Гвоздика в твоих волосах

      Родрик чувствовал, что был уже совсем близок к своей цели, когда дорога привела его в деревню, где часть домов была заколочена.       Это было видно сразу, подъезжая с тропы. Словно полоса тьмы и света разбивала деревню на «хорошее» и «плохое».       Однако, всё место целиком настораживало и выглядело мрачновато, несмотря на то, что другие дома выглядели обычными, обжитыми. «Слишком обычными», — подумал Родрик. Он не мог избавиться от мысли, что здесь что-то было не так, это витало в воздухе. Стоило ему подъехать ближе, как ему мгновенно вышли навстречу, он спешился, не выпуская из рук поводья. Жители справились об его здоровье и самочувствии, сами предложили ночлег. Они улыбались, были очень приветливы, и всё это были только взрослые. Детей нигде не было видно. «И не слышно», — подумал он.       Родрик принял их предложение, не подавая виду, что у него были мурашки по коже от их пристальных взглядов. Он хотел было решиться запрыгнуть на коня и поскакать прочь, но стоило слегка оглянуться — и он увидел, что позади уже него были другие люди, с такими же приветливыми улыбками похлопывающие Бастиона по бокам.       «Прекрасно! Я в западне, в деревне сумасшедших!» — Родрик еле сдержался, чтобы не рассмеяться в ответ на свою неудачливость. Попробуй он сейчас бежать и те, кого насчитал, примерно дюжина, свалят его и переломают ноги и руки. И он уже никогда не доберётся до Амисии и других. Совсем недолго промолчав, Родрик заулыбался в ответ, изображая полное простодушие.       — Большое вам спасибо за предложение! Останусь с превеликим удовольствием, я успел устать после долгих дней дороги.       Все заулыбались, люди переняли у него поводья Бастиона: без явного принуждения, но Родрик знал, что выбора у него не было. Мужчина, выступавший главой деревни, похлопал его по плечу, приобнял и повёл в первый дом.       Родрику выделили постель — ему уже давно не приходилось спать на чём-то кроме земли, камней, сене или подстилке, если повезёт, — и дали одежду, от которой он вежливо отказался, сказав, что ему очень дорога его собственная, отцовская. «Чёрта с два, я не собираюсь оставаться в долгу перед ними... Или надевать что-то пропитанное ядом, — подумал Родрик. — Надо убираться отсюда, как только представиться возможным».       Но такой возможности ему не суждено было увидеть.       Они накормили его, занимали разговорами, не давая без особой причины покидать дом. Отпросившись справить нужду, Родрик постарался успеть оглядеться по сторонам, пока шёл по улице к отхожему месту. Люди появились из ниоткуда подле своих домов, занятые разными делами и без стеснения наблюдавшие за ним. Потому он только бросал взгляды краем глаз, не поворачивая головы.       Домов стояло с десяток, а за ними примерно в половину меньше — заколоченных. Неподалёку протекала речка, а дорога сюда вела только одна, по которой он приехал. Родрик прислушивался, пытаясь найти Бастиона, но всё заглушало кудахтание кур, крики гусей и мычание коровы. Добравшись до отхожего места, он заметил в щёлку между ограждающими досками, что Бастиона привязали в конце деревни к столбу с ещё двумя лошадьми. С него сняли седло, сумку и даже поводья заменили обычной верёвкой. «Вот ублюдки, они ещё и воры», — подумал Родрик. Ему очень нравились его седло и сумка, это всё были подарки, и самому такое купить ему не было по карману. Он чертыхнулся про себя, чувствуя, что петля на его шее затягивается всё туже. Он не мог придумать, что же делать.       Сейчас он был один, избавился от надзирателей, и в принципе он мог бы со всех ног побежать прочь, сбить кого-то с ног и вырваться на дорогу. Но тогда Бастион остался бы с ними. Без коня ему, конечно, далеко не уйти, если вдруг они решились бы на преследование, но даже если они отпустили его, он не мог оставить своего нового товарища с этими безумцами. Ни за что.       Справив нужду, Родрик помыл руки у водокачки и пошёл обратно. Неспешно, держа голову слегка опущенной и краем глаз снова осматривая окрестности. Ничего нового это не помогло найти, но зато он закрепил в памяти старое.       Родрик вернулся в дом своего пленителя. Уже вечерело, и у Родрика оставалась надежда, что когда все уснут, он сможет сбежать с Бастионом, потому он послушно сел за стол, отужинал хлебом и молоком, пусть и еда по-прежнему вызывала у него сомнения. После этого он помог им разжечь камин и готовился придумывать план побега, в зависимости от того, где все лягут, относительно его постели.       Мужчина пригласил всех ко сну и как только Родрик улёгся, он лёг с ним рядом, вплотную, прижимая собой Родрика к стене. Остальные домочадцы: жена, старушка и взрослый сын-балда, — легли внизу кровати на матрасы. Чтобы как-то поместиться на небольшой кровати вместе со странным мужчиной, Родрик был вынужден лечь спиной к стене, на бок, и подставить ему лицо. Ещё долго он не мог уснуть, пялясь в храпящую физиономию пленителя. Руки чесались хорошо ему врезать или скинуть с кровати, но тогда бы проснулись его родственники.       В эту ночь у Родрика сбежать не получилось.

***

      Настал новый день. Спал Родрик беспокойно, просыпаясь то и дело от любого шороха и готовый отбиваться, если бы его начали вязать. Потому он совершенно не выспался.       Разлепив глаза, мучаясь от головной боли, Родрик грузно сел на постель и выдохнул. «Прошёл только один день, я выберусь», — он не давал себе опустить руки. Все уже давно встали, занятые готовкой и другими домашними делами. Мужчины не было на месте.       Родрик встал, не подавая виду о своих терзаниях, и, подыгрывая домачадцам, пожелал всем доброго утра, поблагодарил за прекрасный отдых, за всю заботу. Он умылся в предоставленном корыте и оделся в свою одежду.       День шёл так же как и прошлый. Стоило приблизиться к двери, и старший сын с полоумным, лишённым разума, лицом преграждал путь собой. Он ничего не говорил, не касался Родрика руками, просто оставался стоять перед дверью. Все присутствующие тогда замирали, умолкали и безотрывно смотрели на него. Родрик, порядком подбешённый этим положением вещей, уже был готов учинить драку, но вовремя себя одёргивал. Он дёргал головой, шумно выдыхая, и как ни в чём не бывало разворачивался, возвращаясь в центр комнаты, будто никуда уходить не хотел.       Этому негласному правилу «показывать, а не говорить» следовал весь дом. Бесполезно было пытаться что-то спросить, они делали вид, что ничего не слышали, если только вопрос не казался справления нужды, близости еды и чего-то прочего необходимого, или если они сами не начинали с тобой говорить. В любом другом вопросе тебя ожидало только молчание и взгляд мимо тебя. «Здесь свихнуться недолго», — подумал Родрик, понимая, что его ломали как могли. Когда Инквизиция пленила его, они чётко сказали ему, что он их пленный, они били и обзывали его, и потому он мог им ответить. Но люди этой деревни лишили его свободы, никак это не подчёркивая, словно он сам на всё согласился. Они отрезали ему все пути, и ему оставалось лишь послушно покоряться, при этом не находя повода начать драку. Это было ужасное чувство.       Он сидел на кровати от бездействия. Он уже успел помочь подлатать стул и помыть горшки, после чего хозяйка дома сказала ему отдыхать и ждать главы семейства. Она называла его «Спасителем деревни», выражая всем своим поведением и тоном благоговение, с которым сравнится лишь преклонение перед Богом.       Время тянулось долго, Родрик и вправду оказался здесь узником. Он успел познакомиться взглядом с каждым уголком дома: он был широким, удлинённым, с одной общей комнатой и одним этажом. Были шкаф, участок с камином и котлом, подобие кухни, лавка и метла у стены. Также у противоположного окна был ткацкий станок, а пол был обычным, из бетона.       Компанию ему составила только старушка, до этого занимавшаяся ткацким станком, а теперь, медленно волоча ноги, подойдя к Родрику и опустившись на кресло рядом.       Родрик заметил, что она скоро начала клевать носом и что-то бормотала в полубреду. Среди прочей чепухи можно было расслышать отчётливые: «Внучок, внучок, послушай же...». Он глянул на женщину, напевавшую что-то пока самозабвенно чистила овощи, и на глуповатого парня, который уставился в пол, похлопывая себя ладонью по макушке. Они были заняты.       — Бабуль?.. — тихо позвал он старуху. — А, бабуль?..       — А? А... — отвечала она, чуть сощурив закрытые глаза и причмокнув губами.       — Вам хорошо спится? — справился Родрик.       — А?.. Да, да... внучок, хорошо, — еле слышно ответила она, с трудом управляясь со словами.       — Напомни мне, бабуль, тут повозка с детьми давно была?       — Те, что трое и с больной матерью? — Родрик похододел, стиснув одеяло в пальцах.       — Да-да, они, — спокойно ответил он.       — Ну так ж, с месяц назад, внучок... — У Родрика спёрло дыхание, он стал предполагать самое худшее, судорожно вспоминая, видел ли где-то в деревне повозку. — Уехали... Совали носы куда не надо, мерзавцы, — пробубнила старушка, всё больше погружаясь в сон.       Родрик шумно выдохнул, закрыв глаза и наклонившись вниз. «Слава Богу, они в порядке», — подумал Родрик. Теперь у него снова были силы не отчаиваться. Если не приведи Господь, они успели бы что-то сделать с ребятами... Тогда Родрику не было бы смысла жить с таким позором: опоздать... подвести их.       Родрик не хотел об этом думать. Ведь, попав сюда, он вновь столкнулся не с оптимистичным и восстанавливающимся миром, а с его уродливой стороной, где жили опасные, безумные люди. Но ему это было не впервой. И ему надо было сделать всё, чтобы быстрее вернуться к своим друзьям, которые тоже могли встретиться и в других местах с чем-то подобным.       Он покорился желанию пленителя и не создавал хлопот. Ел, спал, умывался. Помогал чем мог, потом просиживал долгие часы на кровати. Если старушка снова была подле в полудрёме, пытался что-то узнать, но это было большой редкостью: она была не совсем в себе и не на всё отвечала понятно. Например, когда он спросил, сколько здесь жило людей, она ответила: «Давно». Стоило повторить вопрос, и он получил ответ: «В пятницу вечером». Спрашивать о себе он не рисковал, ибо понимал, что это могло её насторожить: она наверняка видела сон, где заговорить с ней могли только близкие.       Так что он снова оставался ни с чем. Мужчина с ним не заговаривал, и вообще все они с каждым днём всё более явственно относились к Родрику как к приюченной зверушке, а не человеку или гостю их дома. С ним теперь вообще не говорили, кормили, поили, давали поспать и следили, чтобы он никуда не уходил. Со временем даже прогулки в отхожее место были сокращены до пользования горшком, причём на глазах у полоумного парня, который потом его выносил. Это было отвратительно, но Родрик оставил попытки вразумить его и договориться о том, чтобы он хоть в сторону смотрел в процессе.       Родрик смирился с обстоятельствами и выжидал. День за днём он наблюдал из высокого окна как по небу плыли облака, как пролетали мимо птицы и как солнце сменялось звёздами и луной. Слушал звуки деревни: он по-прежнему слышал только животных, обрывки бесед — приветствия, короткие разговоры о здоровье и восхваления Спасителя, — и деревенскую возню. Никаких детей. Никогда.

***

      Родрик не был уверен, сколько прошло дней, потому что поначалу считал дни, а потом стал сбиваться и путаться, не посчитал ли лишний или, может, не недосчитал какой-то. Ему казалось, что он пробыл здесь не менее двух недель.       Любой другой уже отчаялся бы, но Родрик, хоть и выглядел покорным и смирившимся со своим безысходным положением, внутри хранил твёрдую убеждённость в то, что он найдёт выход. Даже если это заняло бы месяцы, они с ним ничего не сделают. С другой стороны, он хотел сделать это как можно скорее.       Он безукоризненно следовал их распорядку дня, больше не пытался ни с кем заговорить, кроме старушки, и только ждал. В этот день, неожиданно, старушка сказала ему что-то новое и сама, без заданных вопросов. Что-то, что его насторожило.       — Полная луна, внучок, полная луна... Спаситель готовится ко Дню Жатвы...       — Когда это будет, напомни? — тихонько спросил её Родрик, надеясь, что она в достаточном сознании, чтобы ответить.       — День Жатвы, которая бережёт нас... Которая спасает от крыс и голода... Ночью...       Старушка стала храпеть, а Родрик бегло осмотрелся, проверяя, не слышал ли их кто-то. Нет, оказалось, что нет.       Время поджимало, сегодня ночью что-то готовилось, если только старушка не говорила о чём-то другом, о своём и в голове. Но было не похоже на то, ведь ещё вчера, перед сном, Родрик заметил среди облаков как наливалась луна: она была почти что полной.       «Я буду готов, — Родрик не знал, что с ним собираются сделать, но в последние три дня его кормили особенно хорошо, и это ничего доброго не предвещало. — Свиней тоже кормят хорошо перед тем как порезать», — подумал он и проявил ещё большую внимательность к своему окружению.       Сегодня все действительно совершали какие-то приготовления: в деревне, снаружи, было громче обычного, стучали молотки, что-то перетаскивали. Кололи дерево, переносили посуду. Домочадцы, не обмолвившись с Родриком ни словом, оставили его в доме вместе со старушкой, закрыв дверь с другой стороны: он отчётливо расслышал как щёлкнул замок и повернулся ключ.       Старушка продолжала спать. Родрик же, подождав немного, подскочил с места и стал искать что-либо, что могло ему пригодиться. Он снова надел свою набреденную сумку с кошелем с деньгами и инструментами: ничего из этого они не забрали, и это только добавляло сомнений.       Он не нашёл никакого намёка на ход в подвал, а потому путь наружу лежал либо через потушенный камин, либо через узкие окна. Последнее не подходило ему по размерам. А первое... стоило ли напоминать, что Родрик не отличался атлетическим телосложением?       Первый шанс выбраться, и он снова был в западне! Вот почему они были так спокойны, оставляя его.       — Чёрт подери, чёрт подери! — шептал он, стараясь не разбудить старушку.       «Они могут прийти в любой момент!» — Родрик начинал волноваться, возможность спастись ускользала у него из рук. Он снова и снова смотрел по сторонам, будто надеясь, что окна станут шире, дверь сама отворится, или что непонятно откуда в стене появится дыра. Он не мог поднимать шум и ломать её, хотя представлял, что это ему под силам, ведь тогда его точно бы лишили сознания или повязали.       Он схватился за голову, стискивая зубы. Он всю жизнь шёл напролом, навстречу огню, опасности и страхам. Он не привык оказываться в месте, откуда не было выхода с помощью силы.       Родрик старался успокоиться, чтобы паника не захватила его с головой. Он убеждал себя, что выход был, но он его не видел. «Что бы сделал Лукас?.. Позвал на помощь, придумал бы смесь, подорвал бы здесь всё к чертям собачьим, — это всё ему не подходило. — Что бы сделала Амисия?» — он погрузился в раздумья.       Внезапно, его лицо переменилось. Казалось, он нашёл выход.

***

      Наступила ночь. Снаружи стали петь странные песни, либо сложенные на другом языке, либо же сами по себе не имевшие слов и всё было их каким-то подобием. К двери подошли. Кто-то стал возиться с ключом, отворил замок, и дверь распахнулась.       Внутрь вошло много человек разом. Все встали на одном месте, смолкнув. Свет факелов протягивался линиями до стен.       — Где он?! Где Агнец?! — закричал, судя по голосу, Спаситель, вот только на себя он больше не был похож: это походило на вопль безумца, а не вскрик рассудительного добряка. — Как?! Как он мог сбежать?!       Пение с улицы не перестало доноситься, похоже, певцы ещё не поняли, что что-то пошло не по плану, а взвизгивания и верещания Спасителя привели его спутников в беспокойство. Они лепетали перед ним, стараясь успокоить и пообещать найти Агнца, но он был непреклонен.       Топот ног мужчины перемещался по всему дому, он судорожно искал Агнца в каждом углу, толкая и опрокидывая мебель. Затем он где-то остановился, снова взвизгнул и в стену полетела глиняная тарелка, разбившаяся на осколки. Послышался вскрик старушки. На пол упало кресло.       — Ты, карга бесполезная, где он, а, где он?! Ты всех нас решила убить, ведьма?! — орал он, а старушка делала отчаянные вздохи и издавала в ответ всхлипы и стоны.       Жена Спасителя подала голос, казалось, оказавшись рядом с продолжавшим орать на старушку мужем.       — Великий Спаситель, она ни в чём не виновата! Простите её! Она... она спала... она не знала... она не предала бы вас, она же ваша мать! Пожалуйста, пожалуйста... пустите её!       Жена отчаянно рыдала, Спаситель кричал, а старушка постанывала всё тише. В конце концов, Спаситель замолчал, выругался и кинул старушку, которую, похоже, успела поймать в объятия его жена.       — Вижу, у тебя много милосердия к соступившим с пути. Этой ночью Жатва случится, найдём мы Агнца или нет. Раз ты готова поручиться за эту безумную, подготовь её. Если не найдём парня, она его заменит. Это знак. — Жена всхлипнула, но ничего не ответила. — И больше никогда, женщина, не говори Спасителю, что у Него есть мать. Он свободен от уз с бренной землёй, Он есть ваш Бог.       Мужчина раздал всем указания найти Агнца, и паре людей — помочь его жене вывести вскрикивавшую, напуганную старушку. Жена плакала, но не сопротивлялась. Пение на улице стихло, всё сменилось на истерию, беготню и перекрикивания между собой. Дом опустел...       Прошло некоторое время. Послышался кашель. В камине что-то шевельнулось и вниз посыпались камни. А затем кто-то шумно спрыгнул. Родрик вылез обратно в дом и отряхнулся.       — Еле... выдержал... — отдышиваясь, пробормотал Родрик, не зная, что думать по поводу происходящего.       Оставаться ему тут однозначно было нельзя, всё звучало слишком плохо. Но снаружи люди всё ещё бегали, хотя теперь, похоже, они отправились прочёсывать дальние дома и поле неподалёку. Плеск воды говорил о том, что кто-то пошёл вброд через реку. «Отпускать меня они точно не собирались», — безрадостно подумал Родрик и решил, что ещё немного даст время, чтобы не провалиться.       Он поглядывал в окна и заметил, что Бастион оставался с другими конями привязанным. Можно было предположить, что в их рассчётах Родрик бежал без него, а значит, его проще было настигнуть. Но часть людей бродила по улицам в странных льняных балахонах, похожих на мучные мешки.       Родрик снова спрятался в темноте дома и стал выжидать, он занял позицию за шкафом, в уголке, так, чтобы, заходя, его не увидели сразу.       Люди начали возвращаться. Снова послышались бормотания и вскрикивания старушки. Жители переговаривались между собой влпоть до тех пор, пока Спаситель не призвал их к тишине.       — Дети мои! Сегодня вы наблюдали то, что впору назвать предательством и карой Божьей! Долго мы не приносили в жертву Агнцев, упустив наших последних детей, шайку детишек. — «Он говорит о ребятах!» — И теперь Небо прогневалось на нас. В День Жатвы оно лишило нас выбранного Агнца!       Люди заверещали и зарыдали в ответ. Они сокрушались, вскрикивали и стонали, причитая:       — Горе нам!       — Что же теперь?       — Небо снова пошлёт крыс и они съедят нас!       — Довольно! — оборвал их крики Спаситель. — Я ваш Спаситель, и я сделаю всё, чтобы защитить вас. Небо говорило со мной в ответ на мою преданность, и оно дало ответ: сегодня мы принесём в жертву Дню Жатвы не одного, а двух!       От неожиданности люди ахнули и стали восклицать. Родрик, слушая это безумие, выбрался из укрытия и подобрался ближе к окну у кровати, наблюдая за происходящим в центре деревни. Он видел всё со стороны, сбоку, и то, неполностью.       Жители собрались вокруг высокого костра, все они были одеты в одно и то же. Они прыгали от радости, обнимая друг друга и целуя, танцуя и падая на землю без чувств. Спаситель стоял на сколоченном из досок возвышении, вздымая руку к небу, а у его ног на земле сидела его жена со старушкой, лежавшей у неё на груди. Женщина обнимала свекровь, покачивая её на руках, и что-то самозабвенно ей нашёптывала, поглаживая ту по лицу. Обе они были обнажены.       Родрика покрыл холодный пот, он только беззвучно произнёс       — Не может быть... Безумцы...       — Подведите ко мне первого Агнца! — провозгласил Спаситель.       Люди подступились к женщине со старушкой и, игнорируя её сопротивления, вырвали свекровь у неё из рук. Мужчина поднял жену Спасителя за подмышки, и та, в прошлом столь покорная женщина, кричала и отбивалась, пытаясь вырваться. Никто не обратил на это внимание.       Её подтащили к трибуне, а другие рядом поставили большой чугунный котёл. Подошёл ещё мужчина и вдвоём они схватили её за руки и наклонили над котлом. Люди напротив них наблюдали за этим с восторгом и снова начали петь странные песни.       Спаситель стал медленно спускаться по ступеням вниз.       — О Небо, о Заботящаяся о нас Матерь! Смотри, смотри, мы выполним Твою волю! Твой избранник, Спаситель, стоит перед ликом Твоим! И дети Твои, послушные Ему, служат Тебе! — закричал он, сотрясая воздетые руки.       Кто-то продолжал петь, а кто-то стал вскрикивать от восторга, подпрыгивая и пританцовывая на месте.       — Пусть же крысы, как ушли, так больше не вернутся, пусть же кровь Агнцев усмирит их гнев! — кричал он, и люди ликовали, а жена его продолжала пытаться вырваться, истошно крича. — О Агнец, не пристало тебе такое поведение! Мы можем вам только завидовать! Вы те, кто спасёт нас, кто встретится в благодарность с самой Матерью, Небом! Вам следует с гордостью принять неизбежное и возрадоваться!       Удерживающую женщину мужчины сильнее выгнули ей руку, от чего она отчаянно застонала и зарыдала во всё горло. Затем она ослабла, перестала вырываться и опустила голову над котлом, что-то бормоча и беззвучно плача.       Спаситель приблизился к ним. Перенял у подошедшей женщины нож и провёл им по щеке своей жены.       — Да будет пролита кровь первого Агнца! — закричал он и, замахнувшись, воткнул нож в плечо своей жены.       Он вынул нож и хлынула кровь.       Жена закричала от боли, а мужчины опрокинули её по пояс в котёл, давая крови стекать в него. Женщина извивалась, но делала это с нараставшей слабостью. Спаситель громко засмеялся, вскидывая и опуская руки, подбадривая других радоваться. И люди радовались.       Затем Спаситель дал знак державшим жену Спасителя мужчинам, и её выпрямили и отвели в сторону, кинув на землю. Женщина, поднёсшая Спасителю нож, подоспела к ней и прижала к земле, не давая подняться и связав ей руки. В распущенных волосах помощницы виднелась подвязанная длинная белая лента.       Спаситель указал на старушку, и мужчины подняли её. Она была без сознания, вялая и безжизненная, они протащили её по земле до котла и перекинули в него наполовину.       — Прими же, Небо, второго Агнца!! — закричал вновь Спаситель и воткнул нож старушке в шею сбоку. — И пусть Небо пошлёт в лоно наших женщин новых!       Она очнулась, вздрогнула и стала хрипло вопить от ужаса, но перестала как только он провёл ножом до конца вдоль её горла. Она только хрипела, обессилив и повиснув тучным телом, с жировыми складками лежавшими одна на другой, на котле.       Спаситель стал ликовать и скинул свои одежды. Остальные последовали его примеру.       Обнажённые, люди танцевали, сталкивались в объятья, некоторые мужчины сцеплялись с женщинами и падали наземь. Остальные же пели, восклицая и вскидывая руки вверх. Спаситель подошёл к котлу, дал знак мужчинам и они сняли тушу старушки с котла, отволочив её к плачущей и истекающей кровью жене. Спаситель наклонился и зачерпнул в поднятую с земли чашу кровь. Он пролил часть себе на голову и то, что стекло, размазал себе по груди. Потом он отпил из чаши, а остаток плеснул на валявшихся и вздрагивающих на земле людей.       Это вызвало волну новой радости. Затем остальные стали подходить и зачерпывать кровь в свои чаши, по очереди, встав в линию.       Помощница, удерживавшая жену, отпустила её — теперь она совсем затихла — и вкрадчиво приблизилась к Спасителю. Он приобнял её за талию и дал испить из своей чаши, а затем разделил с ней поцелуй.       Родрик не мог поверить своим глазам. За всё время, он впервые видел что-то, что могло обойти даже Инквизицию в своей жестокости. Ему стало плохо, он чувствовал, что его вот-вот стошнит, он попытался сдержаться. Однако, не вышло. Его вырвало в сторону, прямо на пол, и он пытался совладать с собой. Смотреть туда больше не хотелось, но, встретившись с реальностью его положения, Родрик понимал, что ему ничего не оставалось, иначе он рисковал стать следующим.       Распрямившись, отдышавшись, Родрик увидел, что мужчины потащили жену Спасителя и мать в дом, стоявший среди заколоченных. Доски были заблаговременно сняты, а дверь распахнута. Они втащили двух женщин, а затем закрыли дверь и приколотили доски обратно. Затем они, сняв балахоны, отправились обратно, к общему празднованию.       Там все пили кровь, умащали ею свои тела и делились приготовленной едой.       Родрик подумал, что сейчас Господь предоставил ему шанс бежать из этого богозабытого места.       Больше не медля, Родрик, пригибаясь, вышел из дома, обогнул его с дальней от костра стороны и побежал к дому, где он помнил, что были привязаны лошади. К сожалению, отвлечённый ранее кошмарным зрелищем, он совсем не заметил, что лошадей забрали.       «Бастион, о Боже!» — кровь в жилах Родрика похолодела и он обернулся. Нет, там, среди огней, он не видел лошадей. Возможно, был ещё шанс спасти Бастиона. Родрик сломал дверь в дом, быстро обыскал его и встретил первую радость за долгое время — своё седло и сумку. Он выбежал с ними на улицу и, держась тени дальних домов, обогнул деревню. За рекой, на другом берегу, вдали, он увидел горевший факел и двух лошадей. Ему оставалось только молиться, чтобы среди них был Бастион, иначе пришлось бы всё-таки спасаться без него.       Двигаясь к реке, Родрик заметил, что приближался к заколоченным домам. Он помнил, как скрутило ему сердце, как заболели руки, как гнев наполнил его тело, когда он наблюдал за казнью двух женщин и ничем не мог им помочь.       Он пытался вразумить себя, отговорить от идеи проведать их, ведь они наверняка и сами участвовали в прошлых Днях Жатвы, и всё же, услышав тихие постанывания жены Спасителя, Родрик остановился. Он не смог пройти мимо.       Приблизившись к двери, он прислушался, и, убедившись, что она там, подошёл к заколоченному окну.       — Госпожа... вы меня слышите? — Стоны затихли. Возможно, она пыталась понять, чудиться ли ей его голос или это происходило наяву.       — Да... — донёсся до него тихий ответ.       Родрик сглотнул. Он сам не знал, зачем к ней подошёл, ради чего. Она могла поднять крик, сдать его, в отмеску за то, что он принёс ей и свекрови предназначавшиеся ему страдания.       — Мне жаль... мне жаль, что вам пришлось это пережить. Мне жаль, что вам больно.       Жена промолчала. Она делала слабые, но шумные вдохи. Через время она стала кашлять.       — Сколько людей?       Она продолжала молчать.       — Как давно?       — Столько, что и не вспомнить... в каждый дом... С тех пор как начались набеги крыс... — прерываясь на то, чтобы сделать глоток воздуха, голосом, полным раскаяния и страданий, вдруг заговорила она. В нём слышались слёзы. — Я... я ничего не могла сделать. Было отчаяние, люди вернулись в деревню и здесь были покусанные, они болели... Другие заражались... Мы заколотили больных: мёртвых и живых, — в домах. Сначала... Спаси-... Альфред плакал... Первую ночь, а потом... Потом он больше никогда не плакал, — она зарыдала в голос. — Он стал говорить о Небе, что слышал Его слова, что некая Мать, говорила с ним, и он обещал оградить нас от крыс и болезней. Начались Дни Жатвы. Мы стали приводить в дома уже не больных, а надрезанных нами. Он делил между людьми их кровь. И он стал объявлять, что Матерь хотела видеть прежде всего самых юных, чтобы подарить им Потерянный Рай.       Родрик опустил взгляд, ему тяжело было это слушать, но он остался, понимая, что женщине осталось недолго. Её голос становился всё тише, она почти бормотала, и говорила быстро — не Родрику, а себе, как на исповеди...       — Мне жаль, — произнёс Родрик, его одолевали смешанные чувства: волей-неволей она была частью этого, но сейчас она истекала кровью, принесённая в жертву своим же мужем.       — Я была той, кто привела в этот дом первую жертву... вдову... Она плакала, а я... я ничего не сделала против... Альфред говорил, что жена Спасителя, должна быть ему подстать, он... говорил...       Она закашляла, сделала глубокие вдохи, захрипела, что-то ещё бормотала, уже неразборчивое, и затихла. Родрик простоял на том месте ещё недолго.       «Люди... что может быть страшнее них?» — подумал он и, помотав головой, сделал шаг в сторону. Было темно, прохладно, вдалеке слышались звуки беснования жителей, а природа молчала и даже ветер совсем не дул. Луна вышла из-за облаков, проливая свой свет, но совершенно не в силах как-либо повлиять на происходящую здесь чертовщину. У Родрика было тяжело на сердце, он хотел убежать отсюда как можно скорее.       — Агнец! — только и услышал Родрик, когда твёрдая рука схватила его за запястье. Он обернулся и встретился взглядом с безумными глазами перемазанного в крови и обнажённого Альфреда. Родрик встал как вкопанный, он ещё не успел отойти от общего шока, от увиденного и услышанного, и тело его подвело, мир замер для него. — Куда же ты?! Пропускаешь свой шанс воссоединиться с Матерью, попасть в Рай?! Как ты можешь?! Как ты можешь?! Как ты можешь?!       Альфред стал верещать, повторяя последнюю фразу снова и снова, и каждый раз ударяя Родрика по лицу, отвешивая размашистые пощёчины. Он оплёвывал его, и второй рукой сильнее стиснул запястье Родрика. «Чёрт тебя подери...» — подумал Родрик. Он слышал отвратительный запах крови и также пива, а, бросив взгляд по сторонам, заметил, что они были одни. Спаситель бил его голыми руками.       Родрик, не пошелохнувшись ни от одного из ударов, выпустил седло и сумку из рук. Не меняясь в лице, он вырвал свою руку из хватки мужчины, а затем занёс её назад и ответил ему ударом в челюсть. Спаситель пошатнулся, сделал шаг назад.       Родрик сбил его с ног в прыжке, обхватив мужчину за грудь. Они упали наземь. Спаситель опешил, он похоже не ожидал, что Божьего сына кто-то решит коснуться. И он готов был уже заверещать, делая возмущённые вдохи, когда Родрик, стоя над ним на коленях, нанёс ему ещё один удар по лицу. Затем другой, третий, четвёртый... Он бил его, не проронив ни звука и не изменив спокойному выражению лица. Его руки и рубашка были обрызганы кровью Спасителя, а где-то отпечатались пятна той крови, которой Спаситель был обмазан. Спаситель замер, с открытыми глазами и ртом. Родрик постоял над ним некоторое время, затем безучастно поднял глаза, убеждаясь, что никто не заметил произошедшего, поднялся, забрал вещи и отправился в сторону реки.       Пересекая реку вброд, Родрик делал шаги медленно, смотря на воду, пока сам был в ней по плечи. Река промочила его до нитки, вытягивая с собой из ткани кровь.       Он вышел на берег и, подойдя к лошадям, увидел, что одна из них и впрямь была Бастионом. Конь встретил его радостным ржанием.       Родрик отвязал его и надел на него узду, а также седло и сумку. Запрыгнув в седло, Родрик отвязал верёвку, удерживавшую другого коня и шлёпнул его, отправляя убегать прочь. А затем, ударив Бастиона по бокам, помчал прочь, по лесной тропе, подальше от этого места.       — До ада и обратно, Амисия, до ада и обратно... — твердил он, сжимая поводья в руках и не сводя взгляда с пути впереди.