Гарри Поттер и последний хранитель

      Как и две недели назад Гарри снова вынужденно оказался на Бирючиновом проезде. Он ненавидел этот городок, этот проезд, это семейство. Всё также стояла невыносимая жара, всё также родственники гоняли его поливать тайком лужайки, заставляя просыпаться ни свет ни заря.       Конечно, Дурсли были очень расстроены возвращением Гарри всего лишь пару недель спустя. Такого ещё не бывало. Но не принять его они не могли, как никак он пока всё ещё несовершеннолетний, а они его официальные опекуны и несут за него ответственность.       За время отсутствия Гарри они, похоже, несколько успокоились, и раздражение пока ещё не достигло того накала, который был, когда Гарри сбежал. Но всё же неприятных расспросов, где он был всё это время, удалось избежать. Похоже, родственникам было всё равно, где находится их подопечный. Никакого волнения они за него не испытывали. Поэтому после возвращения племянника Дурсли старались просто избавиться от общества Гарри, избрав для этого два излюбленных способа: игнорирование или трудовое воспитание.       Если Гарри удавалось исчезнуть с их глаз после выполнения поручений, он мог заниматься своими делами. И так как в этом доме было невозможно читать учебники или практиковаться в магии, он изучал «Ежедневный Пророк» или переписывался с Тео. Новый друг исправно интересовался, как у него идут дела, и поддерживал переписку с ним в заколдованном блокноте. Он подробно отвечал на все вопросы, которые интересовали гриффиндорца, в отличие от Рона и Гермионы, которые наводили какого-то тумана в своих письмах.       Они не отвечали, где находятся, но из их ответов было понятно, что они вместе заняты какой-то важной работой, о которой нельзя писать. Они даже не заметили, что Гарри покидал дом родственников, и взрослые маги, казалось, тоже не знали о его временном побеге. У Гарри было устойчивое ощущение, что он никому не нужен, как обычно в первой половине летних каникул он остро ощущал своё одиночество и пренебрежение к себе. Сириус только и делает, что пишет, чтобы Гарри был настороже. Он невольно сравнивал отношение к себе со стороны учителей, крёстного и однокурсников с заботой Нотта и его семьи. Совсем чужие люди, с которыми он знаком всего лишь месяц проявляли большее участие, чем кто-либо.       Тео писал, что Нэйтану удалось понять положение Гарри по документам, которые попали в руки юноши, но подробности обещает рассказать при встрече — слишком много тонкостей. Проверка, которую пророчил Шмуз для Гарри, была совершенно незаметной, разве что коты миссис Фигг всё также отслеживали его, куда бы он ни шёл. Интересно, что она подумала, когда его не было в этом доме две недели. Наверняка доложила Дамблдору, но тем не менее вопросов ему никто не задавал.       Гарри очень хотел получить хоть какие-нибудь новости. Он прекрасно помнил, как реагировал на него Фадж, который верит всему тому, что про него настрочила Рита Скитер. Тот факт, что Гарри змееуст теперь на нём как клеймо тёмного мага, а боли в шраме, которые магическая пресса называет припадками, — признак сумасшествия. И хотя саму эту писаку потрясающе приструнила Гермиона, главная сплетница британских магов не осталась без последователей. Достойные продолжатели новой тенденции поглумиться над «Мальчиком, который опять выжил» продолжали строчить в «Пророке» гадости про Гарри. Что невероятно бесило юношу. Он даже пожаловался об этом Тео, который его всецело поддержал, и они исписали несколько страниц, обсуждая, какие же уроды работают в этой газете.       Гарри так странно было доверять кому-то. Всю его жизнь у него были тайны и секреты. Годы жизни у Дурслей приучили его не задавать вопросы и не рассказывать о странностях, которые с ним случались. Потом в Хогвартсе появились тайны от преподавателей и даже от друзей. Он так и не рассказал им историю Невилла, и тяжёлое знание причин болезни родителей однокурсника осталось в секрете от Рона и Гермионы. Возможно, Рону об этом рассказывали родители, дело всё-таки было резонансным. Подумать только, сын самого кандидата на должность министра магии оказался приспешником тирана и с другими отморозками до сумасшествия запытал семейную пару двух мракоборцев. Но Гермиона была не в курсе, хотя и она могла найти эту информацию в одной из книг, которые она выбирала для «лёгкого чтения».       У Нотта нет нормальной семьи, по сути, он воспитывается бабулей и её партнёршей, Невилла воспитывает бабушка, родные братья-близнецы матери Рона тоже погибли в сражениях с Волдеммоартом, родители Гарри тоже — практически каждая магическая семья, известная Гарри пострадала от рук этого человека. А несколько месяцев назад ещё и Седрик.       Его ненастоящий день рождения прошёл как обычно. Друзья — Рон, Гермиона и Хагрид прислали ему подарки, в этом году это снова была еда, так как Гарри в одном из своих писем пожаловался, что из-за семейной диеты ради похудения Дадли, его морят голодом. Он это написал не для того, чтобы ему прислали провизии, у него всё ещё были фунты, на которые он покупал себе пропитание. Он просто хотел сочувствия, и чтобы его скорее забрали из этого дома. Но пока ему просто прислали еды.       Это было так странно осознавать, что всю жизнь он отмечал не свой день рождения. Рону он сам сказал, что отмечает его тридцать первого июля. А Гермиона, которая, по её словам, изучила все статьи, написанные про мальчика, который выжил, и Хагрид, они-то почему не в курсе, когда его день рождения? Или МакГонагалл соврала, что это известный факт? Не очень-то он получается и известный.       Гарри лежал под кустом пышной гортензии и подслушивал новости через открытое окно. Дурсли выражали всяческое недовольство, когда юноша интересовался новостями в попытках получить какую-либо информацию о возвратившемся Волдеммоарте. Теперь он понимал, что от самогó тёмного лорда в ближайшее время не стоит ожидать новых ужасов, он слишком слаб и набирается сил. Но его приспешники, воодушевлённые перерождением своего идейного вдохновителя, вполне могут начать снова терроризировать всё Соединённое Королевство.       Сегодня ночью Гарри опять приснился кошмар, как Волдеммоарт приказывает убить молодого хаффлпаффца. А потом опять эти непонятные тёмные коридоры.       В новостях не было ничего интересного, зато всего в нескольких футах от дома вдруг раздался громкий хлопок. Гарри узнал этот звук кто-то трансгрессировал совсем рядом. От неожиданности юноша выхватил палочку и резко вскочил на ноги. Голову пронзила резкая боль, такая сильная, что у него выступили слёзы. Шею что-то сильно сжало.       — Что ты делаешь? — шипел над ухом дядя Вернон, крепко сжимая пальцами горло воспитанника, — Убери эту штуку!       Гарри ударился об оконную раму, а напавшим на него был его опекун. В этой суматохе Гарри упустил того, кто трансгрессировал рядом с ним. Дядюшка перестарался, сжимая шею воспитанника и затаскивая его в гостиную прямо через окно. Гарри не хватало воздуха, и он начал задыхаться. Внезапно словно волна электрического тока прошла по телу юноши. Вернон с визгом разжал пальцы, его руки были красными, как будто его что-то обожгло. Родственник принял на себя весь заряд, прошедший через тело юноши. Хлопок трансгрессии вызвал интерес соседей: в окнах появлялись силуэты.       — Добрый вечер! Слышали, как у кого-то выхлопная труба выстрелила? — с нелепой улыбкой большей похожей на оскал громко сказал дядя Вернон неизвестному наблюдателю. Силуэт отошёл от окна.       — Ты что себе позволяешь?! — прошипел дядя. Он был готов орать во всё горло, но окно было открыто, а соседи на чеку. Не только тётя Петунья отличалась нездоровым любопытством. Жители Литл Уингинга с удовольствием перетирали сплетни, какой непутёвый подросток живёт в доме номер четыре по Бирючиновому проезду, — Чего ты этим добиваешься?!       — Чем этим? — Гарри ещё не пришёл в себя от удара и попытки его задушить, он тяжело дышал.       — Этими взрывами, из этой твоей штуки! — свирепствовал дядюшка хриплым шёпотом, который стремился перерасти в крики.       — Это не я! Я как раз хотел узнать, что это, когда вы начали меня душить, — привычно оправдывался Гарри, понимая, что его никто не будет слушать. Дядя Вернон посмотрел на свои красные ладони и поморщился.       — Что ты делал под окном? — вступила в разговор тётка. Она тоже шипела, чтобы не привлекать внимание соседей.       — Слушал новости, — честно ответил юноша.       — Опять?! — вскипел дядя.       — Знаете, они каждый день разные, — выпалил Гарри.       — Не ври нам! Кому в твоём возрасте интересны новости? Ты хотел подслушать наши разговоры! — кипел дядя Вернон, — Мы не идиоты!       — Вот это для меня новость, — прямо в лицо нахамив дяде, Гарри через открытое окно выпрыгнул на лужайку: путь в глубь дома, чтобы выйти через дверь или в комнату преграждали опекуны, которые тут же начали возмущаться его поведением и приказывать вернуться.       Они, конечно же, не забудут ему такой дерзости, но Гарри был так зол, что ему сейчас было всё равно. Скорее всего он пожалеет о своих словах, когда его снова нагрузят работой или придумают какое-нибудь наказание. Но сейчас он быстро шёл по пустому пыльному городку, чтобы хоть немного успокоиться. Очевидно, из него опять вырвалась магия, когда он ударил током душившего его дядюшку. Хоть бы в Министерстве этого не заметили.       Гарри дошёл до парка, который стараниями Дадли и компании был почти полностью разрушен. Шрам покалывало весь день после сна о кладбище и тёмных коридорах. А теперь ещё и прибавилась ушибленная голова и помятая дядюшкой шея. Юноша пожалел, что не прихватил с собой блокнот. Он не боялся, что кто-то прочитает его переписку, в которой Гарри откровенно делился с Тео своими чувствами и переживаниями: блокнот был защищён магией от посторонних глаз и посягательств. Просто ему сейчас очень хотелось пообщаться с Тео, рассказать о несправедливом к нему отношении, пожаловаться, спросить совета. Да и просто узнать, как идут дела на острове. Расспросить, как его новый друг наведался к отцу, как долго он там пробыл, и когда снова к нему поедет. Предупредить слизеринца о том, что ему надо быть осторожнее в имении отца. И много ещё чего, о чём они часами переписывались по вечерам, когда у них была такая возможность.       Сейчас же Гарри был один на один со своей обидой и злостью в разгромлённом парке. Он сидел на погнутых качелях, задумчиво наблюдая, как окрестности окрашиваются в ярко-оранжевые цвета закатного солнца и чувствовал себя очень одиноким.       По мере того, как горизонт расцвечивался красным ярость наполняла студента Школы Чародейства и Волшебства. Постоянные унижения от опекунов и кузена, косые незаслуженные взгляды соседей (городок громит Дадли, а все считают, что это нерадивый подкидыш из школы Святого Брутуса), пространные письма друзей и крёстного. Почему всё это выпало на его долю? Почему он не может провести лето с Ноттом, почему он должен перед всеми оправдываться и терпеть ежегодную ссылку? Почему его жизнь сложилась так, что ему некуда бежать?       Он испугался собственных мыслей. Конечно, он и раньше злился, но до сих пор его злость никогда не была такой сильной, он был готов вырваться из своего заточения и уничтожить каждого, кто станет на его пути. Здравый смысл подсказывал, что такой поступок может плохо кончиться. Но Гарри физически ощущал желание нарваться. В этот момент он услышал такой ненавистный писклявый голос двоюродного братца. Огромный вес и агрессия кузена плохо вязалась с высоким голосом Дадли. Его привычка ныть и клянчить у родителей желаемое не прошла мимо, и даже в свои пятнадцать лет он разговаривал как капризный ребёнок, что совершенно игнорировалось его дружками и родителями, считающими Дадли воплощением силы и мужественности.       — Как ты его, Большой Д!       — Он заслужил!       Гарри слышал обрывки разговора. Ему надо было торопиться. В доме номер четыре существовало правило комендантского часа, наступал он, когда Дадличек-Лапулечка переступал порог дома. Если Гарри приходил хотя бы на минуту позже, его отчитывали за то, что он шляется неизвестно где по ночам. Мистер и миссис Дурсль были совершенно слепы к недостаткам своего сына. Ровно до того момента, как школьная медсестра не прислала письмо о том, что у их сына ожирение, и для него уже нет формы подходящего размера, они совершенно не замечали, ни бока их отпрыска, свисавшие со стула, ни восемь подбородков. Разбойное поведение сына они тоже не замечали, проглатывая рассказываемую сынулей чушь о том, что его каждый день приглашают на чай родители его друзей. А увлечение боксом считали достойным спортом, который подготовит ребёнка к жизненным схваткам и научит защищаться, хотя скорее защита от Дадли и его дружков требовалась окружающим.       Здравый смысл победил и Гарри не стал нарываться на драку с Дадли. Хоть младший Дурсль и боялся своего кузена как огня: он всё ещё помнил и гиперязычок, и поросячий хвост (кузен явственно осознавал, что с магией лучше не шутить), начать его задирать при друзьях было бы безумием. Всё-таки Дадли чемпион своего возраста по боксу, и удар у него поставлен (ещё бы столько лет тренироваться на Гарри).       Молодой волшебник шёл за двоюродным братом и, дождавшись, когда друзья распрощаются со своим предводителем, догнал его на улице Магнолий.       — Что, Большой Д, радуешься, что побил десятилетнего? — из-за спины начал доставать его Гарри, всё ещё ощущая ненависть ко всему семейству, у которого ему приходится жить.       — Заткнись! — прорычал Дадли, пародируя манеру Вернона, но с его писклявым голосом это звучало жалко, — Он сам напросился!       — Назвал тебя малышочком? Как мамочка? А Малькольм и Пирс знают, как тебя называют дома? — издевался Гарри.       — Заткнись, я сказал!       Гарри знал, что он в безопасности, кузен испугается на него напасть, когда они вдвоём — слишком боится магии. Да если и нападёт, Гарри всё равно, он ещё никогда не испытывал такой уничтожающей ярости. И одна из причин этой ярости шагает рядом с ним.       — Малышочек Дадличек не слишком поздно возвращается с чаепития с благочестивым семейством Полкисс? Не боишься, что мамочка будет ругать?       — Ты что бессмертный? — прошипел Дадли, от злости у него пропал голос.       — Хочешь проверить? — провоцировал Гарри, доставая волшебную палочку.       — По ночам ты не такой смелый, — терпение Дадли лопнуло, он перешёл в атаку.       — Ты о чём? Сейчас разве не ночь? Ночь — это такое время суток, когда темно.       — Я о том времени суток, когда ты кричишь во сне. Нет, Седрик! Не трогайте его! Седрик! На помощь! Мама, папа, помогите! Он его убьёт! — Дадли сделал и без того писклявый голос ещё более мерзким и высоким — Седрик — это твой бойфренд? Такой же урод, как и ты?       Ярость Гарри, которую он так хотел выплеснуть на кузена, накрыла его с головой, в глазах потемнело, пальцы стали холодными.       — Что ты сказал? — Гарри направил палочку на двоюродного брата. Четырнадцать лет ненависти рвались наружу. Опасаясь, что его магия сама вырвется и взорвёт этого толстяка, Гарри тяжело дышал и пытался успокоиться. Вокруг стало совершенно темно, даже появляющиеся на небе звёзды исчезли. Холод окружал тело юноши, как будто бы его резко опустили в ледяную воду. Ярость сменилась страхом.       — Убери её! Я скажу папе, — визжал Дадли, вжавшись в стену проулка, — Я ничего не вижу! Тебе нельзя! Тебя исключат!       — Тихо! — прошипел Гарри, он больше всего боялся, что его опасения окажутся правдой.       — Я ничего не вижу! Я ослеп! — визжал Дадли.       — Заткнись, я пытаюсь услышать!       — Перестань! Прекрати это делать!       — Дадли, заткнись!       — Я тебе в-врежу, слышишь?       — Замол…       БУМ! Гарри ощутил сильный удар по голове. Уже второй раз за день он почувствовал, что череп вот-вот треснет. От неожиданности он выронил палочку.       — Дадли, ты идиот! — прокричал гриффиндорец, — Где же она? — он шарил руками по земле.       Ничего не было видно. Гарри метался в поисках палочки:       — Люмос! — произнёс он машинально. Палочка не среагировала.       Но свет вернулся, бледное тусклое свечение исходило от стен с двух сторон, от асфальтированной дороги. В этом слабом свете Гарри смог разглядеть то, чего опасался больше всего. С двух сторон к ним приближались высокие костлявые фигуры в чёрных балахонах — воплощение самой тьмы. Настолько чёрные, что казалась впитывают в себя остатки слабого света и всё ещё чернеют на фоне непроглядной тьмы.       Дадли, шаря руками по воздуху, шёл в кромешной тьме.       — Дадли, стой! Ты идёшь прямо на него!       Разум Гарри заполнил страх. Вот и всё! Палочка где-то валяется, выбитая глупым кузеном, который мучил его всю жизнь. Жизнь такая несчастливая и одинокая закончена. Волдеммоарт победил. Больше нет смысла убегать и сопротивляться. Его все бросили, его предали. Его выгнали из волшебного мира сюда к Дурслям, а теперь он без палочки отдаёт все свои эмоции дементорам здесь на маггловской улице Магнолий. И ему больше ничего не поможет. Нет сил сопротивляться. Гарри приподнял руку и направил на дементора.       — Экспекто патронум, — пробормотал он едва ворочающимся языком, — Экспекто патронум!       Нет сил кричать. Да и зачем? Сириус в бегах, он не зовёт к себе даже погостить. После Турнира даже не навестил ни разу. Друзья заняты без него. Им нет до него дела. Его даже никто не искал, когда он сбежал к Нотту. Нотт. Он ждёт сообщений, ему надо написать, что напали дементоры.       — Экспекто патронум! — голос стал твёрже. Серебристое облако возникло из пальцев и прозрачной занавеской отделило его от дементора. Гарри повернулся вокруг своей оси, отгораживая кузена, к которому тоже подходил дементор.       Светящийся прозрачный занавес колыхался перед дементорами, но не давал им пройти. Телесный патронус не вышел. Отец не пришёл к нему на помощь. Отец мёртв. Из родственников у него только семейство Дурслей, которые будут только рады, если Гарри сойдёт с ума. Они так этого хотели. Но из-за Гарри пострадает ещё и Дадли. Он не самый приятный человек, но не заслуживает такой судьбы.       Защита только вытягивала из него силы, ненадолго задерживая самых тёмных существ, известных магическому миру. Их нельзя уничтожить, но и даже отогнать их нет сил.       Зеленовато-серая рука, покрытая струпьями, отодвинула лёгкий прозрачный туман, и холод обжёг щёки Гарри. Дементор медленно откинул свой капюшон, обнажая чёрную воронку, затягивающую все краски этого мира.       Знакомый родной голос кричал:       — Джеймс, это он!       — Лили, бери Гарри и прячься! Я задержу его!       — Авада кедавра! — мужской голос, грянул как выстрел.       Джеймс Поттер упал, даже не дотянувшись до палочки. Карие глаза застыли под очками. На молодом лице отразилась гримаса ужаса.       — Всё хорошо, Гарри! Я с тобой! Ничего не бойся, — мягкий голос не мог справиться с детским плачем.       Медленные шаги приближались к закрытой двери. Мама поцеловала в макушку.       — Я сделаю всё, чтобы защитить тебя, сынок. Мама всегда будет с тобой.       — Отойди, женщина, — властный голос Волдеммоарта ещё не стал высоким шёпотом, — Нет смысла тебя убивать. Мне нужен только твой сын.       Высокий мужчина стоял в дверном проёме.       — Только не Гарри, умоляю, только не Гарри! — она загородила своего ребёнка.       — Отойди, Лили Эванс, не сопротивляйся, и тогда Лорд Волдеммоарт сохранит тебе жизнь. Лорд не привык убивать талантливых магов. Ты ещё можешь помочь мне достичь высот. Ты будешь счастлива.       — Только не Гарри. Убей меня! Убей меня вместо него! — отчаянный крик вырвался из груди обречённой матери.       — Ты мне ещё нужна. Отойди. Дай мне свершить предначертанное.       — Убей меня! Только оставь Гарри в живых! — она отчаянно держалась за детскую кроватку, загораживая её.       — Тебя? Вместо твоего сына? Ты готова умереть, чтобы этот никому не нужный ребёнок жил?       — Да!       — Хорошо! Авада кедавра! — зелёный свет на мгновение осветил комнату. Женщина упала. Зелёные глаза смотрели в потолок невидящим взглядом. Рыжие волосы разметались по полу. Лицо было мокрое от слёз, но совершенно спокойное. На нём не отражалось ни тени страха или ужаса. Она просто упала. Она сейчас встанет и продолжит борьбу. Она выжидает подходящий момент.       Бледное лицо со змеиными красными глазами, которое когда-то было красивым, отделяла от ребёнка только деревянная решётка детской кроватки. Мальчик застыл от страха.       — Мама…       — Вот и всё, Гарри Поттер. Ты всего лишь маленький мальчик и больше никогда не будешь угрожать великому бессмертному Тёмному Лорду!       Волдеммоарт начертил прямо на полу какой-то символ, положив на него блестящий предмет, и начал читать заклинание.       — Мама… — плакал и звал мальчик.       Всё закончилось очень быстро. Мужчина встал и резко выкрикнул звучным голосом:       — Авада кедавра!       Боль пронзила голову. Точка на лбу жгла, добираясь до костей. Ужасная боль влетела в тело и заполнила его целиком.       — Мама всегда будет с тобой, Гарри. Не плачь, малыш. Ничего не бойся. Мама рядом, — мягкий голос успокаивал. От него проходила боль. Хотелось плакать, но мама рядом. Мама защитит.       Обломки и пыль освещал лунный свет. Очень холодно. Голос мамы согревает, но с каждой минутой становится всё дальше и дальше. Маленькие ручки сжимают прутья кроватки, и, кажется, они никогда не разомкнутся. Беззвучный плач вырывается из тела малыша, но мама просила не плакать. Мама защитит. Мама будет рядом. Невысокий мужчина палочкой подсвечивал себе путь. Он даже не заметил ребёнка. Он приближается и видит женщину. Всхлипывая, он замечает безжизненное тело своего повелителя. Месяц осветил ещё молодое почти детское лицо Питера Петтигрю. Он забрал своего хозяина и его палочку.       А потом громкий вой великана, его колючая борода и тёплые руки. Они куда-то летят на шумном мотоцикле.       Гарри почувствовал, как ужасающая боль раздирает его шрам, как будто его только что ранили. Его тело снова наполняется болью, словно часть его души покидает его тело. Надо выжить, ради мамы.       — Нотт, помоги мне! — голос казался чужим, как будто Гарри звал своего друга из разума Волдеммоарта. Рука вытянулась вперёд и раскрутила воздух, и что-то нащупала в середине образовавшегося круга. Юноша резко дёрнул то, что нащупал.       Холод и убивающая тоска откатывались волной. Было ощущение, что дементор сделал передышку перед новой атакой. Но дементоры не отступают, они высасывают свою жертву до конца. Сознание Гарри вновь возвращалось на улицу Магнолий. Дом родителей исчез, оставив только тяжёлые воспоминания. За дементором росла воздушная воронка, чёрно-серая гамма всасывала черноту, краски возвращались в мир. Костлявые руки дементора хватали воздух, сопротивляясь всасывающему потоку. Истлевший плащ обтягивал скелетоподобное существо. Воронка поглотила страшное создание, оставив от него только чёрный блестящий шар, размером с теннисный мяч.       Но второй дементор всё ещё атаковал Дадли. Голова с отодвинутым капюшоном прижималась к лицу кузена. Оторвавшись, он поплыл к Гарри, оставив младшего Дурсля с опустевшими глазами сидеть на пыльной дороге.       Гарри снова почувствовал волну страха. Но теперь решение проблемы известно. Он снова вытянул руку вперёд:       — Нотт, помоги мне! — голос юноши обрёл силу, он понимал, что делает.       Новая воронка появилась в воздухе, стремительно увеличиваясь в размерах. Второй шар с глухим стуком упал на асфальт.       — Дадли! С тобой всё в порядке? — рассматривая подобранный шар, спросил Гарри. Ответа не последовало. Юноша, только что победивший двух дементоров, оглянулся и увидел ужасающую картину.       Он опоздал. Дементор успел закончить свою страшную казнь. Голова Дадли безжизненно склонилась вбок. На лице отразился страх, но глаза были совершенно пустыми, не выражающими никаких эмоций. Тонкая нить слюны опускалась на плечо.       — Дадли, Дадли! Нет! — в ужасе звал гриффиндорец, — Дадли, их больше нет, очнись!       Гарри опустился на колени рядом с двоюродным братом и тряс его за пухлое плечо:       — Только не это, — он не мог поверить в случившееся. Всё напрасно. Ему снова не удалось безболезненно отразить нападение Волдеммоарта. Список жертв только что пополнил совсем ещё молодой маггл — родственник Гарри.       Злость и ярость снова вернулись, но эти чувства не были ослепляющими, как всего несколько минут назад. Они помогали собраться и действовать рационально. Во внезапном порыве он с силой бросил чёрный шар об асфальт. Новое пристанище воплощения страха тяжело ударилось, но при этом осталось целым. Гарри подумал, что ему удалось нейтрализовать дементора, но, очевидно, уничтожить его навсегда невозможно. В отчаянии он изо всех сил обрушил на него свою ногу.       Скорлупа неожиданно легко поддалась, и с громким треском шар рассыпался под подошвой. Поток белого цвета вырвался из чёрной скорлупы в таком количестве, что вызвало изрядное удивление, как в таком маленьком предмете могло быть столько света. Часть его разлетелась по улице хлопьями разной формы, а один влетел прямо в кузена. Дадли шумно втянул воздух и быстро заморгал, его взгляд снова стал осмысленным.       Вечернее освещение вернулось в спокойный тихий городок, как будто бы ничего не произошло мгновение назад. Гарри огляделся и заметил свою палочку, которая находилась футах в десяти от него. Дадли стонал, его глаза были закрыты. Студент поднял волшебную палочку и шар, оставшийся от первого дементора, и подошёл к кузену.       — Дадли, Дадли, с тобой всё в порядке? — он так боялся, что произошедшее безвозвратно повлияло на кузена — Дадли, скажи что-нибудь… — Гарри был в отчаянии. Он присел к кузену, — Вставай! — взмолился он. Это всё из-за него. Его кузена высосал дементор. Гарри не успел. И это уже не исправить.       — Мама, мама… они… темно… мама… — бормотал Дадли.       Гарри пытался вспомнить, что читал про дементоров. Какие последствия у так называемого поцелуя. Жертва лишается души, она не способна больше испытывать никаких эмоций. Люди, к которым была применена такая тёмная магия, не способны узнавать близких, они не могут попросить помощи и сказать, что с ними. Они вообще не способны говорить.       Звук шаркающих матерчатых тапок приближался к Гарри:       — Разорви меня, горгулья! — причитала старушечьим злобным голосом Арабелла Фигг, — Я прокляну этого старого прощалыгу! Дементоры в Литл Уингинге! Дементоры! Дамблдор с меня шкуру спустит!       — Дадли, вставай! — пытался поднять кузена Гарри.       — Гарри, они ушли? Держи палочку наготове! От меня пользы не больше, чем от призрака. Я убью Флетчера! Он жив? — спросила она, увидев бледного толстяка, слова которого уже становились осмысленными.       — Я не знаю, я не успел! Дадли, ты меня слышишь? — тряс юноша двоюродного брата, — Вставай, нам надо идти домой. Ты слышишь?       — Я не могу, — пробормотал Дадли.       — Нам надо идти.       Гарри потянул кузена за руку, и толстяк с трудом поднялся.       — Я уж думала, что он душу дементору отдал. Забудь про Статут о секретности, Гарри, разлитое зелье не выпьешь, — причитала старая несостоявшаяся ведьма, — Скорее домой! Хорошо, что Тибблис меня предупредил, я почти опоздала. Вот тебе и разумное ограничение волшебства несовершеннолетних.       — Вы опоздали, миссис Фигг, — огрызнулся Гарри, — Они напали, а на мне Надзор. И мне никто не помог.       Миссис Фигг теребила сумку с сухим кошачьим кормом.       — Это всё Мундунгус Флетчер! «Выгодная сделка. Я ненадолго отлучусь. Ничего не произойдёт», — пробурчала она деланным голосом.       — Мне всё равно по чьей вине это случилось, — устало сказал Гарри, сгибаясь под тяжестью Дадли.       — Дадли, я тебя не дотащу, пожалуйста, шевели ногами. Миссис Фигг у вас есть шоколад?       Старушка молча помотала головой.       Просьба подействовала. Дадли медленно начал перебирать ногами, всё ещё опираясь на Гарри.       Раздался громкий хлопок, который Гарри уже неоднократно слышал в Литтл Уингинге, а вслед за ним воздух наполнился запахом алкоголя и застарелого табака. Прямо перед ними возник мужчина в драном пальто, коренастый и небритый, с короткими ногами и длинными спутанными рыжими волосами. Дряблые мешки под налитыми кровью глазами придавали ему скорбный вид собаки. В руке он держал серебристый свёрток, в котором Гарри мгновенно узнал мантию-невидимку.       — Что случилось, Фигги? — голос человека был хриплый и скрипучий.       — Я тебе сейчас устрою «Фигги», — кричала миссис Фигг, охаживая прибывшего мага сумкой с кормом, — Дементоры! Вот что случилось! А ты слинял краденные котлы покупать! Ну я тебе сейчас задам!       — Мерлинова борода! — охнул Мундунгус, защищаясь от ударов разошедшейся кошатницы, — Но всё же обошлось! Очень выгодная сделка, понимаешь?       — Ты глаза свои разуй! Допился до ручки! не видишь, что не обошлось. Гарри применил магию!       — Ну, так надо чтобы кто-то сообщил Дамблдору!       — Так вот пусть этим кем-то будешь ты! И объяснишь, почему тебя не было на посту, когда всё это случилось! И я бы сильно обрадовалась, если бы Дамблдор оторвал тебе твою пустую бесполезную голову. Чего стоишь? Отправляйся! Тут для тебя уже нет работы. Раньше надо было думать!       Мундунгус Флетчер трансгрессировал с громким хлопком, не успев полностью закутаться в мантию-невидимку.       — Дамблдор сказал: мы ни в коем случае не должны допускать, чтобы тебе пришлось творить волшебство… Пустили кошку к пикси, — всё ещё кипя, причитала Арабелла Фигг, — Да что я могла поделать? Я же сквиб. И им всем это известно. Надеюсь, Дамблдор разберётся с Флетчером.       — Какой толк от вашей слежки, если мне всё равно пришлось делать всё самому, — пропыхтел Гарри.       — Если бы этот пройдоха не слинял со службы, мы смогли бы вызвать подкрепление или сами тебя защитить. Хотя сомневаюсь, что он мог бы что-то противопоставить дементорам. В любом случае тебе бы не пришлось использовать палочку.       — Какая разница, если меня всё равно наказывают, если рядом со мной было волшебство, даже если не я колдую, — Гарри припомнил историю с Добби.       — Как ты не понимаешь?! — возмутилась миссис Фигг, — Из твоей палочки ни должно было вылетать даже искры на каникулах. Фадж найдёт, к чему придраться. За тобой присматриваем не только мы. Пока ты из дома не выходил, чуть было паника не началась. Но мы точно знали, что ты сидишь у себя в комнате.       Гарри промолчал. Ему не хотелось, чтобы о его небольшом приключении стало кому-то известно.       У живой изгороди дома четыре по Бирючиновому проезду миссис Фигг попрощалась, бормоча что-то про ожидание указаний и отправилась домой. А Гарри, еле передвигая ноги от усталости, побрёл к входной двери, ожидая новую волну скандалов от опекунов.       — А вот и Дадли, как раз вовремя, — миссис Дурсль вышла встречать сыночка. Гарри, освободившись от тяжёлой ноши, облокотился на дверь. Дадли, еле волоча ноги, добрёл до кресла и с облегчением рухнул в него.       — Дидди! Дидди, что с тобой? Вернон! ВЕРНОН! — Петунья бегала вокруг ненаглядного сыночка, — Ты заболел? Миссис Полкисс что-то не то дала тебе к чаю?       — В чем дело, сынок? Что случилось?       — Почему ты весь в грязи?       — Погоди! Сынок, тебя избили?       Тётя Петунья вскрикнула.       — Вернон, звони в полицию! Звони в полицию! Дидди, милый, скажи маме хоть что-нибудь! Что с тобой сделали?       В суматохе никто не обращал внимания на Гарри, и это было ему на руку. Дурсли шумно переместились вглубь гостиной, Гарри тихонько пошёл к лестнице.       — Кто это сделал, сынок? Назови имена! Мы до них доберёмся.       — Тс-с-с! Вернон, он хочет что-то сказать! Что, Дидди? Скажи маме!       Гарри уже поставил ногу на нижнюю ступеньку, когда Дадли обрёл дар речи.       — Он, — Дадли стошнило сразу после того, как он произнёс это слово.       Гарри замер, едва успев поставить ногу на ступеньку. Лицо нахмуренное, губы сжаты.       — А ну-ка иди сюда!       Очень уставший и злой Гарри медленно спустил ногу обратно и двинулся к Дурслям.       — Дайте ему шоколад, — тихо сказал он.       —Какой шоколад? У нас совершенно нет сладкого в доме. Из-за диеты Дадли мы всё выкинули, — кудахтала обеспокоенная мать.       — Что ты с ним сделал? — прогрохотал Вернон, его моржовые усы раздувались как всегда, когда он злился, то есть практически каждый раз при виде племянника.       — Ничего, — ответил Гарри, прекрасно понимая, что ему никто не поверит и даже не будет слушать, — Дайте ему шоколад, ему станет лучше.       — Не заговаривай мне зубы! — рявкнул дядя.       — Что он тебе сделал, Дидди, сыночек? — спросила тётя Петунья трепещущим голосом, вытирая рвоту с кожаного пиджака Дадли. — Это было… ну, сам знаешь что. Да? Он использовал… эту штуку?       Медленно, подрагивающей головой Дадли кивнул. Тётя испустила вопль, дядя сжал кулаки.       — Ничего подобного! — резко сказал Гарри. — Я ничего ему не сделал, это был не я, это…       В этот момент в окно влетела ушастая сова. Едва не задев макушку дяди Вернона, она планирующим движением пересекла комнату и уронила к ногам Гарри большой пергаментный конверт, который несла в клюве. Потом заложила элегантный вираж, вылетела в то же окно и унеслась прочь.       — Совы! — взревел дядя Вернон, захлопывая окно, — Сколько раз тебе повторять! Хватит с меня сов в этом доме!       Не слушая его, Гарри распечатал конверт. Сердце бешено стучало, он успел заметить, что письмо очень уж напоминает предупреждение, присланное три года назад из Отдела злоупотребления магией Министерства магии.       «Уважаемый мистер Поттер!       Согласно имеющимся у нас сведениям, сегодня в девять часов двадцать три минуты вечера в населённом магглами районе и в присутствии магла Вы использовали заклинание Патронуса.       За это грубое нарушение Указа о разумном ограничении волшебства несовершеннолетних Вы исключены из Школы чародейства и волшебства «Хогвартс». В ближайшее время представители Министерства явятся к Вам по месту проживания за тем, чтобы уничтожить Вашу волшебную палочку.       Поскольку за предыдущее нарушение Вы, согласно разделу 13 Статута о секретности, принятого Международной конфедерацией магов, уже получили официальное предупреждение, мы с сожалением извещаем Вас о том, что Ваше личное присутствие ожидается на дисциплинарном слушании в Министерстве магии 12 августа в 9 часов утра.       С пожеланием доброго здоровья, искренне Ваша       Муфалда Хопкирк       Отдел злоупотребления магией       Министерство магии».       Стало тяжело дышать, как будто письмо всосало весь воздух из комнаты. Он исключён. Они уничтожат его палочку. Голоса дяди Вернона и тёти Петуньи доносились до него точно издали. В голове всё онемело и заледенело. Парализующая новость била голову изнутри. Он никогда больше не вернётся в Хогвартс.       Он поднял глаза на Дурслей. Дядя Вернон был весь багровый, кричал и до сих пор не опустил сжатые кулаки. Тётя Петунья обнимала Дадли, которого снова рвало. Мозг Гарри снова начал работать «В ближайшее время представители Министерства явятся к Вам по месту проживания за тем, чтобы уничтожить Вашу волшебную палочку». Бежать, немедленно бежать. Ни в коем случае не позволить лишить себя единственной защиты от Волдеммоарта. Практически машинально, с трудом осознавая, что он делает, он вытащил палочку и направился обратно к лестнице.       — Куда ты собрался? — проорал дядя Вернон, он грубо схватил Гарри за руку — Я ещё не закончил с тобой разбираться! Ты останешься здесь и объяснишь, почему мой сын…       — Отпустите меня, — пытался вырваться Гарри, — Если вы не уберёте от меня свои руки я вас прокляну!       — Ты не посмеешь! Тебе нельзя! —рявкнул дядя Вернон. — Я знаю, что тебе запрещено пользоваться этой штуковиной за пределами этого сумасшедшего дома, который ты называешь школой!       — Из сумасшедшего дома меня только что выгнали, — сказал Гарри. — Так что я могу делать что захочу. У вас три секунды. Раз… два…       Раздался громкий щелчок. Тётя Петунья взвизгнула, дядя завопил и присел, и уже в какой раз за этот вечер Гарри пришлось искать источник потрясения, в котором он не был виноват. Снаружи на подоконнике сидела оглушённая и взъерошенная сова-сипуха, только что налетевшая на оконное стекло.       Не обращая внимания на истошный крик дяди Вернона: «СОВЫ!», Гарри бросился к сове, которая протянула ему лапу с привязанным небольшим пергаментным свитком. После чего встряхнулась, поправляя перья, и улетела, как только Гарри взял письмо. Трясущимися руками он развернул второе послание, которое было второпях, с кляксами нацарапано чёрными чернилами.       «Гарри!       Дамблдор только что прибыл в Министерство и пытается все уладить.       НЕ ПОКИДАЙ ДОМ ДЯДИ И ТЁТИ. НЕ СОВЕРШАЙ БОЛЬШЕ НИКАКОГО ВОЛШЕБСТВА. НЕ ОТДАВАЙ ВОЛШЕБНУЮ ПАЛОЧКУ.       Артур Уизли».       Дамблдор пытается всё уладить. Где он был раньше? Как он мог допустить то, что произошло?! И как без магии сохранить у себя палочку, и не раскрыть свой секрет о беспалочковой магии? Что за дурацкий совет? Если он будет сопротивляться представителям Министерства, его точно упекут в Азкабан.       — Хорошо, — сказал Гарри уставшим голосом, — Я пока остаюсь, — он тяжело опустился на корточки, уперевшись спиной в стену.       На багровой физиономии дяди Вернона гнев и недовольство уже не находили места, сконцентрировавшись в пульсирующей на виске вене.       — Откуда эти чёртовы совы? — рявкнул он.       — Первая из Министерства Магии о том, что меня исключили. Вторая от … не имеет значения, — тихо и устало ответил Гарри.       — Министерство Магии? — взвыл дядя Вернон. — Такие, как ты, работают в правительстве? Ну это, конечно, всё объясняет! Чего тогда удивляться, что страна катится ко всем чертям, если такие как ты засели в правительстве!       — Признавайся, за что тебя исключили!       — За использование магии.       —Ага! Сознался! — вскричал дядя Вернон и с такой силой ударил по столику, что рамки с фотографиями Дадли попадали на пол, — Что ты сделал нашему сыну?       — Ничего, — сказал Гарри уже чуть менее спокойно. — Это не я…       — Он, — неожиданно подал голос Дадли, и дядя с тётей одновременно замахали на Гарри руками, чтобы он молчал, а сами низко склонились над сыном.       — Говори, говори, сынок, — сказал дядя Вернон. — Что он сделал?       — Скажи нам, милый, — прошептала тётя Петунья.       — Нацелил на меня эту свою штуку. А потом вдруг стало темно, — хрипло сказал Дадли и содрогнулся. — Совсем темно. А потом я у-услышал… всякое. Внутри головы. Его родители обменялись взглядами, полными ужаса. Из всего, что есть на свете, они меньше всего любили волшебство, дальше с небольшим отрывом шли соседи, которые откровенней, чем они, нарушали запрет на поливку лужаек; но люди, которые слышат голоса, уж точно входили в десятку самого нелюбимого. Дядя и тётя явно решили, что Дадли сходит с ума.       — Что, что ты услышал, маленький мой? — прошептала бледная как полотно тётя Петунья. Её глаза были полны слёз.       Но Дадли, казалось, не в состоянии был ничего объяснить. Он опять содрогнулся и покачал светловолосой головой. Дементоры заставляют человека переживать худшее, что было в его жизни. Интересно, что же пришлось услышать этому избалованному любителю поиздеваться над слабыми?       — Почему ты упал, сынок? — спросил дядя Вернон неестественно тихим голосом, — как будто бы он разговаривал у постели тяжелобольного.       — С-споткнулся, — сказал Дадли заплетающимся языком. — А потом…       Он провёл ладонью по упитанной груди. Гарри понял: Дадли вспомнил липкий холод, наполняющий лёгкие, когда из тебя высасывают всю радость и всю надежду.       — Ужас какой-то, — прохрипел Дадли. — Холод. Зверский холод. Потом… как будто… как будто…       — Как будто у тебя никогда больше не будет никакой радости, — безразличным тоном подсказал Гарри.       — Да, — прошептал Дадли, по-прежнему дрожа.       — Так! — сказал дядя Вернон, выпрямившись и повысив голос до обычного внушительного уровня. — Ты навёл на моего сына какие-то чары, и у него помутилось в голове, ему послышались голоса, и он решил, что приговорён к несчастью или вроде того. Так?       — Я же сказал — ответил Гарри, выходя из себя, — Это был не я! Это были два дементора!       — Кто это такие, чёрт бы их драл?       — Они стерегут Азкабан, тюрьму для волшебников, — сказала тётя Петунья. Две секунды звенящей тишины — и тётя прихлопнула рот ладонью, как будто из него случайно вылетело дурное слово. Дядя Вернон уставился на неё, выкатив глаза. У Гарри голова пошла кругом. Миссис Фигг ещё куда ни шло — но тётя Петунья?       — Откуда вы знаете? — изумлённо спросил он.       Тётя Петунья, казалось, пришла в ужас от самой себя. Посмотрела на дядю Вернона пугливым извиняющимся взглядом, потом чуть опустила руку, так что стали видны лошадиные зубы.       — Я слышала… много лет назад… как один жуткий мальчишка… рассказывал о них ей, — прерывисто произнесла она.       — Если вы про моих родителей, почему не называете их по именам? — громко спросил Гарри, но тётя не ответила. Она испытывала крайнее смятение.       Гарри был ошеломлён. За исключением одной давней вспышки, когда тётя Петунья крикнула, что мать Гарри была чудовищем, он ни разу не слышал, чтобы она упоминала сестру. Невероятно было, что она так долго помнила факт, касающийся магического мира, ведь обычно она всеми силами старалась сделать вид, что этого мира не существует.       Дядя Вернон разинул рот, потом закрыл, потом снова его открыл, потом опять закрыл, потом, точно вспомнил наконец, как произносить слова, открыл его в третий раз и прохрипел:       — Значит… э… они… э… существуют… эти… как их… дементи?       Тётя Петунья кивнула.       Дядя перевёл взгляд с неё на Дадли, потом на Гарри, как будто надеялся, что это какая-то шутка. От мучительной борьбы его избавило появление третьей совы. Она ворвалась в открытое теперь окно, как пернатое ядро, и со стуком уселась на стол. От испуга все трое Дурслей подскочили. Гарри выдернул из совиного клюва очередной официальный на вид конверт, и, пока он его разрывал, сова уже летела обратно во тьму.       — Хватит… с нас… этих… поганых… сов, — бестолково бормотал дядя Вернон, тяжёлым шагом идя к окну и захлопывая его.       «Уважаемый мистер Поттер!       В дополнение к нашему письму, отправленному приблизительно двадцать две минуты назад, сообщаем Вам, что Министерство магии отменило своё решение о немедленном уничтожении Вашей волшебной палочки. Вы можете сохранить её до дисциплинарного слушания, назначенного на 12 августа, когда и будет принято официальное решение.       После консультаций с директором Школы Чародейства и Волшебства «Хогвартс» Министерство согласилось отложить до этого времени также и решение вопроса о Вашем пребывании в школе. Вам, таким образом, надлежит считать себя временно исключённым, вплоть до окончания расследования.       С наилучшими пожеланиями, искренне Ваша       Муфалда Хопкирк       Отдел злоупотребления магией       Министерство магии».       У Гарри появилась надежда. Биться за палочку не придётся. Видимо, всё решится 12 августа.       — Ну? — спросил дядя Вернон, возвращая Гарри к действительности. — Что там ещё? Приговорили тебя к чему-нибудь? Есть у вас смертная казнь?       Последний вопрос был задан с надеждой.       — Я должен явиться на слушание, — сказал Гарри.       — И там тебя приговорят?       — Скорее всего.       — Очень было бы хорошо, — произнёс дядя.       — Так, если это всё… — сказал Гарри и встал. Ему отчаянно хотелось побыть одному, поразмыслить. Написать Нотту, может быть, послать весточку Рону, Гермионе или Сириусу.       — Нет, это не всё, чёрт тебя подери! — проревел дядя Вернон.       — Ну, и что ещё? — раздражённо спросил Гарри.       — Дадли, вот что! — гаркнул дядя Вернон, — Я в точности хочу знать, что произошло с моим сыном!       — Отлично! — крикнул взбешённый Гарри, и из кончика волшебной палочки, которую он всё ещё сжимал в руке, посыпались красные и золотые искры. Испуганные Дурсли дружно вздрогнули. — Мы с Дадли вошли в проулок между улицей Магнолий и улицей Глициний, — быстро заговорил Гарри, стараясь обуздать свою злость. — Дадли стал меня доводить, а я вытащил волшебную палочку. Вынул, но не использовал. Потом появились два дементора…       — Да кто они такие, в конце концов, эти дементоиды?! — в бешенстве спросил дядя Вернон. — Что они делают?       — Я вам уже сказал. Они высасывают из тебя всю радость, — объяснил Гарри. — И, если есть возможность, целуют тебя…       — Целуют? — вылупил глаза дядя Вернон. — Целуют?       — Так они это называют. Они высасывают из человека душу через рот.       Тётя Петунья слабо вскрикнула.       — Из него — душу? Нет, они же не могли… У него осталась…       Она схватила Дадли за плечи и стала трясти, как будто хотела проверить, осталась в нём душа или уже нет. Этот вопрос интересовал и Гарри.       — Отбился от них, да, сынок? — громко спросил дядя Вернон с видом человека, пытающегося вернуть разговор в понятную ему плоскость. — Пара-тройка испытанных приёмов, да, сынок? Врезал им как полагается?!       — Дементору нельзя врезать как полагается, — проговорил Гарри сквозь стиснутые зубы.       — Почему тогда с ним всё в порядке? — спросил дядя Вернон, — Почему он не пустой? А?       — Потому что я применил заклинание…       Ш-Ш-Ш-УХ-Х! Со стуком и с шелестом крыльев, подняв облачко мягкой золы, из камина пробкой вылетела четвёртая сова.       — Ради всего святого! — взревел дядя Вернон и выдернул из усов два хороших пучка волос, чего с ним не случалось очень давно, — Никаких сов в моём доме, ясно вам?!       Гарри между тем уже вытаскивал из совиной лапы пергаментный свиток. Он был настолько уверен, что это письмо от Дамблдора, объясняющее всё: и дементоров, и миссис Фигг, и намерения Министерства, и то, как он, Дамблдор, собирается все уладить, — что впервые в жизни испытал разочарование, увидев почерк Сириуса. Не слушая дядю Вернона, продолжавшего бушевать по поводу сов, и щурясь из-за нового облачка золы, которое птица подняла, вылетая через дымоход, Гарри прочитал записку.       «Артур только что сообщил нам о случившемся.       В любом случае не выходи больше из дома».       Такая реакция на всё, что произошло за этот вечер, показалась Гарри настолько нелепой, что он перевернул пергамент в поисках продолжения. Но на обратной стороне ничего не было.       И в нём опять стала подниматься злость. Разве он не заслужил похвалу от всех и каждого за то, что в одиночку отразил нападение двух дементоров? И мистер Уизли, и Сириус пишут ему так, словно он провинился, и, кажется, приберегают нагоняй до того момента, когда станет ясно, сколько вреда он причинил.       — Целые стада… Целые стаи сов носятся по моему дому! Я этого не потерплю, точно тебе говорю…       — Я не могу помешать им приносить письма! — огрызнулся Гарри, комкая послание Сириуса.       — А я хочу знать правду о том, что случилось! — проревел дядя Вернон. — Если Дадли досталось от этих деманоидов, почему тогда тебя исключают? Ты совершил что-то не то, ты сам в этом признался!       Гарри сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Опять начинала болеть ушибленная голова. Больше всего на свете он хотел уйти от этих Дурслей.       — Я применил заклинание Патронуса, чтобы избавиться от дементоров, — сказал он, заставляя себя говорить ровным тоном. — Это единственное, что от них защищает, — на этой фразе он задумался, что на самом деле его спас не Патронус.       — Это всё ты, — с нажимом сказал дядя Вернон. — Это из-за тебя, я знаю, не отнекивайся. Иначе зачем им было здесь ошиваться? Зачем им было лезть в этот проулок? Ты единственный… единственный… — Он явно не мог заставить себя произнести слово «волшебник». — Единственный сам знаешь кто на много миль вокруг.       — Я не знаю, что им здесь было нужно.       Но дядины слова заставили измученный мозг Гарри опять включиться. Почему, почему дементоры явились в Литтл Уингинг? Разве могло быть случайностью их присутствие в проулке, по которому он, Гарри, шёл? Их что, туда послали? Не потеряло ли Министерство магии контроль над дементорами? Может быть, они покинули Азкабан и примкнули к Волдеммоарту, как предсказывал Дамблдор?       — Значит, эти демонтёры какую-то тюрьму вашу охраняют? — спросил дядя Вернон, пробираясь по следам размышлений Гарри.       — Да, — сказал Гарри.       Если бы только перестала болеть голова, если бы только можно было уйти, сесть в тёмной спальне и подумать…       — Всё ясно! Они явились за тобой! — торжествующе заявил дядя Вернон с видом человека, пришедшего к неоспоримому заключению. — Ты где-то неделями шляешься. Не слушаешь, что мы тебе говорим. Делаешь всё, что тебе заблагорассудится в нашем доме. Подслушиваешь наши разговоры. Ты был со своим этим убийцей, которого называешь крёстным, и вы вместе нарушили закон, а может, и кого-то убили. И теперь решили напасть на нашего сына, а за вами пришли! Так ведь дело обстоит? Ты в бегах от правосудия!       — Нет, — пробормотал Гарри, словно отгоняя муху. Мозг между тем лихорадочно работал.       — Тогда почему?..       — Наверно, это он их послал, — тихо сказал Гарри скорее себе, чем дяде Вернону.       — Кто — он? Кто их послал?       — Лорд Волдеммоарт, — ответил Гарри.       Краем сознания он отметил некую странность в поведении Дурслей: они всегда, стоило им услышать слова «волшебник», «магия» или «волшебная палочка», вздрагивали, вскрикивали и отшатывались, но вместе с тем имя самого злого мага современности не вызвало у них ни малейшей эмоции.       — Лорд… как ты сказал? — наморщившись, переспросил дядя Вернон. В его поросячьих глазках возникло какое-то понимание. — Это имя я вроде слышал… Это тот, который…       — Убил моих родителей, — подтвердил Гарри. В глазах защипало, он вспомнил, что видел во время нападения.       — Но он же исчез, — раздражённо выпалил дядя Вернон, сомневаясь в словах воспитанника. Ему, похоже, было безразлично, что Гарри тяжело вспоминать о гибели папы и мамы. — Этот верзила на острове так сказал. Он испарился.       — Он вернулся, — тяжко выдохнул Гарри.       Очень странно было стоять в этом доме среди современной техники и спокойно вести разговор с дядей Верноном о лорде Волдеммоарте. Появление дементоров в Литтл Уингинге словно бы пробило брешь в огромной невидимой стене, которая отделяла неумолимо чуждый всякому колдовству мир Бирючинового проезда от мира Гарри Поттера. Две жизни юноши слились воедино, всё перевернулось вверх ногами: Дурслей интересуют детали волшебного мира, миссис Фигг переписывается с Дамблдором, по Литтл Уингингу летают дементоры. В голове у Гарри запульсировало ещё болезненней.       — Вернулся? — прошептала тётя Петунья.       Она смотрела на Гарри, как не смотрела никогда раньше. Внезапно он впервые в жизни сполна почувствовал, что тётя Петунья — сестра его матери. Он не смог бы сказать, почему именно сейчас ощутил это с такой силой. Он знал одно: кроме него, здесь есть ещё один человек, который понимает, что может означать возвращение лорда Волдеммоарта. Её большие бледные глаза, совсем не похожие на глаза Лили, не сузились от неприязни или злости. Они были широко открыты, и в них читался испуг. Казалось, она вдруг отбросила притворство и перестала упорно делать вид, что ни колдовства, ни какого-либо иного мира помимо того, в котором живут они с дядей Верноном, не существует.       — Да, — сказал Гарри. Он говорил теперь именно с ней, с тётей, — Он вернулся месяц назад. Я его видел.       Её ладони нащупали сквозь кожу пиджака массивные плечи Дадли и стиснули их.       — Погоди, — вмешался дядя Вернон, глядя то на жену, то на Гарри, то опять на жену. Он был явно сбит с толку небывалым взаимопониманием, которое, казалось, возникло между ними. — Погоди. Ты говоришь, этот лорд Волди… как его… вернулся?       — Да…       — Тот, который убил твоих родителей.       — Да.       — И теперь он присылает демонаторов сюда? К нашему дому?       — Очень похоже, — ответил Гарри.       — Понятно, — сказал дядя Вернон, переводя взгляд с бледной как полотно жены на Гарри и поддёргивая брюки. Казалось, он разбухал. Его большое багровое лицо надувалось у Гарри на глазах, как резиновый шар. Рубашка на груди натянулась. — Что ж, это решает дело. А ну пошёл вон из нашего дома!       — Что? — спросил Гарри.       — Ты слышал, что! Вон! — гаркнул дядя Вернон так, что даже тётя Петунья и Дадли подскочили. — Вон! Не надо было тогда тебя брать! Совы летают к нам как к себе домой, пудинги взрываются, половина гостиной превращается чёрт знает во что, у Дадли вырастает хвост, Мардж скачет по потолку, а чего стоит этот летающий форд «Англия»! Вон! Вон! Хватит с нас! Если за тобой охотится какой-то псих, это не причина, чтобы ты здесь торчал, подвергал опасности мою жену и нашего сына, устраивал нам неприятности! Раз ты пошёл той же дорожкой, что и твои никчёмные родители, — с меня хватит! ВОН!       Гарри стоял как вкопанный, комкая в левой руке письма из Министерства, от мистера Уизли и от Сириуса. «В любом случае не выходи больше из дома». «НЕ ПОКИДАЙ ДОМА ДЯДИ И ТЁТИ».       Раздался громкий оглушающий удар как будто треснуло огромное зеркало или лопнула струна в пианино, казалось в доме что-то сломалось, и он вот-вот рассыпется. Дурсли пригнулись и прикрыли собой сына. Гарри так и остался сидеть на корточках не в силах больше переносить все события, которые так стремительно подкидывала ему его судьба.       — Ты что, оглох?! — заорал дядя Вернон. Теперь он наклонился вперёд и так близко поднёс багровое лицо к лицу Гарри, что на того брызнули капельки слюны. Внезапный грохот придал дяде уверенности в своих действиях — Убирайся! Ты ведь очень хотел уйти полчаса назад! Всецело одобряю! Вали отсюда и близко больше не подходи к нашему дому! Почему мы тебя тогда взяли — ума не приложу. Права была Мардж, надо было отдать тебя в приют! Думали, что сможем это из тебя вытравить, сделать из тебя нормального человека! Но ты гнилой от рождения, и с меня хватит…       Тётя Петунья молча открывала и закрывала рот, как будто не могла вытолкнуть из себя слова, которые хотела произнести.       Прошло несколько мгновений. Гарри потерял счёт времени, он усиленно думал, куда ему сейчас податься. К Нотту опасно, в Нору он не знает дороги. Но теперь он точно не останется здесь ни на минуту. Его только что выгнали. Он медленно поднялся и пошёл в комнату.       Этот дом никогда не был для него безопасным местом. Эти стены были свидетелями унижений, оскорблений и упрёков. Тут он не чувствовал себя как дома. Его здесь никогда не ждали. И все обитатели этого здания, включая его самого, считали дни его пребывания тут.       Гарри сел на кровать и открыл блокнот. Вся страница была исписана Ноттом:       «Гарри, как только сможешь, ответь»,       «Нэйтан прислал сову, что всё Министерство стоит на ушах из-за тебя»,       «Гарри, что у тебя случилось?»,       «Гарри, ответь»,       «Ты применил магию на глазах у магглов?»,       «Гарри, я боюсь за тебя»,       «Гарри, Нэйтан у нас, говорит, что тебя вызвали в суд. Как сможешь ответь, что произошло»,       «Гарри, если ты не ответишь через час, мы придём за тобой»       Тяжело вздохнув, юноша быстро написал:       «На меня и на моего кузена напали дементоры. Здесь в Литл Уингинге. Кажется, я их уничтожил, потому что Патронус не получился. К Дадли применили поцелуй, но он может говорить и относительно нормально себя ведёт. Меня только что выгнали из дома. Как только доберусь до безопасного места, ещё не знаю куда, напишу подробнее. Сейчас мне надо бежать. Что-то произошло с домом»       Буквально в тот же момент, как он поставил последнюю точку, стал проявляться ответ Тео. Он писал неровными неаккуратными буквами, Гарри даже не сразу узнал его почерк.       «Тебе нельзя уходить. Задержись до утра в доме родственников. Завтра Нэйтан придёт к тебе, чтобы поговорить с твоими опекунами»       Сборы не заняли много времени. Разбирая запасы провизии Гарри обнаружил плитку шоколада.       — Съешь, тебе станет легче, — Гарри сам не понимал, почему он помогает сыну тех, кто издевался над ним, а сейчас ещё и выгоняет из дома ночью в разгар объявленной на него охоты. Но решение было спонтанным, он спустился и протянул Дадли шоколад. Дядя Вернон мерил шагами гостиную бордово-красный и всё ещё раздутый, Петунья в страхе и нерешительности переводила взгляд то на мужа, то на сына, а теперь ещё и на вновь появившегося племянника.       В этот момент с шумом пятая сова так стремительно промахнула через дымоход, что шмякнулась об пол. Громко ухнув, она взмыла в воздух. Гарри протянул было руку за письмом, запечатанным в алый конверт, но сова пролетела у него над головой и направилась прямо к тёте Петунье. Та вскрикнула и пригнулась, обхватив руками голову. Сова уронила красный конверт ей на макушку, развернулась в воздухе и вылетела тем же путём, что и явилась.       Гарри кинулся взять послание, но тётя его опередила.       — Распечатывайте, если хотите, — сказал ей Гарри, — Но я и так услышу, что там написано. Это громовещатель.       — Отдай ему, Петунья! — крикнул дядя Вернон. — Не бери это! Вдруг оно опасно!       — Адресовано мне, — еле слышно проговорила тётя трясущимися губами. — Мне, Вернон, посмотри! «Бирючиновый проезд, гостиная дома номер четыре, миссис Петунье Дурсль…»       В ужасе она осеклась. Красный конверт начал дымиться.       — Распечатывайте! — убеждал её Гарри. — Впрочем, всё равно.       — Нет…       Тётина рука дрожала. Петунья дико водила глазами, точно искала путь к спасению, но поздно — конверт вспыхнул. Тётя с криком уронила его.       Отдаваясь гулким эхом, помещение наполнил жуткий голос, источником которого было горящее письмо на столе.       — Не забывайте последнее, Петунья!       Казалось, тётя Петунья сейчас упадёт в обморок. Она опустилась на стул рядом с Дадли и закрыла лицо руками. Остатки конверта догорали в полной тишине.       — Что это значит? — хрипло спросил дядя Вернон. — Что… Я не… Петунья!       Тётя Петунья молчала. Дадли пялился на мать, оторвавшись от шоколада и тупо раззявив рот. Тишина закручивалась жуткой спиралью. Гарри глядел на тётю, голова, казалось, вот-вот лопнет. Но он понимал, что за «Последнее». Это последнее было написано в письме от Дамблдора, которое сейчас изучает Шмуз вместе со всеми остальными документами. Громкий голос очень уж напоминал интонации гневающегося директора.       — Петунья, солнышко, — нежно проворковал дядя Вернон. — П-петунья!       Она подняла голову. Её всё ещё била дрожь. Она сглотнула.       — Он… он остаётся у нас, Вернон, — сказала она слабым голосом.       — Ч-что?       — Он остаётся, — повторила она, не глядя на Гарри. Потом встала со стула.       — Он… Но как же, Петунья…       — Если мы его выгоним, пойдут разговоры среди соседей, — сказала она. Хотя она была ещё очень бледная, к ней стремительно возвращалась быстрая, отрывистая манера речи. — Начнут всякие вопросы задавать, станут интересоваться, куда он делся. Придётся его оставить.       Дядя Вернон сдувался, как проколотая шина.       — Но Петунья, лапочка…       Не обращая на него внимания, тётя Петунья повернулась к Гарри:       — Сиди у себя в комнате. Из дома не выходи. А теперь спать.       Гарри не двигался.       — От кого этот громовещатель? — он хотел хоть раз услышать правду в этом доме.       — Не задавай вопросов! — отрезала тётя Петунья, — Я велела тебе ложиться спать!       — Что это значит?       — В постель!       Гарри оглядел комнату: вещи разбросаны вокруг чемодана, в котором горой валяется одежда вперемешку с учебниками. Хедвиг была на охоте. Нет никаких сил наводить порядок. Спина ноет от марафона с Дадли, на голове вздулись две шишки, пульсирующие болью, шрам ощутимо горит. Несмотря на усталость, произошедшее не давало забыться сном. Слишком много нужно обдумать.       «На меня и на моего двоюродного брата напали дементоры. Здесь в Литл Уингинге. Я хочу знать, что происходит, и когда я смогу выбраться отсюда.»       Два предложения были написаны на трёх кусках пергамента для Сириуса, Рона и Гермионы. Им придётся ответить на его вопросы.       В ожидании совы Гарри открыл блокнот.       «Я в своей комнате. Тётка получила громовещатель от Дамблдора и не позволила меня выгнать. У меня больше нет сил. Во время нападения дементоров я видел, как он убил родителей.» — вяло нацарапал он.       «Хорошо, что ты не на улице. Мы очень переживаем за тебя. Гарри, пожалуйста, позаботься о себе, как ты умеешь и дождись завтра Нэйтана.»       Время незаметно пролетело в переписке с Тео, который успокаивал и находил нужные слова поддержки. Хедвиг вернулась. Гарри подождал, пока она расправится с лягушкой, которую сова поймала себе на ужин.       — Здесь три письма: для Сириуса, Рона и Гермионы. Отнеси их, пожалуйста, и дождись от них нормального ответа. Если надо, клюй и царапай их, пока они не напишут что-нибудь приличное по длине.       Сова послушно ухнула, ласково клюнула хозяина и улетела прочь, оставив Гарри наедине со своими мыслями.