Гвоздика в твоих волосах

      Месье Рауль и доктор Фабрис, вместе с повисшим на них Родриком, смогли незаметно пробраться сквозь закоулки. Люди и не думали заходить в забытые Богом улицы города, для них было достаточно наживы среди богатых домов в центре. По той же причине месье Рауль и Фабрис в дом Месье Рауля направиться не могли. Конечно, там остались ценные вещи, но Месье Рауль не был так прост: он всегда опасался прихода подобных дней и прятал всё важное там, где никто не найдёт. Потому сейчас он мог сосредоточиться на спасении сына его старого и похоже покойного друга, вверив своё имущество Всевышнему.       «Отец Родрика был человеком чести... — думал Месье Рауль, делая очередной глубокий вдох, ибо тащить такого громоздкого парнишку было изнуряющим занятием. Но он не собирался сдаваться. — Парнишка всегда был похож на него. Надеюсь, таким он и останется. Если не успел помереть». Фабрис пыхтел под боком, но излишне причитать остерегался. Он стал многим тише ещё после первого раза, когда в ответ на голос доктора кто-то попробовал позвать его к себе из-за домов. Это значительно охладило его пыл и подарило повод для радости Месье Раулю.       В самых чертогах города, минуя пепелище дома кузнеца, стоял скромный домик доктора. Казалось, Фабрис обязан был располагать чем-то более впечатляющим, однако доктор хорошо знал: чем больше показываешь людям, тем меньше они тебе в итоге платят. И тем чаще они будут заглядывать тебе в окна, ища твои драгоценности!       Фабрис остановился за пару шагов до двери и быстро огляделся по сторонам. Вокруг было ни души, голоса людей еле-еле слышались сквозь дождь и доносились они откуда-то совсем издали. Он глянул на Месье Рауля, выжидающе впившегося в него взглядом, и вздрогнул.       — Ладно, ладно... — снова пробормотал Фабрис и заторопился к двери.       У двери Фабрис бесцеремонно спустил с плеча Родрика, тем самым заставив Месье Рауля взвалить на себя всю ношу. Месье Рауль возмущённо выдохнул, чуть не уронив Родрика, но Фабрис сделал вид, что ничего не заметил. Приподняв одежды, он вытянул ключ на верёвке, повязанной у него на талии, и отпёр огромный замок, державший тяжёлый засов на двери.       Он спрятал ключ снова под одеждами и откинул засов, отворяя дверь.       — Идём-те, — произнёс Фабрис и, подхватив Родрика, помог затащить его вовнутрь.       Дом был в один этаж, потому всё располагалось под рукой. Кровать — единственная роскошь, которую позволил себе доктор, — стояла почти сразу у входа. Но Месье Рауль, Фабрис и Родрик, — все были полностью вымокшими. Фабрис запротестовал на предложение сразу положить Родрика. Он снова повесил Родрика на Месье Рауле и сходил за старыми тканями, устлал ими кровать, а затем позволил уложить Родрика на живот. Спина Родрика была усеяна торчавшими стрелами.       Фабрис и Месье Рауль сняли накидки и высушили сухими обрывками ткани волосы и лицо, руки. Сразу после этого Фабрис запер дверь на внутренний засов, проверил, чтобы ставни были плотно закрыты и зажёг лампу. Месье Рауль присел на стул подле кровати, а Фабрис начал осмотр. Месье Рауль терпеливо наблюдал, внимательно следя за каждым движением доктора.       — Дыхание... — Фабрис наклонил самое ухо ко рту бессознательного Родрика. Он молчал, вслушиваясь. Месье Рауль напрягся. — Не слышу, — произнёс Фабрис, хмыкнув. Сердце месье Рауля так и ухнуло. Но опережая его вопрос, Фабрис подставил свою ладонь к самым губам и носу Родрика, а второй рукой вздёрнул указательный палец, призывая сохранять молчание.       Минуты тянулись годами. Внезапно он обернулся на месье Рауля.       — Есть! Он дышит. Но совсем еле слышно.       Месье Рауль не мог поверить своим ушам, но на пару с пришедшим облегчением его охватила новая тревога: Родрик слаб, и они могут не успеть его спасти.       — Подтверждаю, он пока что жив, — после ещё некоторых проверок заключил Фабрис, отвечая на молчаливые догадки собеседника. — Он очень холоден, дождь не сыграл нам на руку. Сердце его бьётся, но тихо. Чтобы его спасти, мне придётся не один день повозиться. И то, — Фабрис отстранился от больного и махнул рукой, — не обещаю.       — Сколько сможешь, столько и сделай, — спокойно, но твёрдо сказал месье Рауль, безотрывно смотревший на неподвижного Родрика.       Фабрис пожал плечами. Он не разделял сердобольности ремесленника. И стоил бы только этот парнишка таких беспокойств! По мнению Фабриса, лучше бы было так и бросить его там, сделать вид, что ничего уже не поделаешь. Но деньги... есть деньги! Фабрис потёр руки.       — Мне главное уплатите как за живого, так за мёртвого, и я всё сделаю, — с ухмылкой утвердил Фабрис и приступил.       Попросив принести ножницы, он срезал стрелы на местах их входа в тело. Вынуть их все разом было бы опрометчиво: по словам Фабриса, хлынула бы кровь. Сначала доктор порезал одежду парня и высвободил раны. После чего он обложил Родрика тёплыми шкурами.       Фабрис нанёс мази на области ран и положил края железных кочерг в разожённый камин. Когда те накалились, то при содействии месье Рауля, крепко прижимавшего Родрика к постели, Фабрис собрался с силами, произнёс молитву (как помнил) и принялся за рисковое дело: он выдернул первую стрелу за оставшееся древко и сразу же ткнул в рану раскалённым железом.       Родрик, всё это время остававшийся безразличным к любому прикосновению и словно бы мёртвым, дёрнулся и истошно застонал, но охрипший голос не позволил крику стать громче чем сдавленное мычание.       — Держите его крепко, Месье! — решительно повторил Фабрис, не предав значения страданиям парня.       Месье Рауль взволновался, пытаясь удержать скулившего Родрика. Родрик не открывал глаз, дышал чаще, хотя всё так же слабо, и лицо его теперь было искажено ужасными муками. Он мычал что-то через боль, но не смог произнести ни одного слова. Сознание ещё не пришло к нему.       Кожа обожглась и срослась в уродливый шрам, однако кровотечение было остановлено.       — Одна есть, — выдохнув, сказал Фабрис; он выждал с минуту, чтобы стонущий Родрик успокоился и кивнул месье Раулю.       Месье Рауль покрепче вцепился в Родрика, с болью в сердце наблюдая за бедным парнишкой.       — Крепись, сынок, крепись... — проговорил он.       Фабрис выдернул следующую стрелу и, опережая кровотечение, ткнул туда кочергой. Родрик закричал. И это повторялось раз за разом до излечения всех ран.       Фабрис был слишком занят процедурой, для него существовали только раны для обработки и раскалённая кочерга в его руках, в то время как месье Рауль уповал на то, что крики Родрика не привлекут мародёров.

***

      Фабрис обработал мазью и замотал все раны Родрика, нанёс какую-то пахучую смесь ему на лоб, отчего тот, прежде то и дело издавая стоны, замолк и уснул. Минул безумный день.       Фабрис и месье Рауль не покидали дома, питались запасами и несли вахту по ночам. На улицах не стало меньше людей, напротив, многие успевшие уйти вперёд, прочь от города, теперь поспешно возвращались и сцеплялись с теми, кто посмел позариться на чужую собственность. Вместе, месье Рауль и Фабрис, решили переждать неспокойное время.       Родрик проспал с пару дней. Месье Рауль и Фабрис по очереди поили его водой, а сам доктор осматривал, заново наносил мази и перевязывал ему раны.       На третий день, с утра, Родрик очнулся. Он был слаб, его воспоминания были смутными, а сознание затуманенным. Всё, что он мог, это немного поесть с рук месье Рауля, ответить на вопросы Фабриса об его болях, и затем снова уснуть.       Однако после он проснулся достаточно скоро, в полдень, снова поел, попил, ответил на вопросы и отныне бодрствовал, хотя и оставался в полудрёме. Родрик пытался осознать, где он оказался и что случилось. Постепенно, его ум обретал ясность, и Родрика окатило холодом: он вспомнил то, как получил свои раны, ставшие обожжёнными шрамами.       Вместе с этим, он стал более сознательным и изучил, где находился. Он с осторожностью познакомился с месье Раулем и Фабрисом; и если месье Рауля он узнал и был к нему расположен, то с последним всё так же оставался бдительным. Родрику этот сомнительный и молчаливый мужчина совсем не нравился. Фабрис отвечал взаимностью и безразличием.       Родрику понадобилось с неделю, чтобы восстановиться. Месье Рауль во всём ему помогал и всё время был рядом, и Родрик впервые за долгое время почувствовал себя под защитой, не одиноким. Тяжело было с этим свыкнуться и поверить в то, что теперь можно было расслабиться. Это было удивительно для него.       Вот только... Кое-что не давало ему покоя. Он помнил об Амисии столь явственно, что иногда ему мерещился её голос, а иногда — её прикосновения. И несбыточность этого с каждым разом всё сильнее пронзала его тело.       Родрик понимал, что решившись умереть за неё тогда у ворот, он дал этим некую клятву, что повязала его сердце и душу с Амисией.       «Я найду её», — пообещал себе Родрик и решимость его была непоколебима. Благодаря чему, он с неожиданной скоростью стал заметно поправляться. Для месье Рауля это было впечатляющим чудом, а для доктора Фабриса — долгожданным избавлением. При всём при том, что за каждый лишний день, он получал ещё сверх уплаченного месье Раулем.       В конце концов, Родрик встал на ноги и выразил своё желание отправиться в путь. Некому было его удерживать в его родном городе.       Родрику нечем было отблагодарить месье Рауля, но с него ничего и не требовали, как сказал месье Рауль: «Это я вернул долг моему старому другу». Они крепко обнялись, и месье Рауль благословил парня на безопасное путешествие.       Родрик получил в дорогу денег, немного еды и воды, и плащ поверх своей новой одежды. Часть денег он в первый день потратил на приобретение коня.       Родрик оседлал коня и, крепко взявшись за поводья, посмотрел вдаль. «Я обязательно найду тебя», — повторил он твёрдо. Родрик отправился в путь.       Не было стражи, не было инквизиции. А люди были слишком заняты своими проблемами и восстановлением после случившегося кошмара. Потому все были только рады людям, покидавшим город. Даже если «люди» подразумевали одного только Родрика.       Родрик не знал, где искать Амисию. Он спрашивал людей, и ему говорили, что девочка и брат остались живы, более того — они избавили всех от напасти. Но никто не горел желанием жить с ними бок о бок, и те нигде не задерживались.       Так Родрик отправился за ними следом, надеясь, что он не оборвётся, и всё время видящий наяву и во сне лицо Амисии, улыбающейся ему и зовущей его по имени.