секунду дольше, чем нужно. Её пальцы не хотели отпускать, но она заставила себя это сделать. Кольцо легло в ладонь Эваноры. Тёплое, лёгкое. Пустое. — Ты уверена? — наконец тихо спросила Эванора, глядя на Агату. Та закрыла глаза и отвернулась, не отвечая. Агата поднесла кольцо к пальцу, её рука дрожала, но вовремя остановилась. Это было бы слишком. Слишком больно, слишком неправильно. Вместо того чтобы вернуть кольцо на его прежнее место, она медленно положила его обратно в коробочку, аккуратно закрыла крышку и отодвинула её на край стола. Она устало потянулась за чашкой холодного кофе, сделала несколько глотков, морщась от горьковатого вкуса, и другой рукой открыла ноутбук. Экран загорелся, осветив её лицо. Агата быстро набрала в строке поиска название ресторана. Агата смотрела на результат, как будто надеялась, что он исчезнет, но вместо этого, словно в тумане, кликнула на сайт. Она не могла себя контролировать. Совершенно не думая о последствиях, она пробежала глазами информацию о бронировании. Увидела свободные даты. Её сердце билось в груди слишком быстро, а в голове звенела тихая, но настойчивая мысль о том, что как ни крути, Рио всё равно будет там. Агата потянулась за телефоном и, набрав нужный номер, поднесла его к уху. — Привет, — голос её был сухим, будто лишённым эмоций. На том конце послышался удивлённый ответ: — Агата? — Слушай, мама сказала мне… — Она сделала паузу, её глаза невольно скользнули к коробочке. — И у меня есть идея. Пальцы снова потянулись к кольцу, оно словно само собой легло в её ладонь. — Если это поможет успокоить гневные обвинения матери, то я согласна на всё, — продолжала она. — Я рад, что ты решила помочь, — голос собеседника на том конце стал мягче. Кажется, он улыбнулся. Агата на мгновение зажмурилась. Генри — подумала она. Бедный Генри. Он был приятным человеком, вежливым, заботливым. Он заслуживал любви, которую будущая жена не могла дать. Ему было всё равно, где пройдёт свадьба. Ему была важна только Эванора. — Te veo, — сказала она. — Ты уверена? — его голос прозвучал с лёгкой тревогой. Агата открыла глаза, стиснув зубы. Её ладонь всё ещё сжимала кольцо. — Нет.