whatever it takes.

Эрен уже дня три — сам не помнил точно — ничего не ел, лишь воду пил, и то нечасто, а кофе его организму впору было за роскошь считать. Справедливо рассудив, что, не откажись он от предложенной Карлой овсянки, ему станет очень и очень плохо, и осушив залпом литровую бутылку эвиана, Йегер обнял мать, промямлив что-то, отдалённо похожее на извинение, — на большее его бы просто-напросто не хватило — умотал к себе в комнату. Выключив небольшую лампу на столе и с головой укрывшись одеялом с намерением проваляться так остаток дня, бесцельно втыкая в мобильный, он на зажёгшемся экране увидел новое входящее сообщение от всё ещё не заблокировавшего его «fackerman'а». Первоначальная злость при виде просьбы рассказать о своих проблемах с самоповреждением невероятно быстро сменилась непониманием, почему это всё интересует незнакомца, и желанием наконец выговориться. Да, рандому в интернете. И что с того? Эрен жаловаться близким ненавидел, чтобы ещё больше не омрачать им жизнь своим существованием, не разочаровывать Микасу и мать, которых он искренне любил. Поэтому держал всё в себе, и отсутствие возможности отвести душу выливалось в новые срывы, которые, ко всему прочему, с каждым разом становились всё сильнее и имели всё больше последствий. Но так, как несколько часов назад, ещё не было: никогда Йегер от кровопотери в обмороки не падал до сегодняшнего дня. Решил поэтому, что терять ему уже особо нечего, ведь какая нахер разница, что о нём какой-то незнакомец из телеграмма подумает.

***

Часа два прошло, и лишь тогда сообщение было отправлено. Вышло оно не похожим на обычные йегеровские: вполне себе связным получился рассказ, и где-то в нём даже запятые проскакивали. Хотя, кроме стиля написания, ничего позитивного текст в себе не нёс, будучи где-то действительно сопливой, где-то — мерзкой, а где-то — вызывающей жалость историей о том, как Йегер до такой жизни умудрился докатиться, или же краткая эреновская биография, начиная с тринадцати лет. Кажется, на середине своего откровения пацан вообще забыл, что получатель — живой человек, а не приложение заметок, как это нередко бывало раньше, и печатал всё, что вообще в башку патлатую взбредёт, никак не фильтруя написанное. Умолчал Эрен лишь о соулмейте, а точнее, его отсутствии: то ли к слову не приходилось и желания не было говорить об этом, то ли он сам себя пытался убедить, что нормальный, такой же нормальный, как его одноклассники, к примеру, а отсутствие соула никак, чёрт возьми, не связано с его откровенно ебаным состоянием. Задумчиво пялясь на написанное и отправленное, но пока ещё не прочитанное собедеседником, Йегер решил добавить очевидный, как минимум по его мнению, комментарий: xyxgrrnnx, 7:26:58 PM: ну и? понравилось вам блядь? Мобильник был с силой кинут куда подальше — спасибо, что не со всей дури в стену — и упал, кажется, на пол. Йегера не волновала сейчас целостность экрана, его вообще мало что волновало: мерзко стало, когда вспомнил то, что забыть пытаешься годами, когда понял, что ты последний придурок, только и способный на изощрённое кровопускание самому себе. Пацан выдохся, будто марафон бегал, а не текст печатал и, оказавшись в полностью тёмной комнате, ибо старая, жизнью и Эреном побитая мобила, вероятно, выключилась от удара, заснул почти что с чувством выполненного долга. Он хоть и бесился, злился на странного юзера и на себя, но не мог отрицать, что стало легче. Совсем немного, но всё-таки легче.

***

Ривай, уже сидя в общаге и лениво прогая, пытаясь закрыть горящие дедлайны хотя бы частично, не без удовольствия свернул окно спайдера, увидев всплывшее уведомления. Но настроение, резко приподнявшись, так же резко опустилось на самое днище, почти что его пробивая: это оказался сопляк, выкативший огромный текст, каких Аккерман отродясь, даже в виде школьных сочинений, не писал, в котором — глаз у Ривая, видимо, намётан был, хоть и неясно, почему — сразу бросались моменты с упоминанием крови и лезвий. Реакция после первого прочтения была неоднозначна. Вернее говоря, её не было: Аккерман понятия не имел, как ему отнестись ко всему полученному. Он, вообще-то, по натуре далеко не впечатлительный и отнюдь не изнеженный, но тут даже у него глаза на лоб полезли. Перечитав текст ещё раз, Ривай переменил свое отношение к недописанному коду, ведь программировать на питоне легче оказалось, чем дать ответ пацану. Конечно, можно было хер положить, заблокировать сопляка да забыть, вернувшись к злосчастным дедлайнам, но что-то, засевшее внутри Аккермана так глубоко, что он о его существовании понятия не имел все двадцать три года жизни, упорно не давало поступить как мразь последняя и ответить на откровенность чёрным списком. Ривай изначально, с рождения эмпатом не был, и с каждым годом всё больше и больше черствел. Нехорошо, конечно, но как иначе? Потому и представления он не имел, какой дать ответ собеседнику. Рассказать что-то личное тоже? Дать какой-то совет? Вариантов было не так много, и все они казались до ужаса не подходящими, и тогда Аккерман впервые за всю жизнь пожалел, что такой он эмоционально отключённый. fackerman, 8:03:47 PM: Мне жаль, пацан. Но сказать я, если честно, мало что могу: врать про «всё будет хорошо» не прокатит, так? Посидев над отправленным сообщением с минуту, Ривай подумал, что хотя бы с одной стороны должны присутствовать минимальные нормы приличия. Или справедливость с логикой. Пацана это всё явно не волновало, и Аккерман, на правах старшего, взял ситуацию в свои руки, пытаясь вырулить на более мирное настроение в диалоге. fackerman, 8:05:22 PM: Как звать-то тебя хоть?