Дневник Эндрю Миньярда

Мы были неудачниками. Никем для всего мира, но кем-то друг для друга. Мы были лучшими друзьями все школьные годы прямо до выпуска… До того самого момента, как я не решил совершить самую глупую ошибку в своей жизни. Мой психотерапевт сказала, что это не было ошибкой, а помогло мне принять себя, тебя, и нас двоих. Даже если из этого ничего не вышло, даже если мы так и не смогли быть вместе. Но тогда, Кевин Дэй, я начал считать тебя и свои, отнюдь не дружеские чувства, самой большой оплошностью в собственной жизни. И я пишу это, чтобы разобраться, и наконец-то забыть это всё. Дневник Эндрю Миньярда. Запись 32. *** Это была вечеринка перед выпускным балом в доме Кевина Дэя. Его отца не было дома, поэтому ребята решили устроить тусовку с выпивкой, травкой и большим количеством неизвестных Кевину людей. Тут собрались не только его одногруппники, а ощущение, словно все выпускные классы. Но ему было откровенно плевать на этих людей, кроме случаев, когда кто-то разбил мамину древнегреческую вазу, или опустошил весь холодильник, раздав всё припасённое Дэвидом пиво на употребление голодным ртам. Он усердно выискивал в этом сборище бешено пляшущих под музыку не людей, а уже дикарей, одного единственного человека, который, вопреки своей нелюбви к шумным тусовкам, пообещал прийти и спасти Кевина Дэя от этого наплыва вечно липнущих девчонок и бухих парней. Белую макушку легко можно было потерять в толпе из-за невысокого роста, поэтому Кевин обошёл свой дом от и до несколько раз, прежде чем наконец-то обнаружил Эндрю Миньярда на заднем дворе у крыльца. Он как раз докуривал сигарету и только затушил её о горшок с гортензией, когда Кевин подошёл к нему с улыбкой на устах. Зелень его глаз редко наливалась этим фанатичным блеском, но стоило ему увидеть своего лучшего друга, как он из хмурого паренька становился самым ярким огоньком на рождественской ёлке. На внутренней части территории его типичного американского домишки был всё такой же хаос из людей, но благо, их было намного меньше, чем в доме несмотря на то, что оттого менее разговорчивыми они не становились. Веселье лилось через край под аккомпанемент бешено стучащей по перепонкам музыки из колонок. Казалось, что её можно было услышать даже с другого конца улицы, но Дэй не собирался это проверять. Ребята плескались в бассейне, увлеченные своими водными игрищами, и смеялись как обдолбанные. Может быть, они такими и были, но Кевин их не осуждал, ибо конец года, а более того – окончание учебного процесса всегда несло за собой умопомрачительное веселье и сумасшедший настрой. Все были готовы наконец-то отпустить свою школьную жизнь и перейти на совершенно новый и более серьезный этап – университет и работа. Поэтому, прежде чем начать новую страничку, они имели полное право ребячиться как самые настоящие подростки. Сам Кевин тоже был на взводе, довольный, волнующийся и одновременно огорчённый тем, что его школьная жизнь вот-вот кончится. Он уже знал, куда поступит, и чем займётся, увлечение хоккеем пребывало с ним с самого детства, а коньки были вторыми лучшими друзьями после Эндрю Миньярда. Но даже твёрдая уверенность всё ещё не унимала в нём это лёгкое волнение и азартный настрой. Он чуть не подпрыгнул от радости встречи со своим другом. Приобняв Эндрю за плечи, Кевин счастливо защебетал: — Наконец-то я нашёл тебя, Эндрю! Миньярд сдержанно улыбнулся и хмыкнул. — Долго же ты искал, я и покурить успел, и отправить в нокаут парочку пьяных идиотов. Кевин рассмеялся от глупости этих несчастных. — Кто-то ещё за все года обучения не понял, что к Эндрю Миньярду лезть – себе могилу рыть? — Думаю, под конец года они решили, что бессмертные, пришлось напомнить, что это не так, – Эндрю пожал плечами, выкидывая бычок в мусорку, и Кевин взял его за руку утаскивая в дом. Миньярд никому бы не позволил даже касаться себя лишний раз, но Кевину он разрешал непозволительно многое. Так завелось практически с самого начала их отношений. Это был пятый класс, новая школа, новые люди и новые знакомства. Очень необщительный и замкнутый ребёнок – Эндрю Миньярд, и такой же необщительный, довольно хмурый, а ещё очень занудный Кевин Дэй. Эндрю был первым, кто решил потягаться с его занудством на уроке, вступая в спор с этой зазнайкой. Их конфронтация длилась практически весь урок, но учитель не прерывал их, будучи слишком шокированным новостью, что эти двое умеют разговаривать, а Эндрю Миньярд к тому же лишь водил их всё это время за нос, притворяясь глупым и ленивым неучем, пока скрывал за этой личиной одарённого паренька с просто феноменальной памятью. Кевин Дэй был тем, кто прервал его своеобразный обет молчания. Он был первым, кому удалось вовлечь и развлечь Эндрю, поэтому их споры и конфронтация продолжалась до тех самых пор, пока оба не осознали, что проводят друг с другом достаточное количество времени, чтобы наконец-то назваться друзьями. Они заключили сделку, своеобразное перемирие в своих вечных словесных перепалках, и именно тогда началась эра самого крепкого броманса за историю школы. Только вот…действительно ли это был броманс? Они жили друг другом. Они оставались друг у друга на ночёвках, засыпая в одной кровати в обнимку. Они вместе первый раз посмотрели порно на чердаке в доме Эндрю. И оба посмеялись с того, как глупо это было. Они практиковали поцелуи друг на друге, просто чтоб не облажаться перед девчонками, но при этом они ни разу за все учебные года ни с кем не встречались. У них была своя дружба, со своими маленькими секретиками, и никто не в праве их осуждать. Кевин утащил Эндрю наверх прямиком в свою комнату, расталкивая по пути толпу. Эндрю несколько раз чуть не навернулся на ступеньках от этой спешки, но Дэй его придержал, не давая упасть. Он распахнул дверь, и затащив Миньярда, захлопнул её, открывая взору всё ещё опрятное и чистое помещение. У него была маленькая, уютная комнатушка типичного подростка, который наконец-то начинает переходить во взрослую жизнь. Плакаты спортсменов на стенах у кровати вперемешку с постерами плейбоя – в этом был весь Кевин Дэй. Помешанный на спорте, он словно всегда старался выставлять напоказ свою любовь к грудастым женщинам. Но, что самое интересное, – с Эндрю они практически ни разу за все их 8 лет дружбы не обсуждали противоположный пол и их очаровательные формы. Только когда просматривали порно в учебных целях. Поэтому Миньярд уже давно сделал выводы, что часть комнаты Кевина, которая была обвешана не хоккеем, а вырезками плейбоя, существовала только для отвода чужих глаз и любопытных носов. Кевин потащил Эндрю за собой на кровать и когда они оба плюхнулись на мягкий матрац, Дэй потянулся к тумбочке за своим выпускным альбомом. Эндрю нагло глазел на его оголённые участки кожи, и сочную задницу, но поскольку он был его лучшим другом, то имел на это полное право. — Вот, держи, я хочу, чтобы ты подписался у меня в выпускном альбоме, – сказал Кевин, подавая ему ручку вместе с книжечкой. Эндрю отобрал у него весь арсенал, невольно касаясь пальцами его рук, и пролистал фотографии до нужной страницы, принявшись писать пожелание. У него самого был такой же выпускной альбом, но Кевин успел расписаться в нём ещё вчера, а подпись других одноклассников его особо и не волновала, поэтому Эндрю не взял его на сегодняшнюю вечеринку. Долгих пять минут, показавшихся Кевину вечностью, Эндрю Миньярд писал ему, по ощущениям, целые мемуары, и чтобы Кевин не вздумал даже подглядывать, пригрозил, что спалит этот альбом и глазом не моргнув. А Кевин знал не понаслышке, что его дорогой друг запросто воплощает в реальность все высказанные и не высказанные угрозы, поэтому брюнет мирно и послушно лежал на кровати, наблюдая за сгорбившейся над писаниной спиной своего товарища, рассматривая его широкие плечи. Он коснулся чужих лопаток средним и указательным пальцем и на манер человечка перебирал ими, шагая вдоль спины Эндрю. Этот человечек медленно забирался по скале, а как оказался на чужом плече, Миньярд наконец-то обратил на него внимание, стряхивая чужие пальцы с себя, как обычно стряхивают с плеча маленьких демонов искушения, нашёптывающих самые пошлые несуразицы и соблазняющих на самые нехорошие поступки. — Не отвлекай меня, я почти закончил, – сказал Эндрю, и Кевин удручённо выдохнул, подпирая щеку рукой. Ему было очень любопытно, что же так усердно пишет для него Эндрю, который в обычное время привык выражаться кратко, ясно и по существу. Но Миньярд нисколько не унял его любопытства, он словно маленький подлый чёрт, закрыл альбом, кладя его себе на бёрда и отложил ручку на кровать, отрезая: — Прочтёшь после выпуска. Кевин был с этим несогласен: — Ну нет, Эндрю, я и так ждал очень долго! Не издевайся! – он потянул руку и коснувшись чужих бёдер быстро схватил альбом, отбирая свою законную добычу. Тогда Эндрю потянулся, чтобы отобрать у него украденную ценность, поэтому Кевин привстал на кровати на колени, оттягивая руку вверх. Миньярд кинулся следом, но даже когда он сам привстал на колени, его рост не позволил ему дотянуться до альбома, как бы усердно он не пытался. Схватившись за чужую руку, он попробовал дёрнуть Кевина на себя, но тот лишь сильнее вытянул её. Всё это сражение и ребячество длилось до тех самых пор, пока Эндрю не повалил брюнета на кровать, усевшись ему на бёдра. Он завёл Дэя в ловушку, обездвижив его по всем фронтам. Пока задницей он придавливал чужой пах, его руки держали кисти Кевина в крепком обхвате над его головой. Альбом давно был сброшен за кровать, а они оба запыхались после такого действа. И тем не менее, Кевин всё ещё заливисто смеялся, вперемешку с попытками вдохнуть недостающих из-за сбитого дыхания воздух. Он был доволен своей авантюрой, даже если проиграл. А Эндрю в отместку ему улыбался, искренне, но с ноткой злорадства. — Ну блин, теперь мне придется отодвигать кровать, чтобы достать альбом. — Вот и сделаешь это после выпуска, – хмыкнул Миньярд. Кевин посмотрел на него этими щенячьими зелёными глазками, и Эндрю цокнул языком, прикрывая ему глаза ладонью. — На меня не действует гипнотический «взгляд Кевина Дэя», даже не пытайся. — Именно поэтому ты закрыл мне глаза? — Заткнись. Кевин прикусил губу, подавляя смешок. Эндрю посмотрел на его нижнюю половину лица, почувствовал, как подрагивают эти непомерно длинные ресницы, щекоча ему ладонь, и невольно засмотрелся на чужие губы. Так прошло несколько секунд в молчании, пока Кевин не оттянул его руку от своего лица и не поинтересовался, наконец-то успокоившись: — Эй, Эндрю, почему нельзя? — Сказал же нет, потом прочтёшь. — Там что, что-то неприличное? – поигрался бровями Дэй, а блондин закатил глаза, усаживаясь поудобнее. Он придавил коленями его бока и навис сверху, выдавливая из себя ехидную улыбку. — Конечно неприличное, как ты мог сомневаться во мне, Дэй? — Никогда не сомневался, Эндрю. Ситуация была неоднозначной, а пауза стала неприлично затягиваться. Эндрю смотрел в эти глаза цвета изумруда слишком долго, а Кевин глядел в его янтари в ответ, не спеша прерывать их немые гляделки, слишком увлеченный магнетическим взглядом Эндрю Миньярда. Эндрю перевёл взгляд с его глаз на губы, невольно облизывая свои собственные. Ему хотелось нагнуться и поцеловать Кевина, пока тот был полностью в его власти. Это было непомерно сильное желание, преследовавшее его несколько последних лет их дружбы. Да, они целовались когда-то, но тогда ситуации были просто комичными, и оба парня были лишь «на приколе». Возможно, для Эндрю это было не совсем приколом, но он никогда никому об этом не скажет. Та атмосфера, что сейчас витала в воздухе, накаляя пространство до пределов, въедалась ему тревожными мурашками под кожу, пока сознание продолжало неистово вопить «Попробуй, поцелуй, сделай это уже наконец-то, ты же видишь, как он на тебя смотрит…» Он хотел верить, что то озорство, интерес и очень явное предвкушение чего-то совершенно нового, необычного и желанного было тем, что плескалось в радужках этих глаз. Эндрю очень хотелось думать, что все те намёки на что-то большее между ними никогда не были игрой его воображения, и что он тоже нравится Кевину больше чем просто лучший друг. Ему было до ужаса страшно, но всё, что его окружало, всё, что делал Кевин всегда выглядело как твёрдое «Да!», и поэтому Эндрю наконец-то решил попробовать… Он наклонился к Кевину слишком близко. Непозволительно близко для обычного друга, пусть даже лучшего… — Никогда и не сомневайся, – прошептал блондин, а потом накрыл губы Дэя в отчаянном поцелуе, закрывая глаза. Кевин сильнее сжал его руку в своей, промычав в эти сладкие губы. Эндрю собирался отстраниться, но брюнет положил руку на его макушку и прижал к себе плотнее, отвечая с той же жаждой и вожделением, которое томилось в сердце Миньярда. Он переплёл их пальцы в замок, и позволил Эндрю вести в этом акте первого за столько лет интимного единения. Это не был их первый поцелуй, но это было первое открытое проявление искренних чувств за все года их дружбы. Эндрю отдавался ему полностью, фанатично и жадно вбирая в себя всё из его лёгких. В душе он ликовал, и всё ещё подрагивал от переполнившего его возбуждения и страха… А вереница мыслей так и крутилась в голове на повторе, перебирая имя Кевина Дэя в разных интонациях и вариациях. Если бы кто-то очень любопытный и нетерпеливый не ворвался в комнату Кевина, без звука и стука, кто знает, чем бы закончились эти вполне не невинные поцелуи. Но звук ударяющейся о стену настежь распахнутой двери заставил Эндрю оторваться от чужих губ. Они оба посмотрели на незваного гостя, которым оказался никто иной как Сэт Гордон, прославившийся как главный задира школы и жуткий гомофоб. Он крепко сжимал бутылку пива, другой рукой прижимая к себе местную красавицу школы – Элисон. По всей видимости они искали свободную комнату для уединения, и в этот самый момент Кевин очень сильно пожалел, что у него в спальне никогда не было дверного замка. — Воу-воу, что я вижу! – картинно удивившись, выдал Гордон. Он оскалил зубы в самой противной гримасе, пока из его рта продолжал выливаться насмешливый яд: — Оказывается, всё это время я учился с гомиками! Хахахах, а я сразу говорил, что вы оба ебётесь в очко! Никто мне и не верил, и очень зря! Хаххахс! – он смеялся так заливисто и громко, что Элисон отошла от него на несколько шагов, чтобы не оглохнуть. Все последующие события были как в тумане для Кевина, но Эндрю помнил каждый свой шаг. Он помнил, как подорвался с места, как влепил Сэту под дых. Он помнил, как это переросло в драку, в которой их невозможно было оторвать друг от друга. Он помнил, как выбил Сэту пару его кривых зубов, а Элисон закричала при виде крови. Но ещё отчётливее он помнил тот испуг в глазах Кевина Дэя, пока Сэта забирали в больницу, а его самого уводили в участок. На дне этих зелёных радужек было ничто иное как страх. Только вот, боялся Кевин отнюдь не Миньярда, и не за Миньярда, а за свою репутацию. Эндрю попытался схватить его за плечо напоследок, прежде чем полицейские надели на него наручники. Он хотел вытряхнуть Дэя из этого тревожного состояния, но Кевин попятился от испуга. Шуганулся так, словно Эндрю был чумной. Для всех это выглядело как боязнь того, что он может нанести ему увечья. Но Кевин никогда не боялся такого Эндрю. Он видел его в любых проявлениях, неоднократно вытаскивая из участка. И он знал, что Эндрю никогда не причинит ему боль. Страшило его совершенно другое… Слова, выплюнутые Сэтом задели что-то внутри него… — Я не гомик, – прошептал он практически беззвучно, смотря в пол, чтобы не видеть надежду и ожидание поддержки в чужих глазах. И Это стало последним, что услышал от него Эндрю. Он опустил свою руку, так и не коснувшись его, и позволил нацепить на себя наручники, утаскивая в полицейскую машину. Он нахмурил брови, его взгляд стал холодным, а медовая теплота глаз налилась чёрной сталью. Они перестали гореть тем тёплым светом, который невольно возникал каждый раз, когда он смотрел на Кевина Дэя. «Я не гомик», – эхом пронеслось у него в голове, и это стало тем, что разрушило весь его мир вдребезги. Эндрю провел выпускной за решеткой, а потом покинул Южную Каролину, не планируя возвращаться больше никогда. Оставив в прошлом всё, включая свои чувства. *** 8 лет прошло с того самого рокового момента. Кевин Дэй стал профессиональным игроком в хоккей национальной сборной, а Эндрю Миньярд был поглощён предпринимательской деятельностью, засев в Лос-Анжелесе. Их пути разошлись навсегда, и никогда больше они бы не встретились, если бы одно громогласное «Но». Этим самым «Но» для них стал один рыжий хоккеист из команды Кевина. *** Когда я увидел тебя впервые, я понял, что это катастрофа. Ты был этой катастрофой, сотканный из противоречий, неуклюжий и вместе с этим слишком грациозный. Ты умудрялся быть одновременно хитрым лисом и дворовой собакой, и это то, что отторгало и неимоверно сильно притягивало меня к тебе. У меня было бесконечное множество партнёров на одну ночь, но ты стал тем, кого мне захотелось испробовать дважды. Мой психотерапевт сказала, что это нормально и даже очень хорошо, если кто-то снова смог заинтересовать меня в романтическом плане. Это значит, что я наконец-то готов к новой страничке своей жизни. А я не хотел этого, поэтому я отрицал всё до последнего момента, называя то, что было между нами «ничем». Дневник Эндрю Миньярда. Запись 103. *** Лос-Анжелес всегда был городом контрастов. Тут можно было встретить кого угодно и в каком угодно состоянии. Эндрю проводил этот вечер в баре за выпивкой. У него не было совершенно никакого намерения сегодня искать себе одноразового партнёра, поэтому он просто сидел за барной стойкой и изредка перекидывался фразочками с Роландом – барменом этого заведения и по совместительству его бывшим любовником, с которым они изредка всё ещё встречались в интимной обстановке, но при этом оставались неплохими приятелями. Пошла третья стопка виски без закуски, когда взгляд, который он ощущал на своём затылке наконец-то добил его окончательно, заставив повернуться и посмотреть в сторону сидящего за столом рыжего потрёпанного паренька. Его голубые глаза вперемешку с копной рыжих кудрей и слишком пристальный взгляд вызывали у Миньярда подозрение. Но как только они встретились глазами, на губах этого парня расцвела лисья ухмылка, а голубые глаза заискрили недобрым светом. Эндрю знал этот взгляд, – самоуверенные молодые парни слишком часто смотрели на него так. С тихим упоением, жаждой, и самозабвенным желанием нагнуть этого бизнесмена, помять его выглаженный костюм, испачкать его белоснежную рубашку, то ли вином, то ли чем ещё похуже. Большинство из них, обращая внимание на его рост думали, что Эндрю очень легко прогнуть под себя. Каково было их удивление, когда эта, пусть и не высокая, но всё ещё груда отменных мышц нагибала их самих. Миньярд закатил глаза, когда этот рыжий помахал ему рукой, и отвернулся, допивая выпивку. Роланд, видевший эту мини-сценку хихикнул, протирая бокалы: — Новая жертва? — Не сегодня, – отрезал Эндрю, – подлей ещё. — Уверен, что не сегодня? Он уже идёт в твою сторону, – улыбнулся Роланд, подливая Эндрю виски. Тот отобрал у него бутылку и отпил прямо с горла. — Тогда мне его жаль, выпивку сегодня никому покупать не собираюсь. — Я могу и сам купить вам выпивку, – раздалось у него над ухом с лёгким озорством и лисьим ехидством. Рыжий стал подле, облокотившись на барную стойку, и Эндрю косо посмотрел на него, пока прикуривал сигарету. Это был оценивающий взгляд. Он думал о том, сказать ли ему твёрдое «нет» сейчас, или немного поиздеваться. На парне была спортивная футболка с логотипом хоккейной команды, легкие шорты, грязные красные конверсы и до нелепого дорогие часы, наверняка подарок, выбивавший его из образа неотёсанного спортсмена. Подкаченное тело на фоне слишком широких плеч Эндрю, казалось тонкой соломинкой, но блондин всё равно оценил это спортивное телосложение громогласным «Ммм». — А платить чем собираешься? Своими последними ролексами или натурой? — Ну что вы, натурой будете отплачивать мне уже вы. — Слишком самонадеянно. — Проверим на деле? Он пытался взять Эндрю на слабо. И, да, это сработало. — Роланд, посчитай всю сегодняшнюю выпивку на счёт этому молодому человеку, – прикрикнул он, привлекая внимание бармена, а затем обратился к рыжему: — Напомни мне своё имя? — Можете называть меня Нил, – усмехнулся рыжик, забирая из рук Эндрю сигарету. Он сделал одну неудачную затяжку и закашлялся, – ну и херня. Эндрю запомнил эту картину, на секунду весь лисий и игривый образ хоккеиста развеялся из-за такой нелепости, но комментировать это блондин никак не стал. — Тогда проверим, Нил. Он оставил наполовину опустошённую бутылку виски на столе и поманил Нила за собой. Тот поспешно затушил сигарету и поплёлся хвостиком. Роланд любезно подкинул Эндрю ключи от подсобки и Миньярд поймал их налету под звонкое «Развлекайтесь, девочки». Когда они оказались наедине, Эндрю захлопнул за Нилом дверь. Рыжий прильнул к нему, накрывая чужие губы жадным поцелуем, но как только его руки потянулись, чтобы обхватить талию Эндрю, сильнее вжимая его в дверь, Миньярд схватил его за запястья, и сменил их положение, пригвоздив парня к стене подле открытых полок с различным хламом. От такой резкой смены полярности и твёрдой хватки блондина у Нила сбилось дыхание, и он удивленно простонал в чужие губы от боли. Его руки потянулись к ширинке Эндрю, но тот сильнее сжал кисти над рыжей макушкой, не давая Нилу и возможности вырваться из крепкого захвата. Когда Эндрю просунул колено меж его ног, и схватил с полки красную бечёвку, принявшись обматывать ей чужие кисти, Нил разорвал поцелуй и проскулил: — Это нечестная игра! — А кто говорил, что будет честно? У меня свои методы, Нил. Ты на моей территории, и играешь по моим правилам. Неужели ты думал, что натурой действительно буду оплачивать тебе я? Рыжий недовольно фыркнул, но возмущения остались невысказанными, потому что Эндрю заткнул его поцелуем, пока так умело заплетал узлы на его запястьях. Нил тёрся о его колено, пытаясь получить хоть какое-то внимание от блондина, но прежде чем коснуться его где-либо ещё Эндрю перестал смаковать его рот, как только рыжий умудрился укусить его за нижнюю губу и опалил горячим дыханием с примесью виски, его ухо, одаривая низким хриплым шёпотом: — Не советую касаться меня, иначе одними руками ты не отделаешься, Нил. Этой верёвки хватит на всего тебя. Нил облизал губы и хмыкнул: — Ты связываешь всех своих партнёров? — Только самых непослушных. — Выходит, я непослушный? — Потенциально – да. Он отпустил бечёвку, и её остаток развязался, падая на пол. Эндрю сел вслед за ней, приспуская шорты спортсмена к самым щиколоткам вместе с бельем, и Нил охнул от неожиданности, втягивая живот. Морозный холодок прошёлся по его телу и налитому возбуждением органу, а предвкушение быстро сменилось сладкой негой, когда Эндрю Миньярд облизал его член, размазывая предэякулят по головке. Нил попытался дёрнуться навстречу, но Миньярд обхватил его бедра после неудачной попытки, и придавил к стене, не давая ни малейшей возможности двинуться. Нил всхлипнул от разочарования, недовольный тем, что перед ним ставят столько запретов, но это лишь вызвало тихий смешок у Эндрю, по его губам пробежалась самодовольная усмешка. Он посмотрел снизу вверх на рыжего паренька, читая в этих мерцающих синевой глазах предвкушение вперемешку с непомерным вожделением и жаждой. В стальном взгляде потемневших, казавшихся чёрными, глаз самого Миньярда был интерес и игривое настроение. Теперь можно было с точностью сказать, что он был полностью увлечён этой игрой. Когда под чужим взглядом Эндрю вобрал член этого парня до самого основания, Нил простонал, откидывая голову назад, ударяясь затылком о стену. Эндрю отсасывал этому рыжему незнакомцу так, как давно не сосал никому, выдаивая его до последней капли. Он слушал его сладкие стоны разной тональности как самую лучшую песню в этом баре, и наслаждался тем, как до того самодовольный тон этого спортсмена и лисьи нотки его некогда уверенного голоса превращаются в тихие всхлипы и совершенно щенячий скулёж. Это был самый лучший минет в жизни Нила, а поставленные ограничения лишь подливали масла в огонь азарта, заставляя его возвращаться за реваншем снова и снова, чтобы посмотреть, на что ещё способен этот бизнесмен. Эндрю не планировал цеплять одну пассию дважды, но Нил был слишком настойчивым. Он приходил, флиртовал, нарывался, делал всё возможное, чтобы опять заинтересовать Эндрю, привлечь его внимание, и это у него получалось просто отменно. Сначала они трахались только в подсобке или общественном туалете, потом Эндрю больше не мог выдерживать этого неудобства и стал снимать им номер в отеле. Они редко говорили друг о друге, лишь флиртовали и занимались сексом, но им было этого достаточно. Так считал Эндрю, ограничивая их общение по максимуму, как бы Нил не пытался снять хотя бы один из его запретов. Эндрю Миньярд был неприступной стеной, и он не собирался больше повторять ошибок прошлого, поэтому он усердно держал дистанцию, не давая ни себе, ни Нилу ни единого намёка на что-то большее. И это всё равно не мешало хаосу из противоречий терзать его израненную душу. *** Всё, что я знал о тебе было ложью. Кроме самого очевидного - ты действительно был хоккеистом. Но я даже подумать не мог, что не ты один… Я избегал любое упоминание хоккея после выпуска из школы, но, когда мой психотерапевт посоветовала зарыть топор этой войны и наконец-то опустить всю, копившуюся годами ненависть, я опять встал на коньки… Я купил этот грёбанный билет на матч в Staples Center, чтобы доказать себе, что всё в прошлом. Больше нечего бояться, больше нечего ненавидеть, потому что там больше не будет никого, кто был бы так сильно помешан на хоккее, как он… Я собирался разобраться и наконец-то отпустить копившуюся годами желчь, и я пришёл на этот идиотских матч, подготовленный к тому, что там будет сумасшедшее количество орущих людей. Я ненавидел толпу и большие скопления людей, но я всё равно решил покончить с этим. Я не удивился, когда услышал, что твоё настоящее имя – Натаниэль Веснински. Я знал, и чувствовал, что ты лжёшь мне, но всё это не играло никакой роли, потому что мы были друг другу никем, и я не собирался вытаскивать из тебя всю твою подноготную. Но когда я услышал из уст диктора имя, которое хотел никогда больше не слышать…когда я увидел на экране того, кого хотел никогда больше не видеть, я понял, что судьба явно играет со мной злую шутку. Я смог досидеть до конца матча лишь потому, что пообещал себе, чего бы то ни стало, не уходить оттуда. Но я возненавидел хоккей ещё пуще прежнего, теперь за то, что он не дал мне забыть тебя окончательно. Не дал мне отпустить. Дневник Эндрю Миньярда. Запись 210. *** После матча прошло три недели. И всё это время Натаниэлю так и не удалось встретиться с Эндрю. Он не брал трубку, не отвечал на сообщения, и больше не появлялся в баре. И да, Натаниэль специально несколько дней подряд выслеживал его, засиживаясь до самого утра, но все попытки связаться с ним были тщетными. Он не знал, что произошло, но тревога не переставала преследовать его, сковывая внутренности и сжимая сердце. Ему нравился Эндрю, и он бы не хотел, чтобы их отношения заканчивались на такой ноте… вернее, ни на какой ноте вовсе, потому что складывалось ощущение, словно эта музыкальная пауза впредь будет вечной. После тренировки он сидел в раздевалке, снимая коньки, когда Кевин Дэй подошёл к нему и окликнул. Сегодня Натаниэль очень сильно лажал, постоянно спотыкался и несколько раз падал, словно кто-то услужливо пробивал под его ногами лёд. Кевина это очень злило, и он всё время делал ему замечание, но теперь, после этого напускного безразличия в его глазах чувствовалась обеспокоенность за своего друга. — Эй, Нат, что случилось? – поинтересовался он, присаживаясь рядом с сокомандником плечом к плечу. — Ничего, – фыркнул Веснински, перебирая плечами, и откинул конёк в сторону. Он был до ужаса взвинчен, и морально не готовый к новой порции занудства от Кевина. За все года в национальной сборной они хорошо сдружились. Двое помешанных на спорте, они не видели никого и ничего кроме льда и шайбы. Они проводили вместе очень много времени, тренируясь, чтобы стать лучшими в своём деле, и им двоим это безумно нравилось. А ещё Натаниэлю нравился Кевин. Нет, более того, он был в него влюблён так же, как был влюблён в хоккей. Но Кевин Дэй был законченным натуралом, у него была девушка, пусть Нат видел её всего пару раз, и готов был поспорить, что его настоящая девушка – это хоккейная клюшка. Но она всё ещё была! Поэтому Веснински просто принял это как дань. Он давно перестал даже пытаться склеить Кевина. Его слишком палевные намёки и флирт воспринимались Дэем как шутка, все попытки были тщетны. Натаниэль рассчитывал, что эта влюбленность когда-нибудь пройдёт, поэтому никогда не терял возможности подцепить кого-то ещё. И этим кем-то оказался один очень сексуальный блондин, под которым, как никогда хотелось прогибаться и стонать, себя не помня. Которого хотелось узнать получше, и попробовать посмотреть, что же в этой книге за обложкой. Ему отчаянно хотелось попытаться завоевать расположение Эндрю Миньярда. Дать ему понять, что он хочет большего, что он готов на любые трудности и уступки. Но теперь и Эндрю оказался вне зоны доступа. А самое трудное, что его сердце наполнилось ядом безответных чувств сразу с двух сторон. Сосуществовать с этим было сложно, но возможно… И тем не менее, три недели такого морального давления хватило, чтобы весь плохо сдерживаемый гнев начал постепенно сочиться, и прорываться на свободу через импульсивные действия, взвинченность и агрессию. Нат откинул второй конёк в сторону, не рассчитав силы. Тот с грохотом ударился о шкафчик, и Кевин невольно подпрыгнул от такого резкого металлического звона. Он закусил губу, глядя в сторону вмятины на металлической дверце, но не сказал ровно ничего про порчу спортивного имущества. Натаниэль вымученно выдохнул, проводя ладонями по лицу. — Как же всё заебало… — Можем обойтись сегодня без ночной тренировки, если тебе нужно отдохнуть, – пошёл на уступки Кевин, сжимая его плечо в жесте поддержки. — Нет, Кевин, это не поможет, – простонал Нат, одергивая плечо в намерении скинуть чужую руку с себя. — Ну а что тебе нужно? — Ничего, что ты можешь мне предложить, – прорычал он. А Кевин развёл руки в стороны, сдаваясь: — Нат, последнюю неделю ты ведёшь себя совершенно невыносимо, огрызаешься, играешь так, словно клюшку первый раз в жизни взял. Я не читаю твои мысли, откуда мне знать, из-за чего это всё? Это просто меня раздражает…может у тебя в семье кто-то умер, а ты мне не рассказываешь? — Моя семья мертва, Кев. — Нат, не делай из меня дурака, ты знаешь о ком я. — С ними всё хорошо, – протараторил Натаниэль, отмахиваясь. — Тогда почему ты такой недовольный и агрессивный кусок дерьма? — Я недовольный кусок дерьма? – возмутился Натаниэль, вставая с лавочки, – А ты тогда кто, Кевин Дэй? Педантичный кусок дерьма? Идиотский кусок дерьма, который настолько говнится, что другие готовы плюнуть ему в лицо? – он тыкал пальцем в грудь Дэю при каждом новом аргументе, – Отвратительно правильный и фанатично увлечённый хоккеем кусок дерьма, который просто ужасно восхитительно смеется и очень забавно улыбается? Мерзкий кусок дерьма с зелёными щенячьими глазами, от которых я не могу оторваться, и очень бархатным голосом, такими желанными губами из которых почти всегда вырываются отвратительные комментарии и мерзкие замечания? Нат хлопнул себя по бёдрам и отошёл. Кевин нахмурил брови, смотря на него в упор. — У тебя, что, недотрах, Нат? — Нет, Кевин, у меня вечный перетрах от твоей говнистости. Вы оба затрахали меня по самое не хочу своими выебонами. Ты, тупой вечно непонимающий намёков гетеросексуал, который затрахал меня тем, что так и не понял, что за всё это время, я не шутки с тобой шутил, а намекал тебе, что ты мне нравишься, конченный идиот! А второй...просто блядский ублюдок, который пропал ни с того ни с сего, словно его и не было никогда! Словно он моя грёбанная тульпа. Это просто отвратительное ощущение, чувствовать, что тебя поматросили и бросили как последнюю шавку! Он затрахал меня этим своим игнором! А ты затрахал меня своей непомерной тупостью! Меня выебали во все дыры, Кев, и не так, как я того хотел! Я чувствую себя мерзко, отвратительно и просто ужасно, потому что влюбился в парней, которые никогда не будут готовы на отношения со мной! И знаешь, что? Тут каждое слово трахает меня во все щели! – Он начал перечислять, загибая пальцы: — Первое: я влюбился, кто бы мог подумать, что я вообще так могу? Ведь мне никогда никто не нравился до вас. Второе: я влюбился в ВАС, смекаешь? Двух людей одновременно, и это просто пиздец…Но я не могу избавиться от чувств ни к тебе, ни к Эндрю. Я люблю вас по-разному, но так сильно, что это причиняет мне невыносимую боль. Третье: Вы оба парни! И это просто смешно. Потому что твоё любимое «в спорте нужно быть натуралом» уже давно сидит у меня в печёнках. И четвертое: ДА, я ГЕЙ, Кевин, и я влюбился в натурального тебя, который никогда не ответит мне взаимностью, и избегающего Миньярда, который настолько боится серьезных отношений, что сразу сбегает при любом упоминании о чём-то личном! – Он развел руки, и засмеялся. — Я в полной и непросветной заднице, Кевин. Я в таком очке, в которое не залазил ни один хирург за фигурками лего. И хуже всего то, что я сейчас, чёрт возьми, сорвался, и выдал всю эту хуйню тебе, зная, что нам с тобой работать вместе до окончания контракта! Так скажи же мне, о капитан, недотрах у меня или нет?? Кевин Дэй натурально так ахуел от услышанного…Иначе было не сказать. Его лицо можно было спокойно сравнивать с экраном загрузки Windows ХР. Он смотрел на Веснински ошарашенно. Попытался что-то ответить, открыв рот, но в итоге закрыл его, так и не найдясь со словами. А что тут вообще нужно было говорить? Натаниэль вылил на него просто сумасшедший поток информации, и это требовало детального рассмотрения и обдумывания, на которое компьютер Кевин Дэй сейчас был неспособен. Он закусил губу, а Натаниэль закатил глаза, подхватывая свою сумку и направляясь к выходу: — Сегодня без ночных тренировок, Дэй. Он хлопнул дверью, оставляя Кевина наедине со своими мыслями. А думать тут нужно было очень долго и усердно… Сопоставляя все за и против, и оценивая степень морального ущерба. Кевин сжал собственную переносицу, и попытался сделать глубокий вдох, прежде чем начать разгребать всю ситуацию по кусочкам. *** Я видел все твои сообщения, Нил… Или, будет правильнее сказать Натаниэль? Я продолжал удалять каждое из них, но так и не смог заблокировать твой номер. Я уехал из Лос-Анджелеса, объяснив своему психотерапевту это как рабочие обстоятельства, но я знал, что она всё поняла и без слов. Идея с хоккеем стала фатальной ошибкой. Я очень злился на неё, на себя, на тебя, на вас обоих. Теперь, когда я знал, что вы двое работаете в паре, когда я видел, как радостно вы обнимаете друг друга после матча, сомнений в том, что вы близкие друзья у меня не было. С того момента я больше не мог рассматривать тебя как отдельную единицу, Натаниэль… Я бы не смог ещё раз посмотреть в твои голубые глаза, зная, что он тоже смотрел в них, не смог бы касаться тебя, зная, что он тоже касался тебя, пусть не так интимно, пусть не так развязно, но касался. Ты должен был перестать существовать для меня вместе с ним, и другого варианта, как уехать, оборвав все связи, у меня попросту не было. Теперь я должен был забыть вас обоих, вычеркнуть из своей слишком хорошей памяти каждый момент, включая его почти ласковый шёпот на ухо в середине ночи «Эндрю, ты спишь?», который я помню ещё с наших ночёвок, и то самое томное «Ты спишь, Эндрю?», которое звучало в номере отеля, сонным голосом, пока ты счастливый и оттраханный прижимался ко мне как котёнок. Так сплю ли я теперь, когда ваши такие разные в интонациях, но одинаково тёплые слова выжигают остатки моего сердца? Нет, я больше не могу заснуть как раньше. Я больше не сплю. Дневник Эндрю Миньярда. Запись 213 *** После того разговора между ними, когда Натаниэль облил Кевина информационным кипятком, прошёл месяц. Они так и не поговорили об этом. Кевин не сказал ничего. Их общение вне тренировок свелось к минимуму, но на тренировках Дэй держал лицо, относясь к нему так же строго, как и всегда. Натаниэль поддержал этот обет молчания, но он стал более несносным, всё время хамил, огрызался. Ночные тренировки с тех пор прекратились, как минимум для Натаниэля, теперь Кевин занимался в полном одиночестве. Иногда он приходил на лёд, садился у ворот и катал шайбу из стороны в сторону, думая обо всём этом. Ему было страшно, очень страшно… По многим причинам. Нат коснулся запрещенных его сердцем тем. Он открыл то, что Кевин пытался держать в секрете от самого себя. От той стороны личности, которая каждый раз оскорбляла и душила его за все отхождения от нормы. Кевин Дэй за 25 лет своей жизни так и не смог принять тот факт, что ему нравятся мужчины куда больше девушек. Он смотрел на всех открытых геев, не выражая никакой враждебности, но себя за такое он простить не мог. Внутренняя гомофобия коренилась в нём с годами, она превратилась в его самый худший кошмар, стала дьявольским отродьем, которое каждый раз с напускной заботой проводило его мысленно по всем кругам ада, чтобы Кевин наконец-то усвоил урок и избавился от любого намёка на не натуральные мысли. Он не любил свою девушку. Они виделись несколько раз в год, и появлялись на публике только для галочки и СМИ. Да, она была хороша в постели, но это было совершенно не то… Не так. Он практически никогда не думал о ней. Он никогда не хотел тесных взаимоотношений. Когда Кевин занимался онанизмом, он не представлял Тэодору, не выстанывал её имя в подушку, не сжимал ткань покрывала, в надежде ощутить под собой её нагое тело, по которому можно смело провести рукой. Зато ему прекрасно удавалось представлять на этом месте Эндрю, а потом и Натаниэля. И это было хуже всего. Потому что так не должно быть. Только не с Кевином Дэем! Но это было с ним всегда… А осознание пришло ещё в средней школе в тот раз, когда Кевин оставался на ночёвке в доме Эндрю. Они любили прятаться от взрослых на чердаке, ведь там у них была своя маленькая уютная база, интимное местечко, принадлежащее только им двоим. Там два ещё молодых сердца проводили время за теориями вселенского заговора и выстраивали планы по захвату США, а потом и вселенной. Это было место развлечений, дискуссий и самых интересных разговоров, где Кевин Дэй переставал быть настолько озабоченным хоккеем, и становился озабоченным Эндрю Миньярдом и проведённым вместе с ним временем. Они часто делали безумные вещи, но в тот раз они решили, как все 15-тилетние подростки, посмотреть украденную у взрослых кассету с порнухой. Всё было прикола ради, так кто ж знал, что Кевину Дэю после этого будет совершенно не прикольно. Всё начиналось обычно, они с Эндрю сидели на диване с хмурыми сосредоточенными лицами, словно собирались просматривать документальный исторический фильм. Кевин вставил кассету и шоу началось. Какой-то незамысловатый сюжет с женщиной, что вызвала сантехника, а пришёл сексуальный полуобнажённый мужчина и сказал ей: «Не бойся, детка, я починю твой краник и заклею твою дырочку, пока её не прорвало». Кевин и Эндрю залились истерическим гоготом после этой фразы. Миньярд попытался перекривлять этого мужчину, а Кевин лишь сильнее расхохотался и чуть не оказался на полу. Когда чайки на чердаке стихли, стало совершенно не до шуток, потому что на экране тот самый подкаченный загорелый мужчина уже натягивал свой краник на эту бледнолицую девицу. Наступило невдупленное гробовое молчание, и лишь стоны порноактёров разбавляли тишину. Кевин засмотрелся на этого мужчину, на его красивую фигуру, на его крупный член, которым он проводил по ягодицам нагнувшейся девушки и вставлял до самого основания. Он не замечал, как она стонет, но он специально сделал погромче, чтобы вслушиваться в редкие постанывания этого грёбанного сантехника. Это было очень необычно, и очень интересно. Дэй невзначай глянул на Эндрю, но наткнувшись на его карие, смотрящие прямо в душу глаза, перевёл взгляд обратно на экран, заливаясь алой краской до самых ушей. Он свёл ноги вместе, и сжал собственные бедра, впиваясь в кожу ногтями, только чтобы успокоить бешено выпрыгивающее из груди сердце и сбить накатывающее огненными волнами возбуждение. В какой-то момент Эндрю усмехнулся и выдохнул почти шёпотом: — У тебя стояк. Кевин фыркнул, ещё более смущенный этим замечанием и огрызнулся: — Я знаю. — Ты можешь подрочить, если хочешь, в этом нет ничего такого, мы же оба парни. — А ты...? — Если хочешь, я отвернусь или выйду. — Нет…не…на– он оборвал себя на полуслове и исправил, – мне всё равно. Эндрю кивнул и с деланным равнодушием продолжил влипать в этот старый телек. Кевин запустил руку под белье и наконец-то коснулся себя выдыхая с облегчением. Парочка нерасторопных движений, и он откинул голову на спинку дивана, отдаваясь ощущениям. Прикрыв глаза, Дэй больше не смотрел на порнуху, но слушал, сам невольно постанывая вместе с актёрами. Дрочить в компании собственного лучшего друга ощущалось почему-то очень волнующе. Мурашки проходились табунами по коже от осознания того, что Эндрю, помимо того, что слышал его, так ещё и видел… Кевин чувствовал на себе его взгляд, но ему отчего-то было страшно открыть глаза и вновь посмотреть в эти тёмные омуты. Только не сейчас. Только не в этой ситуации… В какой-то момент он уловил краем уха, как расстегнулась чужая ширинка, а потом услышал учащённое дыхание и резкие движения не только с динамиков телевизора, а со стороны сидящего в метре от него друга. Брюнет невольно коснулся свободной рукой пульта и на ощупь нашёл кнопку снижения громкости, прикручивая, только чтобы лучше слышать Эндрю… Ему теперь было всё равно, что происходило на экране…единственное, о чём он думал, так это о Эндрю, мать вашу, Миньярде, его лучшем друге, у которого на чердаке сегодня происходило что-то совершенно сумасшедшее. И когда брюнет кончил из-за тихого неожиданно мягкого стона, сорвавшегося с чужих уст, — мир Кевина Дэя перевернулся с ног на голову. Потому что последующие несколько недель, всё о чём он жалел: что держал глаза закрытыми, и не смог видеть это прекрасное лицо на пике своего наслаждения. Эндрю стал его влажной фантазией, и первой влюбленностью. И чем больше запретов Кевин ставил сам себе, тем больше он хотел их нарушать, подыскивая самые весомые причины, доводы и обоснования своим поступкам. Попрактиковаться с Эндрю в поцелуях? – О да, это была его идея. И он оправдывал это перед собой тем, что то, чем они занимались с Миньярдом было просто тренировкой перед отношениями с девушкой, словно все эти тренировки перед финальным матчем в каком-то там хоккее. Проблема была лишь в том, что финальный матч Кевин хотел бы сыграть на территории Миньярда и вместе с ним. Поэтому ему пришлось уйти из этого спорта раньше, чем он стал нравиться ему больше хоккея. *** Кевин Дэй, за все года нашей учёбы, ты стал для меня самым близким человеком на свете. Ты просто невыносимый и бесишь всех постоянно своим излишним занудством, но местами это мне даже нравится. Я никогда не скажу этого вживую, но в те моменты, когда ты не столь педантичен и не демонстрируешь мне своё сумасшедшее увлечение хоккеем, мне хорошо проводить с тобой время… На самом деле мне нравится смотреть как горят твои глаза, когда ты чем-то увлечён. Мне нравится твоя искренняя улыбка, адресованная только мне. Мне нравится твой почти щенячий взгляд, когда ты хочешь о чём-то попросить, и мне просто нравишься весь ты со всеми твоими недостатками. Это была лишь малая часть того, что Эндрю написал Кевину в ту самую последнюю ночь, после которой они больше никогда не видели друг друга. Но Кевин, перечитывал всё снова и снова, пока не запомнил наизусть. Теперь он мог цитировать в голове любой отрывок. Он не должен был испытывать никаких эмоций от этого письма с признанием от Эндрю, но он всё равно чувствовал слишком много. «Ты тоже нравишься мне, Эндрю!» – кричала одна его сторона, а вторая добавляла горькое и лживое: «Как друг». Кевин Дэй был очень слаб, поэтому он проиграл своим страхам даже когда его чувства к Эндрю Миньярду оказались взаимными. И после этого он продолжал проигрывать бесконечно, при этом умудряясь сглаживать боль от этого внутреннего поражения победами в чемпионатах. Он хотел быть победителем, но где-то внутри всегда понимал, что останется проигравшим… А с появлением в его жизни одного рыжего парня, всё стало ещё более запутанным. Никогда нельзя было недооценивать психологический блок Кевина Дэя. Потому что перед собой он поставил ровно такую же широкую и крепкую стену, которую построил в своё время Эндрю Миньярд. Только в отличие от блондина, Дэй изолировался не только от людей, но и от настоящей части себя, которую не должно было знать общество. Он всегда умел держать лицо на публике, и теперь эта маска настолько плотно срослась с его личностью, что стала казаться частью его самого. Он никогда не замечал никаких намёков от Натаниэля, потому что блокировал любые мысли, любые размышления насчёт заинтересованности рыжего его персоной. Он запрещал себе засматриваться на него в душевой после тренировок, как и запрещал думать о нём больше, чем о друге. И всё равно это не мешало образу Веснински появляться перед ним в определённые моменты слабости, когда ноги подгибались, глаза закатывались от наслаждения, а перед ним возникал образ красивого подкачанного пусть и покрытого шрамами, но всё ещё очень привлекательного молодого тела... Кевин никогда не дрочил на Натаниэля Всенински, но что он мог поделать, когда во время очередного акта этот образ рыжей бестии так и прорывался сквозь стену запретов… Разве что напиться и забыться. И тем не менее, теперь, Кевин Дэй устал и напиваться, и забывать. Именно поэтому он собирался разобраться с этой проблемой раз и навсегда, что бы это для него не значило. *** Начать жизнь с чистого листа – сложно. Ещё сложнее вырывать лист, который не казался чёрным, понимая, что дальше будет только хуже. Я выбросил множество вырванных страниц. Но я не выбросил мусор из своего сердца. Потому что каждая запись всё ещё напечатана на моей душе. Дневник Эндрю Миньярда. Запись 300 Три месяца подряд абонент Нил Джостен присылал ему сообщения практически каждый день. А потом он резко перестал и Эндрю выдохнул со спокойной душой и лёгким разочарованием. Он знал, что ничего не длится вечность, и он подозревал, что этот момент когда-то настанет. Учитывая, что Миньярд просто взял и пропал из жизни рыжего паренька, только такой вариант развития событий и казался ему возможным. Но лишь теперь, когда внимание со стороны Джостена перестало быть насущной проблемой, Эндрю почему-то ощутил вместо облегчения самую настоящую и разъедающую внутренности боль. Он жил с ней всё время, но теперь она стала лишь сильнее. Это был конец ноября. Всю осень Эндрю провёл сосредоточенный на своём бизнесе. Его предприятие было молодым и не настолько масштабным, а ещё довольно мобильным и ориентированным именно на онлайн аудиторию, поэтому несмотря на то, что главный офис располагался именно в Лос-Анджелесе, он бессрочно мог находиться в любом другом месте. Сначала это был Нью Йорк, а после он уехал в Колумбию. Южная Каролина была местом, где всё началось, и она должна была стать местом, в котором всё и закончится. Поэтому он приехал сюда, чтобы наконец-то поставить точку и сыграть финальный аккорд. Старый домишко давно пустовал. Но всё в нём осталось как прежде. Эндрю давно собирался продать этот дом, сейчас это было актуально как никогда. Его приёмные родители переехали в Чарльстон. Но несмотря на то, что дом оставался полностью в его распоряжении, за столько лет Эндрю ни разу не возвращался сюда. И тем не менее тут было чисто и так же опрятно, как в старые времена. Видимо, родители изредка приезжали, чтобы навести порядок, а может быть нанимали клининговую компанию, но Эндрю было совершенно безразлично. Он был тут уже неделю, но ни разу не зашёл в свою детскую комнату и ни разу не поднимался на чердак… Это было запретное место самых ужасных воспоминаний. Они должны были греть душу, но оставляли лишь неприятный осадок, потому что каждое из них было связано с Кевином Дэем. Потому Эндрю старался проводить своё время где угодно, но не в этом доме. Как минимум до встречи с риелторами и начала муторного процесса подготовления дома к продаже. И очень зря, что Миньярд затянул этот процесс до последнего, потому что, когда он открывал двери в двадцатых числах декабря третьему по счёту покупателю, перед ним в дверном проёме стояла не какая-то пожилая супружеская пара, а двое очень хорошо знакомых и ненавистных ему парней. Деланное равнодушие не помогло унять вырывающееся сердце. Оно било изнутри по груди, прорывалось сквозь рёбра, ломало кости, но Эндрю стоял, сжимая дверную ручку слишком крепко, и в его чёрных глазах не было ничего кроме пустоты. — Эндрю… – этот голос, эти щенячьи интонации с его именем на устах Миньярд не слышал по ощущению вечность. Ноги намертво прибились к полу, словно гвоздями. Скажи ещё один раз...Кевин, ещё один грёбанный раз… — Эндрю, мы хотим поговорить, – сказал другой голос, более высокий и менее мягкий, но не менее щенячий сейчас. Эти голубые и зелёные глаза смотрели на него с отчаянием и толикой надежды, и Миньярд уже готов был поддаться, но он стоял как холодное изваяние и практически не моргал. — Вы покупатели? – равнодушно поинтересовался он. — Нет, но… – Эндрю не дал Нилу договорить. — Тогда мне не о чём с вами разговаривать, – он собирался захлопнуть перед ними дверь, но Кевин как не кстати подставил ногу, из-за чего Миньярд очень сильно прищемил ему лодыжку. — Идиот! – вскрикнул блондин, распахивая дверь, и уставился на шипящего от боли Дэя, который хватался за свою ногу, как будто только что сломал её, – зачем так делать! — Впусти нас, Эндрю, – вместо ответа пропыхтел Дэй, – мы станем твоими покупателями, если это поможет нам поговорить с тобой. — Чего? – переспросил Нил. Эндрю увидел удивление на его лице, и, если бы он был более эмоциональным, отреагировал бы примерно также. Но вместо как-либо слов, Эндрю лишь закатил глаза и отошёл от двери, пропуская этих двоих внутрь. Нил помог Кевину зайти и захлопнул за собой дверь. — Снимай обувь, я осмотрю повреждение, – сказал Нил, вешая на крючок у гардеробной свою парку. — Нат, не надо, оно пройдёт, – ответил Кевин расстёгивая чёрное пальто, но тут ответил ему уже Миньярд. — Снимай, тебе сказали, – Эндрю был очень зол, но голос его был всё так же металлически холоден, – пока Нил…Натаниэль осмотрит тебя, я принесу аптечку. Эндрю ушёл в ванную и лишь когда ненароком увидел себя в зеркале, понял, что был бледнее трупа. Его руки мелко подрагивали, когда он доставал чемоданчик, а сердце колотилось как бешенное. Умыв лицо ледяной водой, Эндрю постарался смыть с себя наваждение и покинул ванную, пообещав себе, что сегодня вечером в качестве успокоительного опустошит пару бутылок крепкого спирта из резерва, — это были радикальные методы борьбы с грядущей чередой сумасшедших событий, и это действовало намного эффективнее всякого аптечного успокоительного. Каково это, когда в твоём доме оказываются люди, которых ты давно хотел стереть со страниц своей истории? Эндрю Миньярд сказал бы, что он готов убивать, а ещё сказал бы, что чувствовал себя отвратительнее чем когда-либо. И тем не менее, хуже всего было то, что он больше не ощущал внутреннего гниения, потому что теперь в нём отчего-то зарождалась предательская и ненавистная всем сердцем, такая сладкая и противная надежда. Надежда на то, что конец, который он запланировал для этой истории, окажется более привлекательным. *** Натаниэль обработал небольшое ранение Кевина, и они оба выдохнули с облегчением, когда осознали, что это просто ушиб. В противном случае Кевин не смог бы играть в финале, назначенном на весну следующего года. Если бы так случилось, это бы стало катастрофой для всей команды, потому что Кевин Дэй в паре с Натаниэлем Веснински оставались лучшими нападающими национальной сборной, они были неразделимым дуэтом, и без Кевина они бы вряд ли смогли одержать победу в этом году. — Спасибо, – тихо сказал Дэй, и на пару секунд сжал чужую ладонь, выдавливая из себя скомканную улыбку. Натаниэль улыбнулся в ответ, но удержался от того, чтобы чмокнуть его в колено на глазах у Миньярда, и уселся рядом на диван, осматривая хмурого невысокого блондина с ног до головы. Он так соскучился по нему за эти месяцы разлуки, что просто не мог оторвать взгляд. Каково же было Кевину, который не видел его ещё дольше… — Эндрю. — Вы встречаетесь, – он опять оборвал Натаниэля, это начинало раздражать, но рыжий лишь удрученно вздохнул и продолжил: — Нет, мы не встречаемся. Нет, мы не друзья, да, Эндрю всё сложно, поэтому мы тут. — А причём тут я? – усмехнулся Миньярд, но в его глазах не было ни намёка на озорство. — Мы с Кевином разговаривали очень долго, и мы пришли к выводу, что ты нужен нам. — Не находишь, что это даже звучит смешно? Как я могу быть нужен человеку, который за 8 лет даже не пытался со мной связаться? — Эндрю, прости, я просто… — Да не волнуют меня твои оправдания, Дэй, – перебил Миньярд Кевина, махнув в его сторону рукой и продолжил: — Как я могу быть нужен человеку, который не сказал мне даже своего настоящего имени? А, Нил Джостен? Что из того, что ты пытался рассказать во время наших встреч было правдой? Только то, что ты играешь в хоккей? А нет, ты ведь даже об этом прямо не говорил. Так есть в тебе хоть что-то настоящее? – он помотал головой, не давая Натаниэлю объясниться, — Я не буду спрашивать, как вы меня нашли, потому что у меня уже есть догадки на этот счёт, но то, что меня действительно волнует – Зачем вы меня искали? Для чего всё это было на самом деле? — Эндрю, мы любим тебя, — сказал Кевин, и Эндрю завис на секунду, пока в его голове взрывались тысячи искр, а электрическое напряжение проходило вдоль позвоночника по рукам, и касалось кончиков пальцев. — А я вас ненавижу. Натаниэль прикусил губу. Никто не говорил, что будет просто. Они шли на эту авантюру даже не зная, какой будет результат, но они очень хотели попробовать. Между собой они разобрались в тот вечер, когда Кевин Дэй наконец-то собрался с мыслями и начал действовать. Всё решалось постепенно и маленькими шажками. Как позже узнал Натаниэль, Кевин нашёл психотерапевта и наконец-то занялся проработкой своих страхов и избавлением от своей внутренней гомофобии. Он всё ещё посещал терапию, и не совершил общественный каминг-аут, но он смог расстаться со своей девушкой и сознался Нату абсолютно во всём. Он рассказал ему о Эндрю, рассказал о себе, и поведал о своих неоднозначных чувствах. Для Кевина это был очень большой прогресс. И это стало маленьким чудом, шансом на спасение того, что он умудрился разрушить. Взаимные откровения стали лишь начальной точкой их отношений. Они всё ещё вели себя по-дружески и несколько неловко, пока в один момент Натаниэль не выдержал давления, и не переступил наконец-то эту размытую грань, целуя его в раздевалке после ночной тренировки. Теперь каждую ночь помимо упражнений на льду они проводили за томными нерасторопными поцелуями, скомканными прикосновениями, иногда переходящими во взаимную мастурбацию. Кевин вжимал тело рыжего в металлическую побитую дверцу и скулил, а Нат выстанывал его имя прямо в губы и молил о большем, но они ни разу не доходили до самого конца, ограничиваясь лишь дрочкой. Не потому, что не хотели, а потому что хотели, чтобы это всё было не просто в какой-то там раздевалке, а дома и вместе с тем, в ком так же сильно нуждались. Вместе с Эндрю. *** Это была очень долгая ночь. Они просидели до рассвета, разгребая всё по полочкам. Сколько бы раз Эндрю не заявлял, что он не собирается это выслушивать, он всё равно сидел в кресле напротив и ни разу не сомкнул глаз, пока Натаниэль, а потом и Кевин рассказывали о себе, своих чувствах, своей жизни и о том, почему они не видят общее будущее без Миньярда. Утром Южная Каролина порадовала всех снегопадом, что было очень удивительно с учётом тёплых здешних зим. Но даже минус одного градуса хватило, чтобы поверхность начала покрываться тоненькой белой корочкой снега, и только когда на улицу повыходили соседские дети с широкими улыбками в шапочках с помпонами, радостно выкрикивая рождественские поздравления, Эндрю вспомнил, что сегодня Рождество. Эти придурки приехали к нему в канун праздников. И именно эти самые придурки сейчас, свалившись после бессонной ночи, спали в обнимку на диване. А Эндрю Миньярд стоял у открытого окна и курил, поглядывая то на них, то на весёлых ребят. В детстве он, как и эти дети был переполнен радостью, созерцая рождественское чудо. Никто никогда не знал о том, что он любит снег, потому что Эндрю не выражал своих эмоций так же ярко, как эти дети. Но это и не имело никакого значения, потому что его душа радовалась, сердце трепетало, а практически чёрные глаза наливались медовым светом безграничного счастья. То, что он испытал сейчас, было очень похоже на тот детский восторг. Его сердце наконец-то успокоилось, боль утихала, а холодная сталь в глазах таяла, как и снежинки на всё ещё теплом асфальте. Ему становилось легче. И не ему одному. — Эндрю, иди к нам, – протирая сонные глаза промурлыкал Кевин. Натаниэль прижимался к нему, как самый очаровательный рыжий котёнок, и пусть диван был не таким большим, там осталось немного места для Миньярда. Он собирался отказаться, но эти зеленоватые глаза смотрели с тем самым выражением, перед которым Эндрю всегда был очень слаб. Он удручённо выдохнул, закатывая глаза лишь для напускного недовольства, и улёгся рядом, прижимаясь грудью к спине Натаниэля. Кевин нежно коснулся его ладони, переплетая пальцы как тогда… А потом приподнялся на локте, одаривая Эндрю целомудренным поцелуем. Они так и проспали втроём до самого вечера, а потом из-за неудобного дивана изнывали от боли в спине. И тем не менее, каждый из них мог сказать, что ни о чём больше не жалеет. Они наконец-то нашли свой покой. И с этого самого момента, страницы моей жизни навсегда стали белыми. Нет, это не значит, что я стал писать белыми чернилами, а значит лишь то, что даже незначительные чёрные полосы и кляксы больше не казались мраком безысходности и отчаяния. Потому что начиная с того самого момента я буду с вами до конца, что бы не случилось. Это моё обещание. Дневник Эндрю Миньярда. Запись 312