Когда вымысел становится реальностью

Возможно, тот парень на форуме всё же был прав, и слухи не возникли на пустом месте. Селти, которая возвращалась домой после лёгкого (по её меркам) поручения, включавшего в себя безопасную перевозку нескольких членов якудза, издалека увидела две знакомые фигуры. Понимая, что драка неизбежна, она последовала за ними, чтобы, по крайней мере, уберечь случайных свидетелей. Она всегда старалась остановить их сражения, чтобы сократить ущерб, наносимый району и его жителям, но, если честно, эти двое не видели никого, кроме друг друга, когда сталкивались лбами. Их личное пространство, в которое никто не имел права вторгаться. Потому Саймон, часто их разнимавший, терял больше, чем приобретал: разъярённый Шизуо, которому не давали свернуть шею блохе, вымещал остатки злости на нём. Куда умнее поступал Шинра, выступая безучастным наблюдателем, а когда-то даже посредником, в тайне исследующим своих друзей, в чём он, кстати говоря, преуспел. В момент их сражений Икебукуро становился их игровой площадкой, где они могли развернуться на полную, не заботясь о последствиях: Изая всегда был достаточно изворотлив, чтобы не привлекать к себе внимания полиции, а Шизуо был завсегдатаем полицейского участка ещё со средней школы, так что местные полицейские мало его трогали – да и какие рапорты им писать? Штраф за вырванный с корнем дорожный знак? Или за автомат с напитками, который разбился из-за полёта на 5 метров? Да и босс Шизуо возмещал большую часть ущерба своего подчинённого, когда как Шизуо, работая, сводил свой долг к нулю. Селти удалось тенями затормозить дорожный знак, которым Шизуо замахнулся для удара: конечно, не ради Изаи, а ради рядом стоящего киоска, который рисковал пострадать от замаха. Селти знала здешнего пожилого продавца, и ей стало совестно, когда она представила, как расстроится старик, обнаружив наутро последствия слепого гнева Шизуо. В это время Изая попятился назад, озираясь, в попытке найти лучший путь для бегства. Селти как раз станет тем, что отвлечёт монстра, – Изае этого было более чем достаточно. Только он двинулся в выбранном направлении, как резко согнулся пополам и разразился болезненным, громким кашлем. Что-то комком двинулось наверх в его горле и застряло, прилипнув к его стенкам. "Я же почти, чёрт… !" Изая силился разогнуться, сдержать позывы организма поскорее освободить дыхательные пути, но ничего не помогало – он медленно задыхался. Он попытался двинуться вперёд, но лишь шаркнул ногой, запнулся и остановился, болезненно сгибаясь, – он предпринял ещё две-три подобных попытки, пока не упал вперёд. Лишь рефлексивно подставленная рука уберегла его лоб от встречи с асфальтом. Его тело слегка тряслось, когда он упорно сдерживал кашель. Боль пронзила горло, как если бы по нему прошли скребком, слёзы начали жечь глаза, и на асфальт через мгновение полетело множество лепестков, будто какой-то цветок лопнул изнутри прямо во рту Изаи. Красные блестящие лепестки прилипли к асфальту, выглядя как неровно разлившаяся лужа крови, составленная по кусочкам, словно искусная мозаика. Закрывшись подолом куртки, Изая продолжал захлёбываться собственной слюной, выплёвывая лепестки, которые не вышли сразу, прилипнув к языку и нёбу. Чёрт, это и называют худшим днём в жизни? – Селти, ты… Шизуо обернулся сначала на девушку, затормозившую его удар, а после недоверчиво покосился на Изаю, скорчившегося в паре метров от него. Оба замерли, молча наблюдая за Изаей. Это было отвратительное зрелище. Если бы Шизуо не видел всё своими глазами, то решил бы, что Изая притворяется, в очередной раз что-то затевая. Но Изая никогда не пытался вызвать к себе жалость, он не прикидывался больным или уставшим. Не его стиль. Таким больше пользовались чёртовы должники. Изая же был слишком самодоволен, чтобы строить из себя жертву. Казалось, его ничем нельзя было сломить – это надоедливое скользкое насекомое с живучестью таракана – Изая казался неуязвимым. Но сейчас он выглядел так паршиво, что Шизуо отвёл взгляд, невольно нахмурившись. Точно такую же тяжесть в груди он ощущал, когда видел инвалидов, людей с ужасными дефектами, животных без конечностей. Что-то жалкое, чему нельзя помочь. Но самое противное, что он чувствовал это именно к Изае. Нет, этот ублюдок заслуживал мучений, ему должно было быть плохо, наконец-то он выглядит как умирающее насекомое, которое корчится в агонии, разве это не то, чего Шизуо хотел? Но… Шизуо никогда не хотел этого видеть. Сейчас он понял, что его гнева не хватит для того, чтобы перекрыть такой вид, даже если это Изая. Нет, ему можно сломать пару костей, треснуть по лицу, выбросить к чёртовой матери из Токио, но Изая не должен трястись и шипеть от боли, стоя на четвереньках, прикрываясь курткой и разминая руками непонятно откуда взявшиеся лепестки. Униженно. Беззащитно. Он не должен так выглядеть, вести себя, он не должен быть таким по-человечески бессильным. Уж точно не перед Шизуо, чёрт возьми. Изая всегда был символом бессмертия. Казалось, даже убей его, даже покажи Шизуо весь процесс сжигания блошиного тела, он будет убеждён, что кровосос всё ещё жив и где-то смеётся над ним и его наивностью. Изая не был человеком – насекомым, извращённым ублюдком, сволочью – кем угодно, но не человеком. Так почему? Какие-то лепестки повсюду, дрожащий Изая, хватающий ртом воздух и пытающийся куда-то уползти, замершая Селти, которая, имей она голову, точно бы сейчас закричала от ужаса, и Шизуо, который хотел дать себе самому по голове и отрубиться, лишь бы этого никогда не видеть. Когда Шизуо, что-то в себе надломив, мельком взглянул на Изаю, тот, в последний раз утерев влажный рот, криво улыбнулся и резко сорвался с места, осуществив-таки свой прерванный отвратительной сценой побег. Икебукуро поглотил замешательство мужчины, чья ярость безмолвно утихла, когда лепестки, которые успели высохнуть, улетели, подхваченные осенним промозглым ветром, сквозь его ноги, словно пытались догнать оставившего их человека. Шизуо зажмурился и, стиснув зубы, зарядил себе по щеке. Рядом стоявшая Селти вздрогнула и, чуть помешкав, поспешила уехать.