Kitty Go!

Нельзя расстраивать хозяина по пустякам, тем более если он называет тебя своим другом. Поэтому Гон старается не показываться перед Хисокой со слезами на глазах — он плакал перед ним столько раз, что уже не стоит испытывать удачу. Даже такому доброму человеку это может надоесть. Никому не нужны питомцы, которые не радуют своим видом. О чём-то подобном говорил первый хозяин, который постоянно водил его в места с кучей людей, где нужно было сидеть смирно и улыбаться, пока толпа вокруг направляет на тебя камеры и тихо перешёптывается между собой. Яркие вспышки пугали, от них всегда болели глаза, а резкий щелчок затвора заставлял вздрагивать. Люди ругались из-за смазанных фото и кричали. Говорили сидеть ровно и не вертеться, а хозяин дёргал его за поводок, принуждая замереть. Гон не очень хорошо помнит тот этап жизни. Кажется, тогда рядом с ним часто выставляли других, таких же юных гибридов. Поговорить и подружиться с ними шанса не было — после вспышек камер и душных помещений их разводили по разным комнатам, а потом его и вовсе передали в новый дом к незнакомому человеку. На этом смутные детали заканчивались, но вот уроки, полученные тогда, ему прекрасно запомнились. Не шуметь, не говорить на своём языке, пока не попросят, ничему не сопротивляться, не скалить зубы и не плакать. Именно поэтому Гон до последнего молчит и скрывается от Хисоки, пока все внутренности скручивает, а к горлу подступает желчь. Вот только в один из вечеров Хисока всё же замечает неладное. — Что-то не так, Гон? — озадаченно спрашивает он и пристально смотрит на него сверху вниз. Они только приступили к готовке, и Гону досталось такое большое и серьёзное задание — самостоятельно справиться с гарниром, — а он едва стоит на ногах. Неловко отпросившись в ванную, он включает воду, чтобы Хисока не услышал, как его тошнит. Это ужасное состояние возвращается всё чаще, неловкие ситуации повторяются в присутствии Хисоки, а боль в животе усиливается с каждым днём. В голову закрадывается подозрение, что всё это, должно быть, из-за нового питания. Но Хисока ест вместе с ним, чувствуя себя при этом прекрасно, а вся еда такая вкусная, особенно сладкие угощения… От обиды на глаза наворачиваются злые слёзы, будто вся эта боль — лишь плата за то, что он позволяет себе столько человеческого и приятного. Вернувшись из ванной после очередного приступа, Гон не выдерживает и тихо скулит, сворачиваясь в клубок на разложенном диване. Сейчас поздняя ночь, а значит он может позволить себе немного негативных эмоций, не боясь, что Хисока это заметит. Вот только все надежды на тихое и никому не мешающее страдание идут крахом, когда дверь спальни распахивается. Гон задерживает дыхание, жмурится в надежде, что Хисока просто встал в ванную и не обратит внимания на его странную позу. Но почти тут же диван продавливается под чужим весом. — Не спится? — хрипловатым голосом спрашивает Хисока и мягко смахивает прядь волос с его лица. Притворяться спящим и дальше просто глупо, поэтому Гон открывает глаза. — Я не устал днём, — бормочет он и льнёт щекой к чужой руке. Кожа у Хисоки мягкая, почти бархатная, и прикосновение перекрывает боль. Ненадолго, всего на пару секунд. — Правда? — Хисока поднимает одну бровь и тыльной стороной ладони прислоняется к его лбу. — А вот мне кажется, что дело не только в этом. Мы с тобой договаривались, что ты обязательно будешь говорить, если что-то не так. — Всё хорошо, правда, — качает головой Гон, а в следующую секунду живот скручивает таким сильным спазмом, что он невольно прикусывает губу, чтобы не застонать. Хисока вздыхает, убирает руку от его лица и склоняется над ним. — У тебя что-то болит? Тебе плохо? — прямо спрашивает он. — Я ведь вижу, как странно ты себя ведёшь. — Я не хотел будить тебя, — вместо ответа бормочет Гон, извиняется, но тут же видит совершенно невпечатленное лицо Хисоки. Тот явно хочет правдивого ответа и всё-всё понимает, пусть и вряд ли видит его лицо в темноте своими человеческими глазами. — И-и? — тянет Хисока. — Гон, ты ведь знаешь, что я не буду злиться. — Живот. Живот болит, — наконец со скрипом выдаёт Гон. — Сильно? — Сильно. — И сколько это продолжается? — он тут же перефразирует в более лёгкий вопрос: — Как давно болит? — Семь дней. Или больше… — стыдливо признаётся Гон. Хисока уже пытался научить его считать, но применять цифры в обычной жизни всё ещё сложно, а он даже не подумал запомнить, когда это началось в новом доме. Про первые приступы боли он даже не говорит, настолько незначительными они кажутся сейчас, когда каждая клеточка тела ноет и выворачивается наизнанку. В тишине ночи слышно только, как гудит с кухни холодильник, поэтому скулёж Гона более чем различимый, кажется даже оглушительным. Хисока со вздохом поднимается с постели и скрывается в дверном проёме. Сил терпеть больше нет. Гон громко прерывисто дышит, сворачиваясь клубочком, стонет от боли и ждёт того, что будет с ним дальше. Однажды он заболел, и хозяин лечил его специальным прибором с иглой. Колол ей в руку, отчего было невозможно сдержать слёзы… Тот человек кричал, когда Гон дёргался, уворачиваясь, и из-за этого появлялись царапины и раны. Это был “укол”. Что если Хисока сейчас вернётся и тоже будет их ставить? Гон укрывается с головой выделенным ему покрывалом. На кухне что-то гремит, следом доносится тихое шипение, хлопает сильнее обычного дверца шкафа, и наконец спустя долгие минуты оттуда возвращается Хисока. Он садится на прежнее место — что-то шуршит, раздаётся забавный хлюпающий звук, — а затем постукивает пальцем по покрывалу. Выманивает его наружу. Гон не может не раскрыться, не может расстраивать его, даже если сейчас придётся терпеть иглы в теле. — Предупреждаю, на вкус оно не очень приятное, но должно помочь, — заверяет его Хисока и помогает медленно сесть. В его руках нет угрожающих приборов, только стакан с водой и столовая ложка с… чем-то очень странным. — Главное запить всё, тогда будет легче проглотить. Совет приходится очень кстати. Странная прозрачная масса оказывается весьма неприятной, не по вкусу, но по текстуре, она обволакивает язык, застревает в горле, и приходится сдерживать рвотные позывы. Только запивая, получается проглотить ложку с горкой, и под конец Гон страдальчески сводит брови и стонет. Если бы Хисока не наблюдал за ним, он бы ни за что не смог запихнуть в себя подобную гадость. Смесь срабатывает далеко не сразу и не убирает боль полностью. Гон еще долго лежит, болезненно скрутившись, и шумно дышит. Хисока не уходит к себе, остаётся рядом с ним и поглаживает его по голове и прижатым ушам. Его рука соскальзывает на лицо, проходится кончиками пальцев по губам, ещё влажным после лекарства и воды. Наверное, проверяет, действительно ли он всё проглотил — шумный выдох в тишине подтверждает догадку. Гон осторожно перехватывает его руку, когда Хисока опускает её ниже, ближе к шее и загривку, и поглаживает уже под воротом футболки. Только как следует стиснув ладонь Хисоки в своей, ему наконец удаётся заснуть. Наступает новый день, и боль не думает уходить. Хисока остаётся дома, хотя ничего не говорил вчера про выходной, и хмуро клацает по клавиатуре ноутбука, сидя рядом с ним. Гон пытается извиниться за неудобства, заверить, что спокойно перетерпит и справится, но Хисока пресекает все возражения. Он звонит кому-то, разговаривает на сложные непонятные темы, набирает новому человеку, ещё одному… Гон осторожно разворачивается и подползает ближе, чтобы положить голову рядом с бедром Хисоки. Почти сразу тот опускает руку и ерошит его волосы, не прерывая серьёзного взрослого разговора. Прикосновения отвлекают от пустоты в желудке и тянущей боли в животе. Гон закрывает глаза. Он тяжело разлепляет веки только тогда, когда разговоры по телефону заканчиваются, а Хисока гладит его по плечу. — Нужно собираться, котёнок.

***

Кабинет, довольно простенький, располагается в самом сердце городской ветеринарной клиники. Леорио кажется это чем-то унизительным — не для него, конечно же, но для гибридов, которых до сих пор считают одним из видов домашних питомцев. Что ни пациент — уникальный случай. Никто ведь не додумается прийти на плановый осмотр, сплошь отравления, ожоги (хорошо если термические), вывихи или даже оторванные хвосты. Какой-то травмпункт в самом деле! И практически всё — результат халатности хозяев. Им бы самим в больничку… Леорио скоро начнёт раздавать в качестве бонуса визитки знакомого мозгоправа. Он закрывает окно и перебирает лежащие на столе бумаги. На глаза попадается медкарта — совсем недавно был случай, как и обычно, необычный. В самом плохом смысле. Искривление позвоночника, смещение костей таза, спазмы лицевых мышц, многочисленные судороги и неправильно сросшиеся мелкие переломы. На последнее, по всей видимости, никто не обращал внимания, даже на осмотр котёнок пришёл самостоятельно. Если это можно так называть, учитывая, что тот еле держался на ногах. И жаловались хозяева на то, что гибрид стал менее активным и больше не выполняет команды и трюки. С таким недостатком кальция его состояние ещё отличным можно считать. Это… бесчеловечно. Леорио каждый раз еле сдерживает слёзы и желание наорать на непутёвых людей за такое! Такое… В общем, в стенах больницы ругаться единственными подходящими словами нельзя. И каждый раз приходится держать лицо и сохранять профессионализм. Давать предписания и надеяться, что их будут хотя бы приблизительно соблюдать. И ведь это лишь одна из многочисленных карт пациентов, от которых Леорио бросает в дрожь, а по горлу скатывается противное липкое чувство бессилия. Всё, что он может — помогать устранять последствия. Но таким образом не удастся спасти каждого. Ручки, медкарты и прочие вещи на столе у Леорио всегда в порядке, хоть и не имеют постоянного места. Он вечно их перекладывает из одного угла в другой в перерывах между приемами, чтобы отвлечь мысли. Со вздохом садится обратно в кресло, берёт со стола автоматическую ручку, вертит в руках и щелкает, совершенно не обращая внимания на стук в дверь. Только когда настойчивость человека в коридоре выбивает его из потока размышлений, Леорио вздрагивает и растерянно отвечает: — В-войдите. В кабинет проходит высокий хмурый мужчина, что вообще не вяжется с его задорно торчащими яркими волосами и цветастой одеждой. Но главное, на что обращает внимание Леорио, не это — гибрида человек заносит на руках. Мышцы мгновенно каменеют, кажется, он не может произнести ни слова и лишь немо разевает рот. По спине пробегает холодок — неужели сейчас будет еще более ужасный случай?! В голове уже крутятся десятки вариантов, из-за которых котёнок не в состоянии идти сам, Леорио заочно готовится к наиболее вероятной версии — переломам, ушибам, вывихам и прочим травмам. — Ааа… На что жалуетесь? — переборов себя, начинает Леорио. Ему не привыкать, это просто работа, которую ему необходимо выполнить, и чем раньше, тем лучше. — Живот болит. Говорит, что больше недели, — мужчина выдыхает и усаживает гибрида на кушетку. Тот морщится и шмыгает носом. А у самого лицо такое несчастное, куксится сильнее от каждого нового движения. Ушиб копчика? Защемление нервов в районе крестца или… нет, сказали, что дело в животе. Вероятнее всего отравление или внутренние повреждения. С первым вариантом ещё можно работать и довольно быстро пролечить, но со вторым… — Ранее в другие клиники обращались? Медицинская карта есть на руках? — спрашивает Леорио, а сам даже не удосуживается начать долгий и муторный процесс оформления нового пациента. Если всё так плохо, как он думает, то сейчас каждая минута на счету. Ему отвечают серьёзно и сдержанно: про рекомендации знакомых, про недавнее приобретение, отсутствие документов и причины такого несвоевременного обращения. Впрочем, это беспокоит Леорио меньше всего, он уточнит всё необходимое чуть позже, разберётся с дурацкими бумажками, а пока есть более важные вещи. Гон — как подсказывает хозяин — не плачет, по крайней мере сейчас, но по покрасневшим глазам видно, что успокоился он совсем недавно. Он сидит на кушетке, свесив ноги, и стыдливо перебирает пальцами, жмурится и едва слышно дышит. Леорио берёт себя в руки и наконец приступает к осмотру, всучив мужчине некоторые бумаги для заполнения. Перед котенком приходится присесть на корточки, обязательно быть мягким, не пугать, чтобы тот чувствовал себя в безопасности. Он просит поднять футболку, чтобы осмотреть живот на предмет наличия синяков. Гон выполняет любые просьбы без лишних вопросов, очень покладистый, но отчего-то это заставляет Леорио напрячься всем телом. К счастью, кожа оказывается чистой, если не считать парочки небольших старых рубцов, но это не исключает возможных тупых травм. Леорио прочищает горло и обращается к Гону, используя родной язык мальчика. Да, при этом чересчур напрягается нёбо, неприспособленное горло першит, но только так можно увидеть полную картину: когда гибрид доверяет тебе и знает, что за излишнюю болтливость его не наругают, он может быть предельно честен. — “Где болит, Гон?” — сипит Леорио и видит, как тот таращит в удивлении глаза, а затем — заторможенно подтягивает похожую на лапу ладонь к животу, но заговорить всё ещё не решается. К этому времени бумаги оказываются заполнены, Леорио лишь бегло смотрит на предоставленные данные: информацию о владельце (боги, как же ему не нравится идиотское бюрократическое определение для опекунов этих необычных существ!) и незаполненную графу с возрастом Гона. Когда он поднимает свой взгляд, Хисока лишь пожимает плечами. Не имею, мол, ни малейшего понятия, но по лицу неясно, как он к этому факту относится на самом деле. Леорио возвращается к осмотру, но в этот раз просит мальчика лечь, задрав футболку до груди. Медленно и сдержано, со спокойным лицом, Леорио ощупывает его живот. Когда Гон болезненно морщится от первого же прикосновения, Леорио хрипло спрашивает, отчаянно желая, чтобы его догадки не подтвердились: — "Хозяин тебя не бил?" Это жестокий вопрос, но наученный горьким опытом лечения других гибридов Леорио прекрасно понимает, как часто это происходит. Слишком многие люди, чувствуя полную власть над купленным разумным существом, срываются и наказывают его ужасным образом. Потому что знают, что гибриды не защищены ни юридически, ни физически, если это ещё юные котята. Гон округляет глаза, и на секунду Леорио кажется, что сейчас он услышит очередное ужасающее признание. Но вместо этого мальчик отчаянно вертит головой и выпаливает: — "Нет! Нет, конечно! Хисока бы ни за что не стал, он ведь — он самый добрый, самый хороший. И он мой друг, а не просто хозяин!" — он говорит так уверенно, так ошарашенно хмурится, будто даже не может представить себе подобное, что Леорио на секунду теряет дар речи. А затем выдыхает. Значит, физическое насилие в этот раз ни при чём. Он продолжает осмотр, бегло уточняет, не падал ли Гон и не ударялся ли сам, и полностью отметает вариант с внешним воздействием. Живот мальчика несколько твердый в некоторых местах, болезненный, и Гон жмурится, но храбро терпит все неприятные манипуляции. Хисока всё время внимательно смотрит за происходящим, не смеется подобно большинству людей, наблюдая за тем, как Леорио мурлычет о чем-то с котёнком. Этот человек был включён в процесс осмотра с самого начала, мрачно наблюдал за всем, за каждым движением, не отводил взгляда, от которого, нужно признаться, у Леорио по спине пробегает холодок. — "Может быть, ты ел что-то странное в последние дни?" — спрашивает Леорио, и прокашливается. Приходится вернуться к бутылке с водой. Сколько бы он не практиковался, горло после пары фраз сильно пересыхает. Видно, как Гон растерянно хлопает на него глазами с кушетки и поглядывает на Хисоку, словно в поиске помощи. — "Человеческую еду. Извините! Я так и думал, что мне её нельзя, но Хисока хороший, он разрешил. Он готовил, а я помогал. Я ел мясо, и… и… вчера ещё было, эмм…" — Рис, — подсказывает Хисока с такой уверенностью, будто точно знает, о чём идёт речь. Он задумывается на мгновение и продолжает говорить: — Я не давал ему ничего вредного, мы всё ели вместе. И Гон говорит, что это длится уже долго. Что вы подразумеваете под странной едой? Леорио едва не выпускает из рук воду, когда слышит ответ. Хисока определенно понимал, если не всё, то какую-то часть из того, о чём они разговаривали. В этом не может быть никаких сомнений. И сейчас воздух вокруг него будто сгущается, он смотрит в сторону Леорио исподлобья и продолжает: — Или вы, доктор, тоже считаете правильным кормить их кошачьим кормом? Это немного бесчеловечно, не находите? — Ни в коем случае! Вы пытаетесь меня в чём-то обвинить? — Нет, — легко отмахивается Хисока, мгновенно меняя атмосферу вокруг, и переводит взгляд за окно. Хотя то, как нервно он покачивает ногой, выдаёт его с головой. — Это просто беспокойство. Я не врач, но… — У-угощения! — выкрикивает вдруг Гон, обращая на себя внимание всех присутствующих. — Очень вкусные были, угощения. Шоколад, и мороженое, и печенье… И много блюд, других, не сладких, но очень вкусных. Но с улицы я ничего не ел, честно, — его взгляд бегает от Леорио к Хисоке и обратно, немного пристыженный, будто Гон считает себя виноватым во всём происходящем. — Ах, так вот в чём дело, — бормочет Леорио и спешно пытается придумать, как рассказать про правильную диету и не расстроить его. По всей видимости, Хисока пытался баловать его совсем как человеческого ребёнка, но не учёл того факта, что у Гона другой пищеварительный тракт. Серьёзный просчёт, но не смертельный, если это продолжалось недолго. — Ну, в таком случае мы сейчас быстро тебя вылечим. "Не волнуйся, Гон", — он оборачивается, обращаясь на этот раз к Хисоке: — Придётся немного скорректировать питание, я вам подробно обо всём расскажу. Как можно более мягко Леорио предупреждает Гона, что им придётся сделать несколько анализов, готовит набор для сдачи капиллярной крови, а затем снова присаживается перед мальчиком. Тот сидит, впившись в кушетку пальцами, и напряжённо смотрит за его спину — туда, где лежат медицинские приборы. Леорио отвлекает его тихим мурчанием, чтобы Гон не боялся. — "Сейчас может быть чуть-чуть неприятно, но нам нужно это сделать. Так я смогу помочь тебе поправиться. Хорошо?" Предупредить, расположить к себе, создать комфортную обстановку, чтобы не навредить гибриду больше, чем это уже сделали другие люди. Гон нехотя протягивает ладонь, но не дёргается, пока Леорио обрабатывает подушечку пальца спиртом, и мужественно готовится к худшему. Вот только сам забор крови проходит безболезненно, и Гон лишь с удивлением смотрит на пластиковый яркий ланцет, который прижимается к его пальцу, пока Леорио надавливает на фалангу. Чтобы выбить у клиники эти специальные приспособления для детей, пришлось изрядно поссориться с администрацией. Но сейчас, смотря на то, как спокойно его пациенты переносят анализы, он понимает, что не зря потратил столько нервов. Следом он отправляет Гона в уборную в соседней комнате, выдав ему баночку для анализов. Гон мешкается, неловко выслушивая указания, но кивает и быстро скрывается за дверью. Наконец, Леорио остаётся наедине с опекуном своего пациента. Хисока терпеливо ждёт, закинув ногу на ногу, и сверлит его взглядом. — Знаете, — неловко начинает Леорио, — в моей практике вы первый, кто кормил гибрида сладостями. От пристального разглядывания обычно шумный Леорио чувствует себя некомфортно. Ни во взгляде, ни в позе Хисоки нет враждебности, он просто сидит и ждет результата осмотра, но даже так остается смутное ощущение того, что в любой момент он может подорваться с места и кинуться в его сторону. Леорио вдыхает поглубже, отметает лишние мысли и начинает рыться в папках на столе. — Гон, безусловно, поправится, если соблюдать диету. Сейчас ему стоит только обильно пить, в первые пару дней ограничьте рацион до мясного бульона и омлета на пару. — Нужная брошюра находится довольно быстро, и он спешит отдать ее Хисоке. Тот раскрывает сложенный в несколько раз глянцевый лист и бегло оглядывает обширные блоки об особенностях кормления гибридов и ухода за ними. — Это основное, но я могу дать свой номер на случай, если будут какие-то вопросы. — Да, это было бы… — вздыхает Хисока, — было бы очень кстати. Леорио вырывает лист из блокнота, оставляет там свои контакты и названия нескольких препаратов, где в числе прочих указывает гормональные. К проблемам с питанием они не имеют никакого отношения, но кое-что Леорио беспокоит, поэтому будет лучше, если Хисока приобретет их заранее. — Вы не указали возраст, но, судя по всему, Гон скоро должен войти в пубертат, и у него будет первый, эммм… "гон". Половой цикл другими словами. Эта часть физиологии у них схожа с котами, он может быть беспокойным и даже агрессивным, — Леорио мнётся, подбирая слова. Как же этому мальчишке не повезло с именем! Он обводит нужное название ручкой, и поясняет: — Этот препарат один из самых безопасных, он притупляет инстинкт, и успокоить мальчика будет гораздо проще. Гон не выглядит буйным или проблемным гибридом, но Леорио прекрасно понимает, как этот период может круто повернуть его поведение. Хисока порывается ответить, но останавливается, услышав щелчок дверной ручки. Наверняка мальчишка впервые в подобном месте, ему, на самом деле, не помешал бы полный осмотр. Но тот всё ещё выглядит болезненно и устало, держится за живот, так что озвучить своё предложение Леорио не успевает и прикусывает язык до того, как сморозит глупость. Пока они договариваются о следующем визите, а Хисока расспрашивает о непонятных моментах и о том, как сделать документы гибриду, сам Гон так и льнёт к его боку, усевшись рядом на свободном стуле. Перед уходом Хисока даже хвалит его за смелость — теперь Леорио более чем уверен — на кошачьем языке. Плохо произнесенное “умница” повисает в кабинете, и Леорио в очередной раз замирает. Манера речи Хисоки напрягает, как и сам его образ и аура, но в его словах чувствуется тепло. Он не проявляет враждебности к Гону, не сюсюкается с ним и не смеётся над некоторой странностью, обращается к нему с лаской. И хоть Хисока не разбрасывался угрозами, несколько раз за сегодня Леорио казалось, что он на мушке у этого человека. Словно неправильно сказанное слово может стоить ему жизни. За речью Хисоки видно как минимум образованного человека, но от того, как он произносит слова — мурашки. Неприятные мурашки. Леорио действительно искренне рад, что к Гону хорошо относятся, но от Хисоки ему становится не по себе. Что-то в нём не так, что-то неуловимое. Пациентов-гибридов у него всего пара десятков, и каждого из них Леорио отчётливо помнит, как и их "хозяев". Такие, как Хисока, ему ещё не попадались, поэтому кроме смутных надежд на то, что все предписания будут выполнены, ему ничего не остается. Это больше похоже на паранойю, и скорее всего Гон будет здоровым и счастливым, но глупый безосновательный страх за безопасность мальчика не отпускает. Поэтому напоследок, перед тем как Хисока берёт Гона за руку и выходит с ним за дверь, Леорио всё же говорит: — Я надеюсь на вашу сознательность. Хисока заверяет его: всё будет в порядке. Единственное, что заставляет Леорио ему поверить — радостная улыбка Гона, что крепко вцепился в большую ладонь и заметно повеселел, когда спазмы наконец немного стихли. Кажется, он действительно нисколько не боится Хисоку. Более того, он доверяет ему, считает своим другом. Это так сильно выбивается из общей картины, что постоянно видит Леорио. Наверное, можно считать, что Гону очень повезло по сравнению с остальными. О нём заботятся, удовлетворяют хотя бы базовые нужды, не издеваются и хорошо к нему относятся — особенно если закрыть глаза на то, что его приобрели, словно игрушку. Пусть напряжение после приёма проходит не скоро, Леорио пытается найти в этой ситуации и хорошие стороны. С Курапикой Хисоку сравнивать просто бессмысленно, но на фоне других "хозяев" его отношение к гибриду выглядит как маленький, но важный прорыв. Есть надежда, что Гон с таким покровителем доживет до взрослого возраста. Конечно, на континенте находится пара-тройка "питомников", где содержат зрелых совершеннолетних гибридов, и Леорио прекрасно об этом осведомлен, но из тех, что он видел лично, самому старшему было семнадцать. Не потому, что гибриды мало живут — не как коты и без байки про девять жизней, — организм позволяет им жить по продолжительности как люди, просто после первых же циклов от них избавляются, а неподготовленному ребёнку выжить самостоятельно в гордом одиночестве не представляется возможным. Страшно представить, через что проходят бедолаги в "питомниках". Препарат, который Леорио посоветовал для Гона, не является панацеей, лекарство пока совсем новое, и по большому счёту оно до сих пор разрабатывается. Кто-то при употреблении становится слишком вялым, у некоторых проявляются и другие побочки, более серьёзные и мешающие нормальной жизни. Другим же везёт, и препарат только притупляет инстинкты, как и должен. Гормоны — нестабильный элемент и требуют тщательных серьёзных исследований. Гормональный фон гибридов всё ещё остаётся большой загадкой, и без должного изучения и просвещения людей является до больного лёгким способом убедить всех, что гибриды — не более чем дикие животные. Антропоморфные и "способные к дрессировкам", но всё ещё животные. Никто даже не задумывается о том, что в их обществе совсем другое отношение к половым циклам, все считают их неуправляемыми. Безмозглыми и отсталыми, и Леорио чувствует себя на грани бешенства, когда видит, к чему приводят такие предрассудки. Вот бы был способ — размышляет Леорио, пока приводит кабинет в порядок перед следующим приёмом — проконтролировать Хисоку и как-то проследить за благополучием Гона. На случай, если что-то пойдёт не так, лишь в качестве подстраховки.. Вдруг каким-то чудом удастся расположить этого человека к себе… Тогда есть все шансы, что с ним выйдет договориться и убедить его передать Гона в дом Курапики, к другим спасённым гибридам. Но главное не продавать, не избавляться от него — Гон заслуживает спокойной жизни и бережного отношения.

***

Слышать, что тебе больше никогда нельзя есть сладкие угощения и некоторые другие, не менее вкусные блюда — очень тревожно. Гон обходился без них всю сознательную жизнь, он переживёт такую потерю. Но эти перемены вызывают воспоминания о том, как его лишали еды за плохое поведение. Желание спрятаться от Хисоки, чтобы не злить его сильнее, наполняет Гона и приходится приложить все усилия, чтобы не поддаться старым привычкам. Это так глупо, ведь Хисока даже не злится на него. Он всё ещё ласков с ним и не кричит, не причиняет боли, но Гон ничего не может с собой поделать. Попытки Хисоки терпеливо объяснить ему всё только усиливают тревогу и разочарование. Гон с первого раза прекрасно понял, что такие вещи для него вредны и есть некоторые блюда было ошибкой, а это значит только одно — он всё же неправильный, ему запрещены приятные человеческие вещи, и осознавать это больнее всего. — Мы же не хотим, чтобы тебе опять стало плохо? — вздыхает Хисока и поглаживает его за ухом. Это третий разговор на эту тему за последние дни. Гон качает головой. Ему каждый раз хотелось объяснить, что дело не в шоколадках и конфетах, но слова упорно отказывались складываться в осмысленное предложение. Не так то просто правильно выразить то, что у тебя на уме. Только сейчас получается сбивчиво поделиться своими переживаниями. Хисока смотрит на него непонимающим взглядом, и Гон тут же извиняется, жалея о том, что теперь будет выглядеть смешным и неблагодарным, но Хисока не ругается. Не вздыхает раздражённо, а лишь присаживается перед ним и говорит: — Это похоже на аллергию, — говорит он и повторяет пару раз незнакомое слово. — Некоторые люди тоже не могут есть всё подряд, и таких людей много, очень много — кто-то не ест орехи, кому-то становится плохо от рыбы. И всем им приходится отказываться от некоторых блюд, но это не делает их "неправильными". Как ни странно, от этих слов наконец становится легче. А еще немного стыдно, что он посмел жаловаться на такие пустяки, когда для него всё ещё готовят невероятно вкусное мясо и овощи. Впрочем, уже через пару дней его встречает такой вкусный аромат с кухни, что переживания отходят на задний план. В этот раз Хисока готовил один и пригласил Гона только под конец, когда доставал противень из духовки. На нём оказываются маленькие печенья в форме звёздочек. Они забавно хрустят на зубах и просто тают во рту, оставляя тягучий мясной и одновременно сладковатый привкус — такое любопытное сочетание, не похожее ни на что из того, что он пробовал до этого. Гон даже не замечает, как урчит от удовольствия и громко облизывается. Хисока тихо посмеивается, стоя напротив него, и это приводит Гона в чувство. Он съел уже половину лакомств и даже не подумал поделиться! Вот только Хисока отказывается от предложения. Всё это только для него одного по специально разработанному рецепту, и он заслужил хоть полную миску печенья. Гону хочется чем-то отплатить, выразить переполняющую его благодарность, передать её во всей полноте. Когда большая ладонь опускается ему на голову и треплет чувствительные ушки, хочется пищать от радости. Хисока делает столько всего хорошего для него! Гон крутит головой, подставляется щекой под приятные прикосновения, а затем и вовсе решает коротко лизнуть раскрытую ладонь. Хисока замирает удивленно, после чего расплывается в довольной улыбке. Кажется, это “спасибо” он принял.