Kitty Go!

Конечно, даже несмотря на заверения Гона, Киллуа продолжает настороженно коситься в сторону Хисоки, особенно в первые дни. Ему всё кажется, что в любой момент на бледном остром лице может промелькнуть хищный оскал, а поглаживания по голове обратятся пощечинами. Но ничего из этого не происходит, Хисока ведет себя так же, как и всегда. В отличие от Гона. Спустя пару дней за очередным ужином он резко притягивает Хисоку вниз за ворот обтягивающей футболки и, привстав на цыпочки, целует его в губы. А затем под шокированные взгляды Киллуа и Хисоки он беспечно улыбается и отправляется мыть посуду. Словно ничего и не произошло. Нервно посмотрев на Хисоку и поймав его ошарашенный взгляд, Киллуа молча ретируется с кухни. Сзади слышатся приглушенные голоса, Хисока то ли просто отчитывает, то ли всерьёз ругает своего питомца. Но Киллуа совершенно, совершенно не хочется знать, о чем идет речь. Он старается игнорировать увиденное, но словно назло Гон повторяет при нем поцелуй, на этот раз на заднем дворе. Стоит Киллуа выйти утром на веранду, как Гон прямо на его глазах залезает на колени к Хисоке, сидящему на траве в позе лотоса во время зарядки. Прежде чем отвернуться, Киллуа успевает заметить, с каким рвением Гон обхватывает лицо хозяина и подается ближе. На этот раз Хисока никак не выражает свое изумление, лишь приобнимает Гона за талию и склоняет голову набок. “Потому что я этого хотел, а он был не против. Ему нравится и мне нравится! Видишь, ничего страшного!” — единственный ответ, которого удостаивается Киллуа, когда наконец не выдерживает и спрашивает напрямую после очередного подсмотренного инцидента. Он не желает в этом разбираться, совсем нет. Хисока не проявляет садистских наклонностей, обходит его стороной, не издевается над Гоном, и Киллуа уже готов закрыть глаза на всё увиденное. Вот только в одну из ночей его вновь будят приглушенные звуки со второго этажа. Почему-то сдавленные стоны продолжают раздаваться в его ушах, даже когда он накрывает голову подушкой. Последнее, чего ему сейчас хочется — это подниматься наверх и проверять, всё ли в порядке. Внутри тлеет надежда, что Гон сказал правду и это действительно лишь странная тайная игра, но… Почему-то при одной мысли о том, что его друг сейчас скулит и выгибается под своим хозяином, тело бросает в жар. Это не холодный пот, не липкое скользкое ощущение в желудке, от которого начинает подташнивать, но нечто иное. Знакомое, пульсирующее и обжигающее, оно охватывает лицо и низ живота. Лежа на кровати, Киллуа замирает в ужасе, словно парализованный. Кажется, он даже перестаёт дышать или же просто слишком сильно прижимает подушку к лицу. Ни разу с момента побега он не вспоминал о тех до дрожи омерзительных днях, проведенных в лихорадке в подвале. Однако тело сыграло с ним очень злую шутку, и теперь у него вновь бешено колотится сердце, а там, внизу, болезненно тянет, все сильнее с каждой минутой. Далеко не сразу он возвращает контроль над телом — хотя бы отчасти, — Киллуа скидывает подушку и сворачивается в клубок на боку, зажимая между ног хвост и одеяло. Но вместо того чтобы ослабить напряжение, в паху начинает пульсировать ярче. Сверху уже не слышно ни единого звука, лишь кровь в ушах колотится с оглушающей силой. Ему только и остаётся замереть, стиснув зубы, и надеяться, что Гон не спустится к нему и не увидит, в каком животном состоянии он находится. Одним разом этот кошмар не ограничивается. Жар внезапно возвращается днем, когда Гон от радости слишком крепко и долго обнимает его, и в несколько беспокойных ночей, пока в голову так и лезут навязчивые мысли. Поймав удобный момент, когда Хисоки нет дома, Киллуа в панике роется во всех ящиках на кухне и даже осмеливается обшарить карманы верхней одежды в гардеробе. Тщетно — он не находит ничего, что могло бы помочь, а от осознания наглости своего поступка ему становится лишь более тошно. Ледяной душ помогает первое время, но Киллуа уверен: это ненадолго. Если всё повторяется по старому сценарию, уже совсем скоро он потеряет контроль и наверняка пожалеет о том, что сбежал до принудительной операции. В ночь, когда Гон остаётся с ним после долгого вечера с катанием на машине по окрестностям, Киллуа дожидается, пока тот уснет. И бесшумно выскальзывает из постели. Обратиться к Хисоке — самая крайняя мера отчаяния. Но что ещё ему остаётся?.. Чтобы не чувствовать себя диким, как животное, чтобы не напугать и не разочаровать единственного друга своим поведением. Почему-то на этот раз возможная реакция Хисоки пугает его гораздо меньше, чем осуждение или неприязнь в глазах Гона. Ему так нужна помощь, как бы ему ни хотелось это отрицать. Даже если он вновь будет ощущать себя как в густом тумане, напичканный неизвестными таблетками, это будет лучше бесконтрольного жара.

***

Из неглубокого сна Хисоку вырывает звук поворачиваемой ручки двери. Мягкие, едва слышимые шаги, приглушенные шерсткой на стопах — нет никакой причины переживать, что в дом проник кто-то посторонний. Однако что-то с его ночным гостем не так. Вместо того чтобы шепотом попроситься поспать с ним или же сразу пройти и нырнуть под одеяло, Гон мнется на месте, не закрывая за собой дверь. — Гон, не стой в дверях, проходи, — мягко зовет Хисока и поворачивается на кровати лицом ко входу. А после замирает на несколько секунд, рассматривая худую фигуру на пороге. За окном ночь, плотные шторы не пропускают свет тусклых фонарей, и он не может разглядеть, какое выражение лица у Киллуа. Но что-то определенно не так. Ещё никогда он не приходил к нему один добровольно, тем более посреди ночи. Может быть воспалилась заживающая рана на бедре? — Что-то случилось, Киллуа? — спрашивает Хисока и быстрым плавным движением садится на кровати. Повезло, что сегодня он лег спать в штанах, а не в одном нижнем белье, как обычно. Киллуа всё ещё молчит, не отходя от двери. Дотянувшись до тумбочки, Хисока щёлкает выключателем, и комнату озаряет мягкое свечение ночника. Теперь он прекрасно видит, что на Киллуа нет лица — кажется, он выглядит даже бледнее обычного, совершенно потерянный и напряженный до предела. — Не бойся, ты можешь рассказать мне, — добавляет Хисока как можно более спокойным голосом, но сам подбирается всем телом. — С тобой и с Гоном всё в порядке? Худший вариант — если Киллуа заметил посторонних людей снаружи дома; с остальными проблемами он, пожалуй, сможет разобраться скорее и с меньшими потерями. — С Гоном всё в порядке, — наконец, эхом повторяет за ним Киллуа и стискивает ручку двери сильнее, однако так и не тянет ее на себя. — Но я хотел поговорить. Могу я… кое о чем попросить? Пожалуйста. Я понимаю, что уже поздно, и я не хотел тебя будить, но… — тихо выдавливает он, и в его голосе звенит неприкрытое отчаяние. — Конечно, — кивает Хисока и натягивает на лицо легкую улыбку, стараясь не спугнуть гибрида, который впервые осмелился обратиться к нему лично. Тем более в столь поздний час. — О чем ты хочешь попросить? Киллуа стискивает ручку так, словно собирается вырвать ее со всеми креплениями. Он бросает стремительный взгляд на лестницу, мнется пару секунд и наконец прикрывает за собой дверь. Втянув воздух через зубы, он тихо тараторит: — У тебя есть сильные успокоительные? Хисока подаётся вперёд и невольно хмурится, положив руки на колени. — Тебе тревожно? Есть и другие способы, как с этим справиться. — Н-нет, мне просто нужно какое-нибудь лекарство, — голос Киллуа гораздо выше обычного, звучит как натянутая леска, а плечи его крупно и неритмично трясутся. Он натурально на грани срыва. — Не волнуйся, Киллуа, я смогу тебе помочь, если только ты скажешь, что именно тебя беспокоит, — вполголоса говорит Хисока, как можно мягче, и похлопывает по собственным коленям. — Иди сюда. Гону обычно помогает просто выговориться. Однако Киллуа остается на месте и стискивает руки в кулаки. Он настойчиво повторяет: — Мне нужно только лекарство, разговоры не помогут. — Ты просишь о препаратах, от которых могут быть серьёзные проблемы. Мне не хотелось бы вредить тебе из-за того, что мы с тобой не смогли разобраться менее радикальными способами, — стараясь не слишком давить, произносит Хисока. — Почему ты думаешь, что я не смогу помочь тебе избавиться от тревоги? — Потому что даже Иллуми не справился с этим, — с неприязнью выдавливает Киллуа, едва не переходя на шипение. — Тогда помогли только таблетки. — Какие таблетки? — От... от животного состояния... — неуверенно бормочет гибрид и отводит глаза в сторону, избегая зрительного контакта. — Киллуа, ты не животное, — уже более серьёзным тоном говорит Хисока и добавляет вкрадчиво, поманив рукой: — Подойди ко мне, милый. Мне нужно понять, у тебя что-то болит? Тебе приходят навязчивые мысли? — Нет. Точнее да, — отрывисто говорит Киллуа, запутывая его еще сильнее. — Я уже не могу так, не знаю, сколько ещё получится держаться. И тут он делает шаг навстречу. Неуверенный, совсем маленький, но всё же шаг. А затем ещё один. Но всё ещё не отвечает на вопрос. — Я не кусаюсь, — с мягкой улыбкой Хисока медленно протягивает руки с раскрытыми ладонями. — Зато я могу… — Киллуа крупно вздрагивает, будто его напугали собственные слова, и, опустив глаза, преодолевает оставшееся расстояние. Неужели он боится причинить вред Хисоке? Или ему снова пришло в голову желание сделать хуже себе? — Я не смогу помочь, если ты не расскажешь мне подробности, понимаешь? — тихо объясняет Хисока, удерживаясь от порыва взять гибрида за руки, как Гона. Так и не поднимая взгляда, Киллуа глухо бормочет: — Мне жарко, сердце колотится, в голове непонятно что вертится. Это не прекращается и становится только хуже. В прошлый раз после такого я поцарапал Иллуми, я не хочу терять контроль... И внизу... Я просто не знаю, что с этим делать! — с нескрываемым отчаянием добавляет он, прижимая уши к голове. — Внизу? — осеняет Хисоку; кусочки пазла складываются в цельную картину. — Ты возбуждён? Киллуа молча поднимает на него глаза и ошарашено округляет их. Ох, это будет тяжело, если он настолько сломан в этом плане. Неизвестно, что именно делал с ним Иллуми, но если он брал Киллуа, то разговорить и починить его будет крайне тяжело. — Ты защищался от него?.. — тихо уточняет Хисока. — Нет, он бы этого не позволил. Я не знаю, что на меня нашло, было душно и жарко, как сейчас, а если скоро придет туман в голове, я не переживу этого снова, — почти захлебываясь, выпаливает Киллуа, а в его голосе впервые проскальзывают шипяще-щелкающие нотки. Хисока делает глубокий вдох, чтобы спросить напрямую, но останавливается от одной мысли. Киллуа бы не пришёл, если бы знал, что с ним происходит и как можно справиться с этим состоянием. Неужели он всё же оказался нетронутым?.. Нужно проверить ещё пару вещей, чтобы не делать поспешных выводов и не навредить ещё больше. — Я со всем разберусь, — тихо обещает Хисока, делая очередное исключение, которого раньше был достоин лишь Гон. Обещание — он действительно сделает всё, что в его силах, чтобы помочь этому сломленному гибриду со столь деликатной проблемой. — Только дыши глубже, не паникуй. Он медленно тянется рукой к лицу Киллуа и замирает, когда тот вздрагивает от этого жеста. — Я просто прикоснусь, чтобы проверить температуру, хорошо? — приободряюще улыбается Хисока и, дождавшись короткого кивка, прислоняет тыльную сторону ладони ко лбу Киллуа. Тело гибрида дрожит под его рукой, но не пылает, как разгорающийся костер, как было у Гона перед течкой. — Давно у тебя эти непривычные ощущения? Выслушав неуверенный подсчет дней, он отбрасывает догадку о начале полового цикла. Судя по опыту Гона, хватает всего одних-двух суток, чтобы полностью потерять контроль. С Киллуа творится что-то другое, что-то… гораздо более понятное и знакомое для человеческого организма. — Скажи, Киллуа, — вкрадчиво начинает Хисока, — ты пытался сам… облегчить свое состояние? — Я принимал ледяной душ, — признается гибрид, шумно сглатывая. — Но все быстро возвращалось обратно. — А к другим способам не прибегал? — спрашивает Хисока и, видя полное непонимание в чужих глазах, со вздохом поясняет: — Ты трогал себя, чтобы сбросить напряжение? — Я… я один раз случайно поцарапал руку, но это не помогло, — вполне искренне отвечает Киллуа, и что-то внутри Хисоки болезненно сжимается от его неожиданной наивности. Даже если отбросить догадки об особом виде насилия, он всегда казался гораздо более образованным, чем Гон, во всех аспектах. Но вот Киллуа перед ним — в полном ужасе от естественной реакции тела и без малейшего понимания, что с ним происходит. — Нет, милый, — криво улыбается Хисока. — Я не про боль. Ты не трогал себя “внизу”, не гладил, чтобы сделать себе приятно? Судя по совершенно ошарашенному лицу напротив, Киллуа не то что не пытался изучать собственное тело — он даже не знал о такой возможности. Хисока прерывисто вздыхает. — Мне нужно знать, делал ли Иллуми что-то подобное? Прикасался ли к… — он берет короткую паузу, чтобы подобрать слова, — интимным местам, заставлял ли тебя трогать его, раздеваться, раздевался ли сам при тебе? Не бойся, ты в безопасности, никто больше не узнает, — заверяет Хисока как можно более спокойным голосом и наблюдает, как от лица Киллуа отливает оставшаяся краска. — Он водил меня в душ, но… — едва выдавливает гибрид, его глаза становятся стеклянными на несколько мгновений. — Может он и трогал губкой, но я… я не совсем понимаю… — Хорошо, — выдыхает Хисока, когда Киллуа неловко затихает, так и не договорив. Кажется, он действительно ошибся в своих догадках. Едва ли это делает прошлую жизнь Киллуа легче или сильно лучше, но он хотя бы не сломлен до конца. У него не стали отбирать последнее, растаптывать психику в прах. — Я догадываюсь, что было с тобой тогда в поместье, — тихо объясняет Хисока, стараясь не запугать гибрида ещё сильнее. — “Животное” состояние, как ты выразился, это просто половой цикл гибридов. В этом нет ничего ужасного или страшного. Но в любом случае я думаю, сейчас ты просто возбужден. Ты не потеряешь из-за этого контроль, не бойся, это совершенно естественно, правда, — улыбается он, внимательно наблюдая за тем, как Киллуа нервно прикусывает по очереди щеки изнутри и дергает хвостом из стороны в сторону. — Такое бывает не только у гибридов, но и у всех людей, причем довольно часто, особенно пока тело ещё растёт. Нужно только научиться сбрасывать напряжение, чтобы не заводиться и не паниковать из-за этого. — У всех? — переспрашивает Киллуа, впиваясь в ткань домашних штанов. — А разве это не происходит, только когда собираются создавать семью с ребёнком? — Нет, — уголки губ Хисоки невольно подергиваются, — вовсе нет. Чаще всего это вообще не связано с детьми, а просто с личным удовольствием. — Иллуми говорил совсем другое, — неуверенно возражает Киллуа. — Ты веришь ему больше, чем мне? — Хисока бросает на него пытливый взгляд, чуть прищурив глаза, и Киллуа тут же мотает головой. Так просто убедить его в чем-либо: достаточно просто упомянуть убеждения Иллуми, и гибрид готов будет принять другое мнение просто вопреки. — Значит, — неловко начинает Киллуа, но взгляда не отводит, — это всё пройдет, если “сделать приятно”?.. Почему-то от этого невинного вопроса внутренности опаляет жаром, улыбка несдержанно расплывается в оскал. — Конечно, сразу станет легче, — кивает Хисока и подмечает, что напряжение в плечах гибрида немного спало. Мысль рождается у него в голове за пару мгновений, стоит Киллуа задумчиво прикусить щеку изнутри. Очень неправильная, несвоевременная и совершенно точно сомнительная. Этому гибриду очень сильно досталось, шрамы по всему его телу, разбросанные как созвездия по ночному небу, говорят об этом красноречивее всего остального. С ним нельзя идти напролом, снося по пути все личные границы, даже Хисока это понимает и испытывает что-то сродни сочувствию. В нем говорит не возбуждение, а откровенное любопытство; старый незакрытый гештальт, оставшийся с момента их первой встречи. Тогда он ещё не видел в Киллуа личность, разумное на уровне человека создание, и не чувствовал ничего кроме жадного, горящего любопытства. Погладить, потрогать, рассмотреть, изучить, потискать и понаблюдать за реакцией — всё, чего он хотел. То же самое он чувствует и сейчас. Не более того. — Я могу показать тебе, что с этим делать, — доверительно шепчет Хисока и вновь протягивает руки с раскрытыми ладонями. Если Киллуа откажется — а скорее всего так и будет, — он не станет настаивать и уговаривать. Ни в коем случае. Вместо резкого решительного отказа Киллуа колеблется. Оглядывается назад, нервно переступает с ноги на ногу, кусает губу почти до крови — и как только отучить его от этой привычки… Когда Хисока уже опускает руки и вопросительно хмыкает, Киллуа шумно выдыхает. Облизывает пересохшие губы и говорит таким же тоном, каким отвечал на предложение присоединиться к готовке: — Наверное… Наверное, можно. В первые дни, пока Киллуа ютился в тесной кладовке, его можно было принять за обычного котёнка, дикого зверька. Тихий, нелюдимый, шипящий на каждую протянутую к нему руку. Но теперь он наконец готов принять ласку. Как самый настоящий домашний котёнок, он послушно идёт на руки, пусть и с опаской, но соглашается забраться на коленки. И сердце у него колотится как у котёнка — быстро-быстро, — стоит Хисоке медленно прижать руку к его груди. Сидя к нему спиной, Киллуа напрягается и замирает, задерживая дыхание, и Хисока спешит его успокоить. — Тихо, тихо, я ведь не сделаю больно, — заверяет он, мысленно подсчитывая удары сердца под ладонью. — Кто знает, — вырывается у Киллуа, а следом он, судя по тихому звуку, прикусывает язык. Хисока оскорбленно поднимает брови, пусть гибрид и не видит его лица. — Если бы я хотел, наверное, тебе бы было гораздо хуже, пока я ухаживал за твоими ранами всё это время. Ты так не думаешь? — уже менее игривым тоном говорит он, но быстро смягчается, когда сердце Киллуа начинает стучать с бешеной силой. В его руках сейчас не просто гибрид; кажется, это самое хрупкое существо в мире. Любое неверное движение, и он рассыпется на тысячи осколков. Это так странно учитывая то, как ладно и красиво он сам сложен, если быть честным, Гону даже со всеми тренировками до него далеко. Но это — кровавая красота, и она пугает — и будоражит, да, — если знать, какой ценой она досталась. — Постарайся расслабиться, — шепчет Хисока на выдохе, — в этом нет ничего страшного, милый. Киллуа у него на коленях тяжело дышит, инстинктивно вздрагивает от каждого нового прикосновения, пока Хисока лишь гладит его по голове между ушей, чтобы успокоить, и мягко прижимает ладонь к его вздымающейся груди. Слышно, как Киллуа делает глубокий вдох и медленно выдыхает через нос. Видно, как он старается переступить через себя, прислушаться к словам Хисоки и довериться ему, но все старания скатываются к начальной точке, стоит погладить Киллуа по грудной клетке.— Тебе будет спокойнее, если я буду предупреждать о том, что делаю? В ответ лишь запоздалый и неуверенный кивок. — Хорошо… Хорошо. Я сейчас просто поглажу тебя, чтобы помочь снять напряжение в мышцах, — Хисока дожидается слабого “угу” и на пробу повторяет прежнее движение. — Я могу прикоснуться к плечам? Получив безмолвное разрешение, он поднимает руки и поглаживает плечи гибрида. Мягко и медленно сжимает ладони, массирует скованные стальные мышцы, давит большими пальцами на зажатые точки. При очередном движении Киллуа издает странный звук, похожий на стон, и, смутившись, подается вперед. — Не больно? — тихо уточняет Хисока, выпуская его из хватки. — Нет… — коротко мотает головой Киллуа, и тогда Хисока медленно возвращает руки на место. — Ты очень зажат, — говорит он, выписывая круги ладонями. — Если доверишься мне, я могу помочь тебе размять мышцы. В следующий раз, конечно же, сейчас у нас с тобой есть более важная задача. — Перейдя на доверительный шепот, он спрашивает: — Могу я прикоснуться к твоему животу? Дождавшись неловкого кивка, Хисока медленно соскальзывает руками ниже. Поразительно, как Киллуа позволяет исследовать свое тело, подпускает так близко после всего, через что ему пришлось пройти. Подавляя желание сразу забраться ладонью под тонкую футболку, он поглаживает живот Киллуа и едва сдерживает шумный вздох. В этом месте особенно ярко ощущается, какое сильное и поджарое у него тело. У него даже есть пресс, который Хисока несдержанно обводит самыми кончиками пальцев. Наконец, с трудом оторвавшись от тела гибрида, Хисока шепчет ему на ухо сзади, отмечая табун мурашек на шее: — Помнишь, из-за чего ты испытывал возбуждение в последнее время? Может быть, какой-то яркий сон, увиденная сцена в фильме или игре, чужие прикосновения?.. Можешь не говорить вслух, если тебе неловко, просто постарайся снова вызвать это в памяти. — Зачем? — сглотнув, сухо спрашивает Киллуа; его тело мгновенно напрягается, как натянутая тетива, и Хисока спешит его успокоить: — Чтобы поймать нужный настрой. Не бойся, что бы это ни было, я не буду тебя осуждать, — заверяет он и, мягко надавив, прижимает Киллуа спиной к своей груди. — Вот так, а теперь прикрой глаза… Расслабься, здесь никто тебя не обидит, даю слово. Нельзя сказать наверняка, но, кажется, Киллуа слушается. Облизнув пересохшие губы, он едва заметно вздрагивает, когда Хисока вновь начинает осторожно поглаживать его по груди. Где-то там, под одеждой, несчетное количество шрамов и следов насилия. Будь на его месте Гон, Хисока бы уже давно жарко прижался губами к каждой оставленной метке, но с Киллуа нужно держать себя в руках. Это нисколько не утешит его, только спугнет. — Представь то, что “вертелось” у тебя в голове все это время, — нашептывает он в подрагивающее ухо. — Как оно звучало, выглядело, ощущалось… Тебе было приятно при этом, хотя бы немного? В первые разы это может смутить, даже напугать, но в этом правда нет ничего страшного. Дыхание Киллуа сбивается, сердце колотится быстрее, и Хисока несдержанно растягивает губы в ухмылке. Ему даже не надо опускать руку, чтобы удостовериться, что его слова возымели эффект. — Почувствуй, как жар приливает к груди, низу живота и еще ниже… — мурлычет он, в восторге наблюдая за реакцией котёнка на своих коленях. — Это должно быть приятно. Отпустить контроль, не думать, просто чувствовать, как твое тело становится податливее… Прими это состояние, не сопротивляйся ему, милый. Киллуа издает ещё один странный приглушенный звук, на этот раз больше напоминающий всхлип или скулеж. Потрясающе, как мало ему потребовалось, чтобы поддаться возбуждению, которое так сильно напугало его ранее. — Чувствуешь, как всё напряжение уходит в пах? — открыто спрашивает он, едва удерживаясь от того, чтобы прижаться губами к пушистому уху. — Дай угадаю, ты был очень чувствительным, когда это случилось в первый раз? Все тело будто в огне, в висках пульсирует, белье и случайные прикосновения только раздражают… Для этого и надо снимать напряжение, чтобы не быть на взводе. Он замолкает ненадолго, чтобы насладиться сбившимся шумным дыханием и неосознанным ёрзанием на коленках. Хисока даже позволяет ему немного отодвинуться, чтобы Киллуа случайно не напугала его эрекция. В конце концов, он просто человек. Пусть он и не собирается переступать границы, сложно объяснить это телу. Особенно когда в голове просто воет сирена, подкидывая картины того, что бы с ним сделал Иллуми, если бы знал, в каком положении сейчас его котёнок. — Скажи, — шепчет он, чувствуя непреодолимое желание проверить свою догадку. — То, что довело тебя до грани в последние дни… Это все Гон, да? — на имени его голос опускается ниже, и Киллуа словно пронзает разрядом тока. Он прижимает уши к голове, мычит в панике, и Хисока спешит его успокоить: — Тшш, лапочка, не бойся, я ведь пообещал, что не буду тебя ни за что осуждать. — Мне нужно… мне нужно, — бормочет что-то несвязанное гибрид, и Хисока быстро возвращает его мысли в нужное русло. — Тебе просто нужно расслабиться и довериться мне, — мурлычет он, пробегаясь пальцами по рёбрам. — Не думай ни о чем, отпусти все переживания. Я буду направлять тебя, хорошо, милый? На этот раз не следует ни кивка, ни утвердительного мычания, но Хисока не дает Киллуа передышку, чтобы все усилия не пошли коту под хвост. Жарко выдыхая, он спрашивает: — Потрогаешь себя? Это совсем не сложно, я подскажу, как быстро получить удовольствие. Хорошо? — не дождавшись ответа, Хисока шепчет: — Опусти руку вниз, погладь себя через ткань. Пусть и не сразу, но Киллуа послушно следует его указаниям, и Хисока с восторгом ловит его несдержанные вдохи. Он скован, зажат, но это ненадолго, Хисока знает, что нужно, чтобы Киллуа бессильно повис на нем, сбросив все напряжение. — Не бойся своего тела, — шепчет он в подрагивающее звериное ухо. — Запусти руку под одежду, обхвати свой член у основания, только не сжимай слишком сильно. Опустив взгляд, Хисока затаив дыхание наблюдает за тем, как Киллуа, помешкав, подлезает ладонью под резинку шорт. В таком положении сложно разглядеть всё в деталях, но Хисока замечает трогательный светлый пушок там, внизу, где он не посмел перекрасить белоснежную шёрстку. По неопытным движениям видно, что гибрид даже не пробовал делать это раньше самостоятельно. Слушая вкрадчивые советы, он поглаживает большим пальцем головку, собирая смазку, сбиваясь и крупно вздрагивая, водит кулаком по аккуратному члену. Мягко придерживая Киллуа за бока, Хисока кладет голову ему на плечо, чувствуя, как горит кожа гибрида. Он так долго изнывал от желания, и к тому же он так неопытен, ему понадобятся считанные минуты, чтобы кончить. И Хисока не хочет упустить этот момент. Дыхание Киллуа прерывистое и дрожащее, он срывается на скулеж, стонет сквозь стиснутые зубы и, кажется, даже забывает о том, что он не один. Впрочем, Хисока тоже об этом забывает, и поэтому тихий голос со стороны входа повергает его в шок: — Хисока… что происходит? Он мгновенно поворачивает голову, чувствует, как Киллуа каменеет в его руках, затаив дыхание. В дверном проёме — Гон. Даже в тусклом свете видно, насколько он растерян и… расстроен? От одного его ошарашенного взгляда внутри что-то переворачивается. Крайне паршивая ситуация. — А почему вы?.. Разве так можно… Ты же говорил… — бормочет он с совершенно потерянным видом. — Тише, Гон, — первое, что приходит Хисоке в голову. Для начала нужно успокоить его, выиграть время, чтобы обдумать ситуацию и правильно из неё выйти, не разрушив доверия. — Иди сюда. И Гон послушно, даже не сомневаясь и не переспрашивая, направляется в их сторону. С каждым шагом Киллуа напрягается всё сильнее. Не сразу Хисока замечает, что тот убрал руку из-под одежды и теперь прикрывается обеими ладонями. — Ты говорил, что никто не должен знать, — произносит Гон, сжав губы в тонкую линию. — И с другими это делать нельзя. Но ты… — Гон, милый, но я ничего и не делал, — полуправда с лёгкостью срывается с губ, Хисока давит из себя слабую улыбку. — Киллуа не знал, что с ним происходит, и пришёл ко мне за помощью. Я всего лишь помогаю ему с его просьбой. Разве я мог отказать твоему другу? Взгляд Гона прикован к лицу Киллуа, который не издал не звука с момента, как его застали в таком неловком положении. Он не шевелится, кажется, даже не дышит, и если бы не жар его тела, можно было бы принять его за мраморную статую. — К тому же, — продолжает Хисока, — это секрет от чужих. А Киллуа нам с тобой стал очень близок, правда ведь? — Правда, — эхом тянет Гон, и впервые за долгое время эмоции на его лице сложно прочесть. — Видишь, Киллуа, ты тоже нравишься Гону, — склонив голову, шепчет Хисока в пушистое ухо в попытке сгладить ситуацию, хотя его любимый котёнок наверняка тоже слышит это своими чуткими ушками. А затем он добавляет, уже громче: — Ты не против, если Гон побудет с нами? Но Киллуа никак не реагирует на его фразы и, кажется, в очередной раз между “бей” или “беги” выбирает третье — “замри”. Это играет только на руку. Он не собирается освобождаться из объятий, а значит, что всё по-прежнему добровольно. И Гон, кажется, успокаивается. Такую ситуацию гораздо проще обойти стороной и замять, преподнести как обычное просвещение. Вот только Гон одним вопросом меняет все планы: — А можно… Я тоже ему помогу? Хисока старается внешне не показывать своего удивления, но, боже, события разворачиваются даже интереснее. Они оба пришли к нему по своей воле. Оба доверились. Оба сами проявили инициативу, а значит руки Хисоки чисты, и он может лишь со спокойной душой наблюдать, куда их приведет эта неловкая ситуация. Он задерживает взгляд на Киллуа, как бы показывая: “Вот у кого нужно спрашивать разрешение”. — Киллуа, хочешь? — мгновенно сообразив, на что ему намекают, взволнованно шепчет Гон и подходит ещё ближе. Всего полшага, и они с Киллуа столкнутся коленями. Тяжелое молчание повисает в воздухе, и Хисока спешит разрядить атмосферу, чтобы подтолкнуть Киллуа к решению. — Ты сегодня доверился мне. Можешь довериться и Гону, он ведь желает тебе всего самого лучшего, — воркует он и мягко, невесомо пробегается пальцами по открытому колену. — Выбор за тобой. Гибрид у него в руках вжимается в него спиной, не отстраняется, не убегает, а наоборот — сгорая от неловкости, ищет защиты у того, на кого раньше смотрел лишь со страхом. Тихое, сбивчивое “да” притягивает Гона, словно магнитом, и в следующее мгновение он опускается на колени, задрав хвост трубой. Хисока раздвигает бедра пошире, заставляя ноги Киллуа разъехаться в стороны, и Гон пододвигается ближе, подняв лицо с горящим взглядом. На этот раз Хисока лишь наблюдатель. Он жадно следит за каждым движением, каждой реакцией, но не позволяет себе многого. Его котята со всем разберутся, а сам он просто проследит, чтобы всё прошло гладко. Гон подаётся вперёд, наученный опытом облокачивается на чужие бедра. Он тянется, чтобы вжаться лицом в живот Киллуа, но почему-то замирает и вместо этого склоняет голову набок, широко распахнув глаза. — Не будешь царапаться… пока я тебе помогаю? — с опаской спрашивает он, и Киллуа шумно сглатывает, мотая головой. Этого хватает, чтобы встрепенувшийся Гон нырнул головой под задравшуюся майку и, судя по реакции Киллуа, оставил там поцелуй. Игнорировать собственное возбуждение при виде такой картины становится всё сложнее, и Хисока несдержанно толкается бедрами. К счастью, Киллуа этого не замечает. Он сбивчиво и хрипло дышит через рот, трогательно постанывает и, нащупав почти вслепую руки Хисоки на своей талии, впивается в них цепкими пальцами. — Всё в порядке, котёнок? — шепчет он в пушистое ухо, когда гибрид срывается на скулеж, а следом замолкает. Ненадолго, всего на несколько секунд, пока Гон не опускает голову ещё ниже и не тянется руками к поясу. Киллуа вздыхает так громко, что этот звук отдаётся в члене томительной пульсацией. — Ох, как у меня! — с восторгом подмечает Гон, приспустив чужие шорты. — У Хисоки совсем гладкий, а у тебя… — Ну, Гон, не смущай нашего милого Киллуа, — со смешком произносит Хисока, но Гон уже не нуждается в его советах. Опустив голову, он оставляет чувственный поцелуй на покрасневшей головке, и Киллуа со странным всхлипом откидывает голову назад, на плечо Хисоки. Следующий поцелуй приходится чуть ниже, ещё один, с тихим влажным звуком, и ещё… От этого зрелища возбуждение накатывает такой мощной волной, что пальцы сами впиваются в тонкую крепкую талию. Но Киллуа будто и не чувствует этого. — Гон, Гон, зубы! — с тревогой скулит он, стоит Гону распахнуть рот пошире и принять влажную головку. — Тихо-тихо, — спешит успокоить его Хисока, массируя пальцами напряженные мышцы. — Он прекрасно помнит про клыки, никто тебе больно не сделает, не бойся, котёночек. В навыках Гона он не сомневается ни на секунду, особенно после гораздо более внушительных размеров, которые он принимал в рот. И Гон оправдывает все его ожидания — действует размеренно и аккуратно, медленно двигает головой, прикрыв глаза, и уверенно наращивает темп. — Хороший мальчик, — срывается шёпотом с пересохших губ. Сложно сказать, к кому из двоих юных гибридов он сейчас обращается, ведь они оба так трогательно изучают друг друга. Киллуа хватает совсем ненадолго: сказывается неопытность и перевозбуждение, которое измучило его за последнее время. Чувствуя характерную дрожь, Хисока перехватывает его одной рукой за грудь и жадно вслушивается в сбивчивые стоны, чтобы поймать финальный — самый яркий. Он выходит задушенным и таким рваным, что Хисока не может сдержать улыбки от умиления. Гон, помня его советы, послушно проглатывает всё, чем с ним делятся, и не отстраняется, пока Киллуа не начинает скулить от обострившейся чувствительности. Впервые за весь вечер гибрид бессильно изворачивается из хватки, и Хисока тут же отпускает его, позволяя ему тяжело завалиться на бок на постели. — Киллуа?.. Киллуа, — зовет его Гон, подползая ближе, и осторожно гладит подрагивающее бледное бедро. В ответ Киллуа мычит что-то невнятное и кое-как подтягивает шорты выше. Он вновь жмурит глаза и выглядит таким… уязвимым, понимает Хисока. Возможно, было неправильно перегружать его столь многими вещами за один вечер. Гон обеспокоенно вертится рядом с обмякшим другом, спрашивая о его самочувствии, пока тот наконец не шепчет в ответ слабое: “Хорошо”. Хисока выдыхает с облегчением. Даже если он и позволил своим котятам переступить некоторые границы, это ни в коем случае не может быть хуже того, через что его заставил пройти Иллуми. Иллуми… Хисоку осеняет, что сейчас, пока Киллуа в смятении переводит дух, он может получить ответ на волнующий его вопрос. Вот только Гону лучше его не слышать, едва ли это будет что-то приятное для его ушей. Хисока зарывается рукой в жесткие черные волосы и просит: — Лапочка, можешь сбегать на кухню за влажными салфетками? Надо помочь нашему другу убрать беспорядок. Гон с готовностью кивает и уже скоро оставляет их наедине. Хисока же наклоняется к притихшему Киллуа и спрашивает: — Разрешишь погладить тебя по голове? Внятного согласия он не добивается, впрочем, как и явного отказа, и тогда Хисока опускает руку и мягко ерошит темные крашеные волосы. Пробегается пальцами к загривку и обратно, медленно почёсывая и поглаживая гибрида. Тот впервые не напрягается от его прикосновения, лишь шумно вдыхает, когда его трогают за уши. Кажется, его действительно разморило от ласки и новых ощущений. — Могу я задать один вопрос? — вновь спрашивает Хисока, понимая, что ему стоит поторопиться. — Почему ты сбежал от Иллуми во второй раз? Тебя напугало начало полового цикла, да? Или случилось что-то ещё?.. Кажется, на несколько секунд Киллуа даже перестаёт дышать, его тело каменеет. Зарывшись носом в одеяло, он приглушенно бормочет: — Зачем тебе это знать? — Я переживаю за то, что могло произойти с тобой в том месте, — говорит Хисока, и это даже нельзя назвать ложью. — Я давно знаком с Иллуми, а после твоего рассказа о первом побеге… Ты смелый мальчик, пошёл на такой риск. Но мне бы хотелось знать, что ты не пострадал до этого. Всё же ты сейчас живёшь с нами, а я за тебя отвечаю… Он не договаривает и не дает обещаний, чтобы в случае чего не пришлось брать слова назад, но он надеется, что Киллуа поверит — о нём действительно переживают. Слышно, с каким скрипом гибрид стискивает зубы, а после, собравшись с силами, признается, так и не отрывая головы от постели: — После этого “животного” состояния… он пообещал меня кастрировать. Может и стоило это сделать, но… Но я просто не мог сидеть и ждать этого. Застигнутый врасплох признанием, Хисока даже перестает поглаживать мягкую шёрстку и волосы, его ладонь замирает на месте. На первом этаже раздаются шаги, Гон уже поднимается по лестнице, и ему точно не стоит слышать такие подробности. Киллуа уже рассказал достаточно, будет глупо давить дальше и портить ему впечатления от этой ночи. — Это очень жестоко, — тихо говорит он и добавляет, когда Гон уже заходит в комнату: — Но теперь этого точно не произойдёт, он больше тебе не навредит. — Что такое? — недоумевающе спрашивает Гон, подходя ближе и протягивая упаковку влажных салфеток. — Всё хорошо, котёнок, — урчит Хисока, сразу переходя на мягкий, игривый и менее серьёзный тон. — Просто говорю, что мы в безопасности. Он подает салфетки Киллуа и демонстративно отворачивается, чтобы тому было чуть менее неловко вытираться. Гон же наоборот подходит ещё ближе и забирается на постель, втискиваясь между Хисокой и Киллуа. — Хочешь поспать с нами? Здесь большая кровать, места хватит! — улыбается он, и из-под его губ выглядывают очаровательные клычки. Киллуа заметно мнется, всё ещё ошарашенный из-за нового опыта, но Гон решает за него: своей искренней улыбкой и открытым желанием. Такому просто невозможно противостоять, и скоро Киллуа укладывается на самый край постели. Даже если они сегодня и сблизились, вряд ли этого будет достаточно, чтобы он спокойно уснул в одной постели с Хисокой. Он, наверное, даже не до конца понимает, что произошло, ведь всё это свалилось на него так внезапно...Воспоминание вспыхивает в голове само собой и ошарашивает Хисоку ясностью картинки.Точно так же он однажды поступил с Гоном. И точно так же тот тогда ничего не понял, убежал с полянки, где Хисока впервые воспользовался его наивностью. Воспользовался однажды и не сумел остановиться на этом. Ведь это было так несправедливо по отношению к нему: научить тому, что было так некстати в его ситуации. Сейчас Киллуа настолько же беззащитный и наивный, как и Гон однажды. Хисока впервые не чувствует сладкого предвкушения разрядки от возбуждения. Он не должен был склонять Киллуа к ласкам, не должен был совершать второй раз ту же ошибку, что и с Гоном. Остаётся лишь надеяться, что сегодняшняя ночь ни на что не повлияет. К счастью, Гон не закидывает ногу на Хисоку, напротив — он поворачивается к нему спиной и осторожно приобнимает Киллуа. Под прикосновениями другого гибрида тот заметно расслабляется, и это успокаивает Хисоку. Ему самому остается только положить ладонь на талию Гона и зарыться носом в привычную и родную копну волос. — Прости меня, Гон, — шепчет Хисока так тихо, что даже не может быть уверен, что будет услышан. — Мм?.. — сонно тянет Гон. — Ничего, котёнок, сладких снов. После этих слов Гон заходится тихим рокотом и извивает хвост, чтобы мягко устроить его на руке Хисоки. Кажется, он совсем не заслужил такой благодарности от своего юного друга.