Kitty Go!

Выйти из дома на прогулку — плёвое дело. Совсем не побег, как считают некоторые. К тому же, Джин никогда этого не запрещает. Прелесть таких вылазок в том, что вокруг можно увидеть множество удивительных вещей и интересных людей. Особенно здорово наблюдать за очень оживленной улочкой, где постоянно происходит что-то необычное. Несколько раз Гон даже видел уличных музыкантов и с восхищением слушал их выступление целый вечер, ловя ушами каждую ноту и каждый куплет. Репертуар был коротким, большая часть слов — совершенно незнакомыми, а мелодии часто повторялись. И все же Гон был слишком поглощен музыкой, чтобы обращать внимание на такие мелочи. В ушах после этого неприятно звенело, пусть он и сидел поодаль от самих музыкантов, но Гон с трепетом ожидал, когда еще сможет послушать вживую самый настоящий концерт. Вот и на этот раз он вскарабкался на ветку дерева на бульваре, чтобы с безопасного расстояния понаблюдать, не вернутся ли люди с музыкальными инструментами. Время идёт, поток людей беспрерывно перетекает от одного кафе к другому, а из интересного — только цветочный горшок, который неожиданно полетел вниз с чьей-то веранды и разбился о мостовую. Ни музыкантов, ни громких забавных людей — слишком спокойно. Гон уже собирается слезать, чтобы добежать до детской площадки или парка с дикими белками, как вдруг замирает. Его взгляд цепляется за очередного странного человека. Гон удивленно распахивает глаза. Человек — мужчина — идёт в ярком голубом костюме, на брюках и облегающей кофте красуются причудливые узоры, а его волосы вспышкой пламени поднимаются вверх. Но самым главным было не это, а его руки и глаза. На кончиках пальцев — самые настоящие длинные когти, а радужка прищуренных глаз отливает желтым, как дорогие украшения или глаза хищных птиц. Разве у людей такие бывают?.. Пока Гон в ступоре разглядывал его из-за листвы, незнакомец успел дойти до конца шумной улочки и свернуть в сторону жилых районов. Хвост сам собой топорщится, в груди щекотно жмёт, как при наблюдении за мелкими птицами и грызунами. А через секунду Гон, не успев обдумать свое совершенно абсурдное предположение, спрыгивает на землю. Лапы мягко пружинят при падении, а после бесшумно несут его вперед, вслед за ярким силуэтом. Что он ему скажет?.. Стоит ли вообще приставать? Гон еще с раннего детства усвоил урок, что нельзя подходить к кому-либо кроме хозяев и их гостей. В лучшем случае на него просто накричат и сморщат брезгливую мину, в худшем — ему придётся уворачиваться от неизбежного удара. Человек тем временем дошел до очередного поворота на тихую аллею. Кажется, он не особо торопится куда-то, просто прогуливается, плавно качая бёдрами. Он поворачивает голову в сторону и заинтересованно всматривается во что-то, Гон следит за тем, куда падает его взгляд, не останавливаясь, чтобы не отстать от мужчины и не потерять его. Там, совсем рядом с дорогой, на стене дома что-то ярко и красиво нарисовано. Разные цветы и зверюшки совсем как настоящие смотрят на него оттуда и хвастаются броскими лепесточками и пёрышками. Видимо, того человека цветная стена заинтересовала даже больше; он останавливается посреди дороги — Гон понимает это, когда врезается в его широкую спину. Мужчина охает. От неожиданности Гон оседает на землю, потеряв равновесие, и сдавленно ойкает. На мгновение дыхание полностью сбивается, Гон даже не чувствует ушибленный копчик — с такой силой его накрывает паника от осознания, что он уже все испортил. Ещё не успел ничего спросить, и вот за пару секунд настроил незнакомца против себя. — Извините! — выпаливает он и отскакивает назад, на безопасное расстояние в пару метров. Незнакомец вскидывает брови, приоткрывает рот — уже явно собирается накричать на него, и Гон продолжает, лихорадочно подбирая все знакомые слова для защиты: — Прости! Мне жаль, я не хотел, я извиняюсь! К его невероятному удивлению, не следует ни криков, ни попыток схватить его за шкирку. Мужчина лишь спрашивает, не повышая голоса: — И откуда же ты такой взялся, котёночек? Его голос кажется таким плавным, вкрадчивым, с мурлыкающими нотками, что у Гона вновь загорается нелепая надежда на то, что он не ошибся. — Прости, — повторяет он ещё раз, чтобы показать, что точно-точно не хотел нападать. Гон слегка задирает подбородок, демонстрируя ошейник. Вот он, вот знак, что он не бродячий, не дикий и ни в коем случае не опасный — пусть мужчина убедится в этом. — Я бежал… спросить. Ты гибрид? Гон комкает отгибающиеся края шорт, перекатываясь с пятки на носок. Незнакомец выглядит почти шокированным и, как назло, молчит. Неужели он сказал что-то странное? Или плохо произнёс какие-то слова так, что это стало непонятно. Наверное, будет странно повторять. Лицо перед Гоном смягчается, и от такой реакции становится ещё больше не по себе. — Почему ты так решил? — незнакомец издаёт звук, похожий на смешок, но совсем не злой, и прикрывает рот рукой. Гон мнётся от этого только больше — не совсем понимает вопрос и что от него хотят услышать. С лица незнакомца всё ещё не спадает тень удивления, он с прищуром смотрит в ответ, пристально разглядывает Гона с головы до ног, впрочем, не прекращая улыбаться. Несколько мгновений уходит на то, чтобы перебрать в голове варианты ответа. Гон осторожно указывает на глаза мужчины, которым для настоящего хищного вида не хватает лишь чуть более вытянутого зрачка. Вновь в ответ лишь озадаченный взгляд. — Когти? — предполагает Гон и как можно медленнее выпускает собственные коготки, лишь бы не показаться враждебным или диким. Он плавно поднимает руку повыше, стараясь не напугать мужчину, и кивает в сторону его ладони. Гон заранее прижимает ушки к голове и на всякий случай готовится бежать, если его сейчас опять будут ругать за приставучесть или глупость. — Ох, это? — беззлобно смеётся он, и даже Гон от этого тихо хихикает, сам не знает из-за чего — но его совсем не боятся и не презирают, и это ощущается очень приятно. — Нет, нет, я вовсе не гибрид, смотри. Когда тот элегантно протягивает ему руку с красиво расставленными пальцами, приходит очередь Гона удивляться. В груди невольно сдавливает от вновь возвращающегося страха. Он не знает, что делать — обычно, если к нему тянут руки, это не заканчивается ничем хорошим, и Гон по привычке делает шаг назад, готовясь уклоняться от удара. — Ну что ты, я же не хочу обидеть тебя, котёночек, иди сюда. — Точно? — Точно, милый, — ему вновь лучезарно и по-доброму улыбаются. — Это, — он указывает взглядом на протянутую руку, — вовсе не когти, можешь даже потрогать. Гон долго не решается, и тогда незнакомец сам осторожно подносит его руку к своей, позволяет погладить сиреневые когти. Они оказываются на удивление гладкими, это настолько необычно, что у Гона округляются глаза, и он поглаживает чужие пальцы уже смелее. Кончики, которые смотрелись очень острыми на первый взгляд, нисколько не ранят кожу, когда Гон проводит по ним подушечками пальцев. Наверное, если приложить усилия, этими "когтями" все еще можно ранить, но случайно поцарапаться — как с коготочками Гона — не получится. — Видишь? Кажутся большими и опасными, как у самого настоящего зверя, но на деле это обычные ногти. Правда, немного длиннее, чем у большинства людей, благодаря наращиванию и крепкому покрытию. А сверху цветной гель-лак. Гон заторможенно кивает — хотя он понимает лишь часть сказанного, с ним говорят очень спокойно и терпеливо. Вблизи заметно, что "когти" оказались лишь цветным слоем какого-то гладкого материала. Его внезапно осеняет, что он видел подобные яркие ногти у других людей. Хотя они были гораздо короче, и ходили с ними только девушки… Его немного смущает этот факт, и он уже хочет спросить, не девушка ли человек перед ним, но решает промолчать, чтобы ненароком не ляпнуть глупость. Лицо, голос и тело у незнакомца явно мужские, насколько он знает. — Очень красиво, — наконец говорит Гон, налюбовавшись на сиреневые ногти, и убирает руки. А в следующую секунду незнакомец перехватывает его запястья, удерживая на месте. Шерсть на загривке встает дыбом, внутри мгновенно вскипает обида на свою глупую доверчивость. Вот знал же, что нельзя лезть к людям! Он подается назад, напрягается всем телом, уже готовится рвануть что есть силы. Но происходит что-то странное — мужчина сводит брови и отпускает его. — Ну же, тихо, тихо, — ровным голосом шепчут ему. — Я не собирался тебя пугать, просто хотел потрогать в ответ. Я дал тебе рассмотреть мою ладонь — будет честно, если теперь ты дашь мне свою лапку. Ты не против, милый? Мужчина вновь протягивает к нему руку ладонью вверх, но не хватает его, а ждёт. Гон мнётся, разрываясь между желанием сбежать или ещё немного побыть с этим странным, необычным человеком. Но в конце концов, кто ещё за пределом дома улыбался ему и говорил спокойным голосом? — Хорошо. Только… не делай больно. — Конечно, я буду предельно аккуратен. Даю слово. Гон кладет ладонь в предложенную руку, и мужчина нагибается пониже. Видимо, с его огромным ростом сложно рассматривать с такой высоты. Он с любопытством поглаживает его покрытую шёрсткой ручку своей, переворачивает, разглядывает плотные подушечки на пальцах и в центре ладони. Сейчас наверняка будет до горечи привычная реакция. Либо мужчина нахмурится, поморщится от неприязни или непонимания, либо посмеётся над тем, какой Гон странный и "страшненький". — Ох, — наконец выдыхает незнакомец, и Гон ошарашенно наблюдает за его выражением лица. — Какая же интересная, невероятная вблизи, — он поглаживает нечеловеческие фаланги и мягко сдавливает подушечку, чтобы полностью вынуть острый коготок. В чужом лице — ни намека на отвращение, страх или насмешку. Сердце Гона глухо ударяется в груди и начинает биться быстрее. Когда человек жестом просит его протянуть и вторую руку, он подчиняется без задней мысли. Обе ладошки быстро оказываются в чужой руке, и Гон понимает, что мужчина может обхватить их одной ладонью. Он большой, гораздо больше него и тем не менее действует аккуратно, не применяет силу и не делает больно. Как и обещал. Руки незнакомца очень изящные, мягкие — совсем не похожи на мозолистые грубые руки Джина, — а ещё тёплые, особенно когда он полностью накрывает его ладони. — Как тебя зовут, котёнок? — тянет он с неизменной улыбкой, и Гон завороженно смотрит в золотые глаза. Он знает этот вопрос, хотя люди обычно предпочитают давать ему имена, которые сами же и придумывают, не особо заботясь о том, нравятся они Гону или нет. — Гон. Меня зовут Гон, — как можно отчетливее произносит он. — Го-он, — повторяет за ним мужчина и затем снова, в этот раз улавливая лёгкий гортанный звук в его имени. — Гон, меня зовут Хисока, и я очень рад познакомиться с тобой. Ты такой смелый и любопытный котёнок, даже сам подошел ко мне. Гон широко улыбается в ответ, уже не беспокоясь о том, что его клыки будут заметны. Он бормочет — скорее всего невпопад — «спасибо», а затем несколько раз пробует произнести услышанное имя. Это оказывается несложно, в нем знакомые шипяще-пощелкивающие звуки, как в его родном языке. Хисока тихо посмеивается, наклоняется ещё ближе к нему, и Гон отступает назад. Это первый раз, когда он смог пообщаться и даже познакомиться с человеком на улице, но выработанная настороженность тянет его назад. Что если… он сейчас скажет глупость или не поймёт что-то очень важное, и в нём разочаруются?.. А затем сзади, пока откуда-то издалека, доносятся голоса, и он делает еще один шаг назад. Нельзя, чтобы Хисоку наказали, если увидят его с ним, гибридом. Гон мало знает о людских правилах, но не уверен, что в них разрешено вот так просто болтать с чужими питомцами. Совсем не хочется, чтобы у Хисоки были из-за него проблемы. — Прости, — качает он головой. — Надо домой. Его не останавливают. Хисока выпрямляется, пристально смотрит на него, склонив голову, и вздыхает. — Буду рад увидеться с тобой снова, Гон, — он машет ему одними пальцами, прощаясь, и Гон неловко задирает руку, чтобы помахать в ответ. Его сердце не перестаёт глухо стучать на протяжении всего пути до дома и продолжает колотиться, даже когда он усаживается на крыльце Джина и глубоко вдыхает вечерний воздух. Эта встреча была, наверное, самым удивительным чудом за все его вылазки. Интереснее, чем музыканты и танцоры, скандалящие парочки и дети, что несутся по улицам наперегонки, сбивая с ног случайных прохожих. Ни один человек в карнавальном костюме не станет интереснее Хисоки, будь они хоть в сотню раз ярче одеты. Наверняка они бы не стали так терпеливо разговаривать с кем-то вроде него. А Хисока — его новый и единственный замечательный друг — даже назвал его каким-то сложным, но очень хорошим словом. Невероятный, кажется, так. Красивое слово. Что ж, значит — Хисока и сам невероятный! Гон тихонько пробирается в квартиру, когда мысли более-менее приходят в порядок, и устраивается рядом с диваном, оперевшись на подлокотник. Всё, о чём он может думать, так это о том, чтобы в один из дней снова повстречать Хисоку в том тихом парке.

***

Так и происходит — все последующие дни Гон приходит на то же самое место, к тихой аллее, вдали от любимой оживлённой улочки. И новый укромный уголок их небольшого города, надо сказать, принял его с распростёртыми объятиями. Здесь оказывается на удивление уютно, Гон по привычке забирается на одну из прочных на вид веток и почти сразу находит себе занятие. В листве то и дело мелькают силуэты мелких зверьков и разных птиц, что трудятся не покладая рук… клювов, наверное. Вот только главное, из-за чего он пристрастился к этому месту — тот человек, что заставлял его радостно вилять хвостом в предвкушении встречи, Хисока, всё не появлялся среди прочих редких прохожих. Гон проводит на месте один день целиком, словно бы выжидая добычу, как его древние предки. Оглядывается на любой шум, какой способен уловить его острый слух и внимательно всматривается в каждого проходящего мимо человека, но не находит нужного. Второй день проходит точно так же, разве что Гону становится скучно ничего не делать, поэтому он уже не так внимателен, но взволнован не на шутку. Мозг почему-то отказывается даже думать о том, что Хисока решил его обмануть и больше никогда не приходить. Может Гон и кот наполовину, но он может быть таким же преданным и терпеливым, как пёс, поэтому ждёт. Верит, что этот хороший человек его ни за что не оставит. Гон зевает, широко разинув рот, откидывается на ствол дерева и смотрит вниз на аллею. Там ярко-красные маленькие цветочки так и просят обратить на них внимание. А вокруг всё усеяно свежей зеленью. Ну неужели сегодня он опять просидит так весь день и уйдёт домой ни с чем? В очередной раз лениво окинув взглядом улочку, Гон выдыхает сильнее обычного и от скуки начинает ковырять сухую кору ветки, на которой сидит. Он улавливает какой-то звук справа и с надеждой поворачивает на него голову. Хисока идёт, уставившись в телефон, и с серьёзным лицом клацает ногтями по экрану. Хмурится. И пусть он не выглядит так же дружелюбно, как во время их разговора, Гон всё равно радостно распрямляется и соскакивает с ветки. Это точно он! С такими же яркими волосами, которые передразнивают цветы на клумбах, и в новеньком бордовом брючном костюме. Гон не замечает, как задирает хвост, — он несётся в сторону Хисоки, едва ли не вприпрыжку. — Хисока! — зовёт он, и сердце начинает колотиться ещё быстрее, когда тот поднимает глаза, а выражение лица сразу же смягчается. Хисока улыбается, сердитая морщинка на лбу разглаживается, и он разводит руки в стороны. На полной скорости Гон не успевает затормозить вовремя, поэтому останавливается почти вплотную. Чужие руки тут же ложатся ему на спину. Гон инстинктивно напрягается всем телом, но тут же напоминает себе — его незачем бояться. — Какой приятный сюрприз, Гон, — слова складываются в приятную мелодию, и Хисока поглаживает торчащие мягкие ушки. — Что ты… — бубнит Гон в торс и шевелит плечами в слабых попытках выбраться, — что ты делаешь? — Я? Обнимаю тебя, конечно. Друзья обычно часто обнимаются. Тебе же приятно, когда я вот так чешу за ушком? Гон пытается прислушаться к ощущениям и понимает, что из-за таких движений ему хочется гортанно урчать. Обниматься приятно и тепло. Хисока очень добрый. Хотя обнять его в ответ Гон пока не решается и просто стоит с опущенными вниз руками и нежится в уютном коконе из рук. — Хорошо тебе? — раздается смешок сверху, и Гон понимает, что все же не сдержал короткого урчания. Отрицать очевидное бесполезно, он утвердительно мычит. А затем выпутывается из длинных рук, опасаясь, что совсем разомлеет и потеряет бдительность. Хисока не зажимает его, позволяет сделать шаг назад. — Я ждал тебя, — признается Гон. — Ты сказал: «буду рад», и я захотел… — он немного мнётся, подбирая нужное слово, а затем вспоминает разговор с Хисокой, — увидеться! — Правда? Я очень польщен, — улыбаются ему в ответ. В груди у Гона вновь мягко вибрирует от радости — с ним опять говорят! И Хисока даже не разозлился, что он не сразу вспомнил новое слово. — Чем ты тут занимался? Не хочешь немного прогуляться со мной? Я бы с удовольствием послушал, как прошёл твой день. Когда Хисока кивает в сторону безлюдной дорожки, Гон охотно соглашается пойти за ним. Рассказывать что-то сложно, от лёгкого волнения человеческие слова напрочь вылетают из головы, но всё же он перечисляет, что видел за эти два дня. Хисока идёт медленно, тихо стучит каблуками по брусчатке и хмыкает на каждое слово, пока не прерывая его сбивчивый рассказ. — Я смотрел на деревья, людей. И небо. Но на земле было интереснее! Здесь много белок. И гнёзд. А еще красивые цветы у дороги! Похожи на… твои волосы, только менее не-ве-роятные, — Гон как можно отчетливее проговаривает последнее слово и наблюдает за лицом Хисоки. Тот поднимает брови, а затем заливается смехом. Инстинктивно Гон прижимает уши к голове. Он не понимает, как расценивать такую реакцию. У него выдавалось так мало возможностей поговорить по-людски, произнеся при этом больше пары слов, вдруг Хисоке смешно от его нелепых попыток и коверкания языка?.. Но распереживаться ещё сильнее ему не дают. На голову опускается ладонь и мягко ерошит волосы, задевая прижатые уши. — Просто очаровательно, — почти что мурлычет Хисока и улыбается ему, по-доброму улыбается. — Ты продолжаешь мне льстить, спасибо. Так мило… Позволишь мне отблагодарить тебя за хорошее настроение? С собой у меня ничего нет, но я хочу угостить тебя. — Угостить? — Мгм, — многозначительно подтверждает он, — Там за поворотом мороженое продают, если я правильно помню. Давай, я тебе куплю какое захочешь. Гон в замешательстве, но продолжает идти следом. У... гостить? Хисока позвал его в гости? Ко многим хозяевам приходили чужие люди, чтобы вместе с теми поужинать, поговорить, что-то посмотреть, а некоторые — побуянить. Но Гон совсем не уверен, что ему можно ходить в гости. Пока он перебирает в голове подходящие слова, чтобы сказать об этом, они доходят до небольшого ларька. Гон теряется под взглядом женщины за прилавком. Она не корчится, но смотрит с крайним удивлением и непониманием, только не на него — на Хисоку. Тот тем временем пытается что-то спросить у Гона, пока его не отвлекает противно пиликающий телефон. Хисока замолкает, раздражённо достаёт его и выключает звук. Немая пауза после этого длится мучительно долго. Теперь все смотрят на Гона, чего-то ждут, но он не понимает, чего. Он чувствует, как весь сжался внутри, сердце колотится от страха, он осознаёт, что уже неосознанно спрятал шею и прижал уши к голове. Атмосфера не становится лучше даже когда Хисока устало выдыхает, прикрыв глаза, и выменивает что-то на деньги. Пытается отдать это что-то Гону, но он слишком напуган и долго не решается протянуть руки и забрать это. — Они совсем дикие, да? — криво улыбаясь, спрашивает женщина, когда Гон наконец дрожащими пальцами берёт то, что ему предлагает Хисока. В небольшом стаканчике лежит снег, и рука из-за этого сильно мёрзнет. — Потрясающие, не правда ли? — Хисока скалится в ответ, и та бледнеет. После этого странного разговора Гон чувствует, как его осторожно берут за свободную руку и ведут обратно к аллее. Хисока поглаживает покрытые шёрсткой фаланги. Что если он его совсем не отпустит? Хисока его друг и, конечно же, он хороший, но вдруг Джин начнёт переживать, если Гон долго не будет возвращаться? У Хисоки снова громко пиликает телефон, что заставляет вздрогнуть от неожиданности. Он лишь фыркает и на этот раз выключает его даже не глядя. — Стой! Хисока, стой! — по-настоящему паникует Гон и выдёргивает руку. Хисока отпускает его сразу и совсем не удерживает. — М-мне в гости… нельзя! Лапы становятся влажными от пота, на глаза наворачиваются слёзы. Гон подтягивает руку, которую только что держал Хисока, к груди, будто защищает самое ценное, что у него есть. Второй он старается не шевелить, чтобы случайно не рассыпать снег. Хисока удивлённо смотрит в ответ, вглядывается в его лицо. Губы Гона дрожат, и становится ещё страшней увидеть реакцию на это состояние. — Гон, милый, ты чего плачешь? Тише, тише, не бойся, я никуда тебя не увожу и не забираю, всё хорошо, — Хисока обеспокоенно наклоняется к нему. Его брови сочувствующе сведены, и он аккуратно смахивает слёзы большими пальцами. Гону приходится пересилить себя, чтобы не сделать шаг назад. — Н-но ты сказал… гостить. — Нет-нет, я хотел тебя угостить. Вот — мороженое, пломбир. Ты ни разу его не пробовал? — Гон шмыгает носом и вертит головой. — Оно почти всем нравится. Только осторожно, оно холодное. — Снег нельзя есть, я знаю, мне говорили так, — всё ещё сомневается он, и Хисока снова тихо смеётся. — Это совсем не снег. Это лакомство, оно сладкое и вкусное. Вас, бедных, совсем таким не балуют, да? Вопрос остаётся открытым — Гон надеется, что однажды всё же сможет ответить и на него, и на все ранее заданные. До жути обидно, что не получается поговорить с Хисокой достаточно долго и вдумчиво, как это всегда происходит между людьми. Аж зависть берёт, когда Гону вспоминается всё, что он успел увидеть на улочках во время своих вылазок. Для людей это так просто… Они могут легко сказать что-то длинное и красивое, и второй человек сразу же это поймёт и с такой же лёгкостью ответит. Гону тоже так хочется, чтобы всё шло как идёт. Но пока ему приходится сосредотачиваться на звуках, чтобы в них что-то разобрать, и напрягаться, вспоминая, что они могут значить. Пусть Хисока и пытается общаться с ним наравне, это всё равно не приносит той лёгкости, которую Гону безумно хочется почувствовать. Но однажды он сможет, обязательно. Некоторое время Хисока смотрит ему в глаза изучающим взглядом, затем распрямляется. — Пойдём, давай присядем. Я видел лавочку по пути сюда, — предлагает он. В этот раз Хисока не берёт его за руку, только манит за собой с ласковой улыбкой. — Не стоя же тебе кушать. Кажется, его действительно не собираются забирать с собой или принуждать к чему-либо. Гон распушает хвост, поднимает уши, чтобы взбодриться, и следует за Хисокой. Подушечки пальцев начинают мёрзнуть от не-снега в стаканчике, и он перекладывает его в другую руку. Раньше такое бывало только зимой, когда Гону удавалось поиграть на улице, сооружая куличики из настоящего снега. От него всегда веяло приятной морозной свежестью, но со временем начинало щипать щёки, а пальцы теряли всякую чувствительность. А когда оттаивали, подушечки ужасно больно зудели. Повторять этот опыт Гону совершенно не хочется. Когда они наконец присаживаются на лавочку под раскидистой липой, обе ладони успевают сильно охладиться, и Гон вновь задаётся вопросом, зачем Хисока купил это и почему предлагает съесть. Конечно, от стаканчика и его содержимого идет слабый сладкий аромат, который чем-то напоминает запах Хисоки, но… Что если во рту и животе потом будет так же неприятно покалывать? Да и к тому же… — От холода болеют. И внутри потом очень неприятно. Мне нельзя, — высказывает он свои опасения. Хисока тихо вздыхает. — Разве я стал бы предлагать тебе что-то вредное? Если хочешь, можешь дать мне первому попробовать — убедишься, что я не обманываю и что такое действительно едят, — он склоняет голову набок, переводит взгляд с его лица на угощение и обратно. Кажется, хочет, чтобы Гон отдал стаканчик ему?.. Немного поколебавшись, он протягивает его обратно. Расставаться с подарком грустно, пусть он и такой странный, но Гон старается не опускать уголки губ — он и без этого наверняка надоел своими глупостями и непониманием. Если он перестанет доставлять радость, может и разонравиться Хисоке. Тонкие пальцы мягко скользят по его фалангам, когда Хисока берет стаканчик, а затем он делает что-то странное: лижет содержимое лакомства и следом с хрустом надкусывает сам стаканчик. Гон удивленно поднимает брови. — Видишь, ничего страшного. И очень вкусно. А если его лизать, то оно успевает немного остыть на языке, и ты не заболеешь, — Хисока облизывается, а затем с улыбкой возвращает стаканчик Гону. Гон немного колеблется, но Хисока терпеливо смотрит на него, и, очевидно, — очень расстроится, если он даже не попробует лакомство. Осторожно вытянув шершавый язык, Гон прикасается к не-снегу в стаканчике. А затем охает. Проводит языком еще раз. И еще. На вкус лакомство оказывается просто невероятным — сладкое, похожее на молоко, которым его кормили в детстве, только в твёрдом виде. — А я ведь обещал, что оно будет приятным на вкус, — смеется сбоку Хисока, но Гон так поглощен, ошарашен новым вкусом, что даже не может внятно ответить. В груди становится жарко, несмотря на ощутимый холод. Сердце бьётся так же, как в день, когда он впервые увязался за Хисокой. Мороженое (кажется, так это называется) на вкус как доброта. Или ласковые прикосновения. В любом случае очень похоже на Хисоку. То, чего ты сначала опасаешься, будь то холод или высокий большой человек, потом оказывается самым невероятным и доставляет радость, какую раньше сложно было даже представить. Лизнув еще несколько раз, он взахлеб начинает благодарить за новые ощущения, от которых голова идёт кругом, восторгаться и описывать, насколько всё новое, и странное, и удивительное — ни разу в жизни ему не давали подобное! — а затем переводит взгляд на удивленное лицо Хисоки и осознает, что оказался настолько обескуражен, что начал говорить не на человеческом языке. — Ой! — он округляет глаза и тут же начинает извиняться. Ни хозяевам, ни кому-либо ещё не нравятся подобные животные звуки, если они не напоминают мурчание. — Прости! Это… я больше не буду. Спасибо! Мне очень… нравится. Очень! Хисока смотрит на него со странным выражением лица — Гон не может понять, радость это или напряжение. Но затем Хисока спрашивает мягким тоном: — Это твой родной язык? Гон моргает. С непониманием высовывает язык и пытается посмотреть, что с ним не так. — Нет, я про слова. То, что ты сейчас сказал. Это язык, на котором разговаривают гибриды? — поясняет Хисока. Осмыслив вопрос, Гон пристыженно кивает, тут же пытается снова извиниться и пообещать, что больше так делать не будет, но его останавливают взмахом руки. — Очень красивый язык, такой необычный, мелодичный… И у тебя невероятно милый акцент из-за этого, — в уголках его глаз образовывается паутинка мелких морщинок, и Гон с трепетом переваривает услышанное. Пусть он понял не всё, но Хисока сказал это с таким теплом, что становится ясно — это не укор и не соболезнование из-за его странности. — Спа… спасибо! — выпаливает Гон, хотя толком сам не понимает, за что благодарит. Ему сейчас ничего на давали и даже не хвалили за что-то сделанное. Просто Хисока говорит такие приятные слова, что молчать в ответ очень неловко. — Изучать новое бывает сложно, не так ли? — на него смотрят с какой-то грустной улыбкой; Гон кивает — ему правда частенько непросто из-за этого. — Ты можешь спрашивать у меня, если что-то непонятно, я объясню. Не бойся, договорились? Движения Хисоки изящны. Все, без исключения. Поэтому когда он грациозно протягивает ему руку с оттопыренным мизинцем, Гон на секунду теряется. Хисока шевелит пальцем, повторяет последнее слово и смотрит на его свободную руку. Гон движется скорее инстинктивно, и повторяет за ним. Отделить мизинец от других сложновато, но в конце концов он справляется. Хисока переплетает их пальцы и немного потряхивает. Похоже на рукопожатие, только очень странное, Гону ни разу не доводилось видеть, чтобы люди так делали. — Договорились… — повторяет он, а Хисока лишь кивает ему. Гон долго рассматривает свою лапу, пока продолжает доедать мороженое. Если подумать, ему никогда раньше не протягивали руку вот так. Обычно это делали либо чтобы погладить, либо — замахивались для удара. А Хисока сделал жест очень похожий (хоть и странный) на то, что обычно делают торговцы и новые хозяева, после того, как обмениваются дженни. Выходит, они тоже договариваются. О том, где будет жить Гон, вероятно. И это очень по-взрослому, и очень серьёзно, а Хисока обращается так с ним, с гибридом, ещё и угощение ему купил. — А мне точно можно… — начинает он и слышит в ответ заинтересованное “ммм?” — есть вкусное? — Ну конечно, Гон. Тебе же нравится? — Просто раньше такое, эмм, не давали. Может это только для… Для людей? — Ты тоже человек наполовину, — Хисока пожимает плечами и откидывается на спинку лавочки, протягивая руку Гону за спину, — так что не вижу причин переживать. Это твоё мороженое, тебе его купили, поэтому его точно можно есть. — Тебя не наругают? — За что? — искренне удивляется тот и наклоняет голову вбок. — Ты добрый, — Гон кусает краешек стаканчика и жуёт его, пока подбирает нужные слова. — Я же, ну… гибрид. У меня есть хозяин. Ты можешь — если надо — покричать… не очень громко. Я буду терпеть. Чтобы тебя не наругали, договорились? Не успевает Гон правильным образом сложить пальцы и отогнуть мизинец, как Хисока его перебивает: — Нет-нет-нет, кричать я не буду, ты же просто очаровашка и ничего плохого не делаешь, — он на мгновение задумывается приложив палец к подбородку. — Хотя… — тянет он, — на всякий случай можешь звать меня хозяином, пока мы гуляем. Лёгким движением Хисока поддевает его ошейник, который Гон получил ещё задолго до того, как попал к Джину, и широко улыбается, прищурив глаза. Это знак того, что он не бродячий, но воспитанный котёнок, которого содержат дома, за которым следят. Прохожим неважно, кто на самом деле этим занимается, поэтому предложение звучит правильно. Гон кивает. Он вполне может, это не так сложно, зато они оба точно могут не беспокоиться. К тому моменту, когда они расходятся, язык Гона успевает онеметь, и он держит его высунутым. Они с Хисокой обнялись на прощание, как самые настоящие друзья, и договорились увидеться снова. Вновь по пути домой грудь распирало от тепла и волнительного радостного ощущения, от которого хотелось бежать вприпрыжку и громко-громко мурлыкать. День оказался удивительным, насыщенным на эмоции и невероятные открытия. Только одно омрачило его, когда Гон уже оказался на пороге дома. Живот скрутило настолько сильно, что единственное, что он мог — лежать, свернувшись калачиком на ковре в прихожей, чтобы Джин не видел этого. Но тот всё заметил — пришёл на звук, который скрыть не удалось. Входная дверь предательски громко скрипнула, когда Гон с силой распахнул её и выбежал на крыльцо. С шипением он склонился над высокой травой, которую Джин называл газоном, и почувствовал в горле горячий горький ком, что поднимался всё ближе к глотке. Ему было плохо, очень плохо, даже в глазах помутнело. — Надо с тобой что-то делать, — с отвращением пробормотал Джин, пока с порога смотрел, как Гона тошнило, а из его глаз от бессилия текли слёзы. — Только зря деньги трачу на содержание, а ты, видимо, так и продолжишь какой-то мусор с улицы подъедать.