Ручное Чудовище

      Болит абсолютно всё.       Ей удалось поспать пару часов рано утром, пока Годжо ходил на собрание. И в дороге, устроив голову на его коленях, пока Идзити–сан вёз их в Киото, отклонив предложение Сильнейшего пустить его самого за руль. Оказывается, Сатору совершенно не умеет водить машину.       Зато умеет катать на себе, как удалось выяснить прошлой ночью.       Рика с трудом заставляет себя подняться с огромной, мягкой кровати, кажущейся несколько неуместной в традиционном поместье клана Годжо. Тут бы футон расстелить, а не наслаждаться европейским изобретением. Удивительно, но ни богатый дом, ни прилегающая к нему территория не пострадали от Смертельной Миграции. Как объяснил Сатору, особый защитный барьер.       Всё же, Великие Кланы пеклись о собственном благополучии куда больше, чем об общественном. Классовое неравенство на лицо.       Хорошо, что в выделенной Рике комнате имеется собственная ванная. Бродить по вотчине родственников Сатору желания, мягко говоря, нет. Рике хватило за глаза того красноречивого взгляда, которым её встретили у ворот пместья. Никакие вежливые поклоны не изменят холодного презрения в глазах дяди Сатору.       «Знакомься, это Иоши–сан. Мой дядя. Дядюшка, познакомься, это Рика–сан. Ну, ладно, пообщаетесь попозже!».       Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, Иоши Годжо ненавидит её. После того, как они с ребятами устроили свержение Старейшин, заняв их кресла в Совете (предварительно отмыв, попрошу заметить!), имя Рики Оримото стало синонимом слову «мерзость» в магическом мире. В глазах Иоши–сана она является преступницей и предательницей, которую его племянник привёл в их родовое гнездо.       По сравнению со всем вышеперечисленным её предыдущий статус «Наложницы Сильнейшего» перестал казаться таким уж оскорбительным.       Нужно отдать должное, устроилась Рика в этом доме с комфортом. Выделенная ей комната оказалась небольшой, но дорого обставленной, с собственным санузлом и выходом в сад. Рика не отказала себе в удовольствии отодвинуть сёдзе, чтобы полюбоваться карпами, плавающими в пруду в каких–то паре метров от неё.       Умеют же люди жить со вкусом! Странно, что Сатору с таким имуществом предпочитал ютиться в новомодных городских квартирах.       Ей бы по–хорошему сейчас лечь и поспать, раз уж представилась возможность. Но у Рики за последние пару месяцев вошло в привычку быть настороже. Тем более, что в этом доме ей вряд ли рады. Она, конечно, под защитой Сатору, но это не значит, что можно расслабиться, полностью переложив ответственность за себя на его плечи.              Поэтому Рика решает привести себя в порядок. Принимает душ, беззастенчиво изводя содержимое баночек с баснословно дорогими и в нынешнее время дефицитными средствами на себя, любимую. После чего, отринув идею надеть невероятно уютный с виду халат, влезает в спортивные штаны и футболку. Ботинки решает пока не надеваться, это будет уже кощунством по отношению к фамильному имению Годжо. Если бы у неё в доме были такие полы, она бы отрывала ноги каждому, кто ступит на них в обуви.       Заняться здесь, откровенно говоря, совершенно нечем. Ни книг, ни телевизора в комнате нет и в помине. Сатору мотается по своим делам. Ребят из Техникума рядом нет, средств связи с ними тоже. Так что за неимением альтернатив Рика решает размяться. Делает суставную гимнастику, проводит короткую дыхательную практику, приводя нервы и проклятую энергию в порядок. Начинает отрабатывать простые удары на месте, медленно, тщательно следя за техникой. Скорость набрать ещё успеет.       За год, проведённый в Магическом Техникуме, тело её окрепло. Обросло стальными мышцами, пусть и не особо внушительными, сделалось гибче и ловчее. Правда, за последний месяц Рика порядком осунулась. Времени нормально поесть было немного. А когда появлялось, то еду нужно было готовить самостоятельно из тех запасов, что у них имелись. Данная обязанность обычно делилась меж ней и Итадори, как самыми опытными кулинарами среди студентов.       Рика надеется, что самое сложное в прошлом. Раз Годжо теперь вновь с ними, скоро всё вернётся на круги своя. Кендзяку, главного стратега и безусловно самого умного противника, на тот свет спровадили. Остаётся Сукуна.       Загвоздка в том, что Двуликий занял тело Мэгуми Фушигуро. Вряд ли Сатору решится на убийство своего воспитанника. А как разделить две души, обезопасив одну и техничненько прикончив вторую — никто ещё не придумал.       — Надо же. А раньше тебя было не заставить тренироваться, — голос Сатору спокойный, умиротворённый.       Он стоит, прислонившись плечом к дверному проёму, с влажными после душа волосами и в домашней одежде. Когда в последний раз Рика видела его таким? Несколько месяцев назад, до своего позорного бегства из Токио, за которое она не перестаёт себя ненавидеть. Окажись она тогда в Сибуя, и жертв могло бы быть меньше.       — В этом доме из фильма ужасов всё равно заняться больше нечем.       — Дом из фильма ужасов? Это ты про моё родовое поместье? — он по–доброму улыбается ей, — Ты бы его ещё хижиной в лесу окрестила.       Точно. Первый фильм, который они вместе смотрели у него дома. В день, когда он забрал её первый поцелуй.       Годжо подходит к ней настолько расслаблено, что заподозрить в подвохе невозможно. Вот Рика и не подозревает, пока не оказывается подхваченной им и опрокинутой на кровать. Руки Сатору упираются в матрас по обе стороны от её головы, а его флюорисцентные прожекторы кажутся ей немного человечнее, чем обычно. Самую капельку.       Красивый. Рика смотрит на него открыто, запоминая, любуясь каждой чёрточкой его лица. Белыми бровями, почти незаметными на его коже альбиноса, прямым носом, пухлыми, безжалостно искусанными ею губами. Пальцы её касаются высоких скул, и Сатору жмётся к её ладони, будто кот, изголодавшийся по ласке.       А в следующий миг набрасывается на неё.       Он везде. На ней. Вокруг неё. Внутри неё.       Губы ласкают челюсть, на которой Рика уже успела заметить парочку характерных следов его страсти. Руки задирают футболку, пальцами пересчитывают рёбра, посылая щекотку по телу, накрывают грудь. Колено Годжо втискивается между бёдер, упирается в промежность, давит, заставляя почувствовать и вспомнить всё, что с её телом делали до этого. Сперва весь прошлый вечер и добрую половину ночи. Затем утром, незадолго до отъезда из Токио.       Он был вне себя, когда вернулся в комнату. Не от ярости или беспокойства за неё. Скорее, Годжо пребывал в состоянии эйфоритического восхищения. То, как он целовал её, как иступлено доводил до оргазма своими пальцами, как натягивал её на свой член, крича её имя…       Всё это было прекрасно. И вместе с тем, Рика чувствовала, что больше не выдержит. Что умрёт под ним, распадётся на атомы, сольётся с его Безграничностью. Потому что невозможно испытывать тот спектр физического удовольствия и эмоциональной нагрузки, которую дарит ей каждая близость с ним.       — Сатору, пожалуйста, подожди, — она упирается ладонями в его плечи, в очередной раз обмирая от фанатичного восхищения его силой. Его нельзя сравнит со скалой. Потому что скалу можно сдвинуть с места при желании. Сатору Годжо — нет.       — Что такое? — рычит ей в шею, недовольный её непокорностью — Тебе надо в ванную?       Уши начинают пылать от столь деликатного вопроса, но Рика находит в себе силы продолжить робкий протест:       — Н-нет. Просто я пока не готова продолжить.       Откровенно говоря, на ней места живого нет. Сатору вчера явно увлёкся, проверяя возможности её тела. Оно теперь покрыто следами всех возможных оттенков, начиная от бледно–розовых отпечатков его ладони на ягодицах, заканчивая тёмно–фиолетовыми мелкими синяками от чувственных укусов.       — Не готова продолжить? Не переживай, я это исправлю, принцесса. Подготовлю тебя. Пальцы оттягивают соски, и жалобный стон вырывается из уст Рики. Её грудь болит. Её соски болят. Ей даже футболку носить неудобно, грубая ткань слишком сильно трётся о нежную плоть, которую Сатору терзал своим ртом с маниакальным желанием.       «Идеальные сиськи. Блядь, малыш, ты знаешь, сколько раз я дрочил, думая о них?».       Кажется, вся эта возня только больше распаляет его. Сатору словно утратило чувство реальности. Её попытки оттолкнуть и те стоны, что он вырывает у неё, кажется ему не более, чем игрой. Он не ощущает её сопротивления, не может ощутить его, будучи не просто сильнее, а превосходя человеческие возможности настолько, насколько это дозволено живому богу. Если Рика прямо сейчас не даст ему понять, что происходящее слишком для неё, Годжо не остановится.       — Сатору, не надо. Мне больно.       Он уже опустился с поцелуями к её животу и вовсю ласкает его губами. Пока нежно, но кто знает, как быстро он сорвётся. Годжо умеет быть довольно грубым любовником. Голубые глаза смотрят на неё со смесью сочувствия и похоти. Кажется, вид её раскрасневшегося лица приводит его в восторг, ничуть не умаляя желания, а лишь распаляя аппетит Сильнейшего. Сатору свойственна жестокость.       — Прости. Я был груб с тобой прошлой ночью, — пальцы касаются подвздошных косточек, ласково оглаживая их, — Давай сделаем так. Ты скажешь, где болит, а папочка там поцелует.       Он дёргает штаны вниз, оголяя бёдра, и тут же принимается вылизывать кожу возле кромки трусиков. Рика понимает к чему всё идёт, и что Сатору собирается с ней делать. От мыслей о его языке на своей плоти хочется скулить от желания и одновременно с этим горько рыдать. Потому что она скорее сдохнет, чем выдержит снова то, что Сатору с таким удовольствием вытворял с ней прошлой ночью.       Она уже сбилась со счёта от количества пережитых оргазмов. Между ног липко, внизу живота чувствуется опустошение. А Сатору не останавливается, притягивает её за бёдра к себе, стонет, будто не пробовал ничего слаще.       «Я больше не могу. Пожалуйста, хватит».       «Можешь», рычит, лишь на жалкую секунду отрываясь от своего занятия.       Она хнычет, когда он подключает ещё и пальцы. Слишком, это слишком для неё. Напряжение такое острое, неправильное. Она пытается вырваться, уйти от него прикосновений. Но Годжо удерживает её на месте.       А потом тело её пронзает удовольствием настолько острым, что она едва не теряет сознание. Становится одновременно пронзительно хорошо, легко и влажно. Рика слишком медленно понимает, что произошло с ней. Но когда осознаёт случившееся, не может сделать ничего другого, кроме как прикрыть пылающее лицо руками.       «Вот так, принцесса. Какая ты у меня хорошая девочка».       — Сатору, хватит, — она вновь упирается в его плечи, старается отнять его лицо от себя, — У меня кровь!       — Месячные? — он и не думает отстраняться, будто это мысль сама по себе не производит никакого должного эффекта, — Рика, ты же знаешь. Меня это совершенно не беспокоит. Но если хочешь, можем пойти в душ и…       — У меня кровь из–за тебя! — она уже кричит, не в силах сдерживать слёз бессилия, — Из–за того, что ты делал со мной.       Он мягко отстраняется от неё и поднимает растерянный взгляд. Видеть Сатору таким непривычно. Обыкновенно уверенный в себе и безжалостный, сейчас он выглядит потерянным и взволнованным. Будто он не осознаёт до конца, как правильно поступить в такой ситуации.       — Рика? — голос пропитан нежностью, и от этого сердце в груди сжимается ещё сильнее, — Вот же! Прости. Прости меня, моя девочка.       Мягко поднявшись на кровати, он притягивает её в свои объятия, меняя их положение. Теперь Оримото оказывается сверху, прижатая к крепкой груди Сатору. Пальцы его жадно зарываются в волосы, но не тянут за них, а осторожно перебирают. Губами он прижимается к её макушке.       — Почему ночью не сказала? — это не упрёк, скорее искреннее недоумение.       — Ты бы не услышал, — Рика устало прикрывает веки. Сонливость вновь одолевает её. Особенно сейчас, когда Сатору под ней, такой тёплый, родной и сильный. Пахнущий лесом после грозы.       Пока она жадно ловит его запах, уткнувшись кончиком носа в ямочку между шеей и ключицей, Годжо подхватывает её ладонь и подносит к своим губам. Целует каждый пальчик, будто бы отогреть пытается. Губы Рики дёргаются в едва заметной улыбке. Она растворяется в этой нежной заботе, позволяет себе в кои то веки расслабится.       И чуть не подпрыгивает на месте, когда чувствует на безымянном пальце металлический холод. Слишком знакомый, чтобы не распознать его природу.       Кольцо белого цвета. С крупным, явно баснословно дорогим камнем. И прямо сейчас это творение ювелирного искусства красуется на ни разу не холёной руке Рики, с короткими ногтями и кошмарными заусеницами. Не до маникюра было в последнее время. Так что кольцо на ней смотрится не то, что неуместно, а откровенно гротескно.       — Это фамильное, — бросает фразу настолько небрежно, словно они тут предстоящую миссию обсуждают, — Если не нравится, выберем тебе другое. Когда весь этот пиздец закончится, и магазины начнут работать в штатном режиме.       В первые дни Миграции нашлись умники, додумавшиеся грабить ювелирные. Будто бы золото могло прокормить их или спасти от проклятий. Не кольца с браслетами надо было хватать с полок и не брендовые сумочки, а консервы. Ну или безбольные биты на худой конец. От них хоть какой–то прок.       Рике подумать страшно, как долго придётся вести работу с населением. Люди явно потеряли рассудок из–за царящего повсюду хаоса. Анархия, мародёрство, насилие… Магам придётся брать гражданских под контроль, чтобы вернуть мало–мальский порядок.       — Думаю, кольцо станет наименьшей из проблем. Хотя стоит выбрать что–то поскромнее, а то катану держать будет неудобно.       Светлая бровь поднимается в искреннем удивлении:       — Рика Оримото обеспокоена практичностью? Принцесса, ты меня пугаешь. Сперва застаю тебя за тренировкой. Добровольной, на секундочку! Теперь вот ты на полном серьёзе переживаешь, что обручальное кольцо помешает держать меч в руках. Что дальше? Короткая стрижка, чтобы волосы в глаза не лезли? Здесь, конечно, есть свои…       — Так оно обручальное?       Нет, она, в целом, догадывалась. Иного повода надеть украшение на безымянный палец у Сатору не было. Но Рика всё же решилась уточнить. В прошлом их отношениям часто мешали недомолвки. Пора бы начать говорить прямо, без излишней политкорректности и напускной скромности.       Судя по выражению лица Годжо, он думает примерно в том же направлении.       — Да, Рика. Оно обручальное, — судя по тяжёлому вздоху, этот разговор даётся ему непросто, — Я бы предпочёл сделать тебе предложение при более располагающих обстоятельствах. Правда.       Глупое девичье сердце. Ей бы сейчас спросить у Годжо, с чего вдруг такое решение. Подумать, не рановато ли им. Вспомнить, что ей ещё нет и девятнадцати. Вот только сердце не хочет спрашивать, думать и вспоминать. Сердце хочет вырываться из груди. А ещё белое платье и свадебный торт. Всё равно, что есть его будет преимущественно Сатору. Нужен торт.       Годжо взъерошивает собственные волосы. Жест, говорящий о задумчивости. Видимо, решение далось ему действительно непросто. Да и не похож он на счастливого жениха.       — Ты точно этого хочешь? — если нет, Рика сама ему голову оторвёт. Собственными руками. Даже Юту звать не станет.       — Я точно хочу быть уверен в твоей безопасности.       Странно. Рика ожидала рассуждений, что ему уже двадцать девять, пора бы остепениться. Да и встречаются они почти год. А ещё, самую толику, надеялась на повторение вчерашнего признания. Потому что сердце металось в догадках. Было ли то сказано искренне, или же являлось очередной подъёбкой Сильнейшего.       — Какое отношение брак имеет к моей безопасности?       Сатору поднимает на неё рассеянно–виноватый взгляд. Непривычно. Рика предпочла бы, чтобы он вновь набрасывался на неё голодным зверем, нежели глядел так, словно они на похороны собираются, а не на свадьбу.       — Документы я подготовил. Осталось дождаться семейного нотариуса, чтобы он их заверил. Также я проставлю все магические печати, чтобы ни у кого не было сомнений в законности нашего брака.       А ей казалось, что свадьба — это платье, цветы и торт. Оказывается, ни хрена подобного. Юридическая процедура. Ещё и с кучей проволочек, когда речь идёт о заключении брака между шаманами.       Хотя, возможно все эти дополнительные сложности связаны с тем, что она выходит замуж за Годжо Сатору. Сильнейшего мага современности и представителя одного их Трёх Великих Кланов. Да уж, теперь у Рики нет и призрачного шанса понравится его дяде. Выродок Инумаки, да ещё и с сомнительной репутацией. Мечта, а не невеста.       Тяжёлая ладонь опускается на макушку, трепля волосы привычным жестом.       — Эй, не хмурься так, маленькая. Обещаю, если всё пройдёт успешно, проведём нормальную церемонию. Позовём друзей, наделаем кучу фотографий. Только, пожалуйста, постарайся попасть букетом в Маки! Я должен это увидеть!       — В каком смысле «пройдёт успешно»?       Годжо может сколько угодно ей тут зубы заговаривать, главную оговорочку Рика успела выхватить. И судя по резко помрачневшему выражению лица Сатору, не напрасно.       — У меня впереди бой с Сукуной, — он всматривается в её лицо, то ли пытаясь найти на нём что–то новое, то ли просто запоминая, — Рика, я могу погибнуть.       Погибнуть. После того, как пару месяцев просидел в Тюремном Царстве. После того, как она простила его за бесконечный эгоизм и инфантильность. Позволила драть себя до потери сознания и крови между ног. Ну как тебе перспектива стать вдовой в восемнадцать, Рика Оримото? Из белого прямиком в чёрное. Будто мало одного шрама на сердце. Будто не висит на её шее другое кольцо.       Губы Сатору дёргаются в горькой усмешке, когда он замечает сжавшиеся на артефакте пальцы Рики. Пусть даже не надеется. Она это кольцо со своей шеи никогда не снимет. Пусть он хоть на каждый палец ей по бриллианту нацепит. Кольцо Юты останется на своём законном месте.       — Значит, бой с Сукуной может закончиться твоим поражением? — она старается выбирать слова, которые не горчат на языке до рвоты. Избегает мыслей о смерти и холодной могиле. Если останется что хоронить.       — Рика, я не могу этого исключать, — впервые со дня их знакомства Сатору допускает мысль, что есть кто–то сильнее его, — Я хочу подстраховаться на этот случай. Ты станешь официально принадлежать клану Годжо. Тебе перейдёт шестьдесят процентов моего имущества. Остальные сорок, уж прости, хочу распределить между Мэгуми и другими…       Конечно, ему бы ничего не стоило увернуться от её пощёчины. Но отчего–то он позволяет её ладони больно хлестануть по лицу. Не сильно, но с неприкрытой злостью.       — Думать об этом не смей! — Рика не знала, что может быть настолько преисполнена гнева, как в этот момент, — Не смей даже допускать мысль о проигрыше Сукуне! Иначе, клянусь тебе, я брошусь следом. И буду сражаться с этим выблядком до тех пор, пока он либо не сдохнет, либо не отправит меня за тобой.       Бирюза кажется ей бесконечной. Затягивает, словно в космос. Сатору не доставит труда посадить её на цепь. Но он слушает её, будто бы не сомневается в её словах и намерениях. Наверное, он впервые так серьёзен с ней.       — Рика, я хочу, чтобы ты покинула Японию. Хотя бы до окончания битвы с Сукуной.       Ага, щас. Уже бежит. Только фату поправит.       — Нет, — это не то самое пресловутое «нет», которое «может быть» или «давай договоримся». Это железобетонное отсутствие сомнений.       Годжо остаётся лишь усмехнуться. Он мог бы удержать её. Вот только понимает, никто другой с Рикой Оримото не совладает. Она вырвется и придёт по его душу. Живую или мёртвую.       Она кладёт ладони ему на плечи и подбирается ближе, заглядывая в глаза, чувствуя, как его проклятая энергия оседает на ней. Наверное, пожелай он снова взять её, и Рика не станет сопротивляться. Пусть будет больно, пусть кровит, плевать. Лишь бы чувствовать его внутри. Лишь бы вновь стать покорной его несгибаемой воле.       — Моя смелая Рика, — дыхание касается её губ, но Сатору удерживает мучительную дистанцию, — Ну конечно. Кто может остановить мою принцессу?       Кончиками пальцев она скользит вдоль его руки. Чтобы подхватить ладонь и положить на свой живот.       — Ты сказал Сукуне, что тебе нужна неделя. И раз уж у нас впереди первая брачная ночь, — от этих её слов с губ его срывается самый порочный стон, который только можно вообразить, — Полагаю, медовый месяц продлится недолго. Но зная твои аппетиты… Как думаешь, какова вероятность, что к концу недели я буду с твоим ребёнком у себя под сердцем?       И плевать, что ей восемнадцать и о детях она думать не думала. Это же блядь Годжо Сатору. Дьявол с Шестью Глазами. И если для того, чтобы удержать его в этом мире, надо позволить обрюхатить себя, Рика готова на эту жертву.       В этот раз он не толкает и не давит. Просто подаётся вперёд, и она уже лежит на спине.       Флюоресцентная бирюза пылает ярче прежнего. Вновь на лице Сатору проступает зверь, тщательно скрываемый ото всех. Зверь, готовый облизывать её руки и скулить, уткнувшись ей между ног. Её ручное чудовище.       — В этот раз ты сама напросилась.

***

      Облачаясь перед битвой с Сукуной, Годжо не выглядит испуганным или растерянным. От прежнего беззаботного веселья, свойственного ему несколькими месяцами ранее, тоже не осталось и следа. Он выглядит собранным и решительным, преисполненным жестокого предвкушения. Последний раз Рика видела такое выражение на его лице вчера, когда он вошёл в их спальню со звериным оскалом.       «Тише. Тише, принцесса. Обещаю, в этот раз я буду нежным».       Пальцы нервно теребят кольцо. То, что на шее. К обручальному Рика до сих пор не может привыкнуть, слишком уж вычурное. Пожалуй, надо будет и впрямь воспользоваться предложением Сатору выбрать что–то более подходящее.       — Все уже на месте?       — Да. Мэй Мэй планирует запустить прямую трансляцию, — Рика хотела оттаскать её за патлы после такого предложения, но Годжо счёл его не только приемлемым, но и охренеть каким забавным, — Ребята собрались. Хотят дать напутствие перед боем.       Если честно, выглядело это всё так, будто они Сатору в последний путь провожают. От мысли, что всё может именно так обернуться, она предпочитает отмахиваться.       — Хорошо, — он подходит к ней, притягивая к себе и оставляя поцелуй на лбу, — Будь умницей.       Рика хватает его за рукав небрежно накинутой рубашки. Будто за спасательную соломинку. Вот только она скорее за ним — на дно.       — Я пойду с тобой.       Это хорошая идея. Это и правда хорошая идея. Если она призовёт Юту и ударит первой, то у Сатору появится возможность для манёвра.       — Нет, — спокойно и ровно. Без возможности сторговаться.       — Сатору, послушай. Сукуна не тот противник, который будет…       — Рика, — палец касается её губ, вынуждая замолкнуть, — Если ты пойдёшь со мной, как, скажи на милость, мне раскрыть территорию?       А. Ой.       Вот об этом она как–то не подумала, вынашивая план по эффектному бросанию грудью на амбразуру. Пока самонадеянный и беззаботный Сатору продумывал тактику сражения. Что ж, погибать он, кажется, передумал.       — Ты прав, — она находит в себе силы кивнуть. Будто они обсуждают дежурную миссию. Или проклятые техники. А не готовятся к сражению тысячелетия. Просто ещё один бой. И нечего тут пафосные речи готовить.       Сильные руки прижимают её к себе. Рика стоит спиной к нему, пока Сатору устраивает голову у неё на плече. Забавная привычка, заставляющая Сильнейшего сгибаться в три погибели. А ей остаётся только сдерживаться, чтобы не дать слезам позорно хлынуть потоком из глаз.       Потому что ей пиздец как страшно.       Страшно, что он не вернётся.       Страшно, что у неё не останется никого и ничего, чтобы цепляться за веру в добро и человечество. Потому что Рике Оримото проклятые духи едва ли не ближе людей. Потому что она понятия не имеет ради какой великой цели сражаются шаманы.       Её привёл сюда Годжо. Ради него она и билась.       Ради него и умрёт, если придётся.       — Моя смелая Рика, — он мурчит эти слова ей на ушко, — Моя бесстрашная принцесса. Держи голову высоко. Не пристало Главе Совета Старейшин унывать.       — Я не Глава, — что правда, то правда. Рика в их правилах смыслила мало, предпочитая делегировать принятие важных решений на Маки и Камо.       — Ну как же не глава, — смеётся Сатору, — Ты ведь из клана Годжо. Кому, как не тебе, устанавливать новые порядки.       Ей бы в голове у себя порядок навести. Вот только обстоятельства сложились так, что теперь им, вчерашним студентам, приходится разбираться со всем дерьмом. И дело тут не в Кендзяку и Сукуне. Они то как раз всего лишь вытащили последнюю карту из хрупкой конструкции под названием «устройство мира шаманов». А сотни лет до этого маги и сами неплохо справлялись с задачей самоуничтожения. Не понимая причины первопричины их бед, боролись лишь со следствием. И вот куда их это привело.       Страна разрушены. Тысячи людей погибли. Ряды магов поредели, а те, кто выжил, не понимают, как жить дальше. И вся надежда теперь только на Годжо Сатору. Сумеет ли он одолеть Сукуну или нет. Появится у них шанс всё наладить, или им останется лишь наблюдать, как кровожадный бог не оставит и камня на камне, утопив привычный мир в крови.       — Поберегу кресло в совете для тебя, — Рика давно хотела предложить ему возглавить их. Да сама мысль о Сатору, вальяжно развалившемся в кресле старейшины, будоражила фантазию не на шутку.       — О, избавь меня от этого! — трётся щекой, будто кот, — Мне и без Совета Старейшин хватает забот. Например, нужно выбить нам более просторную комнату на правах супружеской пары.       Все уже смирились с тем, что Сатору и Рика делят одно пространство на двоих в стенах Токийского Магического Техникума. В глазах окружающих они были парой. Правда, новость о свадьбе пока не распространяли, но той же Маки хватило и короткого взгляда на кольцо, украшающее руку Рики, чтобы сложить два и два.       «Для представителей Великих Кланов заключение брака это что–то сакраментальное. Ну или расчётливо–деловое. Но последнее не в характере нашего учителя».       — Я люблю тебя.       И плевать, что может не ответить. Рика не собирается держать язык за зубами. Они, блядь, официальные муж и жена. Он ей такие вещи говорит, которые не то, что повторить, на бумажке написать стыдно. Так почему она должна и дальше молчать о своих чувствах, если это оказалось единственным, что оказывается имеет значение в их безумном мире?       Её непривычно медленно разворачивают лицом к Сатору. Вот теперь не скрыться — не спрятаться. Решил Шестью Глазами в душу заглянуть?       — Ну наконец–то. Я уже начал переживать, что никогда не признаешься.       Что, простите? Рика хлопает глазами при виде этого довольного лица. Будто опять нахерачил гору сахара в дорогой чай.       Разница в росте мешает целоваться. Поэтому Сатору подхватывает её за бёдра. Так, что ей не остаётся иного, как обхватить его талию ногами. Теперь их лица на одном уровне. Теперь он может насладиться ею.       Поцелуй не похож на предыдущие. Годжо не набрасывается на неё голодным зверем, не спешит сминать губы и вылизывать её рот. Вместо этого он нежно касается её губ своими. Делится собственным теплом. Прихватывает каждую губу. Ласково касается их самым кончиком языка. Словно пробует.       Это так деликатно и трепетно, что сложно понять, когда поцелуй начался и когда закончился. Рика просто неожиданно осязает слова Сатору на своих губах:       — Я тоже люблю тебя, маленькая.       После этих слов он уже не целует её. Он буквально оттрахивает её рот своим языком. Рика не успевает заметить, как уже оказывается прижатой к стене. Как теряется в его страсти, не успевая отвечать на эту дикую ласку. Не знает, куда деть свои руки. Они спешат коснуться задней поверхности шеи, зарыться в белоснежные волосы, скользнуть на сильную спину. Рика хочет обнять всего Сатору.       А он хочет Рику.       Прижавшись своим лбом к её, он нехотя позволяет ей соскользнуть вдоль его тела, вновь встав на ноги. Не спешит отпускать, держа в своих объятиях. Целует её руки, лицо, волосы.       Никогда в жизни ей не хотелось так сильно, чтобы время замерло на месте. Даже тогда, когда они впервые поцеловались. Даже в пугающую дождливую ночь, когда он забрал её девственность. Даже в день своей свадьбы, странной, напоминающей более сложную юридическую процедуру с подписанием кучи бумаг, нежели торжество.       «Пусть он останется», думает Рика, «Здесь. Со мной. В этой комнате. Навсегда».       — Не скучай, принцесса. Папочка скоро вернётся.       — Я провожу тебя.       Ну, да. Кому же ещё стоять за спиной идущего на битву Сильнейшего, как не его жене. И дело не только в официальном статусе. Это выбор. Быть его преданной сторонницей до самого конца.       Стоит им выйти, как ревностный взгляд Утахиме Иори впивается в Рику. Пусть негодует, сколько её душе угодно. Главное, чтобы усилила технику Сатору. Утахиме, конечно, сперва норовила отказаться. Обвиняла их в перевороте и воротила нос с горделивым видом. Пришлось напомнить, что с недавних пор в мире магов царит иной порядок. И неподчинение ему в столь сложный час будет воспринят как предательство.       Когда они спускаются, Рике хочется взвыть. Ибо студенты обоих Магических Техникумов напоминают сейчас не грозных шаманов, а траурную процессию. Прежде чем она успевает открыть рот, Годжо опережает её:       — Эй, народ, чего такие грустные? Давайте–ка, обнимите своего сэнсэя!       Они сперва кажутся несколько ошарашенными таким настроем. Но только первые несколько секунд. До того, как Юджи Итадори, смеясь, бросается к Сатору, буквально повисая на нём.       Следом его окружают остальные. Панда, Инумаки, даже ставшая ещё более замкнутой в последнее время Маки. Студенты из Киотского Техникума, недавно перекочевавшие в Токио, робко приближаются к Сильнейшему. Они чувствуют себя неловко, будто чужаки на семейном празднике. Но Сатору и для них находит слова поддержки.       — Чего стоим, как не родные? Ну-ка все сюда!       Рика смотрит, как он обнимает каждого из них, и не ощущает и толики привычной ревности. Лишь радость, что в этом мире так много людей, любящих Годжо Сатору. Она знает, ей не за что с ними соперничать. Неосознанно касается кольца на своём пальце и понимает, что осталась единственной, кто ещё не повис на своём учителе. Хотя ей, наверное, не стоит называть его так теперь. Разве что иногда за закрытой дверью.       Плюнув на всё, она бросается в гущу тел, тоже стремясь подбодрить Сатору перед сражением. И не замечает, как взор его задерживается на ней чуть дольше, чем на остальных. Губы учителя растягиваются в улыбке:       — Я так горжусь вами.       Как бы ни хотелось остановить время, это не в их власти. Поэтому всё, что ей остаётся, это смотреть ему вслед. Однако прежде, чем Сатору покидает поле зрения, он оборачивается через плечо, обращая все свои глаза только на Рику:       — Я вернусь. Обещаю.