Новая жизнь майора Краузера

— Нравится? — строго поинтересовался Джек, словно за слово «нет» Леона будут ждать кары людские и небесные. На самом деле он действительно немного волновался. Леон, сидящий в ворохе одеял и подушек, принюхался, эротично обхватил соломинку губами, сделал глоток, выдержал драматическую паузу, заставившую майора Краузера скрипнуть зубами и наконец ответил: — Да. Очень вкусно. Спасибо, Джек. Уф. — Допивай и в люлю. Джек ушел в кухню мыть посуду.        Эта неделя была насыщенной и полной приятных хлопот. Добившись своего, Джек развернул бурную деятельность. Во-первых, он слишком долго ждал, когда в его доме появится это чудо. Во-вторых — отвлекал Леона от ненужных, по мнению, Джека мыслей типа — а правильно ли он сделал, что переехал к Джеку?        Джек одел Леона с ног до головы. — Джек… — Леон, заваленный тряпьем в примерке, нахохлился. — Я чувствую себя содержанкой. Эти слабые протесты Джек гасил легко. — Сделай мне приятное, Леон. Или: — Не спорь с командиром, Леон. Отлично работает, но Джек понимал, что пройдет немного времени — и Леон повзрослеет. Эти манипуляции перестанут оказывать нужный эффект, так что надо ковать железо, пока горячо. Джек поручил Леону выбрать кое-что из мебели, ведь интерьеры в квартире Джека рассчитаны на одного. Джек записал Леона в свой спортзал и составил программу тренировок. Джек договорился с Барри и, несмотря на горестное кряхтение, сократил ребенку рабочий день, чтобы у них было больше времени на стрельбу, спарринги и друг друга. А сегодня, тихим вечером воскресенья, Джек был вынужден одеться, мотануться в магазин за вином и пряностями, ведь его котенок пожелал глинтвейн. — Ты говорил, что умеешь, — робко напомнил Леон, а потом взмахнул ресницами и надул губы. Мать твою. Джек просидел в машине лишние пятнадцать минут, изучая сто и один рецепт глинтвейна, ведь он, конечно, умел многое — но не варить чертов глинтвейн. А между тем у него на сегодня запланировано небольшое дельце.        Джек сполоснул руки, изгнал остатки пены из мойки, тщательно протер столешницу и вернулся в комнату. Вымотанный за эту неделю Леон полулежал на подушках, посасывал свой глинтвейн и лениво следил за мельтешением на экране. Джек подошел к шкафу и начал одеваться. Снова. Нужно было что-то темное, неброское и удобное. Бросил быстрый взгляд на Леона. Утомленная ленца моментально исчезла из голубых глаз. Леон напрягся и настороженно отслеживал каждое движение. Вопросов не задает. Терпит. Сдерживается. Джек оделся и присел на край кровати. — Я ненадолго, котенок. Получил болезненный пытливый взгляд прямо в душу. — Взрослые дела, — поддел немного, чтобы отвлечь. Вряд ли Леон ревнует его. Тут другое. Отголоски детской травмы. Страх потери. Леон уже достаточно знал о делах Барри и компании. Нелегальный оборот оружия. И знает, что майор нет-нет и участвует в этом бизнесе. Так, чтобы кости не ржавели. Леон слабенько фыркнул насчет «взрослых дел», но не стал спорить. — Это неопасно, — Джек не врал. Дело этой ночью было действительно плевым. Настороженное молчание. — Иди сюда, — бледное лицо с тревожными светлыми глазами совсем близко. — Мой котенок… Он медленно и осторожно поцеловал Леона в губы, пахнущие корицей и имбирем, погладил по голове и поплыл от аккуратной, пугливой нежности, когда его ладонь на нежной щеке накрыли тонкие пальцы. — Я вернусь засветло. Выпей еще и ложись спать. Вино в кастрюльке на плите. Короткий кивок, но в расширенных зрачках плясали тревожные искры. Джек и сам не хотел уезжать. Он хотел нырнуть под одеяло и насладиться теплом гибкого тела, но он должен был закончить начатое.        Он выскользнул из дома, поднял воротник и вновь потерялся на вечерних улицах мегаполиса. Попетлял, прокатился на гремящем трамвайчике, пересел на автобус, вновь пешком — и наконец добрел до нелегального отстойника в промышленном районе города. Одноразовая тачка была уже на месте. Да, с Ханком и с его работодателем можно иметь дело. Полчаса — и Джек на месте, у воняющего помойкой и мелочной жестокостью к беззащитным, дома. Поздний час, а окно все также светится неоном телевизора. Джек усмехнулся. Знакомые привычки. Нажрался да заснул у телевизора, да?        — Т… т… ты… — лоснящееся лицо напротив исказил страх и очень яркое желание — желание жить. — Я же сделал все, как ты сказал… я… Джек отвесил еще один точный удар в солнечное сплетение. Изуродованное лицо смялось, закашляло и выплюнуло вонючую желчь. — Не переживай. Ты видишь меня последний раз в жизни. Джек умел быть честным. Не его вина, что люди иной раз неверно понимали его слова. Люди склонны жить иллюзиями и цепляться за пустые надежды. Особенно в такие моменты. Лицо недочеловека и исказилось той самой, пустой надеждой. — Кстати, на что ты бухаешь сейчас? — Джек поддел ботинком заляпанную жирными отпечатками бутылку. Выслушал, что у говна «есть сбережения». Конечно. Украденные у Леона. Впрочем, уже все равно. — Пиши, — Джек усадил трясущееся в ужасе тело на кресло и предупреждающе положил руки на плечи — гадость, как в в тесто сунулся. — Чт… т…о? — недочеловек дергался, икал, гонял сопли и всем видом показывал, что готов сотрудничать, тиская в пятнистых руках с черными ногтями липкий от грязи телефон. Джек поинтересовался, есть ли у объекта родные. Конечно! Мама! Старенькая! Живет совсем одна! Отлично. Другой конец страны. Объект завертелся, закрутил головой, дескать — мама очень расстроится, мама будет переживать, мама… У Леона тоже была мама, говно. — Пиши Леону, что здесь тебе, бедному, тяжело, что ты уехал к мамочке под бочок. Трясущиеся руки суетливо заметались. — Мне нужно извиниться перед ним? — чмо решило проявить инициативу и заработало подзатыльник. — Леон — умный мальчик. Он сразу почувствует неладное, если такая мразь, как ты, извинится. Пиши так, как думаешь. — Отсылать? — Джек заглянул через плечо. Отлично. Даже в такой момент, под давлением, гнилое нутро выдавило из себя неимоверное честное и искреннее, без толики раскаяния. Текст пестрел «мне так тяжело», «все болит», «неблагодарная тварь», «вынужден уехать» и феерическое «ты поймешь позже, да будет поздно». — Сделай отсроченное сообщение. Завтра, часиков в три дня. Не хочу будить Леона. Он до сих пор плохо спит из-за тебя, сука, — Леон действительно плохо спал. Дрожал во сне, скрипел зубами и нет-нет подрывался утром, задыхаясь и оглядываясь. Это пройдет. — Твоя вонь отравляет его жизнь. Даже сейчас. Джек сделает все, чтобы котенок был счастлив и спокоен. — Теперь пиши, — Джек достал из-за пазухи классическую табличку «Продается» и сунул в жирные пальцы маркер. — «Уехал» и номер телефона. Трясущаяся рука замерла. — А т-т-ы… поможешь? Дашь дд-денег? У м-м-м…еня… м-м-мало… мам.м.ма… Фантастическая мразь. Джек встречал много людей. Бездушных убийц и карателей, но даже у них была такая штука, как достоинство. А это просто… он задумался, подбирая слово. Человеческая слякоть. — Конечно. Я помогу тебе уехать, — и это тоже не было враньем. Джек дождался, пока живой мертвец поставит последнюю закорючку, и приступил к делу. — Ой, не обоссысь только, — пробормотал он, сдавливая жирную шею. Хорошо, что он в перчатках. Иначе пришлось бы проводить дезинфекцию. Он терпеливо ждал, пока ноги в сальных портках перестанут отбивать чечетку. Нужно действовать аккуратно. Быстрее просто сломать шею, но Джек любил работать филигранно и не оставлять ненужных следов насильственной смерти. Его умелые пальцы делали то, что надо — и трахею не раздавил, и позвонки не сломал, и доступ кислорода перекрыл. Он прислушивался к тому, как медленно, цепляясь за каждую клетку, уходит жизнь из слякоти, и скучающе разглядывал облезлые стены и да посматривал на экран, с песнями и плясками тупого развлекательного канала. Все. Он прошелся по комнате, нашел покрытую жиром и пылью, как все здесь, кепку, и выкаченные рыбьи глаза, перекошенный рот и багровый след его предыдущего визита скрыл козырек. — Ну, пошли, дорогуша, — взвалил на себя труп, подхватив за талию, и потащил к выходу. Со стороны могло показаться, что заботливый друг тащит перепившего кореша на себе. Просто кореш настолько устал, что может лишь висеть на плече, и даже не способен переступать ногами. Он свалил труп на сиденье, пристегнул ремнем и бросил сквозь зубы: — Вот видишь. Обещал, что помогу тебе уехать, и помогаю. Он вернулся к дому, захлопнул дверь, приладил табличку «Продается» к дверной ручке и взглянул на часы. Отлично. Он успеет вернуться затемно.        Джек прекрасно провел время по дороге к окраинам города, рассматривая темные окна домов под Space oddity в исполнении Девида Боуи. — Ground Control to Major Tom… Ground Control to Major Tom… — напевал Джек. Все-таки он скучает по войне. Или не он? Черное нечто, вросшее в каждое нервное окончание, в каждую кость и сухожилие. — Planet Earth is blue, — Джек приглушил мотор, — And there's nothing I can do… Он на месте. Свалка ломанных авто, горы покрышек и металлолома. За рекой сонно мигал огнями спящий мегаполис. — Прости, мудила, я не очень хорош в пении. Его спутник тактично промолчал.        Джек пересадил тело на место водителя, сунулся в бардачок и достал бутылку дешевого виски. Открыл, облил лицо трупа и сунул стекло с остатками на колени. — Видишь, какой я добрый. Все, как ты любишь. Джек редко разговаривал с трупами, но сегодня у него отличное настроение. В багажнике нашлась канистрочка с бензином. Все как заказано. Майор пообещал себе выслать Ханку презент, уже лично от себя. Через минуту он стоял с подветренной стороны, дабы не пропахнуть вонью горелого, и смотрел на огонь. Красиво. Волноваться нечего. Здесь постоянно что-то горит и взрывается. Можно было обойтись и без этих плясок, но черное нечто не любило оставаться голодным. Майор полюбовался бы еще рыжими языками пламени на фоне иссиня темного ночного неба, но он хотел быстрее вернуться и обнять своего Леона. Небольшая прогулка — и еще одна одноразовая тачка. Джек придирчиво принюхался — не провонял ли он тем помоечным домом и гарью? Даже снял куртку и помахал ею на свежем ночном воздухе. Вновь принюхался. Нормально.        Три ночи. Он постоял минуту у дома, разглядывая окна. В кухне темно, а вот окно спальни подсвечено призрачным теплым светом. Джек недавно прикупил светильник на тумбу и вкрутил в него маломощную лампочку. Он понял, что хочет заниматься сексом с Леоном только при свете. Яркое освещение стесняло его мальчика, поэтому майор решил эту маленькую проблему так и не пожалел. Леон был изумительно красив в теплом свете. Его кожа сияла закатным солнцем, а разметавшиеся волосы переливались старинным золотом. Джек хмыкнул. Ты стал романтиком, майор.        Джек осторожно открыл дверь, бесшумно разулся, медленно стянул куртку, сделал три шага и понял, что его ухищрения напрасны. В темной кухне он различил силуэт на стуле. Вздохнул. Включил свет. Леон сидел, замотавшись в одеяло. Джек видел лишь огромные блестящие глаза, пушистую макушку и голую ногу ниже колена. Он поправил одеяло, прикрыл ногу и сунул руку под одеяло, стараясь согреть холодную ступню. — Котенок, — с упреком сказал он. Отсутствующий взгляд. Легкий бисер испарины на гладком лбу. Впрочем, Леон всегда умел держать себя в руках. — Прости, Джек, — майор покопался, отогнул край одеяла и подоткнул под подбородок. Он хотел видеть нежные губы, пусть сейчас они были искусаны, и не Джеком в порыве темной страсти, а самим Леоном. — Тебе не за что извиняться, Леон. Сидишь так с тех пор, как я ушел? Короткий кивок. — Я понимаю, это ненормально, но… — Леон тряхнул головой. — Просто не могу… Конечно. Детские страхи. В день смерти отца тоже было все хорошо, да? И пришла смерть. В день смерти мамы тоже? Ты порадовался, что она встала с кровати, хлопотала на кухне, решил, что ей лучше, а потом — смерть. А этим вечером сердце Леона трепетало дурным предчувствием потери. — Леон. Я обещаю. Если будет что-то важное, я обязательно скажу тебе, — Джек был искренен. Сегодняшнее дело осталось в памяти необходимой рутиной, и не более. Он лишь корил себя за трату времени на созерцание огня, пока Леон ждал его. — Если будет что-то опасное — тоже. Мы пойдем вместе, если ты захочешь. Леон удивительно талантливый мальчик. Очень скоро его стрельба будет идеальной, как и навыки рукопашного боя. — Я уже старый. Мне нужен напарник, — Леон фыркнул на «старого» и посветлел личиком. Исчезла больная морщинка между бровей и острота скул. — А теперь в кроватку, красавица. Джек, не слушая возмущенного шипения, сгреб Леона в одеяло и отнес в кровать. — Лежать и ждать, — грозно рявкнул он. Душ. Он хотел избавиться от запаха смерти. Рядом с Леоном хотелось быть чистым.        Он улегся на бок и прижался лбом ко лбу. — Расслабляющий секс? — эту неделю с Джеком положительно творятся странные вещи. Например, в его голове слово секс все чаще заменялось новым словечком. Любовь. Джек, конечно, не говорил это слово вслух. Леон потерся о него и страдальчески застонал. Очень миленько. — Давай просто полежим, Джек. Они действительно занимались любовью чуть ли не два раза в сутки. — Тогда утром, — неумолимо заявил Джек, укладывая светловолосую голову себе на плечо. Зарылся пальцами в мягкие локоны. Почесал котенка за ушком. — Я думал, что после определенного возраста либидо слабеет, сэр, — прошептал Леон. Джек не обижался на него. Он спокойно воспринимал свои годы, как и Леон, когда майор начинал сюскать с ним, как с ребенком. Их обоих все устраивало. — А я как этот… царь Соломон! — Леон тихо засмеялся, обдав кожу теплым дыханием. — Умный был мужик. Обложил свое дряхлое тело юными девами… — Джек протянул руку и приглушил свет до минимума. — И я не дурак, котенок. А еще тебе неимоверно везет, майор.        На исходе следующего дня Джек сидел с Леоном на узкой скамейке у стрельбища. Они настрелялись, набегались и просто отдыхали перед поездкой домой. Слово «дом», кстати, никогда не звучало так честно для Джека. Леон полез в карман и достал телефон. Сунул нос в пропущенные за рабочее время сообщения и через минуту майор услышал трудночитаемое «О…» — Что-то интересное? — Леон молча протянул ему телефон и Джек увидел послание от мертвеца. А еще увидел заледеневшее лицо и отстраненный взгляд. — Хочешь съездить проверить? Или напишешь своей агентуре? Жадной натуре майора не нравились эти Луисы и прочее отребье. Впрочем, Леон никогда не писал им первым. Леон помолчал, провалившись куда-то очень глубоко, в сознание изуродованного людской мерзостью ребенка, а потом случилось чудо, что согрело душу Джека. Сосредоточенное личико разгладилось и в уголках нежных губ снова появились очаровательные ямочки. — Нет. Пошел он на хуй, — Леон поковырял носком ботинка истоптанную землю. — Я думал, что такие размножаются партеногенезом или почкованием, — Джек решил разрядить обстановочку еще больше. Леон слабо улыбнулся. — Его мать вроде бы живет в какой-то глуши… — То есть там нет одиноких женщин с маленькими детьми? — Джек обнял своего ребеночка за плечо и прижал к себе. — Если только самки скунсов или енотов. Надеюсь, они дадут достойный отпор. Этой ночью Леон удивительно хорошо спал, а утром, за завтраком, смущенно признался, ковыряясь в нелюбимой, но невероятно полезной каше, которую настойчиво пихал в него Джек. — Знаешь, я боялся, что встречу его на улице, когда мы вдвоем. Что он подойдет, постарается испортить мне жизнь как-то, — милое лицо стало точеным, остроскулым и серьезным. — У него, конечно, не хера бы не вышло, но… — Леон пожал плечами, дескать вот такой я нелогичный. — Ты рад, что эта сука свалила подальше? — поинтересовался Джек, наливая своему котенку кофе, и довольно улыбнулся, услышав тихое «ага».        Первый год с Леоном тоже был полон событий и приятных хлопот. Сегодня вечером Джек сидел на своем котенке и растирал травмированное на тренировке плечо, периодически оглядываясь и отвешивая сочные шлепки по белым ягодицам, украшенным темными отпечатками пальцев — свидетельством их страстных ночей. — Я же говорил, Леон, — шлепок. Леон страдальчески мычал в подушку и беспомощно крутил задницей, безуспешно пытаясь увернуться от расплаты. — Спешка нужна лишь… — Джек вернулся к плечу. — Когда? Леон взрослеет. Становится сильнее. Точеные мышцы. Широкий разворот плеч. Майор чувствовал нечто близкое к сентиментальной радости родителя, вдруг заметившего, что его любимое дитя становится старше. — Когда вы меня хотите трахнуть, сэр, — послушно прошептал Леон. Они оба любили поиграть. В спортзале и на стрельбище Джек Краузер был командиром. Дома — заботливым отцом. В постели — властным любовником. Леон давал Джеку абсолютно все, о чем майор лишь мог мечтать, хотя от чего-то считал, что это майор Краузер спас его. Неблагодарная тварь? Смешно. Леон умел быть благодарным за каждую мелочь. А еще — ценил каждую минуту с человеком, кого так трудно впустил в свое сердце — Правильно, котенок, — Джек погладил покрасневшее от массажа место. — Просто слушай, что я говорю. Не торопись. На самом деле с Леоном не было проблем. Просто на тренировке он спешил показать себя и услышать вожделенное «молодец», вот и ошибся. Джек чмокнул котенка в нежную шею и соскочил с кровати. Леон моментально свернулся в клубок и мило сморщил нос. — Ты не мог бы принести мне чего-нибудь вкусного? Леон редко капризничал, но сейчас хотел компенсации за отшлепанную попку. Джек показательно хмурился, тщательно скрывая, что обожает эти моменты. Впрочем, у него было ощущение, что Леон догадывается о его маленькой слабости. После десяти минут «Что конкретно?» — грозным голосом, и «Ну-у-у… не знаю…» — мягким и игривым, Джек пошел в кухню за «вкусненьким». Пока он рылся в холодильнике, экран забытого на столе телефона засветился. Звонок. Джек вздохнул, но взял трубку. И застыл, сжав зубы.        Предложение, за которое год назад он отдал бы все. Все — потому что у него ничего не было, кроме пустоты и тишины. Серьезный человек. Работодатель Ханка и других псов войны, которым был — и остался навсегда майор Джек Краузер. Самостоятельная работа. Содействие во всем. «Мне все равно, как вы будете выполнять задачу, майор». Люди. Оружие. Техника. Никакого сборища тупых полковников и генералов за спиной. Черное нечто моментально поднялось из глубин его души. Удивительно, ядовитая тварь молчала весь этот год, словно Леон, лишь одним взглядом, теплыми пальцами и робкой нежностью утихомирил кровожадную тварь. Ты мечтал об этом, Джек. Тебе нужна война, боль и кровь. Соглашайся. — Дайте мне десять минут, доктор, — Джек, конечно, избегал имен, тем более таких.        Он отложил телефон и посмотрел в проем двери, в спальню, где уютно устроился Леон и лениво щелкал пультом в ожидании «вкусненького». Он пойдет за тобой, ты же знаешь, — черные щупальца твари приласкали его позвоночник. Он сделает все, что ты скажешь. Эта работа ничем не хуже любой другой. Да, верно. Но… Джек вспомнил посиделки в конторе у Барри месячной давности. — Я старею, Джек, — они пили и курили сигары, — думаю взять дочь да махнуть на побережье. Выдать замуж…        Вообще-то у Барри была идея «поженить детишек» — Леона и свою дочку. Поначалу они с котенком не светили своим личным на публике, но услышав намек про «хороший мальчик — идеальный вариант для моей Мойры» не выдержал: — Ты явно отупел на гражданке, товарищ, — спустя минуту Барри сумел закрыть рот и убежал от разъяренного Джека, проявив удивительную для его возраста прыткость.        — Вот только дело некому оставить, — ой, что ходить вокруг да около? Джек уже понял, что Бертон хочет продать бизнес — и именно ему. — Оба дела? — негромко поинтересовался Джек, подтянув к себе Леона. Да. Легальное и нелегальное. — А ты что скажешь, Леон? — Джек никогда бы не признался, но мнение Кеннеди было очень важным для него.        Повезло. Как же ему повезло с Леоном. У мальчика оказалась удивительно здравая, крепкая основа — хотя сам Леон нет-нет и называл себя психом, получая очередной шлепок по круглой заднице. Он не впал в больную трезвость, насмотревшись на скотину-отчима. Мог позволить себе выпить, как сейчас, даже немного перебрать — как в свой день рождения. Но и не борщил, повторяя, как многие, вольно или невольно, судьбу неприкаянного алкаша. Он не стал и пугливым, кругом законопослушным гражданином, травмированный смертью отца. Всю нелегальную движуху он воспринимал спокойно, как ребенок, с смещенными с детства «хорошо» и «плохо». Папа меня любит и мне неважно, чем он занимается. А смерть? Взрослый Леон знает, что помереть можно, споткнувшись у себя дома о провод и разбив голову об пол.        Леон не изменился в лице и мягко ответил: — Как ты решишь, Джек. Майор едва не лопнул от самодовольства перед Барри. Вот какой у меня мальчик!        Черное нечто не унималось, вонзаясь тончайшими иглами в сознание. Тебе это надо? Стареть скучно, Джек. Все это — сплошная скука. Джек кинул взгляд в окно, вспомнив, как они проводят время с Леоном. Они гуляют. Бегают. Занимаются спортом. Почти каждую неделю Джек, обвиняя Бертона в «эксплуатации детского труда» забирал Леона на лишние сутки к выходным, и устраивал им активный отдых, стараясь дать Леону все, что он не получил в детстве. Походы. Рыбалка. Ночевка в палатках в соседнем заповеднике. Даже охота, вот только они не обижали зверье, просто наблюдали в оптический прицел, подглядывая за кроликами и косулями. Они уже были в Канаде и в Мексике. А на тумбочке у кровати лежали загодя распечатанные билеты и бронь в отеле. Отпуск через две недели. Леон долго думал, а потом признался, что хотел бы взобраться на «самую высокую гору», а потом блестел глазками, наблюдая за пыхтением Джека: он забронировал отель в предгорьях Альп, заказал им снаряжение с доставкой на место, и долго сидел, ломая голову над маршрутом. В душе Леона тоже есть тяга к опасности и приключениям, поэтому Джек лишь вздохнул, услышав про «сплав по Амазонке», «прыжки с парашютом» и «Джек, а ты был в Африке?» Джек не скучал и понимал, что еще пара лет — и с Леоном будет еще веселее, да так, что даже суровый майор Краузер вспотеет. Джек не скучает, нет. А еще Джек вспомнил вчерашнюю вечернюю прогулку в парке, спокойную и размеренную, полную молчания двух близких людей. Они прошли мимо классического ароматного бомжа — да, именно такого червивого алкаша, что когда-то живоописал Джек. Леон вдруг остановился, похлопал по карманам и выудил десятку. — Подожди, пожалуйста, — вернулся и кинул деньги в жестяную банку рядом с картонкой, исписанной всеми этими «болею-умираю-помогите-христа-ради». Вернулся, вновь вцепился в его пальцы и они пошли дальше. Джек молчал, искоса поглядывая на хорошенькое лицо. Пушистые ресницы дрогнули. — Ничего не говори, Джек, — ровным голосом проговорил Леон. — Да я и не говорю, — ответил Джек, размышляя над этим удивительным мальчиком, что так так по-детски вцепился в его ладонь. — И не думай, — а вот это звучит очень серьезно. По-взрослому. — Я и не думаю, котенок, — да, наверное, Джек никогда не поймет до конца Леона Кеннеди. А может, это и не нужно.        Он отвернулся от окна и окинул взглядом свой дом. Квартира, с появлением Леона, будто стала меньше. И гораздо уютнее. Еще один шкаф, для одежды Леона. Еще одна полка для обуви Леона. Полочка в ванной, уставленная их принадлежностями — пеной для бритья, бритвами, лосьонами, что они постоянно путают, а Джек раз в неделю наводит там ненужный порядок, выстраивая флакончики и тюбики по ранжиру. Два комплекта полотенец. Две мочалки. И это тоже все сто раз перепутано, но присутствует неумолимым доказательством простого факта. Они вдвоем. Они вместе. Две тумбочки по сторонам кровати. На тумбочке Леона, майор и не заметил, когда он появился, — стоял тот пластмассовый котенок-игрушка с голубыми глазами, из забегаловки, куда потащил настороженного мальчишку майор Краузер. А над тумбочкой Леон повесил плакат с лицом сомнительной ориентации — Дэвид Боуи, ага. — Это просто так, — заявил ему Леон и опустил глаза. Его мальчик по-прежнему неразговорчив. Они не лезли друг другу в душу, ведь каждый понимал другого без лишних слов. Конечно, первые месяцы Леон порывался сбежать от него. — Пойду поковыряюсь в мотоцикле, Джек. — Пойду схожу в магазин, Джек. Джек видел знакомую изморозь во взгляде и застывшее личико, вставал в дверях, складывал руки на груди и рычал: — С твоим мотоциклом все в порядке. В магазине мы уже были. Сидеть, Кеннеди. Леон метался по квартире и наконец заявлял от безысходности: — Пойду посру! Хоть это мне можно? Забивался в ванную комнату и закрывался на замок, который, впрочем, Джек вышиб с первого раза. Он находил Леона, забившегося в угол между раковиной и ванной, присаживался на корточки и грел ледяные руки в своих ладонях. Они молчали. А потом пальцы теплели в его руках, бледное лицо разглаживалось и Леон выдавливал из себя короткие, прикрытые иронией, маскирующей хроническую душевную боль, фразы. — Привыкну к тебе. Потом будет плохо. — А ты еще не привык? — неимоверно удивлялся Джек. Леон упрямо смотрел в сторону, на кафель или разглядывал шторку для душа. — То есть сладкая попка привыкла к моему члену, — не отступал Джек, — и этот нежный ротик тоже. А ты, значит, не привык ко мне? Он добивался розовых щек, забирал ребеночка с собой, укладывал под бок и долго ласкал, изгоняя призраки прошлого. Впрочем, эти побеги становились все реже. Раны в сердце действительно затягивались и превращались в шрамы, которые и делали Леона таким чудесным мальчиком.        Время, Джек. Он взял телефон, опутанный липкими щупальцами черного нечто, и написал короткий и вежливый ответ. «Сожалею, я не могу принять ваше предложение». Подумал и пошел на компромисс с чернотой. «Сожалею, я пока не могу принять ваше предложение. В случае изменений я могу связаться с вами по этому номеру?» Он дождался короткого «да» и с облегчением отложил телефон.        Мороженое. Черника. Виноград. — А-а-м, — тоже маленький фетиш. Джек обожал эти забавные и очень личные моменты, когда нежные губы приоткрываются, касаются его огрубелой кожи, выхватывая сочную ягоду. — Кто звонил? — лениво интересуется Леон. Джек задумался. Он обещал Леону не скрывать важное. — Соцопрос, — ответил он, оставляя тарелку в сторону. Леон мягко прищурил глаза — дескать, ну-ну, сэр. — Да, — Джек навалился на теплое тело и поцеловал в перемазанные соком ягод губы. — Спрашивали, не знаю ли я, у кого самая сладкая попка в этом штате. Леон кинул на него кокетливый взгляд. Он только-только научился принимать комплименты, не смущаясь до красных щек. — Я сказал, что не знаю. Поцеловал вновь. — Зато я знаю, у кого самая сладкая попка во всем мире…        Спустя целый час ленивого, неторопливого секса, полного развратных словечек и грубоватых ласк, Джек гладил мускулистое плечо и думал. Леон уже привычно устроился у него на груди и посматривал сонными глазами какой-то фильм про зомби. Ты ему соврал, Джек? — спросил себя майор. Нет. Это предложение действительно не важно. Самое важное в твоей жизни у тебя уже есть, Джек.