Всё, что имеет значение

Неделю спустя, 10 декабря, Элеонор Шнайдхорст прибыла в международный аэропорт Лос-Анджелеса, и была удивлена, увидев только Кайли, стоящую у багажных каруселей. — Привет, — сказала она, обнимая доктора. — Блэр с тобой? — Нет, я убедила ее остаться дома. Так проще. — Проще? С ней все в порядке? — С ней все в порядке, но я не хотела, чтобы ей приходилось слишком далеко ходить. Элеонор, ей сейчас очень неудобно, а когда она слишком долго стоит на ногах, у нее все начинает болеть. — О, моя бедная малышка, — сказала пожилая женщина. — Держу пари, она не может дождаться, когда у нее появится этот ребенок. Кайли рассмеялась, и в уголках ее глаз появились морщинки: — Она все время пытается заставить меня сделать ей инъекцию окситоцина. Я не ношу его в сумке, но если бы носила, я бы от него избавилась. — Окситоцин? — Да. Я забываю, что не все знают, для чего он. Окситоцин — это гормон, который вводят для стимуляции родов. — Неужели она так несчастна, милая? По своей привычке, Кайли отнеслась к вопросу серьезно и некоторое время обдумывала свой ответ: — Я бы и правда могла так сказать. Она плохо спит, и это, конечно, не помогает делу. Для нее невозможно найти удобное положение, и, поверь мне, мы перепробовали все, — Кайли тихо рассмеялась, затем покачала головой, очевидно, вспомнив кое-что из того, что они пробовали. — Единственное место, где ей по-настоящему комфортно, — это бассейн. — Ты, наверное, уже поняла это, — сказала Элеонор, понизив голос до заговорщического шепота, — что она не из тех девушек, которые страдают молча. Кайли рассмеялась и обняла Элеонор за плечи: — Я была очень впечатлена ее стойкостью. Честно говоря, она редко жалуется. Я могу сказать, что ей часто неудобно или непросто, но она почти никогда не делает из этого трагедию. — Должно быть, она сильно изменилась с тех пор, как была маленькой девочкой, — сказала Элеонор. — Когда она была маленькой, весь дом знал, когда она простужалась. — Она действительно изменилась, — сказала Кайли, и ее улыбка стала шире. — Она очень изменилась. *** Блэр вышла, чтобы поприветствовать машину, радостно помахав своей матери и Кайли. — Боже мой, — сказала Элеонор. — Какого размера будет этот ребенок? — Хм, на твоем месте, Элеонор, я бы так не говорила. Блэр добродушно относится к этому, но ее задевает, когда люди делают акцент на ее весе. Элеонор потянулась и сжала руку Кайли: — Я рада, что ты с ней, дорогая, и так заботишься об этом. Она счастливица. Они открыли двери, когда подошла Блэр, ее походка была почти комичной. Она немного походила на женщину, которая очень долго сидела верхом, но Элеонор мудро поступила, не сказав об этом ни слова. — Ты выглядишь чудесно! — сказала она, изо всех сил стараясь обнять дочь. — Спасибо, мама. Я скучала по вам с папой. — Оу, ты не называла меня мамой с тех пор, как ходила в детский сад, — сказала пожилая женщина. — Я и забыла, как сильно любила это слово. — Мне хочется забраться к тебе на колени и попросить тебя поскорее покончить со всем этим, — сказала Блэр. Элеонор обняла дочь, и все трое направились в дом. — До родов осталось всего две недели, — сказала она. — Мой врач говорит, что большинство первенцев появляются на свет поздно, — сказала Блэр. — Я продолжаю надеяться, что я исключение, но у меня такое чувство, что это не так. *** Позже, тем же вечером, Блэр плавала в бассейне, а ее мать сидела на соседнем стуле и наблюдала за ней. Пожилая женщина была рада, что дочь не видит ее лица, поскольку она не смогла сдержать улыбку, когда увидела, как живот Блэр размером с тыкву выпирает из-под воды. Через некоторое время Блэр подплыла к краю бассейна: — Тебе ведь не скучно, правда? — спросила она у Элеонор. — Нет. Возможность посидеть на свежем воздухе в декабре — это такое удовольствие для меня, что я могла бы просидеть здесь всю ночь и не сказать ни слова. — О, это точно. Я живу здесь так давно, что уже и забыла, что не у всех такая погода круглый год. — Ты права. Когда я добралась до О’Хары, как раз пошел снег. — Надеюсь, когда мы привезем малыша в Чикаго на крещение, там уже будет тепло. — Я думаю, это так мило, что ты делаешь это, чтобы порадовать маму Кайли, дорогая. — Отчасти это и есть причина, но это также способ официально дать ему возможность быть частью семьи Маккензи. Все дети и внуки были крещены в этой церкви. — Как обстоят дела с этим юридически? — Пока все хорошо. Когда вступит в силу решение о разводе, мы подадим заявление на усыновление. Как я уже говорила тебе на прошлой неделе, адвокат Дэвида сказал, что он готов отказаться от своих прав. Элеонор моргнула и спросила: — Как долго тебе придется ждать? — До августа, — сказала Блэр с несчастным видом. — Но это так долго! — Мне ли этого не знать, — проворчала Блэр. — Развод должен быть оформлен в течение года. — О, дорогая, это жестоко — заставлять тебя ждать так долго. — Спасибо за понимание, мама. Да, будет нелегко. Я продолжаю думать обо всех причинах, которые маленький засранец мог бы использовать, чтобы изменить свое предполагаемое решение, и это меня до смерти беспокоит. Но я ничего не могу с этим поделать. Элеонор на мгновение замолчала, и Блэр заметила беспокойство на ее лице. — Я думала о Сэйди. Может ли она как-то помешать вам? — спросила Элеонор. — Она — ключевая фигура во всем этом деле и имеет большое влияние на Дэвида. Я, конечно, беспокоюсь, что она может уговорить его на что угодно. На данный момент она поддерживает Кайли, но никогда не знаешь, что она почувствует, когда увидит ребенка. — Дорогая, я не хочу переубеждать тебя, но ты уверена, что это разумно — продолжать с ней общаться? Блэр обдумала свой ответ, затем кивнула: — Да. Я понимаю, что это сделка с дьяволом, но я бы предпочла попытаться удержать ее на нашей стороне. Она очень зла на Дэвида и видит, насколько Кайли предана мне и ребенку. Если она действительно заботится об этом малыше, я думаю, она останется на нашей стороне. А если нет — нам все равно конец. Так что, я думаю, стоит рискнуть. — Я понимаю твою точку зрения, — сказала Элеонор, — но я бы хотела, чтобы был другой выход. — Я тоже, мама, но это я совершила ошибку, выйдя замуж за эгоцентричного мужчину. Я не могу винить никого, кроме себя за то, что не узнала его лучше, прежде чем согласилась забеременеть. — Он просто не понимает, от чего отказался, — сказала Элеонор, грустно улыбнувшись дочери. — Он точно не понимает, и это лучшая причина, которую я могу придумать, чтобы развестись с ним. Мужчина, который отказался бы от жены, которая любила его, а также от ребенка, только потому, что он не его биологический отец, — это не тот мужчина, с которым я хотела бы разделить даже плату за такси, не говоря уже о жизни. — Я думаю, ты нашла женщину, которая очень сильно тебя любит, милая. Кайли ведет себя так, словно она — самая счастливая женщина на Земле. По дороге домой она так взволнованно рассказывала о тебе и ребенке, что я испугалась, как бы с ней что-нибудь не случилось от волнения. — Это ничья в соревновании «кто кого больше любит», — сказала Блэр. — Обычно мы называем это ничьей. — Это правда, милая? Ты так же без ума от нее, как она от тебя? Блэр несколько мгновений смотрела на мать: — Мне немного неловко это признавать, но у меня появился совершенно новый словарь для обозначения любви. Например, взять страсть. Я всегда думала, что страсть — это нечто о сексе. У нас с Дэвидом были очень хорошие, очень страстные моменты. Но с Кайли… Это не просто секс. Ты понимаешь, о чем я? — Не совсем, — сказала Элеонор. — Я не вижу здесь связи. — Думаю, я пытаюсь сказать, что испытываю страстные чувства к Кайли, независимо от того, занимаемся мы сексом или нет. Я имею в виду, что это происходит не каждую минуту, но я могу смотреть на нее или думать о ней — и испытывать такие эмоции, — Блэр вытерла несколько слезинок тыльной стороной ладони. — Я ничего не контролирую, мама. Я так сильно люблю ее, что это поражает меня. Иногда у меня просто захватывает дух. Сегодня утром она была на улице, играла с собаками, а когда вошла, наши взгляды встретились. Она одарила меня взглядом, в котором отразились все ее чувства. Я заплакала, подошла к ней, обняла и плакала еще очень долго. Иногда это кажется таким фантастическим, что это невыносимо. К тому времени, как Блэр закончила говорить, Элеонор тоже не смогла сдержать слез, но все еще улыбалась: — Нет ничего, что сделало бы меня счастливее, чем слышать от тебя такие слова, милая. Это все, чего я когда-либо хотела для тебя. — Что ж, ты этого добилась. Я совершенно бессильна против этой женщины, — сказала Блэр, улыбаясь. — Я просто надеюсь, что она никогда не скажет мне прыгнуть со скалы, потому что я бы и это сделала. — Со временем этот накал немного пройдет, — сказала Элеонор. — Сначала я чувствовала то же самое по отношению к твоему отцу, но теперь эта пылкость чуть ослабла, однако, я все также сильно его люблю. — Думаю, ты права, — сказала Блэр, улыбаясь матери. — Но я собираюсь наслаждаться этим безумным периодом любви до упаду, пока его испытываю. Это слишком ценные моменты, чтобы тратить их впустую. — Кстати, о любви всей твоей жизни, где она? Она же не думает, что должна скрываться из-за меня, не так ли? — Нет, конечно. Она снова зависла в Интернете, но она терпеть не может оставлять меня одну надолго. — Она работает дома? — Нет, это не из-за работы. Ее машина не прошла проверку на вредные выбросы, и она, наконец, согласилась купить новую. В ее старой машине даже не было подушек безопасности. Поэтому я уверена, что она подумывает о приобретении какого-нибудь бронетранспортера, чтобы защитить ребенка максимально. — Она похожа в этом на твоего отца. Когда ты только училась ходить, он хотел купить тебе маленький велосипедный шлем, чтобы защитить голову. — Да, Кайли точно также сейчас относится ко мне, поэтому я не могу представить, как она будет вести себя с ребенком, который в первые несколько лет будет довольно беспомощным. *** Позже все трое сидели в гостиной, и Кайли массировала живот Блэр. — У меня уже давно начались схватки Брэкстона-Хикса, — объяснила Блэр своей матери, — но в последние недели они стали намного сильнее. — Они болезненные, дорогая? — Ммм, на самом деле, это не больно, но меня это довольно раздражает. Все говорят мне, что я смогу отличить их от настоящих, так что разница между ними, должно быть, существенная. — Я бы хотела тебе помочь, — сказала Элеонор, — но я понятия не имею, как. — Я наоборот рада, что ты этого не делаешь, — улыбнулась Блэр. — Ты одна из тех матерей, которые не могут рассказать мне всякие ужасы о родах. Я точно в следующий раз ударю того, кто начнет рассказывать мне всякие кошмары. Мне попадались такие женщины. Я даже ни о чем их не спрашиваю. Они просто видят меня в продуктовом магазине и начинают расспрашивать о всяких личных вещах. Клянусь, у меня такое чувство, будто я ношу табличку с надписью «Спроси меня о моей матке». — Дальше будет только хуже, дорогая. Когда я катала тебя по окрестностям в твоей коляске, почти все, мимо кого мы проходили, останавливались, чтобы посмотреть на тебя. — Я не выпущу в таком случае Маккензи из дома, пока он не сможет говорить, — заявила Блэр. *** Первые выходные они провели, украшая дом к Рождеству. Несмотря на то, что Блэр должна была родить 25 декабря, они решили отпраздновать праздник все вместе, поскольку это было их первое совместное Рождество. Первой остановкой был выбор праздничной елки на бульваре Уилшир. Кайли привлекли самые большие деревья, которые у них были, несмотря на протесты Блэр, что они никогда не смогут погрузить такую ель в машину. — Мы сами доставляем их всего за 15 долларов, — сказал энергичный молодой продавец. — Мы даже поможем Вам все подготовить, — добавил он, бросив быстрый взгляд на живот Блэр. Блондинка всплеснула руками: — Кайли, просто помни, какой высокий у нас потолок. Когда Кайли отошла, чтобы расплатиться с продавцом, Элеонор сказала: — Мы начинали с деревьев обычного размера, пока в третий раз нам не пришлось вызвать ремонтника и срезать несколько футов. Твой отец в конце концов признал, что было глупо платить 50 долларов за елку, а потом еще 10 в качестве чаевых или в качестве платы за унижение, как он это называл. Блэр кивнула: — У меня такое чувство, что глаза моей возлюбленной становятся больше, чем наша комната, когда она видит какую-нибудь красивую елку, пусть даже она слишком большая. Мне все равно, главное, чтобы она была счастлива. Элеонор улыбнулась дочери: — Я тоже так думала до третьего раза подряд, милая. К тому времени тебе просто захочется стукнуть ее по голове измерительной лентой. *** Когда елку доставили, выяснилось, что Кайли не помнила точных размеров комнаты. Но после того, как мальчик-курьер срезал длинные верхние ветви и значительную часть ствола, елка, наконец, поместилась на подставке. Кайли заплатила за нее и дала чаевые молодому человеку, а затем отошла в сторону и залюбовалась деревом. — Когда я была маленькой, у нас всегда была огромная елка, и без нее Рождество не кажется настоящим. — У нас всегда была елка, которая умещалась на нашем пианино, — сказала Блэр. — Я привыкла к елке таких маленьких размеров. — В этом разница между тем, чтобы вырасти в городе и в пригороде, — сказала Кайли, — но поскольку Лос-Анджелес — это один большой пригород, мы можем действовать по-крупному, — она посмотрела на Блэр и спросила: — У тебя есть какие-нибудь украшения? — Не-а. У Дэвида от бабушки было несколько классных конфет, и мы всегда ими пользовались. У меня ничего нет. — У меня тоже, — сказала Кайли. — Я не могла поставить большую елку в своей квартире, поэтому никогда не беспокоилась об украшениях. Кроме того, я всегда уезжала домой на Рождество, так что их покупка казалась пустой тратой времени. — Что ж, думаю, пришло время начать нашу собственную семейную традицию, — сказала блондинка. — Пора отправляться в Пасадену. Ты готова к поездке, мам? — Пасадена? Разве в Санта-Монике не продают рождественские украшения? — Конечно, продают. Но в Пасадене есть огромный магазин под названием Stats. Уолтер всегда ходит туда после Рождества, чтобы закупиться лентами, гирляндами и другими вещами, которые он использует для украшения домов. Он убил бы меня, если бы узнал, что я плачу полную цену, но у нас нет особого выбора. Мы можем купить ровно столько украшений, чтобы нам хватило на этот год, а после Рождества вернуться и докупить все за полцены. — Да, это как раз то, что ты захочешь сделать на следующий день после Рождества, — рассмеялась Кайли. — Стоять в очереди, чтобы купить что-нибудь на распродаже, когда ты на девятом месяце беременности. Блэр кивнула: — Я дам Уолтеру свою кредитную карточку и попрошу его приготовить нам еду на следующий год. В любом случае, у него вкус лучше, чем у меня. *** К вечеру воскресенья елка была красиво, хотя и скудно украшена, а все окна на фасаде дома были увешаны гирляндами огней, на дверцах дома висели большие ароматные венки из можжевельника, а на каминной полке стояли праздничные статуэтки. — Здесь немного пустовато, из статуэток только младенец Иисус, Иосиф и Мария, — сказала Блэр. — Не волнуйся, — сказала Кайли. — Как только все остальное поступит в продажу, у нас появятся еще и милые животные-статуэтки. Элеонор уже легла спать, а девушки сидели на диване в гостиной, обнимаясь перед сном. Кайли посмотрела на Блэр и спросила: — Есть ли что-нибудь уникальное в армянской православной церкви? Я хочу быть осведомлена на всякий случай. — Армянская церковь похожа на другие христианские церкви, но они празднуют Рождество в январе. Семья Дэвида праздновала Рождество вместе со всеми остальными. Они вели себя так, будто 25 декабря — это тот день, когда приходит Санта Клаус и приносит подарки. А рождение Иисуса они праздновали в январе. — Рождение Иисуса — это своего рода главный смысл Рождества, Блэр. Я думаю, для нас это будет проблемой. Маккензи будет в замешательстве. Блэр посмотрела на свою партнершу, приподняв бровь: — Дорогая, ты действительно думаешь, что Рождество будет тем, что его смутит? У него будет неизвестный биологический отец, законный отец, который отказался от него, две мамы, две бабушки с дедушкой, которые не состоят в биологическом родстве, и бабушка с дедушкой, которые состоят в нем. Десятки тетей, дядей и кузенов, которые живут далеко. Он окончит среднюю школу, прежде чем поймет, кто его родственники! — Может быть, вся эта история с религией — все-таки не очень хорошая идея? — спросила Кайли, выглядя обеспокоенной. — Детка, я уже говорила тебе, если у нас ничего не получится, мы это прекратим. Если ему все это не понравится, мы это прекратим. Кроме того, — добавила она, — Сэйди, вероятно, потеряет к нему интерес через год или два, особенно если попытается провести с ним всю службу. — С чего бы ей терять интерес? — Потому что служба длится по два-два с половиной часа. Что-то в этом роде. — Два с половиной часа? Чем они занимаются все это время? Читают всю Библию от корки до корки? — Я не уверена, дорогая, я была там всего пару раз, и все это происходило на армянском. — Служба на армянском? — глаза Кайли расширились. — Ну да, это же армянская церковь. Я уверена, что в Греческой православной церкви службы проводятся на греческом языке. Что в этом удивительного? — Ты хочешь сказать, что Сэйди поведет нашего малыша на церковную службу, которая продлится два с половиной часа и будет проходить на армянском языке? — Да. — Он и года не протянет! — сказала Кайли, начиная смеяться. — Я думаю, он сможет продержаться, пока не начнет ползать, — сказала Блэр, — но к тому времени, я думаю, Сэйди захочет, чтобы все знали, что у нее есть внук. Это много значит для нее. Кайли кивнула: — Кажется, я начинаю понимать, почему ты так к этому относишься. Я должна была знать, что у тебя есть инсайдерская информация. — Я всегда так делаю, — сказала Блэр, мило улыбаясь. — Это одна из многих вещей, которые я люблю в тебе, — сказала Кайли. Она обняла свою возлюбленную и крепко прижала ее к себе. — Ты — лучший рождественский подарок, который я когда-либо получала. — Я надеюсь, что лучший рождественский подарок, который мы когда-либо получали, появится до армянского Рождества, — смеясь, сказала Блэр. — Потому что, если он этого не сделает, я подкуплю Моник, чтобы она спровоцировала роды. Кайли крепко прижала к себе свою партнершу: — Если кто-то и может это сделать, то только ты, детка. Блэр положила голову на грудь Кайли: — Трудно поверить, что Маккензи уже будет здесь до того, как мы уберем елку. — Не стоит так об этом говорить, — сказала Кайли, и ее голос внезапно стал беспокойным. — Это слишком страшно. — До тебя тоже начинает доходить, да? — Да. Мне снятся очень яркие сны о том, как мы приносим его домой и понятия не имеем, что с ним делать. Он все плачет и плачет, и в конце концов нам приходится звать Моник, чтобы она научила нас, как его успокоить. Это в высшей степени унизительно. Блэр усмехнулась, затем покачала головой: — В этом разница между тем, чтобы видеть нормальные сны, и тем, чтобы видеть сны, пока в твоей крови бурлят сотни различных гормонов. Мои сны ужасны. В них с ним всегда что-то не так — или со мной. Недавно у меня был такой сон, где меня отправили в психиатрическую больницу, потому что меня свела с ума беременность. — Скоро все закончится, — пообещала ей Кайли. Блэр посмотрела на нее, удивленная тем, что она говорит совершенно серьезно: — Все только начнется, когда он родится, дорогая. Это всего лишь разминка. *** Кайли проснулась в понедельник утром, посмотрела на свою спящую возлюбленную и пожалела, что не может сказаться больной. Блэр никогда не вставала, когда Кайли это делала, и было что-то такое для Кайли в осознании того, что ее партнерше пока не нужно работать, что заставляло ее ревновать. Блондинка внезапно пошевелилась и посмотрела на Кайли: — Уже встаешь? — Да. Я не хочу, но я должна. — Тебе грустно из-за того, что приходится идти на работу? Слегка смутившись, Кайли кивнула: — Я чувствую себя так же, как тогда, когда у старших детей были школьные каникулы, а у меня их не было. Хочется немного повеселиться. — Скоро приедет моя мама и скучать не придется, — сказала Блэр. — Я, например, чувствую себя в большей безопасности, когда моя мама рядом. — Через две недели твой папа тоже будет здесь. Ты будешь в маленьком коконе любви. — Иди сюда, — сказала Блэр, приглашая Кайли наклониться поближе. Высокая женщина наклонилась, и они нежно целовались несколько минут. — Я всегда чувствую себя как в коконе любви, когда я с тобой. — Я очень люблю тебя, — сказала Кайли, и на ее лице появилось выражение влюбленности, которое так нравилось Блэр. — И я люблю тебя. Помни об этом сегодня, и думай о моих словах, если тебе станет одиноко. — Ты такая милая, — сказала Кайли с очаровательной, детской улыбкой. — Ты тоже. А теперь иди в душ, иначе, если ты опоздаешь, твои пациенты не будут с тобой так любезны. Давай, маленькая проказница. Кайли вскочила с кровати, обе собаки последовали за ней. — Мы любим тебя, — сказала она в последний раз, направляясь в ванную вместе с собаками. *** Две недели спустя Блэр все еще набирала вес и все еще не собиралась рожать. — Когда мы встретились, ты только и говорила, что об операциях, — пожаловалась она, когда они с Кайли лежали в постели, наблюдая, как солнце встает из-за темных облаков. — Теперь я даже не против того, чтобы ты вытащила свой скальпель. Всего один маленький надрез — и все это, наконец, закончится. — Я думала, ты не хочешь, чтобы я прикасалась к тебе с медицинской точки зрения, — сказала Кайли. — Из каждого правила есть исключение. В этот раз я не стала бы возражать. — Сегодня твоя официальная дата родов, — сказала Кайли. — Может быть, Маккензи появится в канун Рождества. — Эта история с датой родов ничего не значит, и ты это знаешь. — У каждого ребенка свой график, тут ничего не поделаешь. Блэр положила руку себе на живот и легонько постучала: — Выходи, Маккензи. Твоя комната уже готова, твоя бабушка здесь, а дедушка приедет сегодня днем. Не будь капризулей. — Капризулей? — Если требовательные, темпераментные женщины — капризули, то и мужчины тоже. Логично. — Не могу с тобой поспорить, — согласилась Кайли. — Во сколько мы сегодня встречаемся с Моник? — В 16:30, как обычно. Мама хочет пойти с нами сегодня. Ты ведь не возражаешь? — Черт возьми, нет. Ей будет намного хуже, когда ты действительно родишь. Если хочешь, вы можете поехать вдвоем, а я останусь дома и подготовлю твои рождественские подарки, а потом поеду в аэропорт и встречу твоего отца. Блэр прижалась головой к груди Кайли: — Я хочу быть с тобой. Каждую минуту. — Хочешь поехать со мной в аэропорт? — О нет. — А получить свои подарки? — Да. — Тогда подыграй мне, сладкая. Сходи и покажись Моник, а когда вернешься, твой отец уже будет дома. — Это лучший подарок, который ты могла бы мне сделать, — сказала Блэр. — А теперь давай немного вздремнем. — Мы только что проснулись! — Это ты только что проснулась. Я не спала три часа, раскладывая наши компакт-диски по алфавиту. — Блэр! Ты делала это на прошлой неделе! — Я знаю, но я проснулась в два часа ночи, и решила, что мне следует классифицировать все классические произведения по оркестру, а не по композитору. — Я преисполнена сочувствия к тебе, дорогая. Остается только удивляться тому, какие сюрпризы иногда приносит беременность. У меня бы, возможно, все прошло проще… — Попробуй, чтобы ребенок прижимался к твоей диафрагме с одной стороны и к мочевому пузырю — с другой. И посмотрим, как легко тебе будет, умница. — Я лучше всего сплю, когда ты прижимаешься ко мне, так что вздремнуть — это просто идеально, — сказала Кайли. *** Кайли и Вернер возвращались домой из аэропорта не спеша, в основном потому, что доктор выбрала свой любимый короткий путь — по бульвару Линкольна, а не по автостраде. Многие магазины на Линкольн-стрит закрылись пораньше из-за сочельника, и к 17:30 они уже были почти дома. Ее пейджер пискнул, и Кайли скрестила пальцы, надеясь, что это не из больницы. — Черт возьми. На этой неделе меня ни разу не вызывали на пейджер. Зачем я им понадобилась именно сейчас? — Может быть, просто ошиблись, — предположил Вернер. — Мне частенько звонят по ошибке. — Они не так уж часто ошибаются, — сказала Кайли. — Я лучше остановлюсь и перезвоню, — она нашла свободное место на Монтана-стрит и открыла окна. Нажав кнопку быстрого набора, она подождала немного, затем сказала: — Привет, это доктор Маккензи. Меня кто-то вызывал? — Кайли Маккензи? — уточнила женщина. — Да, — Кайли закатила глаза, подумав, что предсказание Вернера может оказаться правдой. — Это отделение хирургии? — Нет. Это акушерский пункт. Блэр Спенсер попросила вызвать Вас. — Блэр в больнице? Почему? — ее сердце учащенно забилось, и она почувствовала, как Вернер схватил ее за руку. — Хм… У нее будет ребенок, верно? Я обращаюсь к тому человеку? — Да, черт возьми! У нее начались роды? — Да, она рожает. Вы точно уверены, что Вы — врач? — Я сейчас приеду, — сказала Кайли, вешая трубку и бормоча проклятия. Она повернулась к Вернеру. — Либо кто-то сильно напортачил, либо Блэр в родильном отделении. — Почему бы ей не позвонить тебе самой? Я уверен, что ты не хочешь еще одной ложной тревоги, — сказал Вернер. Кайли бросила на него быстрый взгляд, но затем выражение ее лица смягчилось, и она уткнулась лбом в руль: — Многие люди думают, что у них начались схватки, хотя на самом деле это не так. Я не знаю, что происходит у нее внутри. — Ты хороший партнер, — сказал Вернер, похлопывая ее по спине. — Почему бы тебе не позвонить ей на сотовый и не убедиться, что это не ложная тревога? — Хорошая идея, — Кайли набрала номер и недовольно проворчала, когда ее переключили на голосовую почту. — Привет. Позвони мне, если получишь это сообщение, если, конечно, ты не в больнице. Если ты в больнице, мы скоро увидимся, — она посмотрела на Вернера и сказала: — Поехали. Возможно, сегодня у нас все же родится ребенок! *** — Одно из преимуществ того, что я здесь работаю, — сказала Кайли, подмигнув Вернеру. — Я могу припарковаться неподалеку, — они вышли из машины и вошли в больницу, направляясь прямо в акушерское отделение. Кайли была совершенно незнакома работникам на этом этаже, и ей не особенно нравилось это ощущение. Они с Вернером подошли к посту медсестер, и она спросила: — К вам поступала Блэр Спенсер? Женщина за стойкой одарила ее легкой улыбкой: — Вам необязательно было вешать трубку. Я просто пыталась убедиться, что Вы тот самый человек. Кайли воздержалась от резкой реплики, которую ей на самом деле хотелось произнести. Она перевела дыхание: — Прошу прощения. Я здесь работаю, и у меня сейчас нет пациентов в больнице. Я предположила, что мне позвонили по ошибке. — Позвонили по ошибке тогда, когда Ваша подруга на девятом месяце беременности? Наклонившись над столом, Кайли устремила на женщину стальной взгляд: — Послушай. Я уверена, что тебе не нравится работать в канун Рождества, но перестань издеваться надо мной. Я извинилась один раз, и это все, что ты получишь. Итак, госпитализировали мою возлюбленную или нет? — Шестая родильная палата, — фыркнула женщина, поворачиваясь к Кайли спиной. Кайли помчалась по коридору, оставив Вернера позади. Она заметила его отсутствие, затем замедлила шаг: — Мне очень жаль, но я действительно беспокоюсь о ней. — Иди, Кайли. Я тоже скоро подойду. Она улыбнулась ему и бросилась бежать, ворвавшись в палату с совершенно безумными глазами. — Что ты здесь делаешь? — спросила она свою партнершу. Блэр оторвала взгляд от журнала, который читала. Она лежала в постели, одетая в голубой больничный халат, в руке у нее была капельница, а из-под одеяла торчали провода от монитора сердцебиения плода. — Нам с мамой было скучно, и мы решили зайти сюда. Она в соседней палате. Я думала, ей сделают операцию по удалению аппендицита. Кайли и глазом не моргнула на ее шутку, и Блэр поняла, что ее напарница сейчас не усваивает информацию с обычной скоростью. Вошел Вернер, и Блэр одарила его сияющей улыбкой: — Папа! Обними меня! Он подошел к ней и заключил в объятия, крепко прижимая к себе: — Как поживает моя девочка? — Хорошо, — сказала она. — Я думаю, вам обоим хотелось бы узнать подробности. — Это было бы здорово, — сказала Кайли. — Мы ходили к врачу, и у меня вышла слизистая пробка, пока Моник осматривала меня, — Блэр посмотрела на своего отца и увидела, что он заметно побледнел. — Прости, папа, знаю, что это звучит довольно мерзко. — Я в порядке, — сказал он, выглядя совсем не так. — Что случилось потом? — спросила Кайли. — Потеря слизистой пробки не такая уж большая проблема. Ты можешь все еще несколько дней не родить после этого. — Я знаю, что это не имеет большого значения, дорогая, но когда я выходила из офиса, мне захотелось в туалет. Когда я приступила к своим делам, в какой-то момент мне показалось, что жидкости слишком много, и я начала беспокоиться. — О… У тебя отошли воды, да? — Да. Мне потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться. Элеонор вошла в комнату, неся чашку с кусочками льда. — Вернер! — воскликнула она. Она подтолкнула чашку в сторону Кайли и обняла мужа. — Кажется, что мы не виделись несколько месяцев. — Дольше, — ответил он. Он поцеловал Элеонор и долго держал в своих объятиях. — Ты рассказала Кайли и своему отцу о нашем приключении? — спросила Элеонор у дочери. — Как раз рассказываю о том, как у меня отошли воды. — О, самое интересное еще впереди, — сказала Элеонор. Она взяла Вернера за руку, подвела к дивану и села рядом с ним, а он обнял ее за плечи, ожидая продолжения истории. Блэр продолжила: — Я взяла несколько бумажных полотенец и засунула их в нижнее белье, затем вышла и нашла медсестру. Я рассказала ей, что произошло, и она заставила меня вернуться в смотровую. Когда Моник осматривала меня снова, она увидела, что моя матка раскрылась на 2 см, а сейчас — на три, а прошло всего около 20 минут. — Черт! — Кайли присела на край кровати своей партнерши. Глаза Блэр закрылись, внезапно она схватила Кайли за руку и тихо застонала, все ее тело сотрясалось от боли. Ее лицо начало краснеть, и Кайли погладила ее по руке: — Дыши, детка. Дыши, несмотря на боль. Приоткрыв один глаз, она бросила на Кайли убийственный взгляд. Доктор закрыла рот и скривилась от боли, когда хватка Блэр чуть не сломала ей руку. Прошло, как ей показалось, очень много времени, прежде чем блондинка рухнула на подушку, и капли пота покрыли ее лицо. — Если тебе дорога твоя жизнь, ты найдешь врача с эпидуральной анестезией и притащишь его задницу сюда, — простонала она. Кайли вскочила, решив найти анестезиолога или сделать анестезию самой. Вернер и Элеонор встали и занялись Блэр: Вернер протирал ей лицо прохладной салфеткой, а Элеонор кормила ее кусочками льда. — Я бы убила за нормальный стакан воды, — сказала Блэр. — Есть ли шанс, что ты украдкой принесешь мне бутылку, когда никто не увидит? — Нет, только не я, — сказала Элеонор. — Медсестры ясно дали понять, что я должна давать тебе только несколько кусочков льда за раз. — Садистки, — решила Блэр. — Они все садистки. Кайли вернулась через несколько минут, выглядя немного измученной: — Ненавижу то, что не могу указывать людям, что делать, — она села на кровать и разочарованно вздохнула. — Медсестра сказала, что вызовет анестезиолога, — она скрестила руки на груди и слегка надула губы. — Это отстой. — Моя девочка хоть где-то утратила привилегии босса, не правда ли? — поддразнила ее Блэр. — Ага, — сказала Кайли, выпятив нижнюю губу. — Мне не нравится терять эти привилегии. Вошла медсестра и обратилась к Элеонор и Вернеру: — Мне нужно еще раз осмотреть Блэр. Это займет всего минуту. Вернер вышел из палаты прежде, чем медсестра добралась до кровати, Элеонор последовала за ним, послав дочери воздушный поцелуй. — Давайте посмотрим, как у Вас дела, — сказала медсестра, откидывая простыню. — Ей нужна эпидуральная анестезия, — сказала Кайли тихим и твердым голосом. — Ее сделают, как только это понадобится, — сказала женщина, улыбнувшись Кайли. — Вы партнерша Блэр? — Да. И анестезия нужна ей сейчас. У нее нет причин испытывать боль. — Я знаю, тяжело наблюдать за ее страданиями, но скоро все закончится, — она начала быстро осматривать Блэр, но прежде чем закончила, у нее начались еще одни сильные схватки. Блэр попыталась перевести дыхание, но не смогла. Она на несколько секунд задержала дыхание, ее лицо побагровело, а затем она громко вскрикнула, и ее боль поразила Кайли, как удар. Когда схватки закончились, Кайли взяла медсестру за руку и вывела ее из палаты. Она, очевидно, отошла от двери, потому что единственным словом, которое услышала Блэр, было громкое, твердое «Сейчас!» Через несколько секунд Кайли вернулась. Она достала телефон и набрала номер, подождав всего мгновение, прежде чем спросить: — Где ты? Блэр наблюдала за разговором своей напарницы, поражаясь тому, какой напряженной и раздраженной она была. — Где этот чертов анестезиолог, Моник? Ты же знаешь, что никто не приведет его сюда, если ты не согласишься на это, — она поджала губы, слушая ответ. — Я знаю, что ты занята, но мы дружим уже 15 лет. Я думала, ты достаточно ценишь меня как подругу, чтобы изо всех сил стараться обеспечить Блэр наилучший уход, — она кивнула. — Хорошо. Увидимся, когда ты приедешь, — Кайли захлопнула телефон, затем повернулась и вышла из комнаты, оставив Блэр удивленно смотреть на нее. *** У Блэр были очередные схватки, когда Кайли вернулась в палату. Элеонор отошла от кровати, чтобы брюнетка могла взять Блэр за руку, но Кайли похлопала пожилую женщину по спине и встала в изножье кровати, растирая ноги Блэр и наблюдая за тем, как ее тело корчится от боли. Когда схватки прекратились, Кайли подошла к изголовью кровати,и с удивлением увидела, что Вернер и Элеонор ушли, не сказав ни слова. Она присела на край кровати и скормила своей партнерше несколько кусочков льда. — Похоже, я их напугала, да? Блэр посмотрела на нее и покачала головой: — Они знают, что ты беспокоишься обо мне. Кайли кивнула: — Да. Это намного сложнее, чем я думала. — Странно, что ты считала, будто роды — это нечто не столь сложное, — сказала Блэр, многозначительно посмотрев на свою напарницу. Доктор погладила ее по лицу: — О, детка, я так не считала. Я не преуменьшаю того, через что ты проходишь. Я просто так расстроена. Медсестры обращаются с тобой, как со всеми остальными! — Я такая же, как все, милая. Все в порядке, — Блэр взяла руку Кайли, затем поднесла ее к губам и поцеловала. — Они хорошо ко мне относятся. Не переживай так. — Но тебе не должно быть больно в этот момент. Моник следует притащить свою задницу сюда, чтобы она сама могла отдавать какие-то приказы! — Я знаю, ты сама хотела бы отдавать их, но эти медсестры их игнорируют, да? Доктор кивнула, выглядя немного смущенной: — Наверное, я не осознавала, насколько мне нравится быть главной. Думаю, мои любимые слова — «Да, доктор», или «сию минуту, доктор». Меня сводит с ума, когда медсестры со мной сюсюкаются или игнорируют. Моник вошла, когда Кайли еще говорила, и одарила Блэр понимающей улыбкой. Она подошла к Кайли со спины и положила руку ей на плечо: — Прости, что я не смогла прийти раньше, — сказала она. Кайли встала и обняла свою старую подругу: — Это ты прости, что я была такой сволочью с тобой по телефону. — О, я привыкла к тому, что ты сволочь, Шейкс. Вот за это я тебя и люблю. Легонько ткнув подругу в бок, Кайли поцеловала Моник в щеку: — Осмотри, пожалуйста, Блэр прямо сейчас, или у меня начнется истерика. Акушерка все еще была в пальто, но послушно бросила его на стул вместе с сумкой, затем вымыла руки и надела перчатки. Она начала осмотр, а Кайли склонилась над ее плечом, как стервятник. — Ого, ты ужасно быстро раскрываешься, — сказала Моник. — Уже почти шесть сантиметров. — Десять — это магическое число, верно? — спросила Блэр. — Да, — сказала Моник. — Большинству младенцев нужно десять сантиметров, чтобы выйти, — она укрыла Блэр и сжала ее колено. — Готова к хорошей эпидуральной анестезии? — Более чем, — сказала блондинка. — Я пришлю анестезиолога как можно скорее, — сказала Моник. Она собрала свои вещи и посмотрела на Кайли. — Пойдем со мной, пока я переодеваюсь. Возможно, медсестры будут относиться к тебе лучше, если увидят, что я с тобой разговариваю. Они все любят меня, — добавила она с надменной улыбкой. — Забавно, — сказала Кайли. Она решила, что подруга шутит, но Моник мотнула головой в сторону двери, и Кайли, похлопав Блэр по ноге, последовала за ней. Вернер и Элеонор были всего в нескольких шагах от двери, и Кайли жестом подозвала их. — Это Вернер и Элеонор Шнайдхорст, а это Моник Джексон, акушерка Блэр, — они пожали друг другу руки, и Кайли добавила: — Я уже извинилась за то, что грубо говорила с ней по телефону, и Моник меня простила, — Кайли обняла подругу за плечи: — Она привыкла ко мне. — Мне нужно переодеться. Мы вернемся через несколько минут, — сказала Моник пожилой паре. — Составьте Блэр компанию на несколько минут, хорошо? — попросила Кайли. — Конечно, дорогая, — сказала Элеонор. — С ней все в порядке? — Да. А Моник пока попытается повысить мой статус, сообщив медсестрам, что я настоящий врач. — Ты ненастоящий врач, — поддразнила ее подруга. — Ты хирург. — Неважно, — Кайли взяла ее за руку и повела по коридору. Как только Вернер и Элеонор зашли в палату Блэр, Кайли остановилась и схватила Моник за плечо: — Что-то не так? Моник скорчила гримасу: — Я думаю, ребенок слишком большой для естественных родов. Извини, подруга, но я считаю, что нам следует сделать кесарево сечение. — Что? — слишком громко воскликнула Кайли, и Моник приложила палец к губам, чтобы заставить ее замолчать. — Как такое может быть? Сегодня у нее как раз срок родов! — Ты знаешь, трудно точно сказать, какого размера будет ребенок. Я знала, что он крупный, но не могла сказать, насколько, пока не просунула туда руку. Матка раскрыта на шесть сантиметров, а головка даже не находится в родовых путях. Я дам вам двоим возможность подумать, если вы хотите подождать и посмотреть, что будет дальше, но я думаю, мы зря тратим время. Кайли пронзила ее взглядом: — Ты уверена? Я не хочу, чтобы ей приходилось делать серьезную операцию, если в этом нет абсолютной необходимости. — Я тоже, Кайли. И, нет, я не совсем уверена. Она раскрывается быстрее, чем мне хотелось бы. Это не было бы проблемой с маленьким ребенком, но не с большим. — Ты беспокоишься, что у нее могут быть какие-то внутренние повреждения? — Это возможно, — сказала Моник. — Возможно, ребенок сможет выйти сам, но я думаю, что это рискованно. — Как и кесарево сечение! — Кайли выглядела испуганной. — Шейкс, ты же хирург. Ты знаешь, что риск кесарева сечения не так уж велик, учитывая состояние здоровья Блэр. — Я знаю-знаю, — проворчала она. Кайли быстро подняла глаза и добавила: — Она хочет ухаживать за ребенком. Будет ли она в состоянии сделать это сегодня вечером? — Да. Я думаю, мы сможем обойтись только эпидуральной анестезией, если все наладим. Нам не нужно делать ей общую анестезию. — Хорошо, — Кайли снова обняла Моник. — Я передам ей. Позвони хирургу. Лучше бы этому парню быть крутым специалистом, потому что я буду очень тщательно за ним наблюдать. — Кайли, лучше оставайся у изголовья Блэр и не путайся у него под ногами. Никому не нравится работать, когда кто-то из членов семьи неотрывно следит за тобой. Веди себя прилично! — Не могу этого обещать, — сказала Кайли, уходя. — Если хирург облажается, я сменю его. *** Кайли пришлось несколько минут ходить взад-вперед по коридору, но к тому времени, когда она вошла в палату, ей показалось, что она выглядит спокойной и собранной. Ее вера пошатнулась, когда Блэр взглянула на нее и спросила: — Что случилось? — Ничего. Все в порядке, — сказала Кайли, сделав ударение на слове «в порядке», — но наш малыш не такой уж маленький. Она погладила Блэр по животу. — Ты была права, милая, он очень крупный ребенок, и Моник считает, что есть большая вероятность, что ты не сможешь родить естественным путем. — О черт, — Блэр откинула голову на удивительно неудобные подушки. — Кесарево сечение, да? — Да, именно это, по мнению Моник, мы и должны сделать, — Кайли села на кровать и потерла руку своей партнерши. — Если мы захотим, она сказала, что мы можем подождать и посмотреть, что будет дальше, но она не думает, что шансы на естественные роды так уж велики. — Что ты сама думаешь, милая? — Я думаю, Моник — эксперт. Если она считает, что это самый безопасный способ, то я ей верю. — Я что, должна быть под наркозом? — Нет. Она хочет сделать эпидуральную анестезию. Боли ты не почувствуешь, но некоторые ощущения у тебя будут. Это трудно описать, но я обещаю, что больно не будет. Только твое восстановление будет не таким легким, как при обычных родах. — Верно, но зато у меня не будет швов на… — Блэр посмотрела на отца. — Я не буду говорить, где их не будет, папа, так что тебе необязательно затыкать уши пальцами. — Это правда, — сказала Кайли, смеясь над выражением лица Вернера. — Давайте посмотрим правде в глаза: в любом случае, кесарево сечение — это, конечно, хирургическое вмешательство, но при обычных родах с большим ребенком у тебя может быть гораздо больше проблем. — Знаешь, в мире нет ни одной женщины, которая хотела бы думать о разрывах в одном конкретном месте и обо всех проблемах. — И ни один мужчина тоже этого не захочет, — добавил Вернер. Вернулась Моник, одетая в свою зеленую форму. — Итак, каков твой вердикт, Блэр? — Я никогда не думала, что скажу это, когда Кайли будет рядом, но я согласна на кесарево сечение. — Я думаю, так будет лучше, Блэр, и поверь мне, я бы не советовала этого делать, если бы не считала это необходимым. — Я знаю, Моник. Я не в восторге от этого, но мы могли бы заняться этим сейчас, пока у меня еще есть силы, — Блэр поморщилась, у нее начались новые схватки. Все было не так плохо, как в прошлый раз, но Кайли все равно потянулась и схватила Блэр за руку, позволяя ей сжимать ее так сильно, как ей хотелось. Когда схватки прошли, Моник сказала: — Думаю, нам пора приступать. Пока она говорила, в кабинет заглянул врач. — Сейчас подходящее время для начала операции? — Конечно. Входите, Джейк. Блэр, Кайли, это доктор Марстон. У него есть для вас отличная обезболивающая эпидуральная анестезия. Он пожал руки Блэр и Кайли, затем поздоровался с родителями Блэр. — Все хотят остаться? С этим могут возникнуть сложности. — Еще одно слово, которое никто не хотел бы услышать от врача, — сказала Блэр. — Мама, папа, почему бы вам не пойти перекусить? Я не хочу, чтобы вы слышали, как я ругаюсь, если что-то пойдет не так. — Мы слышим твои ругательства с тех пор, как тебе исполнилось 15, — сказала Элеонор. Она поцеловала дочь в щеку. — Мы будем внизу, в кафетерии. Я люблю тебя, милая. Вернер поцеловал свою дочь и обнял ее, затем пожилая пара ушла, оставив Блэр с тремя врачами. — Давайте сделаем это, — сказала она. Доктор Марстон кивнул: — Я попрошу медсестру помочь мне, и все будет готово. — Я сделаю это сама, — сказала Кайли, вызвав недовольный взгляд Моник и удивленный доктора Марстона. — Я хирург, — объяснила она мужчине, — я знаю, как держать поднос, на котором лежат инструменты. — Она была ординатором достаточно долго, — съязвила Моник. — Если она что-то и знает, так это то, как подавать инструмент врачу. — Кайли, — сказала Блэр очень спокойным голосом. — Ты моя напарница. Подойди сюда и возьми меня за руку. Доктор Марстон не хочет, чтобы ты дышала ему в затылок. — Ладно, — сказала Кайли. Она посмотрела на мужчину. — Без обид. Я просто знаю, что Вы можете отвлечься. — Особенно в канун Рождества, когда я единственный анестезиолог на этаже. Кайли взглянула на Моник, пока та встала рядом с доктором Марстоном. — Я тоже умею держать поднос, — сказала она, слегка улыбнувшись. — Если Кайли добьется своего, то меня уволят, и я буду работать внизу, в кафетерии, готовить бургеры. — Блэр не ест бургеры, — фыркнула Кайли. — Они лишком жирные. Хотя, овощной салат был бы кстати. Все эти добродушные подшучивания отвлекли Блэр от процедуры, и она даже не заметила, как доктор ввел ей местное обезболивающее. — Это все? — спросила она. Она сидела на краю кровати, наклонившись так сильно, как только могла, чтобы ее спина была открыта. — Нет, это было просто для того, чтобы немного обезболить Вас, — сказал доктор Марстон. Он подождал несколько секунд, затем взял кусочек льда и положил ей на спину. — Чувствуете что-нибудь? — Нет. Ничего. — Хорошо, тогда мы готовы к работе, — он отметил необходимую область и посоветовал: — Не двигайтесь. Я знаю, что это может быть тяжело, особенно если начнутся схватки, но очень важно, чтобы Вы не двигались. — Поняла, — сказала Блэр, готовясь к худшему. Она вцепилась в руки Кайли, закрыла глаза и попыталась даже не дышать. Боль была сильной, но она знала, что это продлится всего мгновение. Она была рада, когда доктор похлопал ее по спине и сказал: — Вот и все. Я добавил немного морфия, чтобы помочь Вам перенести кесарево сечение, так что некоторое время Вы будете чувствовать себя немного не в своей тарелке. Я закрепил катетер скотчем, так что Вы можете лечь на бок или на спину. На Ваш выбор. Блэр схватилась за живот, когда начались новые ужасные схватки, выдавливающие воздух из ее легких. Это было, безусловно, самое худшее, и она издала такой вопль, что у Кайли мурашки побежали по коже. Брюнетка прижала ее к себе, едва замечая, что ногти Блэр впиваются ей в руку. — Ты отлично справляешься, милая. Внезапно Блэр отпустила ее, и в ее голосе прозвучало удивление: — Все прошло, — сказала она. — Прошло? — спросила Кайли. — Да, — Блэр посмотрела на нее, пытаясь объяснить это чувство. — Я чувствую, что ребенок все еще там, но мне стало как-то полегче. Кайли вздохнула, радуясь, что ее возлюбленная получила некоторое облегчение. Она нежно вытерла ей лоб и шею, озадаченная тем, что Блэр начала дрожать. — Мне так холодно, — сказала блондинка. — Особенно ногам. — Черт возьми, — сказала Кайли. — У нас нет ни подушек, ничего такого… — Я знаю, — сказала Блэр. — Все наши ночи на сборы и переупаковку вещей — все было впустую. Кайли опустилась к ногам своей возлюбленной и взяла их в ладони, а затем засунула себе под мышки, чтобы они быстрее согрелись. — А где Марстон? — спросила Кайли у Моник. — Он ушел во время схваток, — сказала та. Кайли заставила себя сосредоточиться: — Твои дети дома? Моник взглянула на часы: — Да. На этой неделе занятий в школе нет, так что Эй Джей и Кит будут с няней, пока Энтони не вернется домой. — Кто готовит рождественский ужин? Твоя сестра? — Да. Мои ребята знают, что могут поужинать без меня, если меня не будет дома, а они проголодаются. — У тебя в больнице есть еще пациенты? — Нет. Наконец-то я могу уделить вам двоим все свое внимание. — Почему бы тебе не пойти домой? — спросила Кайли, удивив и Моник, и Блэр. — Домой? Прямо сейчас? — Да. Я не хочу умалять твою роль, но что именно ты делаешь во время кесарева сечения? — Ну, раньше я сама проводила операцию, но с тех пор, как я отказалась от этого, я стою рядом и помогаю хирургу, если это необходимо, а затем читаю оценку по шкале Апгар, и убеждаюсь, что с ребенком все в порядке. — Но педиатр всегда готов прийти на помощь, если возникнут проблемы, верно? — Конечно. Элис Липскинд сегодня на дежурстве. Она одна из лучших. — Тогда иди домой. Сегодня канун Рождества, Моник. Проведи его со своей семьей. Акушерка подошла к Кайли и обняла ее за плечи: — Я нечасто говорю это, но ты тоже часть моей семьи, Кайли. Кайли слабо улыбнулась ей и кивнула: — Я знаю, — она посмотрела на Блэр и спросила: — Тебе было бы лучше, если бы Моник осталась? Блэр улыбнулась своей партнерше и протянула руку Моник. Та пожала ее. — Пожалуйста, иди домой, Моник. С нами все будет в порядке, — она уронила голову обратно на подушку. — На данный момент мне уже все равно, что происходит. Я чувствую себя очень хорошо. — Эпидуральная анестезия, очевидно, помогает, — сказала Моник. Она наклонилась и поцеловала Блэр в лоб. — Спасибо, что разрешила мне отдохнуть. Это первое Рождество, которое Кит по-настоящему осознает. Ему было бы неприятно, если бы его мамы не было рядом. — Иди. Повеселись. Выпей за меня немного воды, — попросила Блэр. — Я скучаю по обычной воде. — Так и сделаю, — сказала Моник. — Я уверена, Кайли мне позвонит, когда ребенок родится, но я поздравлю тебя уже сейчас. Какие имена ты выбрала? — Только одно. Маккензи Саймон. — Красивое имя, — сказала Моник, легонько хлопнув Блэр по руке. — Но разве ты не должна была перестраховаться и выбрать имя для девочки? Как насчет Маккензи Моник? — Не начинай, умница, — сказала Кайли. — Я знаю, ты знаешь, какого пола будет ребенок, и я не хочу, чтобы ты насмехалась над нами, если мы ошибемся. — Я? Насмехаться над тобой? — спросила Моник, стараясь выглядеть как можно более невинной. — Проваливай, Джексон, и поцелуй за меня всех мужчин в своей жизни. Моник обняла Кайли и прошептала: — Я люблю тебя. Позаботься о Блэр и ее милом маленьком мальчике или девочке, — она отстранилась и хихикнула, помахав Кайли напоследок, когда выходила из палаты. *** Блэр была слегка заинтересована происходящей вокруг нее суматохой, но в целом ей было все равно на то, что происходит вокруг. Эпидуральная анестезия действовала, и она чувствовала себя немного отстраненной от проблем окружающего мира — как будто она, скорее, наблюдала за всем, что происходит, чем участвовала в этом. Но она не спала и была этому очень рада. Мысль о том, чтобы как можно скорее увидеть своего ребенка, была невероятно важна для нее, и Блэр старалась не обращать внимания на все мелочи, которые так волновали окружающих ее людей. Они находились в ярко освещенной операционной, и Блэр была благодарна свету за то, что он давал немного тепла. После того, как эпидуральная анестезия дала о себе знать, ее начала бить дрожь, и никакие действия Кайли не помогали. Пара одеял тоже не дала эффекта. Кайли была рядом с ней и успокаивающим голосом объясняла, что именно делают медсестры и анестезиолог. Блэр не обращала особого внимания на то, что говорила ее возлюбленная, но ее мягкий, спокойный голос очень ей помогал. Кто-то надевал ей на ноги что-то вроде бахил, но ее больше интересовало наблюдение за капельницей, которая висела прямо в поле ее зрения. Она не знала, что было в пакете, но то, что в ее вены капала какая-то живительная жидкость, почему-то успокаивало. Блэр подняла глаза на Кайли: — Ты любишь меня? Доктор наклонилась и секунду пристально смотрела на нее: — Больше, чем ты можешь себе представить, — сказала она, и ее глаза наполнились слезами. — Не плачь, детка. У нас все будет хорошо. — Я знаю. Но меня убивает то, что я вижу тебя на операционном столе. Ты выглядишь такой маленькой и бледной. — А ты очень мило выглядишь в своей медицинской форме, — сказала Блэр без всякой связи с предыдущими словами Кайли. — Обещай, что не будешь пытаться помочь врачу? — Я обещаю. Я могу за ним наблюдать, но не скажу ни слова и не вмешаюсь. — Не твои слова навлекут на тебя неприятности. Твой скальпель. — Я без перчаток, дорогая. Даже я не стала бы оперировать тебя без перчаток. Я не буду критиковать врача и не пошевелю ни единым мускулом. Я буду рядом с тобой и все время буду с тобой разговаривать. Кайли увидела, как хирург начал мыть руки, и сказала Блэр: — Сейчас вернусь. Я хочу поздороваться с доктором. — Будь с ним милой. Кайли встретила его у двери и сказала: — Привет, я Кайли Маккензи. — Доктор Маккензи, — сказал молодой человек, — Вы, наверное, меня не помните, но я ассистировал Вам на нескольких процедурах во время моей ординатуры. Меня зовут Стив Хаддад. — О да, я Вас помню, — сказала она. — Это было 4 или 5 лет назад, правильно? — Да. 4 года назад. У Вас хорошая память. — Что ж, Стив, Вам придется делать кесарево сечение моей партнерше Блэр. Я сделаю все возможное, чтобы держать рот на замке, но не стесняйтесь сказать медсестре, чтобы она засунула мне в рот ватный тампон, если я не смогу себя контролировать. — Не беспокойтесь об этом. Я сделал больше кесаревых сечений, чем могу сосчитать. Я уверен, что все пройдет хорошо. Моник сказала мне, что уходит, так почему бы Вам тоже немного не подготовиться — на всякий случай. — На всякий случай? — спросила Кайли, удивленно глядя на него. — Доктор Маккензи, все будет в порядке, но всегда лучше, когда в палате два врача. Я уверен, что мне не понадобится помощь. Это просто для подстраховки. — Хорошо, — кивнула она. — Но Вы должны сказать Блэр, что это была Ваша идея, — она пошла в уборную и начала подготовку, увидев, что Стив разговаривает с Блэр. Когда Кайли вернулась, она подошла к Блэр и обратилась к Стиву: — Вы не будете возражать, если я объясню Блэр, что происходит? — Нет. Все, что доставляет вам обеим удовольствие, меня устраивает. Блэр попыталась расслабиться и сосредоточиться на голосе Кайли. Врач промыл живот Блэр бетадином, и Кайли пожалела, что не смогла уговорить Блэр позволить ей сфотографировать свой животик на прошлой неделе, чтобы фото осталось на память. Она могла бы сама сделать фото, но такая возможность была только тогда, когда Блэр спала, и Кайли чувствовала, что если бы она так сделала, то это было бы вторжением в ее личную жизнь. Стив сделал первый надрез, и, к своему изумлению, Кайли почувствовала, что у нее подкашиваются колени. Такого с ней не случалось с тех пор, как ей впервые пришлось резать человека, и она сразу же села на стул у изголовья Блэр. Она постаралась как можно лучше контролировать свой голос и тихо сказала: — Всего через несколько минут доктор будет готов вынуть ребенка, дорогая. — Я чувствую напряжение, — сказала Блэр. — Это совершенно нормально. У тебя все еще будут какие-то ощущения, но боли ты не почувствуешь. — Обещаешь? — Обещаю. Если ты почувствуешь хоть какую-то боль, доктор Марстон добавит что-нибудь еще к эпидуральной анестезии. Не волнуйся. Просто подумай о том, что ты будешь держать нашего ребенка на руках через несколько минут. — Через несколько минут? Правда? — Да. Это не займет много времени. — Доктор Маккензи? — Кайли вскинула голову, когда Стив окликнул ее по имени. — Да? — Хотели бы Вы помочь своему малышу появиться на свет? Блэр сжала ее руку и сказала: — Давай, милая, приведи его ко мне. Кайли была уверена, что упадет в обморок, но она не смогла отказать Блэр в ее нежной просьбе. Ей удалось встать и подойти к Стиву, но как только она увидела малыша, тревога полностью покинула ее. Она была очарована видом их ребенка и не могла дождаться, когда сможет взять его на руки. Она услышала, как Стив сказал: — Просто просуньте руку в разрез и возьмите ребенка под мышки. Я позабочусь о пуповине. Она кивнула, затем обхватила руками их ребенка, пораженная ощущением его крепкого тельца. Она осторожно подняла его и удивленно моргнула, когда он выскочил словно подстреленный, покрытый кровью и небольшим количеством смазки. Но, несмотря на это, это был самый красивый маленький мальчик, которого она когда-либо видела в своей жизни. Стив забрал его у нее, когда стало ясно, что Кайли потрясена и не собирается отдавать ребенка. Голос медсестры вернул Кайли к действительности: — Вы хотели бы перерезать пуповину? Кайли сумела кивнуть, затем взяла инструмент дрожащей рукой и обрезала пуповину. — Не хотите сказать Блэр, что у нее сын? — мягко спросил Стив. Она посмотрела на него и кивнула, затем вернулась к своей партнерше и прижалась губами к самому уху Блэр: — Маккензи родился, — сказала она. — Он родился, детка, — она плакала так сильно, что ее слезы падали на лицо Блэр. — Как он выглядит? — спросила Блэр спокойным, усталым и немного отстраненным голосом. — Он очень красивый. С копной черных волос и широкими плечами. Это, должно быть, из-за того, что вы оба плавали. — Могу я его увидеть? В этот момент малыш начал плакать, издавая звуки, похожие на те, что издавала Блэр ранее. — У него приятный громкий голос, совсем как у его мамы, — сказала Кайли, все еще борясь со своими эмоциями. Медсестра поднесла ребенка к Блэр, позволив ей хорошенько рассмотреть его. У него был здоровый румянец на щеках, и он выглядел очаровательно в маленькой красной рождественской шапочке, которую они надели ему на голову, чтобы согреть. Он все еще плакал, и все его лицо выражало недовольство. — Привет, Маккензи, — тихо сказала Блэр. — Я твоя мама. Теперь Кайли совсем потеряла самообладание и плакала сильнее, чем Маккензи. — Нам нужно забрать его на несколько минут, но мы вернем его, как только сможем, — сказала медсестра. — Хорошо, — сказала Блэр. — Все в порядке. Стив уже приступил к довольно трудоемкой работе по наложению швов на Блэр, и к тому времени, когда он закончил накладывать последний шов, ребенок снова был с Блэр. Кайли сняла медицинский одноразовый халат, а затем окровавленные перчатки, и обняла малыша, покачивая на руках, в то время как Блэр смотрела на нее счастливым, но слегка отсутствующим взглядом. — Поздравляю, — сказал Стив. Он тоже снял халат и перчатки и пожал Кайли руку. — Я очень рад за вас обеих. — Спасибо, что позволили мне помочь, — сказала Кайли. — Я никогда не забуду этот момент. — С удовольствием, доктор Маккензи. Я очень рад, что был здесь сегодня. Несмотря на то, что Блэр не делали общую анестезию, ей пришлось провести некоторое время в послеоперационной палате. Медсестра положила малыша в крошечную тележку на колесиках, хотя для этого ей пришлось буквально вырвать его из рук Кайли. Кайли отвезла ребенка обратно в родильное отделение, где Маккензи встретился со своими бабушкой и дедушкой. Вернер и Элеонор были в слезах, довольно долго с опаской разглядывая маленького Маккензи. *** Через час Блэр отвезли обратно в родильную палату. Все с энтузиазмом приветствовали ее, но она по-прежнему смотрела в сторону и не отвечала тем же. Она закрыла глаза и ненадолго задремала, а Кайли, Элеонор и Вернер по очереди держали малыша на руках и ворковали с ним. Моник удивила всех, появившись вскоре после 22:00. Кайли встала и обняла ее. — Он здесь! Мой большой мальчик, наконец, с нами! — Мне очень не хотелось уезжать, Кайли, но маленькое сердечко Кита было бы разбито, если бы меня не было с ним в канун Рождества. — Эй, я хотела, чтобы ты к нему поехала. Теперь ты можешь проверить моего мальчика и заработать свой гонорар. Моник взяла малыша на руки и улыбнулась так широко, что у нее заболели щеки. — Не возражаешь, если я взгляну поближе? — Пожалуйста. Блэр еще не совсем пришла в себя, так что, полагаю, я пока здесь главная. Моник положила малыша в люльку и сняла с него одеяльце и подгузник. — Как у него были результаты по шкале Апгар? — Хорошо. Замечательные для кесарева сечения. Я читала его медицинскую карту, пока Элеонор и Вернер держали его на руках. — Он выглядит просто великолепно, Кайли. Я поражена тем, какой он большой. Сколько в нем — около девяти фунтов? — Чуть меньше. Восемь фунтов, десять унций. Двадцать дюймов в длину. — Боже, какой крупный ребенок для Блэр. Она никогда бы не смогла родить естественным путем, — Моник посмотрела на Кайли. — Прости, я не представляла, какого он точно веса. Я могла бы лучше подготовить Блэр к кесареву сечению. — Не беспокойся об этом, — сказала Кайли. — Было приятно, что ей не пришлось волноваться. Все прошло просто замечательно. Моник снова завернула малыша и передала его Кайли. Он начал плакать, и она покачивала его на руках, пытаясь успокоить. Моник читала историю болезни Блэр, кивая при этом сама себе, а новоиспеченная мать начала шевелиться. — Черт возьми, — проворчала Блэр, — я чувствую себя так, словно меня переехал грузовик. — Как дела? — спросила Моник. — У тебя здесь маленький мальчик, который, похоже, проголодался. Ты не хочешь дать ему немного перекусить? — У меня такое чувство, что это будет сопряжено с сильной болью, но я могла бы к этому привыкнуть, а? — Это не должно быть так уж плохо, — сказала Моник. Она показала Блэр кнопку, прикрепленную к капельнице. — У тебя здесь есть немного морфия, и ты можешь контролировать, сколько его добавлять в капельницу. Так что не стесняйся. Если тебе будет больно — морфий тебе поможет. — Хорошо, — сказала Блэр. — Я не стесняюсь. — Давай я позову кормящую сестру. Она поможет тебе устроиться поудобнее. Элеонор подошла к кровати и сказала: — Я думаю, мы оставим вас троих одних. Вы же не хотите, чтобы мы были здесь, пока вы пытаетесь покормить ребенка в первый раз? — Ты можешь остаться, мама. Ты будешь часто это видеть. — Я знаю, дорогая, и я хочу посмотреть, как ты кормишь своего ребенка, но не сегодня. Сегодня вы с Кайли должны побыть с ним наедине. — Хорошо, — сказала Блэр. — Тогда поцелуй меня. Элеонор поцеловала ее и нежно обняла: — Я горжусь тобой, милая. И я так рада за маленького Маккензи. Он такой красивый мальчик. — Спасибо, мама, — сказала Блэр, теперь она выглядела немного более похожей на себя и говорила более уверенно. Вернер снова растрогался и не смог сказать дочери ничего, кроме «Я люблю тебя». Родители Блэр ушли, перед этим поговорив с Кайли несколько минут. Вскоре вернулась Моник в сопровождении медсестры. — Блэр, Кайли, это Эллен. Она поможет Блэр накормить Маккензи. — Где наш рождественский малыш, который хочет кушать? — спросила Эллен. — Возможно, нам следовало назвать его Ник, — сказала Блэр. Кайли улыбнулась ей, видя, как в ней все больше и больше проявляется ее обычный характер. — Не напоминай мне про Ника, — скривилась Кайли. — Мне нужно обзвонить около тридцати человек сегодня вечером, а я еще даже не начинала. — Давай я позвоню нашим общим друзьям, подруга. — предложила Моник. — Немного облегчу тебе задачу. — Спасибо. Это поможет. — Вы можете сделать несколько звонков, пока я разговариваю с медсестрой, — сказала Блэр. Моник похлопала Кайли по спине: — Я собираюсь уходить. Сделаю несколько звонков по дороге домой. Я уверена, что это будет хороший рождественский подарок всем, кто тебя любит, Шейкс. Кайли снова обняла ее и поцеловала в щеку: — Спасибо за все, Моник. И передай привет мальчикам. — Передам. Я свяжусь с вами завтра. Постарайтесь немного отдохнуть. Я знаю, это будет нелегко, но завтра вы двое будете чувствовать себя комфортнее и счастливее, если сможете это сделать. — Мы постараемся, — сказала Кайли. — Увидимся завтра. Эллен деловито наводила порядок и, когда в палате воцарилась тишина, помогла Блэр принять удобное положение для кормления. Подложив Блэр подушки под спину, она помогла ей устроиться поудобнее, а Кайли пообещала перед следующим кормлением зайти домой и взять подушку для кормления, которую они купили. — Сейчас самое главное — расслабиться. Он хочет есть, и Вы хотите его накормить, — Эллен отодвинула халат Блэр в сторону. — Соски у Вас очень хорошего размера, у него не должно возникнуть проблем с захватом. Она взяла Маккензи на руки и сунула свой мизинец ему в рот, улыбнувшись, когда он сразу же начал его сосать. — Он знает, что делать. Это уже полдела, — Эллен направила ребенка в нужное положение. — Ему нужно взять в рот весь сосок целиком. Даже ареола должна попасть внутрь, чтобы кончик соска коснулся его неба. Поначалу это будет очень странное ощущение для Вас, но Вы просто расслабьтесь, и все наладится. — У него есть выключатель? — спросила Блэр, ее голова начала раскалываться от непрекращающегося плача. — Как только он начнет есть, он сразу успокоится, — сказала Эллен. — Гарантирую. Обхватите свою грудь и пощекочите его нижнюю губу своим соском, — сказала она. Блэр попыталась заставить Маккензи открыть рот, но он был так занят своими криками, что не понял, о чем речь. Кайли пританцовывала за спиной медсестры, желая вмешаться и помочь, но она ничего не могла поделать. Это касалось только Маккензи и Блэр, и им предстояло научиться сближаться — самостоятельно. Эллен несколько раз поменяла положение Маккензи, и он, наконец, открыл рот, но когда он вцепился в сосок, глаза Блэр распахнулись, и она ахнула: — Господи! Это должно быть так больно? — Нет, не должно быть больно, если он правильно зафиксирован, — она осторожно отняла ребенка от груди блондинки и Блэр попробовала приложить его еще раз. Потребовалось много попыток, и Кайли была готова выпрыгнуть из своей кожи, но ребенок, наконец, нашел свой путь. Блэр не испытывала боли, но это было и не самое приятное переживание в ее жизни. Однако то, что она была так тесно привязана к ребенку, компенсировало дискомфорт. Он начал сосать грудь, но было ясно, что он не глотает молозиво. — Почему он не глотает? — спросила Кайли. — Молозиву потребуется несколько секунд, чтобы выделиться. Блондинка посмотрела на Кайли: — Ты не представляешь, насколько это странное ощущение, — она взглянула на капельницу и спросила: — Не могла бы ты немного приподнять меня, милая? Я начинаю чувствовать себя довольно паршиво. Вот так сидеть — отстой. Кайли отрегулировала капельницу, помогла Блэр и присела на край кровати, наблюдая, как ее партнерша кормит ребенка. Маккензи начал глотать молоко, и Кайли видела, как двигаются его челюсти. На ее лице было выражение абсолютной влюбленности, и Эллен направилась к выходу. — Я вернусь через несколько минут и помогу вам перейти на другую грудь. Наслаждайтесь, — сказала она, улыбаясь Блэр и Кайли. — Боже мой, — сказала Кайли, когда медсестра ушла. — Я никогда не испытывала такого благоговейного трепета. Это такое чудо. — Я все еще не могу привыкнуть к этому, — призналась Блэр. — Это слишком много для одного дня. — Я знаю, милая, — сказала Кайли. — Просто не торопись. Ты через многое прошла сегодня. Большинство людей не начинают кормить ребенка грудью после серьезной операции на брюшной полости. Они, как правило, лежат в постели и стонут. — Сейчас это звучит заманчиво, — призналась Блэр. — Но кое-кто очень голоден. — Это так удивительно, — сказала Кайли. — Несколько часов назад он еще плавал в околоплодных водах. Теперь он знает, что должен припасть к твоей груди и сосать ее изо всех сил. Откуда, черт возьми, он это знает? — Инстинкт, я полагаю. — Хорошая мысль, — сказала Кайли. — Я думаю, он похож на тебя, — сказала Блэр, одарив свою партнершу нежной улыбкой. — Тебе тоже нравится моя грудь. И он такой же. Какая мать, такой и сын. — Да, но я никогда не получаю еду, пока занимаюсь таким приятным делом, как исследование твоей груди. — Пока лучше не рассчитывай вообще ни на что, — сказала Блэр, одарив ее ухмылкой. — Мысль о том, чтобы снова заняться любовью, сейчас вызывает у меня дрожь. — У тебя снова возникнет желание, но позже, — сказала Кайли. — Первое время мы обе будем такими уставшими, что ни одна из нас не захочет заниматься любовью. Не волнуйся об этом, милая. Все образуется. Блэр погрозила Кайли пальцем, подзывая ее подойти поближе: — Я что, самая плохая мать в мире? — тихо спросила она. — Маккензи сейчас похож для меня на незнакомца, который буквально поглощает мою грудь. Кайли улыбнулась ей одной из своих ослепительных улыбок: — Он не чужой, милая. Так может казаться на первый взгляд, но потом все изменится. Не волнуйся. Ты влюбишься в него через несколько дней. Я уверена в этом. — Обещаешь? — спросила Блэр немного дрожащим голосом. — Клянусь, — сказала Кайли. — Ты полюбишь его всем сердцем. — Этого не может быть, — сказала Блэр. — Потому что мое сердце принадлежит тебе. Тебе придется отдать часть его Маккензи. — Я буду рада им поделиться, — сказала Кайли. — Но и у тебя достаточно большое сердце, чтобы мы оба чувствовали себя очень-очень любимыми. *** Каждый раз, когда Блэр просыпалась в ту долгую первую ночь, Кайли сидела в кресле, положив одну руку на люльку, в которой лежал Маккензи, а другую себе на грудь. Было что-то настолько успокаивающее в том, что ее любимая была так близко, что Блэр смогла утешить себя тем, что вся боль была временной, и что скоро они все будут дома. Когда ночью Маккензи проснулся снова, она потянулась к нему и автоматически почувствовала, как Кайли сжала ее руку. Блэр открыла глаза и увидела на лице Кайли самую милую улыбку, которую когда-либо видела. Одной рукой она держала маленького Маккензи, крепко прижимая к себе его крошечное тельце, а другой рукой гладила Блэр, нежно пытаясь ее разбудить. — Наш парень проголодался, — сказала Кайли. — Он говорит, что ты единственная, кто может ему помочь. — Он лжет, — пробормотала Блэр. — Здесь есть десятки женщин, которые могли бы это сделать. — Приятно осознавать, что ты не утратила чувства юмора, — поддразнила Кайли. Она сочувственно посмотрела на Блэр. — Я знаю, что тебе неудобно, дорогая, правда. — Ты знаешь, я ненавижу слово «неудобно». Ты используешь его для всего, от сыпи до ожогов третьей степени. Тебе следует составить список слов, которые можно использовать, чтобы показать мне, что ты имеешь представление о том, каково чувствовать это на самом деле. — Хм… Ладно, как насчет слова «мучительно»? — спросила Кайли, пытаясь заставить свою партнершу улыбнуться. — Мучительными были схватки, — сказала Блэр. Она нажала кнопку на кровати, принимая более вертикальное положение. — Продолжай пытаться. Кайли откинула халат Блэр, затем помогла ей уложить ребенка, который не сразу понял, что от него хотят, и Кайли пришлось несколько раз заставлять его открывать рот. После очередного раза она молча молилась, чтобы Блэр прекратила свои красочные ругательства до того, как Маккензи научится говорить вслух. Она была очень рада, что у них была отдельная палата, зная, что многим молодым матерям может не понравиться откровенная критика Блэр о том, каково это, когда ребенок неправильно прикладывается к груди. Наконец, ему удалось открыть рот достаточно широко, и сосок занял правильное положение у него во рту. Кайли расслабилась и откинулась на спинку стула, с удовольствием наблюдая за тем, как ее ребенок ест. Блэр, очевидно, очень устала, но она тоже расслабилась, и вскоре начала гладить его по темноволосой голове, тихо напевая, пока он сосал ее грудь. Кайли наблюдала за этой сценой и чувствовала, что ее сердце готово разорваться от любви. Она заплакала в сотый раз за этот вечер, но на этот раз ей было все равно на слезы. Ее видела только Блэр, и у нее не было секретов от этой женщины. Они пережили опыт, который раскрыл новые глубины страха, боли и радости, и Кайли была полна решимости никогда больше не скрывать от своей партнерши ни одной частички себя. *** В 8 утра они снова кормили ребенка. Обе девушки выглядели еще более измотанными, но были в относительно хорошем настроении. Это было рождественское утро, и они обе получили замечательный подарок — того, кто ел так, словно голодал все девять месяцев. Блэр была готова приложить Маккензи к другой груди, и Кайли подскочила со своего места, чтобы помочь. Она осторожно вынула малыша, поворковала с ним, поворачивая его, а затем помогла ему снова прижаться к груди Блэр. На этот раз у него все получилось с первого раза, и Блэр только слегка вздрогнула, когда он начал есть. Кайли укрыла ее, расправив халат, затем присела и пощекотала ступни Маккензи через тонкое одеяло. Услышав шмыганье носом, обе девушки подняли головы и увидели, что в дверях палаты стоит Сэйди и заливается слезами. Кайли моргнула, пытаясь собраться с мыслями. Она знала, что еще рано, даже слишком рано для посетителей, но женщиной, стоящей в дверях, несомненно, была именно Сэйди. Она была одета в строгий синий костюм и шарф с красно-зеленым принтом на шее. — Извините, что я пришла так рано, — сказала она, — но я всю ночь не сомкнула глаз. — Но, Сэйди, — ошеломленно произнесла Кайли, — часы посещений начинаются только через несколько часов. — Я знаю, — сказала она, подходя ближе к кровати, — но я должна была его увидеть. Если вы выглядите так, будто точно знаете, куда идете, большинство медсестер не встанут у вас на пути. — Большинство? — спросила Кайли, уже опасаясь за свою репутацию. — Одна из них пыталась остановить меня, поэтому я подождала на лестнице, пока она не покинула свой пост. Кайли вздохнула. Она украдкой взглянула на Блэр, которая, казалось, была странно рада видеть свою свекровь. — Подойди, познакомься со своим внуком, — сказала Блэр, улыбаясь пожилой женщине. Сэйди практически бросилась к ребенку, и когда она добралась до него, то сразу же обхватила его руками, прикасаясь к нему повсюду через тонкое одеяло. — Он такой красивый, — воскликнула она, и слезы снова потекли по ее лицу. — О, Блэр, я так счастлива! — Я тоже, — сказала Блэр, и в ее глазах появился прежний блеск. — Мои мама и папа были с нами, когда он родился, — сказала она, — но, кроме них, ты первый человек, который его видит, — ее улыбка стала шире, и она добавила: — Так и должно быть. Бабушки и дедушки на первом месте. Сэйди все еще плакала, и ей потребовалось время, чтобы собраться с мыслями и успокоиться. — Как ты себя чувствуешь, дорогая? Твоя мама сказала мне, что тебе нужно было делать кесарево сечение. — Я не думаю, что кто-то чувствует себя хорошо после родов, — сказала Блэр. — То одно, то другое в любом случае причинит боль или неудобство. — Я готова приезжать к вам и помогать с чем угодно, — сказала Сэйди. — Я могу постирать, приготовить еду или попросить свою домработницу прийти и убрать. — Я была бы рада, если бы ты пришла и приготовила для нас ужин, — сказала Блэр. — Знаешь, я считаю тебя лучшим поваром в округе. — Твоя мама сказала, что они с твоим отцом уезжают всего через несколько дней, — сказала Сэйди. — Я подожду, пока они уедут. Я знаю, они захотят побыть с тобой и ребенком наедине. Блэр кивнула, затем указала на Кайли: — Я думаю, он наелся, милая. Ты мне поможешь? Кайли отняла сонного малыша от груди Блэр и вытерла ему рот. Сэйди нервничала, и Кайли сжалилась над ней: — Хотите подержать его? — А можно? — Сэйди выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок от удовольствия, и обе девушки были тронуты ее волнением. Кайли передала ребенка пожилой женщине и Сэйди осторожно взяла его. К тому времени, как она удобно уложила его на руки, она плакала так сильно, что Кайли испугалась, что ей придется усадить ее на стул, но в конце концов Сэйди сама успокоилась и начала целовать темные волосы Маккензи. — Он так похож на маленького Дэвида, — сказала она. Блэр была готова к такому комментарию, тем более что кожа малыша была приятного оливкового оттенка, а на голове у него была густая копна черных волос. И хотя она была готова, но она плакала вместе со своей свекровью, думая о том, чего она лишилась, чтобы обрести Кайли и Маккензи. Она не променяла бы это ни на что на свете, но потеря есть потеря, и какая-то часть ее все еще оплакивала потерю Дэвида. Сэйди протянула руку к Блэр: — Дэвид запретил мне видеться с ребенком, — сказала она. — Он заставил меня пообещать, что я не буду видеться и с тобой, — она несколько раз шмыгнула носом. — Он похож на своего отца. Такой же упрямый, как гора Рашмор. Но если он думает, что может указывать мне, что делать, значит, он ничему не научился. — Я рада, что ты здесь, Сэйди, — сказала Блэр. Она взяла свекровь за руку и сжала ее. — Я очень рада. Сэйди посмотрела на Блэр, затем на мгновение перевела взгляд на Кайли: — Я ненавижу то, что Дэвид доставил вам обеим столько хлопот. Вы знаете, я не одобряю гомосексуальность, но вы обе подходите для воспитания этого ребенка. Дэвид доказал, что он еще недостаточно взрослый, чтобы жениться, не говоря уже о том, чтобы завести ребенка. Ему предстоит еще многое сделать, чтобы достичь этого, и несправедливо по отношению к ребенку превращать его в объект эксперимента. Кайли прочистила горло и сказала: — Спасибо Вам. Я так рада Вашей поддержке. — У вас все получится, — решительно заявила она. — И если Дэвид попытается встать у меня или у вас на пути, я сделаю все, что в моих силах, чтобы наставить его на путь истинный. Он должен научиться быть мужчиной, потом мужем, потом отцом, — она драматично подняла и опустила плечи, демонстрируя свое поражение. — Я не думаю, что он дойдет до третьего шага, — она притянула Маккензи к себе так, что его лицо оказалось в нескольких дюймах от ее лица. — Я думаю, ты будешь моим единственным внуком, мой милый мальчик, и ты — все, что мне когда-либо будет нужно. *** Блэр провела в больнице еще два дня, и хотя была рада вернуться домой, она знала, что рядом с подушкой у нее не будет кнопки вызова. Ее родители планировали уехать на следующий день, и Блэр уже беспокоилась о том, как они с Кайли справятся. Маму Кайли ждали только через два дня, и Блэр это показалось долгим сроком. Собаки были без ума от встречи с Блэр, и как только она вошла в дом, Кайли помогла ей сесть, чтобы они могли выразить свою привязанность. Вернер нес ребенка, и его разбудил отчаянный лай собак. Он начал суетиться, а затем заплакал, чем окончательно озадачил терьеров. Вернер опустил люльку, чтобы Никки и Нора могли ее рассмотреть и обнюхать. Кайли и Блэр купили для щенков диск с записью детского плача, и несколько раз в день в течение нескольких недель, предшествовавших родам, проигрывали его по несколько минут, чтобы собаки привыкли к плачу. Они также насыпали немного детской присыпки на матрас кроватки, чтобы в комнате пахло так же, как тогда, когда Маккензи вернется домой. Но настоящий плач отличался от записи компакт-диска. Собаки какое-то время выглядели испуганными, прижавшись к Блэр и осторожно принюхиваясь. Но постепенно оони успокоились, так как Кайли гладила их по спинам и тихо разговаривала с ними. — Ребята, это Маккензи. Он будет поднимать много шума в течение долгого срока, — сказала она, стараясь быть реалисткой. — Он может нарушить многие наши привычки, но со временем мы все к нему привыкнем. — Все в порядке, малыши, — сказала Блэр, тоже гладя щенков. — Его плач может быть немного раздражающим, но и ваш лай иногда тоже может быть таким. Однажды Маккензи вам понравится. Щенки посмотрели на Блэр с подозрением, затем Вернер поднял люльку и отнес ребенка в его комнату, Элеонор была рядом с ним. — Думаю, мне лучше пойти покормить его, — сказала Блэр. — Он может поплакать минутку, — сказала Кайли. — Пойдем, сначала переоденем тебя во что-нибудь более удобное. Я купила тебе пару больших фланелевых ночных рубашек. Они согреют тебя и не заденут ничего из того, что у тебя пока болит. — Я говорила тебе сегодня, что люблю тебя? — спросила блондинка. — Я знаю это, даже когда ты мне не говоришь, — сказала Кайли. — Это самая приятная часть наших отношений. *** В три часа ночи Кайли встала, как только Маккензи начал плакать. Она взяла его на руки и немного покачала, пытаясь успокоить, прежде чем передать его Блэр. Собаки спрыгнули с кровати и вышли из комнаты, решив, что их сон важнее, чем этот беспокойный новый член семьи. Зная, что только еда успокоит его, Кайли подошла к кровати и присела на край, нежно поглаживая нахмуренное лицо своей партнерши. — Я не люблю вставать посреди ночи. Мне бы это не понравилось, даже если бы мне пришлось открывать дверь, чтобы получить подарок в такой поздний час. Представь, насколько мне не нравится, когда меня требует орущий ребенок, который хочет вцепиться в мои нежные соски, — проворчала Блэр. — Прости, детка. Я бы хотела помочь тебе, но мои соски не так эффективны, как твои. — О, это я просто капризничаю, — сказала блондинка. — Я уверена, что не чувствовала бы себя так, если бы этот порез на животе не причинял мне такой адской боли. Трудно найти удобный способ держать Маккензи, а моя шея и руки болят почти так же, как и соски. — Подушка для кормления помогает? — Немного. Ты дашь ее мне? Кайли положила ребенка на кровать, затем помогла Блэр сесть. Она поправила подушку и расстегнула ночную рубашку Блэр. Когда она передала ей Маккензи, он начал жадно сосать ее грудь, его крики стихли, как только молоко коснулось его рта. — У нашего мальчика хороший аппетит, — сказала Кайли, глядя на Блэр влюбленными глазами. Она снова села на кровать, поглаживая Маккензи по спине, пока он ел. — Я люблю смотреть, как ты кормишь грудью, — сказала она тихим и благоговейным голосом. — Это так невероятно красиво. Блэр улыбнулась ей в ответ, но Кайли заметила тоску в ее глазах. — Ты привыкнешь к этому, — сказала высокая женщина. — Я обещаю, что так и будет. Всего три дня назад ты перенесла серьезную операцию, дорогая. После нее никто не чувствует себя хорошо. — Но ты, кажется, уже так близка с ним, — сказала Блэр. — Вы действительно с ним связаны, да? — Да, — тихо подтвердила Кайли. — Он кажется мне частью меня. Ты единственный человек, с которым я чувствую себя ближе, а я знаю Маккензи всего три дня. Это меня поражает. — Ты же не думаешь, что я плохая мать? — спросила Блэр, едва сдерживая слезы. — Ни в коем случае. У меня просто все по-другому. Я чувствую себя прекрасно, и меня не переполняют гормоны, дорогая. Мне также не нужно привыкать к тому, что другой человек использует меня как средство для доставки еды. Это большая перемена для всех нас, но больше всего для тебя. Я по-прежнему гарантирую, что ты влюбишься в нашего малыша, и я гарантирую, что это произойдет очень скоро. Ты ведь не чувствуешь себя подавленной из-за этого? — Нет. Я всего лишь немного расстроена, но я ощущаю себя по-настоящему счастливой, когда вижу вас с ним или когда мои родители держат его на руках. Я люблю вас всех, и вижу, как сильно вы любите его. Так что я все понимаю. Я плачу каждый раз, когда вижу, как мой отец держит Маккензи на руках. У него каждый раз слезы наворачиваются на глаза, дорогая, а я не видела его плачущим с тех пор, как умерла моя бабушка. Это так трогательно, — Блэр расплакалась при одной мысли об этом, и Кайли смахнула ее слезы пальцем. — Ты будешь чувствовать себя точно также. Как только твое тело начнет приспосабливаться, твои эмоции тоже придут в норму. Это большой секрет, и женщины даже не признаются в этом, но большинству из них требуется время, чтобы влюбиться в своих детей. — Ты это точно знаешь? Или ты просто так мне это говоришь? Кайли улыбнулась ей, обхватив ладонью ее щеку и заглянув глубоко в глаза: — Точно. Я не выдумываю эти слова для того, чтобы просто тебя утешить. Большинству женщин требуется время даже для того, чтобы привыкнуть к беременности, но ты была быстро к этому привыкла. Все люди разные, дорогая. И ребенка ты тоже обязательно полюбишь. Я обещаю. — Ладно. Я тебе поверю, — сказала Блэр, слегка улыбнувшись. — Но прямо сейчас я счастлива не больше, чем собаки. — Этим маленьким сорванцам не на что жаловаться, — поддразнила Кайли. — Им не нужно ни кормить его, ни менять ему подгузник, ничего такого. Они просто злятся, потому что вынуждены делить нас с кем-то. — Нам нужно проводить с ними больше времени, чтобы они не чувствовали себя обделенными, — сказала Блэр. — Я буду ходить с ребенком на руках, а ты сможешь проводить время, нежно ухаживая за собаками. А когда моя мама приедет, она сможет присмотреть за ребенком, а я буду заботиться о тебе. Как тебе такое предложение? — Божественно. Мне нравится, когда ты обо мне заботишься. — И нет никого другого, о ком я бы предпочла заботиться, так что у нас все по обоюдному согласию. *** После полного слез прощания и достаточного количества снимков, способных заполнить новый цифровой фотоаппарат Вернера, Кайли отвезла родителей Блэр в аэропорт, оставив ее и Маккензи одних. Они немного поспорили о планах Кайли позвонить кому-нибудь из ее друзей, кто смог бы приехать к Блэр для того, чтобы составить ей компанию, пока Кайли будет отсутствовать, но Блэр отвергла все ее предложения на этот счет. Блондинка не собиралась признаваться, что ей было немного страшно оставаться наедине с собственным ребенком, но пока она не хотела видеть кого-то еще. Они с Маккензи помахали Кайли, Элеонор и Вернеру на ппрощание и вернулись в дом. — Ну что ж, Маккензи, теперь здесь только мы с тобой, — сказала Блэр. Они пошли в гостиную, и она положила его в люльку на колесиках, которую Кайли отрегулировала так, чтобы Блэр не приходилось наклоняться, чтобы положить сына. Ее порез все еще был очень чувствительным и начинал чесаться, но Кайли следила за ним, как медсестра интенсивной терапии, поэтому Блэр была уверена, что все заживет хорошо. Как всегда, ей потребовалось несколько секунд, чтобы опуститься в кресло. Она никогда не понимала, насколько важны мышцы брюшного пресса для человека, когда он сидит и стоит, но поклялась, что больше никогда не будет воспринимать их как нечто само собой разумеющееся. Она покормила Маккензи незадолго до отъезда ее родителей, так что он был сыт и доволен. Обычно он засыпал сразу после еды, но сегодня казался довольно бодрым, вероятно, из-за волнения по поводу отъезда Шнайдхорстов. — Что случилось, малыш? — спросила Блэр. Она придвинула к себе люльку и посмотрела на него, и, казалось, впервые за все время он посмотрел на нее в ответ. На мгновение, всего на мгновение, возникла настоящая связь человека с человеком, и Блэр удивленно моргнула. Теперь он оглядывал комнату со своим обычным выражением «где я, кто я», но Блэр была заинтригована и хотела узнать, удастся ли ей заставить его снова посмотреть на нее. Она подняла ребенка и посадила к себе на колени. Кайли пришла ей на помощь и в этом вопросе, купив подставку для ног, которая позволяла Блэр приподнимать колени под удобным углом. Когда малыш капризничал, он любил лежать поперек ног Блэр, и, когда она приподнимала колени, ей казалось, что он не может скатиться с них, хотя он пока и не умел переворачиваться. — Что происходит в этой маленькой головке? — спросила Блэр. Он смотрел куда угодно, только не на нее, поэтому она решила немного понаблюдать за ним. Кайли любовалась им почти постоянно, но Блэр проводила большую часть своего времени, ухаживая за младенцем, а не исследуя его. Рядом всегда кто-то был, и она чувствовала себя немного глупо, глядя на своего сына, как на объект научного эксперимента. Но в каком-то смысле так оно и было, поэтому она не торопилась разглядывать свое маленькое творение. Она сняла тонкое, уютное одеяло, в которое они его завернули. Ему нравилось быть завернутым в свой маленький кокон, и они оба поняли, что это больше похоже на материнскую утробу, когда его руки и ноги были плотно прижаты к телу. Но он реагировал также, когда ему делали легкий массаж, и Блэр решила, что сейчас он не помешает. Блэр провела кончиками пальцев вверх и вниз по его ногам. Его кожа была невероятно мягкой и гладкой, и она обнаружила, что поглаживание его маленьких ножек действует на неё успокаивающе. Погладив его по груди и ручкам, она перевернула его и дотронулась до его спинки. — Кто у меня маленький медвежонок? — ласково спросила она. — Самый красивый мальчик. Кожа на его спине была такой же мягкой, как и везде. Блэр очень нравилось нежно гладить его и Маккензи тоже нравились ее прикосновения. Она снова уложила его на спину и поиграла с его ручками и ножками, довольная тем, что они стали розовыми и здоровыми на вид. Сначала они были серовато-голубыми, потому что его кровеносная система работала не в полную силу, но теперь он выглядел здоровым и энергичным. Хотя Блэр и не была в восторге от кесарева сечения, Маккензи это даже пошло на пользу. Она беспокоилась, что его головка будет зажата в родовых путях, но он появился на свет примерно таким же, как сейчас. Она также была довольна тем, что у нее не было никаких швов в интимных местах, особенно после того, как она слышала о женщинах, которым накладывали швы там, где никто в здравом уме не захотел бы их иметь. Конечно, делать надрез длиной в несколько дюймов на верхней части лобковой кости — это тоже было не совсем приятно, но Блэр считала, что возможность удобно сидеть была неплохим компромиссом. Она попыталась снова встретиться взглядом с Маккензи, хотя и знала, что в этот момент он может видеть только ее грубые очертания. — Маккензи, посмотри на меня. Я твоя мама. Он повернул голову, и она почувствовала, что он, возможно, действительно пытается расслышать ее голос, поэтому продолжила говорить: — Я здесь, милый. Мой мальчик, ну же, посмотри на меня, — казалось, после этих слов Маккензи уставился на ее губы, затем еще на секунду задержал взгляд на ее глазах. Блэр почувствовала, как ее сердце заколотилось, и, прежде чем она осознала это, по ее щекам покатились слезы. — Я твоя мамочка, Маккензи. Я твоя мамочка, — ее переполняла такая радость, такая любовь, что у нее слегка закружилась голова. Она никогда не испытывала такой всепоглощающей глубины чувств, и ей хотелось, чтобы ее малыш всегда был рядом с ней. Она взяла его на руки и прижала к себе, не обращая внимания на боль, когда его нога прижалась к ее разрезу. Блэр целовала его щеки, лоб, маленький подбородок. Она не могла насытиться его запахом и невероятной мягкостью его кожи. — Ты мой малыш, — повторяла она снова и снова, переполненная радостью и нежностью. — Ты мой малыш. *** Кайли вернулась домой почти через час, и с удивлением обнаружила, что Блэр снова кормит ребенка грудью. — Привет, дорогая. Сегодня он ест раньше запланированного срока. Блэр посмотрела на нее и улыбнулась самой радостной улыбкой, которую Кайли когда-либо видела. — Нет, это просто я не могла дождаться, чтобы снова его покормить. Слегка нахмурившись, но в то же время озадаченно улыбнувшись, Кайли села рядом с ней и положила руку ей на бедро: — Что это значит? — Я влюбляюсь в него, — сказала блондинка, снова заливаясь слезами. Кайли пристально посмотрела на нее и впервые почувствовала укол ревности. Обычно она не обращала на это внимания, но не сегодня. — Я знала, что это произойдет, но не представляла, что буду ревновать. — Ревновать? — Да, — она наклонилась и поцеловала свою партнершу, задержавшись на мгновение, чтобы показать, как сильно ей нравится вкус ее губ. — Хотела бы я почувствовать, каково это — иметь такую связь с ребенком. Это, должно быть, потрясающе. Блэр кивнула, затем положила голову на плечо Кайли: — Это и правда потрясающе, милая. Сегодня я впервые по-настоящему почувствовала это, и я была в нескольких минутах от того, чтобы съесть бедняжку Маккензи живьем. Я не могла им насытиться. Кайли обняла свою партнершу, но не притянула к себе, всегда следя за ее раной: — Я так рада, что ты начинаешь это чувствовать, детка. Это будет становиться все сильнее и сильнее. — Ммм, я думаю, что сейчас этих чувств достаточно, — сказала Блэр. — Я не думаю, что хочу, чтобы они были еще сильнее. Иначе у иеня остановится сердце. — Порой ты все равно не сможешь сдерживаться. — Я должна буду научиться это контролировать. Кайли наклонилась ближе и начала целовать шею Блэр, остановившись у ее уха. — Мы с Маккензи любим тебя каждой частичкой нашего сердца и души. Ты должна сделать то же самое. Блэр вздохнула: — Вы двое такие требовательные. Любите меня, любите меня, любите меня! Он хочет прижаться к моей груди и ты тоже этого хочешь… Вы двое в каком-то заговоре! — Это правда, — сказала Кайли, уткнувшись носом в шею Блэр точно так же, как Маккензи прижимался носом к ее груди. — Мы сговорились задушить тебя любовью, и ты ничего не можешь с этим поделать. Блэр повернула голову и поцеловала свою партнершу, втягивая в рот ее нижнюю губу и покусывая ее. Она увеличила интенсивность поцелуя, пока Кайли тихо не застонала. Блэр откинулась назад и посмотрела на полное желания лицо брюнетки, смотревшей на нее. — Я люблю тебя, Кайли, как и нашего ребенка. Кайли одарила ее ослепительной улыбкой: — Я же говорила, что у тебя достаточно большое сердце, чтобы любить нас обоих. — Так и есть, — согласилась Блэр, улыбнувшись Кайли в ответ. — Теперь, когда ты показала мне, как это — любить, это самая прекрасная вещь на свете. Конечно, мне может помочь то, что у меня самая замечательная возлюбленная во всей Вселенной. — Ты знаешь, космологи обнаружили, что количество вселенных может быть бесконечным, — сказала Кайли. — Раньше это было большим комплиментом, но теперь… Блэр не произнесла в ответ ни слова. Она обвила свободной рукой шею Кайли и притянула ее к себе для нового обжигающе-горячего поцелуя. Кайли отстранилась и посмотрела на свою партнершу со слегка остекленевшим выражением лица: — Если подумать, для меня и этого достаточно. Я тоже думаю, что ты самая замечательная возлюбленная во всей Вселенной. — Нет, это не так, — улыбнулась Блэр. — Это так, — сказала Кайли. — Да. Это так, — повторила Блэр, на этот раз более решительно. Никки и Нора, которые до этого сидели на полу, тихонько заворчали. Они уже много раз слышали этот спор между девушками, и он давно им надоел. Собаки вышли через заднюю дверь и легли у бассейна, радуясь, что солнце греет их рыжевато-коричневую шерсть. Они растянулись на бетоне, грея животы, и стали придумывать, как научить нового члена их семьи правильно лаять.