Лето в пионерском галстуке 2.0

      Утром Юрка проснулся разбитым – настроения не было вообще... Вставать, а тем более идти куда-то не хотелось совсем: всё равно ничего хорошего сегодня не ждёт...      Хоть Конев и думал, что вчера смог уговорить Володю не поддаваться на Машины провокации, но сомнения всё равно терзали его... Кто же знает, чтó теперь творилось в голове у Давыдова, после вчерашнего разговора с Сидоровой..?      Юрка вот не знал, но предполагал, что ничего хорошего...      Маша...      Сидорова сумела испортить вчерашний вечер, так ещё и утро надеется загубить!      Ей же сегодня на пианино играть...      И как Юрка сможет спокойно выслушать какую-нибудь прекрасную композицию в её-то ужасном исполнении?      И на что она вообще надеется? Пытается доказать Коневу, что он был не прав? Или снова хочет охмурить Володю?      В чём состояла Машина задумка, Юрка не знал, но для себя он абсолютно точно решил, что во что бы то ни стало не позволит ей воплотить свои планы в жизнь!      С этой твёрдой мыслью Конев встал и такой же твёрдой походкой пошёл к умывальникам, дабы смыть все страшные мысли холодной водой.      Освежиться точно не помешало...      По завершении всех необходимых утренних процедур, Юрка наскоро оделся, после чего покинул корпус и стремительно понёсся к площади, дабы не опоздать на зарядку, а после и на линейку.      Придя на место, Конев обнаружил, что четвёртый отряд во главе с Володей уже собрался и, видимо, ждал только его. – Доброе утро, Володь, – поздоровался Юрка и, заметив, что вид вожатого оставлял желать лучшего, обеспокоенно спросил: – С тобой всё хорошо?      Заспанный Володя, с глубокими тенями под глазами и угрюмым выражением лица, протянул Юрке руку для рукопожатия и начал жаловаться: – Не очень-то оно и доброе, Юр... Я очень хочу спать: эти  оболдуи полночи меня донимали! – Давыдов посмотрел на отрядных мальчишек. – Почти до утра ко мне бегали и говорили, что, мол, там воет кто-то! – Володя вздохнул. – В общем, лучше больше страшилки им не рассказывать...      Юрка нахмурился и строго посмотрел на мужскую половину отряда, которая выглядела не лучше Володи...      Мальчики, вероятно испугавшиеся укоризненного взора Конева, громко затараторили: – Нет, Володя, ты что! Мы больше так не будем! Обещаем!      Давыдова этот ответит, видимо, не убедил, и он бросил на пионеров равнодушный взгляд. – Юла, ты же ещё ласкажешь нам стлашилку? – с надеждой в голосе спросил Олежка.      Юрка вздохнул и ответил: – Ну, вы, конечно, неправильно поступили: Володя ведь тоже хочет отдохнуть, понимаете? Он сильно устаёт за день, а тут ещё и вы... – Конев внимательно осмотрел ребят. – В общем, если вы хотите ещё страшилок, то пообещайте, что не будете мешать спать своему вожатому! – Обещаем, Юра!      После этих слов Юрка с Володей, кивнув, начали проводить зарядку, а после строить пионеров на линейку.      Замотавшись со своим отрядом, Конев и не заметил, как быстро прошёл завтрак, а после наступило и время репетиции...      Как и вчера, Юрка, отхватив пару поцелуев от Володи, вместе с Давыдовым готовил инвентарь для второго прогона номеров участников их «Выступления талантов».      Когда гитары, принесённые из подсобки, стояли у сцены, Володя с Коневым присели на зрительные кресла в первом ряду. – Володь, – вожатый, поправлявший очки и внимательно смотревший в тетрадь, повернулся и вопросительно посмотрел на Юрку. – Как думаешь, что Маша хочет исполнить? – Понятия не имею, – Давыдов пожал плечами. – Вот и я... Но, думаю, она только и выйдет на сцену, чтобы облажаться, – пробубнил Конев, – а нет, ещё чтобы перед тобой покрутиться.      Володя вздохнул и медленно произнёс: – Юр, только, пожалуйста, не подходи к ней и не комментируй её игру, особенно, если она тебе покажется плохой, – вожатый сделал серьёзное лицо. – Настоятельно тебя прошу, Юра. Нам не нужны лишние проблемы. – Ничего не обещаю, – буркнул Юрка и отвернулся.      Володя на это лишь снова вздохнул и уткнулся в сценарий. – Володь, ты разве не понимаешь, что всё это – показуха, чтобы перед тобой покривляться! – помолчав, выпалил Конев. – Ты же помнишь, как она в прошлом году... – Помню и знаю, – оборвал Володя. – Почему эта Сидорова всё не может от тебя отстать? – Этого я не знаю, но то же самое могу сказать и об Ане! – Давыдов нахмурился и поправил очки. – Нет! – возразил Юрка. – Аня хотя бы не шпионит за нами! – Это пока... Ты подожди, вот Маша ей расскажет, и Аня твоя на её сторону встанет! – Она никогда этого не сделает! – С чего ты это взял, Юра? – с трагической усмешкой спросил Володя. – Мы всё ещё в СССР! Тут все люди такие! – А что, если я верю, что она не такая? – Верь дальше, – отмахнулся вожатый.      И Юрку это совсем разозлило... – Володя! На что это ты намекаешь? – Да ни на что я не намекаю! Хватит уже! – А что т..! – не договорил Конев: дверь громко скрипнула, и в кинозал ввалилась толпа малышни в сопровождении более взрослых ребят.      Володя вздохнул и устало посмотрел на Юрку, после чего встал, приветствуя пионеров и октябрят: – Здравствуйте, рассаживайтесь, пожалуйста, по местам и побыстрее!      После того, как все благополучно сели, Давыдов, пытаясь не обращать внимания на Конева, начал свою речь: – Ну что же, это наша вторая репетиция, поэтому хочу напомнить вам, что сегодня уже четверг, и до открытия смены осталось всего три дня! Поэтому усиленно тренируемся! Завтра выдадим вам окончательный список номеров с указанием последовательности выступлений. А пока начнём! Послушаем сначала гитаристов. Митя, Ульяна?      Гнездова и Баранов переглянулись, после чего поднялись на сцену, где уже стоял стул, предназначенный для Митьки.      Юрка старался отвлечься, слушая пение Ульяны и звон гитары, но получалось как-то не очень... В голову всё лезли мысли о несчастной Машке, из-за которой он только что снова поссорился с Володей.     «Чтоб она провалилась!»      Юрка посмотрел на Давыдова: тот сидел с сосредоточенным лицом и внимательно слушал выступление Митьки и Гнездовой.      А вот у Конева опять не получалось следить за ходом репетиции, и из-за этого он снова корил себя...      Когда Ульяна смолкла, и гитара перестала звучать, Володя заговорил: – Так, ну, сегодня уже немного лучше, но поработать ещё есть над чем... А так, вы – молодцы! – Гнездова радостно улыбнулась Баранову, и они спустились со сцены. – Так, далее – Коля, выходи.      Баталов встал со своего места и, улыбнувшись Маше, прошёл к стулу, стоящему на сцене, сел на него и начал играть.      Юрка тем временем тоже посмотрел на Сидорову: она сидела с гордо поднятой головой.      И когда она стала такой уверенной в себе?      Конев поджал губы и отвернулся, дабы не разозлиться на неё ещё сильнее.     «Интересно, что она хочет исполнить? Быть может, снова «Лунную сонату?» – усмехнулся Юрка, но в душе всё равно почувствовал тревогу.      Тогда Конев снова посмотрел на Володю: тот всё ещё не обращал на него внимания...      Юрка вздохнул и, облокотившись о подлокотник, принялся слушать чуть хриплое пение Николая. – Ты любишь своих кукол и воздушные шары, Но в десять ровно мама ждёт тебя домой.      Сидорова вряд ли любила кукол, но вот играть ей точно нравилось...      Играть с чувствами других людей. – Так, сегодня было ещё лучше, Коля! – похвалил Володя, как только Баталов перестал перебирать струны. – Молодец!      Коля, ухмыльнувшись, поправил светлую прядь волос и ответил: – Да, я знаю, но эту песню я исполняю исключительно ради Машеньки.      Весь зал залился звонкий смехом, а та самая «Машенька» покраснела до самых кончиков ушей.      Даже не от смущения, а, скорее, от наступающей злобы... – Замолчи! – прошипела Сидорова.      На это Коля, усмехнувшись, лишь широко улыбнулся и сошёл со сцены. – К слову о Маше... – Володя закусил губу и, повернувшись к девушке, чуть помялся. – Думаю, дальше стоит выслушать тебя...      Юрка резко напрягся. Сейчас..? – Что ты хочешь исполнять? – Володя нервно поправил очки, и Конев всем своим телом почувствовал, как сильно волнуется вожатый...      Правда, Юрку тоже одолевал некий страх неизвестности – чувство, будто должно случиться что-то плохое...      Маша мгновенно посмотрела на Конева, после чего невинно улыбнулась, будто чувствала его напряжение, и ответила: – Я подумала, что, наверное, было бы неплохо исполнить что-нибудь из того, что в прошлом году у меня не очень-то получилось, поэтому я решила, что хочу сыграть...      Юрка замер, а Володя затаил дыхание...      Страшно... – Я хочу сыграть «Колыбельную» Петра Ильича Чайковского.      Маша победно ухмыльнулась Юрке, а того, кажется, хватил удар...     Что она только что сказала?      Как она вообще может брать это произведение?      Сидорова играет их с Володей Чайковского? Их «Колыбельную»?      Нет, быть такого не может!      Конева вдруг стиснули сомнения, а точно ли ему не послышалось?      После нескольких секунд замешательства, Юрка испуганно посмотрел на Володю: тот всё ещё не сводил глаз с Маши... Видимо, тоже находился в состоянии шока. – М-маш, – неуверенно начал Давыдов. – Зачем же брать такую мрачную тему..? Быть может, выберешь что-нибудь другое? Повеселее?      Конев, еле сдерживая переполняющие его эмоции, с надеждой посмотрел на Сидорову, но та лишь покачала головой. – Нет, хочу именно её, – Маша встала со своего места и уверенно шагнула к сцене.      Юрка проводил её нечитаемым взглядом. – Может, всё-таки передумаешь? – уговаривал её Володя. – Для выступления она правда не очень-то подходит, да и в прошлом году все её слышали... – Пусть, – отмахнулась Маша и легко присела на сидение перед инструментом.      Вся Юркина надежда испарилась, как только Сидорова начала играть.      «Колыбельная» заполнила зал, и Коневу стало нестерпимо душно.       Больно...       Сказать, что Маша играла плохо, было нельзя: Сидорова исполняла Чайковского уверенно и стремительно, попадая во все тональности.      Девушка явно тренировалась, раз вышла на такой уровень.      Мелодия врезалась в Юркин слух и будоражила мысли.      Накатившая злоба и страх переполнили его...      Показалось, будто Сидорова ворвалась в его маленький мир – их с Володей мир!      Конев посмотрел на вожатого: тот стоял с закушенной губой и подавленным взглядом.      Было видно, что Володе тоже было невыносимо это слышать...      И Юрка сорвался... – Прекрати немедленно! – выкрикнул он, после чего встал со своего места. – Не оскверняй прекрасное произведение своим ужасным исполнением!      Да, Юрка соврал... Ну а что ещё было делать? – Замолчи, Конев, – бросила Маша и ещё сильнее нажала на клавиши.      Юрка чувствал, как злость крепчает, а в горле застревает ком.      Ком гнева, обиды и боли... – Маша! – Конев сделал шаг ближе к сцене. – Не смей!      Вдруг чья-то рука схватила Юрку за запястье и заставила остановиться. – Юр, не нужно, – попытался убедить его Володя. – Присядь, пожалуйста...      Глаза Конева вспыхнули яростью, и Юрка резко вырвал руку из крепкой хватки Давыдова.      Казалось, сейчас он не видел никого, кроме Сидоровой, сидящей за фортепиано. – Нет, Володя!      Маша играла, одновременно смотря насмешливым взглядом на разъяренного Конева.      Юрка чувствовал, как к глазам подкатывают слезы, а злость сменяется желанием сбежать.      Почему Сидорова так издевается?      Откуда она знает, куда нужно бить..?      Юрка судорожно втянул воздух, после чего стремительно направился к выходу из кинозала. – Юра! – выкрикнул Володя, но дверь театра уже захлопнулась.      Конев вышел на улицу и глубоко вдохнул, пытаясь справиться с внезапно нахлынувшими эмоциями. Замешательство, гнев, страх – всё это переполняло неподготовленное к такому раскладу Юркино создание.      Кажется, уже и паника подступала...      Юрка не знал, куда себя деть, и поэтому судорожно метался взглядом по территории кинозала.      Правда, уйти куда-то он не успел: дверь резко распахнулась, и из неё вылетел обеспокоенный Володя. – Юра! – выкрикнул Давыдов и быстро подошёл к трясущемуся от переизбытка чувств Коневу. – Юрочка, отойдём...      Володя взял дрожащую руку в свою и повёл Юрку к боковой стене театра, после чего, дойдя, второй прижался к ней спиной. – Юр... – Да что себе позволяет эта сука? – выкрикнул Юрка, еле сдерживая подступающие к глазам слёзы. – Как она может... – Юр, потише, прошу тебя, – попросил Володя, оглядываясь по сторонам. – Что это вообще было? Она специально, да? Чтобы вывести меня из себя?      Конев чувствовал, как ком, застрявший в горле, становился всё больше и больше... – Юрочка, Маша не понимает, чтó она творит... Прошу, нам не нужно поддаваться, она только этого и ждёт, – Давыдов, ещё раз оглянувшись, взял Юркину руку в свою. – После репетиции я с ней поговорю, обещаю...      Юрка посмотрел на Володю: в его глазах читалась та же боль, что Конев испытывал и сам...      То же смятение и подавленность, которые вожатый так старательно сдерживал. – Юр, только не плачь, прошу тебя, – жалобным голосом начал умолять Володя. – Я знаю: тебе больно, очень... Но нужно вернуться на репетицию.      Теперь Юрка почувствовал вину... Огромное сожаление перед Давыдовым за то, что снова дал слабинку и позволил чувствам взять верх над собой. – Я знаю, Володь, прости меня... – прошептал Конев, опустив голову. – Но это же наше, понимаешь, наше личное... Только наша с тобой «Колыбельная»... – во всех словах слышалась огромная горечь. – Мне невыносимо слышать её... – Юрочка... – шепнул Давыдов, после чего неожиданно обнял Юрку в немой поддержке. – Всё будет хорошо, правда..? – Правда, – выдохнул Юрка и обнял вожатого в ответ. – Дай мне ещё минутку...      Володя кивнул, после чего обернулся, смотря, нет ли никого рядом, и коротко поцеловал Конева в щеку.      Юрка закрыл глаза: стало чуть-чуть полегче...      Он не один: рядом Володя... – Пойдём... – сдавленно произнёс Конев и поднял взгляд на Давыдова. – Кажется, я готов...      Володя слегка улыбнулся и отстранился, после чего поднёс свою руку к Юркиному лицу и вытер маленькую слезинку с уголка глаза. – Пойдём, не волнуйся: я рядом, – заверил его вожатый и потянул за руку к двери кинозала.      Как только юноши вошли в театр, все обернулись и недоуменно на них уставились.      Маша уже сидела на месте...      Юрка старался на неё не смотреть, правда, получалось это довольно плохо... Когда  Конев зашёл внутрь, то всё равно бросил на неё полный ненависти взгляд. – Юр... – окликнула его Аня, схватив за запястье, когда Юрка проходил около их с Сидоровой ряда.      Конев бесцеремонно вырвал свою руку и, не обращая на неё внимания, пошёл дальше. Краем глаза он увидел, как Анюта опустила расстроенный взгляд в пол.      После того, как Володя с Коневым дошли до сцены, Давыдов повернулся к пионерам, а Юрка сел на кресло первого ряда. – Извините, пожалуйста, что пришлось прервать репетицию, но я думаю, что мы задержались довольно недолго, поэтому, пожалуй, продолжим, – произнёс вожатый и поправил очки. – Дальше прослушаем чтецов... Полина?      Володя прошёл к зрительным креслам и присел рядом с Коневым, а Клубкова, полная смятения после недавнего инцидента, неуверенно прошла к сцене и начала зачитывать «Письмо Татьяны», всё время бросая на Юрку полные сожаления взгляды.      Конев, конечно, это заметил и отвернулся: ему не очень-то хотелось, чтобы его кто-то жалел...      Было стыдно...      Стыдно за то, что многие его товарищи стали свидетелями этой неприятной сцены, а после и его слабости...      Юрка, вздохнув, посмотрел на Полину и кивнул ей, как бы говоря: «Всё хорошо...»      Клубкова кивнула в ответ.      Конев посмотрел на Володю: тот сидел и смотрел на сцену, но что-то в его взгляде было не так...      Юрка чувствовал это.      Давыдов выглядел так, будто сейчас находился не здесь, не в театре, а где-то там, в своих мыслях... Мыслях о Маше, «Колыбельной» и Юре...      Конев сдавленно выдохнул, наклонил голову вбок и стал ждать, когда вожатый его заметит.      Это случилось довольно быстро: Володя почувствовал Юркин взгляд и повернулся в его сторону, закусив губу.     «Всё нормально?» – Давыдов задал безмолвный вопрос.      Юрка лишь пожал плечами... – Скоро это закончится, и мы поговорим, обещаю, – наклонившись, прошептал Володя.      Конев кивнул и отвернулся, смотря на Клубкову, которая уже закончила прочтение отрывка Александра Сергеевича Пушкина. – Очень хорошо, Полина! – похвалил Давыдов, после чего попросил её уйти со сцены.      Клубкова спустилась в зрительный зал и села на своё место, а Володя позвал девочку из своего отряда для прочтения стихотворения Фёдора Тютчева «В небе тают облака».      Выступления других чтецов Юрка слушал в пол-уха: он всё ждал, когда же репетиция закончится.      Но время, как назло, шло неимоверно долго... Впереди оставались ещё просмотр работ художников и сценка, которую решили ставить для пионеров и октябрят, выбравших актёрскую игру.      Для небольшого спектакля выбрали детскую сказку, с которой бы не пришлось долго заморачиваться.      Юрка до сих пор помнил тот разговор с Володей, когда они решали, какую же тему сценки взять...     «Сидя под ивой, Конев пытался отдышаться и прийти себя, когда Володя уже снова лежал у него на коленях с закрытыми глазами.      Тишина, умиротворение, сбитое дыхание и тепло чужого тела – как же Юрка был рад почувствовать это снова... Особенно после почти годового воздержания от любых половых актов.      После нескольких минут молчания, Володя вдруг заговорил: – Юр... – Давыдов открыл глаза и мягко посмотрел на Конева. – А ведь мы так и не придумали, какую сценку ставить будем...      Юрка виновато пожал плечами. – Можем тогда подумать сейчас. – Можем, – согласился Володя. – Я вот думаю... Нужно взять что-нибудь лёгкое, не как в прошлом году, сказку какую-нибудь, например. – Сказку? – усмехнулся Конев. – Ну да, сказку, – вожатый поправил очки. – Они же ещё дети, почему бы и нет. Это легко и интересно: не нужно долго мучиться над идеальным исполнением ролей. – Ну, сказка так сказка, – принял предложение Юрка. – Какую только? – Гм, – задумался Давыдов. – У нас есть Настя, Саня, Олежка и пара октябрят... «Снежная королева»? – «Снежная королева»? – засмеялся Конев. – Посреди лета? – А что? Неплохая идея... Настя – Герда, Олежка – Кай.      Юрка ещё громче залился смехом. – Ой, не смеши! Олежка да Кай? Точно нет...      Володя нахмурился и ткнул пальцем в переносицу. – Ну а ты что предлагаешь?      Юрка задумался: – Гм, это надо подумать... – Конев почесал затылок. – «Колобок»? – Какой «Колобок», Юра, – Давыдов издал смешок. – Они хоть и дети, но из «Колобка» уже выросли. – Ну а что? «Мёртвые души» или «Недоросль» что ли? Или, быть может, «Ромео и Джульетта?» Они ещё малы для таких серьёзных тем! А сказки – они все для детей.      Володя задумчиво хмыкнул. – Да, ты прав... Но «Колобок» всё же не подходит. – «Сказка о рыбаке и рыбке?» – Юрка усмехнулся: – Олежка будем стариком, а Саня – золотой рыбкой! – Ага, и потом Олежка вытянет его неводом из моря. – А что, хорошая уха получится, наваристая! – засмеялся Конев. – Юра! – Володя подхватил его смех. – Это несерьёзно! Нужно что-то другое... – «Сказка о царе Салтане»? – предложил Юрка. – Только для этого нужно привлечь Полину, Ульяна и Ксюшу! Как раз «Три девицы под окном»... – А кого предлагаешь сделать царём? Митю? – Какого Митю? Тебя, кого ж ещё! – Конев фыркнул: – Они же все за тобой бегают... – Думаю, тогда роль младшей девицы подошла бы тебе, Юрочка... – Володя усмехнулся: – Тогда я согласился бы сыграть.      Юрка в мгновение залился румянцем. И что это такое Володя говорит? – Знаешь, тебе бы пошло платье... – задумчиво протянул вожатый. – Красное.      Конев думал, что краснеть уже больше некуда... Но, оказалось, был не прав... – Володя! – смущённо упрекнул его Юрка. – Сам говорил, серьёзней надо! – Ну всё, всё, – засмеялся Давыдов. – Думаем...      Конев напряг мысли... – Красная Шапочка? – предположил он. – Настя будет Шапочкой, Саня – Волком, Олежка – дровосеком, а Катя с твоего отряда – бабушкой, она как раз пухленькая. – Гм... Ну, идея довольно неплохая... – согласился Володя. – Других сделаем родителями, тех – охотниками... Мне нравится. – Хорошо, тогда её берём? – Видимо, да... У нас времени больше нет думать над этим.      Юрка посмотрел на свои часы – и правда, до подъёма оставалось совсем немного времени, поэтому нужно было выдвигаться в лагерь. – Ладно, тогда порешили эту, – сказал Конев, после чего прошептал: – Ещё минутки две, и пойдём...      Володин ответ утонул в поцелуе.»      Юрка невольно улыбнулся, вспоминая этот разговор, произошедший буквально вчера.      Углубившись в свои мысли, он и не заметил, как мальчик – октябренок с пятого отряда – дочитывал свой стишок. – Хорошо, молодец, – произнёс Давыдов, тепло улыбаясь. – Так, чтецов мы прослушали, далее – прогон сценки, – Володя поправил очки. – Вчера мы с Юрой подумали и решили, что лучше будет поставить что-нибудь лёгкое, например, какую-то сказку. И мы выбрали для этого «Красную Шапочку». Не волнуйтесь, никто без роли не останется, и у каждого будут слова и предназначения. Вот, например, ты, Настя, – вожатый посмотрел на Милькову, – будешь самой Красной Шапочкой, а ты, Саня, можешь сыграть Волка... – А я? – перебил Олежка. – А ты, я думаю, можешь стать отличным дровосеком-охотником! – О, – воодушевился Рылеев. – Я всполю Сане блюхо!      Весь зал коротко рассмеялся, а Олежка нахохлился. – А что? Я и плавда отличный охотник! Мечтающий всполоть злому Волку блюхо... – Да я скорее съем тебя, чем ты это сделаешь! – возразил Саня. – Мечтай...      Олежа хотел было влезть в спор, но Володя вовремя его остановил, сказав: – Ну чего вы опять! Всё это понарошку, не забывайте.      Мальчики, сузив глаза, переглянулись, после чего утвердительно кивнули. – Хорошо, тогда начнём раздавать реплики и остальные роли... – Давыдов поправил очки и взглянул на Клубкову. – Полина, ты можешь снова стать чтецом? Думаю, у тебя получится это лучше всех...      Клубкова, смущенно улыбнувшись, ответила: – Конечно...      После этих слов Володя начал прогон сценки, а Юрка и остальные пионеры и октябрята, не участвующие в этом, сидели и внимательно смотрели, иногда переговариваясь между собой. – Сходи-ка, Красная Шапочка, к бабушке, снеси ей пирожок и горшочек масла да узнай, здорова ли она, – говорила Кристина – девочка с третьего отряда, которую назначили на роль мамы Насти.      Юрка старался слушать, его всё время отвлекали мысли о Сидоровой и её желании сыграть «Колыбельную»... Коневу всё хотелось обернуться на неё, но он старательно сдерживал себя.      Время шло... На сцену уже вышел Саня, исполняющий роль Серого Волка. – Ладно, – говорит Волк, – я тоже хочу проведать твою бабушку. Я по этой дороге пойду, а ты ступай по той. Посмотрим, кто из нас раньше придет...      Юрка, несмотря на свои мысли, засмотрелся на Шамова: тот снова явно переигрывал... – Саня, постой, – остановил его Володя, – ты опять... играешь слишком эмоционально. Что это за «Ладно!»? Здесь это, скорее, звучит ехидно, а не грозно. Понял?      Шамов кивнул, и репетиция продолжалась. – Дерни за веревочку, дитя мое, дверь и откроется! – крикнула Катя, лежащая на скамье, которая временно заменила кровать.      Вскоре вышел и радостный Олежка с деревянным топором на плече.      Не успел Юрка опомниться, как Рылеев закричал: – Луки ввелх, плотивный Волк! Сейчас я тебе блюхо вспалывать буду!      Весь зал залился смехом. – Олежка, у тебя нет таких слов! – смеясь, проговорил Володя. – Ты просто вбегаешь в дом, спрашиваешь «Что тут происходит?» и убиваешь Саню, после чего принимаешь благодарности от Кати и Насти. Понятно? – Понятно, Володь! – улыбнулся Олежа и нацелился топором на Шамова. – Конец тебе, плотивный Волк!      Саня, "дрожа в предсмертной агонии", начал кричать на весь кинозал... – Сань, ну ты снова переигрываешь! – нахмурился Давыдов. – Не нужно так кричать. – Ладно, – огорчённо протянул Шамов, после чего свалился на пол и свесил язык.      Вскоре сценка закончилась. – Молодцы, ребята! – похвалил Володя. – Но ты, Олежка, не импровизируй, а ты, Саша, постарайся не переигрывать...      Рылеев с Шамовым согласились, и репетиция перешла в новую ветвь – в ветвь изобразительного искусства. – Так, девочки, вы принесли свои работы? – спросил Давыдов у Ани, Насти, Алёны и Вали – малышки с Володиного отряда. – Показывайте.      Юрка посмотрел на Анюту: та смущённо встала и подошла к сцене, держа в руках пару свёртков бумаги. – Думаю, Анины работы стоит посмотреть последними, – выразил своё мнение Конев, после чего поймал недоуменный взгляд Анюты.      Володя лишь кивнул.      Давыдов по очереди осмотрел все работы Вали, Алёны и Насти, конечно, бесконечно их нахваливая.     «Это прекрасно!» – слышалось каждую минуту.      Вскоре очередь дошла и до Ани...      Анюта протянула первый рисунок Володе, Юрка же внимательно проследил за реакцией друга. – Ань, этот пейзаж... Он великолепен... – прошептал вожатый, прикрывая рот рукой.      Конев победно улыбнулся, а Аня смущённо опустила взгляд. – Да что ты, Володь... Тут ужасно много ошибок, да и перспектива немного подкачала...      Володя, безусловно, возразил, после чего принялся рассматривать и другие работы девушки.      На каждую из них сыпалось огромное количество положительных комментариев.      Юрка непроизвольно улыбался, глядя на ошеломленные глаза Давыдова и покрасневшее лицо Анюты.      Конев и правда искренне радовался...      Володя, после просмотра всех работ, задал всем девочкам один единственный вопрос...     «Вы будете рисовать ещё какое-нибудь рисунки?»      Все, кроме Алёны, ответили положительно. Настя выбрала пейзаж, который надеялась нарисовать с пляжа, Валя выбрала цветочный натюрморт, а Аня же неожиданно выбрала портрет... – И кого ты хочешь нарисовать? – спросил Володя. – Кто-то хочет себе портрет? – неожиданно поинтересовалась Аня у людей, сидящих в зале. – Я хочу! – выкрикнул Юрка до того, как кто-то успел что-то сказать. – Нарисуй нас с Володей. – Нас? – переспросил Давыдов. – Я... – Очень хорошая идея, Юра! – перебила вожатого Аня. – Я только за!      Юрка победно улыбнулся и произнёс: – Ну и хорошо, когда начнём? – Думаю, лучшего всего вечером: там закат красивый...      Конев кивнул и посмотрел на Володю: тот всё ещё выглядел слегка смущённым. – Ладно, хорошо... – согласился Давыдов.      После этих слов Володя, до того, как протрубил горн, успел обсудить с присутствующими ещё несколько вопросов насчёт декораций и костюмов.      Настало время обеда, и пионеры, прихватив с собой октябрят, направились в столовую. – Маша, останься... – окликнул Сидорову Володя, после чего девушка остановилась, и ход времени для неё замедлился...