Чрез мир из серебра

      Глава 1       Яков Петрович Гуро       Я замер у окна и равнодушно смотрел на вечерний сад. Пальто давило на плечи, но не спасало от колючего холода. Растопленный камин был потушен практически сразу — жар от дров оказался бессилен против потустороннего мороза и больших сугробов. Тонкий запах лаванды давно развеялся, сдавшись чарам. Комната напоминала мёртвое, зимнее царство.       Давящую тишину нарушили часы, глухо пробившие пять раз. В груди тревожно заныло сердце, но разум был отрешён от его переживаний. Смятение мне было ни к чему. Оно не поможет ускорить поиски, не поможет вернуть Николая…       Я стиснул зубы и сжал пальцами набалдашник трости. Как чувствовал, что нельзя Коле ехать со мной! Но поддался! Поддался его уговорам и просьбе Бенкендорфа. У меня было право отказать, и Александр Христофорович понял бы меня. Позволил не допустить Николая до расследования… Я резко выдохнул, и облачко пара сорвалось с побелевших губ. Прошлое не изменить. Нет смысла переживать о нём, лучше подумать, как всё исправить. Вот только была одна мерзкая заминка — недостаток информации.       Прошло трое суток с первого исчезновения и не меньше девяти часов с последнего. Дети мистическим образом пропадали из своих спален. Двери и окна заперты изнутри, слуги дежурят в коридорах, няньки бдят у постели, но наутро кровать пуста, а комната превратилась в пристанище зимы. Двери и окна всё так же заперты. Свидетелей нет — нянечки неизменно засыпали, а наутро просыпались в пустой комнате. Слуги хором твердили, что ничего подозрительного не слышали.       Третье отделение, Тайное общество графа Бенкендорфа, Братство Пушкина — в расследовании участвовали все. Колдуны осматривали город, обычные люди были направлены в архивы, и только единицы остались в домах жертв…       Тихий скрип двери прервал гнетущие мысли. За спиной раздались знакомые, тяжёлые шаги. Я не обернулся.       — Нашли, Александр Христофорович? — голос прозвучал спокойно, не выдав бури, что съедала мою душу.       — Нет, — раздражённо ответил Бинх и встал рядом со мной. — Пойдёмте, Яков Петрович, нечего здесь студиться. Николаю Васильевичу это не поможет, да и вам на пользу не пойдёт.       — Не могу, — голос внезапно сорвался, заставив тяжело сглотнуть. — Саш, я не могу. Чувствую, что должен быть здесь. Вы идите, не мёрзнете.       — Нет, — на плечо опустилась широкая ладонь. — Он вернётся, Яша.       Я благодарно улыбнулся краешком губ, глядя на Сашу через отражение на стекле. Изумрудные глаза неярко блеснули зелёными искрами. Неровное пламя свечей высветило острые волчьи уши, шерсть на которых стояла дыбом. Оборотень был зол и взвинчен. Я обернулся и внимательно посмотрел на Александра.       — Здесь несёт Преисподней. В других домах след развеялся через несколько часов, — прижав уши к голове, глухо пояснил Саша.       Тело прошиб холодный пот, а по спине гроздьями рассыпались колючие мурашки. Стиснув зубы, резко выдохнул и насторожился. Что-то ещё было не так.       — Чувствуете? — настороженно спросил я, и Александр озадаченно нахмурился. — Теплее стало.       Оборотень повёл головой в сторону сугробов. Жадно втянул носом воздух. Седые уши взметнулись вверх, а глаза лихорадочно сверкнули.       — Саша, не томите!       — Силой пахнет. Знакомой. Тёмной… — договорить Александр не успел.       Дверь в комнату распахнулась, ударившись о стену, и к нам стремительно подошёл Александр Сергеевич. Пальто небрежно лежало на плечах. Одежда была едва заметно помята. Густые кудри беспорядочно торчали во все стороны, под глазами наметились тёмные круги, а на щеке краснели тонкие полосы. Спал.       — Что произошло? — немного хрипло спросил Пушкин и неловко кашлянул.       — Потеплело и силой Николая запахло, — коротко откликнулся Бинх.       Внезапно пламя свечей колыхнулось и задрожало, отбрасывая на стены причудливые тени. Затылок обожгло потусторонним холодом. Саша глухо зарычал, прижав уши к голове, а Александр Сергеевич вскинул руки.       — Не колдовать! — хлёстко приказал я, вмиг перехватив Пушкина за запястье. — К стене!       Мы синхронно шагнули назад, отступая от снега. Сугробы стали медленно покрываться чем-то серым. С потолка посыпались крупные тёмные хлопья и горько запахло пеплом. На полу, словно из воздуха, друг за другом появились пропавшие дети. Бледные, едва дышащие, но живые. Сердце радостно дрогнуло, а потом оборвалось. Грудь больно сдавило, выбив воздух из лёгких. Где он…?       — Ждём, когда осядет пепел, — голос охрип, и мне с трудом удалось отдать короткий приказ.       Бинх и Пушкин встревоженно переглянулись, но промолчали. Я стиснул зубы и на миг закрыл глаза. Воздуха мучительно не хватало, пульс лихорадочно стучал в висках, но нужно было стерпеть. Отрешиться от чувств. Здраво командовать подчинёнными.       Я рвано выдохнул и выпрямился едва ли не до боли в спине. Сжав пальцами набалдашник трости, немигающим взглядом уставился на издевательски медленно оседающий пепел. По бокам от меня напряжённо замерли колдун и оборотень. Немалых усилий нам стоило дождаться, когда последние серые хлопья опадут на паркет — неприятных сюрпризов не хотелось никому.       — Александр Христофорович? — голос прозвучал спокойно и отстранённо.       — Преисподней почти не пахнет, — глухо отозвался Саша.       — Александр Сергеевич, позовите прислугу. Распорядитесь, чтобы послали за колдунами. Сами не колдуйте, пока что.       Каре-зелёные глаза сверкнули недовольством. На удивление, Пушкин не стал спорить, а молча поспешил к двери. Бинх осторожно положил руку мне на плечо, цепким взглядом всматриваясь в моё лицо. Я коротко кивнул, благодаря за поддержку. Сказать что-то вслух не было сил. Александр взволнованно поджал губы, но отступил назад. Он первым скинул с плеч пальто и поспешил к детям.       Я отстал всего лишь на шаг. Морозный, но уже не колючий воздух холодом пробрался под рукава рубашки и рассыпал по телу гроздья мурашек. Время будто замерло. Мне всё казалось мутным, безграничным сном.       Осторожно поднять на руки замёрзшего, спящего ребёнка. Обустроить его вместе с другими в одной из гостевых спален. Вернуться за следующим. Содрогнуться от холодной белой кожи, но успокоиться, услышав размеренное дыхание. Бережно поднять на руки. Унести в другую комнату и передать на попечение слугам. Вернуться за пальто и тростью. Отдать одежду подоспевшему слуге.       Пройти в гостиную и выдержать тяжёлый, не потерявший надежды взгляд Григория Арсеньевича — не только Николай не вернулся домой. Едва не оступиться от подкосившей ноги слабости. Мысленно отвесить себе хлёсткую пощёчину. Каменной статуей замереть у окна и терпеливо ждать Пушкина. Вслушиваться в чеканные шаги графа Апраксина. Упрямо гнать прочь дурные мысли. Он вернётся. Или я его верну. Иначе быть не может.       Дверь бесшумно открылась, и в комнату вошли двое. Саша практически нёс на себе Пушкина, а тот даже не думал вырываться, тряпичной куклой повиснув на твёрдом плече. Колдун был белее собственной рубашки. Вот же… герой. Перестарался. Александр осторожно усадил писателя в кресло и вновь скрылся за дверью. Я цепким взглядом окинул обессиленную фигурку, неосознанно сжимая пальцами набалдашник трости. Пушкин поёжился.       — Не смотрите так, Яков Петрович. Я в порядке, — сипло выдохнул писатель и поморщился.       Я недовольно поджал губы, но промолчал. Гостиная утонула в звенящей тишине. Григорий Арсеньевич перестал мерить шагами комнату и замер напротив камина, рассматривая фотографии в резных рамках. Короткие каштановые волосы с редкой сединой едва заметно растрепались. Руки были заложены за спину, а широкая ладонь сжимала кулак так сильно, что костяшки пальцев побелели.       Горькая вина ядом растеклась по венам. Я стиснул зубы и мысленно рявкнул на взбунтовавшиеся чувства. Мы сделали всё возможное, чтобы найти детей. И продолжаем делать до сих пор. Нужно набраться терпения и ждать. Просто ждать. Вот только душа отчаянно рвётся действовать: найти, вернуть, не отпускать…       Григорий Арсеньевич резко отвернулся от камина и стремительно подошёл ко мне. Плечи его были широко расправлены, а шаги тверды и уверены. Военная закалка не позволила душевной боли сломать тело. На благородном лице застыла маска равнодушного спокойствия, но в тёмно-серых глазах бушевали ярость, боль и отчаянная вера.       — Яков Петрович, у вас есть хоть одно предположение, кто это может быть? — тихо спросил граф Апраксин.       — Нечисть… сильная, — задумчиво отозвался я.       — Ваш колдун справится?       — Да.       Мой Тёмный справится. Сдержанность привычным доспехом сковала сердце. Я уверенно посмотрел в потемневшие глаза, и Григорий Арсеньевич больше ничего не спросил. Тишина перестала давить на плечи. Гнетущие мысли и чувства испуганно затаились, позволив вернуться в настоящее: услышать негромкое посапывание Пушкина и треск дров в камине, почувствовать приятный запах выпечки и мандаринов.       Глава 2       Яков Петрович Гуро       Дверь в гостиную тихо отворилась — вернулся Александр. Изумрудные глаза лихорадочно блестели, а грудь часто вздымалась, словно оборотень только что бежал. В правой руке был зажат большой конверт. Нашли. Я не глядя отставил трость, впившись взглядом в плотную бумагу и высматривая вензель. Саша быстро подошёл к нам и отдал мне конверт.       — Прибыли колдуны из Братства, — негромко сказал Александр, и со стороны кресла тут же послышалось тихое шуршание.       — Что там? — хрипло спросил Пушкин, сонно смотря на меня. — Читайте вслух, Яков Петрович!       Я быстро разорвал конверт — сейчас не до церемоний — и осторожно вынул тяжёлую старинную книгу с новой шёлковой закладкой. Некогда чёрный кожаный переплёт выцвел до серого цвета, буквы истёрлись, а вышитый узор обветшал и местами осыпался. К книге была приложена короткая записка.       — Текст подлинный. Колдуны проведут ритуал, — быстро прочитал я и нахмурился.       — Комнату уже обустраивают, — подтвердил Саша.       Дурное предчувствие мерзким холодом расползлось по телу, но я не позволил себе ни единым жестом проявить смятение. Уверенно открыл книгу на нужной странице и недрогнувшим голосом прочёл небольшую заметку. Волосы на затылке встали дыбом. Александр не сдержался и глухо рыкнул. Выхватил у меня книгу и жадно вчитался в ровные строки.       «Текст подлинный. Колдуны проведут ритуал», — слова, сказанные собственным голосом, обухом ударили по голове. Перед глазами на миг вспыхнуло жуткое воспоминание: пыльные — будто седые — волосы, закрытые глаза, мёртвенно-белая кожа, потрескавшиеся губы с запёкшейся на них кровью… Я стиснул зубы так сильно, что на скулах заходили желваки.       — Значит, младший Вий, — тихо сказал Пушкин и помертвевшим взглядом уставился в окно.       — Если нечисть избавилась от детей, значит… чьей-то силы ей хватило, чтобы наесться? — глухо спросил Григорий Арсеньевич, тяжело опираясь на подоконник.       Сердце пропустило удар и оборвалось. Я знал, как это происходит. Видел один раз, но запомнил на всю жизнь, а ведь там был даже не младший Вий — всего лишь обряд, жалкая пародия. Ребёнок мог выжить после потери дара. Ребёнок, но не взрослый колдун… Даже если он — Тёмный.       Коленька… Ноги подломились. Я побледнел. Тяжело привалился спиной к стене и едва не сполз на пол. Предательская слабость озверевшим волком вгрызлась в податливую душу.       Слишком хорошо я помнил мёртвое тело на столе. Слишком ярко запомнил похороны. Слишком чётко мог вспомнить, как задыхался Николай в стальной хватке ведьмы.       — Яша?! — взволнованный голос Саши звучал словно из-под земли.       На локте сомкнулась широкая ладонь, удерживая от падения. Я медленно перевёл взгляд на побледневшее лицо Александра, заметил зелёные искры в изумрудных глазах и словно вынырнул из губительной пучины. Мой Коленька сильный. Он справится. Со всем справится.       Я резко втянул носом воздух и рвано выдохнул. Каждый вдох острыми шипами вонзался в лёгкие. Лицо застыло мраморной маской, скрывая пламя, которое медленно выжигало меня изнутри. С трудом выпрямившись, подхватил трость и чеканным шагом вылетел за дверь. За мной, немного отстав, поспешили все остальные.       Комната юной графини встретила нас четырьмя колдунами в масках, тяжёлым запахом трав и лёгкой прохладой — камин растопили недавно. По спине гроздьями рассыпались мурашки. Мебель, которая стояла в центре комнаты, сейчас выстроилась вдоль стен. На полу был выведен расплавленным воском ритуальный круг.       Навстречу нам шагнул высокий мужчина со светло-русыми кудрявыми волосами. Он был одет в обычную, ничем не примечательную одежду: кожаные сапоги, чёрные брюки, серый жилет и белую рубашку. На ремне брюк была прикреплена маленькая напоясная сумка с вышитыми оберегами. Лицо колдуна надёжно укрывала деревянная маска с прорезями для глаз и носа — многие предпочитали скрывать свою принадлежность к определённому ордену. Таких людей называли Безликими.       — Александр Сергеевич, всё почти готово, — глухо сказал колдун. — Кто пойдёт туда?       — Я, — собственный голос показался чужим.       — Яков Петрович! — синхронно рыкнули Бинх и Пушкин.       — Колдун не сможет победить младшего Вия. Это р-раз. Оборотень для него сродни деликатесу. Это два. Обычного человека нечисть не сочтёт опасным. Это тр-ри, — ледяным голосом отчеканил я, взглядом пресекая малейшие попытки оспорить мои слова.       Саша глухо зарычал, обнажая клыки. Александр Сергеевич нервно поджал губы, зло сверкнул глазами и резко кивнул головой. Безликий достал из напоясной сумки бархатный мешочек, вынул кулон на плоской цепочке и протянул мне.       Маленький серебряный прямоугольник со скруглёнными углами оказался неожиданно тяжёлым и холодным. С обеих сторон были выгравированы руны. Они сплетались в сложный узор, разобрать который было под силу только знающим людям.       — Когда будете готовы, скажите: «Domum», — объяснил колдун и вернулся к другим Безликим.       Я надел кулон на шею и спрятал под рубашкой. По телу разбежались колючие мурашки. Часы звонко пробили семь раз, заглушив тихий скрип двери. В комнату прошмыгнул слуга, передал мне пальто и так же тихо вышел. Последние приготовления были закончены. Колдуны встали вдоль узора и ждали приказа.       — Яков Петрович, вы — в центр круга. Все остальные — к стенам, — отрывисто бросил Безликий.       Я надел пальто и перчатки, но не успел сделать и шага — меня неожиданно удержали за локоть. Обернувшись, прожёг Александра недовольным взглядом. Широкая ладонь лишь сильнее сжалась на моём предплечье. Седые уши на миг прижались к голове, а изумрудные глаза вспыхнули зелёным искрами.       — Не погибни, Яша, — тихо попросил Саша и отпустил мою руку, отступив к стене, где уже стояли Пушкин и Апраксин.       Я молча кивнул. Твёрдым шагом прошёл в середину узора и крепче перехватил в руке трость. За спиной полукругом выстроились трое колдунов, а уже знакомый Безликий встал передо мной. Дыхание сбилось, но я лишь глубоко вдохнул и уверенно расправил плечи.       Внезапно по комнате пронёсся ледяной порыв воздуха. Стало намного холоднее, а пламя в камине потухло.       — Преисподняя и Тьма. Николай рядом, — отрывисто бросил Александр.       Вязкая тишина оглушила. Мгла непроглядным туманом сгустилась в дальнем углу комнаты — там, где было больше всего пепла. Колдуны синхронно отступили. Я нетерпеливо подался вперёд и жадно всмотрелся в знакомый силуэт, проступающий сквозь начавшую редеть тьму. Вернулся!       Дыхание перехватило. Сердце пропустило удар и лихорадочно забилось в тесной костяной клетке. Мой любимый, хрупкий мальчик, стоял на коленях и сжимал в руках девочку, закутанную в его пальто. Родное лицо было изломано чёрными трещинами и испачкано в крови. Вместо чистых льдисто-голубых глаз на нас смотрели чёрные провалы. На шее багровели кровоточащие царапины.       Тёмный медленно повернул голову, и я едва не утонул в бездонной мгле. Давящую тишину разорвал судорожный вдох. Белые, потрескавшиеся губы растянулись в вымученной, но счастливой улыбке. Время, до этого момента будто застывшее, сейчас резко оживилось.       — Поднять щиты. Забрать Александру Григорьевну. На Тёмного не нападать и не прикасаться к нему, — приказал Безликий.       Взметнулся прозрачно-серым куполом щит. Двое колдунов поспешили к Николаю и юной графине. Мы с Григорием Арсеньевичем сорвались с места одновременно. Александра подняла голову и, едва увидев нас, спрыгнула с рук Коли и побежала к отцу. Пальто свалилось с хрупких плеч. Я успел заметить заплаканное личико, расцарапанные руки и кровь на белом платье — лишь бы ничего серьёзного! Вот только намного сильнее испугало меня другое… Николай словно смотрел в пустоту. Он легонько покачивался из стороны в сторону, будто из последних сил держась в сознании.       Внезапно передо мной встал Безликий, не позволяя подойти к Коле. Злость багровой пеленой застелила глаза. Рука привычно перехватила трость, но выдернуть клинок я не успел.       — Пропустить! — рявкнул Пушкин из-за моей спины.       Колдун неуверенно сделал полшага в сторону. Резко оттолкнув его, чуть ли не бегом кинулся к Николаю. Позади раздалась громкая брань Александра Сергеевича — Безликий, как бы смешно это не звучало, не позволил ему пойти за мной.       Едва я опустился на колено рядом с Колей, как он пошатнулся и обессиленно рухнул мне на руки — голова тяжело упала на грудь, мягкие пряди защекотали шею. Страх ледяными пальцами сжал горло, практически перекрывая дыхание. За спиной послышались знакомые шаги.       — Лекаря! — отрывисто бросил я.       Силуэт за плечом исчез так же быстро, как и появился. Я стянул перчатки и, придерживая Колю под спину — Господи, да он весь ледяной! — осторожно устроил его голову на своём плече. Тьма отступила. Родное лицо перестало казаться треснувшей маской. Вместо чёрных провалов на меня смотрели выцветшие, мутные от боли льдисто-голубые глаза. Мой мальчик едва дышал.       Я нервно поджал губы и судорожно вдохнул. Пожалуйста, продержись ещё чуть-чуть! Осторожно подняв Колю на руки, мелко вздрогнул от гримасы боли, исказившей любимое лицо. Тихий стон сорвался с обескровленных, потрескавшихся губ, и Николай потерял сознание. Грудь тяжело опала, но не поднялась снова.       Внутри всё скрутило в тугой узел от ужаса. Страх сдавил рёбра и выбил воздух из лёгких. Нет-нет-нет! Рядом со мной рухнул на колени Пушкин. Я вскинул голову и увидел потемневший взгляд с какой-то ненормальной решимостью. Александр опустил подрагивающие ладони на лоб и грудь Николая, вот только не прошло и пары минут прежде чем колдун мертвецки побледнел и отдёрнул руки, загнанно дыша. Побелевшие губы были скорбно поджаты, а в глазах застыли слёзы.       Осознание обухом ударило по голове. Сердце пропустило удар и оборвалось. Я тяжело осел на пол, прижимая к себе мёртвое тело моего любимого.       В ушах тонко зазвенело. Дышать стало невозможно. Я бессознательно глотал ртом воздух, но не мог отдышаться. Задыхался. Не верил… Не верил, что Коля… умер.       Глава 3       Николай Васильевич Гоголь       Тихо. Тепло. Ласковая тьма укрывает тяжёлым одеялом и укачивает в своих объятиях. Все заботы кажутся такими ничтожными в этой умиротворённой тишине. О чём я переживал? Что хотел сделать? Неважно. Всё это больше не имеет смыла. Мне хочется навсегда остаться в этом месте, где нет ни страха, ни боли.       — Вот уж не думал, Николай Василич, что вам так понравится моё пристанище. Помнится, раньше вы были не в восторге от него, — смутно знакомый голос беспощадно вырвал из уютного забвения.       Сердце тревожно дрогнуло и лихорадочно забилось в тесной костяной клетке. Разрозненные мысли нестройным хороводом пронеслись в голове. Перед глазами яркими стёклышками замелькали обрывочные воспоминания, складываясь в изящный витраж. Яша меня проклянёт… Я нехотя открыл глаза и тоскливо вздохнул. Грязно-серое небо и жухлая высокая трава были до боли знакомы.       — Ну здравствуй, Тёмный! Скучал по мне? — ехидно протянул Безносый и вздёрнул меня за шкирку, поставив на ноги.       Я пошатнулся, но устоял. Вокруг горла словно наяву обвилась грубая верёвка. Нервно вздрогнув, неосознанно схватился рукой за шею. Призрак прошлого тут же развеялся. Не удержавшись, укоризненно посмотрел в лукавые серые глаза. Безносый расхохотался и поднял руки, мол: «Сдаюсь, Николай Васильевич, не серчайте».       — Недавно виделись, Ведагор Маренович, — я коротко склонил голову.       — И то правда, зачастил ты ко мне. Вот скажи, чем тебе младший Вий не угодил? Старшего погубил, его преемника вслед за ним в Преисподнюю отправил. У нас эдак на том свете места не останется, — Безносый пристально посмотрел мне в глаза.       В затылок дохнуло нестерпимым жаром. Тело прошиб холодный пот. Младший Вий? Что ж, теперь понятно недовольство Ведагора Мареновича. Нечисть убила нечисть, да не ради места под солнцем или поживы… Я нервно поджал губы, выпрямился едва ли не до хруста в спине и упрямо посмотрел в потемневшие глаза Безносого. Оно того стоило.       — Не сверкай так глазами, Тёмный. Не нечисть ты — человек, — фыркнул Ведагор Маренович и тяжело вздохнул. — Знаю, что мелких бесов да чертей защищаешь, но с Вием ты знатно нас удивил. Шутка ли, и древнейшего, и его преемника отправить в Преисподнюю едва ли не в один год. Впрочем, младший Вий уж слишком зазнался раз решил выкрасть тебя. Возгордился скорым вознесением и прогадал. Сам на тот свет угодил, да ещё и царство своё потерял.       — Возродится лет через сто, что ему станется, — я беспокойно дёрнул плечом.       — Да не тревожься, Николай Василич, успеешь ещё к своему Яшеньке, — хозяин пути между мирами страдальчески закатил глаза. — А поведай-ка мне, милейший, как ты разгадал, в чём смерть младшего Вия?       — Он слишком довольно скалился, когда силу мою откушать изволил, — губы искривились в горькой усмешке. — Я сначала не был уверен, но помог дар.       Ведагор Маренович озадаченно нахмурился и отрешённо посмотрел вдаль.       — Тьма благоволит тебе. Иным Тёмным сила устраивала такие каверзы, что вся нечисть хохотала, а тебя она оберегает, словно родная мать, — Ведагор Маренович неожиданно серьёзно посмотрел на меня. — Вот что, Николай Васильевич, в преисподней с разбитым сердцем ты нам не нужен, уж не обессудь — больно силён, да в горе своём страшен. И угораздило же тебя полюбить обычного смертного…       Сердце болезненно сжалось и оборвалось. Что это значит?! Перед глазами на миг расползлась чернота, а тьма встревоженно взметнулась в душе. Предплечье сжала костлявая ладонь и легко удержала меня от падения.       — Вот! О чём я и толкую! Не бледней, Тёмный, жив и здоров твой суженый. А теперь угомонись и внимательно выслушай меня.       Я облегчённо выдохнул и на пару минут закрыл глаза, стараясь избавиться от жутких образов. Вскоре волнение утихло. Надуманные тревоги неохотно отступили.       Безносый внимательно посмотрел на меня и заговорил глухим, шелестящим голосом. Заветные слова звучали тихо и размеренно, словно мысли старца были далеко за пределами этого места. Я слушал, затаив дыхание. В сердце всё сильнее разгорался огонь надежды. Когда отзвучали последние слова, мне понадобилось время, чтобы прийти в себя.       — Благодарю, Ведагор Маренович, — я прижал руку к груди и низко поклонился мудрому старцу.       Макушки на миг коснулась прохладная ладонь, слегка взъерошив волосы. Я выпрямился и улыбнулся кончиками губ.       — Живи, Тёмный, — мягко сказал Ведагор Маренович и коротко улыбнулся.       Тьма призывно сгустилась передо мной чёрным маревом, приглашая вернуться домой. Я не стал медлить и уверенно шагнул во мрак.