В гробу (немного тесно)

Песчаная буря не затихает. Она с каждым порывом избивает гроб снаружи, а внутри всё переворачивается с ног на голову. Крепко держась за стенки гроба, старейшина пика Славы старательно хватается за остатки своей гордости, и так пошатнувшейся рядом с проклятым заклинателем за всё время их "путешествий". И чем сильнее он сжимает кулаки, тем всё ближе его рассудок находится на краю так называемой пропасти, в которую он сам смотрел безумное количество раз, но ни разу не погружался в неё полностью. На самом деле очень хотелось туда погрузиться, но было вместе с этим и безумно страшно показать себя с такой стороны. Было безумно страшно, что его такого отвергнут. Поэтому всё держалось "за семью замками" — такая желанная и манящая пропасть огорожена тоненькой ленточкой с бантиком. Так становилось спокойнее. А Шен находится в беспамятстве. Крепкое тело в столь тесном пространстве прижимает к впившимся в спину костям генерала, кому и принадлежал сей гроб. Незваные гости получают по заслугам за столь грубое вторжение в чужое пристанище. Правда вот генералу уже глубоко плевать на поселившихся в гробу старейшин. Его кости хаотично располагаются на дне, и теперь можно было смело поспорить кто находится ближе к телу Шена: тёплый Муан, беспокоящий сердце и душу проклятого старейшины, или же костлявый генерал, внимание на которого так не хотелось сейчас обращать даже отдаленной частью сознания. От вновь нахлынувшего порыва песчаного ветра гроб качнуло, из-за чего рука Муана соскальзывает с противных костей в сторону. Он сам падает на Шена, а тот резко ахнул от возникшего давления теперь уже не только снизу. «Прости», — проносится в голове Шена негромко с толикой вины за случившееся. «Это не твоя вина», — упрямо игнорируя оба давления, думает Шен и неосознанно кладёт одну свою руку на грудь прославленного мечника, даже не зная что делать дальше: притянуть к себе ближе или оттолкнуть во избежание последствий. Шен метается между вариантами. Сжимает сильнее отнюдь не ту ладонь, которая упирается в стенку гроба за спиной Муана. Стараясь находиться как можно стабильнее в столь тесном месте, они совсем забывают, что на это будет уходить очень много сил, чем если бы лечь и расслабиться, а может даже и получить удовольствие от мерного покачивания гроба. Но это если возникнет такое желание. А в столь пикантной ситуации не удивительно, что такого желания не возникает. Даже наоборот, оно находится на грани нервного срыва, но чтобы вовсе не лечь и полежать спокойно, а сорваться в бешенной страсти и разжечь пламя пожара между ними, которое оба так упорно стараются лениво потушить. Трение одежд друг о друга создают приятные покалывания по коже. От них голову ломит сильнее, чем казалось поначалу. Создаётся впечатление, что они задыхаются от нехватки воздуха в столь тесном гробу, но голова кружится совсем по другой причине. Оба тела прижимаются к стенам гроба. Но песчаной буре наплевать на происходящее внутри гроба. Она невероятно сильно бьёт своим песком по боковой стенке, от чего рука Муана соскальзывает, и такое долгое томительное ветающее в воздухе желание обрывается и мгновенно превращается в пылкое и страстное действие. Ленточка со старательно завязанным бантиком стремится к демонам, а наконец манящая пропасть укутывает обоих сорвавшихся заклинателей в своих объятиях крепко и надёжно. Губы с жадностью скользят по губам, по щекам, по скулам и возвращаются вновь к губам, вкушая трепетно мучительное ожидание на вкус. Тепло дыхания передаётся от одного к другому, позволяя задыхаться, но не позволяя оторваться от процесса долгожданного наслаждения. Руки Муана сжимают волосы в кулак, натягивают кожу и вырывают из уст Шена долгий глубокий стон прямо в сладкие губы напротив. Звуки поцелуев наполняют тесное пространство. Кожа получает бешеный контраст температур от прикосновений горячих губ до пока ещё прохладного касания воздуха после столь жадных поцелуев. Они кусаются и чувствуют собственную кровь на устах, но вкус металла только лишь распаляет заклинателей в столь распутном своём поведении. Одежда на теле проклятого заклинателя сползает под ловкими руками прославленного старейшины пика Славы, и на каждом новом открытом пространстве кожи не остаётся свободного места, не зацелованного и не испробованного на вкус. Таким желанным был Шен и таким пылким в столь откровенный момент. Вновь возвращаясь к покрасневшим губам, которые, как думалось Муану, сейчас выглядели ослепительно развратно, он целует каждую из них и проводит по ним обоим языком от самого подбородка, буквально впивая вырвавшийся стон с уст такого любимого сердцу заклинателя. Его хочется залюбить так, чтобы Шен больше никогда ни на мгновение не усомнился в чувствах Муана. И он выполнит это во что бы то ни стало. Его руки, казалось, живут своей жизнью и удовлетворяют желание другого рода. Пока нервные окончания на губах во всю получают импульсы в совершенно бесстыдных поцелуях, Муан ласкает изгибы тела, отмечая в голове откормить к демонам Шена. Но это потом, а сейчас он кайфует от телосложения Шена, который словно ивовые ветви изгибается в сильных руках и стонами подстёгивает продолжать прикосновения дальше. Спиной он чувствует давление не только от крышки гроба, но и от руки Шена, который как-то умудрился просунуть руку за шею мечника, притягивая к себе неимоверно близко (хотя ещё ближе, казалось, быть ну просто невозможно). Нога Муана оказывается между ног Шена, а песчаная буря дёргает гроб так, что прославленный мечник неосознанно пододвигает колено выше, просто физически не имея возможности упереть его дальше. Шен вздрагивает, сжимает ноги вместе, сталкивается бедрами с коленом возлюбленного, и выгибается, почувствовав животом, как ему казалось, отнюдь не рукоять меча. Муан мычит в поцелуй, прижимается к напряжённому телу, а Шен не сдерживается от поистине громкого стона, который, как он надеется, никто вне гроба не услышит. Звуки песчаной бури не перестают шатать их временное пристанище в разные стороны. Двое внутри уже окончательно плюнули на то, чтобы контролировать ситуацию и в конец отдались порыву чувств и отнюдь не нежностей. Муан, сжав, талию одной рукой, другой проводит вдоль бедра заклинателя и резко приподнимает то в силу возможности в замкнутом пространстве. А Шен, не теряя момента, этой ногой прижимает обжигающее тело Муана к себе ещё ближе. Бесстыдно тот скользит под нижние одежды на теле проклятого старейшины, чувствуя впалый от напряжения живот. Уже второй раз он запоминает откормить Шена по возвращению в орден РР. Руки скользят по гладкому животу вверх, до шеи, прямо под одеждой, а разгоряченный живот Шена оголяется начинающему нагреваться вокруг воздуху, всё ещё чувственно прохладному. Тело покрывается дрожью и, возникшей от переизбытка чувств, судорогой. Касания Муана то ли холодные, то ли горячие проносятся по клеткам тела, отключая разум и расслабляя голосовые связки. Уже давно губы освободились от плена чужих уст. Сейчас Шен только и делает, что всеми силами цепляется руками то за гроб, то за спину Муана, губы кусает до посинения. А Муан едва ли не с самого начала потерял связь с реальностью. Сейчас глубоко плевать и на песчаную бурю, и на косточки генерала, что теперь от телодвижений Шена покоились где-то в ногах старейшин. Уже неимоверно всё равно на всё, ведь перед застланными пеленой синими глазами находится дорогой сердцу возбуждённый мечник. Возбуждённый от рук Муана и ни от кого более. В груди затрепетало от этой мысли. А когда он смотрит на Шена под собой уже привыкшими к темноте глазами, тот лежит с полуприкрытыми глазами и полуоткрытым ртом и тяжело дышит, сжимая в одежды Муана. Поцелуй не стал долго ждать. Шен мычит, закрывая глаза, и спускается рукой по помятым одеждам вниз к животу. Ох, как же эти руки желанны Муаном. Как бы он хотел исцеловать каждую фалангу пальцев Шена. И как же пронизывает его тело от прикосновения к столь долго напряжённому месту. Горячие пальцы сжимают сильнее, и Муан прерывает поцелуй, промычав от удовольствия куда-то в шею проклятого заклинателя, пуская своим дыханием стаю мурашек по его телу. Муан уподобляется своему возлюбленному, только уже лаская не только точно такое же напряжённое место Шена, но и его ягодицы. Старается сжимать не до синяков. Но даже если те и останутся, он будет абсолютно не против. От столь громкого дыхания оба не замечают, как покачивания гроба прекращаются, а вой песчаной бури затихает с каждой секундой. Однако с такой же каждой секундой апогей напряжения становится всё ближе, пока наконец оба друг друга не прижимают к себе ближе, наслаждаясь долгожданной разрядкой в уже теплом пространстве гроба. За ушедшим давлением в ушах становятся отчётливо слышимы голоса старейшины Лева, Ёра и барышни, которые кого-то отчаянно зовут. «Пора выходить», — смысла говорить вслух у прославленных заклинателей не было, поэтому связь между ними спасает положение. Хотя сообщить о том, что они живы и целы всё же придётся. «А нужно ли?», — Муан отчаянно хочет понежиться в объятиях Шена подольше, однако тот прекращает поглаживать того по голове и принимается суетливо приводить себя и спутавшиеся волосы в порядок. Правда толку от этого будет как от барана молока, но так хотя бы будет спокойнее ему самому. «К сожалению...»