Благодарность

Стоило только облегченно выдохнуть и подумать, что натиск терзающего душу прошлого ослаб, как Сакуру утянули в кольцо своих лап иные цепи. И она, такая ведомая и покорная, ползла за ними на коленях. Раздирала тонкую кожу ног и ладоней, не поспевая за впереди летящей тревожностью, что оставляла за собой следы из стекольной крошки. А девушка лишь собачкой тащилась, падала, плакала и молила ослабить натиск ошейника с шипами внутрь. Ошибочно было надеяться, что отпускать прошлое будет просто. Наивно было полагать, что каждый раз она сможет щипать себя и отгонять непрошеные колючие мысли, сравнивая этот грязный чужой мир с её таким любимым и светлым. Эта Коноха отдалённо напоминала родной такой далёкий дом. И куноичи явно видела, как это место, всё ещё не избавленное от густой тьмы, тянуло к ней свои склизкие лапы, утягивало в события и бросало её к каждому чёртову прохожему с волосами цвета ржи. Оно насмехалось над её жалкими попытками схватить светлый силуэт продрогшими руками. И безумно скалилось, когда её толкали в самое сердце, которое грозилось прекратить свой стук. Харуно ощущала себя по уши в липком мазуте, чувствовала, как он просачивается сквозь поры и очерняет внутренности. Хотелось вздохнуть полной грудью, но в горле противно булькала тёмная застывающая жижа. Но сколько бы раз она не разбивалась на тысячу осколков — всегда собирала себя по частям, заботливо склеивала мозаику из собственной плоти, смазывая стыки битумом, и вновь бросилась за тенью друга. Тенью, что освещала эту Вселенную ярче самого солнца и давала надежду её прогнившему сознанию. Тогда у этого пока ещё неясного ей чувства возникла иная забава. Теперь Сакура могла наконец касаться смуглой кожи рук, ощущать их тепло всем своим естеством и горько обливаться слезами в широкой груди. Перебинтованной рукой юноша гладил дрожащую девушку, лепетавшую благодарности и что-то о своём пребывании в этом затянувшемся кошмаре. Наруто сотрясал воздух своим смущенным голосом и просил её быть сильной. — Я так долго искала вас! — надрывно шепчет и теснее жмётся к родному образу спокойствия и защиты. Сакура уверена, что теперь никто не посмеет потревожить её. Теперь он рядом, окутывает своей аурой безмятежности и умиротворения. Она могла дышать полной грудью. — Сакура-чан... Посмотри на меня, Сакура-чан. Девушка покорно отнимает лицо от мужского тела и с улыбкой смотрит в ясного небесного цвета глаза. Девушка ужасается, замечая, что в своих объятиях её держит другой. Бледное гладкое лицо, кошачьи пугающие глаза почти черного цвета, тонкие растягивающиеся в ухмылке губы. Силясь перед страхом, медик трогает жёсткие темные волосы, обрамляющие лицо, и пытается понять кого она видит перед собой. Затуманенный разум даёт подсказку, и имя срывается уст само собой: — Саске... Саске-кун? — пальцы нежно поглаживают некогда любимые черты лица. — Ты поэтому так вешаешься? Потому что видишь во мне его облик, а, Сакура-чан?! — мужчиной утробно рычит, стискивая хрупкое тельце. Ей кажется, что сломается под этими крепкими руками. — Нет! Отпусти меня! Пусти же, придурок! — упирается кулаками в грудь, стучит по ней со всей силы, призывает к ледяным ладоням чакру. Но ей нет места в этом мрачном месте. Харуно силится, не замечает опутывающее отчаяние. Она боец, она — ученица Пятой Хокаге! Она не сдаётся никому, если в том нет стратегической выгоды. Не склонилась перед этим проклятым ей же миру и не дастся сейчас! Существо с лицом Изуны хищно улыбается, водит языком по белоснежному ряду зубов, что изменяются под его влажным прикосновением и вытягиваются в безобразные почерневшие клыки. Она дёргается в попытке оттолкнуть от себя чудовище, что продолжает свое перевоплощение: волосы стремительно отрастают и меняются до грязно-розового оттенка, глазницы светятся ослепляющим белым. Руки синеют, вытягиваются в два оборота на девичьих плечах и впиваются отравляющими иглами. — Смотри, смотри на меня, Сакура-чан! Тебе же так нравится моё лицо! — конечности сдавливают до хруста костей, девушка не в силах сдерживать крик. — Глупая Сакура-чан, не отключайся так быстро, я ещё не наигрался. Она ощущает на своём лице почти нежное прикосновение, а затем следующий хлесткий удар, и закрывает глаза в бессознательном жесте. Пожалуйста, пусть этот кошмар кончится по скорее. Она так устала. Пришла в себя Сакура в холодном тёмном пространстве. Подсознание вопило об опасности, но сколько бы она не выглядывала в тьме причину тревоги — окружала её лишь звенящая пустота. Пространство чувствовалось никак: даже поверхность, на которой проснулась, была словно бесплотной. Ни мягкой, ни твёрдой, никакой. Самоощущение было схожим. Словно пустая изнутри марионетка известного кукловода из Скрытых Песков. Ей казалось, что даже в самом Сасори с остекленевшим взглядом было больше жизни. На мгновение решила, что наверное она всё ещё лежит в той самой пещере, где первый и последний раз встречала отступника. Может быть, они с бабушкой Чиё проиграли и тот давно уже сделал из неё симпатичную куклу. А она сейчас бродит по созданным мирам отравленного горечью сознания, что не даёт ей окончательно сойти с ума. И здесь, в этой тьме, у неё кончилась фантазия, потому она так мучается в этом вымышленном мире. — Ты глубоко заблуждаешься. Я такой же настоящий, как и ты. — хриплый голос взорвал слух и девушка брезгливо поморщилась. Тишина нравилась куда больше. — Ты — спроецированное моим больным мозгом чудовище. Не более того. Оставь меня в покое. И вообще, где я?! — Сакура с трудом поднялась, поочерёдно опираясь на конечности. Выпрямить вышколенную годами спину была уже не в силах, потому просто застыла согнутая и держащая раскрытые ладони на сбитых коленях с чётко очерченными суставами. Гордый взгляд был полон решимости. Несмотря на то, что смотрела она снизу сверх. — Приятно быть объектом твоих переживаний, но нет. — Мужчина подошёл почти вплотную, изящным жестом поднимая ту за подбородок из жалкой позиции. Смотрел холодно, изучающе, но в то же время улыбался обманчиво нежно. — Я хочу, чтобы ты сама поняла кто перед тобой. Сакура хотела погрузиться в размышления, но тварь не дала ей и секунды: толчок в грудь, и она летит в образовавшуюся пропасть сзади под жуткий надрывный хохот. — Буду ждать тебя здесь, приходи поскорее! Куноичи резко открыла глаза и дёрнулась в попытке подняться. Путь преградила деревянная поверхность над головой, и она с глухим стоном, потирая ушибленный затылок, выползла из-под стола. И как она вообще там оказалась? Видимо, сползла со скамейки во сне. Завертевшиеся шестеренки в голове разгоняли сон, и разум услужливо напомнил, как она оказалась здесь. Полученное бенто от Учиха томяще тревожило желудок и мысли девушки, и та решила уйти в хранилище на незапланированный ужин. Тихо, словно кошка, Сакура незаметно кралась по раскинувшемуся одноэтажному зданию. Не хотелось быть прерванной очередным осмотром или вопросами ещё таких же юных шиноби, как и она сама, решивших связать свою жизнь с медициной и помощью людям. Конечно, ей в свою очередь было весьма приятно видеть почти осязаемые восхищенные взгляды и осознавать, что находившиеся сейчас под её опекой ирьёнины горели этим обучением. Некоторые даже рвались ассистировать на операциях или проводить осмотры самостоятельно без её чуткого контроля. Ведь эту искру зажгла сама Харуно Сакура, ученица Легендарного Саннина, с которой часто подвергалась сравнениям. Джирайя-сама часто даже бубнил что-то о том, что Цунаде-шишо вырастила вторую себя. Куноичи была впечатлена собственным вкладом в медицинскую системы Конохагакуре. Но тревожные мысли о том, как она саморучно меняет будущее, давали неплохого подзатыльника. Уязвленное самолюбие не давало развивать эту мысль дальше, нашептывая, что с последствиями стоить разобраться позже или, возможно, что она должна была попасть сюда по всем канонам фильмов и всё изменить во благо. — Сакура-сан, постойте! — женский покрытый пеленой времени голос заставил обернуться. За её спиной стояла невысокая покрытая пёстрыми тканями представительница какого-то клана. Внешние черты она находила знакомыми, но пока не могла определить точно принадлежность. Каштановые волнистые локоны выбивались из собранной с помощью кандзаси* причёски, а вертикальные зрачки беспокойно метались по лицу ирьёнина — Да? — медик прочистила горло. — Мой муж, он... — элегантная особо замялась, опуская глаза вниз и сжимая довольно широкие рукава своей расписанной юкаты. Харуно на это лишь вздохнула и подошла ближе, чувствуя беспокойство этой женщины всем своим существом. — Что с ним? — Он ваш пациент, насколько мне известно. Мне бы хотелось узнать о его состоянии. Его имя Даичи Инузука, — в отчаянии та тараторила и кусала губы, изредка поднимая осторожные взгляды на розововолосую, что слегка улыбалась в поддерживающем жесте. Эти сердечные терзания были ей отдалённо знакомы. — Ох, простите. Я прибыла совсем недавно, поэтому ещё не знаю многих жителей в лицо. Даичи-сану лучше, можете пройти к нему, только предупредите медсестёр. — По своей сути это не было ложью. Она действительно знала только несколько человек из кланов Сенджу и Учиха, ещё недавно познакомилась со своими новоиспеченными подчинёнными и учениками. Знакомств за пределами госпиталя и кланового поместья Хаширамы не заводила. Не было необходимости. Ну а то, что сама Сакура находится в селении явно больше месяца никому знать не стоило. Первый Хокаге придумал для жителей немного странную легенду о том, что она иностранка и прибыла распространять свои знания об ирьёниндзюцу. И вот уже четвертую неделю она под придуманным Изуной именем диктует важные рецепты для своих учеников, некоторые из которых были даже старше её самой, и хвалит их в треплющим волосы жесте, что незаметно переняла у Какаши-сенсея. «Он, наверное, места себе найти не может. Хатаке всегда переживал за меня больше всего.» Девушка встряхнула головой, отгоняя возникший воспоминанием взгляд учителя. Такой вроде бы и насмешливый, но в то же время заключивший в себе, казалось, боль всего мира. И домыслы её не были пусты: после ухода Саске и посвящению себя учёбе с Цунаде-сама, он часто встречал её по вечерам у полигона или резиденции и одаривал самой открытой улыбкой, на которую был способен. Она ощущала его гордость за свою ученицу, что не позволила себе утонуть в пучине страданий о не взаимности и взялась за голову. Мужчина часто неторопливо провожал её до дома, расспрашивал об успехах, иногда делился деталями своей жизни. Эти моменты обнажённой души сенсея она ценила особенно. Ведь никто, кроме неё, теперь не смел носить в себе секреты Какаши. Ещё реже они встречались в его любимом ресторанчике, недалеко от окраин. Единственный свободный от тренировок и учёбы день прерывал появляющийся из облачка Паккун и непринуждённо оглядывал комнату куноичи. — Чувствую себя почтовым голубем, — мопс тихо ворчал, но стоило девушке протянуть руки в псу, как тот сразу же начал вилять хвостом и переворачивался на спину, позволяя почесать животик. — В общем, Какаши сказал, что уже ждёт тебя в «Кеншин» и не стоит травить время на прихорашивания. — с привычным хлопком нинкен исчез, оставляя изумлённую Сакуру одну. Каждый раз, оказываясь в небольшом заведении, учитель встречал её с непринуждённой улыбкой и поднимал руку в знак приветствия. На небольшом столике, расположенном в уединенном месте, неизменно находилась бутылка сакэ с одной глиняной пиалой, различные закуски и специально для неё порция любимого карри. Знал, что ученица весь день отсыпалась и до кухни так и не добиралась. И когда она кидалась на тарелку волком, он в интимно-проникновенном жесте снимал маску и отпивал приятно горчащий напиток с нотками яблок. — Никак не привыкну к такому, — усмехнулась Сакура, жадно поглощая пищу и заостряя внимание на утонченных чертах лица будущего Хокаге. — И зачем она вам? Добрая половина Конохи слегла бы при виде вас, сенсей. — Потому и не снимаю, — подавил смешок. В такие проникновенные вечера он рассказывал ей о своём прошлом, а та лишь участливо вздыхала и смотрела с присущей ей чувственностью. Так, забывшись в воспоминаниях о юности Какаши и его погибших товарищей, она добралась до душного помещения и приземлилась за небольшой столик в глубине, хранящий на себе стопки книг и прошитых бумаг. * * * Тревожные сны часто одолевали её в самых разных местах: вот Сакура морщится и вздыхает на скамейке в коридоре госпиталя, утомленная операцией, а вот она сопит под деревом на территории дома Сенджу. Загадочный гость сознания всё также твердил, что ей нужно понять кто он. И без того беспокойная Харуно постепенно закрывалась в себе, напоминая себе собственную мать из далёкого детства: безразличная ко всему, сама себе на уме с покусанными в кровь губами, вечность проводит на работе. Обучение шло медленно, ей приходилось разжевывать основы. — Сегодня готовим отвар для укрепления иммунитета. Кто скажет мне из каких трав он готовится? — медик со всей серьёзностью оглядела присутствующих. Она попросила их подготовится ещё на прошлом занятии, но особо никто не спешил ответить. Лишь одна тоненькая ручка поднялась, привлекая внимание. — Такаши, прошу. — Укрепляющий отвар... — совсем ещё ребёнок. От силы лет четырнадцать. Мальчик прокашлялся, обретая уверенность в правильности ответа. — Укрепляющий отвар готовится на основе эхинацеи пурпурной. Две столовые ложки засушенного растения нужно залить водой, оставить на водяной бане и кипятить около тридцати минут. Потом отвар стоит охладить и отфильтровать. Употреблять стоит не больше одной ложки три раза в день. Сакура удовлетворённо кивнула. Может он и был самым младшим учеником, но определённо одним из самых способных. Чего только стоила его феноменальная память. Парнишка даже один из первых справился с пресловутым заданием с рыбой, с которым она долго и упорно билась несколько лет назад. Гордость переполняла грудную клетку. — Приступайте, — скомандовала девушка, продолжая порхать над каждым, кто поднимал руку и просил о помощи или совете. Кабинет мгновенно наполнился шумом кипящей воды и кисловатым ароматом напитка. Девушка оценивала труды своих учеников, что с восхищением смотрели на иностранку и одновременно боялись её заключения. Но в этот день у неё особенно не было никаких сил, потому с лёгкой улыбкой постановила, что все справились. Да, некоторые отвары получились менее насыщенными, чем было нужно, но ирьёнин про себя решила, что со временем они сами поймут и будут филигранно разводить настой до нужной степени. Сейчас ей нужен был отдых, который она не могла получить даже забываясь ночью. Сны большую часть отведенённого им времени были окутаны чернотой, а под самый конец, когда её организм активно вырабатывал гормон стресса — на задворках она слышала надломленный безумием смех и чувствовала тянущие за волосы на затылке руки. Искажённый образ Учиха не покидал её и заставлял нервно оборачиваться в темноте. Хотелось верить, что она не начала боятся их внезапного сближения, и сознание постоянно воссоздает его образ просто в попытке напугать, потому что тот вызывал в ней хоть какие-то всполохи чувств в этом времени. Сама того не осознавая, Сакура окончательно закрылась от мужчины, связывая существо в голове с реальным человеком. Тот лишь в упор следил взглядом, когда девушка молча проносилась мимо и не поднимала головы. * * * Изуна чувствовал себя значительно лучше последнее время. И не знал в чем причина: то ли захвативший его мысли образ, что напевал мелодию матери и так мягко касался его, то ли мучившие сознание воспоминания начали забываться. Но он определённо знал, что с упорной надеждой старался ловить ускользающие от него тонкие руки и мягкие розовые локоны. Сначала он списывал это всё на занятость и понимающе кивал, когда внезапно появившийся её сопровождающий чеканил, что Сакура устала после длительной операции и отдыхает у себя. И когда успели приставить к ней такого надменно задирающего нос хама? Покой девушки тревожить он не желал, но знал на собственном и опыте брата, как работа во благо людских жизней утягивает. Потому лишь мог позволить себе на открытом подоконнике или деревянной поверхности стола заботливо приготовленный бенто. Часто путая в узле ткани бутоны цветов. Ещё чаще одергивал себя и корил в навязчивости. «Так устала...» — пронеслось в мыслях при взгляде на спящий розовый комок. Безудержно хотелось коснуться мягких изгибов нового увлечения. Но боязнь потревожить пересиливала и Учиха молча уходил. Изредка его всё ещё посещали кошмары с собственным постаревшим лицом, но те обязательно прерывались излучающим свет образом розововолосой куноичи, что разгоняла тени по углам и нежно улыбалась ему. В ответ мужчина лишь хмурился, сидя на футоне, и смотрел на дрожащие от беспокойного сна руки. Девушка сама не подозревала, как стала путеводной звездой в его сновидениях и облегчала его рой мыслей. Теперь он чувствовал себя ведомым за этим отдалённо чужим образом. Мадара хвалил его, замечая наконец в его взгляде живой интерес. Изуна делал выводы: брат всё же видит разницу между ним сейчас, и когда тот пребывал в стадии «облегчения», которая заканчивалась также стремительно, как и начиналась. Вечерами старший интересовался и пытался уточнить что вызывало в нем столь явные изменения. И тактично молчал о том, что явный выдаёт свои новые интересы стремлением помочь в клановых делах. В делах, которые он водил с Сенджу. Глава клана в здравом уме бы не поверил, что младший брат резко начал водить дружбу с Хаширамой или, упаси Ками, с Тобирамой. Но наседать на близких не было его привычкой, потому приходилось ждать, когда созреет Изуна и сам всё выдаст. Только рассказывать ему было особо нечего. Шиноби и сам пока не понимал, что за неясный интерес в нем разгорался, стоило уловить на улицах селения разносившийся слабый аромат вишни. Просто понимал, что так и должно быть, ведь его забота вызывала на её лице такую же улыбку, что и в ее снах. Разве этого недостаточно? С последствиями разберётся потом, сейчас он был не в состоянии трезво оценивать свои поступки. Было достаточно появившегося рядом человека, который с таким пониманием слушал его и делился своими мыслями. И теперь Изуна не мог признать в своих действиях прежнего недоверчивого себя. Пара ласковых слов, одна бескорыстно спасённая жизнь и всегда манящая улыбка — цена его доверия. — Слышал бы меня сейчас брат, так точно пинком не отделался бы, — лениво шепчет представитель воинственного клана и медленно прикрывает глаза ладонью. Время внезапно начало тянуться отвратительно долго. Поручения Мадары перестали приносить удовольствие ровно в тот момент, когда очередной заход к Сенджу закончился тем, что полностью игнорирующая его девушка пронеслась тенью мимо. Казалось, в этот момент он забыл как дышать, впитывая мимолетное тепло её тела и отслеживая перемещения вспыхнувшим шаринганом. Внезапно для себя хватает почти прозрачную руку своей и внимательно оглядывает. — Ты плакала, — он первый нарушает долгое молчание между ними. Сколько оно длилось? Месяц? Два? Своим вопросом Изуна явно не давал ей возможности даже подумать об отступлении. Его голос был тихим, покрытым коркой отчуждения, словно ему было плевать на происходящее. Но дне в рубиновых глазах плескалось невысказанное беспокойство. Формально они могли считаться друзьями. Только вот медик ощутимо напрягает плечи, ожидая последующих слов, как пощёчину. На мгновение в её изумрудных он замечает стыд, словно он застал девушку врасплох. — Хитоми... — усилием воли получается произнести её новое имя ровно. Казалось, что даже почти не слышно фальши. — Отпусти. — ледяной тон подруги бьёт под дых. Почему-то мужчина для себя решил, что они сблизились и он мог позволить себе так бессовестно касаться её кожи. Видимо, ошибся. Куноичи стремительно указала ему его место, сменив прежнюю милость на раздражение. — В чем дело? — слова выдавливает из себя прессом, продолжая держать и оглаживать горячими пальцами запястье. Розововолосая лишь отбивает его руку второй свободной и молча уходит, не оборачиваясь. Внутри мужчины рушится мир. Он впервые обрёл кого-то вне клана, доверился и обнажил свою душу наизнанку, показывая и рассказывая про каждый шрам. А сейчас в него так беспощадно плюнули. Тело хочет сорваться, вцепиться в ледяные ладони и прижимать к своему пышущему лицу, но разум тормозит. Просит не опускаться до унижений. — Изуна? Оборачивается резче, чем ожидалось. Взгляд затравленный, как у обиженной собаки, что получила от хозяина пинок под ребра. Таким его застала Мито Узумаки. Женщина провожает маленькую фигурку взглядом, мысленно оценивая происходящее, и долго многозначительно молчит. Мужчина же ее выдерживает, раздражённо выдыхает и обходит, почти убегает в сторону ворот. То, что его застали за минутой слабости бесило. И поймал с поличным не брат, чьё присутствие внезапно стало так необходимо, а жена главы селения. Ситуация максимально отвратительная. Очередной раз отмечает про себя, что не знает этого излишне эмоционального юнца внутри. — Ты должен отдавать себе отчёт в том, что Хитоми здесь заложница обстоятельств. И твои чувства ни к чему. — стоило сделать ему ещё пару шагов, как Узумаки холодно отчеканила, вонзая каждое слово точно кунай. Он замер, не поворачиваясь обдумывал. Мысленно соглашался, отрицать её правоту смысла не было. Но, чёрт возьми, внутри разразилась буря и требовала выплеска. — Да что ты знаешь? Ты — бесчувственная женщина, вздумала нотации мне читать?! — яд лился из его уст, он буквально плевался им. Агрессивный, с горящими глазами, он мысленно топил надменность женщины, и её саму, в неподалёку стоявшей кадке с водой. — Меня она хотя бы не избегает. Интересно, почему же? Изуна дрожал от злости. Стоит лишь вытащить сейчас катану из ножен и разрезать этот поганый рот, наконец подарив ему способность улыбаться. Да, именно так он бы и сделал. Но страх потерять едва устоявшийся мир поселился в утомленном войнами сердце. За что они столько лет бились? Он не помнил. Значит терять только обрётшее спокойное небо над головой не было смысла. — Это ты мне объясни почему. Очень интересно узнать твои мысли на этот счёт, Достопочтенная Госпожа. — последние слова он буквально выплевывал с презрением. Надобность склонять голову перед этой чёртовой бабой бесила. — Я не веду себя так, словно мы чем-то друг другу обязаны. Он ощутил, как его же катана пронзает насквозь его тело. Чувствовал, как кипящая кровь выливается, орошает собой землю и согревает её. А медленно и мучительно поворачивала заточенное лезвие стоящая перед ним девица. И наконец улыбалась, победно улыбалась. Никто его не ранил и не убивал, катана всё ещё покоилась в ножнах. Просто остервеневшее сознание разыгралось с ним. Теперь он стоял совсем один, освещаемый стылыми отблесками луны. Такой одинокий, погруженный в собственные мысли. * * * Изуна ворвался в свой дом, едва не снеся сёдзи. Безысходное отчаяние расползалось колючими лозами по всему телу. Стоило только расслабиться — реальность хлестким ударом выбила из него щемящее чувство и, держа за горло, утопила в жестокой действительности. Он снова задумывается о медике, и вдруг понимает, что постоянное чувство неопределённости доводит его до исступления. Невидимые удары по телу ощущались особенно сильно, делали ноги тяжелее, а мысли мрачнее. Даже вздохнуть было невыносимо. Ему не нужно было повторять дважды, чтобы осознать ошибку. А в этом случае, наверное, не стоило говорить и вовсе. Неясное ожидание томило его, давало новую возможность на глоток свежего кислорода. Девушки всегда окружали его. Обольстительно улыбались, склоняли головы ниже положенного, из-за чего слабо запахнутая одежда раскрывала все прелести девичьего тела. Другой бы уже, хищно облизывая губы, вёлся на женские провокации. Но ему это было неприятно. Хотелось только в презрении плевать в ноги этой пошлости, что овладевала ими, и брезгливо стряхивать с себя неоднозначные взгляды. Разум кричал встревоженным голосом матери, командовал «бежать», и он уходил. «Семья всегда превыше низменных желаний» — мысленно цитировал он, возвращаясь к брату и клановым делам. С Хитоми же все было иначе. Она притягивала его, сама того не осознавая. Она не искала встречи с ним, спокойно существуя и без него. Она просто была. Молодой мужчина опустился на колени в небольшом помещении, сокрытым за невидимой стеной его комнаты. Тьма едва ли расступалась даже после того, как Учиха зажег все находившиеся здесь свечи. Покрасневшие растёртые глаза оглядели небольшую полку у стены, на которой возгружался женский улыбающийся портрет. Ладони складываются в молительном жесте, и Учиха долго молчит, не открывая глаз и блуждая в лабиринтах собственного сознания. Рядом изредка потрескивал фитиль, нарушая устоявшуюся здесь тишину. — Здравствуй, мама, — разомкнув дрожащие ладони и оставив их на бёдрах, он наконец открывает глаза и мягко растягивает губы, вторя женским на изображении. Ему часто говорят, что он словно её копия. — Прости, что так долго не заходил. Но ты не беспокойся, всё хорошо. Наш клан и Сенджу объединились, как ты и хотела. Братец Мадара теперь такой важный, как индюк ходит. Они с Хаши... С Хаширамой... — сбивчиво шепчет и надрывается. Глаза болезненно щиплет, пока он продолжал рассказывать события минувших месяцев. — Теперь он глава клана и второй человек в деревне, представляешь? Рвущее душу чувство заставляет согнуться пополам, медленно прижимаясь лбом к татами. Маме нельзя видеть его слез. — Знаешь, мам... Я встретил девушку. Ну, как... Она спасла меня, буквально вернула с того света. Мы почти ничего не знаем друг о друге, но, мам... Прости, мне больше некому рассказать... — сдавленные рыдания сотрясают плечи мальчика. — Мама, ну почему!.. Он наконец явно ощущал причину его сломленности. Наконец понимал с чего всё началось. Пропажу и позже найденные останки мамы Мадара пережил достойно, ни разу не обронив и слезы. И Изуна, наступающий на пятки брата, держался. Он видел боль на лицах братьев и отца, но те не позволяли себе и мысли о том, чтобы окунуться в эти страдания. Война не щадила никого. Будь ты женщина или ребёнок. Она заберёт тебя против воли, болезненно утягивает за щиколотки от близких. Младший Учиха не хотел быть белой вороной и душил в себе позывы к истерикам. По ночам лишь изредка всхлипывал, когда мама не приходила к нему и не гладила в ласковом жесте спину. Сейчас же накопленные слезы текли безудержно. Маленький ребёнок, не мужчина, оттягивал юкату в области груди, силясь угомонить разрывающееся на части сердце, и выл от боли. Неистово хотелось лечь рядом с ней.