infatuated with you

Две недели назад

      Комнату подёрнули предрассветные сумерки. С наступлением весны солнце стало меньше прятаться за горизонтом: глубоким вечером, ложась в постель, Чонин долго наблюдал, как красный диск висит над далёкими домами, и уже спустя несколько часов, ворочаясь от бессонницы, он замечал, как тот вновь возвышается над малиновыми улицами. Заходил ли он вообще?        Хотя сейчас Чонину и так не нужно было смотреть на часы, чтобы понять, что он незаконно засиделся — на завтрашних занятиях он себе спасибо не скажет. Впрочем, за временем уследить не получалось: весь экран телефона занимала страница вебтуна. И изучать её было куда интереснее, чем поглядывать на сухие цифры. Чонин кутается в одеяло, сосредоточенно читая главу. Голубоватое сияние экрана ложится на лицо, а в зрачках отражаются чёрно-белые фреймы.        «Хён, прошу тебя, глубже», — говорит персонаж. Брови заламываются от наслаждения, из-под ресниц текут слёзы — он выгибается в постели, утыкаясь затылком в подушку. Чонин читает в полнейшей тишине, но страстная сцена прорисована настолько детально и сочно, что даже за пределами экрана можно услышать удары двух тел и натянутое дыхание, в которое вплетается хриплый голос: «Ты такой нетерпеливый. Что же ты делал всё это время, пока меня не было рядом?» И, предугадывая следующие слова, Чонин шепчет:       — «Фантазировал о тебе».        А затем жмурится, откладывая телефон. По животу разливается требовательное тепло, от которого сводит бёдра. Проклятье. Он снова возбудился…        Чонин перечитывает этот вебтун не впервые. Это один из самых любимых его тайтлов — такие открывают, когда хотят насладиться чем-то, заранее зная, что получат массу положительных эмоций. Небольшой островок спасения. Однако за спасение приходилось платить своей ценой: когда Чонин добирался до пикантных сцен, его возбуждение выкручивали на максимум. Терпеть было невозможно, будто ему снова четырнадцать и он ещё не научился контролировать своё тело. И он замирал в постели, чувствуя, как колкие мурашки дают ему эту короткую, но интригующую версию наслаждения. Каждый чёртов раз.        Чонин пялится в потолок. Бархатный рассвет забирает последний сумрак: всё видно чётко, как днём. Может, задвинуть шторы? Попытаться сейчас уснуть, ведь он должен был когда-то прекратить читать — оставит вебтун на завтра.        Только не получается. Вместо тягучего ощущения проваливания в сон есть только тягучее ощущение в районе паха, которое не даёт расслабиться. Чонин себя знает: он никогда не обходится парой минут, ему нужно помучить себя чуть дольше, и если он примется сейчас, то лишит себя дополнительного получаса сна. Картинка на всё ещё горящем экране выглядит такой привлекательной: главный герой оставляет засос на чужом плече, пока сильные, мускулистые руки сжимают изящную талию. Господи… Чонин не в силах устоять.       Ладонь проезжается по животу, пальцы стремительно прокрадываются под кромку нижнего белья. Он нащупывает неожиданно большой и крепкий бугорок — боже, нет, тут просто не было шансов вытерпеть. Становится всё равно на пресловутый сон. Он всё равно свалится на парту где-нибудь посреди математики.        Свободной рукой лениво листая страницу вниз, Чонин медленно гладит себя. Проходит рукой от паха по стволу, повторяет узоры вен. Тело отзывается импульсами, оно просит больше. Как только Чонин добирается до уздечки, его впервые сжимает, как тисками. Он собирает кожу на головке, понимая: пути назад уже не будет. Теперь тишина комнаты нарушается до глупого очевидным — ритмичным — шорохом одежды, но он, не испытывая ни капли стыда, не останавливается. Лишь громко глотает. Чонин старается выдерживать время и дозированно наращивает возбуждение, чтобы не торопиться. Раз уж наслаждаться вебтуном, то на полную.        «Фантазировал… — персонаж ведёт дорожку поцелуев от шеи к уху и под возмущённый стон своего нижнего выходит. — Хочешь сказать, что твоих пальчиков хватит, чтобы заменить меня?» — он вводит пальцы, добираясь до простаты. «Пожалуйста, вернись…» — вцепляясь в его запястье, умоляет нижний. Его грустные глаза блестят от слёз. «Я хочу посмотреть, как ты справлялся один, — шепчет на ухо первый. — Тебе приходилось тяжело, не так ли?»       Чонин читал подобное во многих вебтунах и фанфиках — в сюжетах с доминированием и подчинением это было классикой — но он не мог противостоять тому, как горячо и провокационно это звучало. Слышать такое от человека, имеющего полную власть над твоим организмом и каждой малейшей реакцией… Он хнычет, обводя пальцем уздечку — бёдра машинально подскакивают вверх. Если честно, Чонин даже не знает, на чьём месте хотел бы оказаться сильнее. Ему бы определённо понравилось, если бы его испытывали как можно дольше, играя на спектре ощущений, провоцировали шёпотом на ухо и бьющими током прикосновениями, вот только ещё интереснее ему было посмотреть на это со стороны. Обе позиции такие… волнующие.       Говорят, что хороший верхний — тот, который вырос из нижнего. Тот, кто знает своё тело досконально, кто не стесняется выяснять, отбрасывая в сторону стыд и предубеждения, что нравится ему больше. Кто не пугается новых кинков и делает шаг им навстречу, потому что тело требует этого, и нужно быть с ним в гармонии. Кто знает наверняка, какие именно действия удовлетворят другого человека, и применяет их, комбинирует и открывает новые. Ему хотелось теоретически подстраховать себя, когда он вступит в отношения, чтобы подкованному и опытному, ему было легче удовлетворить своего будущего возлюбленного.       Чонин поначалу зажимался. Когда, будучи наслышанным от других обо всех рисках секса, изучал теорию, пугливо закрывая вкладки, потому что чувствовал дрожь внутри от пары картинок. Когда впервые прикоснулся к себе, надеясь, что просто поиграется и перестанет — ему бы хватило и половины тех ощущений, которые все обещали. Когда, плотно укутавшись в одеяло, впервые позволил себе стон, высокий и жалостливый, сквозь закусанные губы. Когда впервые кончил — он тут же вытер живот и застирал постельное бельё, вспыхнув краской. В то мгновение он ощутил себя одним из тех самых взрослых, для которых это обыденное дело.        И чем чаще он прислушивался к своему организму, тем больше вопросов у него возникало. А может, потрогать себя здесь? Изменить положение? Лечь на живот? Сдавить бёдрами одеяло? Какую зону лучше простимулировать? Чонин был рад в такие моменты оставаться дома в одиночестве — никто не запрещал ему быть громким. Пустота комнаты помогала ему ощутить полную свободу, в том числе и от собственных мыслей, избавиться от навязанных обществом оков. Он смотрел видео, но далеко не все были достаточно хороши для раскрепощения. Они не оставляли простора для фантазии, и тогда Чонин увлёкся чтением — там гораздо легче было войти в роль понравившегося героя.        Так, Чонин изучал себя. Порой — жертвуя сном, зато как ему прекрасно, даже с улыбкой спалось после шторма и накала, которые в очередной раз удалось испытать. Пусть наутро ночные мысли казались позорными и грязными, такими, в которых себе самому не хочется сознаваться, он наслаждался ими целую ночь. А значит, они принадлежали только ему. И никто не мог его осудить.        Ладонь крепко сжимает орган и проезжается вверх, пока пальцы сводит от нарастающих ощущений. «Думать о тебе, пока ты далеко, для меня самая мучительная вещь», — текст плывёт перед глазами. «И не стыдно тебе? Не стыдно представлять меня, спокойно спящего в своей кровати? Совсем не знающего о том, чем ты занимаешься?» «Прости… Я так скучал…» Чонин задерживает дыхание. «Шучу… Конечно, шучу. Нет ничего сексуальнее, чем знать, что твой любимый нуждается в тебе именно таким образом».        Чонин убирает телефон и проводит свободной рукой по лицу. Возбуждение уже обожгло бёдра и, подобно извержению вулкана, потекло по всему телу. Настойчивым, неостановимым потоком. Он не выдерживает. Той стимуляции, что Чонин даёт себе, слишком мало.       Ему хочется новых вершин.        Томный, застланный пеленой взгляд падает на тумбочку, пока Чонин медленно гладит себя. Неужели… неужели сегодня та самая ночь, чтобы попробовать? Он так долго откладывал это в дальний ящик, — во всех смыслах — что казалось, для такого нужна особенная ночь. Отличная от остальных. Но ему сейчас так хорошо. Так сладко. Томительное волнение плетёт шелковистую паутину вокруг его дрожащих ног и ослабших рук. Сегодня он не просто хочет расслабиться. Довольно чёрно-белой теории в экране разряжающегося телефона.        Сегодня он хочет изучить себя.        Едва справляясь с силами, он перекатывается на бок, чтобы приподняться. Тяжкий выдох лишний раз служит напоминанием о том, как он бессилен и беспомощен в такие моменты. Дрожащая рука тянет за ручку ящика, и блестящая упаковка перекатывается по дну, как по зову. Смазка.        Вот и настал момент. Чонин должен был когда-то сделать это. Он садится в кровати на колени и стягивает бельё, пытаясь удержать равновесие. Липкая жидкость податливо растекается по пальцам. Она отдаёт алоэ и чем-то травянистым, лекарственным. Чонин растирает её между пальцев, чувствуя, как мазь постепенно теплеет. Если следовать тому, что он читал, всё должно быть легко. Тем более он не сможет причинить себе боли. Добавляя ещё несколько капель, Чонин выпрямляет спину и осторожно касается входа подушечками.        «Давай же… — говорит Чонин сам себе. — Расслабляйся…» Он пробует разжать мышцы и входит чуть глубже. Рука невольно опирается о стену, Чонин делает резкий глубокий вдох. Напряжённый, налитый кровью член делает ситуацию ещё тяжелее: он нетерпеливо возбуждён, и чем дольше он будет медлить, тем дольше потом придётся возвращать себе настрой. Тем не менее торопиться тоже нельзя. «Всё в порядке», — он проникает дальше, и от усердия кончик языка проходится по губам. Касаться себя внутри так непривычно. Это зона, которую ему ещё предстоит научиться ласкать. Пытаясь побороть стеснение, он жмурится.        От короткого, быстрого движения пальца внутри Чонин дёргается и шипит — и сразу же выходит. Сердцебиение набирает оборот. «Ты сможешь, просто потерпи ещё немного. Скоро будет совсем хорошо».        Чонин предпринимает вторую попытку. Войти теперь чуть легче, но страх, неловкость, вызванные первым разом, блокируют его желание. Ему нужно просто приспособиться. В этом нет ничего постыдного, позже он наберётся опыта и сможет ублажить человека, который ему…       Нравится.       Чонин резко распахивает глаза. 

«Что же ты делал всё это время, пока меня не было рядом?»

«Фантазировал о тебе».

      В этом же ничего плохого, правда? Он просто подумает… подумает о нём, чтобы почувствовать поддержку. Совсем ненадолго, ему не надо многого. И вообще он просто попробует, это всё ради опыта, ради будущего. Просто представит, чтобы было на что опираться, ведь впоследствии такие вещи он будет делать уже не в одиночку… чтобы понимать, как это происходит и… он никому ведь не скажет. Никто не узнает. Это только его мысли, они не выйдут за пределы его голо…       Прежде чем Чонин успел совладать с совестью, образ Хёнджина уже выткался из воздуха и окружил его сладкой дымкой с ароматом алоэ.        «О ком замечтался, малыш?»       Чонин закрывает глаза. Он ощущает, как острый подбородок слегка надавливает ему на плечо, а длинные, украшенные кольцами пальцы огибают его талию. Присутствие Хёнджина здесь настолько явственно, что голову кружит.        «О тебе».       «Я здесь. Я рядом, — слышится его сладкий голос. Словно прорываясь сквозь пряди упавших на лицо волос, дыхание щекочет шею. — Скажи, как тебе лучше сделать».        «Я… — Чонин проникает глубже, оставляя смазку внутри. Плечо невольно опускается вниз, тело скашивает на бок. — Не знаю. Давай исследовать моё тело вместе?»        «Может, вот так?» Чонин смачивает пальцы своей слюной и прислоняется ими к шее. Влажное прикосновение напоминает поцелуй. Он представляет, как мокрыми, раскрытыми губами к коже прислоняется Хёнджин. Ноги дрожат сильнее прежнего. Он опускается пальцами к плечу и аккуратно царапает себя, надавливая, как при укусе. «Или вот так?»       «Это ведь нормально? Да? То, что я сейчас делаю».       «Ну конечно, — мурлычет Хёнджин. — Я очень жду, когда ты покажешь мне то же самое».        Чонин не знает, как на самом деле отреагировал бы на такое Хёнджин. Это всё равно что представлять его на качелях или в объятиях во время сна, это отдалённый образ, одинаковое с Хёнджином у которого лишь внешность, но как же это… заводит.        Чонин обрёл уже огромное количество кинков, даже не состоя в отношениях. Кажется, он чересчур заинтересован в этой теме.        «Попробуй найти её, — советует воображаемый голос. — Тебе понравится».       Чонин не сдерживает стон. Он больше хнычет: мышцы рук напряглись, в пояснице тянет от не самой удобной позы. Он переводит дыхание и проникает в третий раз. В тишине спальни хлюпает смазка, а колени с шуршанием сжимают под собой толстое одеяло. Там, внутри, он осторожно разводит пальцы и прокручивает их, мыча сквозь стиснутые зубы. «Давай-ка я тебе помогу».       И Чонин отпускает это. Почти видит, как Хёнджин входит в него и двигается куда смелее, куда увереннее. Надавливает на стенки изнутри. Расслабляясь и мысленно передавая власть над своим телом, Чонин прикасается к члену и продолжает мастурбировать. Неожиданно для него самого все чувствительные точки становятся так легко доступны, а он сам вздрагивает и трясётся от каждого прикосновения. Перестимулированный, Чонин закатывает глаза и позволяет себе плыть по течению наслаждения.        Он понимает, что нажал на простату, когда дыхание срывается, словно оползень, настойчиво, нетерпеливо и громко. Чонин едва не складывается пополам, из груди вырывается похожий на крик стон. Давно ему не было настолько хорошо. Словно все тело ждало этого момента, а экстаз копился долгими ночами, чтобы теперь бить мелкой дрожью изнутри.        Чонин двигается бёдрами навстречу пальцам. Потираясь о подушку, он спускается ладонью по шее, тесно проводит пальцами по груди, очерчивая рёбра, задевает соски и по выгнутому животу устремляется к паху. Холодок, оставшийся на руках, напоминает холод металла серебряных колец. Хёнджин мог бы обнимать всё его тело сзади, поддерживая под талию — так, чтобы теряющий связь с реальностью Чонин не упал и не ударился. Мог бы целовать его бугорок на шее и опускаться губами ниже по лопаткам, показывать: он помогает ему, он рядом, нет ничего постыдного в том, что он делает. Чонин так легко доверился бы его рукам. В том вебтуне, что он читал, главные герои занимались любовью сразу после пробуждения. Сейчас, в залитой светом комнате ему кажется, что они могли бы так же.        «Нравится?» — голос дымкой звучит над ухом. Хёнджин словно прижимается грудью к спине. Движения становятся всё более настойчивыми. После растяжки мышцы охотнее впускают пальцы. Ресницы подрагивают, очертания собственной постели плывут перед глазами. «Это лучшее, что я когда-либо пробовал…» «Представь, это только начало, — многообещающе хмыкает Хёнджин. — Впереди ещё много всего интересного. Ты такой храбрый, раз наконец решился».        Ощущения настолько приятные, что Чонин поражается: как он не делал этого раньше? Рядом всегда находился эпицентр удовольствия, от которого его останавливал банальный стыд, и он даже представить себе не может, что ждёт его дальше, если продолжить в том же духе.       «Умница», — Хёнджин мог бы куснуть его в плечо, плотно впившись губами в кожу и оставив фиолетовый след. Чонин не знает, получится ли сделать это ногтями, но ближайшее занятие физкультурой придётся прогулять — не очень хочется светить в раздевалке странными пятнами на коже. От одного воспоминания о сладком голосе его ведёт. Превозмогая свою сверхчувствительность, он быстрее ведёт ладонью по члену. Небольшая тягучая боль, смешанная с нетерпеливым желанием получить разрядку, вырывается протяжным шипением сквозь стиснутые зубы. «Скажи ещё что-нибудь приятное…» — мысленно просит он.        А его собственная фантазия знает его желания лучше, чем он сам.        «Что же? Например, то, что мне польстило, что ты представляешь меня в свою самую лучшую ночь?» Внешнюю стимуляцию, к которой Чонин более-менее привык, дополняет внутренняя, и его качает, как на волнах. «Что только мне можно видеть тебя запыхавшимся, стонущим, вытворяющим такие вещи… с подушкой?» Чонин проезжается членом по наволочке. «Или что всего лишь идея секса с кем-то навела тебя на мысль обо мне? Когда ты успел так вырасти?» Шёпот мурашками крадётся по шее, плечам и спине, он изнуряющей дрожью окольцовывает бёдра и ползёт по венам к ступням.        Там, где сжимает пальцы ног и заставляет Чонина замереть.        Сердцебиение отдаётся набатом в голове, а дыхание становится настолько горячим, что Чонину приходится опустить голову. Внутри всё сжимается, туго стягивается. Даже в ушах, кажется, звенит. Чонину ничего не остаётся кроме как смотреть, как сперма изливается на постельное бельё.       И облик Хёнджина стремительно тает.        Чонин падает, хватаясь за одеяло. Оргазм расходится жгучим послевкусием по телу, бёдра всё ещё машинально подскакивают навстречу пальцам. Он медленно и громко дышит. Воздуха настолько мало и много одновременно, что лёгкие сейчас взорвутся.        Он сошёл с ума, кажется.        Никто не должен узнать. Чонин прячет лицо в одеяле, сдерживаясь, чтобы не захныкать. Это всего лишь фантазии, вдохновлённые мангой, ничего больше… он тут же забудет о них, а завтра не подаст виду. Даже если лицом к лицу встретится с самим Хван Хёнджином. Он и так зажимается рядом с ним, а после такого… Чонин не хочет оскорблять Хёнджина своими мечтами. Как будто такое может случайно всплыть при разговоре. Лучше ему держаться подальше. Как обычно. Это ведь не составит труда, верно?       Тем не менее на лице Чонина играет улыбка. Довольная; чем быстрее восстанавливается дыхание, тем сильнее она растягивается, а ресницы опускаются — сон наконец накрывает его. Он лениво вытирает бельё. Если бы знал, что будет так много, постелил бы заранее полотенце.        В эту ночь Чонин засыпает довольный, несмотря на то, что знает, что будет клевать носом весь день. Но подобный опыт стоит того, чтобы пожертвовать отдыхом. 

***

      Солнечные лучи полосами ложились на парты, окрашивая в медовый страницы глянцевых учебников. Весенний ветер свежестью проникал в класс и игрался с прядями чёлки единственного спящего на уроке ученика.        Не то чтобы Чонин любил спать на уроках, просто порой он проваливался незаметно даже для себя. Да и посреди скучной тригонометрии так легко заснуть под нудную лекцию. Он хочет восполнить, хотя бы частично, недостаток отдыха, который не получил ночью.        Однако кое-что загораживает ему солнечный свет и выдёргивает из нежной тягучей дрёмы. Бумажный самолётик, что ложится на раскрытую тетрадь.